Текст книги "Осиное гнездо"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава 3

Все свои дела в городе Антонина закончила к шести часам, вдоволь насидевшись в кафешках, погуляв по магазинам и по парку. Я нарочно вчера просила ее ходить как можно больше, чтобы самой получить наиполнейшее впечатление о происходящем.

Антонина выполнила мою просьбу и походила, причем очень добросовестно. Мне, уже давненько потерявшей привычку шляться на своих двоих, это дело здорово поднадоело.

В результате вечером, когда Антонина наконец-то прибрела к своему дому, у меня и ноги гудели, и язык висел на плече, и было страстное желание залезть в ванну и уснуть в ней до послезавтрашнего утра.

Но приходилось работать.

Антонина ушла к себе, Прокопенко остался маячить во дворе, а я зашла в подъезд соседнего панельного дома и поднялась в лифте на девятый этаж. Там я постаралась максимально изменить внешность: неприлично девушке весь день выглядеть одинаково, люди могут подумать, что у нее слабо с фантазией.

Я надела другой костюмчик, достав его из сумки, распустила волосы и сменила очки. Таким образом я предстала перед собой и всеми остальными совершенно другим человеком.

Я быстро вышла из подъезда и вдоль дома ушла в противоположную от Прокопенко сторону.

Я, разумеется, уже из подъездного окна разглядела, что он продолжает высиживать на лавочке почти напротив дома Антонины и почему-то имеет вид человека чего-то или кого-то нетерпеливо ожидающего.

Таня-умница нашла очень выгодную позицию для наблюдения у соседнего дома рядом с толстоствольным тополем. Я стояла там и спокойно курила, и единственным неудобством было соседство со старухами, сидевшими на лавочке.

Вышедшие подышать воздухом и обменяться тоскливыми сплетнями пенсионерки сперва косились на меня, потом, видя мое равнодушие к их существованию, просто перестали меня замечать. Что было весьма кстати.

Вова Прокопенко замечательно просматривался с этого места, не имея никакой возможности разглядеть меня.

Поэтому приходилось терпеть и тренировать свою силу воли. Кто ж знает, возможно, это ей шло на пользу. Я про волю.

Наконец я заметила, что Прокопенко поднялся с лавочки и шагнул навстречу к подошедшему к нему мужчине.

Вот тут-то я чуть и не присвистнула.

К моему подопечному приблизился мужичонка среднего роста и среднего возраста, в безобразнейшей белой шляпе на голове. Прокопенко передал ему трубку сотового телефона, после чего круто развернулся и быстрым шагом пошел прочь со двора.

Мне разыгравшаяся сцена стала ясна с первого же взгляда, потому что я знала этого человека.

Степан Онучин был – с точки зрения обывателей, конечно, – таким же частным детективом, как и любимая вами Танечка Иванова. Таким же, да не совсем.

Степан в начале своей карьеры от работы имел доход гораздо больший, чем я. Теперь же, по прошествии лет, ситуация изменилась, и не в его пользу: завоеванная мною репутация приносила мне такие деньги, что Степа не поверил бы, а сам он за это время опустился буквально до лавочки и работает на подхвате.

И вот теперь мой Вова Прокопенко вооружил Степу сотовым и пошел спокойно дрыхнуть, зная, что в случае чего Степа ему сразу же позвонит, за что утром и получит свою копеечку за копеечный же дефективный труд.

Подождав, когда Прокопенко скроется за углом, я сделала небольшой крюк, чтобы ненароком не попасться на глаза Степе, и последовала той же дорогой.

Из преследователя Володя Прокопенко незаметно для себя превратился в дичь, и моя задача состояла в том, чтобы эта картинка не изменилась без моего ведома.

Оказалось, что мой подопечный живет неподалеку от Антонины, по крайней мере, в первый подъезд ближайшей пятиэтажки он зашел как в хорошо ему знакомый и привычный.

Я оказалась около этого подъезда на десять секунд позже него. Убедившись сначала, что я слышу шаги моего ведомого на лестнице, я тихо вошла и, стараясь ступать только на носки, стала подниматься вверх.

Прокопенко остановился на третьем этаже и загремел связкой ключей. Сомнений не оставалось: да, он тут живет.

Я мысленно прикинула расположение домов и подумала, что вполне возможно, что из его окна могут быть видны окна Антонины.

