Текст книги "Госпожа страсти, или В аду развод не принят"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Это верно. Но сейчас у тебя просто нет выбора, ведь так?

– В принципе, выбор есть всегда, но обстоятельства не позволяют мне долго раздумывать и искать выход, поэтому мы с тобой сейчас и разговариваем.

– Умная ты девка, правильно про тебя говорят – не ввяжется Наковальня в разборки, пока не просчитает все входы и выходы. Ты не переживай, мои люди сделают все, чтобы ты не пострадала, – заверил Бес, и она от всей души понадеялась, что так оно и будет.

Часов до двенадцати Марина прослонялась по дому, не зная, куда себя деть и чем занять руки и голову. Появившаяся наконец Даша сидела на кухне и, всхлипывая, рассказывала то, что сама видела в больнице в ту ночь, когда погибли Розан и пацаны. Ее глаза покраснели от слез, было видно, что добрая и влюбленная в Розана Даша плакала всю ночь и до самого момента встречи с хозяйкой.

– Ой, Марина Викторовна, если бы вы только видели, – шептала она, слизывая с губ слезы, – там, как на бойне… Кровь кругом, ребята вповалку в коридоре лежали, все стены, весь пол в кровавых потеках… И Сережка… я вошла, а он… как будто уснул, только дыра во лбу… – она опять навзрыд заплакала, закрыв лицо руками.

– Не плачь, Дашенька, им уже не поможешь.

Дашка поревела еще немного, а потом вдруг встрепенулась и спросила:

– А что-то Женьки не видно, в городе, что ли?

– Нет, Даша, нет его, – тяжело вздохнула Марина, пряча глаза, в которых сразу появились слезы. – Его похитили вчера утром, когда бегать ушел…

– Мамочка моя… – растерянно протянула Даша, прикрыв рукой рот и опускаясь на табуретку. – И что теперь, Марина Викторовна?

– Поеду вытаскивать.

– Господи, сами?

– А ты вместо меня хочешь? – невесело улыбнулась Коваль, глядя на ее растерянное лицо. – Я все сама делаю. Кстати, там у меня новые охранники, ты не удивляйся, если что – два мужика из агентства, Сева и Гена.

– Да, я потом познакомлюсь.

У Даши было одно очень ценное для домработницы качество – она всегда старалась угодить всем, живущим в доме, независимо от того, была ли это Марина или ее телохранители, водители и прочие, поэтому она привыкла при знакомстве с новыми людьми сразу выяснять предпочтения и вкусы. За это ее любили все пацаны, так как она ухитрялась не путать, кто что любит, и всегда кормила их вкусно.

Пора было собираться… Уже сидя в "Хаммере", Марина почувствовала легкое возбуждение – так всегда бывало перед особо важными встречами и делами, это был хороший знак. В центре подобрали бесовских исполнителей, они молча уселись во второй джип, идущий следом за Марининым. Какие-то странные – внешность никакая, даже не узнаешь потом при встрече, но, может, в этом есть смысл – никто примет не назовет, если что?

"Господи, какая ерунда в голову лезет, просто жуть…"

Надо бы сосредоточиться на предстоящем разговоре с Бурым, а она не могла, никак не получалось, о чем угодно думала, только не об этом…

– Дайте прикурить, – попросила Марина, обнаружив, что забыла дома зажигалку, и Гена с первого сиденья протянул дорогую позолоченную "Зиппо". – Не слабо! – заметила хозяйка, прикуривая.

– Подарок, – объяснил он. – Друг подарил после одного задания.

Марина смотрела вопросительно, ожидая продолжения, однако Гена молчал. Это понравилось Коваль – болтливые мало живут. В ее взгляде промелькнуло что-то похожее на уважение. Она перекинула ногу за ногу, чуть приоткрыла окно и выдохнула дым. Ветер засвистел в салоне, взметнув вверх Маринину челку, Коваль убрала ее совсем, прижав солнечными очками. Гена бросил взгляд в зеркало заднего вида и удивился тому, насколько другим стало лицо женщины – казалось бы, что особенного в убранных наверх волосах? Но это изменило и выражение глаз, и, кажется, даже мягко очерченные губы, подкрашенные красной помадой, не кривились больше в нервной ухмылке, а чуть улыбались. "Н-да, досталось нам счастье, – подумал телохранитель. – Первый раз такое чудо вижу…"

– Парни, я вас очень прошу: не делайте удивленных лиц, не зевайте по сторонам – там, куда мы едем, этого не любят. Попытайтесь отключиться и не слышать, не видеть ничего, что происходит, – попросила Коваль, сильнее открывая окно, и стряхнула пепел прямо на улицу. – Я говорю это для вашей безопасности, закон "меньше знаешь – дольше живешь" еще никто не отменил, особенно среди таких, как мы.

