Текст книги "Профессиональная интуиция"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 3

В фойе меня поджидал Горшенин.

– Я на машине, – сообщил он. – Сейчас собираюсь по делам, решил заодно поспособствовать вам в переезде в новую гостиницу.

Ломаться я, понятное дело, не стала. Дают – бери. Только поинтересовалась:

– Что за гостиница?

– Вам понравится, – заверил Горшенин, придерживая дверь. – Симпатичная и недорогая. Не самый центр, конечно, но оттуда в любом направлении удобно добираться. А вот и мое средство передвижения.

Привычно использовав трость в качестве указки, Горшенин ткнул ею в направлении двух машин, стоящих чуть в стороне от остального транспорта.

Черный «БМВ» ожидал хозяина в нескольких метрах от ступеней крыльца. Рядом с ним пристроился ядовито-желтый «Запорожец».

– Е-мое! – по привычке сказала я. – И которая же из них ваша?

– Та, что менее яркая. – Горшенин рассмеялся. – Не люблю ярких цветов. Прошу вас.

Я села в машину, прикидывая, как в такой ситуации должна вести себя Нинка. Вернее, теперь – Нина. Если сделать вид, что никогда не ездила в «БМВ», это будет, пожалуй, перебор, тем более что машина была далеко не последней модели. Но внезапного внимания со стороны Горшенина не заметить было просто невозможно. До сих пор я выглядела несколько мрачноватой, охотно, хотя и лаконично отвечала на вопросы, но не лезла с расспросами сама. Пожалуй, лучше вести себя так же и впредь. Буду делать вид, что если я что-то и замечаю, то мне все это абсолютно до лампочки.

Горшенин завел двигатель.

– Не холодно? Сейчас мотор прогреется, печку включим.

– Нормально.

Разговор пока не клеился. Два часа назад, когда мы стояли около доски объявлений, Горшенин не был так озабочен моей персоной, поэтому болтал непринужденно, безо всякой задней мысли. Сейчас ему явно хотелось и разузнать обо мне побольше, и одновременно не показаться назойливым в своем любопытстве.

– Вам, наверное, надо забрать вещи?

– Какие вещи? – удивилась я. – А-а, из этого клоповника. Нет, не надо, у меня все с собой.

На этот раз пришла очередь удивиться Горшенину:

– В этой сумке? Все?

– Мы же люди военные, – ухмыльнулась я. – А вообще-то у меня еще одна сумка есть, в камере хранения на вокзале.

– О!

Я с раздражением подумала, что если он будет слишком часто повторять свое «О!», то я его точно придушу. И расследовать дальше ничего не надо будет. Доложу Грому, что причина всякого рода нестабильности в городе Волгограде выявлена и успешно устранена, и дело с концом.

Мы выехали с территории спорткомплекса, некоторое время двигались по уже знакомой мне дороге, затем свернули на другую и тут же попали в пробку.

– Вечно здесь одна и та же история, – проворчал Горшенин. – Надо было окружной ехать.

Я промолчала. Поток машин то приходил в движение, то снова замирал на неопределенное время. Встречная же полоса была практически свободна.

Горшенин с завистью кивнул на мчавшиеся навстречу машины.

– А нам теперь до ближайшего перекрестка минут десять тащиться, не меньше. Курите?

Он протянул пачку «Мальборо». Я отрицательно покачала головой:

– Курила раньше. Теперь бросила.

– И давно?

– Бросила? Уже неделю, – ответила я невозмутимо.

Новая жизнь Нины в отличие от прежней имела массу преимуществ. Поразмыслив, я решила добавить к ним еще одно. Раньше Нинка дымила, как паровоз, во время пребывания на Черном море у меня частенько трещала голова от переизбытка никотина в организме. Терпеть не могу эту гадость, хотя после трехнедельного пребывания в Нинкиной шкуре отвыкала от сигарет с трудом.

