Текст книги "Кровавый коктейль"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 4

Телефон-автомат, к счастью, был исправен. Я набрала номер сотового телефона. Костя ответил сразу, но слышимость была такая, будто я звонила на Камчатку. Поэтому за целых две минуты разговора мы с большим трудом договорились лишь о встрече у парка «Березки».

Пока Костин «Ягуар» прибыл к месту моей дислокации, я успела из очаровательной леди превратиться в танцующее заиндевелое существо, выстукивающее зубами сарабанду. Поэтому появление знакомого средства передвижения вызвало у меня неописуемый восторг. Я кинулась к машине, едва сдерживая победный клич «И-я!».

– Вай, пустите погреться бедную женщину, – сказала я, пулей влетев в недра «Ягуара». – Привет!

– Привет, – одновременно ответили мужчины.

– Костя, а у бессменного Василия выходные бывают?

– Не волнуйся, Танечка, с понедельника по воскресенье будет работать его сменщик. У меня два водителя. А вот ты, по-моему, по совместительству еще и профсоюзным лидером служишь. О правах трудящихся печешься. Как дела? Просвет появился?..

– Почти. Аню похитили те же, кто привез кассету.

– И это все?

– Пока все, но я старалась.

Я, конечно, немного слукавила, если учесть посещение бабы Клавы, но Косте знать об этом ни к чему.

– Не густо. Куда путь держим?

– Хотела бы навестить твоего сына, а потом домой. Моя машина сегодня сломалась.

– А что с ней? – вмешался в разговор Василий, плавно отпуская педаль сцепления.

– Да кто ж его знает. Вроде было все нормально. Потом заправилась, а дальше и пару кварталов не проехала. Пых-тых, и привет семье. Двигатель глохнет.

– А заправлялись где? – не унимался водитель.

– На Побережной.

– А, ну ясно. Тогда, Таня, с авторемонтниками держите ухо востро, чтобы не обобрали. – Он улыбнулся.

– В смысле?

– Просто вам в бак газовый конденсат заправили. А на сильном морозе он замерзает в бензопроводе, вот насос и не прокачивает. Там вечно лажу продают. Сколько с ребятами говорил – все жалуются. Хоть бы кто-нибудь на них комиссию какую-нибудь натравил.

– Наглеж. Куда ни сунься, всюду быт заедает. Спасибо за консультацию. Если бы это не сыграло положительную роль в моем расследовании, я бы на них точно в суд подала. Иск бы за материальный ущерб предъявила. Останови, Василий, где-нибудь. Я хоть апельсинов куплю мальчику.

Василий припарковал машину около разместившегося прямо на тротуаре лотка.

– Грейся, Таня. Я сам.

Костя вышел и вскоре вернулся с пакетом апельсинов и шоколадкой.

– А это тебе, Танюша, подсластить горькую судьбу. Жила себе, не тужила, пока за это дело не взялась.

– Спасибо. Ничего, прорвемся. Бывало и хуже.

Артур лежал в восьмой городской больнице, за мостом через Черный овраг. Нас пропустили к нему без проблем, предложив переодеться в белые халаты.

В лифте Костя попросил меня не особо усердствовать с вопросами.

– Врачи не рекомендуют волновать…

– Конечно, Костя. Это же дружественный визит. Я просто успокоить его хочу.

В одиннадцатой палате на втором этаже мужчины наслаждались крутым боевиком. На экране маленького цветного телевизора, стоящего на окне в окружении банок и мешков, крутые мены безжалостно косили друг друга из разнокалиберных стволов. Пот градом катился с перекошенных рож на экране.

Я подумала, что такая спокойная обстановка, вероятно, очень благотворно влияет на психику мальчика, который находится в этой палате на лечении по поводу нервного срыва. Или же это своеобразная шоковая терапия – самый передовой метод лечения всех болезней в наши дни, в том числе и социальных. Особенно их!

В углу на кровати лицом к стене лежал мальчик. Как правильно я предположила, это и был Артур.

Костя подошел к нему, потрепал его по щеке. Положил апельсины на тумбочку.

– Привет, сын. Это тебе.

– Привет. – Мальчик повернул голову в нашу сторону. – Спасибо.

– Пойдем в холл. Я тебя сейчас кое с кем познакомлю. Тебя это обрадует.

Мальчик поднялся, натянул тапки.

Мы разместились на диване в холле, который по случаю нахождения в нем нескольких корявых пальм в кадках, обернутых бумагой, вероятно, претендовал на звание по меньшей мере зимнего сада.

– Костя, по-моему, Артуру было бы лучше дома. Наняли бы врача. Для вас ведь это не проблема. В такой палате с ума съехать можно.

– Нет, не надо. Мне здесь хорошо.

– Артура же ночью сюда привезли на «Скорой». Я хотел потом поместить его в отдельный бокс или в другую больницу перевести, но он, видишь, против.

– Здесь нормально все, папа. Не переживай.

– Артур, эта очаровательная дама, которая так волнуется за твое здоровье, – лучший детектив Тарасова. Она обязательно найдет Аню. Ее зовут Татьяна Александровна.

– Правда?! – Следы безразличия и отрешенности мигом улетучились с лица мальчика.

Я кивнула. Произнести вслух то, в чем не было никакой уверенности, у меня не хватило духу.

– Можно задать тебе вопрос, Артур? Один всего.

– Конечно.

– Не было ли у Ани знакомых, имеющих красные «Жигули»?

– Да нет. Вроде не было. У нее вообще здесь мало знакомых.

Еще немного поболтав с ним о его учебе, о сопалатниках, обожающих боевики, мы расстались с ним. И, по-моему, он ушел, окрыленный надеждой. Чего нельзя было сказать обо мне.

В машине Костя предложил:

– Может, поужинаем в ресторане где-нибудь по дороге? А потом подбросим тебя домой.

– Ну уж нет. У меня теперь на некоторое время к ресторанам стойкое отвращение. Если не вчерашний ужин с последующим гаданьем, я бы, может, сейчас у тети в деревне молочко попивала, сил набиралась бы. Так что домой, и как можно быстрее.

– Вот эгоистка.

– Да. Мне нынче мое гадание любить себя рекомендовало.

* * *

Наконец-то день визитов закончился. Я дома, в своей комфортабельной квартире, в уютном махровом халате. Шторы задернуты, мягкий свет торшера навевает покой.

Но рабочий день еще не закончен. Еще кассета и Кирсанов.

Включаю автоответчик. Пара ошибочных звонков. Звонок от Ленки-француженки, мечтающей потрепаться со мной за чашкой кофе, скорее всего, о своей любимой безденежной учительской работе. А вот и Кирсанов:

«Привет, Таня. В каких краях тебя носит? Где твоя пунктуальность, сыщик? Звони мне домой. Жду».

Набираю номер Кирсанова, отвечает приятный женский голос:

– Алло.

– Здравствуйте, извините, пожалуйста, не могла бы я услышать Кирсанова Владимира Сергеевича?

– Да, пожалуйста.

– Владимир Сергеевич? Это Татьяна.

– Да я уже понял. Долго же твой рабочий день длится, если ты, конечно, все еще работала в это время.

– Если у меня есть работа, я круглосуточно на посту. Выкладывай, чем порадовать можешь?

– В общем-то я договорился. Но только уж ты про жаждущих-страждущих не забудь. Я думаю, коньяка хорошего хватит. Часам так к одиннадцати туда подкатывай. Пока там всякие планерки, решение организационных вопросов. Так что не раньше одиннадцати. Найдешь полковника Григорьева, он все устроит. О’ кей?

– О’ кей. Годится. Спасибо, Киря. Что я в долгу перед тобой, говорить не стану.

– Да? А я так рассчитывал на такие теплые слова, – рассмеялся Кирсанов. – Ну ладно, бывай. Ежели чего надо будет – заходи.

– Пока, Володя.

Я положила трубку. С этим решено.

Теперь кассета. Включила видик, поставила кассету. Грязно-розового цвета обои с овальным рисунком между продольных полосок. Бархатная обивка дивана цвета бордо, такого же цвета задернутые портьеры, девочка, плачущая и взывающая к отцу, гнусавый голос за кадром, объявляющий месть, – никакой зацепки, никакой дополнительной информации. Камерой захвачен лишь один уголок помещения. Это могло быть снято в любой городской квартире. А может, в одном из расплодившихся как грибы «массажных» салонов. И это, возможно, самое верное предположение.

