Текст книги "Страховка от жизни"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5

Остановившись у супермаркета, я решила сбегать за сигаретами. Запах копченостей и прочих вкусностей, витавший в магазине, разбудил мой аппетит. Я внезапно вспомнила, что целый день ничего не ела. Пришлось срочно исправлять положение и заскочить в кафешку.

После солидной порции пельменей – сие дежурное блюдо я чаще всего заказываю в забегаловках – и чашки горячего, хоть и паршивого кофе я почувствовала полное умиротворение. Села в машину и с наслаждением курила, развалившись, насколько это возможно, на водительском кресле. На какое-то время я даже забыла, что ввязалась в туманное и, предположительно, бесперспективное дело. Особенно в смысле денег. Хотя кто знает. Кости же советовали... Кстати, о косточках. Интересно, что они мне в свете событий, произошедших сегодня, выдадут?

Я извлекла мешочек с костями, вытряхнула их на пассажирское сиденье. Затем взяла в руки и, тщательно перемешав, обратилась к своим магическим двенадцатигранникам:

– Какие у меня перспективы, косточки?

15+25+6. И означает это следующее: «Нет у Вас единственного любимого. Внимательно пересмотрите свою жизнь и измените отношение к происходящему. Будьте доброй и любите бога больше, чем материальные блага».

Вот это да. Вымудрили мои древние. Ну нет, такая романтическая чушь меня не устраивает. Намек на то, чтобы я от оплаты отказалась? И кинулась искать единственного, без которого моя жизнь напоминает блуждание в потемках? И молилась, чтобы Всевышний мне этого единственного на блюдечке преподнес?

– «И молиться не учи, не надо», – нараспев процитировала я Есенина, укладывая кости обратно в замшевый мешочек.

Однако лукавое мудрствование магических косточек меня развеселило. Жизненный тонус, как вещает навязшая в зубах реклама местного телевидения, внезапно поднялся. И я завела движок. Еще не вечер, хотя и начинает темнеть. А у меня масса предварительной работы. Надо торопиться.

Пора заняться личностью Эммы Замотыриной. Плавно отпустив педаль сцепления, я направила автомобиль в сторону шестнадцатого квартала.

Дом, где эта женщина проживала, – трехэтажный клопятник. Кирпичная кладка, позеленевшая от времени, выщербленная в некоторых местах, разбитые ступеньки, ведущие в подъезд, дверь, чудом державшаяся на одной петле, – картина удручающая. Среда влияет на людей, хотят они этого или нет, ни с того ни с сего вспомнила я институтские лекции по философии. Наверное, окружающее навеяло мысли, что вот в таких районах, в таких домах и формируются личности, способные на преступления.

Я шагнула в темный подъезд, пропахший сыростью и плесенью, и поднялась на второй этаж.

Замотырина жила в коммунальной квартире на три семьи. В одной комнате обитала старушка, в другой разместилась молодая семья с ребенком. Самая, как выяснилось позже, маленькая комната с окном во двор была Эммина.

– Кто там? – раздался в ответ на мой стук старческий дребезжащий голос.

– Это из газеты. Можно мне с вами поговорить?

– Щас. Щас открою.

Щелкнул замок, и дверь со скрипом наполовину приоткрылась.

– А у вас документик какой-нибудь имеется? – поинтересовалась старушка. – А то ведь щас всяких навалом. Наговорят чего хочешь.

Ого, прокол. Такого поворота я не ожидала. Пришлось срочно перекрашиваться в милиционера.

Я обворожительно улыбнулась и сказала:

– Вообще-то я из милиции, бабушка. Вот мое удостоверение личности. Не хотелось сразу раскрываться, но вы как Штирлиц прямо.

И продемонстрировала старушке свои корочки. Этот прием почти всегда действует безотказно. Помогло и сейчас. Тем более освещение на лестничной площадке было довольно тусклым. Старушка пропустила меня внутрь и, включив свет в прихожке, пытливо заглянула мне в лицо.

– По моей жалобе, что ли, доченька?

Опять прокол. Ни про какую жалобу я, само собой, ведать не ведала. Но марку держать надо, однако.

