Текст книги "Принц Эрик и прекрасная посудомойка. Тетрадь 2"

Автор книги: Марина Добрынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мне хватило силы удалиться. В спину мерзко хихикало пять отвратительных баб.

Глава 5

Был день Святого Эрика. Святой Эрик – наш любимый святой, местного, так сказать производства.

Покровитель государства, между прочем. Эрика, который Святой, все у нас любят и почитают. Хотя сыновей, если, конечно, они не королевского роду, Эриками предпочитают не называть. Примета плохая. Либо сопьется, либо с ума сойдет. Вот только на принцев это не действует. Вроде бы.

Так вот, чтоб объяснить, отчего это все происходит, расскажу здесь выдержку из жития этого бедного святого, в народной, так сказать, обработке.

Был Эрик наш сирым и убогим. Маленький бедный юродивый, прописанный при храме Карициуса Ярого. Был этот Эрик личностью застенчивой и незлобивой. Немым, как тогда всем казалось. Во всяком случае, до определенного момента членораздельных слов он точно не произносил. В профессиональные нищие не записывался, т. е. сутками напролет на паперти не сидел. Прогуливался себе от храма до рынка и обратно, иногда по набережной прошвырнется. А так постоянно у всех на виду. Ну и подкармливали его, кто как мог, иногда одежонку старую, ношеную, которая на выброс, отдавали. Тем и жил.

И вот представьте теперь ситуацию Я ее прямо как будто сейчас происходит вижу. Идет от рынка девица. Она еще молода, хотя по внешнему виду и не скажешь. Одета опрятно, но очень бедно, в изношенное платье коричневого цвета. Противного такого цвета, сами знаете, как что. На ногах подвязанные веревкой башмаки. Лицо не лишено привлекательности, однако сильно обветрено, да и руки красные, потрескавшиеся. В общем, не красотка. И несет эта девица в своих больных руках яблоко. Огромное, красное, блестящее. Смотрит на него вожделенно и думает, наверное, что вот придет домой и скушает его там. В одиночестве. Небось, дневной заработок за яблоко это отдала.

И тут замечает она Эрика, тогда еще не святого, который тоже на яблоко это засматривается, и слюни у него по подбородку так и текут. Не знаю, что уж она еще такого подумала, только вдруг взяла и отдала свое честно купленное яблоко юродивому. Еще и улыбнулась ему. А тот посмотрел на девицу серьезно и говорит.

– Счастья тебе. Пусть Бог тебе поможет.

Ну, она, конечно, удивилась, что немой заговорил, кивнула в ответ и пошла себе домой. Без яблока. А через месяц замуж вышла. За соседа-вдовца. Ему, оказывается, хозяйка дома нужна была. А потом и полюбили друг друга. И деток она ему нарожала. Вот так. И яблок у нее было немеряно, потому что вдовец тот без денег не сидел.

Так бы и прошел случай этот незамеченным, если бы случайно не проболталась девица о своей встрече подружке. Та и решила, чем черт не шутит, тоже еды припасла, одежку какую-то получше, и Эрику все преподнесла. Тот обрадовался, одежку примерил, и добра ей пожелал. И надо же было такому случиться, что и подружка счастье свое нашла. Правда, не в замужестве, но все равно не бедствовала. Так потихоньку-полегоньку и потек народ к дурачку-Эрику. А тот все веселился, разговорчивым стал. Где-то тогда он и столицу нашу благословил. Тогда, по слухам, сосед на нас войной собирался. А тут вдруг раз и войска свои отвел. Тут уже вообще слава к Эрику пришла. Сам король ходил на него поглядеть, и как-то так, видать, по-особому Эрик его благословил, что король поклялся, что в семье его одного из сыновей всегда Эриком будут звать. А дурачок наш что, да ничего, радовался. Но народ-то ему не только еду да одежду подносил (деньгами-то он не брал никогда, не знал что и делать с ними), но и винца притаскивал, и пивца крепенького. Так и споили несчастного. Сперва он заговариваться начал, потом, вроде, и вовсе силу свою замечательную потерял. Да и умер. Не выдержал, бедняжка, людской любви и поклонения. Не успел умереть, и десяти лет не прошло, как его раз, и в святые, да сразу и в покровители. Интересно, радуется он этому там, на небесах? Жалко беднягу.