Я многократно просмотрела кассету, не обнаружив больше ничего нового. Отключила видик. Откинулась в кресле, на минуточку закрыв глаза.

Да, Таня, повезло тебе, прямо-таки счастье подвалило.

Но нулевой результат тоже результат. Я не из тех, кто руки опускает. Как говаривал мой кумир Высоцкий: «Если я чего решил – выпью обязательно». А потому «ничто нас в жизни не может вышибить из седла». И ночь всегда темнее перед рассветом.

Этот небольшой сеанс аутотренинга позволил мне избавиться от пессимизма. И хоть желания прыгать по комнате от радости у меня не появилось, но вера в свои гениальные способности все же вернулась.

Я, конечно, не буду, как Ниро Вулф, чмокать вытянутыми в трубочку губами, лакая при этом галлонами пиво, не буду подрезать орхидеи. Я буду действовать своими уникальными, характерными лишь для меня, Тани Ивановой, методами. И один из них заключается в том, что я, разложив перед собой газету «Кому что», просто обзвоню все массажные салоны, разместившие там свою рекламу. Я знаю, как найти эту таинственную комнату.

Только сначала ужин и гадание. Хотя стоп, Танюша, лапуля. Картошка бабы Клавы была не таким уж легким ужином. А злоупотреблять калориями после семи часов вечера – кощунство по отношению к твоей изумительной фигуре. Так что обойдемся теплым молочком.

Помыв руки и подогрев молока, я уселась в кресло со стаканом и, совмещая приятное с полезным, сформулировала вопрос: «Верно ли принятое мною решение?»

Перемешав свободною рукою кости, бросаю: 12+20+25 – «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем же воображении, чем в реальных делах».

Блестяще! Щелчок по носу.

Не поддавайся, Танька. Твои действия могут потерпеть фиаско. Значит, судьба.

Если вы, дорогие косточки, будете сеять во мне сомнения такими темпами, то я объявлю вам забастовку и переключусь на кофейную гущу, к примеру. А вам, родные мои, придется лежать в мешочке, в кромешной тьме и сожалеть о том, что вы позволяли себе такое вольное обращение с собственной хозяйкой. Так-то вот!

Что, испугались? Так и быть, сменю гнев на милость. От забастовки пока отказываюсь, но имейте в виду. А сомнения по поводу предстоящей телефонной эпопеи в душу все же закрались.

Ладно. Сейчас я продемонстрирую вам собственную предприимчивость, воплощенную в реальные дела. И вы уж не обессудьте, если дело затянется надолго. Магия магией, а рутина рутиной.

После пятнадцатиминутной разминки а-ля «горох в кастрюле» под музыку я снова принялась за работу, разложив «Кому что» на нужной странице и поставив перед собой телефон.

– Алло, салон «У Елены»?

– Вас слушают, госпожа. Какие услуги вас интересуют? – спросил приятный женский голос.

Я начинаю плести про одинокий вечер, про необходимость отдохнуть телом и душой. И робко изъявляю желание испытать на себе нетрадиционный массаж.

– Желание клиента – закон для нашего заведения. Приходите к нам – и, я уверена, останетесь довольны.

– Вы понимаете, я немножко странная дама. Для меня очень большое значение имеет обстановка. Я бы хотела, чтобы это происходило в комнате, которую мне рисует мое воображение.

– Пожалуйста, поконкретнее. И мы подумаем, чем вам помочь.

– Понимаете, приглушенный розовый цвет с королевским рисунком, задернутые шторы цвета бордо. И в углу у окна диван с велюровой обивкой в тон шторам, – мечтательным голосом описала я.

– Боюсь, госпожа, мы не сможем предложить вам то, что вы описали. Извините. – Голос перестал быть завораживающим, и в нем появились нотки сожаления о потере потенциальной клиентки. – Но могли бы предложить вам не менее романтическую обстановку. Доверьтесь нашему вкусу.

– Нет, извините. Я хочу все именно так, как описала. До свидания.

Итак, первый шаг не принес желанного результата, но я упряма, косточки.

