Текст книги "Крылья в багаже"

Автор книги: Марина Ледовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Марина Ледовская
Крылья в багаже

Пролог

В году 1200 по рождеству Христову случилось в селе Дивееве чудо превеликое и престрашное. Месяца сенозорника, сиречь июля, 26-го дня собирал на закате солнца отрок Ясень, крещеный Варфоломеем, целебные травы на Кудрявой горе. И вдруг видит: шествует мимо дуба, сожженного молнией, женщина в белом одеянье, кое шито золотом, и в короне золотой. В одной руке держала она цветы диковинные, бледные, яко из воска, а в другой – косу с серебряным набалдашником. И так страшно стало отроку Ясеню, что на малое время обмер он и разумения лишился, а когда пришел в себя, кинулся со всех ног в родное Дивеево, поведал отцу-матери об увиденном.

– Ты, Ясень, мастер известный страшные сказки плести, – сказал отец. – Знай ври, да не завирайся.

И тут послышался с печи голос прадеда Родомысла, в святом крещении Антипа. Отмерил он уже сотню лет с гаком, три года лежал на печи обезноженный, но разумом был светел.

– Да не врет малец, слышите? Беда нагрянула. Нынче какой год? Високосный, вдобавок, говорят звездочтецы, веку-столетию конец. Вот и грядет к нам Марана злобная – всех выкосит в одночасье. Такое уже случалось, когда я сам пребывал в отрочестве.

– Ох, ох, Сварог всемилостивый и ты, Господь-Спаситель, за что наказуете?! – завыла мать.

– Ну-ка, снимите меня с печи! – скомандовал прадед, и когда посадили его на лавку, сказал: – Ты, внучек, коня буланого из конюшни выводи. Посадишь меня верхом, ноги к стременам привяжешь, дабы не упал, дашь мне лук боевой и колчан со стрелами. Ты, баба, беги по деревне, вели людям выскакивать из домов и на траву падать пластом, будто мертвецы, сраженные в одночасье молнией. А ты, Ясень, как завидишь опять Марану, начинай рыдать и укорять Перуна за убиение невинных людишек. Живо! Мешкать некогда!

Через некоторое время, завидев Марану в конце села, залился отрок Ясень горькими слезами, принялся громко стенать и грозить небесам кулаком:

– Всегрозный Перун! За что людей невинных смертию лютой от стрел своих наказал? Зачем бесчинствуешь?!

Посмотрела Марана в недоумении на поверженных людей, к отроку приблизилась, в глаза ему заглянула мертвыми своими очами – да и прошествовала к реке, а потом в осиннике за рекою сокрылась, верша свой путь неведомо куда.

По просшествии еще некоторого времени начали люди подниматься с травы, благодаря Сварога, Сварожичей и Христа-Спасителя, что не попустили безвременной смерти всего селения. А мужики вместе с отроком Ясенем пошли к Кудрявой горе.

И что же? У ее подножия, близ родника, узрели они чудо превеликое и престрашное. Покоились на траве два скелета: всадника и лошади. Ноги всадника были привязаны к стременам, а в руках он держал боевой лук, но в колчане не было ни единой стрелы.

Долго молчали мужики, а отрок Ясень проливал слезы над прадедом Родомыслом, в крещении Антипом, и над конем буланым.

На другой день тут же, на горе Кудрявой, предали кости земле, крест деревянный водрузив. Только с той поры гора эта, близ села Дивеева, зовется Мертвой.11
  Ю. Медведев, Е. Грушко Русские легенды и предания. «Эксмо», 2004.


[Закрыть]

Глава 1

Из беседы чада с духовным отцом:

– Сколько крыльев у ангела?

– Два крыла.

– А у Серафима?

– Шесть.

– А у человека сколько?

– Батюшка, не знаю.

– А у человека – сколько угодно.

Сколько любви – столько и крыльев.

Архимандрит Ипполит (Халин)

– Вика! – Вадим звонить не стал, открыл дверь своим ключом. В ответ – тишина. Наверное, уснула бедняжка. Только вчера снизилась температура, и Виктории стало лучше. Перед этим она умудрилась подцепить простуду, ходила на работу до тех пор, пока не свалилась с жаром. Но и дома все охала и сожалела, что не доделала какие-то справки. Просто герой-трудоголик.

Вадим бросил куртку на галошницу, прошлепал в гостиную прямо в ботинках. Из-за угла выскочило пушистое существо, проскакало мимо хозяина, полностью его проигнорировав, и рвануло в коридор.

– Мусалина! – возмущенно крикнул ей вслед Вадим. – Что за манеры? Ведь ты же благородных кровей, вроде бы.

Естественно, в ответ ни звука. Кошка считала ниже своего достоинства отвечать на оскорбления.

Вадим на цыпочках подкрался к спальне, заглянул – Виктории там мне было. В кухне, судя по поведению кошки, – тоже, иначе бы она там крутилась. Ну не на улицу же ушла Виктория Корецкая? Вадим услышал плеск воды. Ванная! Как он сразу не догадался?

– Привет! – Зорин сунул голову в открытый дверной проем.

– Привет! – радостно отозвалась Виктория. – Я и не слышала, как ты вошел. Так захотелось принять ванну, я после болезни чувствую себя деревенской свинюшкой.

– Ой, а я люблю деревенских свинок! Они такие славные, – Вадим улыбнулся. Вика бросила в него мочалку. Через секунду в дверном проеме появилась голова кошки. Она, немигающе, уставилась на мочалку на полу, затем перевела взгляд на Викторию.

Это хвостатое существо, еще не так давно было заклятым врагом Корецкой. Как только Вика появилась в квартире Вадима, Мусалина решила для себя, что будет ей мстить. Мстила она обдуманно и пакостно. Это была ревность. Вика поняла сразу, что движет соперницей, и рассказала об этом Вадиму, но он лишь смеялся. Мусалина или по-простому Муся обожала Вадима все пять лет своей кошачьей жизни, она безумно скучала в его отсутствие, видела его в своих снах и там всегда побеждала тех, кто претендовал на ее место. Самым первым и главным врагом была жена Вадима, она не выносила животных и была способна на любую гадость. Муся после нескольких неудач в борьбе с ней сбежала из их дома и отправилась к родителям Вадима, там было безопасно, и любимый Вадим появлялся часто. Потом зловредная соперница исчезла, но появилась Виктория. Муся сразу почувствовала свое преимущество. Первым делом она оставила в ее мягких тапочках свои экскременты, стала периодически писать в самые дорогие туфли, отказывалась есть именно тогда, когда ее кормила Вика, хотя при этом возмущенно орала от голода. В общем, была объявлена война. Вадим придерживался принципа никогда не наказывать животных, иронично отзывался на жалобы Виктории и просил просто не обращать внимания на выходки кошки, самым любимым занятием которой было ходить по пятам за Корецкой и пищать, мяукать она не умела. На возмущения Вики кошка садилась в мягкое кресло, смотрела на нее, щуря желтые глаза, потом делала вид, что ей страшно докучают претензии соперницы, и принималась вылизывать шерстку.

Была она трехцветная, с преобладанием коричневого, манишка и лапы белые, на мордочке и ушах перемешаны белые и рыжие пятна, причем рыжие словно кисточкой брызнули. Было у Муси еще одно развлечение: как только Вика шла принимать душ или ванну и забывала запереть дверь, кошка умудрялась открыть ее самостоятельно, она с важным видом заходила в помещение, садилась у входа и смотрела, как Корецкая моется. Будто оценивая ее формы, она периодически расширяла глаза, словно удивлялась. На крики «Кыш! Пошла отсюда!» Муся не обращала внимания. Это повторялось каждый раз, как ей только предоставлялась возможность. Однако в один прекрасный момент все изменилось.

За дверью одной из соседних квартир жил кот, черный как уголь, здоровый, гладкий, страшно уверенный в себе. Хозяева его решили оскопить, так как хлопот он доставлял немало. Когда Муся успела плениться неугомонным красавцем – непонятно, но она то и дело выскакивала на лестничную клетку, виляла хвостом, крутила бедрами и зазывно смотрела на черную, большую, как миска, морду. Кот тоже не упускал возможности показать себя во всей красе. Одним словом, они доигрались – Муся успела потерять невинность и забеременеть. Вскоре кота повезли в лечебницу.

