355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Крамер » Мэри, или Танцы на лезвии » Текст книги (страница 2)
Мэри, или Танцы на лезвии
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 22:46

Текст книги "Мэри, или Танцы на лезвии"


Автор книги: Марина Крамер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Проснулась, Машенька? – встрепенулся Костя и тут же отвернулся: – Не бойся, я не смотрю. Я выйду сейчас, а ты делай, что нужно. Халат вот... – И он как-то слишком уж поспешно вышел, даже не оглянувшись. Честно сказать, мне стало обидно, что меня проигнорировали, и я почему-то улыбнулась этой мысли.

Приняв душ, я завернулась в большой халат и с полотенцем на голове вышла из ванны. Костя курил в кухне, стоя у окна. Я замерла на пороге, не зная, что говорить и что делать, как себя вести. Начала рассматривать обстановку кухни – этакая классическая, «деревенская» мебель из массива дуба, темно-коричневая, с решетчатыми дверками навесных шкафов. У стены – большой овальный стол и четыре стула, на столе – плетеная корзинка, в которой яблоки и фиолетовый крупный виноград, рядом – початая бутылка коньяка и пустая рюмка. Не моя – та осталась на подносе в ванной. Очень чистая кухня... интересно, у него домработница?

– Прости, я задумался, – произнес Костя, повернувшись, и я вздрогнула, погруженная в свои мысли. – Чайку? Или, может, покушаешь?

Я никак не могла разобраться, что происходит. Костю словно подменили – куда делся тот вальяжный пижон, который увивался вокруг меня столько времени? Когда, в какой момент ему на смену явился вот этот заботливый, обеспокоенный и мягкий человек с бархатными глазами и тихим голосом? Или это просто талантливая актерская игра, чтобы усыпить мою бдительность? Правда, какой смысл, когда мы вдвоем в квартире, он мужчина, и, стоит ему только захотеть, я вряд ли смогу долго сопротивляться, потому что физически он намного сильнее меня, это ж понятно.

Костя же, не дождавшись ответа, начал накрывать на стол. Я так и прилипла к косяку, завороженно наблюдая за тем, как порхают над столом его руки, расставляя тарелки, стаканы, выкладывая тонкий лаваш на плоское блюдо, нарезая мясо и что-то еще... Господи, неужели он такой – настоящий? Я чувствовала себя полной дурой...

Он усадил меня за стол, сам расположился напротив и начал наполнять мою тарелку едой. Все это время мы оба молчали, и я видела, что Костя тоже не совсем понимает, что происходит. Еда оказалась безумно вкусной, я даже не заметила, как съела все, и, только почувствовав легкую слабость, откинулась на спинку стула.

– Спасибо, я в жизни ничего подобного не пробовала.

– Тебе понравилось? – обрадованно спросил Костя, сразу отложив нож и вилку.

– Очень! – честно ответила я.

– Мне вдвойне приятно, потому что готовить я люблю.

Ого! Так он еще и кулинар... Однако...

– У тебя такое лицо, Машенька, словно я признался в чем-то неприличном, – заметил Костя, и я смутилась:

– Нет, что ты... просто я не думала... мне казалось...

– Тебе казалось, девочка, что вокруг меня вечно крутится штат прислуги? Я с трудом переношу чужих людей в своем доме. Мой дом – это место, где я хочу быть совершенно свободен, хочу жить так, как считаю нужным. А посторонние утомляют. Я все привык делать сам.

– Готовишь ты прекрасно, это я без лести тебе могу сказать.

– А это потому, что во все нужно душу вкладывать, – улыбнулся он, наливая чай. – Ты вот в свою работу вкладываешь душу?

– Конечно. Танец – это эмоции, если их нет – мне не поверят.

– Пригласи меня посмотреть как-нибудь, я очень хочу, – попросил он, и я неожиданно для себя согласилась. Благо ближайший турнир должен был состояться через неделю.

Самое удивительное заключалось в том, что я осталась у него до самого вечера – поспала, отдохнула. И ни разу за весь этот день Костя не то что руками – даже взглядом ко мне не прикоснулся. Он сам отвез меня домой, проводил до квартиры и даже не сделал попытки обнять или поцеловать. Просто сказал, что ждет моего звонка – и все. А я только ложась спать вспомнила, что за весь день не удосужилась позвонить Максиму. Но и он ведь тоже не особенно донимал меня звонками, правда?

Он приехал домой утром после дежурства, уставший, злой, с ввалившимися глазами. Не взглянув на меня, ушел в ванную, долго шумел там, потом с тем же непроницаемым выражением лица проследовал в спальню и лег, отвернувшись к стене. Я сварила кофе, приготовила гренки с беконом, как любил Максим, и позвала его завтракать, но он никак не отреагировал.

– Макс, ты не слышишь? Все остывает.

– Уйди, – процедил он, не поворачиваясь.

– Максим... в чем дело? – Меня обидел его тон – вместо того чтобы кинуться ко мне с порога и начать расспрашивать, что случилось, он строит из себя ревнивого мужа! Ни одного звонка на мобильный, ни единой эсэмэски – и я же должна чувствовать свою вину за что-то?

– В чем дело?! – Макса подбросило на кровати, он сел и зло уставился мне в лицо. – Это я хочу спросить, в чем дело! Где ты шлялась всю ночь и весь день, а?!

– Шлялась?! Да ты бы хоть позвонил!

– А зачем? Я заехал домой позавчера, ты же сказала, что с тренировки вернешься около семи, – ну, и где ты была? Я поехал в клуб – Иван сказал, что ты ушла сразу, как только вы закончили. Было одиннадцать часов – где тебя носило? Со своим поклонничком в кабаке зависла?

Никогда прежде мне не хотелось ударить Максима по лицу, а сейчас вот просто ладонь заныла от желания, но я сдержалась – в конце концов, он не знал, что я оказалась в том подвале. Но слова о Косте, брошенные таким презрительным тоном, почему-то больно меня задели.

– Я не была с ним. Я была совершенно в другом месте, и, если бы ты не орал сейчас, а выслушал, я рассказала бы, где именно.

– Мне неинтересно, в какое место возил тебя этот жеребец!

– Максим! Опомнись, ну, что ты такое говоришь, а? Костя тут совсем...

– Ах, он уже Костя?! Так, может, мне уйти, а?

Я вдруг заплакала. Никогда не думала, что Максим может быть таким непримиримым, глухим и не желающим ничего понимать. Ведь я могла не вернуться – просто не вернуться, если бы как раз Костя не захотел помочь мне – а ведь мог не захотеть после того разговора и сцены с брошенными в грязь цветами. Вот Максим точно не захотел бы...

Мои слезы всегда действовали на Нестерова отрезвляюще – вообще-то, плачу я крайне редко, но Макс совершенно не выносит этого, теряется и делается похож на большого беспомощного ребенка. Вот и сейчас он сразу замолчал, встал с постели и обнял меня за плечи.

– Ну, все-все, хватит... прости, я не хотел. Просто ты пойми – я волновался, а позвонить не мог...

– Почему? – прорыдала я, уткнувшись лицом в его грудь, и он вздохнул:

– Я боялся узнать, что ты на самом деле с ним.

Мужики странные существа, ей-богу. Он узнать боялся! А не испугался бы потом в морг на опознание идти в случае чего?

– Максим... я тебе клянусь – я была не у него, – начала я и осеклась, поняв, что говорю неправду. Ведь весь вчерашний день провела в Костиной квартире, и там мне было почему-то удивительно хорошо.

– Мария, остановись. Давай не будем выяснять ничего, хорошо? Я сделаю вид, что не слышал, а ты – что не говорила.

Нестеров мягко отстранил меня и ушел в кухню, я же опустилась на пуфик возле трюмо и обхватила голову руками. Что происходит? Что происходит вокруг меня, как, почему, за что? Максим не верит мне, и если разобраться, то не верит по делу. Но почему же я-то не могу признаться, где и с кем была? Неужели... нет, этого не может быть, ведь не могла же я проникнуться за один день к Косте каким-то новым чувством? Нет, нет! Это просто благодарность за помощь – не более. Да и вообще – я не попала бы в тот подвал, если бы не Костя – так что нечего!

– Ты не будешь завтракать со мной? – раздалось из кухни, и я стряхнула с себя оцепенение. Максим старательно делал вид, что ничего не произошло...

Я так и не рассказала ему о своих злоключениях, а он больше не возвращался к этой теме.

– Мария, елки-моталки, ну сколько ждать, а? – Иван раздраженно повернулся ко мне от зеркала, перед которым наносил на лицо и грудь автозагар.

– Кофр возьми, – буркнула я, сбрасывая с плеча на протянутую руку тяжелый кофр с платьями. – Зарегистрировался?

– Нет, блин, твоего указания ждал! – привычно огрызнулся партнер – подобный диалог происходил между нами постоянно на протяжении почти двадцати лет, и никакой агрессии, никакой злобы в нем не было – рабочая ситуация.

– Молодец.

Я начала раздеваться, сменила джинсы и футболку на спортивный костюм и теплые гетры, вытряхнула из кофра туфли и вопросительно посмотрела на Ивана.

– Стандарт первый.

Понятно, значит, начинаем с европейской программы.

Я нервничала – совершенно очевидно нервничала, впервые, наверное, за многие годы. Казалось бы – ну что такого, обычный конкурс. Да, первенство региона, да, судьи международной категории, да, лучшие пары. Но разве я здесь впервые? Разве это не я в прошлом году стояла вместе с Иваном на высшей ступени? Разве я не помню этого пьянящего ощущения от победы, от восхищенных взглядов? Помню прекрасно – так в чем причина нервозного состояния?

Все просто... Подходя к Дворцу спорта, я увидела машину Кости и его самого в сопровождении троих охранников. Справедливости ради надо сказать, что я не позвонила ему, хоть и обещала, но он запомнил число и приехал, как и собирался. Меня он не заметил – а может, просто не узнал, ибо яркий вызывающий макияж, приклеенные ресницы, гладкая прическа и бронзовый автозагар делали меня совершенно другой. И вот теперь мысль о том, что Костя сидит где-то в большом зале Дворца спорта и будет смотреть на меня, почему-то заставляла волноваться. Возможно, мне хотелось выглядеть еще лучше, танцевать еще увереннее, чем всегда, – словом, не упасть лицом в грязь. Партнер почувствовал мое настроение, на разминке отвел в угол и развернул к себе лицом:

– Ты чего, красотуля? Напряженная какая-то.

– Н-нет, ничего, все в порядке, – с запинкой протянула я. – Просто что-то мандраж... – и осеклась, увидев за столиком напротив того места, где мы только что разминали румбу, Костю и его охрану. В процессе разминки я не обращала внимания на зрителей – как, собственно, и во время соревнований, но сейчас Костино лицо почему-то взбудоражило меня еще сильнее.

– Мария, не узнаю я тебя в последнее время, – говорил меж тем Иван. – Ты рассеянная какая-то, опаздываешь постоянно, нервничаешь – что происходит? С Максом проблемы?

– Что? А... нет, какие проблемы, что ты... Просто... конец сезона, устала, наверное.

– Ну, так сделай над собой усилие, соберись. Остался последний турнир – и месяц отдыха нам обеспечен.

– Да, Вань, ты не волнуйся, я сейчас, – пробормотала я, чувствуя вину перед партнером, которому приходится терпеть все мои причуды. – Я сейчас переоденусь – и сразу поймаю настроение, все сделаем красиво, вот увидишь!

Еще бы... от этого «сделаем красиво» сейчас зависела моя репутация прекрасной танцовщицы и чемпионки региона по десяти танцам. Ну, и было еще кое-что, разумеется. Вернее – кое-кто...

Европейскую программу в одной четвертой мы оттанцевали так, что ни у кого не возникло сомнений: нас нужно пропустить в следующий тур, хотя латиноамериканская программа еще не началась, а в зачет идут обе. Но я ощутила вдруг такую легкость и кураж, что даже привычный ко всему Иван смотрел с удивлением – я летела над паркетом, почти не касаясь ногами, а уж в танго выдала такую страсть, что сорвала бурные овации на поклоне.

Тяжело дыша, мы шли в раздевалку после пятого танца, квикстепа, и Иван, обняв меня за плечи, поинтересовался:

– Это что же сегодня с нами творится, девушка? Я просто обалдел...

– Вань, ты не спрашивай, ладно? Просто танцуй – и все.

– Ну, как скажешь, – улыбнулся он.

В латине, танцуя румбу, мы оказались как раз перед столиком Кости, и все самые красивые и сложные элементы исполняли там. Он наконец узнал меня, и его лицо озарила такая счастливая и искренняя улыбка, что мне стало слегка не по себе – ведь это же не для него я так стараюсь. Когда с последним аккордом музыки Ванька опустил меня в шпагате на паркет, Костя даже привстал со стула. А уж что творилось с ним на пасодобле – и говорить нечего. Этот танец был намного ближе ему по темпераменту, страстные движения и четкий ритм захватили, и Костя напряженно следил за тем, как мы выдаем зрителям свою историю – историю тореадора и его плаща. Мое черно-красное платье здесь смотрелось идеально – юбка с длинным «хвостом» взлетала, обнажая красную подкладку и создавая именно тот самый образ – плаща, которым тореро привлекает внимание разъяренного быка. Костя не отводил взгляда, кажется, даже не дышал, а я поймала себя на том, что впервые за долгие годы конкурсов и соревнований обращаю внимание на то, как ведет себя кто-то из зрителей, и при этом ухитряюсь не выйти из ритма и музыки и не сбить шагов.

Разумеется, в полуфинал мы попали, как потом и в финал – ожидаемо, если учесть мое состояние и пойманный кураж.

– Ну, Мария, если сейчас не развалимся, то первыми станем однозначно, – констатировал Иван, увидев список финалистов. – Идем-ка перекусим – время есть.

Он почти силой уволок меня в кафе, расположенное на третьем этаже Дворца спорта, усадил за столик у большого окна и принес зеленый чай, какой-то салат и вроде даже что-то горячее – я не заметила, что именно, не до еды мне было в тот момент. Собственно, так всегда бывало после тяжелой нагрузки и нервного напряжения, и Иван, знавший меня с малолетства, прекрасно умел справляться – кормил насильно.

– Так и не расскажешь, с чего тебя так прет сегодня? – снова поинтересовался мой дотошный партнер, отпивая из стакана яблочный сок.

Я поморщилась – иной раз Ванька мог достать...

– Тебе-то что? Танцуй и не привязывайся, прет – и хорошо. Было бы хуже, если бы не перло, как тогда в Омске, помнишь?

Иван рассмеялся. Поездка в Омск на крупный турнир выдалась, прямо скажем... Незадолго до отъезда я переболела жуткой ангиной, только-только приступила к тренировкам, а Ванька настаивал: мол, турнир рейтинговый, очки и все такое, словом, нужно собраться и двигать. За три часа до поезда мой папенька напился до совершенно невменяемого состояния и попал в вытрезвитель, откуда мне пришлось забирать его, а потом на такси мчаться на вокзал, где изводился на перроне мой партнер. Всю дорогу он подробно информировал меня, какую травму я нанесла ее потрепанной нервной системе, и я, устав слушать, послала его незатейливо, после чего мы не разговаривали до самого Омска. Там у меня неожиданно поднялась температура, и танцевать я вышла, приняв изрядную дозу аспирина. Разумеется, с ватными ногами и плохо слушающимся телом шансов у нас не было. Вместо ожидаемых очков Иван привез домой совершенно больную партнершу, и в результате мы с ним выпали из графика турниров почти на месяц. Так что сейчас вопросы Ивана по поводу моего повышенно бодрого состояния были слегка неуместны.

...Мы уже практически закончили танцевать медленный фокстрот в финале, когда я почувствовала, что каблук у правой туфли как-то странно подворачивается. Сойдя с паркета, я обнаружила, что он сломан. Хорошо, что вторая пара туфель была прямо под стулом, совсем недалеко от площадки. Иван поднял руку, давая понять судьям и ведущему, что у нас заминка, а я наскоро переобулась и выбежала к нему. Дали музыку, мы начали квикстеп, и вдруг во время исполнения прыжковой дорожки я, приземляясь на паркет, наступила на каблуки и почувствовала, как пол уходит из-под ног. Иван на скорости не успел отреагировать и начал падать на меня, но в последний момент сумел сгруппироваться и упасть не сверху, а рядом, а я с высоты всего роста ударилась затылком о паркет.

Очнулась только в раздевалке. Я лежала на полу, около меня суетился врач, стояли расстроенный Иван и наш тренер, а позади них я увидела Костю, крутящего в руках мои туфли. Заметив, что я открыла глаза, он негромко сказал что-то охранникам, и те в две минуты очистили раздевалку от посторонних, не обращая внимания на протесты. Костя сел на корточки рядом со мной и, демонстрируя разрезанный пополам супинатор, тихо спросил:

– Думаешь на кого-то?

Я не сразу поняла вопрос – что я должна думать, на кого, о чем он вообще? Попыталась сесть, но он не дал:

– Осторожно, не шевелись. Врач сказал – смещение шейного позвонка, сейчас мои ребята приедут, в больницу тебя повезу. Так ты не ответила – думаешь на кого?

Его слова произвели на меня впечатление разорвавшейся бомбы – смещение позвонка?! У меня?! Это значит, что закончить турнир мы не сможем, прощай, первое место... Слезы полились из глаз, сразу поплыла тушь, защипало еще сильнее, я попыталась поднять руку – и резкая боль в спине убедила меня в том, что все не во сне.

– Что? – устремился ко мне вставший было на ноги Костя.

– Ресницы... – прорыдала я. – Ресницы... оторви...

– Не понял... – растерянно протянул он.

– Сними ресницы, они накладные, глаза щиплет...

Дрожащей почему-то рукой Костя потянулся ко мне и осторожно отклеил ресницы, достал из кармана белоснежный платок и промокнул слезы. Легче не стало, надо бы умыться, но как, если даже руку не могу поднять...

В это время в раздевалку вошел высокий мужчина с чемоданчиком, а с ним – снова Костины охранники с парой носилок и деревянным щитом.

– Здравствуй, Митя, – поприветствовал мужчину Костя. – Ну что – берем девочку?

– Что с девочкой, я не понял? – Мужчина присел около меня, пощупал пульс, достал из чемоданчика небольшую иглу и несколько раз провел по кончикам моих пальцев, по рукам от запястья к локтю, по плечам. – Чувствительность есть как будто. Болит?

– Да...

– Обстоятельства травмы мне кто-нибудь пояснит?

– Супинаторы у туфель ей кто-то подрезал, она на скорости с прыжка на каблуки пришла и упала с высоты своего роста, – буркнул возникший за спиной Костиного охранника Иван. – Узнаю кто – порву!

– Тихо! – осек его Костя. – Волкодав нашелся. Без тебя разберутся, – и обратился к внимательно слушавшему доктору: – Местный врач сказал, что похоже на смещение шейного позвонка.

– Похоже, – кивнул тот. – Но без рентгена я сказать не могу. А вообще, судя по всему, девочке повезло – могла и позвоночник сломать. А если смещение – то месяц в корсете, потом легкие нагрузки – и через полгодика можно снова...

Полгода! Услышав эту дату, я едва не в голос разрыдалась – это же все, это такой шаг назад, что потом в жизни не догнать ушедших вперед конкурентов! А в августе – Штутгарт, потом Вена и Блэкпулл!

– Не реви, – мрачно проговорил Иван, лицо которого выражало вселенскую скорбь. – Ничего страшного, как сможешь – начнем потихоньку...

– Не начнете! – решительно отрезал Костя. – Пока врач не разрешит – ничего не начнете!

– Да кто вы такой, в конце концов? Что вы тут распоряжаетесь, как будто она ваша жена? – возмутился Ванька и наткнулся на жесткий взгляд карих глаз.

– Решит – и будет жена. А тебе я все объяснил, можешь гулять пока.

Только жуткая боль в руках и спине не дала мне возможности выразить свое негодование, да еще слезы, залившие все лицо. С одной стороны, я понимала, что Костя прав: если я физически не смогу – то зачем изнурять себя тренировками, которые все равно не принесут результата? Но с другой... он действительно ведет себя так, словно я принадлежу ему.

– Так, все, давайте девушку на носилки – и в машину, – распорядился врач, вставая. – Укольчик сделаю, чтоб не так болело, – обратился он ко мне и вынул из чемоданчика шприц и ампулу.

Укола я почти не почувствовала, зато когда Костины охранники начали перекладывать меня с пола на носилки, все тело пронзила острая боль. Я закусила губу и зажмурилась.

Когда меня выносили из раздевалки, я услышала, как в толпе танцоров, заполнившей коридор, кто-то произнес:

– Ну вот, спеклась Лащенко.

В ответ что-то рявкнул Иван, ему ответили, слово за слово – завязалась перепалка, но я уже не разбирала, кто и что орет, в голове засела только эта фраза. Мне показалось, будто я узнала голос, и принадлежал он Наташке Красовской, которая полгода назад неожиданно позвонила Ивану и предложила встать в пару с ней. Обещала взамен спонсорскую помощь в поездках и семинарских занятиях, однако мой партнер только посмеялся и заявил, что танцевать с ней он станет только при условии, что я выйду замуж и рожу пятерых детей и мне некогда будет тренироваться. Возможно, теперь все изменится...

Костин врач приехал на микроавтобусе, оборудованном как машина «Скорой помощи», только без красных крестов по бокам. Носилки поставили туда, Костя забрался следом, и я спросила:

– Ты что же – со мной поедешь? Зачем?

– Я хочу убедиться, что с тобой все будет в порядке.

– Меня ведь в больницу везут, там мой друг работает...

– Тебя не повезут в обычную больницу, – отрезал он решительно. – Не хватало еще.

– А... куда?

– У Мити частная клиника, он отличный хирург, так что я ему доверяю. И прошу тебя – не говори ничего, доверься мне, пожалуйста. Я не хочу тебе плохого. – Он осторожно погладил мои пальцы. – Ты ведь знаешь, что я все для тебя сделаю.

– Позвони Максиму, он будет волноваться, – попросила я, понимая, что никуда он не позвонит, и не ошиблась:

– Нет. Потом сама позвонишь, если захочешь. А сейчас, пожалуйста, полежи спокойно. С тобой все будет в порядке, поверь мне. Я не стану тебя насильно удерживать, Мария. Я все понимаю и подожду, пока ты сама захочешь остаться.

Если бы у меня были силы смеяться, я непременно сделала бы это, потому что никак не могла представить ситуацию, при которой сама захотела бы остаться с этим человеком. Мы настолько разные, как могут разниться огонь и вода, и не знаю, что должно произойти, чтобы мы были вместе.

Максиму я позвонила, лежа на вытяжении в небольшой палате маленькой чистой частной клиники где-то за городом. Телефон мне оставили, и я, превозмогая жуткую боль, кое-как донесла трубку до уха. Макс ответил раздраженно:

– У тебя срочно что-то? А то мне нужно к больному.

– Прости... я на минутку... Словом, я в больнице, Макс, ты не волнуйся...

– Что?! – сразу стал озабоченным голос Максима. – В какой больнице, что с тобой?

– В частной, за городом... у меня смещение шейного позвонка, положили на вытяжку...

– Мария, что происходит? – загремел мой любимый мужчина. – Как ты в частную клинику попала, что за травма вообще?!

– Это долго рассказывать... – уклонилась я. – Ты приезжай ко мне, когда сможешь, и поговорим.

Максим пообещал приехать после дежурства, то есть не раньше, чем к завтрашнему обеду, но и это хорошо – мне будет легче, когда я его увижу, он посмотрит, что со мной, может, все и не так страшно, как говорит доктор Митя.

...Макс прорвался ко мне – в буквальном смысле прорвался через охрану внизу – только к обеду воскресенья. Нервный и всклокоченный, он сразу прекратил злиться, едва глянув в мою сторону. Видимо, выглядела я на самом деле по-сиротски в чужой ночной рубашке, в плотно обхватившем шею и голову шлеме, к которому был прикреплен груз, заставлявший позвонок встать на место.

– Мария... Господи, что произошло? – озабоченно выдохнул Максим, осмотрев конструкцию и поняв серьезность положения.

Я вкратце рассказала, что случилось, но он поморщился:

– Слушай, неужели ты всерьез думаешь, что тебе кто-то подрезал супинаторы? Ну ведь бред же, Мария, просто бред!

– Бред?! А то, что я лежу тут в этой фигне и руками едва владею – это не бред? Ты мне не веришь?

Он промолчал. Не верит... Значит, не верит, думает, что я скрываю что-то... Господи, ведь я так потеряю его, просто потеряю – и все! Как мне доказать ему, чем?

– Максим... позвони Ивану, он тебе расскажет.

– Я тебе Шерлок Холмс, что ли? Я вот вижу факт тяжелой травмы, пусть не опасной для жизни, но тяжелой. И мне неважно, где и как ты ее получила, важно, как тебя лечить. Кстати, как ты очутилась в этом санатории тюремного типа? Тут ведь охрана чуть не на каждом метре? – поинтересовался он, поправив одеяло, сползшее с моих ног.

Я только вздохнула. Если сейчас скажу о Косте – будет новый взрыв. Я раньше не подозревала, что Максим может быть таким ревнивым и злобным. Хотя... наверное, любой мужчина не был бы в восторге, если бы его женщину обхаживал кто-то еще – пусть даже она на это не реагирует положительно. А я? Как, собственно, я реагирую на это, а? Ведь могла твердо заявить: везите меня обычной «Скорой» в городскую больницу – и все. Но я же промолчала – значит, в душе одобрила... Черт... Ну почему я никак не научусь жить, не копаясь в себе, не выискивая противоречий, не рефлексируя? Почему мне нужно усложнять все? Процесс самокопания увлекал меня еще с детства, я всегда искала в себе причины каких-то неудач или успехов, каких-то чужих реакций на мои слова или поступки. Возможно, это следствие того, что на подруг времени не было, а в клубе ни с кем особо задушевно не дружила. Зато любила вести всякие дневники, тетрадочки, куда записывала свои и чужие мысли, цитаты, стихи. Вот там я была настоящая... Мне иной раз очень хотелось показать эти тетради Максиму, но я никак не решалась – а вдруг не поймет. Посмеется, осудит? Его реакция была важна мне, я боялась выглядеть в глазах любимого глупой или наивной. Хотя, возможно, если бы он прочитал это все, то ему было бы намного легче общаться со мной, понять и принять.

Максим приезжал ко мне каждый вечер после работы – именно в этом месяце ему предложили наконец режим работы с двумя дежурствами в неделю, а не полтора суток через сутки, как раньше. Свободного времени у него не оставалось, а он ведь хотел поступать в аспирантуру. Моя травма поставила крест на этом желании, во всяком случае, в текущем году. Я, правда, настаивала, чтобы Макс подал документы, но он решительно заявил, что не сможет думать об экзаменах, когда я лежу здесь совершенно одна.

Одна... Разумеется, Костя приезжал каждый день с утра, едва только я успевала открыть глаза. Его букетами было завалено все отделение – я договорилась с медсестрами, и те забирали ароматные веники сразу после отъезда моего ухажера. Меньше всего мне хотелось, чтобы Максим, приезжая вечером, натыкался на следы Костиного пребывания возле меня.

Несколько раз я честно пыталась серьезно поговорить с Костей, объяснить, что ничего не может быть и не будет – но он всегда, мягко улыбаясь, переводил разговор на другую тему. Мне казалось, что я разговариваю со стеной, со стулом, со стойкой капельницы – с чем угодно, только не с сидящим рядом со мной живым мужчиной...

Дела шли на поправку, мне разрешили сперва сидеть, потом вставать и ходить по палате, а затем и по двору. Кончался июнь, стояла нестерпимая духота, отцветала сирень, и ее запах заполнял воздух вокруг. В аккуратном больничном дворике все было засажено кустами с бледно-фиолетовыми гроздьями, под ними уютно мостились лавочки, вдоль которых я прокладывала свой ежедневный маршрут. От одной к другой, как переход с привалами... С ногами все было в порядке, но вот левая рука плохо слушалась, ночами болела, а стоило мне уснуть на левом боку, как потом, проснувшись, приходилась разминать и растирать онемевшую конечность от кончиков пальцев до плеча. Это беспокоило не только меня, но и доктора, и Максима, и, разумеется, Костю, который приставал к Дмитрию Сергеевичу едва ли не с кинжалом, требуя показать меня кому-то еще. Но приехавший на консультацию старенький профессор-невролог, осмотрев меня, заявил, что это временное явление, пройдет, беспокоиться не стоит – и от меня все отстали. Меня же в этой ситуации очень расстраивало и настораживало другое...

Иван не приезжал ко мне и не звонил. Это нонсенс – чтобы Ванька, мой партнер с семилетнего возраста, мой неизменный друг и помощник, вдруг взял и ни разу не позвонил, не заехал, не узнал, как я и что со мной. Пару раз я пробовала набрать ему сама, но натыкалась на автоматический голос в трубке «Абонент временно недоступен». Мне почему-то показалось, что я знаю причину. Наверняка за это время Красовская успела обработать моего партнера, наобещать с три короба, а Иван мог согласиться. С одной стороны, его можно понять – неизвестно, когда я смогу начать тренироваться, что ж ему теперь – сидеть и ждать? Но с другой... я бы так не поступила.

После выписки я оказалась дома одна – ну, практически одна, потому что Максим, как водится в летнее время, заменял ушедших в отпуск коллег и приходил только переночевать пару-тройку раз в неделю. Деваться мне было совершенно некуда, и я начала осваивать Всемирную паутину. Раньше на это просто не хватало времени – я знала, на какой сайт зайти, чтобы посмотреть результаты турнира и собственный рейтинг, все остальное же проходило мимо меня. Теперь же, блуждая по разным сайтам, я находила массу интересных вещей. И однажды решилась на первую в своей жизни интернет-страничку. Я завела себе «Живой Журнал», выбрав ник red_dancer. О чем писать – как-то не думала, а потому начала выкладывать туда стихи – любимых Ахматову и Гумилева, и свои – иногда на меня находило, и я немного рифмовала. Показать это кому-то стеснялась, а вот там, в Сети, нашла даже поклонников.

Иван все-таки объявился. Приехал ко мне домой через две недели после моей выписки, вел себя странно, выглядел напряженным и нервным. Чашка, из которой он пил чай, сидя в моей маленькой кухне, то и дело подрагивала, рискуя вообще упасть и расколоться, а зажигалка не слушалась и не давала спокойно прикурить сигарету. Я никогда прежде не видела, чтобы у Вани так тряслись руки.

– Что с тобой?

– Со мной? А... нет, ничего, устал просто...

– Устал? – Странно: пять минут назад он сказал, что не тренировался все это время, а тут вдруг – «устал».

– Ну да, да – устал, что тут такого? – раздраженно бросил Иван, прикуривая новую сигарету.

– А почему орешь?

– Не ору...

– Ваня... мы никогда не врали друг другу. С детства не врали – помнишь? Так что происходит, а? – Я опустилась на корточки перед стулом, на котором Ванька сидел, и заглянула в лицо снизу вверх.

– Мария... в общем... я не знаю, как сказать, но... словом... Мы должны расстаться.

– Что?!

– Ты слышала... я не могу танцевать с тобой, понимаешь?

– Ваня... если это из-за травмы, то ведь уже все... я хоть завтра... – залепетала я, ненавидя себя за дрожащий голос, в котором явственно слышались слезы, за попытку оправдаться, за желание уговорить, убедить партнера не бросать меня.

– Ты – да, хоть завтра. А я вот – уже и сегодня не могу. Прости, Мария – не могу. Жизнь дороже.

С этими словами он аккуратно отстранил меня и вышел в коридор, но я догнала, развернула к себе лицом и выкрикнула:

– Ты не уйдешь, пока не объяснишься! Понял?! Никуда не пойдешь – пока не скажешь, что все это значит!

Он попытался оттолкнуть меня, но я держала за отвороты джинсовой ветровки так крепко, словно от того, удержу ли, зависела моя жизнь. Собственно, зависела, наверное, – потому что как жить дальше, не танцуя? Я ничего больше не умею – и не хочу уметь, вот что главное.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю