Текст книги "Жена самурая"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я ничего не понимала, испуганно озиралась и вглядывалась в лица окруживших меня плотным кольцом женщин. А те охали, ахали и извергали проклятия в чей-то адрес, но в чей и за что – я не могла разобрать. И только когда кто-то из них произнес имя моего мужа, я вдруг почувствовала, что случилось что-то ужасное. Что-то с Акелой. Я оттолкнула стоявшую на пути Алису Власьевну и кинулась к подъезду. Взлетев по лестнице, обнаружила открытую дверь квартиры и совершенно незнакомых мужчин в прихожей.

– Вы… кто? – задыхаясь от быстрого бега, спросила я, и один из них молча сунул мне в лицо развернутое удостоверение. – Что… что происходит? Где Саша?

– Гражданин Сайгачев Александр Михайлович задержан по подозрению в убийстве, – отчеканил неприятного вида мужчина в длинном кожаном пальто и широкополой шляпе.

У меня из-под ног рванулась лестничная клетка, и я едва не упала, успев ухватить «кожаного» за рукав.

– Этого… этого не может быть… – прошептала я. – Это не он… Сашка не мог… Он самурай, а самураи не убивают безоружных!

– А откуда вы знаете, кого именно он «не убивал»? – мгновенно вцепился в меня «кожаный».

– Я… я не знаю… – пробормотала я, и в памяти моментально всплыл разговор с Алисой Власьевной.

– А ну-ка, пройдемте в квартирку, гражданочка. – «Кожаный» впихнул меня в квартиру, где все еще шел обыск. – Вы кем приходитесь гражданину Сайгачеву?

– Женой… – буркнула я, пытаясь найти в сумочке паспорт. – Вот…

Мужчина взял протянутый документ, изучил, хмыкнул и небрежно бросил на столик.

– Скажите, Александра Ефимовна, а вы не родственница Ефиму Иосифовичу Гельману?

Самый идиотский вопрос из всех, что только можно придумать, когда только что держал в руках паспорт со штампом о регистрации брака, где ясно написано – Александра Гельман. Разумеется, однофамилица! Это ведь такая же распространенная фамилия, как Иванов и Петров! Но я постаралась сдержаться и не нахамить прямо вот так, с первой секунды общения.

– Я его дочь.

– О, тогда все понятно. Стало быть, гражданин Сайгачев – зять, тот самый зять, что ловко проворачивал разного рода дела для вашего папеньки?

– Что за тон? – Я все еще старалась держать себя в руках. – Что вы позволяете себе? Мы давно живем отдельно от отца, у Саши вполне легальная работа.

– Откуда у вашего мужа столько редкого оружия?

– Оно не все редкое, только несколько мечей. Остальное муж использует для работы.

– Ага, хороша работа – бомжей резать! – с издевкой проговорил мужчина.

Я начала терять терпение, потому что всему на свете есть предел.

– Это неправда! Мой муж – известный тренер, у него свой клуб!

– Известный бандит ваш муж, Александра Ефимовна. Проверим еще, чему он своих учеников обучал, – кивнул «кожаный», с интересом рассматривая укрепленные на специальных стойках катана-какэ мечи. – А скажите, откуда все-таки у вашего мужа столько мечей?

– Это подарки. Кое-что он привозит сам из Японии.

В комнатах все было перевернуто, двое сотрудников разбирали бумаги в сейфе в тренировочном зале, это просматривалось из-за раздвинутых ширм. Я вытянула шею и увидела, как один из оперативников пытается открыть вынутый из сейфа тэссен.

– Осторожнее! – вскрикнула я, видя, что сотрудник начинает ломать редкую вещь, так как не знает правил обращения. – Я сама! – Выхватив веер из его рук, я щелкнула замком и раскрыла. – Это не представляет никакой угрозы…

– А почему он металлический? – поинтересовался сотрудник и, проведя по краю веера, тотчас отдернул руку и сунул окровавленный палец в рот. – Ни фига себе – «не представляет угрозы»! Да этим можно голову отрезать! Край-то как бритва!