Мне снова стало скучно: неужели он не только следит на улицах, но еще и подглядывает в окна?!

Дверь квартиры открылась, потом захлопнулась, я поднялась на лестничную клетку и, прислушавшись, поняла, что он зашел в одиннадцатую квартиру.

Дело было сделано, и оставалось только подождать приличный срок и нанести визит симпатичному гею.

Я настолько устала, что решила обойтись с ним резко и без сантиментов.

Я спустилась на лестничную клетку второго этажа и посмотрела на часы. Было девять часов. Решив дать Прокопенко отдых в двадцать минут, достаточных для того, чтобы он расслабился, я уже приготовилась честно оттерпеть свое последнее испытание за этот суетливый день, как вдруг услышала звук открывающейся двери и шаги.

Легкими, еле слышными прыжками я спустилась на первый этаж и спряталась под лестничный марш.

В пятиэтажках перед подъемом к первому этажу всегда под лестницей есть темная ниша. Вот я туда и забилась.

Володя, уже успевший переодеться и сменить джинсы на серые брюки, а футболку на свободную рубашку, вышел из подъезда, громко хлопнув при этом дверью.

Моя охота неожиданно для меня самой продолжилась.

Прокопенко встал у дороги и, увидев «Москвич» с шашечками такси на ветровом стекле, тормознул его и, быстро договорившись, сел в салон.

Я топнула ногой от досады и, помахав рукой следующему за такси красному «жигуленку», остановила его.

– Поехали, шеф, – скомандовала я, садясь в салон. За рулем восседал самый неудачный из вариантов: пожилой дедок в затертой кепке.

– Какая скорая, – проворчал он, хмурясь. – А чем платить будешь?

Я вынула из кармана полтинник и положила ему на панель.

– Это сверх того, что ты запросишь за работу, мне нужно очень аккуратно проехать во-он за тем «Москвичом», видишь?

Дедулька, приоткрыв рот, посмотрел на меня.

– Ты педальку нажми, – вежливо попросила я, показывая ему из своих рук красную книжечку, разумеется, не собираясь ее открывать. – Езжай, что ли! – вскрикнула я, увидев, что «Москвич» завернул и исчез из видимости.

– А… ага, – сообразил наконец-то дедуля и рванул вперед.

Мы не упустили нужную нам машину, догнали ее и проследили до конца маршрута.

Володя Прокопенко вышел на Соборной и зашагал по направлению к городскому парку.

Я расплатилась со своим водителем, который, состроив заговорщицкую физиономию, подмигнул мне и громким шепотом спросил:

– ФСБ, дочка?

– Чш-ш! – зашипела я, прикладывая палец губам. – Бери круче: это МИ-6! Про Джеймса Бонда слышал? Это – я!

Оставив дедулю сидеть с открытым ртом, я легко выпрыгнула из машины.

Прокопенко уже свернул на одну из боковых улочек, я же решила догнать его по параллельной – он никуда бы от меня не делся.

Мои расчеты оправдались. На первом же повороте заглянув на соседнюю улицу, я увидела Прокопенко, заходящего в старый двухэтажный дом. Типичный образчик дореволюционного мещанского домостроения.

Перед тем как войти в раскрытую дверь дома, Прокопенко зачем-то оглянулся и, бросив на меня немного более долгий взгляд, чем было бы нужно, скрылся в подъезде.

Я прошла мимо дома, краем глаза посмотрев в темноту его подъезда.

В таких домах могут быть и две квартиры, и все восемь.

Подождав на другой стороне улицы и не увидев, чтобы в домике зажглось новое окошко, я сделала вывод, что мой подопечный пришел к кому-то в гости.

Терять время и бессмысленно топтаться на месте не имело смысла, поэтому я решила еще разок пройти мимо дома, снова заглянуть в подъезд и, если там все тихо, срочно ловить мотор и ехать на квартиру к Прокопенко и произвести там более полное знакомство с ним. Без его ведома, разумеется. Не люблю, когда мне мешают.

Я остановилась напротив подъезда и, не сумев рассмотреть в его темноте ничего, кроме широкой лестницы, поднимающейся наверх, особенно не раздумывая, вошла внутрь.

Англичане в таких случаях врут, что любопытство сгубило кошку.