– Завидую… А я вот сколько ни пытался, ничего не выходит, – признался Горшенин. – Ну и как, не тянет?

– Иногда тянет. – Я пожала плечами. – Особенно под вечер. Но меня на много что тянет. Особенно под вечер.

– С вами не соскучишься, – ухмыльнулся Горшенин.

Я прикинула, стоит ли обидеться на него за эти слова, но решила, что нет. Горшенин между тем следил за моей реакцией очень внимательно. Похоже, на данный момент его интересовала не столько моя биография, сколько свойства характера и личностные качества.

– Как прошла тренировка?

– Нормально, – буркнула я. – Спасибо, что устроили.

– Не за что. – Горшенин поерзал. – Вы на меня за что-то сердитесь?

– Нет. За что?

– Ну-у… Просто вас особо разговорчивой не назовешь.

– Вас тоже.

– В каком смысле?

– Например, вы не сказали, что вы – директор спорткомплекса.

– О! – сказал Горшенин, и у меня зачесались руки. – Так вы и не спрашивали.

Я невольно рассмеялась, Горшенин тоже облегченно заулыбался.

– Я вообще не очень болтливая, – сочла возможным признаться я. – В компании потрепаться – одно дело, а насчет поговорить – я не очень. Да сейчас еще настроение такое, знаете… Вот осмотрюсь немного, работу подыщу. Вы лучше сами спрашивайте, если чего узнать хотите.

– Хорошо, – улыбнулся Горшенин. – Но вы тогда тоже у меня что-нибудь спрашивайте.

– А чего спрашивать? – Я повернулась, смерила его многозначительным взглядом. – И так все понятно.

Горшенин смутился.

– Что понятно? Вы же не думаете, что я к вам клеюсь?

– А если и клеитесь, то что с того? – Я взяла сигаретку, покрутила и сунула обратно в пачку. – Вы мне помогаете, так? Мне радоваться надо, а не требовать объяснений, почему вы это делаете. Вот я и радуюсь. А все остальное меня не касается. Захочете… то есть, захотите. – Я нахмурилась. – Захотите – правильно, да?

– Правильно. – Горшенин посмотрел на меня с величайшим интересом.

– Так вот, захотите, сами расскажете. Может, вам неприятно будет, если я с вопросами буду лезть. И потом, зачем делать вид, что мне интересно, сколько у вас жен, любовниц, детишек или чего там еще, если мне это совсем не интересно? Я, откровенно говоря, на это чихать хотела. Как, в общем-то, и на все остальное. Ну, почти на все.

– Нина. – Игорь Викторович изумленно покачал головой. – Я в полном восхищении. Если бы руки у меня не были заняты, ей-богу зааплодировал бы.

– Это по какому же поводу?

– Повод самый что ни на есть подходящий. Редко в наши дни можно встретить столь откровенного и прямолинейного человека.

– А чего хвостом крутить? – ляпнула я.

Прямолинейность так прямолинейность. Если вам, многоуважаемый господин Горшенин, хочется видеть меня прямолинейной, я буду прямолинейной до безобразия. Шокирующе прямолинейной.

– Кстати, как откровенный человек откровенному человеку, скажите, вы хорошая медсестра?

Я обиделась:

– Е-мое, разумеется, хорошая. Я что, по-вашему, больше чем на нянечку не тяну?

– Ну что вы, Ниночка!

Горшенин вознамерился было негодующе всплеснуть руками, но тут мы наконец доползли до долгожданного перекрестка, и он все внимание обратил на дорогу. Как всегда, не вовремя замигал желтый свет, Горшенину, однако, на это было совершенно наплевать, быстрее бы из «пробки» выбраться.

Свернув на узкую, ухабистую улочку, Игорь Викторович расслабился, оживился и сразу за перекрестком врубил третью скорость, несмотря на то что асфальтовое покрытие на дороге выглядело так, будто его основательно погрыз какой-то свирепый или изголодавшийся монстр.