– Ничего им нельзя отрезать! – зло бросила я, осторожно закрыв тэссен и вернув его в сейф. – Это не оружие нападения, это для защиты! И вообще – чтобы им поранить кого-то, нужно знать технику.

– Ну, с этим, я полагаю, у вашего супруга проблем не было, – заметил приятным голосом пожилой седой мужчина с широкоскулым обветренным лицом, внимательно изучавший стопку документов. – Судя по этим бумагам, Александр Михайлович Сайгачев – мастер высшего класса, имеет дан по кэндзюцу и множество других полезных навыков.

– Ну и что?! – возразила я. – Это ведь не запрещено!

– Это – не запрещено, – кивнул мужчина. – А вот головы отсекать живым людям, даже бомжам, несколько противозаконно, вы не согласны, Александра Ефимовна?

– Согласна. Но мой муж никого не убивал! Он порядочный человек, он учитель, сэнсэй, понимаете? Он ученикам всегда внушает, что навыки применять в драке – все равно что выйти с мечом на безоружного, так разве же он мог сам?! Это ведь противоречит кодексу…

Седой поморщился – видимо, мой звонкий голос бился в виски, вызывая болезненные ощущения.

– Кодекс… самураи, понимаешь! Придумают себе… Совсем от корней отреклись – Япония, понимаешь, Китай! А как же наши-то, русичи, а?

Если бы в тот момент я была в состоянии смеяться, то сделала бы это – поборник чистоты русских традиций сам явно носил имя вроде Гафура или Тамерлана – чистокровный татарин. Но мне было не до смеха, не до внешнего вида оперативников…

– При чем тут «от корней отреклись», он-то как раз и не отрекался! У него дед был ученым, востоковедом известным, много лет в Японии провел.

– Вы полагаете, этого достаточно, чтобы снять с вашего супруга предъявленные обвинения?

– Нет, но…

– Так вот что я вам скажу, девушка! – наставительно произнес седой. – Порядочный человек – это не профессия и не алиби.

Я поняла – все бесполезно. Они не верят мне, не верят Акеле – тогда кто может убедить их в том, что мой муж не совершал убийства? Что его кодекс чести не позволяет ему нарушать закона? Я подняла глаза, взглянула за раздвинутую ширму в соседнюю комнату и вдруг почувствовала, что там чего-то не хватает. Чего-то, что всегда было, а потому примелькалось…

– Можно, я войду в ту комнату? – спросила я у сидящего напротив меня «кожаного». – Мне кажется, что там что-то пропало…

– Что пропало? – мгновенно подобрался он.

– Не знаю… мне нужно посмотреть…

– Идемте. – «Кожаный» встал и первым вошел в тренировочный зал. – Только смотрите внимательно, это очень важно!

Я пристально оглядела комнату, и взгляд остановился на катана-какэ – стойке, на которой были укреплены мечи. Таких стоек было пять, по четыре меча на каждой. И вот на самой дальней, стоявшей на полу у окна, не хватало большого меча-тати. Парный к нему малый меч-танто висел на прежнем месте, а вот большого, в лаковых черных ножнах, не было. Но самое ужасное заключалось в том, что я была абсолютно уверена – меч пропал не сегодня… Да, я вдруг вспомнила, что, вытирая пыль с оружия на прошлой неделе, заметила отсутствие меча и хотела спросить об этом у Акелы, но закрутилась и забыла.

Милиционер заметил, видимо, как меняется выражение моего лица, тронул за рукав:

– Ну, нашли пропажу?

– Д-да, – с запинкой проговорила я, не вполне уверенная в том, что стоит выдавать такую информацию. – Вот здесь… видите? – я указала рукой на пустующие гнезда в катана-какэ. – Здесь должен быть большой меч – а его нет. Малый на месте, а большого нет…

– Может, и не было?

– Вы не понимаете! Эти мечи носились только парой, значит, и продаваться могли только парой, вместе – иначе их цена намного ниже… Это называется «дайсё».

«Кожаный» хмыкнул:

– Чудно у вас в доме, Александра Ефимовна! Даже стола нет нормального, а кругом такие вещи дорогие… Не находите, что это странно?

– Что в этом странного? А вообще вы могли бы и представиться, – заметила я, устав называть его про себя «кожаным».

– А я этого не сделал? – удивился он, доставая из кармана плаща удостоверение. – Простите… Старший оперуполномоченный уголовного розыска Карепанов Борис Евгеньевич. Так на чем мы остановились?

– На том, что стола у нас нет, а дорогих вещей много, – проговорила я с нескрываемым раздражением, вдруг почувствовав необъяснимую неприязнь к этому человеку. – Мой муж живет по своим представлениям о быте, и если они как-то отличаются от ваших, то это вовсе не означает, что он убийца.

Карепанов уставился на нее прозрачно-зелеными глазами и хмыкнул:

– Это теория у вас такая? Забавно… А скажите мне, уважаемая Александра Ефимовна, не замечали ли вы в последнее время за своим мужем чего-то нехарактерного?

– Ничего нехарактерного, – решительно отвергла я. – Все как всегда. Мы после Нового года собирались в Осаку всей семьей, Саша занимался оформлением визы… ученицу новую взял, мою приятельницу…

– Не понимаю, – нахмурился Карепанов. – Если так уж нужны деньги – почему не продать что-то из оружия? – И как бы в подтверждение своих слов он обвел рукой комнату. – Кстати, а ведь пропавший меч вполне мог быть продан, разве нет?

– Нет! Саша никогда не продал бы ничего из коллекции, – с жаром возразила я. – И с Ольги он денег не брал, занимался потому, что та интерес проявила. Я настаиваю на том, что меч кто-то украл!

– Прямо вот так сразу и украл! – усмехнулся Карепанов. – У вас в доме часто бывают чужие люди?

– Нет…

– Дверные замки целы?

– Да, но…

– А вот «да» и «но» не надо. Раз все цело, значит, кража исключается. Подумайте сами, Александра Ефимовна, если бы к вам забрался вор, то разве он ограничился бы только одним этим… как вы его там назвали? – Карепанов пощелкал пальцами, припоминая сказанное мной слово, и я со вздохом подсказала:

– Тати.

– Да-да, именно! – обрадованно подтвердил следователь. – Именно тати! Что в нем ценного?

– Да ничего особо, кроме, может, того, что это был подарок, – признала я. – Это даже не самый дорогой из всех мечей… Такие вообще носили самураи ниже пятого ранга… тем, кто выше, полагались сиратати – серебряные или «белые» мечи. А это был куроцукури – «черный»…

Лицо Карепанова сделалось растерянным, и я испытала злорадное удовольствие. Было очевидно, что я произносила с легкостью такие слова, о которые он запросто мог сломать язык.

– Откуда вы все это знаете? – глуповато спросил он, и я не успела ответить. Вместо меня это сделал «русич», оторвавшийся от своих записей, которые делал в блокноте.

– Ну, очевидно же, Борис Евгеньевич, что раз муж сдвинут на этой японской байде, то и жена наверняка в курсе.

Мне захотелось схватить с катана-какэ первый попавшийся меч и с размаху врезать им по толстому брюху ревнителя русских традиций – чтобы не забывался. По понятным причинам я сдержалась и только процедила неприязненно:

– Если вы лично в этом не разбираетесь, это еще не есть «байда», цитируя вашу же изящную конструкцию. А Саша очень много рассказывает мне об оружии, об обычаях… У него ведь есть научная степень, вы не знали?