Набирая все новые и новые номера, я, как попугай, повторяла свое скромное желание. «Молоко, молоко, молоко». Ни одного попадания не то что в десятку, даже в единицу.

Хотя в единицу все же было. В одном из салонов за «ну, очень скромную» цену мне предложили все приготовить по моему желанию к завтрашнему вечеру.

 
Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня,
Нет, нет, нет, нет, мы хотим сейчас.
 

– Все, перерыв. Пока ваша взяла, – сказала я, гневно глядя на замшевый мешочек.

Но еще не вечер, точнее, не ночь, всего-то двадцать два сорок. Еще одна разминка. Да и картошка, похоже, рассосалась. Пожалуй, придется все же пожертвовать фигурой.

Я отварила себе сосиску, приготовила салат из моркови. Пока кухонный комбайн добросовестно жевал ее для меня, я, уставившись в одну точку, мучительно принимала решение: не развести ли мне, действительно, орхидеи.

Съев приготовленное без хлеба и запив «Мириндой», я вернулась в кресло для продолжения поисков «розовой комнаты». Покосилась на замшевый мешочек. Рука к нему сама потянулась. Может, перемените свое мнение? Давайте попробуем.

Бросок. Выпавшая комбинация, мягко говоря, нисколько меня не развеселила, что совершенно неудивительно: 33+19+8 – «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».

О-ля-ля! Не зря мне моя бабушка всегда говорила: «Не гадай, а то прогадаешь». Похоже, пытаясь прогнозировать судьбу, я невольно привлекаю ее внимание к собственной персоне. Все, отказываюсь от гадания навсегда… до следующего вечера… или до утра.

Я сложила кости в мешочек, перевернула газетную страницу и набрала очередной номер. Я усердно трудилась до полуночи, все повторяя и повторяя свою легенду. Но к этому времени мой голос совершенно утратил даже намек на сексуальность. Все. Последний номер, последний лучик надежды. Увы и ах, но я тут ни при чем.

Ставлю телефон на полочку, сворачиваю газету. Потягиваюсь и ерошу волосы. «Голова как керосиновая лампа на плечах», говоря словами Есенина. Спать. Иду под душ. Горячие струи беспощадно бьют по усталому телу, принося тем не менее покой и умиротворение. Готовлю уютное гнездышко на диване и падаю в него бездыханная: без чувств, без мыслей.

* * *

Настойчивый телефонный звонок. Мне снится, что я сняла трубку, разговариваю, но мне почему-то ужасно мешает другой телефонный звонок. Наконец до меня доходит, что мой организм не желает расставаться со сном и трубку на самом деле я еще и не снимала.

С закрытыми глазами беру ее:

– Да? Иванова слушает.

– Таня, простите, что побеспокоила. Я не знаю, что мне делать. Мне больше не к кому обратиться. Только к вам. Это Калинина Вера Ивановна.

– Слушаю вас. Что случилось? – Смотрю на электронное табло часов: четыре десять.

– Таня, извините, что так поздно. Коля вечером ушел из дома и не вернулся… – Чувствовалось, что она страшно напугана и плачет.

– Успокойтесь, Вера Ивановна. Может, он в пивнушке какой-нибудь с приятелями засиделся. А вы сразу в панику. – Но сердце предательски екнуло.

– Ему утром на работу, во-первых. А во-вторых, у меня просто предчувствие дурное после его слов.

– Каких слов?

– Он сказал, что, может, даже знает, к кому за Аней идти надо.

– Вот как! Почему же он мне ничего не рассказал?

– Не знаю. Может, вспомнил что. Как быть, что мне делать, Таня?! – рыдала в трубку женщина.

– Я думаю, надо обзвонить больницы на всякий случай.

А про себя подумала: «Но сначала – морги», вспоминая последнюю зловещую комбинацию магических косточек. Но вслух, конечно, этого не сказала. Только спросила:

– Откуда вы звоните?

– Из автомата, конечно. До одиннадцати я еще не очень волновалась. А потом места себе найти не могу. Всю ночь мечусь из угла в угол. А теперь все: терпение кончилось. С ума схожу. И к соседям в такое время звонить не пойдешь.

– Понятно. Успокойтесь, Вера Ивановна. И ложитесь отдохните. Я сяду за телефон и сама обзвоню больницы. Расскажите мне только, как он был одет.

– Да как всегда: шуба серая из искусственного меха, шапка кроличья черная, серые брюки, рубашка фланелевая в клеточку, коричневый вязаный джемпер. У нас гардероб не такой уж богатый…

– Понятно. Отдыхайте. Все будет хорошо, – в чем я очень даже сомневалась. – Может быть, пока мы тут с вами разговариваем, он уже и вернулся. Идите домой. Утром встретимся: я кассету привезу.

– До свидания, Таня. Дай бог вам здоровья!

– До утра.

Она первая повесила трубку. Я включила торшер. Потрясла головой, прогоняя остатки все еще теплившегося во мне сна и дурные мысли, которые пестрой толпой ворвались в мое усталое серое вещество.

Я пошла в ванную, умылась. Придется кофе заваривать. И, вернувшись с чашкой кофе в зал, снова заняла свой пост у телефона, вооружившись на сей раз справочником. И, что самое интересное, я точно, абсолютно наверняка знала, в каком заведении смогу отыскать Калинина Николая Андреевича.

К пяти утра я нашла его в городской судмедэкспертизе. Все приметы сходились: и рост, и цвет волос, и одежда.

На него, как я выяснила потом, наткнулись на трибунах стадиона «Торпедо» двое мальчишек, которые, по странной иронии судьбы, именно с этого дня решили начать новую жизнь и пришли туда в девять часов вечера заниматься бегом. Думаю, что после этого случая их новая жизнь кончится столь же внезапно, как началась.

– Есть тут у нас клиент, описание которого вы даете, – ответил мне дежурный санитар. – Его нашли на стадионе с переломом шейных позвонков.

– Он что же, спортом неудачно позанимался? – сама не зная, что говорю, брякнула я.

– А вы кто ему будете?

– Жена, – соврала я.

– Тогда спешу заметить, что нервы у вас, сударыня, железные. Заявляйте в милицию о пропаже. На опознании выясните, он это или не он. Я вам больше помочь не смогу.

– А не могла бы я сама утром приехать посмотреть?

– У нас тут не проходной двор, – холодно возразил мой невидимый собеседник и положил трубку.

– Потрясабельно, – прошептала я, продолжая некоторое время слушать короткие гудки.

Потом медленно положила трубку на рычаг. И хотя Николай Андреевич совершенно не пробудил во мне теплых чувств, если выражаться очень мягко, все же его смерть повергла меня в шоковое состояние, несмотря на глупую браваду, которой я неосознанно пыталась защитить себя при разговоре с санитаром.

Итак, чья-то ранняя смерть тоже налицо. Сегодня все предсказания сбываются. Эх, Николай Андреевич, узнать бы мне вашу тайну раньше, и вы, возможно, были бы сейчас живы. Надо было трясти вас как грушу. Вам-то теперь, конечно, все равно, а каково вашей жене!

Бедная Вера Ивановна! Была семья, и вдруг – ни мужа, ни дочери.

Тьфу-тьфу-тьфу, типун мне на язык. Дочь есть и будет. Я, Таня Иванова, перспективный детектив, позабочусь об этом лично.

А сейчас надо успокоиться и хоть немного поспать. Хотя бы пару часиков. У меня впереди очень трудный день.

Вере Ивановне я, конечно, ничего говорить не буду, пока лично не удостоверюсь, что мужчина со сломанной шеей и есть Николай Андреевич.

Глава 5

Терпения Веры Ивановны хватило до семи утра. Уставшая, разбитая, невыспавшаяся, я кое-как доплелась до телефона, сняла трубку.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Таня! Простите, что так рано.

– Да ладно, ничего страшного, – почти ласково ответила я, хотя в моей уставшей душе боролись два желания: заплакать или затопать ногами от досады.

– Танечка, ну что, узнали что-нибудь про Колю?

– Я обзвонила все больницы, Вера Ивановна. Кое-какие сведения получила, но сначала надо кое-что уточнить. Поэтому пока ничего конкретного сказать не могу. Мне очень жаль.

– Что же мне делать-то, Таня? Я с ума схожу, – рыдала в трубку женщина.

– Вам сегодня на работу, Вера Ивановна?

– Нет, я – завтра по графику.

– Тогда только набраться терпения и ждать. А часикам к десяти я привезу вам кассету и, возможно, достоверную информацию о Николае Андреевиче. Хорошо?

– Ладно. Извините еще раз.

– Ничего, я вас понимаю. Пока.

Повесив трубку, я подошла к зеркалу, кинула взгляд на себя и, презрительно сложив губы в трубочку, сказала «Ф-фу», что в данной ситуации могло означать лишь одно: «А ты сегодня плохо выглядишь, Таня. Необходимо принять соответствующие меры».

Я подошла к окну, кинула взгляд на наружный термометр. Немудрено сегодня и хорошо отдохнувшему человеку захандрить, а не то что не спавшему почти всю ночь. Ноль градусов после вчерашних минус двадцати четырех с ветром – хорошая проверка человечеству на стойкость к инфарктам.

Но разминка, контрастный душ и косметика исправили положение. Цвет моего лица заметно улучшился. Поэтому при очередной консультации с зеркалом я, удовлетворенно кивнув головой, произнесла «М-м-м!» с повышением интонации, что на языке Эллочки-людоедочки обозначало бы: «Уже гораздо лучше, остается привести в порядок мозги, уставшие от бессонной ночи».

И тут, пожалуй, одного кофе будет недостаточно. Тогда я решила прибегнуть к мерам, которые в общем-то не пользуются у меня популярностью. Я с отвращением проглотила таблетку пиркофена, запив ее «Мириндой».

Не верьте, дорогой читатель, что «Упса» и иже с ними, не сходящие с экранов телевизоров, – панацея от всех болезней. Лично для меня они что мертвому припарки. А вот пиркофен по совершенно непонятным причинам превращает меня в вечный двигатель.

Во всяком случае, часов двадцать я смогу трудиться как заведенная. И именно такими качествами мне надо обладать сегодня.

Позавтракав яичницей и запив ее свежеприготовленным апельсиновым соком, я приступила к работе. Сначала мне необходимо было вернуть свою машину и при этом не шибко лопухнуться, учитывая совет бывалого Василия. Поэтому в разговоре с представителем автосервиса по телефону я сразу взяла инициативу в свои руки, не давая ему ни малейшего шанса обнаружить мою некомпетентность в авторемонтных делах.

– Я полагаю, особых проблем с моим автомобилем не было. Вся беда лишь в том, чем заправили бензобак, не так ли?

– Да… ну… – в трубке замялись, настороженно замолчали.

– Вам, наверное, пришлось промыть сетку бензобака и заменить конденсат на бензин? Это я вам, разумеется, оплачу. И еще. Я оставила в вашей организации доверенность на двадцать восьмое декабря на управление автомобилем. За доставку, разумеется, отдельная плата.

И если сказанное прежде весьма огорчило моего собеседника, то последнее предложение, похоже, поправило его пошатнувшееся настроение.

– С огромным удовольствием, Татьяна Александровна.

– Адрес в квитанции есть. Жду. – И положила трубку, победно улыбнувшись, довольная собой и заботливым Васей.

И пока я жду машину, надо погадать. Тем более в преддверии столь насыщенного дня. Мой главный вопрос: «Повезет ли мне сегодня?» И хоть вчера я грозила забросить вас, косточки, все же любопытство берет верх над тем ужасом, который вы сумели во мне поселить.

Итак, 50 + 20 + 27 – «Грядущие трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».

Это вполне нормально. Какая же работа без трудностей, какой успех без их преодоления?

– Ну, коллеги, сегодня в общих чертах я с вами согласна. Надеюсь на такое же тесное сотрудничество и в дальнейшем. Очень на вас уповаю. И беру вас с собой, так как в берлогу не вернусь, наверное, до позднего вечера.

Я сложила кости в мешочек, сунула в сумочку, размышляя, что еще мне нынче понадобится.

Ручка и бумага, это точно. Еще кассета. А вот видеокамера, подслушивающие устройства в расследовании, состоящем сплошь из рутинных дел, будут явно лишними. Свой газовый пистолет, на который у меня есть разрешение, прихватила просто так, на всякий случай. Пора вылезать из халата и облачаться в «доспехи» – джинсы и свитер.

Когда в дверь позвонили, мне оставалось лишь надеть шубу.

Открываю.

– Иванова Татьяна Александровна?

– Собственной персоной. А вы, вероятно, из заведения, где спасали моего боевого коня от отравления? – улыбнулась я.

Молодой парнишка, явно не обремененный обилием извилин, смутился, не очень-то разобрав мой «английский юмор».

– Я из автосервиса. Машину вашу пригнал. Вот квитанция. Распишитесь.

– Сейчас выйдем, проверим, все ли в порядке, и я расплачусь с вами и распишусь в вашем талмуде.

Я осталась довольна состоянием машины, а юноша – моей щедростью. Наш деловой контакт успешно завершился, и я, осторожно ведя машину по расслюнявившейся от перепада температур дороге, начала сближение с грядущими трудностями и яркими впечатлениями. Первым по плану было посещение судмедэкспертизы.

Здание судмедэкспертизы находилось в одном из центральных районов и ничем не выделялось среди других, являвшихся больничными корпусами. И тем не менее от него почему-то исходили флюиды, угнетающе действующие на мое великолепно развитое шестое чувство. Я припарковала машину неподалеку от входа, благо запрещающих дорожных знаков поблизости не было.

Подошла к двери, толкнула – закрыто. На косяке двери – кнопка звонка. Надо придумать, что плести, какую легенду. Решила действовать по обстоятельствам, а в случае неудачи попробовать воспользоваться своими давно просроченными корочками сотрудника милиции.

Позвонила. Открыл молодой симпатичный парень, которого, вероятно, я оторвала от вкусного завтрака, о чем говорили его двигающиеся челюсти и запах копченой колбасы, исходивший от него.

Парень молча оценивающе окинул меня взглядом с головы до ног.

– Привет! – как можно лучезарнее улыбнулась я.

– Привет. Отрабатывать, что ли?

Я мучительно искала ответ на его вопрос, но он сам меня выручил, решив, что я не расслышала.

– Занятия по судебной медицине, что ли, отрабатывать?

Я очень обрадовалась такому повороту событий, интенсивно закивала.

– Да-да, занятия.

– Че-то я тебя не помню. Ты с какого курса?

– С пятого, – мигом сориентировавшись в обстановке, соврала я.

– А фамилия?

– Иванова, – на сей раз я сказала правду, ибо была абсолютно уверена, что на любом курсе хоть одна Иванова, но отыщется. И добавила: – Я недавно из академического вернулась.

– Да? Ну ладно, иди. Только ту классную бабульку, с которой все наши работать любили, вчера увезли. Там только «жирный» остался.

– Жаль, – со знанием дела проговорила я, на самом деле плохо понимая, почему бабулька лучше «жирного», и твердым, уверенным шагом, как к себе домой, прошла в коридор, освещенный лампами дневного света.

Главное – держаться уверенно, со знанием дела. Меня приняли за свою, и если я поведу себя естественно, то последнее свидание с Николаем Андреевичем пройдет гладко, без эксцессов.

Надписи на дверях в коридоре сообщали мне, что за ними находятся не те помещения, которые я ищу.

Уверенно подхожу к лестнице, подымаюсь на второй этаж. А вот и то, что мне надо. Вхожу в покойницкую и с трудом сдерживаю рвотный рефлекс. Запах формалина в сочетании со специфическим запахом трупов, как сказали Ильф и Петров, очень не понравился бы беременным женщинам.

Кафельная белизна стен как бы усиливала запах смерти, витавший в помещении. Бетонный пол. Оцинкованные столы с вделанными в них раковинами для оттока крови – все, конечно, ярко впечатляло. И вокруг трупы, трупы. Справа на столе лежал, наверное, тот самый «жирный», о котором мне сказал при входе мой якобы коллега. И я, кажется, поняла, чем он так не нравился студентам. Это был труп довольно тучного мужчины, испытавший на себе не один десяток прикосновений скальпеля. И, выражаясь языком дилетанта, добавлю, что «срок хранения» его в открытом виде, похоже, давно истек, так как именно с этой стороны исходил сладковатый душок. Сморщившись и машинально заткнув нос платочком, прохожу в глубь помещения и в противоположном углу вижу вновь поступившего «клиента». Пока что он в том виде, в каком его нашли, одетый в серую шубу, черные брюки.

