Текст книги "Любовь кончается в полночь"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Марина Серова
Любовь кончается в полночь

1

Самый лучший месяц года – это август. Жара, от которой все изрядно устали, уже спа́ла, но вода в Волге еще теплая, можно купаться, на базаре – изобилие фруктов и овощей, причем по таким ценам, что даже бабушки-пенсионерки в обморок не падают.

Мы сидели со Светкой на городском пляже под зонтиком, уплетали груши и виноград, любовались видом родного Тарасова на противоположном берегу. Светка сладко потянулась:

– Вот бы август длился не тридцать дней, а, скажем, дней сто, а лучше – двести! Уж очень месяц хороший. А проходит быстро. А потом – осень, дожди, слякоть… Фу, гадость!

Светка откусила внушительный кусок от большой желтой груши, смачно жевала его, вытирая сладкий сок с губ тыльной стороной ладони. Набежавший ветерок сорвал с нее панаму. Светка подняла ее, стряхнула песок и снова водрузила на голову.

– Ну, допустим, сентябрь тоже месяц ничего, особенно первая половина, – сказала я. – А потом, август только начался. Так что время позагорать еще есть.

Я достала из корзинки виноградную кисть. Ягоды, если смотреть сквозь них на солнце, просвечивались почти насквозь, внутри виднелись семечки. Я оторвала одну ягодку и отправила в рот. Ничего, сладкая. Фрукты мы со Светкой купили на базаре по дороге на пляж, помыли под краном с питьевой водой и сейчас с удовольствием уплетали.

– На базаре грибы появились, – сообщила Светка, – вроде и дождь прошел несильный, а грибов много. Купить, что ли? Обожаю картошку с жареными грибами! В этом году еще ни разу не ела.

– А я к ним равнодушна. И вообще, врачи и ученые до сих пор спорят: можно их есть или все-таки не стоит? Говорят, грибы впитывают из атмосферы все яды и таким образом очищают ее. Но сами при этом становятся ядовитыми.

– Не знаю… Я вот ем – и ничего, пока жива!.. Ну, что, скупнемся еще разок, а то скоро домой?

Мы немного поплавали со Светкой в теплой волжской воде, вышли на берег. Светка принялась вытираться досуха большим махровым полотенцем. Она была уверена, что, если не сделать этого сразу же после купания, то обязательно заболеешь. Я никогда не вытиралась, ждала, пока вода высохнет на теле естественным образом. Во-первых, это прекрасно закаляет, во-вторых, полезно для кожи, как увлажняющая процедура. Десять минут спустя мы шагали по мосту, соединяющему Тарасов и Покровск, и Светка рассказывала про кавалера, который «клеился» к ней последние две недели:

– …А он мне говорит: «Ну, тогда приглашаю вас в кафе. Пойдем?» А я ему: «Вы что, за кого вы меня принимаете? Я с малознакомыми мужчинами в кафе не хожу». А он: «А что мешает нам познакомиться поближе?» Представляешь, каков фрукт?! Ну, я, конечно, ему сказала кое-что по поводу близкого знакомства…

Светке этот кавалер, несомненно, нравился. Иначе с чего бы она талдычила о нем весь день? Но она упорно пыталась убедить меня, что не собирается иметь с ним ничего общего.

– …А он на другой день опять пришел, представляешь? Я говорю: что-то вы зачастили к нам… А он: «Светочка, а как вы смотрите на то, чтобы сходить в боулинг?..»

– Ну, в боулинг ты, конечно, согласилась пойти?

– Я?! Только не с ним!…

За этими разговорами мы не заметили, как преодолели мост и вышли на набережную. Здесь мы со Светкой попрощались, сели в свои маршрутки и поехали каждая к себе домой. Дома, приняв душ и смыв с себя некоторое количество песка, застрявшего в купальнике, простирав сам купальник и повесив его в ванной на веревке, я принялась разбирать пляжную сумку. Так, ужин готовить не буду, у меня остался виноград и пара груш. Да еще я прикупила пиццу по дороге, сейчас разогрею ее в микроволновке – вот это и будет сегодня мой ужин. Ну и, конечно, мой любимый напиток. Как же я без кофе? Остаток вечера буду валяться на диване и смотреть телик. А еще надо бы посчитать, сколько денег у меня осталось. Похоже, мои финансовые запасы истощаются. Я достала из нижнего ящика тумбочки несколько банковских купюр не очень большого достоинства. Да, если в ближайшие два-три дня у меня не будет клиента, мне придется начать очень серьезно экономить.

Я вынула из корзинки виноград и груши и положила их на тарелку, улеглась на диван и начала лакомиться сочными ягодами, но телефонный звонок заставил меня прервать такое приятное времяпрепровождение.

– Алло?

– Здравствуйте. Хотелось бы услышать Иванову Татьяну… Александровну.

Голос был приятный, мужской. И, что самое главное, – незнакомый. А это значит… Неужели клиент?!

– Татьяна Александровна – это я. Слушаю вас.

– Меня зовут Шелестов Родион Максимович. Наша общая знакомая, – он назвал имя, – дала мне ваш телефон… Я бы хотел попросить вас взяться за одно дело…

Клиент! Я чуть не подпрыгнула от радости. Милый мой! Да если бы ты знал, как ты вовремя!

– И какое ваше дело?

– Н-н-не совсем мое… Вернее, совсем не мое… Умер мой друг.

– Умер? Я имею в виду, он умер сам или ему помогли?

– Вот этого я не знаю. Точнее, я знаю официальную версию…

– Но она вас чем-то не устраивает?

Родион Максимович выдержал паузу. Я терпеливо ждала: пусть человек обдумает все хорошенько.

– Во всяком случае, она кажется мне очень странной.

– И в чем ее странность?

– Видите ли, Татьяна Александровна, покойный отравился грибами.

– Чем?! – Нет, ну такой прозаической смерти я не ожидала! Если бы покойник съел цианистый калий, например, или выпил синильную кислоту… Да хоть паленую водку, на крайний случай. Но грибы…

– Татьяна Александровна, вас что-то смущает?

Смущает! Он еще спрашивает! Не смущает, а возмущает. Со стороны покойного это даже как-то непорядочно.

– Да как вам сказать…

– Скажите, как есть. Вы не хотите браться за это дело?

– Родион Максимович, ну, подумайте сами: что здесь расследовать? Пошли грибы, отравлений много, насколько я знаю. Ваш друг – не исключение. Тем более что версия – официальная. Вскрытие было?

– Да.

– Вы не доверяете патологоанатомам?

– Ни в коем разе! Тем более что вскрытие делал мой знакомый…

– В каком смысле?

– Видите ли, Татьяна Александровна, я – врач. И покойный тоже был врачом. И патологоанатом – наш знакомый. Ну, многие врачи знают друг друга…

– Понятно.

– А вообще, Татьяна Александровна, давайте встретимся и поговорим, я думаю, что при личном общении мне будет проще объяснить вам…

– Не знаю, Родион Максимович, мне кажется, я вряд ли смогу вам чем-то помочь. Я просто не понимаю, что вас не устраивает в данном случае?

– Да кое-что есть. Дело в том, что покойник не просто любил грибы, он был их знатоком, сам их собирал, сам готовил. Он жарил их с луком, морковкой, с чем-то еще… Те, кто ел, говорили, что все было очень вкусно. И никто никогда не травился… Нет, честное слово, давайте встретимся, и я расскажу вам все… Хотите, я приглашу вас в кафе? Когда вам удобно?

Мне было бы удобно в любое время суток, окажись дело стоящим, а так… Даже перспектива перекусить на халяву не вдохновляла.

– Только не сегодня. Я занята…

– Хорошо. Завтра. Где и во сколько?

Ишь, какой ты упорный! А я рассчитывала отделаться от тебя сегодня. Ладно, хочешь получить отказ завтра – будет тебе завтра.

– Давайте в кафе на Белозерской. Часов в одиннадцать вас устроит?

– Вполне, – сказал он, – вполне. Значит, до завтра?

– Да, спокойной ночи!