– Жалобу вашу еще не рассматривали, – нагло соврала я. – Так что по другому вопросу. Про соседку вашу спросить необходимо.

– Про какую соседку? Это про Эмку, что ли? Так я уж все обсказала. Чего еще? Пропала она, и все тут. Уж больше месяца, матри, не появляется, – недовольно проворчала старушка, которая, видимо, очень надеялась на помощь правоохранительных органов в вопросе, о котором мне ничегошеньки не было известно. Я не оправдала ее тайных надежд.

Тем не менее не оказать любезность официальному лицу она не могла и услужливо предложила:

– Ну, вы проходите, проходите. Можно на кухню. Поужинаете заодно со мной.

– Да нет, спасибо. Вы мне лучше расскажите про Эмму все, что знаете.

– Да вы хоть пройдите и сядьте, – настаивала старушка.

Мы прошли с ней в комнату, обставленную в духе незапамятных времен, по ее старушечьему вкусу. Я села в кресло, накрытое плюшевой накидкой, и осмотрелась.

Кровать с панцирной сеткой, комод в углу у окна, на нем старенький черно-белый телевизор, рядом массивный шифоньер с зеркалом на средней дверце. Стены завешаны фотографиями, пожелтевшими от времени.

Я бегло просмотрела снимки. На самом почетном месте под стеклом висела цветная фотография еще нестарого, лет сорока пяти мужчины с вьющимися темными волосами с проседью. Она привлекла мое внимание еще и по той причине, что левый глаз у этого человека отличался от правого. Зрачок в нем был не круглый, как обычно, а имел несколько вытянутую форму. И лицо у него было кругленькое такое, странное. Заметив мой взгляд, хозяйка пояснила:

– Сынок это мой. Болен он, сердешный. В больнице вот опять лежит. Несчастный он у меня. – И старушка любовно погладила заскорузлыми пальцами фотографию и села на стул напротив меня.

– Ну, что вам про Эмму-то рассказать? Доигралась небось. Куда-нибудь втюхалась. Она ж непутевая.

– Да?

– И-и... – протянула бабулька, – я давно говорила, что такая жизнь добром не кончится. Так оно и вышло. Не работала нигде, все билетами какими-то торговала. Мужики толпами ходили. Да что теперь говорить-то? Уж и не знаю, жива она, нет ли? Мы ведь от нее добра-то и не видали. Постоянно с ней ссорились. Выйдет, бывало, на кухню, пьянющая вся такая, вином от нее разит, как от мужика, и ну свои порядки устанавливать. А ты молчи... Не дай бог, еще и хахаль выскочит, тогда и вовсе беды не миновать. Сколько раз милицию вызывали. Только что толку? Кому надо разбираться с пьяной бабой? А у меня сын больной. Просто каторга была, когда мой Сашенька дома, а она шумит и шумит, шумит и шумит. А у него боли головные страшные. Это ж наказанье господне.

– А когда она пропала?

– Да пятого сентября утром как ушла, так и не вернулась. Дату я хорошо запомнила. Прямо ж в этот день ваши работники ее искать-то и начали. А если ты, доченька, из милиции, то почему ж не знаешь, когда она пропала?

Вопрос резонный. Но я быстро нашла выход из положения: объяснила, что я из другого отделения милиции, где личностью Замотыриной заинтересовались тоже в силу некоторых обстоятельств. И что мне поручено перепроверить факты. Старушка благополучно проглотила мою ложь и больше провокационных вопросов не задавала.

Итак, Эмма Замотырина пропала в день смерти Анастасии Калякиной. Чрезвычайно любопытное совпадение.

– А родственники у нее есть какие-нибудь?

Старушка махнула рукой и укоризненно покачала головой:

– Мать вроде как, в деревне живет. Так она ни разу к ней и не ездила. Нет, вру. Один раз ездила. Только давно это было. Вот так растишь, растишь... А они потом и не вспомнят.

Хозяйка взгрустнула, а потом ни с того ни с сего перевела разговор совсем на другую тему:

– Вот вы из милиции... Помогите нам, заберите ирода с третьего этажа. Он мать свою совсем замучил. Она устала двери менять. А он их колошматит и колошматит. Никакого спасу от него нет. Воюет и воюет. Дружок Эмкин, кстати сказать. Помогал ей эти билеты продавать.