Подхожу поближе и едва не лишаюсь чувств.

– Боже мой!

От того, что я увидела, у меня просто мандибула (это совсем не то, что вы могли бы подумать, это извращенцы медики таким латинским словом нижнюю челюсть называют) по коленкам хрястнула. На оцинкованном столе передо мной лежал труп Калинина.

Я не буду утомлять вас, дорогой читатель, женскими охами и вздохами, а просто опишу все так, как это выглядело бы в официальном протоколе осмотра.

«Труп лежит на спине. Голова повернута влево, обе руки согнуты в локтевом суставе. Правая нога вытянута, левая полусогнута в коленном суставе и ротирована кнаружи. На трупе серая шуба, под которой коричневый вязаный джемпер. Под джемпером рубашка фланелевая в белую и зеленую клетку. Брюки черные, ремень из коричневого кожзаменителя. Черные полусапожки с надписью „Adidas“. Труп мужчины удовлетворительного питания, около сорока лет, рост сто девяносто – сто девяносто три сантиметра, масса сто – сто два килограмма. Труп на ощупь холодный. Брюки грязные, залитые кровью, разорваны по среднему шву. Пуговиц на гульфике нет.

Половые органы отсутствуют. На правой половине лица ссадины и кровоподтеки, нанесенные пострадавшему при жизни тупым предметом. Лицо забрызгано кровью. Рот открыт. Во рту пострадавшего отсеченный фаллос».

Так было бы написано в протоколе, и его бесстрастным языком мне оказалось легче рассказать вам, дорогой читатель, о том, что меня парализовало, приковав к месту.

В этот момент меня окликнули, и я едва не лишилась чувств.

– Ты кто такая? Чево в такую рань тут делаешь?

– Я Иванова, студентка, – повернулась я к говорившему.

Передо мной стоял дедок в белом халате, с седыми взъерошенными остатками шевелюры и красным носом. В руке он держал недопитую бутылку «Анапы» и при разговоре со мной яростно жестикулировал ею, как дирижер палочкой.

– А чего ты к этому мужику лезешь? Ты что, не знаешь, где практиковаться должна? Ну-ка покажь мне свой студенческий.

– Я его, дедушка, сегодня в троллейбусе потеряла.

– Ишь ты, потеряла. Ну так иди и ищи. Ходят всякие, а потом из-за вас по шапке получай.

– Так я ничего руками на трогала. Только посмотрела. Труп уж очень необычный. И над телом надругались. Вроде как ритуальное убийство, не каждый день такое увидишь.

– Вот это точно. Я тут больше сорока лет работаю. На моей памяти еще только двое точно таких жмуриков было. Навидался-то я всякого: и по запчастям людей, бывает, привозят. А те тоже сами целые были. Только шея свернута, как у куренка, и запчасть во рту, как и у этого…

Я, уже было решившая закруглиться с визитом, переменила мнение, услышав об одном почерке трех убийств.

Дед отхлебнул в очередной раз из заветной емкости и приблизился к трупу. На него по известным причинам стала накатывать словоохотливость.

– Вот так, милок, – обратился он к своему молчаливому собеседнику. – Ты не первый. Дал бы только бог, чтоб ты последний в руки к такому «хирургу» попал. Это ж надо, так мужиков уродовать. Изверг!

– Значит, говорите, были уже такие случаи? – спросила я, стараясь направить разговор в нужное мне русло.

– Дык я и говорю: за сорок лет – третий. Я ж тут, почитай, всю жизнь работаю. Охотников-то санитарами в морг не больно сыщешь. Тут выдержка нужна, характер. Ну и привычка, конечно. А как же без этого? Без этого никуда.

Дед снова причастился «Анапой».

Мне бы, конечно, побыстрее вытрясти из болтливого старикашки всю полезную для меня информацию. Но я понимала, что торопить его нельзя, чтоб он не сменил вдруг милость на гнев да не потребовал снова студенческий билет. Деду нужна была благодарная аудитория, и в данный момент этой аудиторией и была я. Поэтому я молча слушала, лишь понимающе кивая головой.