День Святого Эрика – праздник общегосударственного масштаба и устраивается он всегда с размахом. Народные гуляния, сопровождающиеся огромным количеством выпитого пива и прочих алкогольных жидкостей, бесплатное угощение, пиры знати и, конечно, публичное выступление наследника, названного в честь покровителя государства, перед благодарным народом.

На сей раз праздник обещал быть особенно пышным. Годовщина, потому что, сто двадцать годков, с того момента, как святой покровитель в канаве преставился.

Я присутствовала на нем в качестве одного из украшений. Ехала в карете, отчаянно улыбаясь и размахивая рукой, волнуясь при этом и потея под непривычно тяжелым украшенным несчетным количеством драгоценностей белом платье. Где-то рядом верхом на белом же приберегаемом для особо торжественных выездов специально выдрессированном жеребце трусил мой обожаемый супруг. Весь такой сияющий, как роза майская, элегантный и невероятно красивый. Просто блеск.

Народ приветственно махал нам в ответ и восторженно вопил:

– Эри! Да здравствует принц!

Иногда раздавалось даже:

– Ура Софии!

И это меня особенно радовало. Вообще, конечно, забавно было участвовать в параде, так сказать, изнутри. Так-то, конечно, сходить на празднование по случаю дня Святого Эрика я всегда считала своим долгом, пивка там попить, с приятелями пообщаться, но чтобы вот так вот, из кареты ручкой махать. Не думала – не гадала. Честное слово. А пива хотелось, страсть!

Впрочем, в процессии помимо нас с Эриком принимало участие достаточное количество лиц. Гвардия, придворные. Я все баронессу Штальм пыталась высмотреть. Так и тянуло спросить, как там рожки у пастушка, выросли?

И вот подъезжаем к помосту. Не знаю, какому чудо-архитектору пришло в голову соорудить подобное, хм, как бы его назвать, в общем нечто. Оно весьма похоже на трибуну, потому что внизу вроде как лестница. Еще оно похоже на эшафот. Или это мне так кажется. Фантазия-то, как замечает порой мой высокородный супруг, больная. В общем, на это, высотой метров так пять, сооружение, я, находясь в здравом уме и какой-то там памяти, в жизни бы не полезла. Если бы не долг. Ноблес, знаете ли, обязывает. И потому, с тяжким вздохом, но сохраняя на лице лучезарную улыбку, готовлюсь к выползанию из средства передвижения. Сияющий Эрик уже спешился и стоит у дверцы, ручку подает. Изображает из себя примерного супруга. Популярность, надо полагать, завоевывает. Но я этому драгоценному, мужу, то есть и повелителю, ручку протягиваю, мол, держи, дорогой не надорвись и тут каким-то неизвестно каким по счету чувством улавливаю непорядок какой-то. Хватаю Эрика за лапу и падаю спиной обратно в карету. Успеваю увидеть растерянное лицо принца и отметить блеск занесенного над его высочайшей спиной ножа. Но поздно. Эрик, крепко ухваченный мною за верхнюю конечность, уже валится на меня сверху, а лицо, замыслившее оставить меня вдовою во цвете лет, позорно промахивается. И тишина. Эрик привстает легонько, вглядывается в меня вопрошающе, мол чего это ты мне церемонию портишь, я тоже выглядываю из-за его плеча и замечаю, как бравые гвардейцы крошат на мелкие куски то, что осталось от покусителя.

– Зайчик, – говорю, – подожди возмущаться, оглянись.

Эрик, само собой, следует моему совету, он вообще у нас мальчик послушный периодически, меняется в лице (он еще и сообразительный) и выпрыгивает на свежий воздух. Я, оправляя помятое платье, выбираюсь вслед за супругом. И вижу. На мостовой, покрытой дощатым настилом для ровности хода, лежит в луже крови труп мужского пола. И что-то в чертах трупа этого, само собой, в уцелевших чертах, чудится мне знакомое. Постепенно это самое «чудится» перерастает в уверенность в том, что где-то я эту физиономию видала, когда она еще принадлежала более живому существу. И тут меня прямо-таки озаряет – да это же дружок братика моего двоюродного! Ну тот самый, с которым они меня из мешка выпутывали в бытность мою товаром для борделя. Те же глазки, тот же носик курносенький. Да и по идиотизму совершенного, стало быть, тоже он.

Народ, сперва безмолвствовавший, теперь начинает нервно переговариваться. Эрик, понимающий, что разрулить обстановку как-то надо, галопом вскарабкивается на помост, который, впрочем, для произнесения речей и обозрения народом лиц королевской крови и предназначен, и закатывает пламенный спич на тему: не боись, я с вами, пронесло. Люблю и т. п.

Если бы он так меня в первую ночь уговаривал, я бы, наверное, меньше размышляла на тему отдаваться или нет.

Подхожу к помосту тоже, потому что и я здесь, вроде как, не чужая, с помощью Эрика помещаюсь на него и начинаю кивать в такт словам свежеспасенного мною супруга и радостно улыбаться. Почему радостно, потому что только к этому моменту до меня, наконец, начинает доходить, что же только что могло произойти. Овдоветь я могла во цвете лет – вот что.

Глава 6

Но этот кто-то явно отличался определенным постоянством. Для своих целей он упорно использовал людей господина Горко, того самого, который разбойник. Так, гладишь, еще пара-тройка покушений, да затея и удастся. Эта идея посетила мою больную голову. Она же не давала спать в последующие ночи принцу Эрику.

Как-то под утро я проснулась необычайно рано. Бывают такие моменты, когда вдруг замираешь, оторвавшись от дел, или просыпаешься вот так неизвестно почему, и думаешь – что-то должно произойти. И, как правило, какая-нибудь гадость и происходит. Я посмотрела на потолок, потому что сначала было лень поворачивать голову, углядела там пятна от сырости, потом – на Эрика, который последнее время прочно прописался у меня в спальне. Вижу – принц лежит, не шевелится, но глаза открыты, и вид у него такой задумчивый-задумчивый. Ну, думаю, не к добру. Он у меня, по-моему, вообще думает нечасто. Все больше так познает, на опыте. Думать ему, видимо, некогда. И потому – страшно.

Гляжу – отражение мыслительного процесса на его лице постепенно трансформируется в выражение крайней решительности. Ну все, сейчас будет взрыв. Вроде подготовилась, и все равно толком отреагировать не успела.

– Я знаю, что делать! – воодушевленно кричит Эрик, вскакивает с кровати, уже привычным движением хватает лежащий на полу, он после последнего покушения постоянно здесь валяется, меч, и выносится прочь из спальни. Я, несколько замешкавшись, поскольку считаю необходимым хотя бы в покрывало укутаться и тапки одеть, выбегаю за ним следом. Мы вылетаем во двор. Светает. Люди, зевая, идут по своим делам. И тут мы с Эриком. Не думаю, что к подобному зрелищу можно привыкнуть, хотя его высочество устраивает нечто подобное уже второй раз. Впереди он – как водится, босой, в штанах и рубашке, волосы развеваются, в руке – меч. За ним я – в ночной сорочке, на лице недоумение, на плечах – тяжелое плохо сгибающееся покрывало, на ногах – турецкие тапки без задника. Несемся, значит, в левое крыло к другому входу. Дальше – хуже. Эрик одной левой отшвыривает впрочем не слишком сопротивляющихся стражей, пинками открывает тяжеленные двери. Я проскальзываю следом, пользуясь возникшей суматохой. И вот она – цель – покои принца Януария. Влетаем. Сам Януарий спит тихо-мирно на постели под балдахином. Обнимает подушку и тихо сопит. На полу валяется недочитанный фолиант.

– Ян! – кричит Эрик, – Ян!

Януарий, который, похоже, уснул лишь недавно, с трудом отрывает голову от подушки.

– Чего тебе?

– Ян! Я знаю, это ты!

Януарий садится на постели и некоторое время тупо смотрит на острие меча, которое заботливый брат поместил в непосредственной близости от его груди. Мне что-то становится страшно.