– Какие билеты?

– Ну, эти, «Русское лото». А зовут его Мишкой. Тоже нигде не работает, на материной шее сидит. Все обещает, что на этих билетах заработает. Да и где ему работать? Его уж откуда только не выгоняли... Пьет ведь, ирод. Два дня, бывало, походит на работу, потом пьет неделю. Кто такого держать-то будет? Знамо дело, никто не будет. Вот и шалберничает.

Я туманно пообещала разобраться с иродом и вновь направила мысли старушки на Замотырину.

– Капитолина Семеновна, а во что была одета Эмма, когда уходила в последний раз из дома?

– Так юбка же на ней красная была и кофта блестящая. Она все лето в этом наряде проходила. Ваши-то про наряд тоже спрашивали.

– А комнату ее посмотреть можно?

– Закрыта она, комната-то.

– Ничего, я открою.

– Вот она, ее комната. Только ведь нельзя в комнату-то. Ваши же и сказали. А тут Валерка с Люськой живут. Их сейчас дома нет. Они люди хорошие. Я с ними лажу.

Мне пришлось проникнуть в жилье Замотыриной незаконно. Но у меня свои законы. И только соблюдая их, я могу добиваться определенного успеха. А старушку я успокоила, сказав, что у меня есть на то право.

Осмотрев комнату Эммы, я прихватила портрет хозяйки, стоявший на маленьком телевизоре. Жилище ее выглядело довольно убого, лишних вещей не было. Да какие там лишние, если здесь, кроме телевизора, полупустого шифоньера и дивана с грязной обивкой, ничего больше и не было? На всякий случай досмотр я провела довольно тщательно. И ничего, что могло навести на след Эммы, не обнаружила. Да и немудрено: до меня тут работали профессионалы. Они тоже свое дело неплохо знают. Не одна Татьяна Иванова такая умная-разумная.

Я закрыла комнату, и мы со старушкой прошли на кухню, где уже закипал чайник.

– Ты садись, дочка, к столу. Это мой.

На кухне стояли три стола, по внешнему виду которых можно набросать приблизительный портрет хозяев. Стол Капитолины Семеновны был деревянным, окрашенным такой же коричневой краской, что и табуретка, на которую я уселась. Судя по возрасту стола и по его цвету, можно вполне предположить, что его обладатель – человек пожилой. И более-менее опрятный.

Стол по соседству – современный, покрытый белоснежным пластиком. За ним, смею думать, обедает та самая молодая чета, про которую мне говорила старушка.

А вон тот стол, в углу около газовой плиты, явно принадлежит человеку, которому давно наплевать, где он ест, на чем спит и что носит. Хотя, возможно, я излишне придирчиво отношусь к его хозяйке, ведь ее целый месяц дома нет.

Старушка принялась заваривать чай.

– А мать Эммы жива?

– Да кто ж знает, жива она или нет. Эмке никто не нужен. И мать родная тоже не нужна. – При этом старушка неистово перекрестилась: – Прости меня, господи, за злословие. А мать-то ее под Аткарском, кажись, живет. Эмка тогда долго у нее гостила, когда к ней ездила. Мы хоть отдохнули немного.

– А когда это было?

– Ой, дай бог памяти. Года три назад, наверное. Или три с половиной. Я уж не помню сейчас.

И три года назад Настя видела Эмму именно в Аткарске. Значит, Настя не ошибалась. Эмма – та самая женщина, которую в свое время подозревали в убийстве.

– Капитолина Семеновна, а какие-нибудь особые приметы у соседки вашей имелись?

Старушка, не задумываясь, назвала их. Видимо, на такой вопрос ей пришлось отвечать не один раз, причем совсем недавно – моим коллегам в мундирах. Особыми приметами Замотыриной были родинка на правой щеке и наколка в виде бабочки на левой ягодице.

– Она ж, хабалка, летом-то, когда жарко, постоянно в купальнике по квартире ходила. Ни стыда, ни совести. Тьфу, – старушка в сердцах сплюнула.

Я достала из сумочки фотографии Насти и Ирочки.

