Текст книги "Поддавки с убийцей"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Рощица, та самая, последняя, кончилась, пора было сворачивать с шоссе и съезжать в колею. Все, в том числе и дороги, кончается. И хорошо, когда хорошо кончается. А с Кириллом Семиродовым «Маша» Иванова будет сейчас разговаривать как представительница той братии, к которой обратилась за поддержкой Екатерина Лозовая, но которой чужды интересы иногородних чужаков, и, для того чтобы соблюсти приличия, я помогу Кириллу избавиться от дома.

Вот почему мой вчерашний путь закончился у этих ворот. Вот почему у урки глаза сузились! Вот почему я вдруг «Машей» стала! Ха!

Место у штакетника вдоль парка меня устроило как нельзя лучше. Машину здесь не будет видно ни из дома, ни с городской окраины, а после рокерского спектакля это может оказаться важным преимуществом.

Покусывая на ходу травинку, я медленно побрела к дому, обдумывая, как убедить Семиродовых открыть передо мной дверь. Не может же быть такого, чтобы, готовясь заранее к нападению рокеров, даже вербуя наемников, вроде опухшего от пьянки Аладушкина, хозяева удрали отсюда, бросив дом на произвол судьбы.

Так бы и стояла я в сомнении, как буриданова ослица, выбирая между двумя крайностями, если бы не услышала негромкий протяжный скрип. Не скажу, что этот звук меня удивил, но повлиял на выбор почти мгновенно, потому что произвести их мог либо незакрепленный ставень, либо калитка. Да, калитка, а что же еще?

Легкими быстрыми шагами я пошла по траве вдоль бревенчатой стены, повернула, на ходу глянув на ставни, в которые Екатерина кричала свои проклятья. Они по-прежнему надежно защищали окна, а вот калитка была приоткрыта. Быстро оглядевшись – нет ли кого, кто мог бы только что выйти из нее на улицу, – я скользнула во двор. И здесь пусто. Как таинственно! Открыли и не вышли? А зачем было открывать? Для того чтобы высунуться и убедиться, что никого опасного поблизости нет? А щели в ставнях для этого не подходят? Или вошел кто-то?

Господи, какая разница, почему открыли? Меня встречают!

Я пробежала по тропинке по направлению к крыльцу, попутно стукнув пальцами в окно, рывком открыла дверь и, заглянув в прихожую, намеревалась громко и внятно возвестить о моем прибытии. Но слова и звуки вообще застряли у меня в горле – в прихожей сильно воняло бензином. Не похоже, что это вонь от какой-нибудь неплотно закрытой канистры с запасом горючего для машины Ивана. Переступив порог, я сунулась в памятный мне коридор. Пол под ногами блестел, как политый маслом, а запах паров бензина был настолько силен, что у меня перехватило дыхание. Да, одна искра, и дом вспыхнет, как спичечный коробок.

Нужно быстрее уматывать отсюда! Опасно входить в дом, где пол и стены облиты бензином. Я уже сделала шаг назад, когда из глубин дома до меня донесся некий звук, свидетельствующий о том, что я здесь не одна. Я услышала тихие, осторожные шаги и какое-то позвякивание, настолько неясное, что определить его природу на расстоянии было невозможно.

Мешать поджигателю не входило в мои планы, но мне позарез нужно было увидеть, кто он. Кирилл Федорович будет вежливей и покладистей в дальнейшем, застань сейчас я его или Ивана на месте преступления. Ведь это тоже преступление – сжечь застрахованный дом, пусть даже свой собственный. И этот козырь в моей колоде будет явно не лишний. К тому же, пока поджигатель находится в доме, я могу чувствовать себя в относительной безопасности. Но в любом случае действовать нужно быстро.

Укрепившись подобными рассуждениями, длившимися не более нескольких секунд – голова особенно хорошо работает в экстремальных ситуациях, – я осторожно и, как мне казалось, бесшумно двинулась по коридору, моля бога, чтобы мои ноги миновали скрипучие половицы.