– Теперь быстро доедем, – пообещал Горшенин, закуривая новую сигарету. – Так о чем это я?

Я зевнула.

– Перед тем как повернуть, вы мне пытались объяснить, что я дура.

– Ниночка! – Игорь Викторович прижал руку к груди. – Ну что вы такое говорите! Разумеется, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто я подумал, что мог бы поспособствовать вам в поисках работы. Правда, это будет немного другая работа, чем в армии. Там, насколько я знаю, если, конечно, боевые действия не ведутся, в медсанчасть обращаются редко, да и то все больше с мозолями да поносом.

– И еще с триппером, – кивнула я. – Все верно. Кое-что я, конечно, подзабыла, названия лекарств там, другую фигню. Но от медсестры много и не требуется. Поставить клизму, сделать инъекцию или наложить повязку я вполне в состоянии. Но вы не глядите, что я так разговариваю, я умная. Если надо, учебники почитаю.

– Охотно верю, – несколько уныло пробормотал Горшенин.

Мое признание его явно разочаровало. А чего он, собственно, ожидал от обычной медсестры? Но так или иначе, а допущенную ошибку следовало немедленно исправить, тем более что медсестрой я была не совсем обычной, если не сказать больше – совсем необычной. Я быстренько поразмыслила, какими еще медицинскими навыками могла бы похвалиться, кроме уже перечисленных, чтобы как-то набрать потерянные очки.

Нас, конечно, учили оказывать первую медицинскую помощь, но приобретенные навыки были слишком уж специфическими, касались в основном ранений, травм, отравлений, способов быстрого восстановления сил после чудовищных физических, эмоциональных и умственных перегрузок и так далее. Специальная медицинская подготовка включала также довольно близкое знакомство с некоторыми не совсем гуманными способами вытряхивания из человека информации. Об этом, конечно, Горшенину знать не обязательно, что же касается травм и ранений, то это, пожалуй, вполне подойдет.

К сожалению, я не знала досконально, какие именно медицинские действия могут входить в компетенцию даже очень талантливой и способной медсестры в обычной, не чрезвычайной ситуации, поэтому в своем объяснении постаралась избежать четких формулировок, а сконцентрироваться на главном.

– Кроме того… – начала я нерешительно. – Знаете, в нашу тьмутаракань, ну, в часть, где я работала до перевода под Читу, долго не могли найти врача, даже самого завалящего. До ближайшего было тридцать километров по прямой, на ходу у нас была единственная машина, да и то бензин экономили. А в непогоду так вообще только пешком передвигаться можно было.

– Это где же такие страсти?

– Алтай, – скривилась я.

– А-а, наслышан.

– Вы наслышаны, а я там несколько лет, уж не помню точно, сколько именно, проторчала. Жуткое место, скажу я вам. От нечего делать все поголовно пьют, трахаются и морды друг другу бьют. Не знаю, может, в других поселках и получше было, в тех, что ближе к цивилизации находились, но у нас – просто вилы. Сбежала оттуда при первой возможности, как только место другое подыскала. Так вот там мне приходилось заниматься всем подряд. В смысле лечения. Аппендицит, конечно, не вырезала, таких с горем пополам все-таки отправляли «на большую землю», но заштопать там, гипс наложить, другие травмы – это запросто. Под конец так руку набила, что о враче в таких случаях уже никто и не заикался, чуть что – сразу ко мне. Но здесь это вряд ли пригодится.

– Ну почему же, – задумчиво сказал Горшенин. – В жизни всякое бывает.

– Это точно…

Я продолжала рассказывать, как потом мне не хотели подписывать рапорт о переводе, как я уже тогда хотела совсем уволиться, но рапорт в конце концов все же подписали, но, незаметно наблюдая за Горшениным, уже поняла, что дальше рассказывать о своих злоключениях уже не обязательно. Горшенин буквально ликовал. Нет, внешне он по-прежнему старался выглядеть спокойным, и это у него, надо сказать, неплохо получалось, но радость по поводу услышанного так и перла из него наружу.