Я чувствовала, что Карепанов и «русич» пока этого не знали – с документами работали другие оперативники, а эти двое просмотрели их бегло и не успели еще вникнуть во все тонкости. Так и думают, видимо – мол, ученая степень… надо же! А если судить по обстановке квартиры, так он просто сдвинутый фанатик. Такие разговоры шепотом вели наши соседи, и я не раз слышала, как старушки на лавке обсуждают нас и наш образ жизни.

– Чудны крестьянские дети, – пробормотал Карепанов – эта фраза, очевидно, заменяла ему выражение про бога, в которого следователь, должно быть, не особенно верил.

Обыск подошел к концу, соблюдя все необходимые формальности, Карепанов распрощался и вышел вслед за коллегами, а я услышала, как на площадке он говорит кому-то:

– Надо бы все-таки похвалить Ольгу за проницательность, это она сказала, что так убивать только самурай может. Признайся, Наиль, что при всех своих многочисленных отрицательных качествах я все же человек справедливый, – и вслед за этим раздался хохот.

Я отметила про себя, что не ошиблась и один из оперативников татарин. А вот имя «Ольга» как-то нехорошо царапнуло, но быстро ушло на второй план – мне предстояла основательная уборка в квартире, которую мне нужно закончить до того, как придет время забрать из садика Соню. Оценив масштабы, я поняла, что не справлюсь, и позвонила домработнице Гале. Та пообещала приехать через полчаса, но от ее оханий и причитаний мне стало совсем дурно. Лишь бы Соня не поняла ничего…

Мысль об украденном тати не давала мне покоя. В том, что это была именно кража, я даже не сомневалась – Сашка не мог продать или подарить кому-то такую дорогую для него вещь. Эта пара дайсё появилась в доме еще до меня, и я чувствовала особое отношение мужа к этим мечам. Он часто и подолгу изучал устройство каждого меча, ощупывал ножны, рассматривал каждый виток шелковой оплетки на рукояти, мэнуки – ювелирную декоративную фигурку, спрятанную под оплеткой…

– А почему их непременно должно быть два? – спросила однажды я, осмелившись нарушить блаженное созерцание мужа.

– Так положено по церемониалу. Большой меч – тати – пригоден для многолюдного побоища, им удобно, например, доспехи проламывать. А короткий – танто – используется для ближнего боя. Или для сэппуку.

Мне стало не по себе, и я содрогнулась, представив, как идеально отточенный клинок разрезает кожу и мышцы… Но Сашка всегда говорил, что настоящий самурай презирает жизнь, и ритуальное самоубийство для него – истинное наслаждение.

– Именно поэтому самураи редко доживали до сорока лет. Умереть, выказав преданность своему господину, считалось весьма почетным.

– Ужасы какие! – Я поежилась, и муж рассмеялся:

– Что поделать. А вообще забавно – в Средние века рост японца не превышал ста шестидесяти сантиметров, а длина меча или того же шеста бо могла достигать метра восьмидесяти. Представь, как они владели техниками, чтобы уметь сражаться подобным оружием?

Не знаю, почему именно сейчас в памяти всплыл этот разговор. Взглянув на часы, я поняла, что нужно поторапливаться, чтобы дочь не осталась в садике одна – этот момент ее всегда сильно травмировал, и психолог объяснила мне, что Соня просто подсознательно боится, что я не приду и оставлю ее в саду насовсем. Мы с Акелой уговорились никогда не допускать подобного и часто подменяли друг друга, если один из нас был занят и не мог освободиться к определенному времени. Я набросила пальто и шапку, пробежалась по квартире, задвигая ширмы между комнатами, подхватила сумку и выскочила на лестничную клетку. Заперев дверь, побежала вниз по лестнице и в темном тамбуре между входных дверей столкнулась с Алисой Власьевной. Старушка втянула голову в плечи, как будто ждала, что я ее ударю, и прошмыгнула мимо. Я даже внимания не обратила ни на этот жест, ни на выражение лица Алисы Власьевны, выскочила из подъезда и побежала в сторону автобусной остановки – нужно было забрать Соню вовремя. Ездить на машине я практически перестала – институт находился недалеко, Сонин садик тоже, – и автобусом сегодня я воспользовалась исключительно для ускорения процесса – обычно всегда ходила пешком. Навыки вождения вспоминались лишь при поездках к отцу в поселок, куда добраться на общественном транспорте было невозможно. Но и это случалось нечасто – в основном мы ездили втроем, и за рулем всегда был Сашка…