На этот раз, в отличие от прошлого, по коридору я прошла беспрепятственно, хоть у меня и екнуло сердечко, когда я поравнялась с тем местом, где происходила стычка с Иваном. Во второй раз мне стало нехорошо, когда по непонятной – как всегда бывает в такие моменты, причине я поскользнулась на ровном месте и наделала немало шума. Но к этому времени у меня уже вовсю стучало в висках от бензиновых паров, и сильно испугаться я не успела. Хотя понимала, что злоумышленник может выглянуть откуда угодно и, увидев в моей персоне крайне нежелательную для него свидетельницу, угостить горящей спичкой, выброшенной в коридор из-за какой-нибудь двери. Но это – если у него есть надежный путь к отступлению, и тогда кончина моя будет хоть и быстрой, но крайне мучительной.

Спасаясь от такой нерадужной перспективы, а заодно и от отравленного воздуха, переносить который делалось все труднее, я ускорила шаг, пожертвовав при этом бесшумностью, и вскоре оказалась перед попавшейся мне на пути наполовину открытой дверью. Я ненадолго задержалась перед ней, чтобы прислушаться. Подвергнуться внезапному нападению человека или собаки мне не улыбалось – достаточно мне вчерашнего. Внутри все было тихо, но интуиция подсказывала мне, что эта тишина не содержит в себе угрозы. Но, как говорится, береженого бог бережет. Распахнув дверь во всю ширь, я стремглав влетела в помещение. Маленькая комнатенка оказалась пуста. Если только кто-нибудь не засел под кроватью… Но это – едва ли, потому что первое, на что я обратила внимание, – открытое окно. Сомнений не было – только что здесь был человек, который, закончив свои дела или испугавшись шума в коридоре, ушел через окно в парк.

Высунувшись по пояс на улицу, с наслаждением глотнула свежего воздуха и огляделась. Как и следовало ожидать, я никого не увидела. Все ясно. Первый этап закончен. Вторым должен быть огонь, поэтому надо бежать отсюда – и чем быстрее, тем лучше. Прыгать в окно? Оно довольно высоко от земли, и в момент приземления пристрелить меня сможет даже ребенок. Но, спускаясь на руках, я буду еще беззащитней. Исключать же возможность засады нельзя, потому что теперь, даже не видев поджигателя, я являюсь свидетельницей преступления.

Все же сунула ты свой нос куда не надо, Танечка!

Молясь госпоже Удаче, к выходу я решила вернуться по коридору! Несмотря на возможность огненного факела из прихожей, это более надежно, хотя не менее опасно.

На размышление мне потребовались секунды. Я уже шагнула к двери, но мое внимание привлекла кровать, выглядевшая так, будто черти на ней боролись. Нет, не могла я, частный детектив Татьяна Иванова, равнодушно проскочить мимо кровати, белье на которой было густо заляпано кровью. А то, что это кровь, я видела ясно, даже в сумерках – деревья загораживали окно от и без того уже неяркого вечернего света. Одеяло на кровати лежало продолговатым комком, как будто скрывало под собой чье-то тело.

Без колебаний, подчиняясь какому-то импульсу, я откинула одеяло и содрогнулась от отвращения. В луже еще не впитавшейся в матрас крови лежал труп огромной собаки с распоротым животом и вырванными из него внутренностями. Быстро распространившееся зловоние перебило даже запах бензина, который, кстати говоря, в комнате был гораздо слабее, чем в коридоре. Зрелище не для слабонервных, даже мне стало не по себе. Но это скорее произошло от неожиданности.

И в этот момент раздался взрыв!..

Я метнулась к двери и, выскочив в коридор, как в фильме ужасов, увидела огромный столб огня, несущийся мне навстречу со стороны прихожей.

Взрывной волной меня отбросило обратно в комнату, и дверь захлопнулась. Госпожа Удача вняла моим молитвам. Худо бы мне пришлось, успей я сделать хотя бы несколько шагов по коридору!

Впоследствии я обнаружила, что плохо помню те минуты, которые провела, валяясь в прострации на полу под открытым окном. Хотя сознание я не теряла, но шевельнуться некоторое время не могла. Ударило меня сильно – до звона в голове и мути в глазах, до кратковременного, полного равнодушия к происходящему. Ставший уже привычным бензиновый аромат сменился едким запахом гари, а из-за двери донесся нарастающий гул быстро разгоравшегося огня и треск раздираемой жаром древесины.

Это вернуло меня к действительности и включило волю. Сделав над собой усилие, я заставила себя пошевелиться. Это оказалось очень непросто: ноги не желали слушаться, а тело не гнулось.

Не в силах подняться, я вцепилась ногтями в подоконник и с трудом втащила на него свое тело. Обессилев, я обвисла, тяжело дыша широко разинутым ртом.

Свежий воздух и ощущение опасности подействовали на меня благотворно. Уперевшись руками в подоконник, я утвердилась-таки на ногах и обернулась, глядя через плечо. Белая краска на двери темнела и вздувалась пузырями. Огненный гул быстро усиливался и оглушал, сливаясь с шумом в голове. Смертоносный, бушующий пламенем ад ломился ко мне в дверь, а за окном, в двух шагах, темнела спасительная пустота.

Повернувшись лицом в комнату, я села на подоконник и перекинула через него ноги. Вцепившись в распахнутую раму, я была не в силах заставить себя сдвинуться с места. До земли казалось очень далеко, а тело было ватным и по-прежнему неуклюжим. Мне стало страшно. Будто со стороны, я с удивлением услышала собственный стон. В этот момент сзади раздался громкий хлопок и спину обдало горячим воздухом. Сквозь гул пламени я отчетливо услышала звук рухнувшей двери. Жар стал нестерпимым. Как в кошмаре, чудовище из преисподней подползало ко мне сзади. Это был настоящий ад!

Отбросив всякие колебания, я полетела вниз.

Приземление оказалось не таким уж страшным. Происходившее сзади было неимоверно страшнее. Ноги все-таки кое-как спружинили, и, хоть тело мешковато повалилось на бок, они смягчили удар о землю. Голову я прикрыла руками, и, как оказалось, не зря – локоть больно ушибся о древесный корень, бугром выпирающий из почвы. Некоторое время я неподвижно лежала на земле, приходя в себя, но сознание было уже четким.

Окно надо мной светилось изнутри багровым светом. По потолку метались нехорошие сполохи. В комнате, где я только что была, вовсю разгорался огонь.

Нужно было уходить. Ползком, на четвереньках – как угодно, иначе я здесь сгорю.

Я сумела подняться на ноги, удивившись тому, что усилий для этого понадобилось не слишком много. Контузия от взрыва постепенно начала проходить. Хорошо было бы, если б того, кто бросил из прихожей факел, шибануло посильнее моего.

Качаясь, как пьяная, опираясь о стволы деревьев, я направилась в глубь парка. Возникла мысль о машине, но я не представляла, в какой стороне ее искать. Хотелось уйти подальше от пожара, чтобы почувствовать себя в безопасности.

Не могу представить, куда занесли бы меня ноги, не попадись на моем пути небольшой овражек, который я, конечно, не заметила и скатилась в него кубарем. Добавив себе синяков, я угодила прямо в лужу… Вот что, оказывается, было мне нужнее всего… Вода. Да еще проточная. На дне оврага бил небольшой ручеек, взявшийся здесь невесть откуда. Как это было здорово! Я встала коленями в воду и, подождав немного, чтобы уплыла муть, напилась из ручья и умылась, испытывая при этом ни с чем не сравнимое наслаждение.

Человеку всегда чего-то не хватает. Только я почувствовала, что возрождаюсь к жизни, пришла мысль о сигарете. А была бы у меня сигарета, наверняка захотелось бы чашечку кофе. Кстати, о кофе. В машине у меня остался термос.

Внезапно я ясно услышала вой сирены. Скорее всего сюда спешат пожарные и милиция. Но в данный момент я была не в настроении с кем-либо разговаривать. Особенно с теми, кто находится при исполнении служебных обязанностей. Мне бы сейчас со своими проблемами разобраться.