Через секунду мои глаза привыкли к темноте, я подошла к лестнице и осторожно посмотрела на второй этаж. Оттуда доносились приглушенные звуки музыки. Было впечатление, что люди культурно отдыхают. Если мой ведомый там, то и прекрасно – это надолго. Только бы Антонина не выкинула какой-нибудь несанкционированный фокус.

Внезапно сзади послышались мужские голоса, и двое парней появились в двери подъезда.

Я сразу же развернулась к ним лицом и не торопясь пошла навстречу, словно только что спустилась с лестницы и уже ухожу.

– О! Девушка! – воскликнул один из парней – высокий, худой и кучерявый, одетый в свободную рубашку навыпуск. – Вы, похоже, мой кадр!

– Угу, твой, твой, – сказал второй, ничего собой интересного не представляющий, и, бросив на меня мимолетный взгляд, бочком направился к лестнице.

Первый же остался и загородил мне проход.

– А я вас раньше не встречал? – спросил он. – Вы же у Жорика были в «Варежке», да? Я угадал?

Я промолчала и пожала плечами. Если, кроме Жорика, на втором этаже никто больше не обитает, то отказываться от знакомства с ним неразумно: тогда поднимутся другие вопросы.

– Я спешу, разрешите пройти, пожалуйста, – тихо и мирно проговорила я.

– Все решиться не можете, ох, девушка, девушка! А страх, между прочим, первый грех! – Кучерявый, как видно, был любителем потрепаться и расположился заняться этим надолго.

Он легонько обнял меня за плечо и доверительно наклонился ближе.

– Ну ты скоро там, Бутман? – поторопил второй и остановился, ожидая его.

– Щас! – отмахнулся мой собеседник и снова повернулся ко мне: – Бутман – это я, кстати, слышали обо мне, конечно?

Зачем огорчать людей? Я снова пожала плечами, если этот жест так много говорит ему, то пусть и получает, что хочет.

– Пойдемте со мной, – Бутман взял меня под руку, – я по выражению на вашем лице вижу, что вы девушка смелая и отважная. Скорее всего просто-напросто убежали, не дождавшись начала выступлений. Сам не люблю ждать. Спросите, как я догадался? Элементарно, Ватсон, начало-то ровно в десять, а вы уже навострились драпать.

Я дала себя развернуть, решив пока не делать резких движений. Мне даже показалось, что у меня реально появилась возможность провести нужную мне разведку не только в норе у Прокопенко, но и на его пастбище.

Слова Бутмана заставляли подозревать что-то неординарное и многообещающее, к чему Прокопенко мог иметь какое-то отношение. Он же ведь был наверху.

– Как вас зовут, девушка? – Бутман, окрыленный моей показной податливостью, ломанулся в лобовую атаку.

– Таня, – ответила я.

– Ну и славненько, вы будете моей гостьей! – объявил Бутман. – Никто к вам и не подойдет и лапу не протянет! Бутман дает слово!

– А оно крепче гороха, – поддержал Бутмана его спутник, – короче, я пошел, ты, как видно, зацепился здесь языком надолго.

– Ни хрена! – Бутман плавно повел меня в направлении лестницы и сделал рукой приглашающий жест. – Вперед, на винные склады! – с притворной серьезностью провозгласил он.

Я поправила на плече сумку и окончательно решила, что если Вова Прокопенко меня в лицо не знает, то попробую-ка я сунуть мордашку неизвестно куда, авось сразу все и узнаю!

– А вас так и называть: Бутман? – спросила я. – Или можно как-то по-другому?

– Можно и по-другому, Таня, можно и по-другому: милый, любимый, хороший, солнышко, лапочка, но это не сразу, нам еще нужно будет познакомиться по-бли-же! – пропел Бутман, и мы стали подниматься вверх по лестнице, ведущей в неизвестность.

Мы поднялись на второй этаж. Там была единственная дверь, за ней находилась сумрачная прихожая, освещаемая одинокой мутной лампочкой, криво висящей под потолком.

В конце прихожей нам открылась большущая комната, скорее всего образованная из нескольких коммуналок.

Этот зал освещался не намного сильнее прихожей, но все-таки светильники здесь были приличнее. Что-то вроде люстр свисало с потолка в разных местах, но они не разгоняли густых теней в углах.

Как я правильно поняла, были снесены ранее существовавшие перегородки, вместо них поставлено несколько столбов, поддерживающих провисающий потолок, и получился симпатичный зал с эстрадой в дальнем углу.