– Не волнуйтесь, Марина Викторовна, мы не вчера родились и не с сегодняшнего дня телохранителями работаем, – отозвался Гена.

– Отлично, это я уже слышала сегодня утром. Приехали, мальчики.

Джип остановился у ворот дома Бурого, и к нему медленно приближались охранники. Коваль не шевелилась, не делала попыток выйти – знала, что делать это без дополнительной просьбы не стоит, охрана может открыть стрельбу. Такое было однажды – буровские отморозки изрешетили "Мерседес" приехавшего к нему на разборки коммерсанта, едва только незадачливый мужик сделал попытку покинуть салон машины, не дожидаясь разрешения.

– Из машины выходите, Марина Викторовна, – приоткрыв дверку, попросил Валет, худощавый, горбатый мужик лет сорока, хорошо знавший Марину в лицо.

Она подчинилась, насмешливо наблюдая за действиями буровской охраны, тщательно обыскивающей машины. Усердные парни залезли всюду, от колес до багажника, прощупали чехлы сидений, даже оплетку руля.

– Ну, закончил? – нетерпеливо постукивая ногой по колесу, осведомилась Коваль у Валета.

– Да, закончил. Вам разрешили столько народу с собой брать? – он кивнул в сторону настоящих и мнимых охранников.

– А кто-то мог мне запретить? Ты не попутал ничего?

Валет смешался под ее взглядом и отступил назад:

– Проезжайте…

– Вот так бы и сразу! – похлопав его по щеке, бросила Коваль небрежно и села в машину. – Юрка, гони.

У самого крыльца стоял Друян, курил, часто сплевывая на дорожку, выложенную красно-желтым кирпичом. Марина шла прямо на него, не сводя взгляда с растерявшегося мужика, и тот, поежившись, спросил:

– Ты чего, Наковальня? Прямо как по минному полю прешь!

– Где Бурый? – проигнорировала вопрос Марина.

– Дома, тебя ждет.

– Веди!

– А это охрана твоя, что ли? – кивнул он на идущих за ней. – Что-то не знаю никого.

– А ты кто – господь бог, чтобы в лицо всю мою охрану знать? – У Марины руки чесались врезать ему по морде, она изо всех сил старалась удержаться от соблазна, поэтому вопросы, задаваемые Друяном, были совершенно некстати.

– Нет, это я так… Быстро ты своего орла заменила, вот я к чему. А он, наверное, и не подозревает.

– Так, все, пасть закрой – и вперед! – отрезала она, разозлившись при одном только упоминании о Хохле: все это время старалась отогнать от себя мысль о том, что с ним, чтобы не расстраиваться и не плакать.

Друян проводил их в дом, охрана разместилась по углам комнаты, и Марина отметила про себя, что Гришины люди и впрямь отличные спецы – никто и не заподозрил их в том, что они не совсем те, за кого себя выдают.

Вальяжный и на удивление трезвый Бурый спустился со второго этажа в обнимку с молоденькой, как сказал бы Хохол, "соской", годящейся ему даже не в дочки – во внучки. Худая, высокая девчонка с длинными волосами, выкрашенными в свекольный цвет, обнимала Бурого за талию, прижимаясь высокой грудью и глуповато хихикая. Эту малолетку Бурый подцепил в модельном агентстве, хотя логичнее было бы называть эту контору, принадлежащую Макару, борделем. Чем старше становился Бурый, тем моложе делались девицы, окружавшие его. Они надеялись на обеспеченную и безбедную жизнь, однако ни одной из них не удавалось задержаться рядом с вором дольше чем на месяц. Вот и эту раскрашенную куклу, скорее всего, ожидала та же участь.

Бурый со своей подружкой остановились на предпоследней ступеньке, и он с издевкой протянул, глядя на Марину сверху вниз:

– О, какие люди в моей хате! Сама Наковальня! И чем же это я тебе обязан, что ты так прогнулась и сама приехала?