В самое яблочко, подумала я удовлетворенно, попала. Знать бы только, чем обусловлена такая бурная радость и что из всего этого получится. В любом случае я молодец. Сам собой у меня вырвался вздох облегчения.

Заметив это, Горшенин тут же бросил на меня внимательный взгляд.

– Приятно знать, что кто-то готов тебе помочь, – пояснила я. – Знаете, сильной быть хорошо, но иногда хочется часть проблем на кого-нибудь переложить. Вы же обещали поспособствовать насчет работы для меня?

– Думаю, что поспособствую, – кивнул Горшенин. Глаза его возбужденно горели.

– Классно! – воскликнула я с чувством и, вздохнув для порядка еще раз, откинулась на сиденье.

Едва я успела умиротворенно закрыть глаза, как Горшенин торжественно объявил, что мы уже на месте.

Эта гостиница повторяла предыдущую с точностью до наоборот. Само здание было сравнительно недавно построенным, но краска на фасаде местами уже осыпалась, да и само здание выглядело каким-то неуклюжим – эдакая творческая неудача архитектора, да и только. Зато внутри было чистенько, хорошо пахло, а работники гостиницы встретили нас доброжелательными улыбками и читаемой на лице готовностью выполнить любую прихоть клиента. Если это не выходило за рамки закона и приличий, разумеется.

Узнав, что в гостинице есть и одноместные номера, я засомневалась. С одной стороны, чувствовала острое желание взять одноместный, совершенно не хотелось делить жилище с кем-то еще, с другой же – под давлением обстоятельств больше склонялась к двухместному. Как ни становилось тошно при мысли, что придется, вполне возможно, засыпать и просыпаться под храп какой-нибудь тетки или отбрыкиваться от назойливых расспросов соседки о житье-бытье, я выбрала все-таки двухместный. Решила, что если будет совсем уж худо с напарницей, тогда переберусь в одноместный. А Горшенину потом это как-нибудь обосную. В конце концов, можно будет переселиться сразу же, как только найду работу или создам убедительную видимость, что нашла ее.

– У вас есть свободные двухместные номера? – поинтересовалась я у дежурной, сделав ударение на слове «свободные».

Женщина помялась:

– Вообще-то, мы сначала подселяем, а потом уже предоставляем свободные номера.

– Понятно.

Я вынула паспорт, под прикрытием стойки вложила в него среднего достоинства купюру. Всем способам дачи взяток должностным лицам я предпочитала именно этот. Захочет человек пойти навстречу твоим пожеланиям – возьмет деньги, не захочет – вернет документы вместе с «начинкой», и каждый останется при своем. И говорить ничего не надо, взял документы обратно, заглянул – ага, денежка исчезла, значит, дело сделано. Или не исчезла… Но с таким поворотом кто как, не знаю, а лично я сталкивалась крайне редко. Но и в первом, и во втором случаях все сразу становится ясно и понятно.

Горшенин тронул меня за плечо, покачал головой и, прежде чем я успела что-то предпринять, сунул в руки дежурной какую-то бумажку, улыбаясь при этом самым очаровательным образом.

Джентльмен хренов, раздраженно подумала я. Из тех, наверное, что никогда не позволяют женщине расплачиваться самой при свидетелях, но которые потом, наедине, предъявляют счет или жалуются на нехватку денег.

Дежурная сначала вспыхнула, как бы от праведного негодования, машинально зыркнула взглядом по сторонам и с возмущением взглянула на бумажку в своей ладони и на Горшенина, потом снова на бумажку, только теперь уже не возмущенно, а почтительно. Почтительность автоматически перенеслась сначала на Горшенина, затем на меня.

– У нас имеется свободный двухместный номер. Ваш паспорт, пожалуйста.

Я протянула паспорт и специально для Горшенина – он так, бедняга, старался разглядеть, что написано в документе, что мне стало его жаль, – вслух продублировала:

– Тимофеева Нина Сергеевна, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения. Место рождения – город Хабаровск. Паспорт выдан…

Тут мне пришлось заткнуться, так как дежурная прекратила записывать, одарила меня все еще почтительным, но уже совсем недружелюбным взглядом, лучезарно улыбнулась и сквозь эту улыбочку прошипела:

– Я вижу, спасибо.

– Всегда пожалуйста, – пожала я плечами. – Хотела как лучше, но если вам удобнее так…

Дежурная умоляюще посмотрела на Горшенина. Тот немедленно предложил:

– Может быть, Нина Сергеевна пока в номер поднимется? Посмотрит, все ли в порядке, вещи оставит и вернется к нам? Паспорт, надеюсь, она нам доверяет. Как вы на это смотрите?

Последний вопрос был адресован нам обеим. Дежурная, мгновение поколебавшись, кивнула. Я с тревогой посмотрела на паспорт, но тоже кивнула, довольно нехотя. После чего проворчала:

– Неплохая мысль. Надо бы сначала посмотреть, что там да как. А то, может, там тоже какой-нибудь…

– Кхе-кхе, – предостерегающе кашлянул Горшенин.

– …вид из окна мрачный открывается, – закончила я с угрозой и прямо-таки пригвоздила дежурную к ее стулу взглядом, вполне соответствующим интонации.

Не отрывая от меня округлившихся от переполнявших ее эмоций глаз, женщина нащупала ключ и с торжествующим видом передала его Горшенину. «Посредник» невозмутимо отдал ключ мне, сказал:

– Я вас подожду. Надеюсь, мы выпьем по чашечке кофе после того, как вы устроитесь?

– Заметано! – кивнула я, мрачно сверкнув глазами в сторону дежурной.

Наверх я поднималась с чувством выполненного долга. Теперь дежурную – на вид чересчур порядочную и слишком совестливую женщину – уж наверняка не будут мучить сомнения, когда она будет общаться с Горшениным по моему поводу. Не зря же он самолично привез меня в гостиницу. Благодаря своему благому поступку, который сделал бы честь любому доброму самаритянину, он сможет, минуя прямые расспросы, не только узнать обо мне все, что удастся выудить из паспорта, но также будет иметь возможность приглядывать за мной денно и нощно, используя посильную помощь очаровательной дежурной.

Во всяком случае, я на месте Горшенина именно так бы и поступила – наговорила бы дежурной с три короба, а затем деликатно склонила бы ее к сотрудничеству. Конечно, приглядывать за мной собственными глазами дамочка сможет только во время своего дежурства. Но она так или иначе общается со своими сменщицами, а в легкомысленной дружеской болтовне можно выяснить очень многое.

Наличие горшенинского осведомителя под боком создавало, конечно, для меня некоторые неудобства, но не настолько серьезные, чтобы горевать по данному поводу. В конце концов, задачей-минимум на сегодняшний день именно это для меня и являлось – как можно быстрее и любыми доступными способами убедить Горшенина в моей полной лояльности и благонадежности. В любом случае «стучащая» на меня дежурная и на первый, и на второй взгляд выглядела во сто крат привлекательнее любой тетки-соседки, особенно храпящей или не в меру общительной.

Гостиница была выстроена своеобразно и напоминала по внутреннему устройству скорее общежитие или дом с ведомственными квартирами-маломерками. Возможно, раньше что-то подобное в этом здании и располагалось, а под гостиницу оно было приспособлено значительно позже. Центральный вход располагался, как ему и положено по названию, в центре здания. Таким образом, гостиница была разбита на два крыла.

Мой номер находился в правом крыле, вторым по счету от основной лестницы. Кроме нее, в каждом крыле имелось еще по запасной лестнице. Их я решила исследовать позже, пока же ограничилась кратким изучением «плана эвакуации при пожаре», висевшего на лестничной площадке каждого из пяти этажей. Лифт, судя по всему, отсутствовал, а если где-то и был, то его умело замаскировали.

На каждом этаже имелись небольшие помещения, нечто вроде комнат отдыха, отделенные от лестничных площадок стеклянными дверьми, не имевшими замков или иных запоров. На втором, например, за прозрачной стенкой одиноко стоял бильярдный стол, а в точно таком же закутке этажом выше, то есть на моем, – стол для тенниса, журнальный столик и несколько простеньких кресел. Каждая «комната отдыха» имела выход на лоджию.

В номере – с телевизором и телефоном! – как и во всей гостинице, оказалось тоже чистенько и довольно мило. Правда, около телефона стояла табличка, гласившая, что связь по данному аппарату осуществляется исключительно внутри гостиницы и в город по нему, как ни старайся, не дозвонишься.

Я с удовлетворением огляделась. Не пентхауз, конечно, но подобные излишества меня и не интересовали. Главное, чтобы никто не мешал, не стоял над душой и чтобы удобно было «делать ноги», если «запахнет жареным».

Дежурная гостиницы, сама того не ведая, обеспечила мне не только первые пункты, но также и последний. Столь любезно предоставленный мне номер находился на третьем этаже, а окнами выходил на улицу. Однако здание от собственно дороги отделяла довольно обширная территория площадью не меньше чем двенадцать на пятнадцать метров. Значительную ее часть занимали традиционные клумбочки, на которых летом, конечно же, высаживали цветы. Несколько в стороне располагалась небольшая – машин на пять – стоянка, очевидно, для сотрудников и «льготных» гостей. Остальное же место занимала узкая подъездная дорога, устроенная кольцом, в центре которого был разбит газон.

Личного балкона с пожарной лестницей рядом с ним или иных классических приспособлений для тех, кто желает быстро и незаметно скрыться, мне предоставить не удосужились. Зато такая лестница, если верить плану эвакуации, имелась на лоджиях в комнатах отдыха с противоположной от моего номера стороны здания. То есть, если ситуация того потребует, я имела возможность присматривать за улицей и в случае чего воспользоваться пожарной лестницей. Последнее представлялось довольно несложным, тем более что дежурных по этажу штат гостиницы, очевидно, не предусматривал.

Задерживаться в номере слишком долго я не стала. Хотела было переодеться по случаю приглашения «на чашечку кофе», но, подумав, ограничилась лишь тем, что немного подкрасила ресницы и губы. Даже не поменяла потертые джинсы на имевшиеся в моем гардеробе более новые. Если уж я решила делать вид, что мне на все начихать, то следует быть последовательной в этом решении. Пусть Горшенин уверится, что начихать мне действительно на все.

Когда я спустилась, паспорт мой лежал на стойке, а дежурная скучала в одиночестве. Скользнув по мне преувеличенно равнодушным взглядом, она первым делом довела до моего сведения, что плату с постояльцев здесь берут вперед.

Я бросила кошелек рядом с паспортом и сухо поинтересовалась, не видела ли она моего знакомого.

– Подышать свежим воздухом вышел, – проронила женщина. – Как долго вы намереваетесь у нас пробыть?

– Точно еще не знаю. Если ваши порядки это допускают, то я предпочла бы оплачивать свое пребывание здесь посуточно.

Дежурная, посмотрев на меня так, словно я сказала что-то неприличное, процедила:

– Допускают.

Я отсчитала необходимую сумму, спрятала паспорт и кошелек, но не успела сделать пары шагов к выходу, как услышала язвительное:

– Куда же вы? Покидая гостиницу, постояльцы в обязательном порядке сдают ключ от номера. Все без исключения.

– Тем лучше, – пробормотала я, протягивая ключ.

– Что вы сказали? – встрепенулась дежурная.