Точнее сказать, он был бы симпатичным, если бы не грязь повсюду и спертый воздух.

Все окна были плотно занавешены толстыми портьерами с тяжелыми золотыми кистями.

В зале стояло около десятка простых пластиковых столиков в окружении таких же стульев. Парочки, устроившиеся за этими столами, вполголоса переговаривались, потягивая разные напитки.

Более-менее все становилось понятно. Я попала в законспирированный клуб, а назывался этот клуб «Варежка», как меня просветил Бутман.

Интересно, что здесь делает мой Вова Прокопенко?

Мы с Бутманом задержались на входе в зал, он пошептался с нахмуренным парнем в темном костюме, заплатил ему за входные билеты, и мы прошли к пустующему столику справа.

Бутман, тут же наобещав мне вина и закусок, куда-то умчался, и я, не успев даже сказать ничего против, осталась в одиночестве.

Хмурый неопрятный толстяк примерно сорока лет, до этого бродивший по залу, вдруг подошел ко мне и, молча поморгав, тихо поинтересовался, какого черта я здесь делаю.

Я только успела открыть рот, как проходящий мимо охранник высказался за меня:

– Ее Бутман приволок. Сам видел.

– А-а-а, ну-ну, – проговорил толстяк и, скользнув взглядом по моим ногам, отошел, не сказав больше ни слова.

Глава 4

Несколько парней и девушек, громко переговариваясь и пересмеиваясь, потягивали вино за соседним столиком.

Вся атмосфера «Варежки» постепенно накалялась от какого-то ожидания.

Примчался Бутман и, громко дыша, сел рядом со мною.

– Еще не принесли? – удивленно спросил он, оглядывая пустой стол. – Вот козлы, блин! Вы только не волнуйтесь, Танюша, сейчас притащат!

Я не ответила, продолжая скромненько высиживать, сложив ручки на сумке, где у меня надежно прощупывался пистолет, и высматривала своего любезного друга Вову Прокопенко.

А его нигде не было видно!

Эстрада осветилась прожектором, до этого таившимся в темном углу зала.

Дыша на меня усиленно пережевываемым «Орбитом», Бутман прижался ко мне и стал доказывать, что вот-вот сейчас самое интересное и начнется.

Я слегка отстранилась, Бутман собрался возразить, но тут подошла непонятная фигура и стала с подноса выставлять на стол его заказ.

– А алкоголь? – громко спросил Бутман и радостно крякнул, увидев бутылку розового «бордо». – Все, вали отсюда, – махнул он официанту.

Я наконец-то разглядела то чудо, которое нас обслуживало. Это была девушка… кажется. Она была в закрытом купальнике, а, пардон, пониже пупка у нее была прикреплена веселенькая висюлька из розовой резины, имитирующая фаллос.

Я задумчиво смотрела вслед официанту, пока он – или она, уже не знаю – не почувствовал мой взгляд.

Официант повернулся и послал мне воздушный поцелуй. Это меня отрезвило, и я обратила внимание на эстраду.

Там уже обозначились в освещенном прожектором пятачке две девушки в купальниках и, поставив на краю эстрады стул, принялись довольно-таки вульгарно изображать лесбийскую любовь.

Не знаю, как других, а меня больше всего интересовало, хорошо ли выметена эта эстрада, и если нет, то как себя чувствуют девушки?

Через три минуты девушки избавились от той одежды, что была на них, и затихший зал внимательно наблюдал за самой неприкрытой откровенностью в их действиях.

Бутман весь извертелся на своем стуле, стараясь и зрелища не упустить, и мне внимание оказать.

Джентльмен разрывался, но пока справлялся с нагрузкой.

Прокопенко все еще не было, но зато я заметила кое-что любопытное.

Толстяк, интересовавшийся мною, оказался оператором этого кустарного эротического шоу. Он с ужасно занятым видом суетился слева от эстрады. Толстяк включил еще один прожектор, поменьше первого, установил на плече большую видеокамеру и, то приседая, то наклоняясь под разными углами, старательно снимал все действо.

– Бутман, – обратилась я к своему соседу.

Тот живо отреагировал.

Он положил мне одну руку на бедро, вторую на плечо и горячо продышал в ухо:

– Все, что хочешь!

– Даже так, – я передернула плечами, но руку он не убрал, – а для чего эти съемки?