– Скажите, Капитолина Семеновна, кто-нибудь из этих женщин заходил к Эмме?

Старушка, сходив за очками, внимательно рассмотрела снимки. Ирочку Капитолина Семеновна никогда в своем доме не видела. А взглянув на Настину фотографию, улыбнулась.

– Так это ж медсестра из больницы, где мой Сашенька лечится. Он про нее только хорошее говорит. А однажды, когда он убежал из больницы, Анастасия Васильевна за ним приезжала. Ни с кем другим он вернуться в больницу ни в какую не соглашался. Она даже не дежурила в тот день, так ее специально вызвали. О-очень хорошая женщина.

Теперь понятно, в какой больнице часто пребывает бедный Сашенька. И почему его так сильно раздражают внешние шумы – Анастасия Калякина работала медсестрой в психушке.

– Анастасия Васильевна-то как Эмку увидела, так и спросила: «А мы с вами, кажется, знакомы? В Аткарске встречались. Помните?» А Эмка ей: «Вы ошиблись, женщина». И с кухни-то шасть в свою комнату. Анастасия Васильевна порасспросила меня, правда, про Эмку-то. А что я про нее знаю? Знаю только, что она, окаянная, нам всю плешь проела.

Итак, Анастасия Васильевна встретилась с Замотыриной совершенно случайно. Наталья была права. Но к Эмме она, по словам Капитолины Семеновны, никогда не приходила.

Что ж, имеется еще Мишка-ирод, лучший друг Замотыриной. Может быть, он подкинет фактик, который стоит внимания?

Однако, к моему великому сожалению, Мишка-ирод, надравшись в стельку, мирно почивал, чему несказанно радовалась его мама, сухонькая забитая старушонка. Не тому, конечно же, что он надрался, радовалась, а тому, что ей сегодня удалось его «уталдыкать». Небывалый почти случай.

– Ради Христа, не надо его будить, ласковая ты моя. Ни в коем случае. А то мне потом всю ночь по соседям прятаться придется. Он же ведь такой непутевый. Завтра приходи. Часов до одиннадцати теперь, может, и проспит. А потом опять пойдет на работу устраиваться. Каждый день ходит. И пьяным вдрызг возвращается. Он все в контору какую-то ходит. Только никак не дойдет. Все обещает мне агентом по распространению билетов устроиться. Уж и не знаю, возьмут ли его. Он ведь паспорт свой потерял, ирод этакий. А без паспорта кто ж ему такое дело-то серьезное доверит? Непутевый он, говорю же. В кого только и уродился? Путевые-то все на заводе вон работают. А этот... Да что о нем речь вести? – Старушка устало махнула сухонькой рукой с просвечивающими сквозь истонченную сухую кожу набухшими жилками.

На том я и покинула заплесневелый замотыринский дом. А интересно все же, что там было, три года назад, в Аткарске? Но, пожалуй, сейчас не стоит лезть в дебри и что-то про то старое убийство копать. Вряд ли в моем деле будет от этого польза.

Глава 6

Странный мужчина среднего возраста без определенных занятий – так можно охарактеризовать Виктора Ивановича Валентинского, изготовителя «клопа» – радиопередатчика, в данный момент покоившегося в моей сумочке. А вообще-то он пенсионер. Но человек просто уникальный. Мастер Левша ему в подметки не годился бы, а в Америке, например, или в другой цивилизованной стране он бы уж точно жил припеваючи. Его хобби – всякие-разные электронные штучки, которые он изготавливает сам и часто пробует их действие на соседях или просто знакомых людях. Если сказать точнее, он увлекается изготовлением подслушивающей аппаратуры.

Виктор Иванович, чудаковатый престарелый холостяк, ведет довольно странный образ жизни: тщательно следит за своим драгоценным здоровьем – соблюдает всякие умопомрачительные диеты, которые иным знающим в этом деле толк людям неведомы, занимается изобретенной им самим гимнастикой и так далее. Звездными летними вечерами, например, он прогуливается в зимнем пальто и шапке с целью их проветривания. Так Валентинский спасает вещи, приобретенные еще при царе Горохе, от моли. Ну очень странный человечек.