– Я знаю! – заявляет мой, похоже, слегка чокнувшийся, супруг, – это ты за всем этим стоишь!

Глаза Януария проясняются. Он с ужасом глядит на брата, потом, через его плечо, на меня. Его и так не отличающееся румянцем лицо зеленеет.

– Эрик, ты что?

– Это ты, ты. Ты вошел в сговор с бандитами! Ты хочешь получить королевство!

Глаза Януария блестят, голос дрожит.

– Я ни в чем не виноват.

Эрик делает выпад вперед. Меч в вытянутой руке едва не вонзается в грудь Януарию. Тот вздрагивает.

– Эрик, – повторяет он растерянно, – я перед тобой ни в чем не виноват. Эрик, не делай глупостей. Соня, скажи ему, я же его люблю. Он же мой брат. Эрик…

Я так в этой ситуации вообще ничего не понимаю, и потому туповато помалкиваю.

– Так! – заявляет Эрик, и голос его тверд и холоден. Но оружие он уже опустил, – даю тебе двадцать четыре часа. В течение этого времени ты собираешь вещи, берешь деньги, жену свою и уматываешь на максимально удаленное от меня расстояние. Ясно? Я ясно выражаюсь?!

Януарий молчит.

– Ясно?! – взрывается наследник.

Ян, потрясенный, встает, подходит к брату.

– Хорошо, – тихо проговаривает он, – я уеду. Если тебе это нужно.

Он поднимает взгляд, и я так отчетливо вижу в нем – за что? И в этот момент я верю ему, верю безоговорочно, и почти ненавижу мужа за то, что он делает со своим братом, и, между тем, продолжаю верить в то, что, наверное, так нужно. Такая вот катавасия. Мы с Эриком торжественно удаляемся. Столпившиеся у дверей зрители, среди которых можно заметить и стражей, и пажей, и прислуживающих Люции дам, пропускают Эрика, шествующего с гордо поднятой головой, а за ним и меня, смущенно шаркающую по мрамору смешными тапками.

Потом собрался семейный совет. Меня тоже позвали. Я, одетая в темно-серое, почти траурное платье, сидела в углу, стараясь не поднимать глаз. Я даже вышивание с собой прихватила. Очень уж хотелось показать, что глупая я баба, совсем здесь не причем. Король глядел растерянно и то и дело вытирал лысину большим клетчатым платком. Королева, наклонившись вперед, пристально вглядывалась в лица сыновей. Люция тихонько, создавая легкий фон для обсуждаемой темы, рыдала. Братья, оба бледные, непреклонно заявили каждый о своей позиции. Эрик – о том, что он обвиняет Януария в организации покушений на свою жизнь. Януарий – о том, что он не виноват, но, поскольку Эрик счел это нужным, немедленно уезжает. Король начал восклицать "Как же так! Как же так!". Королева заявила, что, поскольку братья так решили, значит, так тому и быть. Пусть Ян едет к себе в поместье и жену свою беременную подальше от тревог заберет. Нашего с Люцией мнения, как обычно, никто не спросил. В этом плане мы с ней не различались. Тем же вечером принц Януарий, сопровождаемый супругой и небольшой свитой придворных, отбыл в находящийся на южной границе маленький замок Фош. Подальше от тревог и обвинений.

Ночью, засыпая, я ткнулась лбом в плечо Эрика и смущенно пробормотала:

– Знаешь, мне как-то не верится, что это Ян все устроил.

– Но это же логично, – вздохнул принц.

И снился мне сон, будто душу я Януария собственными руками, а он не сопротивляется, лишь смотрит умоляюще и шепчет: "За что? За что?". Глаза открываю и вижу: это муж мой во сне мечется и тоже "За что? За что?" вопрошает. Мальчики, думаю, вы мои бедные, и с мыслями этими засыпаю.

Глава 7

Эрик глядит с интересом, как дегустатор дрожащей рукой подносит ко рту кубок с вином, только принесенный Сергунькой, делает глоточек. Проходит минута, другая. Мы все внимательно наблюдаем за дегустатором, маленьким пузатым мужичком неопределенной национальности, старательно пытаясь не пропустить первые симптомы отравления. Но, то ли яда в вине нет, то ли подействует он не сразу.

– Ну все! – Эрик нетерпеливым движением выдергивает из рук облегченно вздыхающего «пробовальщика» сосуд с вином и только собирается глотнуть, как взгляд его падает на стоящего рядом навытяжку оруженосца.

– Ага! – самым зловещим тоном протягивает принц.

На месте Сергуньки я бы, наверное, в обморок упала, а этот лишь еще больше вытянулся и ресницами хлопает. Привык, может, уже получать? Говорят, к этому тоже привыкают.

– Попался, – заявляет принц и сует мне в руки несчастный бокал, – держи!

– Серж, – продолжает он, – это что у Вас за вид?

Серж начинает быстро оглядывать себя, явно не замечает неполадок и недоуменно глядит на господина.

– Это что у Вас за павлиний наряд? – язвит принц, – это куда это Вы так вырядились? Вы мой оруженосец или кто? Что это у Вас на ногах, ну?

– Башмаки… – дрожащим голосом протянул несчастный Сергунька.

– Ах, башмаки? И Вы хотите сказать, что в этих самых башмаках Вы можете сию минуту вскочить на коня и следовать за мной?

Сержик, которого в оруженосцы принцу пристроили ну очень уж богатые родители, изо всех сил старающиеся, чтобы мальчик не посрамил их при дворе, кажется, готов разрыдаться.

– Серж! – наконец заявляет принц, – слушайте меня внимательно, потому что повторять я не буду. Я Вас здесь не для красоты держу! Учтите, Серж, Вы, как оружие, всегда должны быть готовы к бою! Итак, с завтрашнего дня, в моем присутствии только в одежде темных тонов. Никаких кружев, перьев и блестящих пуговиц! Никаких самоцветов. И, слышите, Серж, нормальные мужские сапоги, а не это…

Принц брезгливо поморщился, показав глазами на действительно выглядящую хрупко и несуразно расшитую блестками обувь мальчика.

Тем временем я, устав ожидать окончания нотаций стоя с тяжелым кубком в руках, решила несколько облегчить его тяжесть. Попросту говоря, отпила половину.

– Эрик, – говорю, – возьми, попробуй. Горло, наверное, уже пересохло, ценные указания давать.

– Что это? – подозрительно интересуется принц, принимая в руки емкость с напитком и поднося ее к губам.

– Вино! – бодро отвечаю я, – ягодное. Смородина, судя по вкусу, клубника…

Слова мои производят странное действие. Принц откидывает в сторону кубок, отскакивает сам и глядит на меня вытаращенными глазами, испуганно прикрывая ладонью рот.

– Клубника! – шепчет он, – мне нельзя клубнику! У меня проклятие, с детства! Она хуже яда!

Пока я смотрю на него, удивленно подняв брови и пережевывая полученную информацию, Эрик начинает медленно заваливаться на пол. Мы с оруженосцем пытаемся его подхватить, и одновременно вопим на весь замок:

– Помогите! Помогите! Принцу плохо!

Удивительно быстро налетает толпа слуг и придворных, кажется, уже привыкших к тому, что последнее время принцу постоянно плохо, и уволакивает бесчувственного Эрика к нему в покои. Я озадаченно следую за ними. По-моему, или мне кажется, но он не пил. Впрочем, мужу виднее.

Бедняжку Эрика аккуратно складывают на кровать, он открывает наполненные мукой глаза и томно шепчет:

– Доктора Матеуса, доктора Матеуса…

Минут через пятнадцать шустрой ланью прилетает перепуганный Матеус и начинает, не глядя на клиента быстро-быстро выгонять из помещения всех присутствующих, за исключением меня, Сержика и продолжающего трястись дегустатора, а затем плотно притворяет дверь.

– Ключ, – шепчет доктор, – ключ, быстрее!

Я начинаю метаться по комнате в поисках ключа. Естественно, он обнаруживается мирно лежащим под дверью.

– Ух! – произносит доктор облегченно, – пронесло, Ваше высочество.