– Я сказала, что вид из номера все-таки довольно паршивый.

Лицо женщины мгновенно покрылось пятнами. Что поделаешь, о ее же душевном здоровье забочусь. Совесть такая штука, что ежели уж зацепит человека по какому-нибудь поводу, то на всю жизнь его покоя лишить может. Весело насвистывая, я вразвалочку направилась к выходу.

Свежим воздухом Горшенин дышал на крыльце. Не просто дышал, а при этом еще разговаривал по сотовому. Стоял Игорь Викторович лицом к двери, благодаря чему разговор успел прекратить раньше, чем я смогла услышать хоть слово. Жаль.

– Как новые апартаменты?

– Сносно. – Я пнула носком ботинка брошенный каким-то нерадивым постояльцем пластиковый стаканчик, он весело запрыгал вниз по ступеням. – Вы насчет кофе серьезно?

– Да я бы и пообедать не отказался, – засмеялся Горшенин. – Вы как?

Я прислушалась к своим ощущениям, кивнула:

– Можно.

– Не только можно, но и нужно, – назидательно произнес Горшенин и захромал вслед за стаканчиком. – Едемте, я покажу вам одно замечательное кафе.

– Только одно? – пробурчала я, спускаясь к машине. – Надеюсь, ваши слова не означают, что это единственное замечательное кафе в городе Волгограде?

– А вот это вы напрасно, – заметил Игорь Викторович. – Город у нас не такой уж плохой, как вы себе это, возможно, представляете. Просто у вас настроение никудышное. Сейчас мы его постараемся исправить. А вы раньше здесь никогда не были?

– Была. В детстве. Сколько вы ей дали?

Горшенин посмотрел на меня вопросительно.

– Этой тетке. – Я мотнула головой в сторону гостиницы.

– Ах, тетке. Тогда не «сколько», а «что».

Горшенин сделал движение, намереваясь открыть мне дверцу машины, но я, презрев правила хорошего тона – откуда мне, вернее, Нинке, знать правила хорошего тона? – опередила его и плюхнулась на сиденье. Игорь Викторович озадаченно почесал затылок, но от пожеланий и замечаний воздержался.

– Так что же это было? – продолжила упорствовать я, едва он сел в машину.

– Вы изменили своему правилу не задавать вопросов? – усмехнулся Горшенин.

– Случай особый. Терпеть не могу чувствовать себя обязанной… в том, что касается денег. Даже в мелочах.

Про деньги я добавила из опасения, как бы Горшенин не заинтересовался, почему я решила чувствовать себя обязанной ему именно сейчас, а не, скажем, в случае со спортзалом.

– Ниночка, никаких денег не было, уверяю вас.

Горшенин порылся в кармане и протянул мне визитку.

Так вот почему «бумажка» в руке дежурной показалась мне слишком маленькой.

– Козлов Владимир Геннадьевич, – прочла я вслух.

Больше читать было нечего. Только три телефона.

– И кто такой этот Козлов? Русский Хоттабыч?

– Вроде того. – Игорь Викторович, похоже, говорил вполне серьезно. – Видите ли, Ниночка, Владимир Геннадьевич – это тот человек, которому фактически принадлежит и спортивный комплекс, в котором вы сегодня занимались, и гостиница, в которой вы остановились, и еще много чего как в Волгограде, так и за его пределами.

– Круто. А почему на визитке больше ничего не написано?

– А что там должно быть еще?

– Ну президент там чего-нибудь или директор.

– Он не президент и не директор. Он – хозяин. Это ни для кого не секрет, так что об этом можно говорить спокойно, не опасаясь раскрыть какую-то коммерческую или политическую тайну. Вам, Ниночка, человеку приезжему и от бизнеса далекому, не знать, кто такой Владимир Геннадьевич Козлов, вполне простительно. Он вообще не любит дешевой популярности. Но половине Волгограда известно, что Козлов – человек, заслуживающий всяческого уважения. Чем именно он занимается, знают, конечно, немногие.

