Текст книги "Error 403"

Автор книги: Марина Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

О полётах. Воспоминания случайного попутчика

«О чём бишь я?

Конечно…

О полётах…

Я понимаю, нынче это просто.

Я понимаю, нынче все летают.

Но, может быть, Вам будет любопытен

Смешной пустяк: я был одним из первых.

А Солнце закипало желтой желчью,

В лицо плевало раскалённой плазмой,

Жестоко накаляя атмосферу.

Прошло так много лет, я так немного помню

О том, как странно это начиналось.

Я был тогда почти ещё ребенок.

Холодный Север был мне колыбелью.

Я юным был и потому тянулся кверху,

Я прорастал сквозь собственную кожу,

Не помню, чтобы было слишком больно,

Но звук при этом был пренеприятный.

Мне помнится еще была погоня –

По следу мчались пасмурные волки

С глазами алюминиевого цвета,

С серьёзными стальными голосами.

Они спешили.

Я же рос всё выше,

Как анемичный стебель кукурузы

Без ласки, без тепла, без общества индейцев

И без иммунитета против всей заразы,

Привычной в Старом Свете.

Я старался.

Я стал прозрачным от усиленного роста.

И руки как дрожащие побеги

Уж не сопротивлялись грубой силе ветра,

Всё тоньше делались

И медленно слабели…

Когда погоня подошла вплотную

И в пастях принесла зубовный скрежет –

Я был высок.

Я был почти у цели.

Но тут сомкнулись с громким сочным хрустом

Двенадцать пар их челюстей проворных

И перегрызли тонкий бледный стебель,

Навеки отделив его от корня.

Я так был увлечён процессом роста,

Что не почувствовал ни боли, ни испуга.

Я падал вниз. Но знал ли я об этом?

Нет. То был долгий сладкий миг полёта.

Прошли года. Теперь уж все летают.

Кто в семенах, кто в зрелом состояньи.

Со мной с тех пор так ничего не стало.

Живу. Давно зарубцевалась рана.

Лишь по ночам холодным и ненастным,

Когда мне пустота невыносима,

Я, одинокий, водку пью и плачу,

Мне кажется, я глубоко несчастен,

Меня грызут фантомы прошлой боли,

О, я истерзан тем противоречьем,

Я чувствую

То будто я в полёте,

То будто у меня опять есть корни.

…О чём бишь я?

Скажи, о чём я снова?»

Может быть

А может быть

Мы будем все убиты

На небе, как и на Земле

    Знакомый Автор

А может быть

Мы будем все любимы

Здесь на Земле

Не более того

Не смыв с прозрачных лиц ни слёз, ни грима

В потёмках снов блуждаем, пилигримы

Уже не узнавая никого

Всё не сложней, чем бросить милый дом

Жить под дождём, любить на скользких крышах

Увидеть все цветы

Всех птиц услышать

Сквозь кожу бледных лбов

Растить колючий тёрн

Всё не сложней, чем спеть себя за деньги

В чужом веселье напиваться в хламоту

Рыдать, шептать «люблю»

Дарить стихи и феньки

И уходить в пустую темноту

А может быть

Мы будем все любить

И Кто-то Третий купит нам спасенье

Бог даст, так доживём до Воскресенья

А с понедельника начнём по новой жить

И может статься

Всё гораздо проще

техника речи

куда ни плюнь – всё горизонты, горизонты

а за горизонтами-то гарнизоны, гарнизоны

а рядом (третий переулок от универсама)

громилы разгромили древние гробницы

здесь размываются границы и столицы

грешат пред гравитацией метеорологические зонды

суровые бородистые лица

у фараонов

махаоны над газонами

и барышни грозны как амазонки

и каждая с понтами и под зОнтом

заходят в лавки, где торгуют огурцами

цементом, драгоценностями с принцев

спринцовками, целебной панацеей, etс…

собачатся с купцами и скупцами

сцепляются со скучными скопцами

за место в очереди и под солнцем

и косорылятся, завидев полицаев

как на плацу свистящих залихватски

мальцы в зверинце зарятся на попугаев

и экзотицских сцинковых гекконов –

аборигенов знойных Каракумов

мальцы небезопасны социально

для девственниц и дам в песцовых шубах

не церемонятся ни с теми, ни с другими

таких картин мы помним и поныне

и, рапортуя о прошедшем безвозвратно

становимся мудрее и развратней

смиренно разбазариваем перлы

перстами бередим былую рану

а впрочем, нам давно по барабану

мы в лотерею выиграть мечтаем…

уличный музыкант

подумаешь, отрастил себе крылья, диво

играешь теперь, крылатый, по улицам

а народ пожимает плечом лениво

у виска свежебритого ворочает пальцем

песен требует с кабацко-блатным уклоном и

в карманах кожаных мурыжит стольники

а у тебя улыбка с кривыми изломами

и руки в запястьях неестественно тонкие

сидишь неудобно на поганой обочине

живое лицо кроешь развесистым хаером

разглядят, не дай Бог, оскорбятся и прочее

совладаешь с ней разве, с собственной харею

подумаешь, бродишь с гитарой раздолбанной

и подобием флейты в тряпицу завернутым

в камне недвижимый, в поле непойманный

на небе живой, на бумаге зачёркнутый

подумаешь, гений, а она и не вспомнит

ты ей музыку, а что ей с музыки?

что ей, тепличной, колючий терновник

горький пустырник, портвейн без закуски

рок-н-ролльчики, улица, странствия-странности

сыта по горло воздушным зодчеством

где-то живёт, принимает данности

сообразные с её несомненным высочеством

подумаешь, сыграл на истошной дудке

подумаешь, спел голосом выкуренным

невнятно, к тому же фальшивил жутко

что же вдруг плачу так глупо и искренне

верю

мой брат ширяев

Лирическое вступление ликвидировала

по настоянию общественности.

      …мой брат Каин – он всё же мне брат

      каким бы он ни был, брат мой Каин…

             «Нау»

мой брат ширяев просыпается мёртвым

и смело ползёт из угла

мой брат ширяев погружает в пламя

револьвер из цветного стекла

он впускает в кровь прозрачных пчёл

на изломе слабой руки

его безнадёжность хохочет в зеркале

белая пыль оседает ему на виски

он оживает

теперь он снова живой

мой брат ширяев вырастает тенью

в синем проеме окна

в комнаты входит смертельная гостья

её называют Луна

она наполняет его стакан мерцающей кислотой

садится напротив

и всё понимает

и капает желчь

из её улыбки пустой

он допивает

теперь он опять молодой

мой брат ширяев проникает взором

в самую суть бытия

мой брат ширяев праздничный порох

радужная змея

на пути своём он встречает существ

вникает в их странную речь

он полон тяжёлой и тёмной радости

эта вспышка стоит всех выжженных свеч

ещё один шаг –

он вспомнит дорогу Домой

но гаснет экран окончен сеанс

сгоревшим к чертям мотыльком

ширяев устал ослеп и оглох рассыпался красным песком

он стар безобразен бездарен бездомен бессилен и неумён

уползает мучительными зигзагами

и засыпает в углу до лучших времён

он умирает

он с болью становится мной

Сестринский люblues

Моя сестра – easy rider без головы

Моя сестра опять остаётся в живых

Моя сестра сломя голову мчится вперёд

Моя сестра когда-нибудь всё же умрёт

Моя сестра любит пиво и блюз

С моей сестрой я всё время боюсь

Того, что я тоже стану такой

Сестра

Я решила остаться с тобой

(Ты будешь смеяться, но я осталась с тобой)

Сестра… Эта трасса ведёт в никуда

А дома свет лампочки, койка и в кране вода

Сестра, что с того, что мы видели сны про любовь?

Да мало ли мы повидали, девочка, снов?

Мы сотый раз видели это кино

Мы знаем, что дальше, нам просто смешно

Какой к чёрту праздник, но выпьем вина

Ведь у нас кроме нас больше и нет ни хрена

(Ты будешь смеяться, но вправду ведь нет ни хрена)

Ты снова звонишь мне (ты плачешь?) и просишь прийти

Засада с такси, опоздала наверно, прости

Сестра, нас имеют такие скоты

Их мысли о нас до смешного просты

А нам о них думать – и вовсе влом

Делаем ноги, сестра, посмеёмся потом

Сестра, наша жизнь – полный бред

Услышишь ты, дрянь, моё «нет»

Ведь у каждой из нас есть ангел, не втоптанный в грязь.

Сестра, ты права,

мы не стоим и цента, проснувшись с утра,

но нет таких миллионов, чтоб нас купить

Сестра…

Я с тобой.

Я люблю тебя.

Я оставлю тебе покурить.

Осенний граммофон

я могла б и тебя сочинить

это глупые были бы книжки

хочешь, будем друг друга любить

как букашки

небесные пташки

дрянные детишки

что уплыли, состарясь

в своих бумажных корабликах

эй, вы посмейтесь о нас

о безумных оранжевых карликах

тех, что вечно беспечно молчат

насыпают друг другу в ладошки

разноцветные стёклышки

позавчерашние хлебные крошки

запоздалые яблоки-груши

ах не слушай меня, не слушай

а иначе опять напророчу

знаю, ты меня помнишь и ждёшь

но не любишь, не можешь, не хочешь

или только не можешь

меня

в самом деле сложно

я пою своё «Я»

как заблудший винил

и тебе отчего-то тревожно

и сама по себе

вдруг накатит волна отвращенья

жаль, тебе не угнаться

за каждым моим превращеньем

жаль, тебе не дожить

до весны моего возвращенья

диск вращается

извращается

извивается диск

я почти василиск

осень

крýги своя

беспризорной иголки скольженье

сентябрь 2000

Осень Привычка плохого поэта

Мне чудится осень в победно грохочущем мае.

Мне слышится осень в нордическом посвисте ветра.

И вовсе не с грустью я этот обман принимаю –

Должно быть, всего лишь привычка плохого поэта.

Мне грезится осень сквозь дрёму в гремучем трамвае.

Мне видится осень в сухой апельсиновой коже.

На илистом донце в стакане столовского чая,

В дожде, что по сереньким шляпам колотит прохожих,

В глазах, что напротив (о, цвет заспиртованных вишен!)

И в том, что прохладно, и в том, что без четверти восемь,

И что из пустого авто

Невнятный «Аквариум» слышен,

Во всём, в том и в сём кожей чувствую жгучую осень.

Дурная манера, но ветер уж больно сентябрьский,

Не музыка даже, но вой полудикого скальда.

Кричит мне ночами свои сумасшедшие сказки.

Так много успеешь решить,

Пока долетишь до асфальта!

Катерина из школьных сочинений

а осень началась еще весной

ее архитектура

сгущалась в темном небе как гроза

давила мраморными пальцами глаза

и заставляла делать ложный шаг

на мачте грезил одинокий флаг

являя миру вычурность фактуры

у Катерины кроткая натура

и наглухо закрытых черных платьев

неизмеримо длинный гардероб

а по ночам она ложится в белый гроб

во сне не видеть возмутительного чтоб

и не испытывать всех нареченных братьев

ах Катерина милая сестрица

совсем некстати листья опадают

и люди отчего-то не летают

хоть как-нибудь

хотя бы так как птицы

нелепо быть пучком направленного света

мы здесь внутри и нам не вырваться наружу

подсыпав ли мышьяк в полночный кофей мужу

или сбежав в объятьях пылкого корнета

но Катерина у кого спросить совета

нет никакой любви – одно смятенье плоти

не станем пить вина

я нынче на работе

опять твоя погасла сигарета

чушь Катерина только все-таки примета

но есть же верно и у нас призванье

какое-нибудь сверхпредназначенье

пусть слабое но все же утешенье

для двух окаменевших без движенья

и без сознанья

иначе для чего все эти знаки

мы точно знаем

где зимуют мраки

флаг в руки тем кто мирно счастлив в браке

дай Бог им много лет

и каждый год крестины

а нам – мелодии застывшие в пластинки

так канут в Лету наши древние инстинкты

кадаврик

кадаврик, выросший в пробирке

уродец экспериментальный

до спазмов жаль твоей улыбки

не сказанных тобою слов

с тобой не так, как с человеком

тебя любить – почти не больно

немного только непривычно

спорхнул, куснул – и был таков

смотри, подходит твой троллейбус

как знаешь… нет, не так: как хочешь…

опять не так… давай: как надо

давай, как будто надо – мне…

так больно руку на прощанье…

и как клеймо с собой уносишь

ярчайший след моей помады

и я шепчу "привет жене"

всё под контролем, боже правый

и это… помни: я смеялась

и эта крохотная подлость –

мой неказистый супер-приз –

уже не кажется забавным

тебя любить – такая жалость

такая, миленький, засада

такой навязчивый каприз

Тайна. Провинциальный романс

«Вы – колкая. Вы – дики. Вы – шиповник.

Да, Вы в себе таите злую сказку.

Мне не дан дар смотреть сквозь Вашу маску», –

Так жалился нечаянный любовник

Медитативной даме в чёрной шали

В чужом порту на призрачном причале. –

«Ах, милая, когда б Вы были проще,

Когда б навстречу мне шагнули сами –

Я дни и ночи проводил бы с Вами…»

«Вы женщин постигаете на ощупь.

Вам дела нет до их духовной сути?»

«Пожалуй, так. Уж Вы не обессудьте.

Я – коммерсант. Я – человек практичный.

Я просто, но устойчиво устроен,

Матерьялист в делах и в жизни личной,

И этим, право, полностью доволен.

Но, чёрт возьми… Продайте Вашу Тайну!

Назначьте цену (в мыслимых пределах).

Я знаю, что у Вас стесненье в средствах,

И сделку Вам полезною считаю.

Довольно жить по воле обстоятельств!

И, кстати, знайте: завтра утром рано

Большой корабль уходит к тёплым странам –

Там капитаном мой большой приятель.

Я б очень Вам советовал отчалить –

Для этих мест Вы утончённы слишком,

Так проскитаетесь всю жизнь по городишкам,

Так и умрёте в этой старой шали».

Но странные глаза не отвечали,

Лишь выдавали бесконечную усталость.

Делец стоял в печали на причале,

А женщина бесшумно удалялась,

Очерченная контуром неверным,

Танцуя тенью угловато-гибкой,

И скрылась в направлении таверны

С необъяснимо-иронической улыбкой.

…От бухты пахло рыбой и соляркой.

андрюша

сонные белые птицы падали с неба

падали медленно тяжкими хлопьями снега

в жадные руки редких случайных прохожих

льдом обжигая цветное искусство кож их

крались вдоль стен огненные лисицы

сверкали глазами их хищные женские лица

сыпали искрами их пушистые шкурки

под ноги прохожих

давившие их как окурки

царь здешней природы был парень простой и добрый

он шел спотыкаясь

зелёной изъеденный коброй

в улыбку воткнув стебелёк экзотической травки

теряя из рваных карманов иголки-булавки

конечно он видел как с неба падали птицы

и как полыхали в потемках злые лисицы

и кобру видал

но решил что это гадюка

и громко ругал

композитора видимо

глюка

письмо 1

почём моя печаль

мои слова и жесты?

не более рубля

имейте то в виду

мне Вас не жаль

ля-ля

я девушка из жести

кариатида в Вашем мысленном саду

я из гранита

пластика

бамбука

я из бетона марки М150

ja-ja[щерица]

это Вам наука

влюбляйтесь впредь в рысят/крысят/бесят

о, я всегда права

всегда даю уроки

моя любая чушь – как красная строка

смеюсь

мои глаза наивны и жестоки

и невесома отстраненная рука

хочу Вас научить не быть таким стеклянным

и я Вас разобью

Вам начинать с нуля

Вам лучше быть нулём

героем безымянным

ведь я Вас не люблю

я Вам вредна

ля-ля

письмо 2

случайный отчаянный неприкасаемый

рваный размытый дождями-туманами

льётся стаканами

светится ранами

странными странными

смотрит очами

морочит речами

шепчет печально:

"Каин я, Каин…"

как-то неправильно

я, значит, Авель, но

вот уж не выйдет у Вас, мой нечаянный

что ж Вы сидите, уж выпили чаю мы

поговорили уже о погоде

что же Вы медлите

что не уходите

смОтрите

руку не отпускаете

чувствую – плачете

чувствую – таете

сизым дымком в подсознанье вплываете

где-то витаете

как Вы считаете

Вам всего этого вправду ли хочется

или же блажь Ваша от одиночества

всё это Ваша разукомплектованность

замкнутость, скованность, закомплексованность

кроме меня Вас никто не послушает

вот Вам и кажется, будто я лучшая

Вы меня только не слишком пугайте

тайте, летайте, с ладони читайте

что во мне тёплого – всё забирайте

чего не хватает Вам – нате, хватайте

дайте

лицо Ваше бледное дайте

Вы так слабы

Вы со мною не справитесь

Я

замерзаю

Вы

плавитесь

плавитесь

письмо 3

…какая love, о чём вдруг это Вы?

Вся эта love идёт от головы,

от бедной нездоровой головы,

ведь Вы ж не безголов.

Вся love – банальный лов

на глупого живца.

Не надо слов –

живцу уже, наверно, всё равно,

не надо этой смерти на кресте –

смешно.

Вы всё же взрослый мальчик,

Вам не по росту крест

и мал венок колючий,

и Ваши гвозди из папье-маше.

Смешно, мон шер.

Мон шер, всё несерьёзно,

и в чаше Вашей клюквенный сироп.

Собаки спят, они объелись мяса,

собакам снится хлеб и молоко,

при виде Вас они, увы, плюются

и рвать на части вовсе не спешат.

О да, я знаю, это обижает –

такое равнодушие собак,

о да, я знаю, всё опять не так,

и бытие без драм – что брак без драк:

сугубый быт и никакого развлеченья…

И жизнь без смысла Вам,

и чай Вам без печенья,

все булочки другим, а Вам лишь горький мак,

поддельный алкоголь и чуждые невесты

и в чёрном платье призрачная я –

деталь испроченного патефона,

упорно набивается в сестрицы

с пустой страницы злобного письма,

чьей личной жизни вздорная тесьма –

петля на вашей шее, не иначе.

Так вот, она желает Вам удачи,

хотя ещё не точно знает, в чём,

но если надо – так ударит кирпичом,

имейте это на своем активе.

А кстати, ничего, что я на Вы?

Настя, Настя, анестезия

Кто сказал, что ты не прекрасна,

звёздочка моя мутно-синяя?

Волки на Луну воют: "Баста!"

Ветер носит: "Анестезия"

Седце разломало на части,

словно к завтраку апельсины.

Разыгрались глупые страсти –

травка шепчет: "Анестезия".

Вдрызг подзагулявшее счастье,

то, которого не просила,

дверью в тишине скрипнет – здрасьте,

поцелует – анестезия,

разольёт в стаканы ненастье,

лужей расплеснёт некрасиво.

Пулю у виска глючит: "Власть я!"

Рухнешь замертво – анестезия,

а потом начнёшь улыбаться

и покуда есть ещё силы

людям из окна крикнешь: "Братья"

Не услышат.

Анестезия.

Головоломка

потом внезапно

всё умерло

всё сделалось пустым

и в целом мире никого не стало

стояла тягостная тишина

я в панике сжигала сигареты

одну прикуривая от другой

прошло полвечности

лишь к завтраку пришёл сосед с кульком

он высыпал на стол головоломку

обломки

моего

лица

и горсть прозрачно-спелых красных вишен

август 1995

рыба-солнце

в руках беззвучно умирает рыба-солнце

печальная такая рыба-солнце

да только что тебе, рыбак, до рыбы-солнца

тебя не удивишь какой-то рыбой-солнцем

ты в море видел не таких ещё диковин

сурен с базара иногда неплохо платит

он вряд ли рассуждает, кто кому виновен

на хлеб и травку у сурена денег хватит

что я могу? лишь языком плести узоры

запутав нитку на втором уже куплете

и что мы, милый, будем делать если море

в конце концов тебе закроет доступ к сети

уйду бродить по незнакомым переулкам

какая смелая, давно не брали силой

наш южный город – он такой пустой и гулкий

здесь только я с моим чешуйчатым светилом

забавно напугать случайных встречных

округу ослепить свеченьем бледной кожи

забавно рассуждать о бесконечном

с весёлым чуть подвыпившим прохожим

то собственной словесностью давиться

то собственной бездарности пугаться

взорваться и прикинуться девицей

и всех оставшихся в живых зачислить в братцы

в финале дрянь курить в общественной уборной

на пару с кем-то столь же безучастным

пустое сердце комом встрянет в горле

на грязный кафель выплеснется красным

и думать в темноте о рыбе-солнце

вовек неистребимой рыбе-солнце

непреходящей, вечной рыбе-солнце

и стать самой в итоге рыбой-солнцем

о девичьем

      «я ненавижу девочек…»

        Умка

в меня врастают пальцы собеседниц

подобранных случайно и нестильно

а иногда навязанных насильно

доброжелательниц наперсниц грязных сплетниц

премилых бестий

мой взгляд тихонько уползает в угол

но частью кожи я тянусь навстречу

мне кажется я их очеловечу

вот этих громкоговорящих кукол

из белой жести

дрожащих от желания услышать

как мне трагично не везет в любови

они так по-коровьи шумно дышат

так изумленно вскидывают брови

и мне поётся

и я трагически заламываю руки

бросаюсь на пол и свиваюсь в кольца

в причудливый завязываясь узел

ну просто сердце рвётся

на многочисленные копошашиеся части

провинциальная бездарная артистка

наверное я выгляжу ужасно

Кессонная болезнь

бывает проснёшься ночью

от собственного хриплого смеха

в собственных липких объятьях

бывает почти захлебнёшься собственным соком

и чувство что лопнут вены и хлынет горлом

любовь – непотребная песня

НЕ ПЛАЧЬ! НЕ КОРМИ ИХ СОБОЮ!

бывает проснёшься ночью

чувствуя себя распоследней гранатой

последней ласточкой такого хренового лета

последним Heroвым Героем на всю округу

и стрелки часов летят сквозь тебя как стрелы

и змейка-тоска под сердце ползёт как наваха

и простыни рвёшь на бинты ломая к чертям маникюры

и давишься честным "ура" и лживым "простите"

и тонкой холодной рукой

за горло берет тошнота

НЕ ПОДДАВАЙСЯ! по крайней мере без боя

в какой бы книжке набрать умишка?

где взять полцарства купить лекарства?

любовь без причины – удел дурачины

остальное следствие

меня, стихийного бедствия

в стакане воды

делайте ваши выводы

делайте, господа

неизвестно, чем станет завтра в стакане вода

nifiga nestihi. bl

                    especially for sh.izov

голым профилем влезешь бывает в терновник

сразу и запоёшь

потому что положено

себя ощущаешь ходячим черновиком

(мужчины – сволочи, надеть нечего)

жалко себя невозможно

арлекин в костюме полковника

золушка с иероглифом «камикадзе»

боже, с кем пить приходится

верунчик ушла в декрет

надюша умерла последней

любаша на стороне хороводится

уйдешь в себя и сидишь как в чужом компьютере

кто-то всё время требует Имя Пользователя

что ж это вдруг из меня не вышло летателя?

что там у классика про прирожденного ползателя?

не пойму сама то ли вольная я то ли белая

нету рубрик у них на маразмы мои с размышлизмами

да и песТня моя по секрету скажу неспелая

уж какая ни есть вся зелёная жесткая кислая

...

а впрочем счастливая женщина

не может писать стихов

по определению

такая вот брат получается ерунда :-(