Их высочество открывает глазки, оглядывается, видит, что все посторонние удалены, подпрыгивает на месте и, соскочив с кровати, быстро, не стесняясь присутствующих, начинает переодеваться. Когда он натягивает на себя кожаную куртку, прошитую металлическими бляхами, имеющуюся у него, как меня уверяли, на всякий пожарный случай, я понимаю, что ситуация совершенно вышла у меня из-под контроля. И пожар того и гляди начнется.

– Эрик, – говорю, – извиняюсь, но Вы, кажется, куда-то собрались? Или мне, действительно, только кажется? Или, может, на Вас клубника таким странным образом подействовала?

– Нет, – отвечает принц, засовывая внушительных размеров походный тесак за голенище сапога.

– А я могу поинтересоваться, куда это Вы направляетесь?

– К Горко.

– Ага! А он, стало быть, ожидает Вас прямо-таки у входа с распростертыми объятиями?

– Ожидает? – хихикает принц, – ну, это вряд ли. Собственно, на это я и рассчитываю.

– Эрик, – не выдерживаю я и хватаю его за рукав, – ну что за балаган? Куда ты?

– Сонь, – отвечает он, – ты, главное, не беспокойся. Мне просто надоело предпринимать меры безопасности. Проблему надо глушить в зародыше. А зародыш – это Горко.

– Да этот зародыш прирежет тебя и уши твои мне в коробочке пришлет!

– Ты так считаешь? Ну, насчет ушей я как-то не подумал.

Ставлю руки в боки и ору:

– Юморист, да? Тебе хорошо, ты помрешь, а мне что делать?! Никуда ты без меня не пойдешь!

Эрик остановился, глянул на меня так, по-королевски, подняв левую бровь, и заявил:

– Молчи, женщина! Я – твой муж и повелитель.

У меня от удивления глаза округлились и рот резко захлопнулся.

– Ладно, – отвечаю, – мой господин, а Вы хоть в курсе, где его искать? Горко этого? Или у Вас с ним за соседним кустом уже стрелка набита?

– Как где? – удивился принц, – в лесу!

– А! Ну тогда езжайте, повелитель! Тогда за Вашу жизнь я спокойна совершенно! Ежели в лесу, тогда конечно… Вы только заезжайте домой, эдак раз в полгода… А так ничего. Если Вы, Ваше высочество, думаете, что Вам, как в прошлый раз повезет. То Вы ошибаетесь. Сегодня они, знаете ли, не на посудомойку охотятся. А, позволю себе заметить, на Вас.

Принц вздохнул и уселся на кровать.

– Соня, – произнес он устало, – девочка моя, если ты знаешь, где его искать, скажи нам, будь так любезна.

– А меня с собой возьмешь?

– Нет! Ну как я могу тебя с собой взять! Кто меня прикрывать будет! Я хоть болен смертельно, а ты куда делась?

Пришлось сдаваться под весом аргументов. Скрепя всеми тормозами, я выложила недотепе этому, где он может найти моего кузена, под угрозой, конечно, придушить супруга голыми руками, если он братику моему что сделает. Не так уж много у меня родни, чтобы так бездарно ею раскидываться. Пригодится еще.

А вообще, кузен – связной у атамана. Если выловить первого, то и второй сыщется без труда.

Я чмокнула принца в щечку, и он воодушевленно полез в окно. Собирать дружину и в путь. Вот как.

Потом мы вчетвером держали оборону.

Матеус объявил карантин. С чрезвычайно важным видом объяснял он всем желающим, что ни-ни, допустить к принцу в комнату он никого не может. Потому что его Высочество болен. Заразно. А если и не очень заразно, что все равно ему нужен покой, темнота, кровопускания и всякое прочее. Впрочем, все равно заразно. И поэтому его, Матеуса, меня, доживающего в жутких мучениях свои последние дни дегустатора, а также юного оруженосца выпускать на волю ой как не рекомендуется. Между тем, все вышеозначенные, умирая от вынужденного безделья, дулись в карты, разговаривали за жизнь, и, страшно волнуясь за нашего обожаемого господина, каждые десять минут подбегали к окну – посмотреть, не едет ли он.