– Цирк прекрати! Я по делу приехала, по твоему, кстати, так что давай разговаривать. – Марину взбесило его желание выставиться перед соплячкой. – Пусть твоя кукла погуляет пока, здесь не детсад.

Пахан не удостоил ответом, потянул девчонку за собой в гостиную. Марина пошла следом, еле сдерживаясь, чтобы не огреть "смотрящего" по затылку чем-нибудь тяжелым, благо что в гостиной этого добра хватало – целая коллекция бронзовых статуэток украшала "горку" и две низкие тумбы по бокам.

– Ты попутала совсем? – садясь в кресло и усаживая девчонку к себе на колени, поинтересовался Бурый, словно до него только что дошел смысл Марининых слов. – Это не я – это ты ко мне приехала, так что делать будешь то, что я тебе скажу.

– Я не собираюсь обсуждать серьезную проблему при посторонних! – отрезала Коваль.

– Ты не груби, я ведь и рассердиться могу, – предупредил он, поглаживая девку по колену. – Твой кобель, кстати, в подвале, там некомфортно, совсем не так, как в твоей постели, хоть о нем подумай, раз себя не жалко.

– Я последний раз спрашиваю – мы будем разговаривать или нет? – Она теряла терпение, понимая, что в любой момент сорвется и все испортит.

– Видишь, Лялечка, какие грубые бывают женщины? – с притворным вздохом обратился Бурый к своей соплячке. – Это неправильные женщины, детонька, таких мужчины не любят. Мы любим покладистых, мягких, покорных. А таких, как наша Наковальня, называют стервами, их частенько убивают, кстати.

Девчонка опять хихикнула и обняла Бурого за шею.

– Стерва – от слова "стервятник", – блеснула интеллектом малолетка, и Марина поморщилась от отвращения:

– А стервятники падаль уничтожают, если ты этого не знала. Поняла намек? – Переведя взгляд с растерянного лица малолетки, она посмотрела на ухмыляющегося пахана. – Я не узнаю тебя, Бурый, самому-то не противно?

– А бугая своего узнаешь? – фыркнул он, подзывая Друяна, и Коваль поняла, что в этом-то и заключался великий смысл приглашения – заставить непокорную Наковальню унизиться и просить его, Бурого, отпустить Женьку.

"Блин, одного не пойму – чего медлят хваленые бесовские парни? Собрался убить – сделай быстро, не раздумывая, так говорит кодекс самурая, так учил меня Череп, и только так я всегда и поступала, если приходилось. Уроды, еще немного – и момент упущен…" – стрельнув глазами в сторону спецов, подумала Марина.

Все это пронеслось в голове мгновенно, за сотую долю секунды, как вспышка. Бурый внимательно изучал Коваль, уставившись прямо в лицо, но и она не сводила с него глаз, если бы могла метать ими молнии – уже убила бы. Даже когда на пороге комнаты появился Хохол, сопровождаемый Друяном, Марина не повернула головы, просто почувствовала, что он здесь, а сама продолжала сверлить ненавистную рожу пахана взглядом, и тот не вынес:

– Ты на кого гляделки вывалила, лярва? Я тебе не твои щенки, на них зыркать будешь!

– Ответ, достойный уважаемого человека! – преспокойно прокомментировала она.

– Сука, ты мне ответишь! Что, будем договариваться или твой кобель сейчас сдохнет прямо тут? Я даже ковра не пожалею, залью кровью твоего фраера, – он кивнул в сторону Хохла, и Коваль тоже повернулась к Женьке.

Он стоял за ее спиной в одних спортивных брюках, видно, прямо во время пробежки его и умыкнули, на запястьях наручники, все лицо – один сплошной синяк, даже глаз не видно, да и левая рука в каком-то странном положении, такое впечатление, что она отдельно от туловища. Марина вздрогнула, но быстро взяла себя в руки:

– Да, Бурый, на такое только ты способен – шантажом заставлять кого-то что-то делать. Ведь мы могли с тобой все по-хорошему решить.

– Ты отказалась – по-хорошему! – отрезал Бурый, стряхивая с колен девчонку. – Так, все – Лялька, вон отсюда, и вы все – тоже! – рявкнул он на Маринину охрану и на Друяна в том числе. – Пошли вон, я сказал!

Да, момент был упущен, Коваль сразу поняла, что теперь все решать придется ей, потому что эти трое "спецов" со своей квалификацией годятся только кое-чем груши околачивать.

Они остались втроем, Бурый насмешливо смотрел на Марину, а потом выдал:

– Странный народ – бабы! Что, ты не нашла себе достойного человека после гибели Малыша? Под охранника завалилась?

– Заело, что не под тебя? – отпарировала она тут же. – Не кажется, что ты не в своем огороде роешься?

– Ох, какие мы страшные! Ты мне на хрен не нужна. А если захочу, сама попросишь.

– Не говори ерунды, это опасно! Вспомни, чем закончилось подобное мероприятие для Строгача! – выпалила Коваль и осеклась, поняв, что теперь выхода нет и придется валить Бурого по-любому, иначе ей крышка.

– Так все-таки это ты была, курва?! Ну, я ведь так и подозревал, и Печатник мне говорил! Это ты, лярва подзаборная, Серегу завалила вместе с Азаматом! – завопил пахан и, как Марина того не ожидала, подскочил и схватил за волосы. – Ты, курва, и твой отморозок! – Он ударил ногой в живот метнувшегося на помощь Марине Хохла, и тот, не устояв, свалился на пол.

Коваль взвизгнула и попыталась вырваться, и на звук ее голоса в комнату влетели Сева с Геной, а в коридоре послышалась возня и звуки ударов.

– Стоять, суки! – заорал Бурый, выхватывая из кармана халата пистолет и приставляя его к Марининому виску. – Стоять, иначе я ее грохну!

– Назад все! – рявкнул Хохол, стараясь встать, и в этот же момент Гена выстрелил точнехонько между глаз Бурого. Тот мешком рухнул на пол, увлекая за собой и Марину.

Его рука запуталась в ее волосах, Коваль никак не могла высвободить их, потом, разозлившись, рванула изо всех сил, и нарощенные пряди остались на скрюченных в предсмертной судороге пальцах Бурого. Во дворе слышались выстрелы, телохранители перекрыли вход в комнату и окно, предоставив бесовским пацанам самим решать свои проблемы, а Хохол опустился на колени около Коваль и разбитыми в кровь губами прошептал ей в ухо:

– Киска моя, как ты, родная?

Она кое-как поднялась и велела Севе:

– Иди обыщи труп Друяна в коридоре, такой блондин противный, еще нос у него набок, – пояснила телохранителю, не бывшему в курсе, кто есть кто в этом доме. – У него должен быть ключ от наручников. Гена, что там? – кивнула в сторону окна.

– Вроде все кончилось, – отозвался он. – Пойду проверю.

Сева принес ключ и отомкнул наручники, освобождая Женькины руки, Марина прощупала его плечо и сразу поняла, что левая ключица у телохранителя сломана, поэтому рука так и висит.

– Больно, Женя?

– Больно, киска. Но ты со мной – все остальное мелочи.

Вернувшийся Генка сообщил, что три невзрачных "спеца" перемочили всю буровскую охрану и теперь ждут Марину, чтобы ехать домой – миссия выполнена.

– Ты дойдешь до машины? – она обняла Хохла за талию, пролезла под правую руку, поддерживая.

– Не переживай, киска моя, я в порядке, ведь… – договорить он не успел – сухо щелкнул выстрел, Хохол стал заваливаться на нее, но Сева с Генкой подхватили.

И тут Коваль вывернулась из-под Женькиной руки, вырвала пистолет у обалдевшего Севы, бросилась в коридор, по которому убегал Валет, таща за собой мелко семенящую ногами Ляльку. Однако телохранитель мгновенно пришел в себя, в два прыжка догнал хозяйку и, выкрутив ей назад руку, отнял пистолет.

– Стой, сука! – заорала Марина, вырываясь из рук Севы, державших ее мертвой хваткой.

Однако Валет не остановился, а повернулся и выстрелил несколько раз в ответ – Сева едва успел затолкнуть Коваль в открытую дверь кабинета. Резко высунувшись из-за двери, выстрелил сам, попав девчонке в голову. Она упала, не успев даже понять, что произошло – пуля раздробила затылок. Вторым выстрелом Сева достал и Валета, чуть-чуть не успевшего повернуть за угол. Коваль опустилась на пол и заорала, молотя кулаками по пестрому паласу – нервы сдали, не выдержав напряжения. Сева, покачав головой, убрал пистолет в кобуру:

– Ну и прыть у вас, Марина Викторовна! Еле поймал!

– Что… что с Хохлом? – вытирая глаза, пробормотала она, и Сева успокоил, помогая подняться:

– Жив он, только надо скоренько в больницу, у него там, кажется, легкое пробито.

– Так какого хрена мы сидим?!

– Мы не сидим, я вас догонял, а Генка охранника вашего в машину потащил.

– Поехали отсюда! Нет, погоди… – Марина велела ему принести из джипа канистру бензина и разлить ее по коридору, понаблюдала за процессом, спокойно уже закурила, любуясь на тлеющий кончик сигареты, а потом бросила ее прямо в лужицу бензина на паркете. Заполыхало быстро, Коваль еще немного постояла, глядя на то, как пламя охватывает буровские хоромы, а потом пошла к выходу, кивнув Севе.

"Надо же – хладнокровная, как лягушка! – изумленно подумал телохранитель, следуя за хозяйкой. – Столько народу у нее на глазах замочили, а она с сигареткой постояла, дом запалила – и отваливает, как с надоевшего киносеанса! Вот тебе и баба!"

Женька лежал на заднем сиденье "Хаммера" бледный, почти без сознания, хрипло и трудно дышал, на губах появилась кровавая пена. Марина села рядом с ним, осторожно положила его голову себе на колени и приказала Юрке гнать что есть скорости. Всю дорогу гладила Женьку по бритой голове и шептала, чтобы только не дать ему потерять сознание:

– Женечка, родной мой, не оставляй меня, у меня больше никого нет… пожалей меня, пожалуйста, не бросай, не уходи…

– Киска… киска… не плачь… – с трудом выговорил он, закашлявшись, и она положила руку ему на грудь:

– Ш-ш-ш! Успокойся, родной, молчи… я с тобой, я никуда не уйду, в больничке с тобой останусь… Женечка, ты держись, пожалуйста…

Около самой больницы он впал в забытье, перестал даже двигать здоровой рукой и гладить Маринины пальцы.

Джипы, взвизгнув тормозами, замерли у крыльца приемного покоя, и Сева выпрыгнул, даже не дослушав данное хозяйкой распоряжение:

– Сева, бегом в приемное, бери каталку и санитаров!

Исполнительный телохранитель мигом организовал и то, и другое, Хохла осторожно переложили на каталку и повезли внутрь, Коваль пошла следом, но Гена перехватил ее:

– Марина Викторовна, у вас все брюки в крови…

– Не до того! – отмахнулась она, вырывая руку и почти бегом направляясь в приемное отделение, где около Женьки уже собрались хирурги, в том числе и ее бывший однокурсник Валерка Кулик. – Валера!

– О, Маринка! – обрадовался он. – Посиди тут, ладно? Сейчас с клиентом решим и пойдем ко мне в ординаторскую, кофейку попьем, за жизнь поговорим!

– Валера, ты не понял – я не в гости зашла, там мой телохранитель. Я прошу тебя – помоги мне, он должен выжить, я в долгу не останусь…

– Но кофе все равно попьем! – Валерка решительно пошел в пропускник, и оттуда Марина услышала его голос: – Работаем быстро и аккуратно, клиент очень важный, потерять права не имеем!

Коваль успокоилась немного, поняв, что Валерка все сделает так, как нужно, села на скамейку и прикрыла глаза. Рядом устроились охранники и Юрка, переживавший не меньше Марины – они с Хохлом успели привыкнуть друг к другу и даже подружиться.

– Сева, скажи Коту, пусть он бесовских отвезет туда, откуда забрал, – не открывая глаз, попросила Коваль, и он ушел.

Марина долго сидела в такой позе, даже вздремнуть успела, положив голову на широкое Генкино плечо. Открывая глаза, она сразу видела огромные белые часы с черными цифрами, укрепленные прямо над дверью оперблока. Время шло, а новостей не было, Коваль уже ненавидела это тикающее устройство и его бегущие по кругу стрелки. Ей начало казаться, что часы отсчитывают минуты и часы, отведенные Женьке, и от этого открытия она разозлилась еще сильнее. Наконец из операционной вышел Кулик, тронул за руку, и она встрепенулась:

– Что?

– Успокойся, все нормально. Жив твой охранник, в послеоперационную увезли. Ну, пойдем ко мне?

– Да, только сначала… можно мне к нему?

– Только пять минут, – предупредил Валерка.

В послеоперационной палате хирургии Женька лежал один, еще две койки пустовали. Лицо Хохла было по-прежнему бледным, глаза в густых ресницах плотно закрыты, губы сжаты. Марина села рядом с ним, взяла за правую руку, так как левая была загипсована и уложена в косынку, погладила прохладные пальцы.

– Женечка, все хорошо, все нормально, родной… я с тобой, я здесь…

– Так, дорогая, будешь реветь – больше не зайдешь! – Валерка поднял ее с постели и увлек за собой, но она вырвалась:

– Я посажу здесь охрану!

– Главный врач будет возражать…

– Да мне по фигу! Два дня назад здесь зарезали моих охранников и застрелили заместителя, и я повторения не допущу!

– Хорошо, хорошо, только не ори, истеричка! Сажай своих людей, и пойдем пить кофе, а то я уже с ног валюсь и курить хочу так, что уши пухнут, – отмахнулся Валерка, понимая, что бороться бесполезно.

Оставив у постели Хохла Севу, Коваль пошла в ординаторскую, разрешив Юрке ехать домой и предложив то же самое Гене, но тот отказался:

– Я должен быть с вами, ведь Севка в палате!

– Хорошо, только не отсвечивай, я устала…

Они с Валеркой уселись в ординаторской, он сварил крепкий кофе, подвинул пепельницу:

– Курить-то не бросила?

– Тут бросишь! – Марина вытащила свою пачку. – Как живешь-то?

– Какая жизнь на врачебную зарплату? У меня ведь двое детей, жена не работает, я дежурю по полутора суток три раза в неделю, – вздохнул Кулик, теребя в пальцах дешевую болгарскую сигарету.

Ничего нового он не сказал, Марина и сама прекрасно видела, что зарплата у него та еще, да и не изменилось ничего в системе здравоохранения с момента ее ухода. Как жили врачи, перебиваясь кое-как, так и продолжают, как горбатились в больничке, чтобы заработать лишнюю копейку, так все и идет. И Валерка не единственный. А ведь хирург способный, и отделением вон заведует, а материальной отдачи никакой.

– Так уходи, – пожала она плечами, отпивая кофе. – Что тебя здесь держит?

– И куда? Это ты вот молодчинка, сумела, а я не такой. А помнишь, как вы с Нисевичем на лекциях спали на последнем ряду? – вдруг вспомнил Валерка. – Ты тогда уже в больничке вкалывала, уставала, синяя вся ходила и спала на ходу, а он тебя оберегал, любил…

– И вспомни, что он потом со мной сделал, – посоветовала Марина. – Ведь ты меня лечил.

– Да… крыша поехала у него, что ли? Слушай, а ведь ты замужем была? Где муж-то?

– Погиб, – сказав это, Коваль удивилась своему спокойствию – так буднично ответила…

– Извини.

– Я привыкла уже, это не вчера произошло. Валера, ты помоги мне, ладно? Я сказала, что не останусь в долгу, и слово сдержу, заплачу, сколько скажешь, только все сделай, чтобы Женька мой выжил. – Она смотрела просительно, что было совершенно нехарактерно для той Марины, что Кулик знал еще с первого курса института.

– Ну, ты даешь, подруга! – покачал головой Валерка. – Как же тебе не стыдно?

– Что стыдного в том, что твоя работа будет нормально оплачена? Я привыкла так вести свои дела, уж извини за резкость.

Она ушла в палату к Хохлу и прилегла на кровать рядом с его койкой, сняла окровавленные джинсы и забралась под простыню. Сон не шел, Марина то и дело поднималась, чтобы проверить, как дышит Женька, поправляла одеяло, просто прикасалась к его щеке, чтобы он чувствовал, что она рядом с ним. У него поднялась температура, Хохол метался по кровати, рискуя свалиться, Марине огромных трудов стоило удержать его. Прибежавшая на вызов медсестра сделала два укола, принесла пузырь со льдом, и Коваль прикладывала его к пылающему лбу любовника до тех пор, пока температура не начала снижаться. Именно в эту ночь Марина поняла, что уже не сможет жить без Женьки, что сейчас у нее нет никого ближе и дороже.

К утру она все же свалилась, не выдержав нервного перенапряжения. Часов около десяти водитель Юра привез Дашу, а та, умница, прихватила Маринины вещи, понимая, что хозяйка останется в больнице до тех пор, пока не появится возможность забрать Женьку домой.

– Завтра похороны, – тихо произнесла она, помогая Марине переодеться.

– Да, я помню. Ты поедешь со мной?

– Если возьмете…

– Дурочка, он тебе не чужой был, я ведь знаю. – Коваль пошла к раковине, чтобы умыться, и тут в палату ворвалась Виола, вся в красном, бросилась к подруге:

– Господи, Маринка, с тобой все в порядке? Я чуть с ума не сошла…

– Что такое? Ты вообще откуда здесь? – поморщилась Коваль. – И не ори – Женька спит.

– Ой, мама! Что с ним? – Ветка развернулась в сторону кровати и уставилась на неподвижно лежащего Хохла.

– В него стреляли. Так что ты там бормотала?

– В "Новостях" передали, что сгорел дом Бурого, я позвонила тебе, охранник сказал, что ты к нему уехала, а теперь в больнице, – затараторила Ветка.

– И ты решила, что это я Бурого приговорила? – усмехнулась Коваль, вытирая полотенцем лицо.

– Дура! – обиделась Ветка. – Я перепугалась, что ты тоже там была!

– Ладно-ладно, не обижайся, моя девочка! Иди ко мне. – Марина раскинула руки, и Ветка обняла ее, поцеловала в шею. – Так, стоп! Не увлекайся, мы в больнице!

И тут с койки Хохла раздалось:

– Сука, руки убери…

Коваль вздрогнула от неожиданности и обернулась – на нее в упор смотрел очнувшийся Женька, и Марина кинулась к нему, падая перед кроватью на колени:

– Женечка, родной, ты как?

Здоровой рукой он растрепал ее волосы и хрипловатым от наркоза голосом попросил:

– Попить дай…

У нее голова пошла кругом от счастья – раз очнулся, заговорил, значит, все хорошо. Даша подала стакан с водой, и Марина стала поить Хохла с ложки, хотя руки тряслись и ложка то и дело стукалась о край стакана. Женька быстро устал, закрыл ввалившиеся глаза. Марина намочила полотенце, осторожно обтерла его разбитое лицо, грудь, где было возможно. В палате стало душновато, но открывать окно Коваль боялась – после операции любой сквозняк может привести к пневмонии. Хохол снова очнулся, протянул руку, коснулся Марининого колена:

– Езжай домой, киска… не сиди тут… мало ли что…

– Дурак! – рявкнула она. – Не сметь говорить мне такого! Я буду с тобой столько, сколько нужно, до тех пор, пока не поставлю тебя на ноги!

– Киска… не кричи на меня…

– Да, родной, не буду… – сразу опомнилась она, прижимая его руку к своей щеке. – Ты поспи, ладно? Я покурить схожу и вернусь. Даша, побудешь?

– Да, Марина Викторовна, вы идите. А может, с Виолой Викторовной до кафе доедете?

Даша заняла Маринино место возле кровати и привычным жестом подперла кулаком щеку, глядя на Хохла. Марина тоже смотрела на него и разрывалась между желанием выйти отсюда хоть на часок и боязнью оставить его.

– Конечно, Даша, о чем речь! – решительно сказала Ветка, беря подругу под руку. – Часа на два подменишь мать Терезу?

– Заткнись, дорогая! – процедила Марина, вернувшись к Хохлу и поцеловав его в губы. – Не скучай, ладно?

– Езжай, киска…

Позвав Севу, Коваль велела ему остаться возле Дашки и Хохла, а Генку взяла с собой, и на Веткиной "бэшке", сопровождаемые "Хаммером", они поехали в кафе неподалеку от больницы. Пока делали заказ, зазвонил Маринин телефон. К удивлению Марины, это оказался отец.

– Папа, ты как меня нашел?

– Дорогая, твой брат в милиции служит! Я даже не знал, что ты так часто телефонный номер меняешь, – рассмеялся он. – Как ты там, доченька?

– Хреново, пап, – призналась она, обрадованная возможностью пожаловаться близкому человеку. – Женьку ранили вчера, он в больнице, а позавчера убили моего заместителя и четверых охранников. Гора трупов, папа.

– Ты сама-то как?

– Да мне-то что? Я в порядке.

– Хочешь, я к тебе приеду? – предложил он, но Коваль отказалась:

– Не стоит, пап. Твой приезд только осложнит мне жизнь, если честно. Ты лучше просто звони мне, ладно?

– Береги себя, доченька, обещаешь?

– Обещаю.

Разговор расстроил – отец слишком плохо знал свою дочь, прося об осторожности, и то, что она пообещала, вовсе не означало, что так оно и будет.

– Чего напряглась? – поверх ее руки легла Веткина, поглаживая пальцы.

– Так…

– Может, ко мне поедем? – осторожно предложила подруга. – Душ примешь, то, се…

– Знаю я твое "то, се"! – засмеялась Марина.

– Ты плохо выглядишь, а у меня сможешь немного отдохнуть, я тебе чайку заварю с травками, поспишь нормально…

Генка проводил до квартиры, прошелся по всем комнатам, убедившись, что там никто не поджидает, и уехал наконец-то.

– Слушай, а он серьезный! – оценила Веточка, сбрасывая туфли и босиком направляясь в кухню. – Кофе будешь? У меня твой любимый "Айриш" есть!

– Вари, – согласилась Коваль, утопая в мягком зеленом кресле и вытягивая ноги.

Пока подруга суетилась на кухне, Марина позвонила Стасу и узнала все про завтрашние похороны, поблагодарила заодно за предоставленную охрану. А потом раздался и звонок от Беса:

– Привет, красотуля! Жива-здорова?

– Обалдеть! Ты бы еще через год позвонил!

– Что, успела все-таки испугаться? – полюбопытствовал Григорий.

– Твои лохи чуть не упустили свой шанс, еще немного – мне бы голову оторвали, а их бы просто грохнули! – возмутилась Коваль.

– Ну прости, дорогая! – засмеялся Бес. – Зато теперь все утряслось, каждый получил то, что хотел. Через неделю жду к себе в отель, будем общаться на тему дальнейшей жизни. Поняла, надеюсь?

Что тут непонятного – сходка, где новый пахан выдвинет свои условия.

Коваль решила, что согласится со всем, лишь бы ее не трогали, потому что уже устала делить территорию, устала отстаивать свои интересы. В душе она рассчитывала, что Бес слишком много не запросит, учитывая, что именно Марина помогла ему влезть на эту елку. Надеялась, что все останется так, как было.

– О чем задумалась? – раздался голос Ветки, вошедшей в гостиную с подносом, на котором стояла литровая бутыль "Санрайза", две чашки, медная джезва с дымящимся кофе и тарелка с лимоном.

– О жизни. А ты решила напоить меня с утра пораньше? Я уже давно это не практикую.

– Вспомним молодость! – подмигнула она, садясь в кресло напротив и наливая текилу в стаканы. – Давай за Женьку, чтобы скорее поправлялся.

С этим предложением трудно было не согласиться, они выпили, и Марина вспомнила подзабытое немного в последнее время ощущение от бегущей внутри обжигающей жидкости. Это оказалось очень приятно.

В больницу Марина вернулась только после обеда, Хохол не спал, полусидел в постели и смотрел на дверь. Коваль вошла, и его глаза засветились от счастья.

– Киска моя… ты приехала…

Говорить ему было трудно, дыхания не хватало, поэтому Марина покачала головой и попросила:

– Давай без текста, ладно? Даша, как тут дела? – Коваль повернулась в сторону сидящей на стуле у тумбочки домработницы.

– Да есть не хочет совсем, – пожаловалась та, и Хохол глянул на нее недобро. – Ты на меня, Женечка, не зыркай! Я ведь хочу, чтоб Марине Викторовне полегче было, она совсем одна, закрутилась уже, скоро упадет, а ты еще и капризничаешь, как ребенок!

– Все-все! – остановила Марина. – Ты можешь с Юркой домой ехать.

Даша ушла, Севу Коваль отпустила в кафе пообедать, осталась с Женькой вдвоем. Села к нему на постель, погладила по щеке:

– Тебе лучше?

– Мне лучше оттого, что ты со мной.

– Глупый, куда я денусь?