Я положила трубку и пошла в кухню, разогревать пиццу и готовить кофе. Да уж, ну, такого подвоха от судьбы я не ожидала. Зря я успела порадоваться, что у меня появился клиент. Что это за дело такое – расследовать смерть от отравления грибами! Что там вообще можно расследовать?! Ну, отравился, ну, умер, ну, похоронили. Каждый год в грибной сезон от отравления умирает несколько десятков человек. Даже в газетах об этом пишут. Что тут расследовать и кого наказывать? Грибы? А если их ему кто-то подсунул? Нет, Родион Максимович сказал, что покойник сам их собирал и готовил. А если сам, с кого тогда спрашивать? Ну не ел бы их, остался бы жив. Да, дождалась я клиента…

Я жевала сочную пиццу и от огорчения даже не могла как следует насладиться ее вкусом. Грибы… Хм, надо же! Только что на пляже мы со Светкой говорили о них – и нате вам! Я внимательно посмотрела на кусок пиццы, который держала в руках. А ведь она с грибами! Точно: я попросила у продавщицы пиццу с ветчиной, но она сказала, что с ветчиной закончилась, осталась только с грибами. Я положила недоеденный кусок на тарелку. Что-то расхотелось мне есть эту пиццу… Заварю-ка я лучше кофе. Во всяком случае, мне еще не приходилось слышать, чтобы от кофе кто-то умер.

Остаток вечера прошел достаточно безрадостно.

Утром я проснулась в каком-то непонятном состоянии. Вчерашнее огорчение немного прошло, но осталось чувство легкой досады. Ну почему судьба не может послать мне нормальное преступление, где нормальный убийца порешил жертву нормальным способом, зарезал там или задушил? Я бы даже согласилась, если бы он утопил ее в ванной. Но что делать с грибами? А увидеться с заказчиком мне все-таки придется… Вот не хватило вчера духу отказать сразу, теперь надо ехать на встречу. Я «покачалась» немного для поднятия тонуса, выпила кофейку – это для настроения, выкурила сигаретку – это… ну, сама не знаю для чего, просто очень хотелось. И стала собираться на встречу с клиентом. Так, сегодня достаточно жарко, надену что-нибудь совсем легкое, но не слишком открытое. Майка и бриджи, легкие шлепки на ноги – и вот я уже усаживаюсь в свою «девятку».

Кафе, где мы с Родионом Максимовичем договорились встретиться, было летним. Легкие пластмассовые столики и стулья под большим полосатым навесом. За столиками сидело человек десять. Своего заказчика я вычислила сразу: он был там один, кому перевалило за тридцать, остальные – молодежь лет двадцати. Я подошла к нему и спросила:

– Родион Максимович?

Он галантно привстал, указал мне на стул: «Прошу» – и стоял, пока я садилась. Я не скрывала, что рассматриваю его. Да, я правильно определила по голосу: ему было немного за тридцать. Высокий рост и достаточно широкие плечи делали его видным мужчиной. Зачесанные назад каштановые волосы, открытый взгляд светло-карих глаз.

– Что будем пить? – спросил он. – Или вам взять что-нибудь посерьезнее?

– Бутылку колы и мороженое, если можно.

Он принес нам по мороженому, бутылку колы, два пластмассовых стаканчика. Казалось, он не торопится начинать уговаривать меня взяться за его дело. Он ел мороженое, посматривая на меня, и, похоже, тянул время. Наконец я не выдержала:

– Родион Максимович, мне, конечно, приятно находиться в вашем обществе, но хотелось бы все-таки услышать то, ради чего мы оба сюда пришли.

– Да, я понимаю, что надо вам все рассказать, просто не знаю, честно говоря, с чего начать.

– Знаете, есть такой совет: если не знаешь с чего начать, начинай с начала.

– Что ж, разумно. Ну тогда слушайте.

Родион Максимович отпил несколько глотков колы.

– Дружить мы начали еще в институте, студентами. Просто так получилось: трое ребят жили в одной комнате в общаге, а я – местный, я жил с родителями, но часто приходил к ним в гости. Мои друзья – это: Виктор Чайников, мы звали его Чайник, Иван Белобородов, для нас – Борода, и Роман Ухов, для друзей – Слухач.

– Так умер Виктор…

– Чайник, вы правильно догадались.

– А вас друзья зовут…

– Шеля. Смешно, правда? Но так получилось. Мы все называли друг друга по прозвищу, меня сначала называли Шелест, потом постепенно сократили до Шеля. Да… столько лет прошло, а мы друг друга до сих пор так и зовем… На последнем курсе все стали определяться со специальностью. Я всегда хотел быть хирургом, еще в школе мечтал. И стал им. Я работаю пластическим хирургом в частной клинике. Исправляю то, что плохо сделала природа, или увечья, полученные человеком при травмах. Я это так говорю, на всякий случай. Вам, Татьяна Александровна, мои услуги без надобности, вас природа красотой не обидела…

– Спасибо за комплимент, Родион Максимович. У меня к вам одна просьба: вы называете меня просто по имени, хорошо?

– Хорошо. В таком случае осмелюсь выдвинуть встречную просьбу: вы тоже называете меня по имени. Поверьте, я еще не так стар. Достаточно того, что в клинике пациенты называют меня по имени-отчеству. Так вот, я стал пластическим хирургом, Чайник – гинекологом, Борода – хирург в городской больнице, очень тяжелое отделение – экстренной хирургии. Ну, а Слухач у нас – уролог в поликлинике. Когда мы узнали, что он урологию выбрал, смеялись над ним, говорили, что с его фамилией ему надо быть отоларингологом. После окончания института прошло больше десяти лет, но все мы до сих пор дружим, ходим на дни рождения друг к другу, Двадцать третье февраля отмечаем и так просто встречаемся, правда, нечасто. Мы ведь по графику работаем, не всегда у нас смены совпадают или удается с заменой договориться. Ну, в общем, вы поняли. Так, что мне еще хотелось сказать? А, вот! У Чайника день рождения второго августа. В этом году оно выпало на воскресенье, у всех был выходной, и мы поехали к нему на дачу. А в самом конце июля, если вы помните, прошел дождь, в лесу грибы полезли. Чайник наш – большой любитель грибов… был. У него дача в пяти минутах ходьбы от леса, так он всегда за грибами ходил, когда на дачу приезжал, сам собирал, сам готовил, а готовил он хорошо, жены у него не было…

– Он что, женоненавистником был или как?

– Да нет, женщины у него бывают… Бывали. Все никак не могу привыкнуть… Бывали время от времени. Но жениться он не торопился. Мы всегда над ним потешались из-за этого. Фактически, из нас троих он один остался холостым. Я женат, моя Ирина преподает в гимназии математику. Иван Борода тоже женился, его жена, Юля, – педиатр, сейчас она не работает, сидит с ребенком. Роман, уролог, в гражданском браке состоял с одной женщиной, зовут Люда, она лаборант. Собирается расписаться. Так что «мальчиком» у нас был только Виктор.

– И что же произошло в воскресенье на его даче?

– Мы все приехали к нему на день рождения. Привезли мясо на шашлык… А, вот что еще я хотел сказать. День рождения Чайника мы всегда отмечали без женщин. Таково было его условие. Собирались вчетвером, делали шашлык, парились в бане, брали много водки, коньяк, пиво. Напивались, конечно. Когда дам нет, сами понимаете, контролировать нас некому. В общем, отрывались, что называется, по полной. До поросячьего визга.

Я внимательно посмотрела на Родиона. Поверить в то, что он «отрывался» до визга, было трудно. Такой интеллигентный… Он угадал мои мысли и сказал с улыбкой:

– Да, да, куролесили мы здорово! Но только один день в году – в день рождения Чайника. Все остальные праздники и дни рождения мы отмечали со своими вторыми половинами, иногда дома, иногда на природе, но культурно. А вот Виктор хотел, чтобы все было, как в студенческие годы: шумно, весело, чтобы подурачиться от души и было потом что вспомнить. Короче, приехали мы все на моей машине (у меня «Ауди»), Чайник начал дрова рубить для костра, я занялся разделкой мяса. Ребята водку в погреб спустили, одну бутылку на «разогрев» оставили. Мы по одной стопке приняли для настроения, и Виктор достает сковороду, начинает нас жареными грибами угощать. Оказывается, он с утра пораньше в лес сходил, нарвал грибов и пожарил. Ну, я-то их никогда не ел. Не люблю, ни в каком виде. Роман грибы ест, но исключительно соленые, а Иван поддержал Виктора, и они вдвоем принялись эти грибы уплетать. Ну, а мы со Слухачом, с Романом то есть, закусывали свежими помидорами, аппетит перед шашлыком возбуждали. Он сорвал несколько штук прямо с грядки, пополам их разрезал, солью посыпал… Мы с ним еще над именинником посмеялись: мол, сам грибы приготовил, сам и ешь.

