Текст книги "Сердце красавицы склонно к измене"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

5

– Значит, на Кипр в сентябре не едем, – грустно констатировала Анжела, сделав пометку в записной книжке. Она сидела на постели, вплотную придвинувшись к своему мужу. Он ее обнимал. Я наблюдала за ними со стороны, от холодильника, наливая апельсиновый сок из пакета в бокал. С дороги еще даже не переоделась. Голову распирали идеи относительно дальнейших действий. Сначала посмотрю электронную почту, что там надыбал Юзер, если, конечно, надыбал.

– Отложим Кипр до следующего года. – Конюков поцеловал жену в щеку, вздохнул, морща лоб. – Чувствую, мне скоро придется искать новую работу, дорогая, но не отчаивайся – все наладится.

– Конечно, наладится, – бодро поддакнула Анжела и, взглянув в записную книжку, нахмурилась. – Да, о машине придется тоже забыть. Зря только на права сдавала.

– Белый «Лексус», – мечтательно произнес Конюков, поглаживая ее по спине, – купим мы тебе машину, обещаю. Можно попробовать взять кредит.

– Нет, обойдемся, – милостиво отвергла супруга его предложение.

– Это мы свой годовой план корректируем, – пояснил мне Конюков, – напридумывали кучу всего. Как ведь бывает – сегодня ты на коне, а завтра, глядишь, на земле валяешься.

– У кого-то был свой план, который несколько расходился с вашим, – заметила я.

Конюков полез к жене целоваться, присосался к шее, но получил легонько локтем в живот и застонал, симулируя предсмертные муки. У Анжелы краска отлила от лица. Выронив блокнот с ручкой, она, причитая, склонилась над мужем.

– Я тебе попала по ране?! Да?! Тебе плохо – я сейчас позову врача.

Лицо Конюкова покраснело от натуги, губы предательски дрогнули, и он рассмеялся. Анжела замолчала и, поняв, что ее разыграли, съездила ему по загривку.

– Вот гад! Я чуть не умерла со страху!

– Ну, извини, я пошутил, – он распахнул халат сверху, продемонстрировав пластыревую нашлепку на груди. – Видишь, сегодня делали перевязку Рана почти затянулась, со дня на день выпишут.

– Не рановато ли, – нахмурилась Анжела, – я поговорю с врачом. Тебе надо еще полежать. Сам же говорил, что болит.

– Болеть оно еще долго будет, – вмешалась в разговор я. – А никому не интересно, чего я сегодня добилась? Я разговаривала с Портняжным.

Конюков с супругой тут же прекратили свою возню и повернулись ко мне. Было видно, что им очень даже интересно.

– Давайте выкладывайте, не тяните, – потребовал клиент.

– Генрих Августович с моей помощью практически уверовал в вашу невиновность, – сообщила я. – Если я найду организатора всего этого бедлама, что творится в банке, то ваше положение восстановится. У меня ощущение, что Портняжный даже снимет Тыртышную и назначит вас председателем правления.

– Нет, такие перетасовки не в его стиле, – покачал головой Конюков, – один раз он ее уже задвигал. Второго она не переживет. Чтобы не терять ценного сотрудника в критической для банка ситуации, он оставит все как есть. Меня в департамент кредитов, еще довесит департамент Тыртышной, чтоб я все разгребал, что наворотили те, кто сейчас исполняют обязанности начальников. Тыртышная теперь за кресло будет держаться зубами. Сбылась ее мечта. – Его слова перешли в неясное бормотание: – Да, придется поднапрячься, ох она меня и дрючить будет, да… расклад хреновый, но ничего не поделаешь, если только уволиться. – Взглянув на меня, Конюков спросил: – Вы что, действительно найдете заказчика? У вас кто-то есть на примете?

– Да, все признаки, что это Хикматов, – ответила я, – тот самый, что просил у вас кредит. Когда Портняжный заикнулся про оборудование, на которое его сыну срочно понадобились деньги, меня как током ударило. Хикматов же вращается в этом бизнесе по резке заводов. Сам лакокрасочный разорил. Вот он и подсказал тем парням с химкомбината, к кому обратиться с предложением купить оборудование за копейки, потом выследил сына Портняжного с бабками. Возможно, кто-то из банка ему сигнал дал, – не исключаю. Но как бы там ни было, он нагрел Портняжного на бабки, а дальше, испугавшись разоблачения, решил устранить всех, кто мог на него выйти. Одно смущает, почему вас с Портняжным не добили. Сей момент можно объяснить лишь наличием постоянной охраны рядом с вами. Хикматов опасается, что киллера могут взять.

– Интересно! Очень интересно! Это что же! Портняжный вам все разболтал. И про черный нал, и про ограбление? – спросил Конюков с недоверием и обидой в голосе. – Мне бы он за это голову отвернул. Как же так вы втерлись к нему в доверие? Или он действительно свихнулся после отравы.

– У меня внешность располагающая, – мягко улыбнулась я.

– И что вы предпримете? – поинтересовался клиент, и Анжела тут же выдала свое предложение: – Может, в милицию сообщить про этого Хикматова?

– Нет никаких реальных доказательств, пока сообщать рано, – ответила я. – Для начала переговорю с парнями, резавшими химкомбинат, потом посмотрю, что мне пришлет информатор по нему, и тогда уже наведаюсь к самому подозреваемому.

– Так делайте это быстрее, пока Андрея не убили! – гневно воскликнула Анжела со сверкающими глазами. Вдруг по ее кукольному лицу пробежала тень. Она рывком посмотрела на часы. – Черт, я же на гимнастику опаздываю.

– Ты опаздываешь? – поднял брови Конюков. – Любимая, это что-то новенькое. Ты никогда никуда не опаздываешь.

– Ну не опаздываю, а могу опоздать, – надув губы, ответила Анжела. Поправляя перед зеркалом подводку глаз, она добавила: – Ты же знаешь, что я люблю иметь в запасе минут пятнадцать на непредвиденные ситуации.

Я потягивала сок через соломинку и удивлялась, сколько еще благодетелей сокрыто в супруге клиента. Пунктуальна, и на какую-то гимнастику ходит – надо же, похоже, я начну комплексовать. Анжела ушла. Клиент встал с постели и прошлепал к столу, где громоздилась гора всякой снеди.

– Евгения Максимовна, не желаете ли перекусить, а то питаетесь на манер птички, то фрукты, то сок, – проговорил он, шурша пакетами.

– Я питаюсь хорошо, но незаметно, – ответила я и поинтересовалась, что клиент может мне предложить.

Есть в присутствии его жены, тем более то, что она приготовила сама, я не решалась. Было как-то не по себе, да еще хвалить придется ее кулинарные способности, чтобы она меня в следующий раз с досады не отравила. Теперь, в отсутствие «суперженщины», я могла расслабиться.

– Тут у нас только вкусная и здоровая пища из натуральных продуктов, – сообщил мне Конюков от стола. – Жена немного помешана на здоровом образе жизни. Есть пирог с грибами, салат с курицей и ананасами. Вот баклажаны с чесноком и со свининой, какие-то оранжевые котлеты, тоже чесноком пахнут, картошка с тушеным перцем и чесноком. Вы, наверное, чеснок не очень? – Он заглянул в следующую пластиковую емкость. – Вроде вареная тыква с медом.

– И с чесноком, – с улыбкой предположила я.

Конюков понюхал и признался, что есть немного.

– Она же с Украины, – оправдывался он. – Вот и сует его везде, говорит – раз сейчас я не общаюсь с людьми, то мне это нужно для повышения иммунитета.

– То-то я в последнее время замечаю, что в палате все микробы без кварцевания дохнут, – усмехнулась я, подошла, принюхалась к салату с курицей. С ним проблем не было. Чеснок не шел к ананасам. – Мне-то, в отличие от вас, Андрей Кондратьевич, с людьми общаться приходится. Да и не только общаться. Вдруг придется прибегнуть к обольщению – засыплюсь ведь.

– Я вроде никакого запаха в комнате не чувствую. – Не слушая меня, клиент озабоченно вертел головой и шумно сопел.

– У женщин обоняние лучше развито, – бросила я. Наложив себе салата, присела к столу с другой стороны, где стоял мой ноутбук, и включила компьютер. Конюков тем временем поставил чайник и принялся за грибной пирог. Уписывая салат, я просматривала поступившую почту. Юзер потрудился на славу. Проверил всех сотрудников «Волжского», чьи фамилии я ему называла, их родственников и выяснил одну любопытную деталь.

Сын Тыртышной недавно приобрел новенькую иномарку за пятьдесят с небольшим тысяч у. е. Сам он рекламный агент с зарплатой восемь тысяч рублей, жена – секретарь в БТИ, недавно ушла в декретный отпуск. У Тыртышной зарплата хорошая, и за несколько лет она бы смогла легко скопить нужную сумму и подарить сыну, но почему именно в этот момент…

Слишком много совпадений. Другое совпадение – что Хикматов, получивший отказ в «Волжском», легко получил нецелевой кредит в ЗАО «Поволжский Кредит-Банк» на сумму сто пятьдесят тысяч долларов, причем заплатил хозяину банка Муфтахетдинову за какие-то консультационные услуги двадцать пять тысяч. И кредит у него не первый. Шестью месяцами раньше он брал триста тысяч зеленых под залог автомобильного парка предприятия, два месяца спустя – под залог продукции, и по тем кредитам почти расплатился. Хотя лакокрасочный давно существует практически лишь на бумаге. Три недели назад на имущество предприятия наложен арест. Его будут распродавать с молотка в счет долгов.

Надо ехать к этому Хикматову и разговаривать по душам. Произошедшее уже окончательно вырисовывалось у меня в мозгу, но требовались еще некоторые фрагменты и доказательства. В качестве доказательства сойдет признание Хикматова. Так же жизненно важно вытрясти из него имя киллера и обезвредить последнего. Мало ли, что они дальше планировали. В возбужденном состоянии я сунула грязную тарелку в раковину, сделала себе кофе, насыпала на блюдце бананового печенья и села назад, лихорадочно обдумывая детали. Нахлынула волна какого-то охотничьего азарта. Добыча близко – остался один хороший бросок.

– Ну, как моя жена готовит? – с самодовольным видом осведомился Конюков. Он мне что-то рассказывал до этого про отдых в Англии, но я даже не слушала. Угукну время от времени для проформы, и за свое. Его повествование не обязывало к ответным репликам, а тут, зная трепетное отношение клиента к жене, пришлось ответить:

– Салат просто сказка! Мне такой ни за что не приготовить! А печенье – это просто чудо. Рассыпчатое, так и тает во рту. Для него Анжела наверняка отбирала самые лучшие бананы и делала все с любовью. – Пока я говорила, глаза выискивали в тексте домашние адреса и телефоны. Попадалась куча всяких, только не тех, какие нужны.

– Мне так кажется или вы… издеваетесь? – нерешительно спросил Конюков.

Сообразив, что, похоже, перестаралась с похвалой, я улыбнулась и изобразила искреннее недоумение:

– Да вы что! Издеваться над собственным клиентом…

– Хватит, – отмахнулся он от меня с улыбкой и включил телевизор. Шло реалити-шоу о пластической хирургии. Конюкова оно заинтересовало, и просмотр сопровождался эмоциональными выкриками вроде: «Вы бы еще лицо ей сажей натерли, чтобы получилось потом полное преображение дурнушки!» – или: «Ну какой смысл увеличивать грудь на размер, сразу бы на три, чего мараться!»

– Вас что-то не устраивает? – процедила я сквозь зубы.

– Да вот, занимаются ерундой! Только себя уродуют, и опасно же, – с запалом сказал мне Конюков. – Я считаю, что все должно быть естественно.

– Ваша жена, значит, думает так же, – пробубнила я себе под нос.

– Мы вот два года вместе, и она ни разу не заикалась о пластической операции. Да я бы и не позволил, если только в экстренном случае! – разглагольствовал клиент, словно его поместили на трибуну.

Либо он притворялся, либо правда не знал, что его жена балуется подтяжками и кучей всего другого из арсенала пластической хирургии. Следы вмешательства можно скрыть только под одеждой. В жару это нереально. Я успела заметить много интересных шрамиков на теле Анжелы. А откуда, спрашивается, невероятная гладкость лица? Знает ли вообще Конюков истинный возраст своей жены? Спрашивать я не стала. Были дела поважнее.

В половине шестого вечера, когда в палату вновь наведалась Анжела, да не одна, а с толпой родственников клиента, я засобиралась.

– Вы куда это? – обеспокоенно спросил Конюков, заметив мои приготовления.

– Собираюсь решить вашу проблему раз и навсегда, – ответила я, поправляя прическу перед зеркалом. – Инструкции помните?

– Помню, – проворчал он, – да никуда я выходить не собираюсь.

Внезапно он издал пронзительный вопль и кинулся к окну. Причину я поняла через секунду. Его старик-отец пробовал открыть намертво задраенные жалюзи и страшно ругался, потому что не получалось.

В коридоре я столкнулась с Земляным. Следователь негромко переговаривался с остроносым лейтенантом, заступившим на дежурство у палаты Конюкова.

– Вячеслав Юрьевич, здравствуйте, – поприветствовала я его, – как продвигается дело? Зацепки есть?

– Здравствуйте, – сухо ответил Земляной на приветствие. – Следственные действия идут согласно установленному порядку. Мы предпринимаем все необходимые меры, которые в итоге приведут к поимке преступника. Скоро он сделает новый шаг и обязательно допустит ошибку. Арест неизбежен.

– Его не может не быть, – поддакнула я, иронизируя над его канцелярщиной. Мне стало понятно, что следствие топчется на месте и нет ни малейшей зацепки или даже намека на зацепку. А надеются они лишь на то, что возьмут киллера, когда он будет покушаться на Тыртышную.

– Так, так, Евгения Максимовна, а если не секрет, куда это мы намерены проследовать? – насупился Земляной, заметив мой боевой настрой и сумку в руке. – Не будете ли так любезны ответить.

– Домой, – соврала я с ходу, подняла в руке сумку, – здесь грязное белье, постирать хочу.

– В больнице есть прачечная, могу договориться, – елейным голосом предложил следователь, – хотите, я сам даже отнесу.

– Нет, спасибо, я привыкла стирать собственное белье сама. Да тут и вода жесткая, и порошок с отбеливателем, – отнекивалась я, вежливо улыбаясь, – я ни за что не променяю свой порошок и на две пачки обычного. От моего белье дышит свежестью.

– А не хотите подышать свежестью в каталажке? – не сдержался Земляной, багровея. – У нас камеры недавно мыли перед визитом министра этим, как его – «Кометом». Такая свежесть кругом. Подследственные нарядные. Каждый стих выучил про Родину, вам расскажут.

Лейтенант, стоявший рядом, прыснул со смеху, однако быстро поскучнел от ледяного взгляда следователя.

– Может, как-нибудь в другой раз, Вячеслав Юрьевич, – сдержанно улыбнулась я. – Обещаю, что быстро обернусь. Вы соскучиться не успеете.

– Что соскучиться не успею, я догадываюсь, – с кислой миной пробормотал Земляной, – пришел вот допросить вашего клиента. Он еще жив?

– Когда я выходила – дышал, – ответила я, стараясь казаться серьезной, – но там куча его родственников, поэтому случиться может всякое. Если я не арестована, то, наверное, пойду. Время-то идет.

– Идите, вы совершенно свободны, – равнодушно бросил Земляной и добавил со значением: – Пока. А там все зависит от поведения.

Пропустив мимо ушей угрозу, я зашагала прочь. Охранники в вестибюле проводили меня равнодушными взглядами, понимая, что им ничего не светит. Любые поползновения с их стороны я пресекала в зародыше. На улице погода сменилась. Жару унес налетевший внезапно холодный ветер. По небу летели грязно-серые обрывки облаков, поминутно скрывая солнце. Серебристая «одиннадцатая» с дозорными из милиции стояла на своем месте. Быстрым шагом я дошла до выездных ворот, прошла проходную и сразу же поймала такси. Садясь в машину, краем глаза заприметила серебристую «одиннадцатую», ползущую по аллее. Земляной отправил за мной своих людей и надеется, что я выведу их куда надо, – все-таки наивный он. Когда машина набрала скорость, я позвонила Хикматову на домашний телефон.

– Да, я вас слушаю! – ответил запыхавшийся мужской голос.

– Тимур.

– Да, я, – сказал он, часто дыша.

– Тимур, ты козел! – выкрикнула я и отключила сотовый, глянув назад на автомобиль преследователей. Надо что-то делать. Предложение оторваться от «хвоста» не понравилось шоферу. Даже предложенные деньги не возымели своего обычного действия.

– Отрывался я один раз уже, – злобно рявкнул он звучным высоким голосом, – меня потом бандиты нашли, измудохали и машину сожгли. У тебя с собой, девочка, есть копеечка мне на новую тачку?

– Так это милиция, не потей, – ободрила я его.

– А чем менты отличаются от бандюганов? – сквозь сжатые зубы спросил водитель. Похоже, он действительно не понимал. На его полном лице блестел пот, и даже черные кудрявые волосы казались мокрыми.

– Ну, менты обычно в такой голубенькой форме, а бандиты – сам понимаешь, – принялась объяснять я шутливо, чтобы отвлечь мужика от мрачных мыслей, – одни хорошие, опрятные, а другие плохие, небритые, много пьют, курят и выражаются.

– Знаешь что, выметайся! – рявкнул он, приняв решение. – Я сейчас остановлю, вылезай, и не нужны мне твои деньги.

– Подожди, не здесь, давай за поворотом, – попросила я, оглядываясь назад. «Одиннадцатая» следовала за нами на достаточном расстоянии, так как дорога не пересекалась и не разветвлялась до самого перекрестка у роддома. Поворот впереди на девяносто градусов был совсем без обзора. Густые посадки, на углу у дороги трансформаторная подстанция, а заднее стекло у нашей «Волги» затемненное. – Притормозишь, и сразу уезжай.

– Лады, – буркнул водитель.

Завернули. Я выскочила, на ходу захлопнула дверь и нырнула в кусты, закрывая лицо коротенькой джинсовкой. Затаилась, прижавшись к земле. От пыли, собравшейся в высокой траве, зачесался нос. Вот и «одиннадцатая» плавно прошла поворот. Я чуть приподняла голову. Где-то вдали на дороге, должно быть, у перекрестка, вспыхнули огни стоп-сигналов такси. Мой маневр остался незамеченным. Выждав, я вышла из укрытия и поймала новую машину. На ней уже добралась до места. Выйдя у заправки, двести метров до дома Хикматова преодолела пешком. Прошлась мимо, туда-сюда, проверяя обстановку. Ни шороха, ни звука, ни движения. Во дворе у объекта все словно вымерло.

Через фигурный бетонный забор, окрашенный в зеленый цвет, виднелся ядовито-красный «БМВ» с откидным верхом. Дальше, в глубине двора, возвышался двухэтажный дом из белого кирпича с квадратными колоннами, балконом, стилизованным под старину фонарем при входе. Размеры впечатляли, но дом выглядел недостроенным, неухоженным. По асфальтированным дорожкам и под стенами строительный мусор. Крыша покрыта лишь толем, а шифер для дальнейших работ стопками стоял во дворе. Собака во дворе отсутствовала.

Я вытянула из кармана отмычки, оглянулась по сторонам и вошла во двор, как к себе домой. С входной дверью было просто – ее не заперли. Все происходило практически беззвучно. Из дома доносились звуки классической музыки. Для бандитского вертепа странновато. В доме было темно и мрачно, коридоры заставлены какими-то коробками. Заглянув в одну незапечатанную, я увидела банки с краской. Той самой, которую приставы, согласно документам, опечатали на складе завода Хикматова.

Отлично, теперь надо выяснить, сколько людей находится в доме. Я осторожно переставляла ноги, чтобы не наступить на обрывки жестких пластмассовых полос, которыми стягивали коробки с краской. На бетонном полу валялись еще стружки, куски целлофана, бумага. Хикматов превратил неотделанную часть дома в склад и не очень заботился о порядке. Не встретив никого, я приблизилась к двери в комнату, из-за которой доносилась музыка и лился свет. Музыка не заглушала какие-то скрипы, возню, мычание, доносившиеся оттуда же. Вытащив пистолет из кобуры, я опустила руку с ним в сумочку, чтобы, если что, стрелять прямо через нее. Не известно ведь, сколько там человек, а в безоружную женщину никто с ходу палить не станет. Я пожалела, что револьвер с глушителем не умещался в сумочку, и тихо вошла, медленно отворив дверь. Эта просторная комната, как и все помещения в доме, была завалена похищенным со склада. Штабеля коробок заслоняли окна. Единственное, что отличало эту комнату от прочих, – отделка, предметы обстановки, телевизор и даже компьютер. Именно он был источником музыки – произведения классиков в современной обработке. А на потрепанном диване тем временем обнаженный до пояса хозяин дома лез под юбку отчаянно сопротивлявшейся светленькой девчонке лет тринадцати-четырнадцати. Его тощий зад, обтянутый синими джинсами, под острым углом возвышался над диваном. На полурасстегнутом поясе болтался сотовый телефон в чехле. Рядом на коврике у дивана валялась футболка. Дальше дело у них застопорилось. В силу тщедушного телосложения Хикматову трудно было справиться даже с ребенком, но это пока бандит не использовал грубой силы, а просто заваливал жертву.

– Отстань, не надо, я не хочу, пусти! – пропищала девчонка, отворачиваясь и отталкивая насильника. Ее покрасневшее лицо искажала гримаса отвращения. Глаза были с силой зажмурены.

– Я не хочу, – глумливо передразнил ее Хикматов тоненьким голосом, хватая за волосы, собранные в хвост, и разворачивая лицо девочки к себе. – На тачке кататься хотела, в кафе ходила, мороженое жрала, а теперь соскочить решила. Ни хрена вот не угадала!

В пылу борьбы никто не заметил моего появления. При ребенке не стоило проявлять насилия. Во-первых, лишний свидетель, во-вторых, может пострадать. От нее следовало аккуратно избавиться. Я вырубила компьютер из сети и деликатно покашляла. Хикматов, хрипло заорав, подпрыгнул на диване и дикими глазами посмотрел на меня. В секунду животный страх на его смуглом лисьем лице сменился удивлением, потом подозрительностью. Воспользовавшись моментом, девчонка выскользнула из-под него и, поправляя одежду, рванулась к двери.

– Вы, собственно, кто? – осторожно и вежливо осведомился Хикматов. Его неожиданно ярко-голубые глаза внимательно исследовали меня сверху донизу.

«Не припрятан ли у него где поблизости пистолетик?» – спросила я себя мысленно, а вслух, приближаясь, произнесла:

– Я мама Светы Климовой, которую ты изнасиловал. Мы написали заявление в милицию, и если не хочешь сесть по сто пятнадцатой, гони деньги, – пятьдесят тысяч долларов.

– Что! – завопил негодующе Хикматов. Однако как только бандит дернулся, я достала из сумки револьвер, наставила на него и взвела курок.

– Нет, нет, – сразу послушно закивал он, – пятьдесят кусков нормальная цена. Я согласен, только убери пушку. Перетрем наши вопросы в лучшем виде.

– Не советую делать резких движений, я пугливая и со страху могу мозги нечаянно вышибить, – предупредила я спокойно. В этот момент входная дверь захлопнулась за малолетней гостьей бандита, и можно было действовать без стеснения.

– Я только надену майку, – жалобно попросил Хикматов, бочком продвигаясь к стулу с одеждой.

– Стоять! – рявкнула я и оказалась перед стулом первой. Но бандит предпринял нечто совсем неожиданное и идиотское на первый взгляд. Он прыгнул на коробки и с невероятной скоростью полез по ним кверху. Я рванула следом. Во все стороны и мне под ноги валилась разваливающаяся картонная тара. Из нее вываливалась краска, бутылки с растворителем, еще что-то. Несколько бутылок разбились, и в нос ударил резкий запах ацетона. Хикматов был в этот момент отличной мишенью, но мне надо было взять его живым и с минимальными повреждениями, поэтому я попыталась его ухватить за ногу. Подлец ловко вывернулся, развалил всю середину кучи и упал на другую сторону.

Там, сокрытая от взгляда, была дверь в подвал. Коробки стояли штабелем в виде буквы Г, так что проход за ними к двери был незаметен. Мне даже подумалось, что Хикматов специально подготовил пути возможного отступления. Сжигаемая яростью, я перескочила через коробки, однако Хикматов оказался очень проворным. Деревянная дверь захлопнулась перед моим носом. Я ударила по двери ногой. Дверь вздрогнула, но не поддалась. С другой стороны послышалось, как Хикматов побежал прочь к выходу из подвала.

Бежать за ним в окружную, через дом – не поспеешь. Я решила прорываться здесь. Прикрутила на револьвер глушитель, чтобы не будоражить выстрелами соседей, и тремя пулями вчистую разнесла замок. Ударила ногой и только выругалась. Дверь стояла на месте. Бандит подпер ее чем-то с той стороны. Я пальнула рядом с рукой, где, по моему мнению, находилась подпорка. С той стороны что-то загромыхало, и дверь сама со скрипом отошла. Выбросив из барабана револьвера стреляные гильзы, я перезарядила его и медленно двинулась вниз по лестнице. Перешагнула аккуратно через доску, служившую подпоркой, ступила на рыхлый подвальный грунт, насыпанный неравномерными буграми. Уши жадно ловили каждый звук. Свет в помещение лился через узкие окна, забранные решетками. У стен стояли бочки, банки с краской, банки еще с чем-то. Наклонная металлическая дверь на улицу оставалась закрытой. Значит, Хикматов все еще находился в подвале – и лязгающих звуков, как если бы ее открывали и закрывали, я не слышала. Приблизившись к двери, я толкнула ее рукой – закрыта снаружи. Засов изнутри отодвинут. Где ж ему здесь прятаться? Все помещение как на ладони. Зачем-то Хикматов открыл одно из подвальных окон. Уйти он через него все равно не мог из-за решетки в палец толщиной с наружной стороны. Мой взгляд остановился на куче мусора в углу. Неуверенно я двинулась к ней. Какое-то шевеление под листом фанеры, прислоненным к стене.

– А ну выходи, засранец! – велела я грозно.

– Хорошо, только не стреляй, – плаксиво выкрикнул Хикматов. С дрожью лист фанеры отодвинулся и упал, а из-за него появился бандит, жалкий вид которого вызывал улыбку. Ежик жестких темных волос на голове, словно сединой, покрыло пылью. На роже грязные разводы, руки тоже в грязи. Впалая грудь с выделяющимися ребрами от страха ходила ходуном.

– Еще один такой фортель, и ты труп, – пообещала я, поигрывая револьвером. – Марш обратно в комнату, там побазарим.

– Я заплачу больше, чем тот, кто тебя послал, – на всякий случай сообщил Хикматов, прежде чем развернуться ко мне спиной.

– Конечно, заплатишь, куда денешься. – Я подтолкнула его стволом к двери, стимулируя подвижность. – Вперед, вошь бацильная, пошел, пошел ножками.

Мы вновь очутились в комнате с коробками. В воздухе стоял густой запах ацетона. Я грубо пихнула бандита на диван, из вещей на стуле вытащила пистолет, продемонстрировала его владельцу:

– Что, это искал?

– Я просто испугался, что ты меня пристрелишь ни за что, это для самозащиты, – жалостливо пискнул Хикматов. Однако я понимала, что он не так безобиден, как кажется. Мой инструктор по технике боя всегда повторял, что в поединке маленький плюгавенький мужичонка может оказаться опаснее накачанного громилы. Осторожно присев перед бандитом на стул, я спросила:

– Догадываешься, зачем я здесь?

– Нет, откуда, я живу правильно, никому подлянок не делал. – Хикматов изобразил на лице искреннее недоумение.

– Тебе, может, мозги провентилировать, чтоб лучше соображалось? – спросила я, кивнув на револьвер. – Забыл, как банк на двести тысяч опустил вместе со старой грымзой.

– С какой еще грымзой? – просипел он, потеряв внезапно со страху голос. Пуля из моего револьвера ушла в стену между кирпичами рядом с его головой. Хикматов тоненько вскрикнул, а я, опустив дымящийся ствол к бандитской ширинке, укорила его:

– Ну что ты визжишь, как девка. Не стыдно? Пацаны узнают – засмеют. Вот если сейчас я стрельну, то высокий голос тебе обеспечен пожизненно. К этому бесплатное изменение пола. В тюрьме тебя очень полюбят за голосистость.

– Что ты хочешь? – выдохнул он, не спуская вытаращенных глаз с револьвера в промежности.

– Расскажи мне все, как было, – ответила я, – людей, пославших меня, ты не интересуешь. Они даже не приказывали тебя убивать. Не раздражай, и останешься жить. Рассказывай о бабе из банка!

Моя рука в это время в кармане джинсовки нащупала портативный цифровой диктофон. Палец вдавил кнопку «Запись». Сие признание потом захотят многие послушать, а господин Портняжный даже выложит кругленькую сумму.

– Это была все ее идея. Я даже не хотел, – начал Хикматов по ожидаемому сценарию. Себя в истории он представил белым и пушистым, жертвой обстоятельств, а Тыртышную гением злодейства, образцом вероломства и коварства. Не помышляя ни о чем преступном, он пришел в банк получить кредит, а сквалыга, засевший в кредитном отделе, выставил его за дверь. Хикматов тогда по наивности и чистоте души подумал, что ему поможет кто-то другой из руководства банка, но все послали его подальше, и только хитрая Тыртышная намекнула, что у нее имеется подруга, способная ему посодействовать. Она взяла его телефон и сказала, что подруга перезвонит вечером.

Тем же вечером позвонила «подруга». Хикматов понял, что звонит та же самая тетка из банка, но из-за врожденной вежливости промолчал и выслушал ее предложение. «Подруга» сообщила о левых деньгах, поступающих в банк. Причем деньги возили не на инкассаторских, а на обычных машинах. Она обещала вызнать, когда повезут очередную партию бабла, и дать сигнал. Он, Хикматов, должен дежурить у банка в машине с несколькими вооруженными товарищами с трех до шести вечера по четвергам или пятницам. В это время обычно привозят деньги. Когда появится машина, надо инсценировать аварию, выскочить, отнять деньги и смотаться. За наводку она потребовала пятьдесят процентов.

Хикматов поднял тетку на смех и сбил до десяти. В залог их будущего сотрудничества Тыртышная подбросила в почтовый ящик Хикматова диск с базой данных, где содержались кредитные истории клиентов банка. Информация могла заинтересовать воровское сообщество. Хикматов предложил диск тем, кто в этом шарит, и получил за него две штуки баксов. Больше не дали. Потом он с парнями дежурил возле банка в кафе две недели. Но ничего не получалось. Тыртышная перезвонила ему как-то вечером, сказала, что ничего не выходит, и предложила как-то спровоцировать привоз денег.

Хикматов знал парней с химкомбината, зашел к ним, потерся, поговорил за жизнь и невзначай рассказал, что недавно выгодно продал старое оборудование, которое до этого думал распилить на металл. Если у них что-то есть, то могут предложить ему. Те показали кучу всего. Он предложил цену в двести тысяч. Те заартачились. Он ушел, забыв специально свой бумажник у них в конторе. В бумажник был вложен листок с телефоном сына Портняжного, а ниже на листке было написано: «Продажа подержанного оборудования».

Потом от своего имени позвонил в фирму Портняжного-младшего, которая как раз занималась продажей насосного и компрессорного оборудования, выступая посредником между производителем и покупателем, сообщив, что желает приобрести у них котел, пару насосов и компрессоров. Узнав цену, он сказал, что это слишком дорого, и спросил, не найдут ли ему такое же, но б/у. Цену он предложил в десять раз больше, чем предлагал парням с химкомбината. Портняжный-младший сказал, что подумает. На следующий день он позвонил на химкомбинат, и парни ему сказали, что сын Портняжного предложил за это же оборудование на пятьдесят тысяч больше. Завтра обещался привезти деньги.