При этом он абсолютно уверен, что и все другие люди должны жить так же и перенимать его опыт. А поскольку опытом он делился только с людьми близкими по духу – к таковым, по его глубокому убеждению, относилась я, – то слушателей у него было чрезвычайно мало. Зато на них-то, близких, он отыгрывался на полную катушку.

Так что беседа обещала быть долгой и «плодотворной». И я не сомневалась, что вернусь домой, обогащенная новыми знаниями о здоровом образе жизни.

Виктор Иванович любит бренди. Вышеназванный напиток делает его болтливым. Даже излишне. Но без бренди он может утаить нужную мне информацию. Продажа частным порядком самопальных подслушивающих устройств – дело уголовно наказуемое. Посему без животворящего напитка он станет болтать лишь о профилактике здоровья, а по этой части он чрезвычайно просвещенный человек.

Оставив машину на платной стоянке около «Дома торговли», я обзавелась вышеозначенным бренди и отправилась пешком на улицу Курскую, где проживал Валентинский. По случаю встречи с ним придется возвращаться домой на такси. Бренди – это вам не «Монастырка», господа. Что ж, издержек производства не всегда удается избежать. Зато Виктор Иванович наверняка поможет мне кое в чем разобраться. Главное, захватить его бодрствующим. Если он успел уже улечься в постель, вся моя суета с напитком окажется напрасной.

* * *

– Кто? – раздалось в глубине квартиры.

– Таня Иванова, частный детектив.

Про частного детектива можно было не добавлять. Мне было достаточно назваться Таней. Дверь моментально распахнулась. Виктор Иванович в спортивном костюме стоял передо мной собственной персоной. И радостно улыбался. Совершенно очевидно, что он мне обрадовался.

– Танечка, милая вы моя, какими судьбами вас занесло в обитель старого холостяка? Я безумно рад, просто счастлив, что вы не забыли про меня. Я как будто знал, что вы сегодня придете. Поэтому и спать не лег. Решил позаниматься собой подольше.

Я ему приветливо улыбнулась и поспешила заверить его, что ужасно соскучилась.

В прихожке у него лампочка довольно тусклая. Виктор Иванович очень экономный человек, во-первых. А во-вторых, он считает, что яркое освещение разрушает сетчатку глаза. Почему-то это распространялось лишь на те помещения, где Виктор Иванович не занимался своими самопальными штучками. В комнате совсем другое освещение. Наверное, именно по этой причине я не сразу поняла, что произошло с лицом моего друга.

А когда он провел меня в комнату, я догадалась, кого он мне сегодня напоминает – ежика. Отовсюду, откуда можно, у него торчали иголки. Самые что ни на есть обыкновенные, только разномастные: и те, которыми вышивать можно, и те, которые годятся лишь для того, чтобы штопать носки. Ну, немного преувеличиваю, конечно же. Иголки торчали на мочках ушей, на крыльях носа, словом, повсюду, куда он умудрился их воткнуть. И хоть я не лишена актерского таланта, хоть привыкла в своей жизни видеть всякое, я все же сомневалась, что смогла в этот момент придать своему лицу соответствующее выражение, в котором удивления не должно было быть ни в коем случае.

Виктор Иванович усадил меня в кресло, а потом пояснил:

– Понимаете, Таня, про акупунктуру я вычитал в одном журнале за восемьдесят девятый год. А все новое, как известно, хорошо забытое старое. Там написано, что это успокаивает нервы и лечит ото всех болезней на свете.

Я участливо спросила Виктора Ивановича:

– А вы заболели?

– Нет. Ну почему же сразу заболел? Просто скоро зима. Организм должен быть готов к нагрузкам. Авитаминоз, простуда – это же все ужасно подрывает иммунную систему. Вот я и готовлюсь к сложному периоду заранее. Болезнь надо предупреждать. А когда она уже постучится в вашу дверь, то думать о здоровье, извините, слишком поздно. И, надо заметить, после сеанса иглоукалывания я чувствую себя великолепно. Хотите попробовать?

Виктор Иванович резво вскочил и, как фокусник, извлек из ящика письменного стола коробочку. Открыв ее, он продемонстрировал мне еще целую партию иголок, аккуратно разложенных на лоскутике белоснежной марли.