– Реклама! – это слово высказал Бутман таким тоном, словно я спросила, в каком городе живу. – Жорик потом монтирует и посылает на фестивали наших. Его уже по всему миру знают. От Москвы до…

Бутман отвлекся и наклонился к девушке, сидящей за соседним столиком, что-то у нее спрашивая.

– От Москвы до Киева и в каждом вагоне, – закончила я за него.

– Ни хрена, гораздо дальше! А вот сейчас будет самое сладкое для тебя, – сообщил Бутман, снова обращаясь ко мне.

Я удивленно на него посмотрела.

– Ну да, – улыбаясь во все свои длинные зубы, закивал головой Бутман, – я же сразу понял, кто ты такая, Танюшка-игрушка.

Бутман откупорил бутылку и налил мне полный фужер.

Я была заинтересована его заявлением, поэтому машинально взяла фужер в руку и уточнила, на всякий случай быстро осмотревшись по сторонам.

– Так кто же я? – спросила я у Бутмана.

– Сначала брудершафт, – заулыбался Бутман, – а потом я все скажу.

– Шантажу – нет, – отрезала я, – я и так перейду с тобой на «ты», только скажи, кто же я такая.

Бутман заерзал на стуле, кивнул головой в сторону эстрады, потом, вздохнув, ответил:

– Ты маленькая скучная натуралка, у которой наконец-то в головке зашевелились светлые мысли!

Свое умопомрачительное заявление Бутман сопроводил самым натуралистичным поглаживанием моей ноги. Он был прав: было от чего поскучнеть.

– И вот для вас, натуралок, сейчас будет самое интересное, – зашептал мне Бутман, – шоу мальчиков-нестандартов! Все для того, чтобы сделать из вас нормальных людей. Бисексуалов, вот как я, например! Тебе нравятся мальчики-нестандарты?

– Пока не знаю, – призналась я и зевнула. Насчет мальчиков я была не в курсе, но Бутман мне уже надоел хуже плохой погоды.

Шоу мальчиков началось. Все было примерно так же, как и у девочек, только с естественной половой разницей.

Для меня же самое интересное было не в этом, а в том, что одним из мальчиков выступал Вова Прокопенко.

Роман Балдеску был совершенно прав, говоря мне, что этот артист без выступлений жить не может.

Оба артиста были одеты или – правильнее было бы сказать – раздеты до узеньких плавок, от которых, впрочем, быстро избавились под восторженные вопли зрителей обоих полов.

Наиболее легковозбудимые девчонки вскочили со своих мест, чтобы лучше видеть, другие вообще подошли к эстраде и навалились на ее край, повизгивая от сопереживаний.

Я же чувствовала себя идиоткой и думала о шоу совсем в другом разрезе и ракурсе.

Мне интересно не было, скорее, даже было противно.

Вова Прокопенко демонстрировал всякие разные изыски, а неопрятный хмурый толстяк Жорик продолжал снимать своей видеокамерой. Вот что мне было по-настоящему интересно.

Я почти твердо знала, что мне нужно делать в ближайшее время. Но для начала я довольно-таки резко избавилась от липкой длани Бутмана. Плевать на то, что такие, как он, будут считать меня скучной. Как-нибудь переживу.

Закончив выступление, Вова раскланялся, поцеловал своего партнера и прошел в зал под радостные вопли зрителей.

Я внутренне вся сжалась, увидев, что он направляется к нам.

Но потом я успокоилась: Вова на меня, кажется, и внимания не обратил, он шел прямиком к Бутману.

– Тебе понравилось? – спросил он у Бутмана, присаживаясь рядом с ним.

– Не то слово! Очень, очень понравилось! – начал нахваливать его Бутман, протягивая Вове свой фужер. – Такие, как ты, просто находка в нашем бизнесе, цыпа!

Бутман поглаживал Вову почти как меня и говорил ему восхищенно:

– Ты знаешь, цыпочка, я даже удивился, когда мне сказали, что приехал москвич из наших и готов выступить. Я думал, будет вульгарная порнуха, но то, что ты показал, – искусство, искусство высокое!

«Цыпа» улыбнулся и застенчиво клюнул Бутмана в плечико.

Не скажу, что меня чуть не стошнило – я видела и не такое, – но впечатление было сильным.

А выступление Вовы все равно было порнухой, и переубедить меня никто бы не смог.

Пока парочка друзей ворковала справа от меня, я посматривала на толстого оператора по имени Жорик.

Он как раз менял кассету. Бережно вытащив из камеры, он положил ее на стул позади себя, вставил новую и махнул рукой следующим артистам.

Я, вытянув шею, посмотрела на прожекторы и обратила внимание на то, что кабели от них ползут по полу и соединяются, скручиваясь в жгуты. Заканчивались они в трехфазной розетке, лежащей на полу недалеко от крайнего столба, поддерживающего потолок.

На сцене уже были смешанные пары, и, видя, что толпа у эстрады постепенно увеличивается, я тоже встала.

– Танюшка, а как же мы? – Бутман попытался изобразить разобиженность, но получилось это у него плохо. – Сумку-то зачем берешь? Здесь не сопрут!

Я не ответила.

– Девочке интересно наблюдать процесс, – улыбаясь, пояснил Прокопенко, – пойдемте вместе. Сам неравнодушен к этому делу.

Мы прошли вперед и прорвались к самой сцене.

Вова что-то мне шептал в ухо насчет того, что у него странное ощущение, будто он видит меня уже не первый раз. Бутман с другой стороны советовал ему не увлекаться и не разевать роток…

Я все это почти не слушала.

Стараясь пробраться как можно ближе к стулу с нужной мне кассетой, я, не обращая внимания на недовольные шиканья соседок, упрямо стремилась к своей цели.

Ничего не отвечая надоевшему мне Бутману и дурно пахнущему трудовым потом Вове, я наконец-то наступила ногой на кабель.

Еще раз посмотрев на розетку, я обнаглела окончательно – наклонилась и дернула за нее.

Оба прожектора моментально потухли. После их яркого освещения всем на какое-то время показалось, что наступила полная темнота, и я, подскочив к стулу Жорика, схватила кассету с отснятым материалом.

Визг обиженных зрителей перекрыл все звуки.

Я, задевая за людей и за столы, повернулась и, сориентировавшись, устремилась к выходу.

В этот момент меня сзади обхватили чьи-то руки.

– Зачем ты это сделала? – Вова вцепился мне в плечо и развернул лицом к себе.

Лучше бы он этого не делал. Получив классический удар коленом в пах, Вова Прокопенко отлетел назад в толпу.

Оттуда послышался возмущенный крик Бутмана:

– Цыпа, твою мать, ты что творишь?!

Справа на меня наткнулся какой-то мужчина и, уцепившись за сумку руками, тоже хотел задержать, но я уже развоевалась.

– Ты куда, подруга? – спросил мужской голос, но тут же, не дождавшись ответа на свой вопрос, заткнулся и жалобно взвизгнул, получив хлесткий удар по глазам и второй по ушам.

Наконец я попала в коридор, ведущий на лестницу. Теперь оставалось только и отсюда выбраться, и можно сказать, что день даром не прошел.

Лампочка под потолком уже не коптила, приходилось пробираться на ощупь.

В зале зажегся свет, и лучи его, упав в коридор, показали мне нужное направление, но у самой двери я натолкнулась на еще одно препятствие.

Высокого роста охранник загородил мне проход.

– А вы куда, девушка? – спросил он. – Тут не принято уходить раньше времени. А сортир вон там.

– Спасибо большое, – вежливо ответила я и, сделав шаг вправо, тремя короткими ударами левой ступни проверила на крепость мышцы его брюшного пресса. Пресс оказался слабоватым. Охранник согнулся и, шлепая губами, прислонился лобиком к стене.

Оттолкнув этого стража, я выскочила на лестницу.

Здесь уж сомнений не было, куда идти и как. Только вниз и очень быстро.

Я заскакала через ступеньки.

На выходе мне больше никто не встретился, и я свободно выбралась на улицу.

Там я огляделась и не помчалась по улице, как можно было бы предположить, а свернула сразу за этот дом и перелезла через кирпичный забор, построенный на его задах в те же времена, что и само здание.

Я оказалась в маленьком проходном дворе и, облаянная тремя шавками и двумя старухами, высунувшимися из окошек, смело вышла на параллельную улицу.

Моя несчастная сумка потеряла во время этих приключений всю свою привлекательность, и, к сожалению, после моего возвращения домой придется от нее избавиться. Я потерла ее рукой, но ей это не помогло.

Поймав на трассе машину, я назвала домашний адрес Вовы Прокопенко.

Дом стоял на месте, что от него и требовалось.