Я выкарабкалась из мокрой канавы наверх и огляделась – с одной стороны небо полыхало заревом огня, языками пламени щедро освещая все вокруг, с другой – сгустились синие сумерки. От этой иллюминации они казались еще более густыми.

Невдалеке от забора, по другую сторону дороги, я заметила свою машину. Преодолев после нескольких неудачных, но упорных попыток забор, разорвав при этом штанину своего далеко уже не белого спортивного костюма, я наконец-то почувствовала себя в некоторой безопасности. Чистая, только пыльная снаружи «девяточка» встретила меня пренебрежительной гримасой радиаторной решетки и безропотно раскрыла передо мной дверцы. Как же я была ей рада! Не включая фар, я тряслась по ухабам проселочной дороги, пока не выехала на шоссе, ведущее в аэропорт. Включив дальний свет и повернув в нужном направлении – к дальнему отсюда въезду в город, – я даже прослезилась от счастья. Да чего там, заревела, размазывая по лицу слезы и грязь. Я ни разу не оглянулась назад. Мне было абсолютно неинтересно, что там сейчас происходило.

Глава 3

Вам удавалось когда-нибудь засыпать часа на два в очень горячей ванне? Если – да, то с этим достижением я вас не поздравлю. По-моему, такое возможно или после принятия солидной дозы алкоголя, или после бурно проведенной ночи, или находясь в том состоянии, в котором я пребывала около двух с небольшим часов назад, опуская в воду свое бренное тело. Я чувствовала себя так, словно меня переехало дорожным катком. А проснувшись, поняла, что перед тем, как затолкать под каток, еще и палками били. Мышцы одеревенели и плохо повиновались, суставы гнулись с трудом, как у ревматика, и в довершение всего страшно болела голова. Настроение было неважным, и попытки приподнять его не пошли дальше мысли о том, что окончание моего первого «рабочего» дня оказалось чрезмерно насыщенным тяжелыми приключениями. Отказавшись от этих попыток, я с трудом вылезла из ванны, кое-как вытерлась и, облачившись в любимый махровый халат, отправилась на кухню.

Мысль о кофе оставила меня равнодушной, графинчик с коньяком вызвал омерзение, а содержимое холодильника вместо ожидаемого энтузиазма отозвалось тошнотой в пустом желудке.

Дело было плохо. Мое физическое и моральное состояние грозило выйти из-под контроля и уложить в постель с какой-нибудь хворью. Это было недопустимо. Требовались срочные меры, и я их предприняла – решила попросить помощи у человека, чья компетентность в области нормального функционирования тела и психики не вызывала у меня сомнений. Взглянув на часы, я пришла к выводу, что сделать это еще не поздно.

– Костя! – простонала я в телефонную трубку. – Приезжай, пожалуйста, мне плохо.

На другом конце провода без слов дали отбой, и я знала, что это не от обиды за довольно поздний звонок. Я была уверена, что сэнсэй примчится ко мне на помощь, и даже если он сейчас занят чем-нибудь важным, не задумываясь отложит все свои дела на потом.

А пока его еще нет, необходимо заняться чем-нибудь полезным если не для тела, то хотя бы для ума. Не охать же, лежа в постели!

Замшевый мешочек с гадальными костями дожидался меня на полке книжного шкафа. Это именно то, что могло бы отвлечь меня на время от неприятных ощущений.

Вспомнив прежнюю формулировку об излишней настойчивости, которая сродни слепому невежеству, я подумала, что именно от настойчивости я и пострадала больше всего. Тоже мне, полезла в облитый бензином дом! А чего я, собственно, добивалась? Что Кирилл Федорович Семиродов растает и выложит мне все начистоту? Или что мне удастся схватить поджигателя за руку на месте преступления? Многовато вопросов для одного гадального сеанса.

Я бросила кости наудачу, надеясь получить хотя бы один вразумительный ответ. И получила.

Покувыркавшись по полированной поверхности журнального столика, двенадцатигранники выдали мне следующую комбинацию:

6+13+32. Эзотерическая сумма выпавших цифр была равна шести. На шестом разделе я и открыла том расшифровок различных сочетаний.

«Не следует противиться происходящим вокруг вас переменам. Выбор судьбы безошибочен, а ваш выбор, если только вы не наделены способностью свыше, основан на иллюзиях. Предстоящие неожиданности примите как должное».

Сегодняшняя формулировка прозвучала как логическое продолжение вчерашней.

«Ладно! – вздохнула я смиренно. – Приму. Пусть только неожиданности начинаются не раньше завтрашнего утра. Если можно, конечно».

Это оказалось допустимым, потому что вскоре прозвенел звонок. Я открыла дверь и кисло улыбнулась долгожданному сэнсэю. Раньше, когда мы оставались с ним наедине, неожиданности могли исходить только от нас самих, а против этого ни я, ни он никогда не возражали.

Сейчас же Костя имел встревоженный вид, а от моей улыбки и вовсе нахмурился, настолько она ему не понравилась.

– Привет.

Он шагнул через порог и закрыл за собой дверь.

Я открыла было рот, собираясь пожаловаться на самочувствие, но он остановил меня. Коснувшись щеки легким поцелуем, он подтолкнул меня к комнате.

– Идем, Танечка, идем, – ласково сказал он. – В ногах правды нет. – И, усаживаясь на диван, поинтересовался: – Чем это тебя так?

– Понимаешь, вчера я попала в один дом. Там живут…

– Я же спросил чем, а не кто, – перебил он, рассматривая мою шею.

– Взрывной волной. Бензин взорвался.

– Давно?

Он был похож на врача, задающего вопросы о симптомах болезни.

– Этим вечером.

Костя осторожно провел пальцем по багровой полоске на моей шее.

– А это когда?

– Вчера.

– И ты молчала!

– Мне что, кричать на весь Тарасов о каждом синяке?! Нелепость какая!

Не обращая внимания на мою досаду, вызванную скорее неважным настроением, чем плохим самочувствием, Константин без промедления принялся за дело: заставил подвигаться, покрутить головой и глубоко вздохнуть несколько раз.

– Сдается мне, что взрыв был не намного сильнее хорошего хлопка в ладоши, – проговорил он с ехидной улыбкой. – Тихо, не расходись, – пресек в зародыше мое возмущение и почти как в спортзале, окриком поднимая с пола корчащегося от боли, прозевавшего удар ученика, скомандовал: – Встать!

Я была его ученицей не первый год и повиновалась скорее рефлекторно.

– Сейчас я буду тебя ласкать! – пообещал он уже совсем другим тоном, развязывая пояс моего халата.

Против этого я не возражала.

Поддерживая под спину и за голову, он нежно уложил меня на ковер. Выпрямил мои ноги, чуть развел их в стороны и попросил расслабиться, но я была слишком напряжена.

– Танечка! – укоризненно проговорил он, вставая с колен и расстегивая на себе рубашку. – Уж сколько раз мы занимались с тобой любовью, а ты все смущаешься.

– Я не смущаюсь, а делаю вид, – ответила я, закрыв глаза.

Пожелать другим подобных ласк, что последовали за этими словами и продолжались не менее получаса, означает ненавидеть ближнего своего. Из каких книг, у каких специалистов перенимает Костя свои массажные приемы – неизвестно. Бесспорно одно: эти люди начисто лишены чувства сострадания, а авторы книг хорошо знают методы работы средневековой инквизиции. Положение усугублялось тем, что Костя был принципиальным противником каких бы то ни было кремов, облегчающих скольжение рук по телу, и утверждал, что простое энергичное поглаживание кожи ни к чему не приведет и такому массажисту надо доучиваться, практикуясь на манекенах.

Константин взялся за исцеление с осторожного ощупывания всей поверхности моего тела, отыскивая синяки и места, особо болезненно отзывавшиеся на его прикосновения. Это еще можно было терпеть, не протестуя. Когда он начал постукивать костяшками железных пальцев по шее, животу и ямкам над ключицами, это я тоже перенесла безропотно, хоть временами мне хотелось застонать. Особенно когда он надавливал на одному ему известные точки. На внутренних сторонах бедер он задержался, на мой взгляд, дольше необходимого, но кто будет протестовать, испытывая смесь боли и удовольствия? Затем наступила очередь груди.

Раздевшись до плавок, он уселся на меня верхом и наклонился так низко, что я почувствовала на щеке его участившееся дыхание. Неожиданно он с такой силой сжал мои ребра, что, продлись эти «нежные объятия» на мгновение дольше, они бы треснули. Я охнула от неожиданности и сморщилась от боли, но прозвучала команда: «Терпи!» – и мне пришлось подчиниться. Тем более что на протесты он времени мне не выделил – коротко и резко надавил на грудь, припечатав к полу. Получилось нечто среднее между приемом непрямого массажа сердца и имитацией удара в грудину.

После третьего повторения этих манипуляций я все же не удержалась от протестующего возгласа, но получилось нечто нечленораздельное, потому что в этот момент он то же самое, правда, в более мягкой форме, уже проделывал с моим животом.

– Мясо будем месить, как тесто! – сообщил он, принимаясь за то, что я всегда считала мышцами.

– Измени ради меня людоедские правила! – морщась от боли, усиливающейся от его все более беспощадных движений, взмолилась я. – Не то ты действительно превратишь меня в мясо.

Но он молчал и лишь временами приостанавливался, чтобы вытереть выступивший на лбу пот. Я еще раз попыталась его разжалобить:

– Ко-остик, отпусти душу на покаяние!

– Душой я займусь позже, – пообещал он, – а теперь надо вернуть мясо в состояние мышц.

Но самое страшное наступило, когда он занялся связками и суставами. Теперь его действия напоминали болевые приемы из восточных единоборств, выполняемые в щадящей, но растянутой по времени манере. От выкриков и стонов я удержаться уже никак не могла, уговоры его не слушала и во время короткой передышки на ироничное: «Что подумают соседи?», уткнувшись носом в ковер, ответила:

– То самое! Будь уверен, мы перебудили полдома.

– Ты перебудила, моя дорогая, – уточнил он с усталым смешком.

– При твоем содействии! – парировала я и вновь задохнулась от очередной серии мучительных ощущений.

Любезные мои однополчанки, приходилось ли вам терпеть на своих непременно обнаженных спинах восьмидесятикилограммового, жесткого, как кусок железнодорожного рельса, мужика, отрабатывающего на вас приемы, не имеющие отношения к сексу? Если нет, то уверяю вас, что впечатления, полученные вами от жизни, не отличаются полнотой.

Хорошо еще, что это был завершающий этап его инквизиторского комплекса.

– Как самочувствие? – посмеиваясь, спросил Костя, наконец-то осторожно переворачивая меня на спину.

– Чувствую себя, как коврик, на котором кувыркался взбесившийся хатха-йог, – еле ворочая языком, ответила я.

Тело ныло, стонало, гудело и просило пощады каждым своим сантиметром, но от прежней окостенелости и расслабленности не осталось и следа.

Сэнсэй высился надо мной стройным ясенем, со спокойным удовлетворением оглядывая с высоты своего роста все мои перемятые прелести.

– Это еще не все, красавица, так что не хмурься.

О господи!

Он хотел поднять меня на руки, как маленькую, но я воспротивилась – должен же быть предел покорности! Я поднялась сама, но не без его помощи, к сожалению.

В ванной он без предупреждения окатил меня из душа ледяной водой. Мало надо мной сегодня поиздевались, что ли? Если б у меня от неожиданности не перехватило дыхание, я заорала бы пуще прежнего! Сунув шланг мне в руки, Константин подал последнюю команду:

– Контрастный душ, не менее пяти серий, понятно? Я проверю!

И удалился, потеряв интерес к своей пациентке.

Его приказ я выполняла добросовестно, со страхом ожидая проверки. Уже растираясь полотенцем, я почувствовала себя заново родившимся и очень голодным человеком, жалеющим только об оставленном в комнате халате.