– Вот видите, у меня еще есть. Я специально закупил. Говорю вам: словно предвидел, что вы, Танечка, придете ко мне.

Я отказалась с такой поспешностью, что Виктор Иванович огорчился. Он ведь искренне полагает, что я такая же, как он. И вдруг я не оправдываю его ожиданий.

– Да вы не бойтесь, Танечка, все стерильно. Я их прокипятил в скороварке. Целых сорок минут.

Я улыбнулась:

– Виктор Иванович, надо еще знать, куда втыкать иголки. Методикой акупунктуры даже не каждый врач владеет.

Черт меня дернул сказать об этом. Сама дала ему тему для разглагольствований. И Виктор Иванович принялся горячо убеждать, что с этим как раз все в порядке. Он-де звонил в Покровск своему приятелю, который имеет профессорское звание, проконсультировался у него и самым тщательным образом все записал. Валентинский тут же извлек из ящика стола потрепанную тетрадь в дерматиновом переплете грязно-желтого цвета и, открыв ее, начал зачитывать записи.

Через десяток минут я знала все про биологически активные точки своего несовершенного организма и имела очень четкое представление, как надо над ними, несчастными, измываться. Перебивать его во время подобных монологов, как я уже говорила, не рекомендуется. И я кивала, терпеливо поджидая, когда появится возможность сказать о цели своего визита. Кивала, пряча улыбку, и старательно отводила глаза. Боялась, что в них он запросто прочитает, как «трепетно» я отношусь к профилактике с помощью акупунктуры.

Тут мой взгляд случайно упал на банку с водой, стоящую на тумбочке около телевизора, и к горлу подкатил ком. В банке плавали жутко мерзкие, жирные, откормленные, прямо как динозавры, пиявки. Они, видимо, уже насладились кровью старого чудака и мирно отдыхали от трудов праведных. Ужас! Меня аж передернуло.

А Виктор Иванович, заметив мое невольное телодвижение, оставил в покое биологически активные точки организма и усиленно принялся рекламировать еще одно эффективное профилактическое лечение.

– Таня, вы знаете, пиявки чрезвычайно полезны для здоровья. Человечество еще вернется к незаслуженно забытому методу лечения. Вы даже представить себе не можете, как они очищают сосуды головного мозга, улучшают кровообращение, избавляют от мрачных мыслей. Две пиявки за ушами принесут гораздо больше пользы, чем любое, будь оно самым дорогим и эффективным, медикаментозное средство.

Я не стала ему объяснять, что, даже если я от мрачных мыслей посерею и моя несчастная голова от боли лопнет, я не позволю этим отвратительным существам прикоснуться к моему нежному телу.

Пора было брать разговор в свои руки. Самый подходящий момент уже наступил.

– Виктор Иванович, знаете, у меня есть предложение, как еще более эффективно воздействовать на иммунную систему. – Я, улыбаясь, извлекла из сумочки бутылку бренди. – Вот это уж точно от простуды спасет.

Мое сообщение явно его обрадовало. Думаю, Виктор Иванович в чудодейственную силу бренди верит даже больше, чем в нетрадиционные методы профилактики. Он быстренько повыдергивал иголки, аккуратненько сложил их в другую коробочку, предназначенную для «нестерильных инструментов», вытер марлевой салфеткой выступившие капельки крови – камикадзе несчастный! – и пригласил меня на кухню.

– Сюда, Танечка, сюда, – ворковал он, подталкивая меня к почетному в его доме месту у окна. – Вам здесь всегда сидеть нравилось. Сейчас мы что-нибудь сообразим.

Он принялся колдовать, изобретая «достойную» закуску. Нарезал извлеченное из холодильника отварное мясо ломтиками, не переставая болтать:

– Мясо, Танечка, в двух водах отварено, так что совершенно безвредно.

Мои брови непроизвольно полезли вверх. Кому, хотелось бы мне знать, мясо-то повредило? Но перебивать его не стала. Поскольку новые вопросы рождают новые ответы. А на них тоже требуется время.