– А чем именно он занимается?

– Бизнесом. Кстати, люди, к которым попадают эти визитки, и безо всяких надписей знают, кто такой Козлов. Это, так сказать, визитки для друзей и близких.

– Значит, предъявил такую вот визиточку, и сразу понятно, что ты – человек не чужой.

– Примерно так.

– А он что, всем директорам своих организаций визитки раздает?

– А что, все директора, по-вашему, автоматически попадают в категорию «друзей и близких»? Нет, Ниночка. Просто мы с Владимир Геннадьичем много лет назад не один пуд соли вместе съели. А вас, как я посмотрю, этот человек заинтересовал?

Я прикусила язык и пробормотала:

– Действительно, что-то я сегодня чересчур любопытна.

– Да нет же, все в порядке. Просто я не ожидал от вас такой… – он на мгновение запнулся, подбирая подходящее слово, – разговорчивости.

Сказал бы уж прямо – болтливости. Как-то у меня пока не очень получается «золотую середину» выдерживать. Хочется одновременно и разговорить Горшенина, и в то же время не показаться излишне болтливой. Ладно, придется вырабатывать оптимальную линию поведения путем проб и ошибок.

– А это у меня настроение немного улучшилось, – тут же нашлась я, вдохновленная собственной самокритикой. – Как с дежурной пообщалась в гостинице, так сразу и полегчало.

– А вы, оказывается, скандальная особа, – засмеялся Горшенин. – Обычно таким людям сразу легче становится после того, как они с кем-нибудь поцапаются. Кстати, чего это вы на нее набросились? По-моему, довольно милая женщина.

– Это по-вашему она милая, – проворчала я. – А по-моему, так женоненавистница какая-нибудь или старая дева. Она ведь с вами вон как любезничала. А на меня смотрела, как на главного врага нации.

– То есть вы не только скандалистка, но еще и националистка?

– Вовсе нет. Может, я иногда и скандалистка, но совсем не националистка.

Выражение лица Горшенина едва заметно переменилось. На всякий случай я осторожно добавила:

– Ну разве что по необходимости. Вы посмотрите вокруг, столько ведь дерьма всякого развелось. Что со страной сделали, подумать только! Это ведь надо, Россия, великая держава, а в какой, простите за прямоту, жопе сидит…

Не знаю, какого черта меня потянуло рассуждать о горькой судьбе России, да еще в таких выражениях, может, внутренний «советник», которого так упорно не желал признавать Гром, насоветовал. Но и на этот раз попала я, похоже, в самую точку. Игорь Викторович как-то сразу собрался, посерьезнел и торжественно произнес:

– Об этом, Ниночка, нам с вами стоит поговорить более серьезно. И в более подходящей обстановке. Настоящее и будущее России… – Тут он запнулся, вспомнив, очевидно, собственное замечание, что время и место для серьезного разговора не очень подходящие, и резко переменил тон на более шутливый: – Кстати, Ниночка, а что, собственно, вы с такими пронационалистическими взглядами предлагаете делать?

– С чем?

– Ну… с Россией.

– С Россией – ничего, пусть себе здравствует. А вот с теми, кто такой бардак устроил… – я мрачно усмехнулась, – я бы с удовольствием разобралась, будь у меня такая возможность.

Горшенин помолчал несколько долгих секунд. Я за это время успела выстроить несколько вариантов того, что на данный момент происходило у него в голове. Затем он растроганно сказал:

– Надеюсь, попозже у нас обязательно будет возможность подробнее поговорить на эту тему.

Игорь Викторович на весь остаток пути погрузился в какие-то свои потаенные думы, а я, периодически поглядывая на легкую улыбку, блуждавшую на его губах, провела экспресс-анализ только что состоявшейся беседы, в результате которого пришла к выводу, что дорога к горшенинскому сердцу, можно сказать, найдена.