– Он не обиделся?

– Кто? Чайник? Нет, что вы! Он практически никогда не обижался. Он только сказал, что мы со Слухачом дураки, ничего не понимаем в еде и что им с Иваном больше достанется. Вот так мы и сидели, закусывали… костерок горит, банька топится – красота! А тут моя жена, Ирина, в калитку заходит. Она приехала из города на автобусе, привезла мне кефир и сметану. Я забыл взять с собой кефир, а я всегда пью его наутро после «попойки», чтобы быстрее восстановиться, ну, и чтобы запаха не было. Мне ведь утром за руль, всю компанию по домам везти. В общем, Ирина увидела, что мы овощи целиком едим, и послала меня собрать с грядки побольше помидоров, огурцов, лука и петрушки. Настругала нам салата целый тазик, заправила его сметаной. А то, говорит, вы здесь одичаете совсем. Ну, мы салат едим, костер догорает, собираемся уже мясо на шампуры насаживать. Ирина уехала. Нарвала петрушки с укропом, взять с собой, и побежала на автобус, боялась опоздать. А мы остались гулять…

– Хорошо погуляли?

– Не то слово! Водки выпили – по бутылке на брата, да еще бутылку коньяка на всех, да по две бутылки пива… Шашлык просто чудный получился, поросенок был молодой, мясо парное, буквально теплым его покупали. Посидели мы у костра, песни погорланили, анекдоты потравили, в баньке попарились, опять у костра посидели. Так до часа ночи и куражились. Потом стали по одному спать уползать. Иван и Роман легли на втором этаже в спальне, я – в гостиной. А Чайник последним укладывался, на веранде. У него там старенький диван стоит. Вот на него он и лег, прямо в одежде. Утром я первым проснулся, спустился вниз. Было около восьми. Смотрю – Виктор спит. Я умылся, в туалет сходил, пришел на веранду, наливаю себе кефир, стал его будить. Пару раз окликнул – он не шевельнулся. Я его за плечо тронул – чувствую, что-то не то, хотел на шее пульс отыскать, а шея – холодная! Значит, он еще ночью…

– Ну, пока все понятно. Что вы дальше сделали?

– Романа с Иваном разбудил, сказал им… Мы его втроем осмотрели. Вызвали по телефону милицию, «труповозку»… Его в городской морг отвезли. Там патологоанатом – Борька Рудых. Хороший специалист. Пятнадцать лет стажа. Он нам и выдал: в крови найден яд фаллоидин, имеющийся в ядовитых грибах. Да мы и без Борьки поняли, что Чайник отравился: все признаки были налицо.

– А что это за признаки?

– Синюшность и отечность кожных покровов, желтоватые белки, расширенные зрачки…

– Ну, что ж, все понятно. Одно неясно: что вам не нравится?

– Татьяна, поймите: Виктор был хорошим знатоком грибов. Не мог он собрать бледные поганки или там… мухоморы! Он же деревенский, с детства с родителями в лес ходил, лет в четырнадцать уже знал все грибы, он нам рассказывал. Ну, что он, сам себе смертное варево приготовил? Это во-первых. А во-вторых, Иван ведь тоже грибы ел, меньше, чем Виктор, но ел! И ничего, жив-здоров, даже животом не маялся. И заметьте: ели они из одной сковородки! Это как объяснить?

– Да очень просто: Виктор, собирая грибы, случайно положил в корзину пару ядовитых, именно ему они и попались.

– Чушь! Татьяна, извините, но это чушь. Чайник никогда бы не сорвал плохой гриб. Я же говорю: он их знал очень хорошо! Я как-то раз видел, как к нему сосед приходил, консультироваться насчет грибов. Принес целую корзину, спрашивает: посмотри, все ли хорошие, я в них не очень-то разбираюсь. Так Чайник за три минуты ему всю корзину перебрал, пару-тройку выкинул, эти, говорит, не пойдут, остальные – гарантирую: съедобные.

– А родители Виктора – они, я так поняла, умерли? Отчего?

– Года два назад в аварию попали. Дождь был, дорога скользкая, а у них – старенький «москвичонок». В общем, перевернулись… Отец почти сразу умер, еще по дороге в больницу, а мама еще двое суток в реанимации лежала…

– Ну, значит, не от грибов.

– Нет, я же говорю, они все грибы хорошо знали, всегда их собирали, и жарили, и солили, и на зиму сушили, отравлений никогда не было.

– Понятно. А у ваших друзей, Ивана и Романа, не было с Виктором… стычек или невозвращенного долг, например?

– К чему это вы, Татьяна? Какие стычки?! Мы видимся редко, собираемся вместе еще реже, а дружим… лет пятнадцать! Нет, об этом даже не думайте. А долг… Да, Иван остался должен Виктору, но сумма небольшая, тысяч двадцать, кажется. Он в прошлом году занимал у Вити на ремонт квартиры. У Ивана ведь зарплата небольшая, он занял у Виктора сорок тысяч и у меня столько же. Мне он уже отдал, а Виктору успел вернуть только половину. Но за такие деньги не убивают. Тем более друга! Да Иван бы отдал, я не сомневаюсь. Ну, так как, Татьяна, возьметесь?

– Честно сказать, даже не знаю. Я все еще не вижу здесь ничего подозрительного. Ну да, знал человек грибы, но ведь он мог и ошибиться, и на старуху бывает проруха, сами понимаете.

– Татьяна, я не думал, что вы вот так сразу отступитесь.

– Да? А вы сами-то кого подозреваете? Ведь, кроме вас троих и вашей жены, там никого больше не было. Так на кого думаете?

Родион замялся. Он допил колу, пошел к киоску, взял бутылку спрайта, сел на свое место, налил из запотевшей бутылки себе в стакан.

– Ни на кого из этих людей я подумать не могу. Друзей своих я знаю слишком давно и слишком хорошо. Пятнадцать лет – это все-таки срок! Да мы еще студентами друг другу помогали, и деньгами выручали, и прикрывали друг друга, когда кто-нибудь прогуливал… да всего не расскажешь. Жену свою я знаю… лет семь. Тоже – не вчера познакомились. Но ведь мог кто-то зайти, соседи по даче, там… бомжи… еще кто-нибудь… я не знаю. Может, он с соседями конфликтовал? У Чайника калитка всегда была незаперта, заходи, кто хочешь. Татьяна, ведь это ваша работа! Так вы беретесь?

– Видите ли, Родион, взяться я, конечно, могу, но может получиться так, что мои выводы совпадут с выводами патологоанатома. Не знаю, как вы, а я вполне допускаю, что ваш друг отравился сам. А моя ставка – двести долларов в день. Я вас не отговариваю, поймите, но не покажется ли вам потом, что ваши деньги потрачены впустую?

– Ну, почему же впустую? Убедиться в правильности выводов эксперта – это тоже чего-нибудь да стоит. По крайней мере, меня не будут терзать сомнения.

– Тогда нам предстоит поездка на дачу. Мне надо осмотреть место… не хочу говорить – преступления… место, где все произошло.

– Так поедем, какие проблемы? Сегодня я не работаю, поэтому могу отвезти вас к Виктору на дачу. А вот – задаток. Надеюсь, этого пока хватит?

– Вполне. – Я взяла деньги и убрала их в сумочку. – Вы на колесах?

– Да, вон моя «Ауди» стоит, – Родион кивнул на светло-зеленую машину, стоявшую в тени деревьев недалеко от нас.

– А ключ? Надо будет осмотреть все внутри.

Родион достал из кармана связку ключей и показал мне.

– Остались с… того дня. Мне пришлось все закрывать.

– Ну, тогда едем. Только мне надо мою тачку поставить на стоянку.

Мы сели каждый в свою машину и тронулась в путь. Вскоре по дороге попалась платная стоянка. Я оставила на ней свою «девятку», пересела к Родиону в «Ауди». Да, такая машина – это что-то! Не зря люди стараются иномарки покупать. Мы ехали по городу, периодически застревая в пробках, и продолжали говорить о покойном Викторе.

– Родион, если не секрет, что вы подарили вашему другу на день рождения?

– Да не секрет. Маленький складной столик и четыре стульчика для сидения у костра. Такой походный компактный набор. А то мы на пеньках сидели да на старом табурете с отпиленными ножками. А так – красиво, удобно. Домой уезжаешь – сложил, убрал на веранду. Приехал – быстро разложил. И главное – четыре стульчика, как будто специально для нашей компании. Теперь вот чужим людям все достанется…

– А кто наследует имущество Виктора?

– Родных братьев-сестер у него не было, он один у родителей. Есть двоюродный брат, правда, они особо не дружили, виделись редко. Я думаю, он – единственный наследник.

– Мне понадобятся некоторые сведения о нем. И о ваших друзьях. Напишите мне их телефоны.

– Хорошо, когда приедем на дачу, там есть бумага.

Мы выехали за город. Потянулись поля, посадки вдоль дороги. Мы проносились мимо дачных поселков, деревень. Машина Родиона шла очень плавно, а главное, быстро. Прошло немногим более двадцати минут, и Родион свернул в какую-то деревню, проехал ее, и мы увидели дачный поселок, огороженный сеткой-рабицей. На воротах имелась табличка «Садово-дачный кооператив «Яблонька». Мы проехали по узкой асфальтовой дорожке мимо дачных участков, свернули направо и остановились у деревянного забора, серого от времени. Родион вышел из машины, открыл замок, висевший на калитке. Мы зашли на территорию чайниковской дачи. Сад был очень старый, большие деревья давали много тени. Дом тоже был старый, деревянный, двухэтажный. На большой застекленной веранде при желании могло бы поместиться человек пятнадцать, не меньше. В середине ее стоял круглый стол внушительных размеров, вокруг – стулья. В углу – кресло и маленький журнальный столик. У окна большой кухонный стол, рядом – электрическая плитка. Над столом – полки, на которых стояла посуда, кувшин, чашки, чайник. С потолка свисал очень старый тряпочный абажур с кисеей. Напротив входа стыдливо краснел диван послевоенного производства. Я подошла к этому дивану и осмотрела его. Темно-красная ткань кое-где поистрепалась, круглые валики с обеих сторон замаслились. По-хорошему, его надо было выбросить десять лет тому назад. Но хозяева, очевидно, считали такую рухлядь для дачи вполне пригодной. А может, он был им дорог, как память. И вот на этом стареньком диване умер человек, врач, умер ночью, поев грибов. Интересно, он сильно мучился или был настолько пьян, что даже не почувствовал, что умирает? Осмотр дивана мне ничего не дал, и я стала осматривать веранду, служившую также летней кухней. Стол был завален грязной посудой, оставшейся от гулянки, это безобразие мне тоже пришлось тщательно осмотреть.

– Родион, что-нибудь осталось от вашей трапезы?

– Да, уезжая, я поставил в холодильник остатки шашлыка и сковороду с грибами.

– Так у Виктора был холодильник? Вы говорили, если не ошибаюсь, что водку вы опускали в погреб?

– Это для понта, что ли, для экзотики. А вот здесь, в кухне, есть холодильник.

Родион открыл дверь, и мы вошли в кухню. Это была небольшая комната, где стоял рабочий стол, старый ободранный холодильник «Саратов», буфет с посудой. Родион подошел к холодильнику и открыл его, достал сковороду и кастрюлю. В кастрюле оказались остатки шашлыка, в сковороде – грибы.

– Родион, не найдется ли здесь пара чистых полиэтиленовых пакетов?

Родион достал из буфета рулон мусорных мешков. В один я положила несколько кусочков шашлыка, в другой – грибы. Завязав плотно пакеты, убрала их в свою сумку. Родион глядел на меня очень внимательно. Исследовав всю дачу, я вышла во двор и направилась к бане.

– Вы что, и баню осмотрите? – спросил Родион.

– Обязательно, – сказала я.

Банька была маленькая, из почерневшего дерева. На полке – тазы, на гвоздиках висели мочалки, в предбаннике на веревке сушились два полотенца. На маленьком оконце стояла бутылка с какой-то жидкостью, похожей на воду. Я открыла ее, понюхала, прихватила с собой.

– Это вода, – объяснил Родион, – обыкновенная чистая вода. Мы парились, было жарко, и Роман взял с собой воду, пил прямо из горлышка, я видел.

– Хорошо, проверим.

Я прошла на веранду и, собрав все пустые бутылки, прихватила их с собой. Еще одну я нашла у костра. В само́м костре виднелось горлышко обгорелой скукоженной пластиковой бутылки, которую даже не имело смысла трогать. Сложив все в пакет для мусора, я отдала его Родиону:

– Это отнесите, пожалуйста, в машину. Надо будет заехать в лабораторию, чтобы сделали анализ.

– Лучше – в морг, к Борьке Рудых. У них хорошая лаборатория, я договорюсь.

– Да, это было бы здорово.

Мы с Родионом походили по саду, я заглянула в самые дальние его уголки, прошла вдоль кустов сирени, смородины, заглянула под них.

– Татьяна, что вы надеетесь найти? – спросил Родион.

– Честно говоря, я сама не знаю, – ответила я, – просто хочу ознакомиться с местом, посмотреть, в какой обстановке все случилось… Кстати, есть здесь еще какие-нибудь помещения? Ну, там чердак… Да, и я еще в погребе не была! Покажите, где это экзотическое чудо.

– Татьяна, в погреб вам спускаться… в такой одежде… Там не очень чисто.

– Показывайте, Родион, показывайте…

Мы опять зашли на веранду. Родион откинул половичок, скромно лежавший около кресла, и взялся за кольцо крышки. Она поднялась с каким-то зловещим скрипом, открыв черную дыру. На нас пахнуло холодом и сыростью. Родион взял с полки свечу, зажег ее.

– Может, я осмотрю погреб? Обещаю, все, что найду, отдам вам, – предложил Родион.

– Нет, я должна сама.

– Тогда спускайтесь, я подам вам свечу.

Я подошла к краю люка и заглянула в погреб. В верхней части виднелись перекладины железной лестницы, ведущей вниз. Ступеньки были холодные и грязные – песок со ржавчиной. Я спускалась все ниже, пока нога моя не коснулась земли. Я подняла голову: Родион остался у самого края люка и, присев на корточки, смотрел на меня. Я огляделась вокруг. Зловещий полумрак давил со всех сторон. Стены погреба были мокрыми, воздух – холодным, пахло чем-то кислым. В одном углу я увидела деревянный бочонок. Я подошла к нему, подняла крышку и заглянула внутрь. В бочонке была капуста, квашеная или соленая, я не очень в этом разбираюсь. Это от нее исходил такой странный запах. На полу около бочки я нашла бутылку водки, потрогала крышку: запечатана. Похоже, до этой друзья не добрались. Или оставили ее хозяину, на опохмелку. Я поставила бутылку на песчаный влажный пол. Надо выбираться отсюда, ничего интересного здесь нет.

– Татьяна, вы что-нибудь нашли? – спросил Родион, когда я вылезла наверх.

– Нашла непочатую бутылку водки и закуски целую бочку. – Я отряхнула руки от песка. – А как на чердак попасть?

Родион закрыл крышку погреба, постелил сверху половик и повел меня на второй этаж. В гостиной я увидела лестницу, ведущую наверх. Кстати сказать, гостиная мне понравилась. Это была достаточно просторная светлая комната, два окна ее выходили на одну сторону улицы и одно – на другую. В комнате был отделанный огнеупорным кирпичом камин, конечно, не такой, какие делают сейчас, а очень примитивный, но – тем не менее. На нем – два старых подсвечника, около него – два кресла, «лицом» друг к другу. Чуть поодаль – диван, поновее, чем внизу, на веранде. Похоже, на нем-то и спал Родион. Старенький телевизор на стареньком же комоде. Около дивана тумбочка, на ней – катушечный магнитофон. Надо же, какая экзотика! Раскладной стол стоял у одного из окон. На окнах красовались занавески, им было, наверное, уже полвека. И вообще, все здесь было из пятидесятых-шестидесятых годов. Можно просто музей открывать для молодежи, чтобы посмотрели, как жили их родители в детстве.

Я заглянула в спальню. Маленькая комнатка, одно окно. У противоположных стен стояли две железные кровати-полуторки. Между ними – небольшой столик со старинной настольной лампой. Маленький шкафчик для одежды скромно ютился в углу. Постели не успели убрать. Здесь, как я поняла, спали Иван и Роман.