– Я теперь по системе Малахова питаюсь. Вы слышали про такую? Малахов утверждает, что бульон, в котором варится мясо, чрезвычайно вреден для организма. Там ведь трупные яды, Танечка. Представляете, как человек в течение жизни захламляет свой организм? Это же ужас. Когда убивают животное, оно испытывает страх. Вырабатывается яд. А мы, глупые, варим суп на бульоне. Не-ет, я теперь всегда бульон в раковину выливаю.

Действительно, ужас. Прекрасная тема для разговора перед застольем. Я – девушка впечатлительная, и мне, честно говоря, как-то сразу мясо есть расхотелось. Это ж надо, чем гостью угостить решил! Трупным ядом.

Виктор Иванович даже не задумался о том, что испортил мне аппетит, и продолжал инструктировать по проблемам правильного питания:

– А вот когда мясо вывариваешь в двух водах, тогда оно не представляет особой опасности. Но и пользы от него никакой. Это просто человеческие слабости, с которыми необходимо бороться. Варварство самое настоящее.

Я решила не уподобляться варварам и от мяса вежливо отказалась, чем привела моего знакомого в неописуемый восторг.

– А вот я грешен, Танечка. Пока не могу убедить себя без мяса обходиться. А вы – просто прелесть, молодец. Я вами восхищаюсь.

Он налил в очередной раз в крохотные рюмочки ароматный напиток.

Я выпила и закусила яблоком. Ничего другого на столе не было.

Сыр, как оказалось, тоже бесполезный продукт, поскольку молочный. А взрослым людям Малахов не рекомендует ничего молочного. Только детям.

– Зачем в уже построенном и отделанном доме цемент? Это же абсурд. Цемент нужен лишь тогда, когда этот самый дом строится, – философствовал Виктор Иванович, с варварским удовольствием закусывая очередную рюмочку мясом.

Как-то само собой пришло мудрое решение, что при такой закуске не стоит особо увлекаться спиртным, иначе мне до дому потом не добраться. И, похоже, самое время поговорить о деле. Ведь со всеми новыми диетологическими веяниями Валентинский уже успел меня ознакомить.

– Цемент в построенном доме, конечно же, не нужен, – задумчиво произнесла я, рассматривая на свет рюмку с янтарной жидкостью. – Только у меня сегодня вовсе не об этом голова болит, любезный Виктор Иванович. Ох, не об этом.

– А о чем? – он сделал глаза ноликами, словно я пришла только бренди испить да о здоровье поговорить, а теперь вдруг взяла да и брякнула нечто совершенно несуразное, не относящееся к делу.

– Вы же человек необычный. Все-то вы на свете знаете. Очень многое умеете. Я про вас часто думаю и не устаю вами восхищаться. Ваши произведения искусства я с закрытыми глазами узнаю. – Итак, первый камень нашего разговора заложен. Перед лестью с моей стороны, даже откровенной, он никогда устоять не мог. Это уже проверено временем.

Мой монолог согрел Виктору Ивановичу душу. Он прямо расплылся от удовольствия. И тоже отвесил мне кучу комплиментов. А потом перешел к делу.

– Если вам нужна моя помощь, Танечка, то я готов. Тряхну стариной, как говорится. Вы – единственная женщина, которая покорила мое сердце раз и навсегда. Жаль, что я не пользуюсь взаимностью. Сейчас мы с вами допьем бренди и поговорим по-трезвому.

И он вновь наполнил рюмки напитком.

– Лучше совмещать приятное с полезным. Меньше времени займет.

– С вами, Танечка, я вовсе не замечаю течения времени. Так и хочется сказать: «Остановись, мгновенье».

Я улыбнулась:

– А как же режим? От него отступать значит вредить собственному здоровью. А здоровье ни за какие деньги не купишь.

– Ох, как верно вы заметили. Можно я вас в щечку поцелую? По-дружески. В знак признательности и бесконечного восхищения...

Виктор Иванович уже изрядно захмелел. Глаза его блестели. Так недолго и до более серьезных предложений досидеться. Но отказать в дружеском лобызанье я не решилась. Пришлось подставить щечку.

– Виктор Иванович, я вам сейчас одну штучку покажу. А вы меня просветите по поводу ее хозяина. O'кей?

