Текст книги "Коготок увяз..."

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 3

– Слушай, Ирина, как ты с ними справляешься? – Мы сидели в школьной столовой, в углу которой была неумелая имитация бара для учителей. За стойкой возвышалась дебелая фигура буфетчицы. Она навалилась на хрупкую конструкцию мощной грудью, отчего я испытывала панический страх, что сейчас все это развалится со страшным грохотом и несчастная дама, столь легкомысленно повисшая на слабом сооружении, упадет с отчаянными воплями и дело может закончиться «неотложкой»!

Впрочем, конструкция, именуемая баром, к габаритам своей хозяйки привыкла и выдерживала ее со стоическим мужеством.

Бар отличался от столовой только цветом столов. Почему-то местный дизайнер решил, что, если перекрасить обычные обшарпанные столы в красный цвет, они сразу обретут более высокое значение. На столах хорошо виднелись исторические записи об умственных способностях некой Тани (искренне надеюсь, что это делала не Ирина Сергеевна Мельникова, а следовательно, сии анналы не задевали моего самолюбия); сообщение о неравнодушии какого-то Руслана к какой-то Тамаре и прочие полезные сведения, без которых продержаться в наше смутное время прямо-таки невозможно.

Благодаря тому, что мы сидели в этом райском местечке в урочное время, народу там почти не было. Мы пили нечто, гордо именовавшееся кофе. Дать такое название этому напитку мог только идиот или отчаявшийся. Ирка рассказывала мне краткие биографии учеников.

– Не знаю, – пожав плечами, ответила она на мой вопрос, – привыкла.

– А что такое «тормоз»? – поинтересовалась я. Я в принципе догадывалась, но надо было утвердиться в подозрениях.

– Тебя так назвали? – меланхолично поинтересовалась Ирка. Я кивнула. Ирка хмыкнула. И спросила: – Полным?

– Чего? – не поняла я.

– Назвали тебя «полным тормозом»?

Я подумала и покачала головой:

– Не-а…

– Значит, у тебя не все потеряно, – успокоила меня Мельникова и, стоически улыбаясь, отхлебнула глоток мерзкой жидкости смутно-коричневого цвета.

Я поморщилась. Она опять улыбнулась и сказала:

– Совсем неплохой кофе. Пахнет клопами, как приличный коньяк.

Мне явно, как говорят, «поплохело». «Эти чертовы Мельниковы друг друга стоят», – подумала я мрачно. Ни слова нормального произнести не в состоянии. И Марья вобрала в себя их гадкий, хулиганский жаргон.

– Так что ты можешь сказать о Свете и Леше?

– Дети как дети, – пожала плечами Ирка, – у Леши семья – полный привет. Мама – толстая леди, и, когда она появляется в школе, мне хочется спрятаться. Я ее, Танька, веришь ли, боюсь… А Светка даже в родственницы к этой фурии собирается. Самоубийца…

Она покачала головой.

– Чего же в бедной женщине такого ужасного?

– Не знаю, – честно призналась Ирка, – наверное, патологическая уверенность в собственной правоте. И ненависть… Знаешь, такая ненависть, перемешанная с завистью и обидой. Она, например, не выносит Володиного отца… Такое ощущение, впрочем, что она вообще любит только себя. И смертельно обижена на человечество за то, что оно не обеспечило ей желаемых условий жизни. Я таких женщин боюсь. Мне кажется, что я и вправду жутко виновата перед ними.

– А как ты тогда по улицам ходишь? – поинтересовалась я. – У нас большинство толстых и не очень теток отличаются именно теми качествами, которые ты описала мне только что своим талантливым злым язычком… Ты, наверное, по подъездам прячешься…

– На улице они меня не касаются… А если коснутся, можно отпарировать удар. А здесь… Приходится делать глупо-невинную рожу и терпеть, поддакивая… Бедный Лешка! Иногда мне его жалко. Представляешь – все время находиться под прессом?

Я кивнула. Я бы просто убила такую мамашу. И закопала бы в саду. Нет ничего невыносимее диктата глупости. Особенно уверенной в собственной непогрешимости.

– А что он сам собой представляет?

– Нормальный парень… Сложный, обидчивый. Этакая отечественная вариация на тему Стрэдлейтера…

– Какого Стрэдлейтера? – не поняла я.

– «Над пропастью во ржи»… Сотоварищ по комнате Холдена Колфилда… Помнишь, тот, который ужасно раздражал беднягу Холдена тем, что брился грязной бритвой и стриг ногти на ногах в его присутствии.

Я вспомнила Колфилда и поняла, что Ирка имела в виду. Но Стрэдлейтер был мерзкой личностью. Значит, его собрат тоже?

– Они все в этом возрасте такие, – меланхолично ответила Ирка, разглядывая ноготь на правой руке. – Ох, зараза, облупился… Просто их можно разделить на Колфилдов и Стрэдлейтеров… Колфилдов единицы. Особенно в нашем государстве. А Сэлинджер гениален. Правда? Жаль, что он удалился в свое гнездышко отшельника и ни фига больше не пишет…

– Я поняла, в кого Марья такая умная, – высказалась я.

– Поздравляю, – улыбнулась Ирка, – а ты думала, что интеллектом она пошла в Мельникова? Вот и фигушки тебе… Интеллектуалка она в маму…

Мы решили, что она сейчас, используя служебное положение в моих корыстных целях, вызовет Лешу с урока и мы проведем суровую беседу.

Ирка испарилась в проеме обшарпанной двери, а я осталась наедине с толстой буфетчицей вдыхать запах кислой капусты…

Толстая буфетчица скучала. Ее взгляд рассеянно блуждал в пространстве и не выражал никаких эмоций, кроме великой вселенской тоски. Сначала она увлеченно рассматривала появившуюся на стойке муху. Отчего-то сразу вспомнился кадр из фильма Серджио Леоне «Однажды на Диком Западе». Буфетчица, впрочем, совсем не была похожа на ковбоя. Но, представив себе, как сия почтенная дама достает револьвер и лениво прихлопывает муху, я фыркнула. Она застыла. Ее настороженный взгляд явно показывал, что отсутствие револьвера я со своими бестактными смешками должна расценить как подарок судьбы.

Я начала подумывать, не дождаться ли мне моего юного фигуранта в коридоре. Там все-таки нет буфетчицы, доводящей меня своим неумеренным любопытством до бешенства. Но тут он возник на пороге, смущенный и мрачный.

Близоруко прищурившись, определил, что его жду я, и попытался разыграть мрачного, прожженного Казанову, насмерть разочаровавшегося в сей бренной земной юдоли.

Он присвистнул и подошел ко мне нарочито вальяжной походкой. Честно говоря, это выглядело немного смешно. Глаза смотрели настороженно, и в них невооруженным взглядом был заметен испуг. «Чего же это мы так боимся? – подумала я. – Взрослую тетеньку? Или того, что эта самая тетенька – детектив?»

Он подошел и остановился передо мной, стараясь казаться взрослым и бесстрашным.

– Мне сказали, что вы желаете со мной пообщаться, – сказал Леша, присаживаясь на краешек стола. Буфетчица, явно незнакомая с американскими фильмами про разбитных ковбоев, округлила глаза и приготовилась издать возмущенный вопль. Мне, честно говоря, тоже не понравилась близость его задницы к моему, пусть даже омерзительному, кофе. Я смерила его с ног до головы самым холодным из моих холодных взглядов и кивнула.

– Сойди со стола, – бросила я, – я не очень-то часто общаюсь с памятниками…

Он хихикнул. Постарался изобразить изощренную галантность и перетащил свой организм на стул. Правда, попытался вытянуть длиннющие ноги, отчего я почувствовала необходимость уменьшиться в размерах. Делать этого мне не хотелось. Я предпочла тихо, но настойчиво попинать его носком туфли в колено. Он был вынужден признать, что я сильнее, и принял более нормальное положение. Не удержавшись от сладостного момента мести, я вытянула свои ноги и нагло посмотрела ему в глаза. Он неожиданно широко улыбнулся, и я поняла, что почти победила. Меня еще не приняли. Но, если поднапрячься, обязательно примут… В конце концов, не так уж намного я их и старше…

Хотя… – я посмотрела на Лешу – принадлежу к другому поколению.

– Из-за чего могли убить Пономарева?

– Из-за женщины, – широко раскрыв глаза, заговорщицки прошептал Леша. И расхохотался.

Смех у него, правда, был ненатуральный. Я посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

– Ничего смешного я отчего-то не вижу. Хотя говорят, что у меня все в порядке с чувством юмора. Впрочем, может быть, это ошибка.

– Увы! – развел он руками. – Людям свойственно ошибаться.

Последнюю фразу он подчеркнул, стараясь навести меня на мысль о моей тупости.

Я поднялась. Он меня разозлил.

– Что ж, считаю наш разговор законченным. Пока…

Он кивнул. А я-то надеялась, что мое обаяние растопит лед его подростковой недоверчивости!

– Подождите, – услышала я его голос и обернулась. – Я не хотел вас обидеть, – сказал он смущенно, – честное слово…

Что ж. Значит, не все потеряно. Мы сможем договориться. К людям, надолго и глубоко хранящим обиду, я, слава богу, не отношусь.

Поэтому вернулась.

* * *

Несмотря на то что Леша пытался выглядеть в моих глазах циничным и наглым, в его взгляде присутствовали напряженность и страх. Он был чертовски скован, этот пацан… Я пыталась понять его и не могла обнаружить зацепку, способную помочь установлению контакта.

Известие о том, что я частный детектив, его, правда, заинтриговало. Он посмотрел на меня с любопытством и присвистнул.

– Типа Лу Арчера? – уточнил он.

– Нет, – съязвила я, – типа мисс Марпл. Сам, что ли, не видишь?

Он хихикнул. Наверное, на мисс Марпл я не тянула по возрасту. Ничего, Иванова, у тебя еще все впереди. Останемся живыми, что проблематично при нашей-то работенке, и к глубокой старости, вооружившись непременным ридикюлем, начнем шустрить уже в новом качестве…

Под Лешиным взглядом мне было неуютно. Он смотрел, прищурившись, как бы выясняя, сколько я чего стою и с чем меня едят… Гарнир для меня он явно подобрать затруднялся. Но мне-то от этого легче не было… Хотя, скорее всего, это была просто защитная реакция юного организма на попытку внедрения чужеродного тела с попыткой выяснения маленьких детских секретов…

– Так что вы хотели от меня узнать? – поинтересовался мой собеседник. – Я ничего не видел, не слышал и, простите, вашего Пономарева не убивал. Идиотизмом никогда не страдал…

– Я догадалась, что ты его не убивал, – прервала я его изысканные речи, – не совсем «тормоз»…

Кажется, мои познания в молодежном сленге его порадовали. Он хмыкнул и уставился своими бесцветными очами в мой лоб. Чего он там пытался найти, не знаю. Скорее всего, третий глаз. У меня же, если таковой и наличествовал, он был тщательно скрыт даже от меня самой. Поэтому его попыточки остались тщетными.

– Я, собственно, хотела узнать, что за человек был Володя. И отчего вы поссорились.

– Вам же все рассказали на классном собрании, – пожал плечами Леша, – умный, честный, добрый… Само совершенство.

– Это понятно. А если по правде?

– Знаете пословицу? «О мертвых – либо хорошее, либо ничего»?

Я кивнула.

– А о вашем Пономареве, – продолжал он, – в его последней версии, лучше смолчать. Раньше – да. Как в песенке – «Он был славным парнем»… А потом ему вбили в голову, что он – совершенство. Да еще и папаша начал зарабатывать крутые бабки…

– Значит, он гадом стал? – спросила я невинным голоском.

– Нет, – поморщился Леша, – не гадом. Мажором. Гладеньким и сытеньким. Которому все позволительно. Даже…

Он осекся и убрал глаза в пол. Договаривать он не собирался. Я сделала попытку опять вызвать его на откровенность:

– Знаешь, мне и самой всегда странны люди, к которым не придраться. Поэтому я догадываюсь, что у Володи был в шкафу скелет… Вот только какой?

Он посмотрел на меня взглядом, исполненным иронии. «Не держи меня за дурака, девочка…»

– Я же вам сказал – о мертвых я плохо говорить не собираюсь. Я – не Лу Арчер. Искать компромат – ваше дело. А я уж как-нибудь посмотрю со стороны за вашими раскопками. Извините…

Он поднялся со стула и двинулся к выходу. Я поняла: «Выудить из этого парня сведения тяжеловато будет, милая моя Танюха!»

* * *

Я стиснула виски ладонями, проклиная себя всеми известными словами. Я явно недооценила паренька. Нельзя быть такой прямой… В сотый раз напарываюсь на собственную стремительность! Как хочется раскопать все поскорее! Ан нет, Танюша… Никто вам не расскажет, отчего это у скромного Леши такая патологическая нелюбовь к бывшему другу! Стоп… А Света? Она-то должна знать причины такого изменения в отношениях… Предположим, что Саша если и знает, то вряд ли скажет – Володя был ее другом, и, если в деле замешан некий неблаговидный поступок Володи, она не станет сообщать об этом какой-то тетке, возомнившей себя бог весть кем… А Свете скрывать нечего. Света вполне может открыть тайну.

Значит, нужно встретиться именно со Светой…

Я посмотрела на часы. Без пяти час. Скоро закончится урок. Дождаться Свету можно на улице. От запаха кислой капусты мне стало уже совсем невмоготу. Мой организм, отравленный мерзким запахом, стремился к свободному дыханию улицы. К тому же чертовски хотелось курить. А толстая буфетчица явно не входила в разряд женщин, одобряющих курение… Скорее наоборот.

Я поднялась и вышла из буфета, оставив за спиной и даму, приятную во всех отношениях, и отвратные запахи. Дышать сразу стало легче. Холодный осенний воздух, пахнущий недавно закончившимся дождем, почти вернул моей голове способность мыслить. А первая затяжка дала еще более ощутимый результат.

* * *

– Сигареткой не угостишь, барышня?

Я обернулась. Передо мной стоял любопытный тип. Воняло от него, скажу я вам! Хуже, чем в буфете… Я с трудом удержалась от естественного желания зажать нос и ретироваться в сторону. Одетый в легкое пальто, которому явно перевалило за пятьдесят, без шапки, он явно представлял племя так называемых бомжей. Лицо его, сморщенное, как картошка, скрывало под морщинами былую симпатичность. Глаза, выцветшие и глубоко спрятанные, в далеком прошлом были голубыми. Лысину прикрывали жидкие волосы, и довершением этого великолепного образца упадка благосостояния служила козлиная борода. В общем, видок у него был еще тот. Детям ночью приснится – они с воплями проснутся. Сие ходячее отвращение протягивало мне трогательно грязную ладонь, в которую я милостиво вложила половину пачки «Честерфилда», наблюдая, как просветляется его чело.

Он присел рядом со мной на желтую лавку и, закурив, спросил:

– Как же тебя зовут, добрая барышня?

Барышней меня называют нечасто. Я на барышню не очень тяну. Скорее на мегеристую сексуальную стервозу. Но обращение доброго бомжа мне понравилось.

– Татьяна, – представилась я.

– А я – Виктор Анатольич… Витька, значит.

Витька вздохнул. Уходить ему не хотелось. Моя личность возбуждала в нем любопытство.

– А ты здесь по делу? – спросил он в надежде завязать беседу.

– Да, – кивнула я, – я – детектив. Пытаюсь помочь найти убийцу Володи Пономарева.

Он посмотрел на меня с интересом:

– Надо же, какая у тебя профессия… Мужественная! А ты с виду – хрупкая…

– Только с виду, – вздохнула я, – уже давно ко всему привыкла.

Отчего-то Виктор Анатольич располагал к откровенности. Рядом с ним было легко. Я посмотрела в его светлые с легким прищуром глаза и увидела в них то, чего уже давно не встречала в глазах других людей. Ум, доброту. И желание понять.

– Приходится иногда трудно. Особенно когда ничего не знаешь об убитом… Был ли он злым? Или добрым? Или вообще никаким?

– Люди разные, Танюша, – сказал он, – со всеми разные. Иногда думаешь – ой, какой подонок, а этот подонок собак бездомных подкармливает… Бог, барышня моя, человека так просто дьяволу не отдает. Все равно оставляет в душе крупицу добра. А Володя…

Он вздохнул:

– Жаль парня… Хороший он был. Добрый. Сигаретами угощал. Жалел, значит, нас… А с другими, может, и другим бывал… Не знаю. Как его теперь судить?

Я посмотрела на бомжа. Кажется, он говорил искренне.

– Я его перед смертью видел, – сказал Витька.

Удача! Я чуть не подпрыгнула. И менты не удосужились допросить бесценного свидетеля?

Обратившись в само внимание, я спросила:

– А откуда вы знаете, что видели его незадолго до гибели?

А ну как сейчас он поведает мне, что видел крадущуюся за парнем черную тень, да еще любезно мне эту самую тень в подробностях опишет!

– Так по времени, – не оправдал он моих надежд. – Его ж, говорят, в девять вечера убили. А он мне без пятнадцати девять сигарет пачку принес… Поболтали с ним пять минут, он торопился очень. Ему нужно было куда-то деньги отдать…

В девять вечера? Все говорят мне о компьютерных курсах. Но в девять вечера трудно найти эти самые курсы… Впрочем, он мог нести их преподавателю домой. Хотя и не очень красивая версия.

– Он был таким же, как обычно? Или вас что-то удивило?

– Обычным, – сказал, подумав немного, Витька. – Только встрепанным немного. Он, по-моему, поругался с Лехой…

– С Лехой? – переспросила я. – С Лешей то есть?

– Ну, да, – взглянул на меня Витька. – Они последнее время часто ругались. Только я не знаю, из-за чего…

Мы еще немного покурили. Витька поведал мне, что ночует в переходе, а когда холодно, добрый сторож за ворованную бутылку водки пускает переночевать в школьную раздевалку. Только это секрет. Я поклялась секрет сохранить. Обретение общей тайны нас немного сблизило. Витька рассказал мне почти всю свою жизнь и как он докатился до нынешнего своего статуса. История была банальной и типичной. Бросила жена, спился, пропил квартиру неведомым гоблинам и оказался в качестве бездомной собаки на улице.

– Ну, ничего, жить-то везде можно, – философски закончил Витька, – главное, не мертвым быть…

Его жизненное кредо потрясло меня своей философской простотой. В том, что с ним случилось, виноват сам. Мог быть другим. Бог наказал. Он же и поднимет. Когда Витька поймет, каков он, вкус страданий…

К страданиям он вообще относился спокойно. По его теории, люди обязательно должны пострадать. Во-первых, без страданий душа, по его выражению, «плесневеет». И ежели человек вины за собой не чувствует, он дальше по дороге скорби идет. Мы с ним долго говорили. Я чувствовала, что мне не хочется уходить. Определение «бомж» к Витьке не подходило. Он скорее напоминал странника.

Прощались мы дружески. Он обещал постараться что-нибудь вспомнить и показал мне, где его найти.

А из школы вышла Света, и я рванула к ней. Она мое движение заметила и остановилась как вкопанная, вытаращив на меня испуганные глаза.

«Чего она так боится?» – подумала я. То, что боялась она меня, как василиска, было заметно невооруженным глазом. Подходя к ней, решила приложить все усилия к тому, чтобы перестать быть страшной теткой для этого очаровательного ребенка. Только как этого эффекта добиться, придумать не успела. Я подошла к Свете и, протянув ей руку, дружелюбно улыбнулась и представилась:

– Татьяна. Частный детектив. Я занимаюсь расследованием гибели Володи Пономарева.

Она кивнула. Быстро оглянулась через плечо и тихо прошептала:

– Я ничего не знаю…

– Про что? – округлила я глаза. – Я не задала тебе еще ни одного вопроса…

– Все равно, – упрямо мотнула головой девушка, – я ничего не знаю, ничего, правда!

Она взглянула на меня. Ее глаза молили о пощаде. Господи! Что тут происходит такое? Я попыталась успокоить ее:

– Света, вы не волнуйтесь так… Меня интересует только проблема, из-за которой поссорились Леша и Володя…

Кажется, именно эта проблема и возбуждала в душе бедной Светы такой патологический страх. Она побледнела и пробормотала:

– Извините… Я же говорю вам, что ничего не знаю! Честное слово…

После этого попыталась ретироваться. Но я ухватила ее за руку, почувствовав себя при этом жестоким охотником, стремящимся погубить трепетную лань.

– Света, – сурово и назидательно изрекла я, – ты же не хочешь, чтобы все осталось так, как есть? Если ты не выпустишь свой ужас наружу, ты никогда от него не избавишься. А находиться в постоянном рабстве очень тяжело, девочка моя!

Кажется, я задела ее за живое. Иногда стреляешь вслепую и попадаешь прямо в яблочко. Именно сейчас, по-моему, у меня это получилось.

Она встрепенулась, взглянула на меня и сказала тихо-тихо:

– Я не могу… Пока не могу…

С этими словами ей все-таки удалось вырваться из моих цепких объятий, и она быстро исчезла. Так быстро, как если бы у нее выросли крылья и она тут же освоила искусство полетов.

Да уж, странные игрушки в этой деревушке… То, что здесь наличествуют тайны мадридского двора, я уже усвоила. Осталось дело за малым. Раскопать эти самые тайны и вытащить их на божий свет.

Но что же заставляет Свету так трепетать? Первая мысль, пролетевшая в моей голове, была напрямую связана с первыми сексуальными опытами. Впрочем, сейчас они начинают пробовать запретные радости рано… И не стыдятся этого. Напротив – в них просыпается детская гордость за тайные свои грешки. Время такое.

Я почесала затылок и поморщилась. Тихий и спокойный двор покинули школьники. Присущая им веселая и бессмысленная суета уступила место покою и сгущающимся сумеркам.

Почувствовала, как незаметно пролетел день. Эти осенние дни похожи на минуты. Не успеваешь проснуться, как уже пора снова засыпать…

И постоянно болит голова… Осень – отвратительное время. Отсутствие солнца, от которого спасаешься все лето, отчего-то осенью начинает тяготить. А перепады давления способны вывести из себя и здорового человека. Каковым, например, являюсь я. Что же тогда делать более слабым организмам?

Потерла виски пальцами. Голова начинала болеть, и от этого настроение стало еще хуже, чем было. Накладывалась еще бестолковость моих сегодняшних поисков.

Отчего-то вспомнилось старенькое стихотворение: «День прошел, как не было – не поговорили…» Я-то поговорить поговорила – только разговоры все вышли бестолковые. Никто ничего дельного мне не сказал, старательно скрывая суть событий. А вот этой-то самой сути мне для счастья ну никак и не хватает!

Вечер окрашивал небо в темно-синий бархатный цвет. Впрочем, я благословляла его приход. Темнота приносила облегчение моей разболевшейся голове, и она снова начала соображать без сопутствующей боли. Но делать мне здесь больше было нечего.

Я пошла к переходу. Все-таки – какой идиот придумал такой жуткий выход из школы?

– Джед!

Оглянулась. Оказывается, я была в школьном дворе не одна. По стадиону кругами носился ротвейлер, которого и звали Джедом.

Ну, вот и везуху, возможно, господь, расщедрившись, послал…

Я подошла к краю стадиона и остановилась рядом с хозяином собаки. Хозяин оказался приветливым пожилым джентльменом. Он улыбнулся мне и сказал:

– Поздновато гуляете, девушка…

– Хороший пес, – подлизалась я, игнорируя замечание. – А почему Джед?

– У сына спроси, – улыбнулся он, – собаку-то он заводил. А усыновил ее – я. Кажется, фильм был какой-то. «Звездные войны». Полное имя у псины – Джедай. Вроде ничего звучит, а?

Я кивнула, наблюдая за красотой собачьего бега.

Джед был великолепен. Черная шкура отливала блеском, и гладкая ее поверхность лоснилась. Мордашка у Джеда была разумнее многих человечьих лиц.

– Ты уж нас подожди, – неожиданно нарушил молчание хозяин Джеда, – здесь ходить опасно. Мы два дня назад тут с Джедом драку видели. Разнять не успели. Действие подальше перенеслось… А на лавке вечерами наркоманы встречаются… Так что мало ли что может в этом садике произойти.

Я насторожилась. Драка? Два дня назад? Интересно… Не имеет ли эта драка какого-нибудь отношения к пономаревской гибели?

Я попросила рассказать поподробнее. Хозяин Джеда пожал плечами:

– Да рассказывать нечего… Два подростка подрались. Мы попытались их разнять. Только они, по-моему, без нас разобрались. Да еще какой-то парень в защитной форме вмешался… Омоновец, что ли? Не знаю… Сейчас их не разберешь… А наутро, говорят, труп паренька задушенного нашли. Так что вечерами здесь лучше не гулять без «нагана»…

Он подозвал к себе собаку. Джед подбежал, и хозяин милостиво разрешил мне его погладить.

Потом мы втроем вышли из школьного сада. По дороге мой попутчик описал мне подростков. Только «омоновца» он описать не смог, как ни старался… А вот драчуны… По описаниям это были Володя Пономарев и Леша.

Вот такие дела…