Халат оказался на кухне, на стуле, рядышком с ожидающим меня Костей. На дело рук своих он смотрел с нескрываемым удовольствием.

– Совсем другой вид! – похвалил он меня. – Теперь легкий ужин и не менее восьми часов сна.

– Легкий? – возмутилась я. – После всего, что мне довелось перенести?

– Это хорошо! – улыбнулся он. – Другие аппетит теряют.

Усевшись к нему на колени, я рассмотрела в подробностях все, что он успел приготовить к ужину за время, потребовавшееся мне на омовение. Консервы, бутерброды, яблоки, сок и бутылка пива. На плите закипал чайник.

– Костя, но всего этого мне будет мало!

– Здоровый сон важнее набитого желудка.

– Сон? И ты думаешь, что я дам тебе уснуть, после издевательств над моим и без того почти искалеченным телом?

– Тело у тебя классное, Танечка! – ответил он с восхищением. – Не будь у меня моральных принципов, массаж закончился бы актом насилия. Я едва удержался. Цени.

Я ответила, что особенно ценю, когда сдержанность свою он применяет пореже, и, пока он хлопал в растерянности глазами, я поцеловала его в висок, сняла закипевший чайник и сотворила еще пару бутербродов.

Со стола мы смели все в мгновение ока и, сгрузив посуду в мойку, отправились в спальню.

– Теперь ты мне за все заплатишь! – пригрозила я по дороге. – Теперь настал мой черед проявлять свое злодейство.

– Именно на такой гонорар я и рассчитывал, когда приводил тебя в порядок.

Уже через десять коротких минут мой гордый сэнсэй, позабыв свою спесь, подчинялся мне, как мальчишка, а я руководила им, таким соблазнительным и умело податливым, что задуманная мной шутливая месть превратилась незаметно в награду за исцеление, и я награждала его с самозабвением. А потом пришла пора подчиниться мне, и я подчинилась, находя в этом еще большее удовольствие. Жаль, надолго меня не хватило, и я уснула на его плече самым бессовестным образом. Будить меня он не стал.

Утром я надеялась на продолжение, и оно незамедлительно последовало. Костя был нежен и нетороплив. Умело согнав с меня сон, он применил на этот раз такой массаж, от которого вскипевшая во мне энергия сохранилась до самого вечера, и весь этот день я время от времени вспоминала с благодарной улыбкой его твердое тело, так хорошо приспособленное для легкой, почти невесомой нежности, от которой мне хотелось сначала вывернуться наизнанку, а потом – нежиться в постели еще несколько часов.

Понежиться он мне позволил, но не более того времени, что потребовалось ему на умывание.

– Пора, душа моя! – проговорил он с чувством, запуская ледяные руки под одеяло, касаясь моего тела.

При всех своих достоинствах, сэнсэй бывает порой удивительно бестактным. Пришлось с почти неприличным визгом вскочить с кровати и осуществлять акт мести – бить его чем попало и вертеться волчком в тесном пространстве спальни, чтобы увернуться от его нарочито медлительных рук. Зарядка получилась великолепная!

Шуточный спарринг он закончил крепким, но нежным объятием, враз погасившим во мне воинственные порывы.

Так и не дождавшись его расспросов – не в его характере, – я сама рассказала ему за завтраком о Семиродовых, Лозовой и – коротко – о пожаре, вспоминать о котором в подробностях мне все еще не хотелось. Родео рокеров Костю позабавило, пожар он воспринял бесстрастно, а в адрес Ивана и его дядюшки не удержался и отпустил несколько крепких словечек, малоупотребительных в приличном обществе.

– И что же ты теперь думаешь делать? – спросил он, глядя на меня разом посерьезневшими глазами.

– Еще не решила. Вчера не до того было, сам понимаешь.

Говоря так, я чуть-чуть покривила душой, чтобы доставить ему удовольствие и дать мне совет, на который готова была его натолкнуть. Но этого не потребовалось.

– Я удивляюсь тебе! – От возмущения он стукнул по столу ладонью. – Какая-то ты беспечная стала, безмятежная. Лето на тебя так действует, что ли? Нельзя так, Татьянка! Сволочей на место надо ставить, ведь это надо же! Слышать, что в доме кто-то есть, и поджигать? За это наказывать надо! А?

Он не спрашивал моего мнения, а утверждал и призывал к действию.

– Да, надо, – согласилась я. – Очень похоже на то, что вчера Семиродовы решили убить меня во второй раз.

Он постучал ложечкой о край бокала, нервно бросил ее на стол, но заговорил спокойно и убедительно:

– Не думаю, что разборка с этими твоими Семиродовыми займет много времени. Вдвоем мы придавим их так, что они рады будут принять любые твои условия после первой же встречи. И не говори мне, пожалуйста, о прошлом этого, как его, Кирилла. Прошлого уже нет, а будущего еще не существует. А вот мы с тобой – настоящие. Давай, Таня, брать Семородовых за глотку!

Предложение взять Семиродова за глотку я встретила с большим энтузиазмом. Затронуло оно во мне этакие мстительные струнки, и они зазвучали в моей душе буйным аккордом. Но я была бы не я, если б подчинялась каждому сиюминутному порыву.

– Ну что ж, давай попробуем. – Итак, всего лишь на несколько часов Костя поступит в мое распоряжение – сам вызвался, – и я была уверена, что смогу воспользоваться его помощью наилучшим образом. – Вот только где их теперь искать?

Костя задумался, а я закурила первую за это утро сигарету. Пусть на сей раз думает он. Не буду лишать его инициативы с самого начала.

– Давай по соседям пройдем, что ли. Поспрашиваем, куда погорельцы могли в городе деться. Соседи, бывает, друг о друге многое знают.

Я могла бы с ходу возразить против такого плана. В нем было столько слабых мест, что в целом он представлялся мне одним единым недостатком. Но возражать не стала. Что толкового может предложить человек, никогда не имевший отношения к сыску? Сразу, навскидку: соседи настороженно отнесутся к посторонним, разыскивающим пострадавших после случившегося с ними несчастья, и отвечать на вопросы будут неохотно. Органы следствия тоже не оставят нас без внимания. «Оно нам надо?» – так, помнится, выразился Иван. Но пусть будет так, ладно! Криминала в наших действиях я не усматривала.

– Хорошо, Костя, давай пройдем по соседям, – согласилась я после короткого раздумья, – но с одним условием. Ходить будешь ты один. – И, видя его недоуменно приподнявшиеся брови, пояснила, слегка покривив душой: – Не по душе мне твоя затея. Слишком она сырая.

Один так один. Возражать он не стал, и, быстро собравшись, мы вышли из дома.

Некоторое время мы ехали молча. Я не ждала от него вопросов и, дав ему время на размышления, заговорила сама, пытаясь прояснить не окончательно ясную для меня самой картину, чтобы по неосведомленности не наломал он дров, когда мы их отыщем.

– Давай, Костя, подумаем, почему находящийся внутри человек не мог поджечь дом Семиродовых?

– Не мог, – убежденно ответил он. – Наверное, у него были на это какие-то свои причины.

– Может быть, и он предпочел удалиться через открытое окно спальни. Знаешь, Костя, все-таки не думаю, что это я его спугнула. Скорее всего я его просто не застала. Да и в спальне я пробыла очень недолго. За это время он не успел бы обежать вокруг дома, поджечь факел и забросить его в дверь. Да и решеточка там есть в одном месте, проволочная… Значит, действовали как минимум двое. Может быть, дядя с племянником? Как думаешь?

Костя смотрел прямо перед собой, не отрываясь и играя желваками на скулах от напряжения. Мыслительный процесс был налицо!

– А почему бы и нет? – ответил он наконец.

– Пусть так, – согласилась я. – А зачем им это понадобилось?

– Чтобы никому ничего не платить, зачем же еще! Тебе известна сумма, которую рокеры запросили за дом? Нет? Может, сжечь его оказалось проще, чем расстаться с такими деньгами?