– Давайте. Тащите свою штучку. Если знаю, то просвещу. Так и быть. Не отказывать же столь обаятельной и воспитанной даме! Я человек простой. Душевный.

Я не стала комментировать его высказывание насчет душевной простоты. Просто, порывшись в сумочке, извлекла обезвреженного «клопа».

– Мой, конечно, – радостно улыбаясь, сообщил мне Валентинский, едва взглянув на «жучок» – Мой, родимый. А как же. В бреду и то узнаю.

– А кому вы его продали, можете мне сказать? В комплекте с двумя такими же?

– Ой, Танечка, вам я все расскажу. У меня такой крупной сделки давно не было. Я ж не всегда имею постоянных клиентов. Не то что вы. У вас все по-другому. А я пользуюсь разовыми сделками. И счастлив. Счастлив оттого, что иногда мне улыбается удача.

Удача улыбнулась Валентинскому в том, что его посетил некто Дима Волков. И сделал заказ. Крутой заказ. Во всяком случае, по меркам Виктора Ивановича. Дима заказал три транслирующих и три принимающих устройства. Причем одно из устройств по просьбе Димы было настроено на другую, чем остальные два, волну. А еще он попросил вмонтировать радиопередатчик в часы «Командирские». К тому радиопередатчику он тоже приобрел принимающее устройство. Забавно. Не так ли?

Виктор Иванович просто сиял от счастья, описывая свое конгениальное изобретение:

– Вы не представляете, Танечка, это же шедевр. Я заменил у них крышку на более выпуклую. В результате мне удалось поместить в часы очень миниатюрное транслирующее устройство с батарейкой, которую используют в обычных электронных часах. Короче, клиент без всяких хлопот может слушать хозяина часов месяцев десять, не меньше. Словом, это новинка. Такого я еще никогда не делал. Просто блеск. Хотите, я вам такие же сделаю, и вы их кому-нибудь подарите?

– Спасибо, – улыбнулась я. – Как только мне понадобятся такие часы, я вам сразу сделаю заказ.

Меня сейчас другое волновало: выходит, Волков не собирался слушать квартиру Калякиных в одиночку. Он милостиво позволил несчастному инвалиду воспользоваться «жучком», укрепленным на кухне. Не сомневаюсь даже, что именно тот «жучок» настроен на другую, нежели остальные два, волну. Потому и устройств приемных заказано три. Одно для инвалида, остальные два для себя за счет инвалида. Если Матвеев не соврал мне. Хотя зачем ему врать... Это раз.

Во-вторых, Волков собирался слушать еще кого-то, пока неведомого мне.

А вообще – при чем тут Дима? Зачем ему понадобилось проникать в тайны семьи Калякиных? Чрезвычайно популярное семейство. Все так и норовят узнать, чем это они занимаются на досуге. Тайна, покрытая мраком. Кстати, надо будет проверить, какие часы носит Роман Николаевич.

Этого прохвоста, Диму Волкова, тоже частного детектива, я давно знаю. То есть знала. В наших кругах он слыл обыкновенным бездарным обдиралой. Именно знала и именно слыл. Поскольку в начале этого лета Дима погиб. Всех подробностей я не знаю. Мне известно только, что ему позвонила некая дама, назвавшись Ангелиной Валерьевной. Дама назначила встречу в кафе «Аромат». На встречу она не явилась. Свидетели из «Аромата» говорили, что Волкову кто-то позвонил по мобильнику, и после этого Дима отменил свой заказ со словами: «Извиняйте, господа, место встречи, к сожалению, меняется». После этого сел в свое авто, завел движок и благополучно взлетел на воздух. Вот так.

О звонке таинственной Ангелины Валерьевны узнать было несложно по той причине, что позвонила она в то время, когда Дима отсутствовал. И на автоответчике в его квартире осталась запись. Таинственную незнакомку, которая пыталась нанять Диму Волкова, так никто и не нашел. Все подробности этого странного случая я узнала от полковника Кирсанова, для меня просто Кири, который этим делом занимался. Дима был нашим с ним однокурсником, потому Киря и рассказал мне о судьбе несчастного детектива. И, кстати сказать, не упустил момента вставить шпильку: