Текст книги "Синдром бесконечной радости"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

В ответ на это раздался мелодичный женский смех:

– Что, Игорек, отвык? У вас таких уже не вешают? А я вот люблю…

– А яркость у нее не регулируется? – убирая руку, спросил гость. – Так и без глаз недолго остаться.

– Ты даже не поздороваешься? – с улыбкой спросила женщина, стоявшая в дальнем углу комнаты и перебиравшая что-то на каминной полке.

Он подошел к ней и крепко обнял, прижал к себе:

– Я соскучился…

– Руки… руки убери, – негромко сказала она, и мужчина мгновенно повиновался:

– Прости… все время забываю, что тут ты Прозревшая.

– Перестань, Игорь. Ты прекрасно знаешь, что я делаю это для нас обоих. Но ты не должен вести себя со мной так, словно не веришь в мое высшее предназначение.

Он фыркнул в кулак и снова виновато посмотрел на женщину:

– Ну прости, Янка, никак не могу к этому привыкнуть.

– Как твои дела? – указав ему на мягкое кресло возле журнального столика, спросила женщина.

– Да все неплохо вроде. Осталось немного совсем – и я буду очень богатым человеком. – Он опустился в кресло и с наслаждением вытянул ноги: – Ох… затекло все за дорогу, угораздило же тебя в такую глушь забраться…

– Зато спокойно. Тут даже пункта полиции нет, приезжает иногда участковый из района. А нам спокойнее – к чему нашему Согласию лишние глаза и ненужный интерес? – Она села напротив, взяла с угла столика бронзовый колокольчик на длинной ручке и позвонила. – Ты при Клавдии не подавай вида, что мы хорошо знакомы, ладно? Мне не нужно, чтобы кто-то из окружения знал обо мне то, что знать не должен.

– Конечно, милая, о чем речь. Я помню правила. – Игорь выпрямился и постарался придать лицу равнодушное выражение, что давалось ему с трудом – в присутствии Яны он терял голову, совсем как в тот день, когда увидел ее совершенно по-новому на набережной в Санкт-Петербурге.

Зная ее до этого несколько лет, Игорь тогда едва смог говорить – настолько прекрасной показалась ему женщина в свете фонаря на фоне темной Невы и гранитного парапета.

Вошла Клавдия с серебряным подносом, на котором стояли две тонкие фарфоровые чашки и кофейник.

– Поставьте на стол и можете идти, – мягко улыбаясь, произнесла Яна так ласково, что у Игоря от удивления брови взметнулись вверх – таким тоном она не разговаривала никогда и ни с кем. – Благодарю от души, Клавдия Васильевна.

– Рада помочь, Прозревшая, – чуть склонившись, пробормотала женщина и, пятясь, удалилась, а Яна, шумно выдохнув, расслабилась:

– Тяжеловато, конечно, все время улыбку эту приклеенную держать, чтоб не сползала.

– Маскируешь волчий оскал, любимая? – пошутил Игорь и увидел, как блеснул злой огонек в ее светло-серых глазах. – Янка… – Он дотянулся до ее колена, сжал пальцами. – Ну не сердись, я же все понимаю. Скоро все закончится. Пошлем твое Согласие, куда Макар телят не гонял… Уедем куда-нибудь, где тепло и океан…

– Ты шутишь? Куда я уеду, а мои люди?

– Янка… ну ты серьезно, что ли?

– Конечно, – кивнула она, разливая кофе. – Ты только представь – власть. Абсолютная власть, люди, которые ловят каждое твое слово, люди, готовые только по одному движению твоего пальца совершить что угодно… – Яна отставила кофейник и на несколько секунд закрыла глаза. – Просто представь – ведь я могу внушить им все, что захочу… для того Согласие и создано – для власти…

– Зачем тебе это? – поморщился Игорь, подтягивая к себе чашку. – Мне казалось, мы затеяли это все с единственной целью – деньги. Не думал, что ты настолько вживешься в роль.

– Ты просто не понимаешь… – произнесла Яна свистящим шепотом и чуть подалась вперед, так что от резкого движения Игорь отпрянул, и кофе из чашки выплеснулся ему на колени.

– Черт! – Он вскочил, стряхивая горячую влагу на пол.

– Ковер испортил, – своим обычным голосом заметила она.

– А то, что сам мог обвариться, – не заметила? – недовольно спросил он, пытаясь промокнуть пятна на брюках салфетками.

– Твой костюм явно пропитан чем-то водоотталкивающим, так что проблемы нет. А ковер светлый. – Яна снова взяла колокольчик. – Клавдия Васильевна, будьте так добры, – журчащим мягким голосом произнесла она, когда женщина вошла в комнату, – наш гость случайно опрокинул чашку… могли бы вы…

– Конечно, Прозревшая, конечно! – заторопилась та. – Я сейчас же все почищу!

– Тогда мы не будем мешать вам и пойдем в кабинет. Наш гость просит прощения за свою неловкость, – с легким нажимом договорила Яна, метнув в Игоря выразительный взгляд, и тот кивнул:

– Клавдия Васильевна, прошу извинить меня за причиненные неудобства, я немного устал за рулем… надеюсь, вы не сердитесь?

– Что вы, что вы! Я понимаю… путь не близкий…

– Идемте за мной, – сказала Яна, поднимаясь из кресла, и Игорь послушно двинулся следом по длинному коридору, а затем по винтовой лестнице на второй этаж.

На самом верху, у небольшой ниши в стене, Яна вдруг остановилась и, оглянувшись, притянула Игоря к себе, быстро поцеловала и, оттолкнув, взялась за ручку двери.

Он рванулся к ней, но тут же замер, словно пригвожденный к полу холодным, пронизывающим взглядом.

– Не надо, – предостерегающе произнесла Яна.

– Я понял, – недовольно пробурчал Игорь. – Только и ты тогда…

– А что – я? – с улыбкой спросила она, и Игорь в который раз поразился тому, как быстро эта женщина меняет свои маски – с такой скоростью, что он не всегда успевает уследить.

– Ты не устаешь от этой патоки, в которой плаваешь? – Он уселся на небольшой диванчик в нише между книжных полок, закинул руки за голову и посмотрел на Яну, замкнувшую дверь на ключ и теперь стоявшую прямо перед ним с легкой улыбкой на губах.

– Рааа-дость… понимаешь, рааа-дость… – протянула она тем же голосом, которым разговаривала с Клавдией. – Согласие должно дарить радость окружающим, и тогда природа ответит нам тем же… в радости кроется сила… через радость в нашу жизнь приходит благополучие…

– Все, хватит! – Игорь затряс головой, почувствовав, как начали слипаться веки. – Прекрати, Янка, я серьезно. Мышей своих разводи на это, а со мной не надо так.

– Не мышей, а «примкнувших». И успокойся, я же пошутила, – сказала Яна своим нормальным голосом, хотя теперь Игорь уже не всегда мог вспомнить, каким он был раньше. – Хотела проверить, по-прежнему ли ты поддаешься.

– Куда я денусь? Я и так весь твой, без этих штучек, так что прекрати, не надо.

– Ну все-все, не сердись. – Она села на подлокотник и обняла его за шею.

Игорь положил руку на ее все еще тонкую талию и задышал чаще. Яна понимающе улыбнулась, но отрицательно покачала головой:

– Не сейчас. Я должна отпустить всех, кто есть в доме, а ты должен сделать вид, что спишь в гостевой комнате на первом этаже. Ночью я к тебе сама приду.

– Как в прошлый раз?

– Не надо было медовуху пить, которую Клавдия на стол выставила. Там семьдесят градусов – какой ты после был любовник? Скорее – алкоголик. – Яна взъерошила его волосы и тихо спросила: – А приехал зачем? Случилось что-то?

– Дело к тебе есть. Поможешь – на счет упадет вот такая сумма. – Он порылся в кармане брюк и достал сложенную бумажку, сунул ее в руку Яны, и та, открыв, прикусила губу:

– Это кто у нас такой щедрый?

– Какая разница… а работа нехитрая, тебе как раз по профилю. – Игорь вынул телефон и, покопавшись в галерее, показал Яне фотографию. – Видишь? Я тебе перешлю. Что делать – сама реши, но срок минимальный, дело срочное.

Она пожала плечами:

– Хорошо.

– Только… территориально это далеко на Севере.

– Ничего, – снова своим кротким мягким голосом проговорила она. – Везде есть люди, несущие свет, не только здесь, в Городе Радости.

Игорь закатил глаза:

– Ну просил же! И помни – сумма…

– Не все измеряется деньгами, Игорек. Информацию по объекту когда сбросишь?

– Хоть сейчас, у меня все здесь, в телефоне.

– Хорошо. А теперь иди в гостевую, Клавдия покажет. Я ночью приду.

Город Уйгууна

Уйгууна получила свое название от прииска, существовавшего здесь еще до революции. Так звали дочь самого богатого в округе якута, случайно нашедшего золото и ухитрившегося не только продать огромный самородок русскому промышленнику, но и стать его компаньоном, что для тех времен было практически фантастикой.

Уйгууной звали его дочь, и это имя, как считал отец, и принесло ему такое счастье, потому что на языке якутов оно означает «богатая». Прииск назвали в честь девочки, а затем и поселок, возникший вокруг, и небольшой город, появившийся на его месте.

Правда, самой Уйгууне ее имя не принесло ни богатства, ни счастья – она влюбилась в сына отцовского компаньона, а когда тот женился на воспитанной барышне из Петербурга, сошла с ума и убежала в тундру, где замерзла насмерть.

Эту легенду Анна впервые услышала от мужа, когда впервые приехала в Уйгууну после свадьбы.

– И ты веришь в это? – спросила она тогда, и Владлен, рассмеявшись, подтвердил:

– Конечно! Якутские легенды всегда правдивы.

Слово «тундра» прежде ассоциировалось у Анны только с вечной мерзлотой, бескрайними белыми просторами, где от снега больно глазам, но когда она увидела эту самую тундру весной и летом, то поняла, что ничего более прекрасного, пожалуй, уже и не увидит. Она влюбилась в этот жесткий край с его холодными затяжными зимами, стремительной весной и жарким засушливым летом, июньскими белыми ночами и совсем короткой осенью, наступающей уже в августе.

Первые несколько лет брака Мецлеры продолжали жить в Москве, но потом Владлен решил все-таки перебраться ближе к комбинату, и это не вызвало никаких возражений у его молодой жены, как он сперва опасался, сообщая ей о переезде.

Ее саму удивляла эта внезапно возникшая любовь, но Анна часто во время поездок куда-то за границу или просто в Москву ловила себя на том, что скучает по Уйгууне и считает дни, оставшиеся до возвращения туда.

Она любила этот город так, словно родилась здесь, и старалась сделать все, чтобы и люди, живущие в Уйгууне, чувствовали то же самое, чтобы не уезжали, возвращались – потому что здесь лучше, чем где бы то ни было.

– Анна Андреевна, вы хотели в ночной клуб заехать, – напомнил водитель, и Анна, вздохнув, сказала:

– Нет смысла, Илья. Я не могу держать под контролем все заведения в городе и не могу запретить им обслуживать мою сестру.

– Да отчего же? – удивился водитель. – Как по мне – так запросто. Просто пригрозите, что их замучают проверки, а ведь в каждом заведении, если постараться, можно найти нарушения – любые, на вкус и кошелек. Иногда все средства хороши.

– Нет, дорогой мой, нельзя заставлять людей делать что-то, когда заведомо знаешь, что ты сильнее. Это просто нечестно.

– А что тут нечестного, я не понимаю, действительно? Если Дарине Андреевне откажут во всех клубах…

– То Дарина Андреевна все равно найдет, где выпить, – усталым голосом перебила Анна. – Я не знаю, что с ней делать. И, похоже, ничего так и не смогу.

– А я бы все равно попробовал, – упрямо настаивал водитель. – Будь это моя сестра…

– Вот и порадуйся, что у тебя только брат, и тот маленький пока. – Анна отвернулась к окошку и умолкла.

То, что Дарина стала много выпивать, она заметила давно, примерно с полгода назад, но до сих пор так ничего и не сумела решить. Сестра огрызалась, грозилась сбежать – пришлось спрятать ее паспорт в сейфе на комбинате, приезжала домой поздно.

Иногда Анне казалось, что она запуталась, как рыба в сети, и чем сильнее бьется, тем больше запутывается и вот-вот перестанет дышать, задавленная ячейками из лески.

Сведя Дарину с Сылдыз Угубешевой, Анна надеялась, что сестра хоть немного изменится, но все стало только хуже, а квартира Сылдыз превратилась в убежище для Дарины, когда той приспичивало сбежать из-под опеки.

Дома ее встретили звуки музыки, и у Анны потеплело на душе – в кои-то веки Дарина села за пианино, которое Владлен купил специально для нее.

Сестра сидела в просторной гостиной и, прикрыв глаза, играла Листа – это был ее любимый композитор, она даже однажды выиграла довольно престижный конкурс молодых исполнителей с его этюдом.

Анна тихо остановилась в дверях, прислонившись к косяку, и молча наблюдала за тем, как пальцы Дарины порхают над клавишами, словно даже не прикасаясь к ним.

Когда мелодия закончилась, Дарина, даже не открыв глаз, легла головой на клавиши, и они издали нестройный неприятный звук и умолкли.

Анна подошла к сестре, опустилась на корточки и попыталась заглянуть в лицо Дарины:

– Ну что с тобой, малыш? Так прекрасно играла…

– Сто лет за пианино не сидела, думала – руки отвыкли, – пробормотала та, не открывая глаз. – Ты чего так рано? Случилось что?

– Нет… устала просто. Ты ела что-нибудь?

– Не хочется…

– Может, со мной за компанию?

Дарина выпрямилась и взъерошила руками кудрявые волосы:

– Ну, если только за компанию… ты иди пере– оденься, а я пока узнаю, что там наша домомучительница наготовила.

Всегда, приезжая с комбината, Анна шла в крыло дома с организованной палатой интенсивной терапии, где вот уже три года лежал ее муж. Садилась рядом с его кроватью, брала сухую, обтянутую истончившейся кожей руку, сжимала ее и говорила, говорила…

Обо всем – о том, что видела по дороге в город и обратно, о том, с кем и о чем говорила на комбинате, о планах, о предстоящих праздниках, о том, как распускаются первые листочки на деревьях, или о том, что выпал первый снег.

Ей иногда казалось, что Владлен ее слышит и даже реагирует на голос слабым движением руки, но это, конечно, было не так.

Во время последнего визита очень хороший московский невролог сказал, что никаких шансов на то, что Владлен когда-то откроет глаза и начнет хоть как-то реагировать на внешние раздражители, нет.

– У него здоровое сердце, Анна Андреевна, и это в данном случае скорее минус. Кора головного мозга давно мертва, это уже не человек, простите… он будет жить до тех пор, пока бьется сердце.

Анна тогда зажала руками уши и попросила доктора больше ничего не говорить, а сама всю ночь проплакала, понимая, что он прав – Владлен никогда уже не станет не то что прежним, а вообще – не станет. Его нет уже три года, и если первое время была хоть какая-то надежда, то теперь ее не стало.

Сегодня она тоже не изменила правилу и поднялась к Владлену.

Дежурившая медсестра Юля сразу встала со своего места у столика с компьютером:

– Здравствуйте, Анна Андреевна. А я тоже сегодня пораньше… Светку отпустила, она в город собиралась.

– Хорошо. Сходите пока перекусить, я побуду здесь.

– Да, конечно… – Девушка вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Анна придвинула стул к кровати, привычным жестом поправила одеяло и взяла руку Владлена в свои.

– Что мне делать, Влад? – спросила она таким тоном, словно муж был в состоянии услышать или дать совет. – Я не хочу отдавать то, что ты построил здесь. Но на меня, похоже, начнут давить. Пока не знаю, где и как, но чувствую, что это непременно случится, и очень скоро. Наш комбинат остался практически единственным, кто не вошел в состав холдинга. Тимур собрал информацию – и мне она не понравилась. Если я подпишу документы о слиянии, мы точно потеряем и комбинат, и город. Как мне быть, Влад?

Муж, конечно, молчал, он вообще вряд ли услышал ее слова и понял их смысл и уж точно вряд ли смог бы ответить на ее вопросы, даже если и знал на них ответы. Но от этих монологов Анне становилось легче, а порой даже приходили решения.

Но не сегодня. Она чувствовала себя запутавшейся в паутине, и каждое движение приводит только к тому, что паутина плотнее обнимает тело, мешая двигаться и дышать.

– Я не знаю, на кого могу положиться, даже Тимуру не доверяю, – продолжала она шепотом. – Мне кажется, что у всех есть свой интерес в этом предложении и в любой момент мне всадят нож в спину. Ты ведь сам говорил – предают те, кого ты заслоняешь грудью. Так трудно жить, когда не веришь… Анжелка вот в Москву улетела – я знаю, что к дочери, но вдруг – нет? Вдруг день рождения – только предлог? И так с каждым. Артем хотя бы вслух что-то произносит, а остальные молчат и, возможно, молча свое дело делают, я и понять не успею…

Анна поднесла безжизненную руку мужа к лицу, прижалась к ней щекой:

– Влад… мне так трудно одной. И тебя так не хватает… – Из уголка глаза выкатилась слеза, капнула на руку мужа.

Анна откинула голову назад, стараясь не расплакаться, хотя внутри все разрывалось от боли и отчаяния.

– Аня, ты тут? – раздался за дверями голос Дарины, и Анна быстро вытерла слезу с руки Владлена и придала своему лицу безразличное выражение.

– Да, иду уже.

Она наклонилась, чтобы поцеловать мужа в щеку, как делала всегда перед тем, как выйти из этой комнаты, и встала.

Владлен выглядел ровно так же, как вчера, как сегодня утром, как неделю назад… ничего не менялось, ему не становилось ни лучше, ни хуже – в одной поре, как искусственное растение.

Думать так о муже было больнее всего – прежде такой деятельный, энергичный и жизнерадостный, Владлен теперь был никем.

Мецлеру было уже сорок два, когда они встретились, и это был его второй брак – в первом не сложилось, детей не было, жена после нескольких отчаянных попыток забеременеть сказала, что больше мучить себя не хочет, и ушла от Владлена к какому-то иностранному журналисту, уехала с ним не то в Бразилию, не то в Аргентину, этого Анна не знала, и никаких вестей о себе не подавала.

С Анной же Владлен познакомился в Москве, совершенно случайно, на каком-то банкете, куда Анна сопровождала своего тогдашнего босса.

Она несколько лет работала референтом у крупного чиновника в Министерстве нефтяной промышленности, и в ее обязанности входило сопровождать его на мероприятия, если жена была в отъезде.

Никакого романа с ним, как об этом шептались по углам, у Анны не было – чиновник обожал свою жену и с референтом поддерживал чисто деловые отношения. Ему нравилось, что Анна хорошо образована, много читает и может поддержать разговор почти на любую тему.

Когда же на банкете к ней подошел Мецлер – импозантный, в дорогом костюме, излучающий уверенность, – чиновник как-то сразу расстроился, поняв, что дни Анны в его ведомстве сочтены.

Так и вышло – после нескольких свиданий Мецлер предложил девушке перейти к нему в компанию, а еще через полгода Владлен сделал Анне предложение.

Она сперва очень испугалась – Владлен нравился ей, но его положение и финансовые возможности представлялись Анне чем-то запредельным. Она выросла совершенно в иной обстановке, воспитывала себя сама, на ее попечении находилась семья, и ей не хотелось, чтобы Владлен подумал, будто она выходит замуж из-за денег.

Когда она сказала ему о своих опасениях, Мецлер долго хохотал:

– На твоем месте любая другая думала бы, какую сумму просить на свадебное платье и сколько бриллиантов будет в обручальном кольце, а ты переживаешь, не решу ли я, что ты меркантильная! Да после такого я буду последним идиотом, если не женюсь немедленно!

Анна с первых дней замужества категорически отказалась увольняться с работы – эти деньги она собиралась отправлять родным.

Владлен предлагал свою помощь, но Анна твердо стояла на своем – это ее родственники, и Влад совершенно не обязан нести этот крест.

На самом деле она просто не хотела, чтобы мать знала, чем на самом деле занимается ее муж и сколько у него денег, – предвидела, что это приведет к плачевным последствиям. Но вскоре случилось нечто, заставившее Анну забрать пятнадцатилетнюю Дарину в Москву, и ей пришлось обратиться к мужу за помощью – ее денег не хватило бы на это. Пришлось чуть приоткрыть завесу тайны, которой она изо всех сил окружала свою жизнь до встречи с Владленом.

Но Анна не знала другого – что втайне от нее Владлен собрал информацию о ее прежней жизни и о жизни всей ее семьи. Эту папку она нашла в сейфе на комбинате уже после того, как села в кресло, раньше принадлежавшее ее мужу.

Оказывается, он все знал… знал и никогда, ни разу не подал вида, не намекнул, не упрекнул.

Около девяти вечера, когда Анна уже проведала на ночь Владлена и собиралась лечь и немного почитать, вдруг в спальне появилась Дарина, ярко накрашенная и явно собиравшаяся уезжать:

– Ань… дай денег, а?

– Я давала тебе деньги вчера.

– Ну, я ж погуляла… не на чужие же, правда? – Дарина скорчила рожицу и повторила: – Ну дай, а?

– Ты куда собралась на ночь глядя?

– К Сылдыз. У нее сегодня тусовка какая-то благотворительная. Не веришь – позвони Саяне и спроси, она помогала организовывать. Арендовали зал во Дворце горняка, кажется, даже какие-то артисты из Москвы будут.

– А деньги-то тебе зачем? Неужто благотворительностью решила заняться?

– Ань, ну что ты язвишь-то? Нравится меня носом тыкать в то, что живу за твой счет? Так у тебя денег от Владлена осталось – на три века хватит.

– Что значит – «осталось»? – напряглась Анна.

– Ой, не цепляйся… – отмахнулась сестра. – Ну оговорилась, подумаешь! От этого сумма не изменилась.

– Ночевать, я так понимаю, ты хочешь у Сылдыз? Не пойдет.

– Я что – среди ночи потащусь в поселок? На такси?

– Я пришлю за тобой машину.

– Еще не хватало! Ты еще полицейский «бобик» за мной пришли! – фыркнула Дарина, глядя в зеркало над туалетным столиком и стирая пятнышко помады с зубов. – Я что – арестантка? У Сылдыз переночую, утром приеду.

– Я же сказала – нет.

– Да пошла ты! – рявкнула вдруг сестра и, сорвавшись с места, загрохотала каблуками сапог по лестнице.

Входная дверь хлопнула с таким звуком, словно ее с размаху закрыл здоровый мужик.

Анна подошла к окну, отодвинула штору и бессильно наблюдала за тем, как Дарина буквально бежит к воротам, на ходу вынимая из сумочки телефон.

Часы показывали половину четвертого, телефон сестры не отвечал, телефон Сылдыз – тоже.

Анна бродила туда-сюда по дому, потеряв сон и покой. Картины воображение рисовало не самые радужные – Дарина могла напиться, могла стать жертвой нападения, – ну мало ли отморозков даже в их относительно благополучном городе. Что угодно могло произойти…

Не выдержав, она позвонила Зотову.

Валерий долго не брал трубку, ну, оно и понятно – глубокая ночь, и Анна уже отчаялась, когда раздался его хриплый ото сна голос:

– Да, Аня, слушаю…

– Валера, прости ради бога, но… мне больше некому позвонить. Дашка пропала, телефон отключен и у нее, и у Сылдыз.

– Может, спят?

– Они на каком-то благотворительном вечере во Дворце горняка, фонд Сылдыз, кажется, организатор. Но я в этом, если честно, не уверена.

– Вечер такой был, я точно знаю – Саяна присылала пригласительные, но я не смог, договорился с приятелем встретиться. Но не думаю, что до сих пор гуляют, ночь уже.

– Валера… что делать, а?

– Ты только не нервничай, хорошо? Я сейчас доеду до Сылдыз, проверю и позвоню тебе, – сказал Валерий, и у Анны потеплело внутри.

– Спасибо… ты уж прости меня…

– Не надо, Аня. Завари пока себе чайку, успокойся… я быстро.

«Легко тебе говорить – “завари чайку, успокойся”, это ведь не твоя сестра сейчас неизвестно где и неизвестно, в каком вообще состоянии!» – в отчаянии думала Анна, курсируя по дому с сигаретой, которую забыла зажечь.

– Я живу на пороховой бочке, никогда не знаешь, что вытворит Дарина в следующую секунду, куда влипнет, где потеряется!

«Может, отступиться? Отправить ее на материк, пусть живет так, как хочет, в конце концов, ей давно не пятнадцать… Нет, не могу… будет еще хуже, здесь хотя бы на глазах, могу вмешаться, помочь, а там? Нет, нельзя…»

В это время Валерий Зотов, всклокоченный, предельно злой, сидел за рулем своего джипа и объезжал ночные клубы один за другим.

Разумеется, в квартире Сылдыз никого не было, включая и саму хозяйку, свет не горел, на звонки в дверь и на телефон никто не отвечал, а сонный консьерж пообещал вызвать полицию, если Валерий немедленно не уедет.

«Чертовы девки! – постукивая пальцами по оплетке руля, думал Валерий, направляясь в очередной клуб. – Вот что значат деньги, которых ты никогда не зарабатывала собственными руками!»

Сам Зотов цену деньгам знал отлично, выбивался из самых, что называется, низов, без посторонней помощи поступил и с блеском окончил два института, работал в разных компаниях, пока не попал к Мецлеру и не вгрызся в новое для себя дело, не освоил все тонкости, не стал правой рукой шефа.

Сейчас он мог позволить себе все что угодно – от хорошей машины до поездок на любые курорты мира, мог заводить романы с самыми красивыми женщинами, если бы хотел, – денег хватало, но привыкший экономить и не транжирить Валерий выглядел аскетом и жил для своих возможностей крайне скромно, если не считать коллекции баснословно дорогих наручных часов.

Это скорее было своеобразным закрытием гештальта – еще в детстве, когда в их небольшом городке на Волге появились первые коммерческие магазины, торговавшие всем, что только можно было представить, маленький Валера увидел в витрине японские часы с будильником, барометром и миниатюрным компасом. Вещь поразила его так, что несколько ночей мальчик не мог спать – стоило закрыть глаза, как возникала витрина и мерцающий корпус часов, металлический браслет из множества звеньев, бархатная коробочка. Но цифра на ценнике сопровождалась таким количеством нулей, что даже думать об этом было страшно. И Валерка обрел мечту и цель – заработать денег и непременно купить часы.

Каждый день он забегал в «комок» хоть на пять минут и проверял, на месте ли вожделенная вещица. Конечно, часы были на месте – мало кто мог решиться и отдать пару месячных зарплат за не столь уж и нужное развлечение.

Зотов собирал и сдавал бутылки и жестяные банки, продавал газеты, раздавал флаеры на остановках, даже мыл подъезд и рано утром мел дворы вместо запойного дворника Тихомирова, обещавшего мальчишке процент от своей зарплаты.

А однажды Валерке несказанно повезло, такое бывает, наверное, раз в жизни – он нашел за гаражами портмоне. Забрел он в это глухое место в поисках бутылок – ну а вдруг удача улыбнулась бы и подкинула парочку, но на этот раз куш оказался куда крупнее.

В портмоне лежали четыре стодолларовые купюры – неслыханное богатство, таких денег Валерка не то что в руках не держал, а даже никогда не видел.

Озираясь по сторонам и в глубине души чувствуя, что поступает неправильно, он все-таки сунул купюры в карман стареньких джинсов и судорожно сглотнул.

Внутри шевелилось странное ощущение – один внутренний голос твердил, что деньги вместе с портмоне нужно отнести в отделение милиции, а другой – подленько нашептывал: «Ну кто станет искать владельца? Скорее всего, дежурный заберет деньги себе, и все».

Валерка крутил в руках пустое портмоне – оно на самом деле был пусто, кроме четырех сотен, там ничего больше не было, даже мелочи.

Принять решение никак не получалось, но в конце концов Валерка решился, закинул портмоне на крышу ближайшего гаража и быстрым шагом пошел прочь, унося за пазухой свою случайную находку.

Дома он заперся в комнате, вынул из-под кровати жестяную банку от чая, которую использовал вместо копилки, бережно сложил туда купюры и, снова убрав в самый дальний угол, побежал на очередную работу.

Мечта становилась все более осязаемой. Однако сбыться ей все-таки было не суждено.

Примерно через неделю, когда Валерка принес очередную сумму денег, чтобы убрать в копилку, банка оказалась пуста – кто-то из дружков вечно пьяного отца нашел ее и присвоил содержимое.

Горю Валерки не было предела, ему показалось, что у него не деньги украли – у него вырвали сердце, вынули душу. Он по-настоящему плакал, размазывая слезы по лицу и даже не стесняясь этого.

Коммерческий магазин с того дня он обходил за квартал, но мечте своей не изменил и, устроившись параллельно с учебой в престижном вузе на работу, с первой же зарплаты начал откладывать деньги на свои первые часы.

С тех пор так и повелось – только игрушки становились все дороже и престижнее, и собралось их так много, что здесь, в прекрасной квартире, обустроенной со вкусом и вложением немалых средств, Валерий обустроил специальный шкаф с выдвижными ящиками под стеклом, в которых лежали экземпляры его коллекции – каждый в отдельной ячейке с подсветкой.

Но те, самые первые, так запавшие в душу часы он так и не нашел.

Остановив машину у очередного клуба, Валерий вышел, размял затекшие плечи – не любил сам водить, предпочитал ездить на пассажирском сиденье.

На входе его попытался остановить охранник, но Зотов шепнул ему на ухо фамилию владельца, и парень сделал шаг назад.

На танцполе было почти пусто, извивались три какие-то девицы, у барной стойки скучал бармен, в углу за столиком обнималась парочка.

Дарины видно не было, и Валерий развернулся, направляясь к выходу, но слегка запутался и оказался в длинном коридоре со множеством дверей, за одной из которых вдруг услышал голос Дарины.

На цыпочках приблизившись, Валерий прижал ухо к двери – девушка заплетающимся языком требовала выпивки, а мужской голос уговаривал ее не пить больше.

«Ну, приехали… еще только из чужих постелей я ее не доставал», – раздраженно подумал Зотов, но выбора не было – он должен привезти Дарину домой, чтобы успокоить Анну.

Решительно взявшись за дверную ручку, Валерий изо всех сил дернул ее, навалился плечом, и непрочное дверное полотно треснуло. Еще один толчок плечом – и вот уже он ввалился в небольшое помещение, все залитое мягким красноватым светом.

На круглой кровати сидела в одном белье совершенно пьяная Дарина, а рядом лежал мужик лет сорока, чье лицо показалось Валерию смутно знакомым.

Увидев Валерия, оба уставились на него с немым вопросом в глазах.

– Собирайся, – бросил Зотов, глядя на Дарину с отвращением.

Та пьяно шатнулась, натянула на себя простыню:

– Пошел ты…

– Я сказал – собирайся! – повысил он голос, и тут очнулся кавалер:

– Ты это, братан… полегче… какого вообще…

– А ты захлопнись, если зубами дорожишь, – процедил Зотов, даже не взглянув в его сторону. – Дашка, я кому сказал?

– Ты мне никто!

– Тебе повезло, – потеряв терпение, Валерий схватил ее за руку, сдернул с кровати и, когда девушка начала вырываться, не сдержался и врезал ей звонкую пощечину, от которой Дарина почти сразу пришла в себя и заскулила:

– Отпусти… больно же… я сама, сама…

– Быстро одевайся! – цыкнул Валерий. – А ты… – обернулся он к мужику, – если не хочешь больших проблем, не вздумай рыпаться или – что еще хуже – языком трепать, понял? Найду и отрежу.

Мужик мелко закивал, Валерий крепко взял за руку набросившую на себя платье Дарину и поволок ее к выходу.

– Погоди… Сылдыз…

– Что – Сылдыз?

– Давай ее тоже заберем… – бормотала Дарина, еле успевая перебирать ногами.

Зотов резко остановился, и она врезалась в его плечо так сильно, что разбила нос.

Закапала кровь, Валерий тяжело вздохнул:

– Где она?

– Тут… тут только мы… – запрокинув голову, прогнусила Дарина.

– Мне что – все двери вышибать? Показывай где.