Прошел месяц, чуть больше, кошка по-прежнему с удовольствием лазила по шкафам, прыгала на форточку, носилась по квартире, вероятно, в какой-то момент она получила внутренние ушибы. Началось заражение, она не ела, не пила ровно сутки, вставала и опять ложилась. Вика первой почувствовала беду, она, придя с работы, на пороге оставила сумки, бросила на кошку только один взгляд и поняла, что медлить больше нельзя. Муся орала как резаная, когда Вика тащила ее в лечебницу, – благо, что было недалеко, – но скользко: Корецкая дважды чуть не упала. Но все-таки донесла. Врач был в шоке, кошка умирала на глазах, у нее уже начались судороги. «Варианта два, – сказал врач, – делаем сейчас операцию. Котята, конечно, уже мертвые, но не даю гарантий, что и она не умрет – все зависит от почек; второе – сейчас просто ее усыпляем». «Делаем операцию! – закричала Вика так, что всех испугала. – Сколько это стоит? У меня с собой мало денег и карточки нет». Оказалось, что налички не хватит, но Вика договорилась, что принесет. Все равно кошку можно будет забрать только через два часа. Виктория не смогла дозвониться до Вадима, съездила домой, потом ждала в лечебнице. Кошку принесли в маленьком одеяле, как ребенка, она смотрела на мир стеклянными глазами – еще не отошел наркоз. Потом врач дал лекарства и сказал, что колоть надо всю ночь каждые два часа. Вот так. Вика сидела рядом с Мусей, обложенной теплыми бутылками, трогала ее нос, гладила, уколы делал Вадим. Когда кошка пришла в себя, она поползла куда-то в коридор, затем даже попыталась влезть на шкаф, но не смогла. Швы сняли через две недели, Вика отвозила кошку сама. С тех пор Муся стала ее самой горячей и преданной поклонницей, о соперничестве не было и мысли. Но кошка все равно любила смотреть, как Вика моется.

– Вадим, хватит на меня пялиться, и Муську прогони, – сказала она, заметив, кошку.

– Почему мы должны уйти? – удивился он. Зашел в ванную комнату, Муся за ним. – Нам очень нравится то, что мы видим.

– Муся может так не думать.

– Это неважно, – Вадим насмешливо посмотрел на Викторию, сел на край ванны. – Ты сделала пену слишком густой, мне не видно, что под ней, – пожаловался он и опустил руку в воду.

Кошка удивленно выкатила желтые глаза, заметив, как хозяин ломает белоснежные холмики пены. Один из холмиков он навесил ей на ушко. Муся выразительно фыркнула и ушла спать. Проснулась она лишь в тот момент, когда хозяин нес Викторию на руках. На ней был толстый белый и очень мягкий халат – Муся проверяла. Хозяин и Вика смеялись, потом он покружил ее по комнате, отнес в спальню и бережно уложил на кровать.

– Я заварю тебе чай с лимоном и мед принесу, – сказал Вадим Вике, подмигнул ей и исчез за дверью. Виктория поправила подушку, прикрыла влажные волосы полотенцем и легла. Муся вошла в спальню через несколько минут, беззвучно мяукнула, остановилась прямо перед кроватью Виктории.

– Иди сюда, – Вика похлопала рядом с собой, – давай, – получив разрешение, Муся грациозно прыгнула на кровать, помяла лапками левый бок Виктории и улеглась возле него. Корецкая блаженно вздохнула. В последнее время ощущение счастья не просто накатывало, оно обрушивалось, накрывая с головой. Временами казалось, что происходящее вот-вот исчезнет, испарится, Вадим был наградой. Как же здорово, что они встретились! Но самое удивительное, что и подруга Надежда одновременно с ней – Викторией – обрела свою любовь. И ни с кем иным, как с братом Вадима. «Теперь мы – родственницы», – тогда пошутила Вика. Жаль только, что Надя с Николя не стали устраивать свадьбу. Они так поспешно расписались и уехали за границу, словно боялись опоздать, решили не терять ни минуты. Отныне они принадлежали друг другу, как и время, которое им было отпущено. Каждая минута, каждый миг, вместе, рядом, наслаждаясь, познавая, растворяясь…

Глава 2

Надя подтянула на плече сумку и посмотрела на мужа. Он широким шагом шел по зданию аэропорта, где-то здесь должны быть бегающие дорожки с чемоданами.

Надя не очень хорошо переносила самолет: пока летели первую часть пути, она сидела, вставала, ходила, наблюдала за соседями, пила, есть отказывалась, одним словом – маялась. Чего не скажешь о Николае: он спокойно сидел в кресле, попивал кофе, читал сначала прессу, затем достал какую-то брошюру, отрываясь от которой, периодически спрашивал Надю о самочувствии, не надо ли чего. Она улыбалась и шутила: не может ли он ускорить полет? Но муж сказал, что им еще предстоит лететь гораздо больше, чем пролетели, надо набраться терпения. Утомительный полет. Шутка ли – лететь почти 10 часов, да еще с пересадкой. Пересадку сделали в Париже. Сели на Боинг, стюардессы – смуглые пышечки – выдали пледы, маски для сна и наушники для плеера. Взревели моторы, и самолет понес их навстречу с Сейшельскими островами! В семь утра забрезжил рассвет. По салону пронесли кофе. Карта на огромном мониторе салона указывала о завершении перелета. Через полчаса самолет зашуршал по бетонке приютившегося у скал аэропорта. Вот они – Сейшельские острова!

Николай предложил именно их. Сказал, что однажды был здесь. Да, они целой компанией встречали Новый год. Необычно, конечно, Новый год без снега, зато отдохнули замечательно. На вопрос Нади «были ли с ними девушки?» Фертовский сделал вид, что ее не расслышал, принялся разыскивать путеводитель, утверждая, что он им пригодится. Добавил, что на островах теплый климат, места просто сказочные, они словно созданы для «медового месяца».

«Медовый месяц»! Надежда произносила эти два слова и могла поклясться, что ощущает вкус меда на губах. В какие-то моменты она ловила себя на мысли, что находится не здесь и не сейчас – все, что произошло с ней в последнее время, не может быть реальностью, она просто попала в другое измерение, но скоро вернется к тому, что всегда было вокруг нее, словно проснется, но не от кошмара, а от выдуманного ее отчаявшейся душой сна, мечты. Однако шел день за днем, а мечта была рядом и никуда исчезать не собиралась, более того, оказалась очень пылкой мечтой. Ну, кто бы мог подумать, что за такой ледяной сдержанностью и немногословием таится настоящая страстность, ненасытность и потрясающая нежность и терпение?! Мало того, поначалу Надежда просто стеснялась, она еще и была сбита с толку именно этим. Она вышла замуж за человека, которого только-только открывала для себя. С точки зрения здравого смысла это было, ну, если не безумием, то риском. А она опасалась авантюр, даже в мелочах, избегала их по мере возможности.

Мама была удивлена не меньше. Она только спросила: кто он? Как давно вы знакомы? Услышав ответ, всплеснула руками, но отговаривать не стала. Может, она что-то почувствовала, по-женски? Увидев Фертовского, приняла его радушно, сказала, что рада знакомству. А он покорил ее своими безупречными манерами и настоящей мужской серьезностью. Мама лишь вздохнула: только больно уж красивый! Как картинка с обложки. На что Надя засмеялась и вспомнила, какое на нее он произвел первое впечатление. Мама была мудрой и видела больше – так и сказала Наде.

В то же вечер Николай впервые привез Надю к себе. От волнения ее трясло как перед экзаменом, щеки предательски горели, а руки были холодными.

Для одного человека квартира была довольно просторной, не то что Надина «хрущевка». Уютной? Нет, ей так не показалось. Везде присутствовал минимализм и все та же сдержанность, особенно, в колористике – белый, серый и черный. Надю всегда удивляло подобное: так скучно да еще за приличные деньги! Более того, всюду царил идеальный порядок. Надежда даже испугалась. Вот уж у нее был вечный хаос, и в жизни, и в доме – веселое буйство красок, спонтанность, куча милых безделушек, памятных сувениров, папки с бумагами, пакеты с файлами (работа редактора приносила свои плоды), вырезки из журналов, книги везде, даже на полу, и еще множество всяких мелочей. «Господи, да у нас нет ничего общего! – от паники у нее даже голова закружилась. – Зачем мы все это затеяли? Мы как небо и земля! Что я здесь делаю? Зачем пришла? А ведь, похоже, именно сегодня он хочет большего, чем поцелуи!» Она попятилась и неожиданно наткнулась на кожаное кресло, шлепнулась в него.

Николай подошел к ней, дотронулся до рук.

– Тебе холодно? – удивился он и так пристально посмотрел ей в глаза, что Наде показалось – он знает обо всех ее страхах. – Я налью тебе чего-нибудь выпить, ты согреешься, – он пришел к такому выводу и ринулся к шкафам. Надя перевела дух, нет, он не может читать ее мысли. Это было бы слишком! Просто он озабочен, чем ее согреть. Сколько же у него шкафов с полками? И он не знает, в каком из них спиртное? В собственном доме? Надежде вдруг стало смешно. Чопорность дизайна его дома тоже имела свои недостатки.

– Черт! – тихо выругался Фертовский, почесал затылок. – А, вспомнил! – он полез в шкафчик возле холодильника и достал бутылку с жидкостью темно-янтарного цвета. – Это коньяк, хороший.

Надя пришла в ужас, знала, что быстро пьянеет от крепких напитков. Пьянеет и становится невоздержанной на язык, чересчур раскованной и способной на самые неожиданные поступки. Не хватало еще и осрамиться перед Николаем. Пьяная дурочка, он сразу разочаруется.

– Нет-нет, спасибо! – она так эмоционально запротестовала, что он удивленно на нее вытаращился, захлопал ресницами. – Я уже согрелась, мне не нужен коньяк.

– Ну, хорошо, – тут же согласился Николай, встал посередине комнаты, не зная, что делать дальше, – может, тогда кофе? – смущение Нади передалось и ему.

– Лучше чай, – ответила Надежда, – помочь заварить? – она пружинкой выскочила из кресла. В следующую секунду зазвонил телефон, и Фертовский, извинившись, попросил Надю саму заварить чай, взял трубку.

Надя бесшумно вышла на кухню и теперь, подобно хозяину, принялась методично открывать и закрывать бесконечные полки в поисках заварки. Пока она это делала, пыталась понять, что сейчас иx обоих так смущало. Когда они встречались на нейтральной территории, все было гладко, хотя события разворачивались просто с гиперзвуковой скоростью: в первое же свидание поцелуи, там, под лестницей, там же объяснение в любви и предложение руки и сердца и опять поцелуи. Потом еще несколько свиданий, и вот Надежда дома у Николая. Наверное, это этап их отношений, который имеет особое значение. Мужчина пустил ее не только в свое сердце, но и в свою жизнь, в свой дом.

Да где же у него заварка? Надя на всякий случай оглянулась, пошарила глазами по пустому столу. Архиаккуратность!

– Вот здесь, – Николай подошел сзади, одной рукой обнял ее плечо, другой открыл дверцу шкафчика прямо перед глазами.

– А, спасибо! – опять заволновалась Надя. Ну что же это такое? Совсем сошла с ума! Нервничает, как девчонка.

– А, пожалуйста! – не без иронии ответил Николай. Снял руку с ее плеча и направился ставить чайник.

Сели друг напротив друга, синхронно взяли в руки чашки и также синхронно отпили. Засмеялись этому, Надя облегченно перевела дух, незаметно расслабилась. Но ненадолго.

– Чем будем заниматься? – задал невинный вопрос Николай, она встрепенулась, словно испуганная птица, были бы крылья – обязательно ими замахала. Торопливо поставила чашку. Фертовский внимательно за ней наблюдал, казалось, замечал каждую мелочь, с трудом прятал улыбку. И не только ее. Как же хотелось обнять эту глупышку, прижать к себе, ощутив стук ее взволнованного сердца, потом подхватить на руки, отнести в спальню и там вести себя отнюдь не как английский аристократ, с каким она его все время сравнивала. Но вместо этого он сидел напротив с самым серьезным выражением лица, пил английский, настоящий английский чай, и молол какую-то чепуху о старых фильмах. Неожиданно сам для себя затронул эту тему, заметив, что Надя оживилась и даже охотно стала вспоминать давно известные и любимые цитаты. Фертовский упомянул о своей богатой видеоколлекции, Надя попросила показать ее. Таким образом, они переместились в гостиную, по дороге обсуждая, чего хотелось бы посмотреть. Сошлись на фильме «Еще раз про любовь», Андреева его давно не видела.

Сумерки уже сгустились в комнате, часы двигали стрелки, приближаясь к полуночи, Николай предложил включить свет, словно в темноте боялся поддаться соблазну обнять ее и этим спугнуть, но Надя и не догадывалась об этом, она смотрела фильм. В темноте светился большой прямоугольник экрана телевизора, а там, в кадре, главный герой ждал девушку, которую любил. Но он ждал напрасно, она погибла, проявляя, скорее глупость, чем отвагу, она не думала о нем, человеке, которого любила. Смерть – страшный эгоизм по отношению к любимым.

Надя вздохнула. Печальный финал. Николай за все время фильма не сказал ни слова, ни одного комментария, однако то и дело бросал на Надю взгляды, которые говорили о многом.

– Ну, мне пора, – как только кончился фильм, Надя медленно поднялась с кресла. Николай включил свет.

– Уже? – удивился он. – Но ведь… может, еще чаю? Ты не голодна? – держал в руках пульт и нервно постукивал им по ладони.

– Нет, спасибо! Тем более, так поздно я не ем, – она смущенно улыбнулась.

– Поздно? Разве уже поздно? – Николай оставил в покое несчастный пульт, стал переминаться с ноги на ногу. Как странно, он – тот, кто никогда не испытывал недостатка внимания со стороны женщин, сейчас был растерян и не знал, как ему поступить, чтобы не спугнуть Надю. Он так долго ждал момента близости, что просто сгорал от желания, но полностью отдавал себе отчет, что его любовь и нежность должны излечить ее от душевных травм, однако было и одно обстоятельство: он боялся ее отказа. Это укоренилось в нем еще со времен, когда они были в Беляниново. Надя и сейчас могла занять жесткую и категоричную позицию. С другой стороны, ведь она дала свое согласие на брак! Но какие были у нее причины для этого? Неужели она так быстро изменила свое мнение о нем и влюбилась? Вряд ли. Николай пока многого не понимал и боялся, боялся сделать что-то не так. Иногда ему казалось, что он ступает по шаткому мостику, досочки угрожающе качаются, можно упасть только при одном неверном шаге. Еще ни одна женщина не вызывала в Фертовском таких чувств, и ни одну женщину он так не боялся потерять. Более того, Надя вызывала в нем и непреодолимое физическое притяжение. Оно сжигало его изнутри.

– Да, поздно, – Андреева посмотрела на часы, – дома будут волноваться, – зачем-то добавила, хотя предупреждала маму, что, возможно, останется у Николая. Мама хитро сощурила глаза, возражать не стала. А в последний момент даже сунула в ее сумку ночную рубашку.

– Поздно, – вынужденно согласился Фертовский, подошел к окну и отодвинул жалюзи, – дождь усиливается, наверное, будет идти всю ночь, – он повернулся к Наде, она все еще стояла возле кресла. Как глупо! Ведь сейчас, действительно, придется уйти.

– Ты отвезешь меня? – безнадежно спросила она. Смотрела на Николая широко раскрытыми глазами и ждала, затаив дыхание.

– Конечно, – слишком поспешно согласился он, но эта поспешность не была обусловлена его желанием от нее избавиться, отнюдь, просто он не мог придумать предлог оставить ее у себя. Не проще ли сказать все начистоту: я хочу, чтобы ты была со мной в эту ночь, я люблю тебя! Нет, оказывается, не проще! А если она не хочет близости? Не хочет, не готова, еще не чувствует того, что чувствует он? – Конечно, я отвезу тебя, – Фертовский стал искать по карманам брелок ключей от машины.

– А дождь все сильнее, – Надя следила за его действиями и опасалась: он сейчас так быстро найдет ключи, а она не успеет придумать предлог, чтобы остаться.

– Да, усиливается, вроде бы и снег мокрый обещали, – Николай перестал делать вид, что ищет ключи. Он прекрасно знал, где они находятся, главное, чтоб об этом не знала Надя, – в такую погоду ехать небезопасно… – опять этот шаткий мостик! И идти по нему страшно, и тянет, словно магнитом.

– Не люблю такую грустную погоду, – Надя пожала плечами.

– Тогда, может… останешься? – наконец выдал он с затаенной опасливостью. – Я постелю тебе в спальне, а сам лягу здесь, в гостиной.

– Мне не хочется доставлять тебе неудобства, – ну что за глупость? Почему она сопротивляется? Ведь сама искала предлог! Николай его нашел, а она все делает вид, что хочет уехать. Нет, еще как хочет остаться! И не только остаться… Пожалуй, впервые в жизни Надя ощутила в себе эту искру, это пламенеющее желание, ей захотелось познать Фертовского не только как человека, как личность, но и как мужчину.

– Никаких неудобств, поверь! Здесь прекрасный диван, я отлично высплюсь. И тебе будет комфортно, я позабочусь, – он сделал паузу, – в смысле, постелю, – с этими словами он как-то быстро ретировался. Наверное, чтобы больше не давать Наде возможности возражать. Предлог найден, говорить нечего.

– А можно мне принять душ? – робко спросила Надя после того, как Николай застелил постель и сообщил ей об этом. Он едва сдерживал радость.

– Дверь слева, вот полотенце, – он с готовностью протянул большое зеленое полотенце и улыбнулся, – мне приятно, что ты решила остаться.

Она стояла под стремительным потоком воды, зачем-то вымыла голову, выдавила на руку ароматный гель и долго его нюхала. Затем намазалась им и тут же смыла, провела рукой по изгибам своего тела и покачала головой. На самом деле, многим женщинам в определенные моменты не нравятся их фигуры, но Надин комплекс был особенно стойким. И конечно, в этом случае разве что-то могло привлечь мужчину?

Надя, наконец, вышла из ванной комнаты – не будет же она вечно мыться? Николай сидел в кресле и читал книгу. Услышав шаги, он отложил книгу в сторону, поднялся.

– Все хорошо? – подошел к Андреевой, провел ладонью по ее влажным волнистым волосам, с удовольствием задержал взгляд на лице без косметики – он любил ее выразительные, миндалевидные глаза, румяные щеки, очерченные аккуратным бантиком губы.

– Да, у тебя вкусно пахнет гель, – она улыбнулась одними губами, а глаза тревожные.

– Тебе нужен фен? – она мотнула головой «нет», – ложись, приятного отдыха! – Николай взял ее за подбородок, легонько поцеловал в губы и ушел.

Она легла на огромную, как платформа, кровать, закуталась в голубое одеяло, как в кокон. Хорошо, что Николай выключил свет. Может, в темноте и ничего? Изъяны видны лишь при свете. А мама, что, специально положила ей эту закрытую и длиннющую рубашку? Когда Надя вышла из ванной, она только тогда поняла, что под такой рубашкой что-либо разглядеть невозможно. А он и не разглядывал. Зато поцеловал в губы, хотя поцелуй был, скорее, дружеский. Ну и пусть, ну и ладно! А ведь через три дня они распишутся, так сказал Николай.

Надя, услышав, что Фертовский выключил воду, закуталась в одеяло почти с головой, словно испуганный ребенок, которому в темноте шкаф почудился настоящим чудовищем.

Фертовский вышел из ванной, щелкнул выключатель. Стало совсем темно, но глаза Нади уже привыкли к мраку, она хорошо различала очертания предметов. Николай прошел по комнате, что-то положил в кресло. «Боже мой! – подумала Надя, – как он красив!» Она подглядывала из-за сугроба одеяла и была не в силах отвести взгляд, его бедра были обмотаны полотенцем, Фертовский подошел к окну, поправил штору, полоска света фонаря с улицы очертила его силуэт. Наверное, боги на Олимпе были именно такими.

Николай обернулся, несколько секунд стоял неподвижно, смотрел на Надю, затем медленно подошел к кровати.

Глава 3

Надежда от досады принялась кусать губы. С другой стороны, о чем сожалеть? То, чего она так боялась, не случилось. Вот и радуйся: Фертовский тихо сказал «спокойной ночи!» и ушел, не дождавшись ответа. Все хорошо, все замечательно! Зато ей нет нужды беспокоиться о несовершенстве своих форм и о том, что он бы разочаровался, увидев все ее прелести.

Это она – Надя Андреева – мучается, сама не знает: переживать о том, что между ними ничего не произошло или радоваться, что ничего не произошло? А вдруг он ее просто не хочет? Не считает привлекательной? Привлекательной как женщину? Эта абсурдная мысль так ею овладела, что сон вообще как рукой сняло, хоть вставай и иди на кухню. Почему туда? Просто, обычно те, кому не спится, обитают именно на кухне: кто-то ест, кто-то пьет чай или кофе, кто-то даже включает телевизор. Надя закрыла глаза, стала считать овец. Представила себе огромное стадо, глупые улыбающиеся морды, кудрявые спины. Вон та пухленькая овечка похожа на нее. Так увлеклась процессом создания фантазии на тему «овцы», что забыла, зачем все это затеяла. Ну, теперь точно до утра не уснуть. Да и кровать жесткая, одеяло слишком теплое.

Надя тихонько поднялась с постели, включила ночник, стараясь не шуметь, на цыпочках вышла в гостиную, туда, где спал Николай. Он лежал на спине, прикрывшись одеялом до пояса, грудь равномерно опускалась и поднималась в такт тихому дыханию, глаза закрыты. Одна ладонь покоилась на груди, другая под затылком – поза полностью расслабленного человека.

Надя тяжело вздохнула и прошла дальше, в темноте нащупала арку, ведущую в кухню. Недолго думая, открыла дверцу шкафчика, – хорошо, что помнила, какую, и вытащила бутылку с коньяком. Это должно успокоить. Она сделает только пару глотков, от которых не успеет опьянеть.

Коньяк, ущипнув за язык, приятным теплом разлился по телу. А в целом не так уж и плохо! Просто она сегодня переволновалась, столько событий за один день, да еще ночевать у Николая осталась. Нет, все-таки он ее любит, иначе бы она здесь не сидела. Не сидела? Вот именно! Была бы давно в его кровати и наслаждалась близостью с этим мужчиной. Вместо этого сидит на кухне и пьет коньяк. Видела бы Виктория, погнала бы пинками в спальню, нет, перед этим прочитала бы нотации и сорвала с нее нелепую бабскую рубашку. Надя хихикнула, представив себе подобную сцену. Надо еще выпить коньяку, это повышает настроение.

– Будем здоровы! – сказала Андреева вполголоса, подняла рюмку и опорожнила ее. Вот так-то лучше.

Очередное вливание оказало свое благотворное воздействие. Стало очень хорошо и даже весело. Надя убрала бутылку обратно на полку, сделала несколько па по кухне, наткнулась на стул, чуть его не уронила, стул грохнуть не успел. А если бы грохнул? Ей понравилась эта мысль. Николай бы тогда испугался и примчался сюда. Николай…

Надо пойти к нему в гостиную, кажется, уже дошла до такого состояния, когда все грустные мысли растворились в коньяке. Нет, сначала необходимо расчесаться. Разве можно такой лохматой соблазнять мужчину своих грез?! А кто сказал о соблазнении? Сама и сказала. Так что же она теряет время? Вперед!

Надя элегантно, как могла, вошла в гостиную, Николай, отвернувшись, лежал на боку. Она остановилась перед диваном в замешательстве: как соблазнять мужчину, если он от тебя отвернулся? Приставать к его затылку? Нет, он опять все ее карты спутал, хотелось появиться грациозно, с достоинством, нежно разбудить его поцелуем в губы, услышать заверения в любви, а потом…

Что-то фантазия истощилась. Нет, затылок, конечно, тоже весьма привлекательный, мягкие кудрявые волосы, хочется провести по ним кончиками пальцев или зарыться носом. Или погладить плечо, оно такое сильное, теплое.