Текст книги "На грани доверия"
Автор книги: Марина Ледовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– А как же иначе? – искренне удивился Фертовский-старший. – На сытый желудок и дела лучшим образом решаются, и настроение, да и расположение к беседе. И потом, почему – у нас русских, сынок? Разве ты не русский? Твои отец и мать – оба русские.
– Ну да, ну да, – с иронией в голосе согласился Вилли.
– Это ничего, – улыбнулся Владимир Григорьевич, – ты узнаешь Россию и полюбишь. Может, всё же чайку? – он повернулся к жене. – Машенька, родная, завари-ка нам чаю? Как ты умеешь, хорошо?
– Хорошо, Володя, заварю, – отозвалась Маша и, ласково посмотрев на мужа, вышла из гостиной. Вилли проводил её взглядом.
– Ты себе и представить не можешь, как я счастлив, сынок, – признался Фертовский-старший. Он тоже смотрел вслед удаляющейся супруге, – Машенька – настоящее сокровище, правда, доставшееся мне уже на склоне лет. Кто бы мог подумать, что это случится со мной. Согласись, что в неё можно влюбиться?
Вилли помедлил с ответом. Грандпа, конечно, потерял голову, это очевидно. И даже объяснимо, в его-то возрасте, после стольких лет одиночества – молодая женщина, судя по всему хитрая и ласковая. Но зачем жениться-то было? А ведь их браку уже семь лет! Неужели за всё это время его пыл не угас, а жена ничем себя не скомпрометировала?
– Тут дело вкуса, – уклончиво ответил молодой человек, – правда, я думал, Фертовским нравятся совсем другие женщины.
– Какие? – с любопытством спросил Владимир Григорьевич. В этот момент Маша вкатила накрытый для чаепития столик. Разлила чай по тонкостенным изящным фарфоровым чашкам, пожелала приятного чаепития и покинула гостиную. На пороге обернулась и посмотрела на мужа, словно хотела что-то сказать, но передумала. Дверь закрыла за собой бесшумно. Владимир Григорьевич взял в руку чашку, вдохнул аромат чая и улыбнулся.
Глава 14
– Зорин, ты в курсе, что когда выходил из дома, то в замке оставил свои ключи? – Вика звонила мужу, тот уже зашёл в метро.
– Серьёзно? – Вадим покопался в рюкзаке – ключей не было.
– Ну, я, конечно, допускаю некоторую рассеянность, но с ключами, знаешь ли, уже перебор, – Виктория собиралась на встречу с Надей, – и вообще, ты почему-то сегодня уехал раньше в свой университет, а я надеялась тебя застать.
– Мне надо зайти на кафедру, – Вадим спускался по движущемся эскалатору, – и так, кое-какие дела. Прости, солнышко, с ключами. Постараюсь так не делать.
– Ладно, хорошо, – Вика нажала «отбой».
Через полчаса Зорин вошёл в кафе. Сегодня Мира и Таисья пришли вместе. Они уже заказали себе сок и потягивали его из трубочек. Завидев Зорина, обе засветились. Вадим улыбнулся в ответ. Бросил на сиденье рюкзак, с размаху плюхнулся рядом с Таисьей – как раз напротив Миры.
– Я сегодня голодный, поэтому закажу себе, – пролистал меню, – блинчики со сметаной. Во! – поднял вверх указательный палец. – Это то, что я съем с удовольствием. Мои умницы, рассказывайте, как ваши дела? Что у вас нового? Как поживает проректор со своими управленческими решениями?
Мира и Таисья переглянулись и одновременно засмеялись. У проректора, который вёл у них предмет «Управленские решения», была смешная и кажущаяся безобидной фамилия – Заичкин, а вот характер как раз у него оказался далеко не безобидным. Ровно, без эмоций, проректор по полной программе тиранил студентов. Как оказалось, не только их – Зорину тоже досталось от Заичкина. Он беспощадно раскритиковал новую методичку, которую написал Зорин, затем через неделю почему-то утвердил и подписал её. А ещё периодически ловил его на несвоевременном подписании каких-то отчётов и бумаг на кафедре. Зорин, пока ел блины, рассказывал об этом ироничным тоном. Успел вымазаться сметаной, поискал глазами на столе салфетку.
– Спасибо, ох, видела бы сейчас меня мамочка, – взял предложенную Таисьей салфетку.
– А что? – спросила Мира.
– Я же весь в сметане, – он вытер рот, пальцы, – аристократ фигов. Видите ли, Мира, – Зорин выразительно посмотрел на девушку, – я вырос в аристократическом семействе, где этикету уделялось внимание. За все «китайские» церемонии особенно радела моя мама. Ну, просто потомственное дворянство. А мой отец проще, я же получился неким миксом.
– Что ж, очень даже удачный микс, – заметила Мира.
– Вы так думаете? – усмехнулся Вадим, – спасибо, конечно, за похвалу, которая, несколько преувеличена. Но приятно же, ёлки зелёные! Девчонки, мне хорошо с вами, вот что я скажу, – он откинулся на спинку сиденья.
– И нам приятно, – Таисья отпила сок, поставила бокал на стол, – Вадим Георгиевич, а вы знаете, что Мира пишет прозу? – вдруг спросила она. Глаза Миры округлились.
– Нет, не знал, – искренне удивился Зорин, перевел взгляд на Миру, та сразу смутилась.
– И даже очень хорошую прозу, – несмотря на недвусмысленные переглядки с подругой, Таисья гнула своё.
– О, мне бы хотелось почитать, – выдал Вадим.
– Ни за какие коврижки! – тут же среагировала Мира.
– Почему-у-у? – непонимающе протянул Зорин.
– Потому что после Эко, Льосы, Оливье, Хёга, Кальвино и тому подобных авторов, после всего того, что вы, Вадим Георгиевич, прочли да и мне поведали, моя писанина хуже, чем детский лепет. Это было бы абсолютным провалом дать вам читать моё сочинительство.
– Вы уверены, что всё так плохо? – хитро прищурился Зорин.
– Как вам сказать? – Мира закатила глаза.
– В любом случае, мне хотелось бы прочесть, – совершенно серьёзно сказал он. – Что у вас – повесть, рассказ?
– Роман, – ответила за Миру Таисья. Она сегодня была в приподнято-игривом настроении. Мира не успела и рта раскрыть, как Таисья бухнула дальше, – хороший роман, читается легко. А главный герой очень напоминает вас – Вадим Георгиевич. Правда, он там француз и про профессии ювелир, но все равно похож на вас – как внешне, так и характером.
– Это правда? – удивлённо спросил Зорин. Мира молчала как партизан. Губы сжала, на щеках играл румянец.
– Правда-правда, – подтвердила за неё Таисья, – Мира написала роман, когда мы отдыхали на юге, несколько дней была прохладная и дождливая погода, вот Мира и стала сочинять. Получилось здорово.
– Я хочу почитать роман, – в лице Зорина что-то изменилось, но что – Мира никак не могла понять: то ли ему приятно, но он сдерживает эмоции, то ли вот-вот рассердится.
– Нет, – она помотала головой.
– Почему же нет?
– Я уже называла причины.
– Это не причины, это страх и отговорки, – кажется, он всё-таки сердится.
– Я не могу вам дать прочесть, – продолжала упрямиться Мира, сама смотрела на подругу – Тайка-балда всё-таки проговорилась. Ну, обсуждали они на днях, как бы отреагировал Зорин – узнай он про роман, и что явился прототипом главного героя. Чтобы сказал на это, стал бы просить прочесть? Мире, конечно, хотелось узнать его мнение, но она отдавала себе отчёт в том, что ею придуманная фантазия – лишь жалкие попытки любительской работы на поприще сочинительства. А ещё – этот роман своего рода признание Зорину в любви. Герой-то там романтичный, история о любви. Нет, ему лучше не знать об этом. Ни к чему. Таисья сколько раз предупреждала, что ситуация может выйти из-под контроля, а сама проболталась о романе. Вот пойми её, сидит и улыбается во весь рот.
– Таисья, повлияйте на подругу, – Зорин слишком резко отодвинул чашку с остатками чая. Смотрел на Миру строго, даже голос стал как будто более низким. Так обычно он сердился на лекциях, когда ему мешали нерадивые студенты.
– Ну, зачем вам мой роман? – Мира понимала, что ещё немного усилий и пресса со стороны Вадим Георгиевича, и она сдаст позиции.
– Зачем? Я хочу его прочесть. Поймите, Мира, мне интересно, и тому несколько причин. В конце концов, художественную литературу пишут именно для того, чтобы её читали другие, а не для того, чтобы автор держал в столе.
– Это когда писатель-профессионал, – уточнила девушка, – я всего лишь жалкий графоман. Ремесленник, которому, по сути, занять себя нечем, как марать бумагу.
– Я верну вам роман сразу, как прочитаю. Обещаю, – Зорин решил зайти с другого конца. – Он в электронном виде?
– Есть и на листках, – призналась Мира.
– Он у вас с собой?
– Нет, конечно.
– Жаль, безумно жаль, – он покачал головой, – Мира, у вас хороший слог, я же читал ваши университетские работы. Я уверен, что и роман у вас получился интересным.
В следующий момент у него зазвонил телефон, Зорин извинился, вышел разговаривать на улицу.
– Тайка, я тебя убью, – прошипела Мира, как только преподаватель скрылся из виду, – кто тебя дёргал за язык? Зачем ты заварила всю эту кашу?
– А что такого? – невинно отозвалась Таисья. – Ничего плохого в том, что Вадим Георгиевич прочитает твой роман, я не вижу. Наоборот, скажет своё мнение, даст оценку. Роман достоин его внимания.
– Ты, правда, не понимаешь?
– Чего я не понимаю?
– Роман своим сюжетом – это объяснение Зорину в любви!
– Да ладно, не преувеличивай, – улыбнулась Таисья, – ничего такого там нет. А быть прототипом ему польстит. Тем более что в романе он великолепен.
– Так что, Мира, сердце моё, – Зорин вернулся в кафе, – вы дадите мне почитать свой роман? Это будет поводом к следующей нашей встрече, Таисья, разве я неправ?
Глава 15
– Володя, мальчик мой, останься в России, поживи здесь, – Фертовский-старший ласково смотрел на внука.
– Посмотрим, грандпа, посмотрим, – Вилли ничего не хотелось обещать.
– Знаешь что, – Владимир Григорьевич поставил на столик пустую чашку, за время разговора выпил две чашки чая, внук лишь пригубил, – а пойдем в библиотеку, я тебе кое-что покажу?
Вилли перешагнул порог довольно просторного помещения, являющегося огромной библиотекой. Сколько же здесь было книг! Океан собранной литературы разных направлений и тематики – стеллажи большими секциями от потолка до пола. Недалеко от входа находилась резная лестница-стремянка. В центре между книжными шкафами на стене висел небольшой плазменный телевизор.
Вилли сел в предложенное кресло. Сам же хозяин устроился за письменным столом.
– Покурим? – Фертовский-старший достал из ящика стола зелёную бархатную коробку с сигарами. – Крепкая штука, – признался он, – мне вообще-то запрещено, но я позволю себе. В кои-то веки выкурю сигару с внуком, – протянул Вилли коричневую длинную довольно увесистую сигару.
– Почему тебе нельзя, грандпа? – молодой человек её понюхал.
– Сердце пошаливает, – вдруг смущённо признался Фертовский-старший, – один инфаркт уже был. Давно. Надо бы лечь в клинику и обследоваться по полной программе. Да всё как-то некогда – работа, семья, особо нет времени, да и желания. Мы часто бываем у твоего отца, я скучаю по внучке. Она для меня как глоток свежего воздуха. Машенька и Саша – самые главные женщины в моей жизни.
При этих словах Вилли, вовремя отвернувшись от грандпа, поморщился как от зубной боли, стал искать зажигалку. Нашёл.
– Подожди, – остановил его Владимир Григорьевич, заметив зажигалку, – я тебе покажу кое-что куда интереснее, – с этими словами нажал кнопку где-то на внутренней панели стола, и секция одного из книжных шкафов стала медленно и беззвучно отодвигаться. В стене появилась довольно большая хорошо освещённая ниша, в которой за стеклянной витриной лежало множество коробочек.
Владимир Григорьевич поднялся с места, быстро пересёк зал, из кармана пиджака достал миниатюрный электронный ключик, открыл им витрину.
– Вау! – чисто по-американски воскликнул Вилли.
– Володя, я хочу тебе показать свою коллекцию зажигалок, – с этими словами он открыл одну из коробочек. Взору молодого человека предстала серебристого цвета зажигалка. Фертовский-старший взял её в руки, устроил у себя на ладони.
– Прекрасная вещь, – он даже стал говорить тише, словно громкий звук мог каким-то образом навредить зажигалке, – этой красавице сто тридцать шесть лет! Представь себе, мой мальчик, её произвели в конце XIX века в Бирмингеме.
– Это серебро? – внимательно рассматривая раритет, спросил Вилли.
– Безусловно, 925 пробы. Серебро корпус, а сердечник из латуни. Пайка, естественно, ручная, гравировка, – он перевернул зажигалку, показывая гравировальные буквы, – выполнена гильоше-машиной. Бензиновая.
– А что означают эти буквы – D и F? – Вилли поднёс раритет к самым глазам. – Уж не Deakin & Francis?
– Именно так! – воскликнул Фертовский-старший, поражённый тем, что внук слышал эти имена. – Ты знаешь об этой марке?
– Совсем немного, – рассматривая зажигалку со всех сторон, отозвался Вилли.
– Тогда, если ты не против, я расскажу о них подробнее. История этой марки довольно обширна и пронизывает последние четыре века: год её основания пришелся на 1786, когда ювелир Бенджамин Вулфилд открыл свою мастерскую. В 1816 году к нему присоединились Мур и Чарльз Деакин, в честь которых фирма и носила название – Deakin and Moor три десятилетия подряд, начиная с 1849 года. Постепенно Мур отошёл от дел, в 1868 году Чарльз воспользовался случаем приобщить к бизнесу племянника Стивена Деакина, и сделать предприятие семейным: теперь оно именовалось Deakin and Nephew. В 1879 году в мастерскую пришёл еще один племянник Деакина – Джон Френсис, и после отставки в 1881 года Чарльза Стивен и Джон остаются вдвоем у штурвала предприятия, которое годом позже и получило название Deakin & Francis.
В 1902 году Deakin & Francis получил статус компании с ограниченной ответственностью, в последующие годы поколения Деакин сменяли друг друга, так что и сейчас Deakin & Francis остается семейным делом: у руля марки стоит седьмое поколение – Джеймс и Генри Деакин. После обучения они с гордостью продолжили дело семейства, – с этими словами Фертовский-старший вздохнул, посмотрев на внука.
– И сколько же стоит такая вещь, примерно? – Вилли отвлёк его вопросом от невысказанных сожалений.
– Немного, на аукционе около тысячи долларов, – улыбнулся Владимир Григорьевич, – но у меня есть дороже экземпляры, есть и дешевле, зато с такой богатой историей, что, пожалуй, её стоимость не определить. Хочешь на них посмотреть?
– Еще бы! Конечно, хочу! – быстро закивал Вилли.
– Одна из самых старинных зажигалок, – Фертовский-старший открыл другую коробочку, – 1899 год, та же проба серебра, произведена всё в той же Англии, теперь уже фирмой Henry Pope. О ней я мало знаю, зато эта бензиновая красавица дороже своей соотечественницы, стоит она чуть более тысячи двухсот долларов, – он дал внуку зажигалку, чтобы тот сумел оценить красоту раритетной вещи. Довольно миниатюрная, светлого серебра, на корпусе витки с листочками, выполненные в духе старины, посередине корпуса инициалы фирмы в виде вензеля, украшенного короной. Штамп на торцевой части зажигалки – инициалы производителя и два оттиска пробирной палаты Бирмингема, удостоверяющие качество серебра – «якорь» и «лев». С противоположной стороны приварено крохотное колечко-ушко.
Вилли удовлетворенно крякнул.
Следующей при рассмотрении коллекции была зажигалка, произведённая в Швейцарии. На вид не особо интересная, медная с посебрением, потёртая. Зато, история, которую она в себе хранила, оказалась куда более захватывающей.
– Зажигалка фирмы Handy примерно 1940 года выпуска, Швейцария. Сделана из меди, а потом покрыта тонким слоем серебра – об этом говорит надпись «S.80» на механизме кремня. Там, где серебро стёрто, видна медная желтизна, – Фертовский-старший повернул зажигалку углом, – смотри, Володя.
– Да, грандпа, вижу, – молодой человек взял её в руки, – а вообще, она очень похожа на часы.
– Это ты верно подметил, – улыбнулся Владимир Григорьевич чутью и вкусу внука. – Она, и, правда, как часы – настолько идеально подогнаны все детали и настолько аккуратно всё сделано. Крышка при открывании откидывается пружинкой как новенькая, это притом, что ей больше семидесяти лет! Швейцария – одно слово. А ведь зажигалка когда-то принадлежала члену команды минного тральщика YMS-370. Корабли этой серии (Auxiliary Mine Sweeper) были настолько малы (водоизмещение всего 270 тонн), что не имели имен – только порядковый номер. Построен был 481 корабль серии YMS, все они были идентичны по конструкции. YMS-370 был заложен 23 января 1943 года в доке компании Wheeler Shipbuilding Corp., спущен на воду в августе. Прослужил три года, был окончательно списан и распилен в 1948 году. Но успел побывать во многих азиатских странах, которые упоминаются на этой зажигалке: Филиппины, Китай, Япония, Корея… А инициалы на зажигалке – по всей вероятности имя её владельца – C.D.H. Но теперь уже не установить, кто он из матросов – этот C.D.H., – Фертовский-старший вздохнул, – удивительно, как даже в таких небольших и недорогих вещицах хранится история.
– А сколько же стоит эта зажигалка? – Вилли прищурился.
– Она совсем недорогая – всего около ста долларов. Хочешь посмотреть дороже?
– Нет, показывай всё по порядку, – возразил Вилли.
– Хорошо, смотри, – с этими словами Фертовский-старший достал очередную коробку, – американская зажигалка. Тебе она ближе. Производитель Nassau Lighter Company – год выпуска 1910, медь. Зажигалки Nassau производились в Нью-Йорке, на Nassau street, с 1910 года, хотя на патенте указан 1905 год. Это была одна из самых первых автоматических карманных зажигалок того времени, сам механизм такого принципа действия был изобретён в Австрии в 1909 году. Существовало множество вариантов отделки корпуса, от простого хромирования до серебряных и золотых корпусов. На этой зажигалке прикреплена эмблема компании Royal Arcanum – одно из старейших страховых обществ взаимной выгоды, основанное в 1877 году в Бостоне; оно существует и сегодня. Стоимость зажигалки примерно двести долларов, – он открыл следующую коробочку, – вот зажигалка 1890 года выпуска, производитель Henry W. Maybaum, сама зажигалка носит название Reliable Pocket Lamp, экземпляр уникален тем, что искра в ней производилась особой пистонной лентой с фульминатами – солями гремучей кислоты, с её помощью поджигался пропитанный бензином фитиль, само собой, что было это её до изобретения кремня.
Глава 16
– И что ты обо всём этом думаешь? – Надя отхлебнула остывший чай, пока рассказывала, совсем о нём забыла. Вика, напротив, пила уже вторую чашку.
– Если бы мы раньше с тобой не попадали во всякие передряги. Вплоть до мистических. И я бы не доверяла твоей интуиции, сейчас бы отмахнулась от твоих подозрений. Но к счастью, именно твоя интуиция нас и не подводила. Интуиция и наблюдательность.
– Хорошо, что ты меня поняла, – закивала Надя, – правда, ничего мистического в приезде сына моего мужа нет. Но поверь мне, в этом молодом человеке есть что-то такое, отчего мне не по себе. Ощущение надвигающейся беды, что ли. Дай Бог, чтобы я ошибалась.
– Гм, – Виктория сняла очки, положила их на стол, – мне стало даже любопытно, захотелось посмотреть на отпрыска семейного клана аристократов Фертовских. Сколько, говоришь, ему лет?
– Кажется, двадцать два, – подумав, сказала Надежда.
– Так сопляк же ещё, – удивлённо воскликнула Вика.
– По годам – да, но по сарказму, по поведению мне он кажется куда старше и циничнее. И потом, у него такой взгляд…
– Решено, – Вика надела очки, – когда он будет дома, приглашай меня в гости, я посмотрю, что это за чудо заморское.
Вадим дочитал последний лист романа, отложил его в сторону. Поднялся с кресла, поискал сигареты. Нарушая обещание, закурил прямо в комнате, вот Виктория, когда почувствует запах, будет возмущаться. Ладно, пока её нет, можно расслабиться. Хотя какое тут расслабление, обратил внимание – когда закуривал, дрожали пальцы. Ничего себе! Неужели из-за романа, который написала Мира?!
Зорин приоткрыл окно, дым от сигареты устремился наружу, в лицо ударил прохладный осенний ветер. Опять пошёл дождь – мелкий нудный, он принёс холод. А в романе было тепло и уютно. Там плескался океан, горячее Сейшельское солнце и трепетная любовь, где главным героем был он – Вадим Зорин. Точнее, явился прототипом главного героя. Но как точно и умело Мира описала его – внешность, характер, увидела и прочувствовала в нём то, о чём могла только догадываться, ведь они не так близко знакомы. Вот тебе и девчонка.
Зорин опять потянулся за романом, пролистал его, нашёл особо понравившиеся фрагменты, улыбаясь, перечитал их. Затем спрятал роман под бумаги в ящик тумбочки, плюхнулся на кровать, закинул ногу на ногу. Мечтательно уставился в потолок.
Вдруг в образе главной героини представилось лицо Миры, а ведь похожа – такая же темноволосая, смуглая, эмоциональная и женственная. Неужели девчонка писала её с себя? Вполне может быть. Но тогда…
Зорин даже привстал. Может быть, именно поэтому она так упорно не хотела давать ему читать роман? Он вскочил, опять схватился за сигарету, закурил. Вика точно убьёт за курение в спальне.
Сам не знал, как реагировать, что думать. Понял лишь одно – ему, действительно, приятно читать роман, хотя слог и прост, но не примитивен, кое-что стоило бы откорректировать, но так, по мелочи. В целом текст удивительно хорош, как и сюжет. В нём купаешься, как в чистом озере. А с другой стороны, в романе угадываются чувства самой Миры.
Вадим затушил сигарету, опять перед взором предстало лицо девушки, её глаза – красивые, что тут лукавить, даже очень. Взгляд то насмешливый, то строгий, то ласковый. Зорин, словно отгоняя видение, даже головой помотал. Эта девушка стала слишком часто занимать его мысли. Так нельзя. Очень опасный путь, разрушительный. Мало того, что он женат, ещё и преподаватель, а Мира – студентка. И между ними ничего не может быть, ничего.
Хорошо, что он попросил Миру разрешить ему не высказывать своё мнение о романе. Сказал это ещё перед тем, как начал читать, а теперь порадовался своей предусмотрительности. Само собой, Мире ни к чему знать, что он думает. А всё же роман тёплый и какой-то обнадёживающий, хотя и наивный.
Почему человек в какой-то момент своей жизни начинает писать? Почему чувствует такую потребность? Ведь пишут далеко не все, а за перо могут взяться в любом возрасте. Причем, речь идёт, прежде всего, о художественной литературе. Вот почему Мира взялась писать? Таисья говорила, что на юге, от скуки, но это только толчок. А началом было что-то другое. Возможно, у Миры накопился достаточный читательский опыт. Судя по её рассказам, с интересом читать она начала с самого детства. В двенадцать лет её мама застала всю в слезах – девочка только что прочла «Сестру Кэрри» Теодора Драйзера, восприняла всю боль героини, прониклась ею. Мама отобрала книгу и долго возмущалась – кто посоветовал Мире этот роман в её возрасте? А ей никто не советовал, она читала всё, что попадалось на глаза. Читала с интересом, вникала, рассуждала, переживала за героев. Вот тогда она, наверное, и окунулась с головой в мир художественной литературы, ощутила себя её частью. На фоне всего этого в какой-то момент захотелось создать и что-то самой. Конечно, ей ещё не хватает жизненного опыта, который необходим писателю, но, как говорится, опыт – дело наживное, лишь бы не бросить начатое дело. А вообще, продолжить читать и читать – хорошую, добротную, качественную литературу. Читать, писать, наблюдать за людьми и жизнью.
Всё-таки, Мира необычная, интересная девушка, как личность, так и как внешне. Зорин опять лёг, закинул руки за голову, покачал ногой. Прикрыл веки, через полуопущенные густые ресницы посмотрел на мягкий льющийся свет ночной лампы. Воображение опять унесло его из дождливой московской осени в тёплый край, где ласкают ноги солёные волны Индийского океана, где розовеет мягкий песок, пальмы волнуются на ветру, а на тебя влюблёно смотрят шоколадные глаза юной креолки…
Вдруг почувствовал лёгкое прикосновение губ, на них ощущался запах и вкус моря. Вадим ответил на поцелуй, сначала тоже едва касаясь, а затем внезапно впился в них горячо, страстно.
– М-м-м, Зорин, ты давно так не целовал меня, – услышал рядом, резко открыл глаза – над ним склонилась Виктория, – я стала уже забывать, как мастерски ты умеешь это делать, – она улыбнулась, прильнула к нему. Вадим от неловкости момента даже покраснел. Хорошо, что жена этого не заметила и вообще ни о чём не догадалась. Более того, он с облегчением вздохнул, когда вспомнил, что вовремя спрятал роман. Супруге вовсе необязательно знать о нём.
– Сейчас я тебе напомню, – прошептал ей на ухо, сжал в крепких объятьях.
– Ты сегодня превзошёл самого себя, – Виктория лежала на груди у мужа, разомлевшая, томная. Почувствовала себя, словно в первый раз была с Зориным.
– Неужели? – перебирал её спутавшиеся волосы. Сам от себя не ожидал такой, почти животной, страсти.
– Правда, Вадимыч, – Вика поймала его руку и поцеловала ладонь.
– Мы с тобой оба забыли, что можно быть счастливыми. Нас заел быт, нерешённые проблемы, нереализованные планы. Мы не умеем отключаться, Вика, – сказал Вадим задумчиво, – а давай возьмём отпуск и махнём на море? – вдруг предложил он. Вика подняла голову, посмотрела на супруга.
– Почему тебе пришла в голову такая идея? – удивилась она.
– Просто так, – пожал плечами Вадим.
– Не могу, дорогой, работа. Да и тебя в начале учебного года никто не отпустит в отпуск.
– Это верно, – вздохнул Зорин.
Глава 17
На тот вечер занятий в университете не было, поэтому после работы уговорились с Таей и их общими друзьями встретиться на Таганке, в центре. Встречу решили отпраздновать в ресторане японской кухни. Как-то были там раз, давно, правда, но повеселились от души. Друзьями была семейная пара – Татьяна и Максим, с которыми они когда-то познакомились на южном отдыхе. Вот теперь решили повторить приятно запомнившуюся встречу.
Максим и Таня запаздывали, Таисья предложила Мире пройти внутрь ресторана и подождать друзей там, тем более что на улице уже почти час шёл мокрый снег, норовистая погода меняла свой характер по нескольку раз на дню.
Девушки прошли в ресторан, свободных мест было мало и не очень удобно расположенных, но им повезло – только что освободился столик у окна, куда они и направились. Молодые официанты с азиатской внешностью, быстро разнося заказы, шустро сновали от столика к столику. Перед Мирой и Таисьей уже лежали два больших красочных меню. Обсуждая блюда, Мира уморительно комментировала названия японской кухни, Таисья смеялась. Она вообще заметила, что подруга сегодня в превосходнейшем настроении, все время шутит, острит. И даже выглядела как-то иначе – глаза горели! В иной ситуации Таисья списала бы это на влюблённость, но Мира ничем подобным не поделилась, сказала, что просто ей весело и всё.
Наконец появились Максим с Таней, издали помахали им руками. Красивая пара, хотя и разные, как внешне, так и характерами. Татьяна с типично славянской внешностью – белокурая голубоглазая, к тому же пышнотелая, капризная, несколько эксцентричная, и кареглазый темноволосый Максим с правильными чертами лица и с таким же правильным характером – мягкий, уступчивый и, что заметно сходу, преданный супруге.
Все перецеловались, уселись и активно занялись выбором блюд. Дольше всех выбирала Татьяна, то ей одно не нравилось, то другое. Таисья и Мира уже давно решили, что будут есть и пить, как Максим предложил попробовать саке, в конце концов, надо же отметить встречу. Идея пришлась по душе всем. Подплыл официант и стал быстро записывать заказ, медлила лишь одна Татьяна, потом решила сделать такой же заказ, как у мужа, тут же передумала и заказала блюдо с совершенно не выговариваемым названием. Засомневалась, потом всё же решилась. На вопрос мужа, зачем он себе заказал так много, услышала его ответ под хохот девчонок: «Ты всё равно посетишь мою тарелку и съешь оттуда половину, так хоть я не останусь голодным». Они всегда так разговаривали, причём Максим не обижался на свою жену и легко терпел её выходки, подчёркивая, что очень любит свою Танечку.
Вскоре принесли все заказанные блюда, Мира присвистнула – на столе еле уместилось гастрономическое излишество японской кухни – всё, что они заказали. Особенно в шоке была Таня. Последним официант принес глиняный кувшинчик и четыре крохотных чашки что-то вроде пиал – для саке.
– А я слышала, что его пьют горячим, – вставила Таисья, когда Максим стал разливать напиток по чашечкам.
– Не-не, – Максим помотал головой, – хороший саке пьют холодным, а плохой – тёплым. Это незыблемое правило. Так говорится потому, что при нагревании саке весь богатый аромат и вкус притупляется или вовсе исчезает. Поэтому саке низшего качества советуют подогревать, – пояснил он.
– А сколько градусов крепость напитка? – спросила Таисья, нюхая его в чашке.
– Около двадцати, но его обычно разбавляют водой до пятнадцати. Кстати в самой Японии его называют – «Нихонсю».
– Как? – переспросила Мира и засмеялась. – Забавное название. Его делают из риса, да? Как и многое в Японии.
– В общем-то, да, – закивал Максим, – сбраживается сусло на основе риса и пропаренного рисового солода. Между прочим, в его вкусе могут чувствоваться хересные тона, нотки винограда, яблок и бананов. В лучших сортах саке встречается вкус вызревшего сыра, соевого соуса и свежих грибов. В нашем саке, конечно, этого нет, но запах ничего так, – он вдохнул напиток, – вкус, надеюсь, тоже. Итак, за встречу!
Содержимое первых стопок сразу у всех разлилось теплом по телу, а тут ещё горячий суп, который заказали все, кроме Татьяны, но, как и предсказывал Максим, она тут же полезла в его тарелку пробовать.
– Как же с вами здорово! – воскликнула Мира, макая роллы в соевый соус, слишком много отправила в рот васаби, в следующий момент закашлялась и прослезилась – под весёлые комментарии друзей. – Я люблю вас всех! – она ощутила, что пьянеет, но не столько от саке, сколько от той радости, которая переполняла сердце. Зорин, всё дело в нём.
Таисья вышла из-за стола, а когда вернулась, многозначительно посмотрела на Миру. Улучшив момент, она шепнула:
– Кого я сейчас видела в ресторане, – сделала глаза круглыми.
– Кого? – Мира активно жевала.
– Вадима Георгиевича, – сообщила Тая, – и не одного, а с довольно красивой женщиной. Интересно, кто она ему?
У Миры засосало под ложечкой.
– Где? – выдавила из себя.
– Вот там, столик у лестницы на второй этаж, – показала Таисья в сторону, – наверное, недавно пришли, раньше – мы бы заметили.
Мира вытянула шею, пытаясь увидеть – тщетно. Она поднялась с места.
– Пойдёшь? – спросила Таисья.
– Куда? Что случилось? – встряла Татьяна.
– Я скоро вернусь, – Мира пошла в указанном направлении, не доходя лестницы, резко затормозила. Сердце билось так, будто вмиг стало огромным и заполнило её с головы до ног. А ещё стало сухо во рту. Мира с трудом сглотнула слюну. В следующий момент увидела Зорина. Он и его спутница сидели за столиком у винтовой лестницы и о чём-то оживлённо разговаривали. Спутница Зорина, действительно, была очень эффектной, Мира за несколько секунд оценила всё – и модный комбинезон, и сапоги с тонким каблуком, и уложенные каштанового цвета волосы, и модные очки, которые она поправляла изящным жестом. А Зорин – он смотрел на неё, улыбаясь. В какой-то момент накрыл её руку своей, затем поднёс к губам.
