Текст книги "Ты проснешься"

Автор книги: Марина Зосимкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Сказать, что она совсем уж не владеет вопросом, тоже неправильно. Не напрасно же ею было изучено обалденное количество серьезных статей в журналах «Космополитен» и «Топ Бьюти», которые богатенькая Нонка, соседка, сбрасывала ей по прочтении.

У Нонки был полушубочек из енота, автомобильчик «киа», цвета «сиреневый металлик», работа в банке от «ЛУКОЙЛа», и она была старше Галочки всего на два года. Такие вот дела.

Галочка родилась в Москве и жила с мамой и папой в двушке, а Нонка года три-четыре назад явилась сюда из Йошкар-Олы и снимала такую же двушку этажом выше у старой жабы Сушковой, которая сама ютилась с сестрой-пенсионеркой в соседнем подъезде.

Но Галочка соседке совсем не завидовала, потому что Галочка считала себя весьма и весьма, а у Нонки не было ни тут, ни тут, и при всем своем богатстве на силикон она себе не заработала. Да и мордой...

Короче, плавный поворот головы немного вниз и направо, томный взгляд из-под приспущенных ресниц и движение язычком по влажным губам туда и обратно были отточены Галочкой перед зеркалом в ванной до уровня высокого искусства и, по ее мнению, должны непременно вызывать острый приступ сексуальной активности у буквально любого существа мужского пола.

Была проблема, где такое существо встретить и все это продемонстрировать. Даже две проблемы. Существо должно быть богатым. Пусть не олигархом, Галочка была скромна. Но все-таки не ниже хозяина фирмы, а лучше – банка. Да, лучше банка.

Тогда тощая кобыла Нонка точно околеет. Фигурально выражаясь.

И вот успех! Мало какой девушке удается на такой спринтерской скорости зацепить мужика, а Галочка сумела. И где?! Работая в интернате для убогих! Фигурально выражаясь. И, главное – кого!

А речь в трубке все журчала, Галочка снисходительно слушала, время от времени вставляла светским тоном поощрительные реплики и красивым колокольчиком смеялась старперским шуткам собеседника.

Понятно, что без поощрения тут не обойдешься. Персонаж явно и сильно закомплексован, хоть и с деньгами.

Разве иначе потребовался бы ему тот дурацкий повод для знакомства, который он выбрал? Он бы мог просто пригласить ее куда-нибудь для начала, в клуб, например. А он вместо этого: «Не могли бы вы, юная леди, помочь мне в одном деликатном деле? Я буду ждать вас с нетерпением возле метро, а потом мы вместе поужинаем, если вы согласитесь. Вы ведь не откажетесь? Только прошу о просьбе моей никому не говорить, я вам потом все подробнейшим образом объясню. Договорились?»

Надо же было быть таким придурком – засунуть облезлую папку за пожарный стенд, чтобы начать знакомство!

Однако он с сильным прибабахом и разговаривает странно, но Галочка-то умная и понимает, что все это абсолютно не важно.

Ну и пусть ее пропуск в счастливую жизнь будет с прибабахом. Через год-полтора она забудет об этом обрюзгшем идиоте, и все ее новые знакомые тоже о нем забудут, а Галочка будет блистать и покорять олимп под ручку с каким-нибудь потрясающим вице-президентом неважно чего.

Надо будет выяснить сегодня же, он вообще-то женат? Тут будет разница, если женат, или если женат и дети есть, а бывает так, что дети без жены. От этого зависит... Как это? А! Это называется «линия поведения».

Вчерашняя встреча ее разочаровала. Собственно, встреча и не состоялась как таковая.

Он ждал возле конечной автобусной остановки, весь такой в итальянской дубленке и старомодном пыжике на голове, широко улыбнулся, увидев подошедшую юную леди, не глядя на протянутую дурацкую папку, поцеловал ей ручку прямо через перчатку, старый ловелас, а папку сунул себе под мышку.

Вот и все. Потом пошли страстные извинения, что дела зовут, и поэтому долгожданный ужин придется отложить, только бы богиня не прогневалась! И исчез.

Галочка была в недоумении. В серьезном недоумении. Если бы она не заглянула в эту драную папку, то решила бы, что история затевалась вовсе не ради ужина. Но там лежали жеваные листы «Московского комсомольца» за прошлый месяц. И все.

Он идиот? Он идиот. И успокоилась.

А сегодня идиот звонит и канючит.

Ладно, решила Галочка, потом разберемся. Потом я из него все вытрясу. И хоть она считала себя девушкой прагматичной и без сантиментов, но не отказалась бы выслушать признание даже от такого побитого молью кавалера. Ну что, типа, он совсем потерял от нее голову, не знал, как себя вести, боялся быть отвергнутым и одновременно себя выдать, сомневался в ее, гм, благосклонности и так далее.

А пока что Галочка Кириченко, так уж и быть, разрешила встретить себя после дежурства возле метро, где он будет ждать ее в своей «убогой машинке», услышала в ответ, что он безмерно счастлив, и разговор на этом завершился. Она посмотрела на часы. Семь вечера. Время еще было.

Времени совсем не оставалось. Начиналась паника. Пальцы рук, сжимавшие руль, время от времени принимались нервно барабанить по оплетке, выбивая тупой мотив про зеленого кузнечика.

Собственно, а что он так распсиховался?!

Осложнения. Страшные осложнения. Он не хотел думать, что осложнения катастрофические, чтобы не дать проклятой панике выключить его мозг и волю, но как раз именно паника и сигналила: «Все, блин, пропало!»

Да нет, он вырвется, элементарно вырвется, потому что ...

Так, сейчас возьмем себя в руки и успокоимся.

Скоро он поставит последнюю точку и все. Больше никаких следов. Он вырвется, потому что он не просто умный. Он очень умный. Умный, одаренный, повидавший, знающий, умеющий. Сильный.

Примитивная человеческая масса его развлекала, могла раздражать и даже бесить своей тупостью, он был вынужден притворяться таким же, изображать придурка, как и они все.

Но он всегда знал, насколько он их превосходит, всех без исключения – дома, на работе, на дороге, на тусовке в кабаке. Да, если хотите – супермен, как это он понимает. Не в мускулах дело. Хотя и мускулы есть.

Успокоился. Отлично. Можно начинать думать.

Когда явится девка, надо быть очень аккуратным.

Он вспомнил вчерашний вечер и свой шок. Папка была пуста. Пожалуй, хуже, чем пуста. Либо девица намерена его шантажировать, либо успела связаться с ментовкой.

Он позвонил ей вчера специально минут за десять до конца ее дежурства. Рассчитывал на то, что эта самовлюбленная пустоголовая бабочка решит, будто он всерьез запал на нее и что она все-таки не настолько дура, чтобы растрепать кому-то о предстоящем свидании.

И у нее совсем не будет времени что-то предпринять, например, оповестить милицию.

Хотя этот вариант он вообще не рассматривал. Оповестить милицию в столь короткий срок можно, только если имеется номер телефона, а вот это навряд ли. Медсестра – это не тот контингент, с кем всерьез захочет сотрудничать опергруппа.

Если только номера телефонов не были предоставлены для всех без исключения и вообще не вывешены на доске объявлений для всеобщего обозрения.

Руки мелко задрожали.

Короче, все уже сделано, какой смысл корить себя за ошибки? За просчеты. Главное, ситуация может и должна быть исправлена.

Если девка шантажистка, то она уже сегодня об этом заявит. Но это было бы слишком просто. Об этом можно только мечтать.

Минутку. Если заговорит о деньгах, это тоже не гарантия, что не по указке ментов. Она вообще может быть вся нашпигована прослушкой, от клеенчатой сумки до бюстгальтера.

Вывод очень нехороший. Очень.

С ней ничего нельзя будет сделать. Начнет верещать. Менты будут слушать онлайн. Да они же уже знают, небось, что она с ним сегодня встречается! И какой толк в том, что взял у соседа его раздолбанный «мерс»?

Как же ее убрать? Как убрать?!

А потом он подумал, вернее, другой он, гнусный и недобрый: «Вот и не садился бы за стол. Пил бы пиво и девочек окучивал. А от Рудика держался бы подальше». «Не садился бы? – зло спросил он себя другого. – Пошел ты на фиг, урод! Не садился бы! Вот бы и не садился!»

Успокоившись, продолжил. Он очень любил рассуждения и логику. Итак. Размышляя спокойно и без нервов, ответим сами себе, каковы резоны данной нашей акции.

Если девка шантажистка, ее надо убрать, это закон. Если она глупа, как пробка, и изъятие бумаг не ее рук дело, то ее все равно нужно убрать, знает лишнее. Если эта стерва связалась с ментами и содержимое папки уже у них, то ее тем более нужно убрать, но аккуратно. Доносчица и свидетель. Нет свидетеля, нет проблемы, а за донос нужно отвечать.

Улыбнулся. Главное, аккуратно. Только аккуратно, и все на этом закончится. Так. Последний вопрос. Если бумаги вытащила не эта дура, и они не у ментов, то тогда кто взял и где они? Причисляем данный вопрос к категории идиотских и не мучаемся, поскольку ничего не можем предпринять для нахождения ответа, который к тому же неважен.

Станет неважен, если убрать лишнее звено.

Он совсем успокоился. Он понял – зачем, значит он придумает – как.

А, вот и наша крошка. Он улыбнулся приторной улыбкой старого паркетного шаркуна и радостно прошелестел:

– Какое счастье, леди, вы все-таки пришли.

Машина притормозила у тротуара за квартал от Галочкиного дома. Галочка сидела кисленькая.

В ресторан ее папик не повел, а предложил романтически покататься по Москве. Проехали через центр. Остановились на набережной возле Большого каменного моста. Папик предложил прогуляться. Пошли гулять по ледяному мосту под ледяным ветром. Фонари кое-как горят. Мимо – машины, машины...

Кавалер молчит, только улыбается. Галочке даже показалось, что у него зубы стучат, подумала, что от холода. Хотя сама Галочка была в куртке с подкладкой из искусственного меха, а сопровождающий ее – в той самой импортной дубленке.

Вернулись к машине. Машина у него так себе, хоть и «Мерседес». Галочка в автомобилях не очень, но заметила, что передняя дверца мятая и на лобовом стекле трещина наискось.

Потом кавалер стал спрашивать ее о том, какие фильмы любит смотреть, и кто ее любимый исполнитель, и прочую требуху. Настроение катастрофически падало.

Руками не хватал, романтически ни в чем не признавался. Какого фига звал тогда?! Галочка запросилась домой. Этот не возразил даже, скотина!

Галочка представила, как она шарахнет дверью и бамперы у «ведра» отвалятся, но тут ухажер разродился идеей проводить ее до подъезда, для чего остановил машину чуть не за квартал. «Может, раскочегарился?» – со слабой надеждой подумала Галочка.

Вышли из машины, он извлек ключ из замка зажигания, начал давить на кнопку сигнализации. Машина молчала, хоть он давил долго и старательно. Расстроено произнес: «Какое невезение! Прошу меня простить, леди, мне так неловко. Я не могу оставить этот металлолом, что-то с замками. Обещайте мне, что позвоните мне завтра, и еще обещайте, что не пойдете дворами, это опасно. Идите по улице, хорошо?»

Галочка даже не стала спрашивать его, почему он не хочет подвезти ее прямо к подъезду, а гордо фыркнув, развернулась и засеменила на высоких каблуках по наледи тротуара.

Галочка думала: «Хорошо, что никому из девок не рассказала. Вот бы им радости было завтра».

А ее кавалер, стискивая зубы, чтобы не стучали, подождал пока хрупкий силуэт не скроется за углом дома, кинул на сиденье длиннополую дубленку, запер ржавый соседский «мерс» и осторожной рысью, боясь привлечь чье-нибудь внимание, хотя улица была безлюдна, устремился в темноту подворотни.

Он думал в такт шагам: «Сейчас. Сейчас. Главное, раньше добежать до подъезда».

От всех непонятных и тревожных новостей и от всего этого вчерашнего вечернего базара на кухне на повышенных тонах, который подростки так ловко умеют устроить с пол-оборота, Катя спала неважно и с какими-то неприятными сновидениями.

Что там снилось, она утром вспомнить не могла, что радовало. Ну его, вспомнишь на свою голову и полдня в ожидании гадости какой проходишь. А гадости-то может и не быть.

Если оценивать свою жизнь трезво и без истерики, то все у нее хорошо. Она свободна, независима, у нее отличная квартира, работа, уважение коллег, есть люди, которым она хоть чуть-чуть, но нужна.

Возможно, какая-то доля прагматизма в отношении к ней у них и была, но только небольшая. Они, ее люди, были все-таки достаточно взрослые, чтобы не иметь впереди конкретную цель в виде Катиной квартирки. В смысле, достаточно взрослые для того, чтобы не воображать себе, будто не только в сказках такие подарки делаются.

Чай с сушками, иногда ночевка с субботы на воскресенье и добрый разговор. Разве этого мало? Ну и сувенирчики ко дню рождения, на Новый год и Рождество.

Еще Катя ловила себя на том, что беспокоится о них и переживает, как там, что там, и это ей было почему-то приятно. Странная дружба. Или опека? Или что?

Она выглянула в окно и убедилась, что, наконец, выпал настоящий снег, хороший такой, не просто мерзлая земля с легкой тальковой присыпкой, а уже одеяльце.

Куртка у Виктории какая-то невразумительная. Надо будет узнать, есть ли зимняя. И мобильник совсем грошовый, но тут ничего не поделаешь, выпендриваться в интернате не дело.

Вика как-то рассказала Катерине историю их мобильников. Всё Лидушка, опять Лидушка. Года два назад засобирались на пенсию сразу две уборщицы. А никаких спонсоров тогда не было и в помине. И директриса предложила воспитанникам, всем, кроме малышей, следить за порядком самим, оставив за собой уборщицкие оклады. Почти год так продержались, а потом внезапно наехали проверяющие откуда-то, Вика не в курсе, откуда именно, Авдеева дело, конечно, замяла и наняла новый технический персонал. Непонятно осталось, кто стукнул, но Лидушка, видимо, догадывалась.

По поводу первого настоящего снега Катя достала из шкафа меховой норковый свингер, серебристо-серый, и к нему в комплект белые полусапожки с меховой оторочкой и острыми мысами на невысоком, но, безусловно, изящном каблучке.

Шапку решила не надевать, потому что свингер был с капюшоном, а вот как быть с рюкзаком? С рюкзаком такой элегантной даме как-то нелепо.

Взглянула на часы. Успокоив себя, что раз она допоздна частенько работает, то, значит, сегодня можно и опоздать, принялась методично перекладывать все свое добро из рюкзачка в кожаную сумку, по своим размерам ничуть рюкзачку не уступающую.

Сумка была красная на широком мягком ремне. Вытряхивая из рюкзака вещи, Катя торопливо вспоминала, есть ли у нее в запасе красный палантин или хотя бы платок.

Руки механически шарили по многочисленным кармашкам. Кармашков было предостаточно, и в одном из них Катерина обнаружила визитку Демидова Олега Олеговича, генерального директора ООО «Компания «Тур-ДЕ-Груз». Ниже сайт компании, электронная почта и контактные телефоны.

Вот как. Откуда? Напряглась и вспомнила ситуацию. Точно, именно тогда она и подхватила картонный прямоугольник из рук Авдотьевой. Тут на обратной стороне должны быть шариковой ручкой нацарапаны телефоны канцелярии и сотовый номер самой директрисы. Вот они.

В тот день, когда Катя впервые оказалась в интернате и когда состоялась знаменательная встреча с Викой и Геннадием, Лидия Петровна схватила первое, что попалось под руку, и записала туда свои координаты – для Кати. Почти три месяца прошло. Выбросить? Помедлив, сунула в наружный карман за молнию, рядом с проездным.

Нарядилась в шубку, украсилась Викиным малиновым шарфом, который девица вчера в спешке забыла на вешалке, и ощущая свою необычайную красоту, плавно и с достоинством вышла из квартиры.

Вызвала лифт, стала ждать На площадке между этажами заметила какую-то незнакомую мадам, видимо, еще одна новая соседка. Значит, либо с ее, Катиного этажа, либо этажом ниже. У них мусоропровод общий.

На своем этаже Катя никаких въездов-выездов в последнее время не наблюдала, значит, мадам с четвертого. Что-то в ней все-таки показалось Кате знакомым, но всматриваться было неприлично, да и соседка начала медленно спускаться к себе на этаж. С пустыми руками. «Надо же, – устыдилась Катя. – В мешках мусор выносит. А я по старинке, с ведром бегаю. Всё мусоропровод пачкаю».

От метро до работы пришлось пробежаться. Непривычно на каблуках, и подметки скользят. В ботинках удобнее. Но Катя временами любила принарядиться. Ходит-ходит, как пацан-подросток, а потом вдруг ей невыносимо начинает хотеться «красивого» – бусы, блузка, шейный платочек, каблуки. Правда, устает от этого быстро и снова влезает в водолазку и джинсы.

Хотя в бытность свою офисной барышней, Катюша носила пиджачки и юбочки. Свою теперешнюю работу она не поменяет ни на какие пиджачки.

На этаже встретила Кирееву, Надежда Михайловна уже двигалась в сторону туалета с кофейной чашкой, мыть.

«Надо же, как я нынче поздно-то, – с раскаянием подумала Катя.

– Привет, Катюх! – прокричала ей Киреева от дверей туалета, – Наконец-то оделась по-человечески. Всегда так ходите.

Весело засмеялась и скрылась за дверью. Она с Катей всегда так – то на вы, то на ты. Кате нравилось.

На двери ее серверной никаких бумажек с восклицаниями наклеено не было, и это радовало – значит, за время ее отсутствия ужасных катастроф не стряслось.

Катя аккуратно повесила новую вещь в шкаф, переобулась в кроссовки и стала снова похожа на саму себя. Так-то лучше. Хотя, конечно, прикид у нее, как у Генки. Даже не как у Вики.

На душе что-то противно тянуло. Что-то не очень приятное, и сны тут не при чем. Да, конечно. Викина подруга Лилька. Как-то странно совпало это все – эсэмэска, папка с документами, смерть Лидии. Убийство Лидии. Надо, наверно, позвонить Путято, даже, может быть, подъехать к ней с Викиным мобильником.

Ехать не хотелось, звонить тоже. Очень уж эта Марианна неприятная. Но звонить – не ехать, и Катерина потянулась к трубке.

Тут ее мобильник запел голосом Юлии Савичевой про белогривые лошадки, значит, Викуся рвется к общению.

Что-то рано. Или она в школу опять не пошла? Так и есть. Викуся зашептала, что у нее горло разболелось сильно, это вдобавок к кашлю, а Катя, конечно, съязвила, не удержалась: «Ай-я-яй! Неужели мороженого переела?»

– Ну да, – невозмутимо ответствовала Вика. – Я же не могла отказаться. Как воспитанный человек.

А потом после паузы, покхекав, зашипела в трубку: «Теть Кать, прикинь, у нас тут опять похороны».

Катя замерла.

– Я, короче, решила таблеточкой разжиться, а то горло конкретно болит. Вот. Пошла в медпункт, короче. А он закрыт еще. Ну, я смотрю на часы – начало десятого. Галочка, бывает, что и в полдесятого припереться может. Решила дождаться.

А тут смотрю – Танзиля быстро так ногами перебирает, и к Михалычу на пост. Говорит, что, типа, Клара Григорьевна пока не подошла, а ей, Танзилюшке то есть, срочно телефон нужен Альбины Станиславовнин, чтобы на работу вызвать. Это старшая медсестра. А у вас, Петр Михайлович, все телефоны сотрудников должны быть записаны. Горе у нас опять, говорит. Только что позвонил Гали Кириченко отец, сказал, что убили вчера нашу Галину, прямо у них в подъезде. Неизвестный грабитель. Только взять ничего не успел, его сосед со второго этажа спугнул. У него гости засиделись допоздна, вывалились гурьбой, а он их провожать вышел. Галдели, конечно, пока на первый этаж спускались, поэтому не слышали ничего, услышали только, что дверь подъезда хлопнула. В тамбуре между дверьми ее и нашли, мертвую. Скорую, конечно, вызвали, но только безрезультатно».

Вика остановилась передохнуть и заодно дать возможность Катерине проникнуться событием. Галочка – не Лидия Петровна, про нее, покойницу, и посплетничать можно в рамках приличия, но, конечно, со всеми подобающими условностями.

На Катю тихонечко наползал страх, хотя причину его разобрать не могла.

– А как ее убили, не сказала Танзиля? – тихо спросила она в трубку.

– Танзиля не сказала. Тут такое дело, короче... Я на кухню пошла чайку попросить с лимоном, а ихний шеф говорит, что, типа, раз я все равно без дела болтаюсь, то давай, пользу приноси, ну и сунул мне минералки для начальства. Две «Нарзана» в стекле. А что делать, поперлась к ним на третий. Танзиля ведь теперь в Лидушкином кабинете. Ну вот. Подхожу к дверям приемной, дверь приоткрыта, а Гюрза с какой-то Янечкой по телефону треплется.

А у меня как раз шнурок развязался. На кроссовке. Присела, завязываю. А Гюрза, такая, новостью делится, блин. Голосишко аж дрожит от восторга, что новость клёвая. Сволочь.

И Викуся задребезжала противно, изображая начальницу канцелярии: «У нас тут такие дела творятся, Янечка, ты не представляешь. Опять убийство, не в интернате, правда, но все же нашу сотрудницу. Хотя девица была поведения вызывающего, и, я думаю, образ жизни вела соответствующий. Да нет, никакой связи, какая может быть связь? Директор и медсестра! Доигралась, вот и все. Говорят, прямо в подъезде. Нет, задушили. Напал сзади и задушил. Говорят, обхватил рукой шею и сильно сдавил. Как кто сообщил? Отец ее позвонил и сообщил. Бригада приехала, медэксперт так и сказал, а родители рядом стояли и слышали. Жаль их, конечно. Только следить должны были лучше за дочерью. И воспитывать. Если бы правильно воспитали... А, извини, извини, Янечка, я все понимаю, давай, беги. У меня тут тоже дел невпроворот».

– Прикинь, теть Кать, какая гадина! – шипела негодующе Викуся уже своим голосом. – Родителям она сочувствует, сколопендра старая.

Катя не особенно вникала в возмущенный Викин гундеж, потому что ее неприятно поразил способ убийства, так несвойственный вульгарному ограблению. По башке кирпичом еще куда ни шло, или ножичком припугнуть, ну порезать слегка, чтобы жертва испугалась и слушалась, ну пырнуть, если испугался сам или нервишки сдали, но чтобы сзади придушить?.. Это как-то не монтируется.

У Катерины неприятно засосало под ложечкой. Так, надо звонить, срочно звонить следователю. Вдруг эти дела ведут разные ведомства или что там у них? А пусть Марианна знает, пусть ознакомится.

Подумать только, рядом с интернатом, а может, и в нем самом, ходит необезвреженный убийца!

Она сказала:

– Вик, ну ты все же лечись, не отлынивай. Горло пополощи, что ли. И поменьше там по коридорам болтайся, у вас там сквозняки, как торнадо.

Вика, забыв про ангину, включила громкость:

– Ты чего, теть Кать, какие сквозняки? Это только когда Антонина проветривает – сквозняки, а так какие сквозняки, ты чего?!

Пятидесятичетырехлетняя, огромного роста и веса, Антонина считалась старшей по техническому персоналу, то есть по уборщицам, которых имелось, кроме нее, две – одна постарше, другая помоложе, и обе значительно помельче. Сама же она тоже была уборщицей. Но старшей.

Катерина не позволила втянуть себя в очередной базар, хотя Вике от скуки базара очень хотелось. Провокация не удалась. Распрощались.

Катя начала быстро жать на кнопки городского телефона, заглядывая в мобильник, где был сохранен Марианнин номер.

– Следователь Путято, – бросили сухо в трубку.

Катерина представилась. Молчание. Ну теперь-то ее не удивишь. Молчит она, видите ли, эка невидаль. Главное, чтобы слушала.

И Катя рассказала ей все, что только что узнала от Вики.

– А зачем вы мне все это повествуете? – через пару минут прервала ее Путято. – Решили подсказать, чтобы мы чего не упустили?

И хмыкнула. Кате показалось, что хмыкнула зло.

– И вот еще что. Напоследок. Вы даже себе не представляете, гражданка Позднякова, сколько в одном только округе происходит убийств, а среди них по количеству примерно столько же нелепых и для нормального обывателя нелогичных.

И повесила трубку. Зараза.

«А если я хочу сотрудничать? –  невесело пошутила сама себе Катя и тут же себе и ответила: – Видимо, такие сотрудники милиции не нужны».

Так. Ну, а что с этим-то делать? С Лилькиным «мо»? Она ведь собиралась рассказать сразу обо всем дуре-следователю, но та ее заткнула.

Нет, ну это невозможно, снова звонить и снова что-то ей объяснять.

Хотя, может, и к лучшему, что Катя ей не рассказала. Может же быть такое, что детей отправили на практику на какой-нибудь посудине по морю, заставили вычерпывать воду из трюма и сидеть всю ночь на веслах. Им это, конечно, не понравилось, вот и шлют «SOS».

Простое совпадение по времени, как говорит рассудительный Неботаник.

Возможно также, что Авдотьева туда дозвонилась и все разузнала, и успокоилась на этот счет, просто не сказала об этом Вике. Не успела, хотя намеревалась.

Значит, требуется как-то это выяснить, либо раздобыть телефончик базы и позвонить самой. Пять минут по межгороду ее не разорят, а душевный покой восстановят.

Значит, опять Гюрза? А больше и не к кому.

Гюрза была сыта и благодушна. Возможно, поэтому она разговаривала с Катей вполне миролюбиво, если называть миролюбием отсутствие намерения укусить и впустить в ранку яда. Но она была сыта, потому что вволю напиталась свеженькой ужасной новостью и от души ретранслировала ее по всем подходящим каналам.

Выслушав Катину просьбу, пресным голосом она сообщила, что звонить в Севастополь смысла никакого нет, поскольку еще неделю назад туда звонила покойная Авдотьева.

Трубку там у них снял охранник, представился Соколовым, и ответил, что учебная база расформирована, и какова судьба выпускников, ему, охраннику, неизвестно, да и знать не обязательно, выпустили, видимо, и все. Направили на работу, вот они где-то и работают.

В настоящее время здесь, на этой площадке, располагается оптовая компания и оптовый же склад, и ей еще повезло, что на него, на Соколова, напала, потому что мало кого из персонала осталось, только он да еще уборщица Куравлева, но она бестолковая, и поэтому вряд ли бы ей, Лидии Петровне то есть, так легко удалось бы получить нужную информацию.

А на вопрос, когда это случилось, она услышала что-то нелепое, и это ее возмутило. Ей ответили, что в июле, почти полгода назад.

Она решила, что охранник Соколов пьян, сделала ему хороший выговор, пообещала, что так это все не оставит, непременно пожалуется его начальству и затем бросила трубку.

«Ну вот что-то и забрезжило, – мрачно подумала Катерина.

– Клара Григорьевна, – стараясь не скатиться на заискивающий тон, мягко продолжила она выуживать информацию. – А что это охранник был так откровенен? Они же посылают сразу без разговоров куда подальше, даже если и знают что-то по теме.

– Милочка, – холодно и величаво произнесла Гюрза. – Он с Авдотьевой разговаривал. Непонятно? Лидия Петровна всегда могла так начать разговор, что министры навытяжку стояли. Ну это я немного преувеличиваю, конечно, но только совсем немного. Тем более, что представилась она в самом начале, как и положено при официальных контактах. Если ты охранник и с тобой решает поговорить руководящий работник из Москвы, то твое дело четко и правильно ответить на все вопросы.

Тут она, видимо, спохватилась, что слишком уж подробно сама отвечает на вопросы какой-то наглой девицы, и прошипев, что ее отвлекают от срочных дел, отсоединилась.

Но Катя уже все узнала. И этого нового знания ей хватило, чтобы увидеть логическую последовательность событий и чужих поступков, а не только «случайное совпадение по времени»

Вот, значит, как. Значит не где-то в море. Не на веслах. И все началось с того момента, как Вика получила сообщение на свой мобильный и решила его показать Лидии Петровне. На прошлой неделе это произошло, в среду.

Итак, Вика приносит Лидушке свой мобильник, чтобы та смогла ознакомиться с Лилькиными непонятными претензиями, а в пятницу вечером Авдотьеву убивают. В промежутке времени между этими двумя событиями, если корректно ее собственное убийство назвать для нее просто событием, Авдотьева звонит на Севастопольскую учебную базу, представившись по всей форме.

Она никак не могла предположить, что начнет разговаривать со сторожем, с ним и продолжит. Звонила в приемную начальника и собиралась говорить с начальником, ну, может быть, через референта или кто там должен быть у них... Поэтому и объясняет с подробностями, услышав в трубке «аллё», кто она, откуда, и что хочет.

И узнает, что крутое заведение давно не функционирует, очень давно, как раз, примерно, с тех самых пор, как ребята в его расположение отбыли их Москвы.

Иными словами, их там нет, информации о том, где они, тоже нет, Лиля Копылова действительно прислала SOS.

Должна ли, узнав об этом, директриса разволноваться? Как там другие, неизвестно, а эта точно разволновалась.

И наверняка те, кому охранник тут же отрапортовал про звоночек из Москвы, тоже разволновались, почувствовав угрозу. Те, кому он отрапортовал, вполне могли предположить, что эта женщина не успокоится, будет искать правду о судьбе своих пропавших бывших подопечных.

Авдотьевой в голову, наверняка, пришла та же мысль, что сейчас и Катерине: с базы ребят куда-то быстро вывезли, вывезли без их согласия и в такое место, где им, видимо, сильно не понравилось.

Но вряд ли она успела что-то предпринять для их поисков за тот короткий промежуток времени, который оставил ей убийца.

Вся эта история плохо пахнет. Какой-то подлостью пахнет, если не похуже. Только куда уж хуже, если людей убивают...

Выходит, что именно оттуда, из Севастополя пошли круги. Но как быстро!.. Хотя в век Интернета расстояний не существует. Особенно для тех, кто имеет деньги и знает реквизиты, куда потом их перечислить. Особенно, если нужно срочно заткнуть чей-то рот и погасить чьи-то намерения.

Что касается – как вошел, и почему так уверенно ориентировался и так просто выбрался, – то для этого, конечно, нужно иметь представление о внутренней топографии интерната и о распорядке в нем, но не обязательно при этом жить там или работать. Достаточно понаблюдать немножко со стороны или порасспрашивать кого-нибудь из персонала, вот бедную Галочку, например.

Катя вздохнула, мимоходом пожалев Галочку.

Ну и что теперь предпринять? Как она, Катерина, должна поступить, имея в голове почти разгадку? Естественно, как сознательная гражданка она обязана донести все до правоохранительных органов в лице следователя Путято, а кого же еще? Как гражданка здравомыслящая, она понимала, что вряд ли ее невразумительный писк будет услышан и всерьез воспринят. А как гражданка с богатым воображением уже представляла себе с интонациями, в какой именно форме будет ей высказана Путятина благодарность.

Потому что вряд ли Марианне такой расклад придется по душе.

Преступление совершено в Москве, на ее подведомственной территории, дело нужно быстрее раскрывать и закрывать, а тут Катя со свеженькой идеей про далекий и прекрасный Севастополь. Убьет. И разговаривать больше никогда не будет. Эсэмэс-сообщение от Лили к Вике вряд ли пробьет ее защиту, хотя оно, если уж не мотивом является, то стартовой точкой точно.

Возможно, если бы Катя сегодня с утра уже не имела беседы с нелюбезной сотрудницей милиции, то и дерзнула бы и набрала ее номер. Но беседу она имела, а в ответ получила что? В ответ получила грубость и раздражение. Достали мы ее, видите ли, своим навязчивым желанием поучаствовать в следственном процессе.