Успев вскочить в отходивший от остановки автобус, я рухнула на сиденье, протянула мелочь кондуктору и стала лихорадочно придумывать для дочери историю о том, что папа срочно уехал в командировку…

Мы с Соней только что вышли из здания детского сада, когда у меня в кармане заверещал мобильный – это оказалась Галя.

– Санюшка, ты далеко от дома?

– Я из сада вышла с Соней, а что случилось?

– Да ключи я найти не могу, видно, дома оставила, старая ворона, – голосила Галя, расстроенная донельзя.

Это было весьма некстати – я надеялась, что до нашего возвращения – а я планировала еще зайти в супермаркет и побродить там подольше – Галя успеет хоть немного убрать следы пребывания оперативников в нашей квартире, и вот надо же – сюрприз.

– Хорошо, я сейчас…

Ничего не поделаешь, придется отдать ключ домработнице и включить в свой план посещение еще и большого торгового центра.

– Ты проголодалась? – спросила я у дочери, и та замотала головой:

– Не-а!

– Тогда, может, по магазинам?

– Ты мне корону обещала, – напомнила Соня, и я виновато пробормотала:

– Слушай, точно… Сейчас вот Гале ключи отдадим и порешаем вопрос с твоей короной.

На предстоящем утреннике Соня должна была исполнять роль Снежной королевы в маленьком спектакле. Костюм мы – вернее, Галя, конечно, хоть и с моей косорукой помощью – соорудили еще в начале месяца, но вот достойную корону никак подобрать не могли. Да и забыла я, если честно… Хороша маманя! Забыла!

Дочь понимающе кивнула и забубнила вполголоса стихотворение, которое выучила помимо роли Снежной королевы.

Галя ждала нас во дворе на лавке. Ее большая клетчатая сумка стояла рядом, из нее выглядывала какая-то бутыль с яркой наклейкой, торчала упаковка матерчатых салфеток и виднелось что-то мягкое, розовое. Соня, увидевшая Галю чуть раньше, вырвала свою руку из моей и вприпрыжку поскакала к лавке.

– Баба Галя!

– Сонюшка, осторожнее, скользко очень! – Галя встала и раскинула навстречу девочке руки. – А у меня кто есть… смотри-ка. – Она повернулась к сумке и вытащила оттуда розового зайца с длинными лапами, одетого в клетчатые шорты на одной лямке.

– Ой, кто это? – Соня округлила глаза, а Галя, хитро улыбнувшись, заговорила полушепотом:

– А этот господин к твоему папе пристал утром – увези, мол, меня к Соне. А папочка-то на работу поехал, некогда ему было возвращаться, вот он ко мне его и привез – мол, тебя, Пушишка – это зовут его так, – так вот, тебя баба Галя к Соне довезет. Ну, вот я и довезла.

Сонька, открыв рот, слушала Галину байку, а у меня закололо внутри – Сашка как будто чувствовал, что вечером не увидит дочь, а потому купил ей зайца и забросил к Гале, которая жила рядом с его клубом. Соня прижала зайца к груди и тут же затребовала:

– Мама, мы возьмем Пушишку с собой за короной!

– Конечно, – вздохнула я, стараясь скрыть от дочери свое состояние, – а то он будет мешать Гале убирать квартиру. Галечка, мы в магазин должны пойти, я совсем про корону для костюма забыла, да и продуктов кое-каких нужно купить.

– Ступайте, Санюшка, развейтесь немного. – Галя прижала к глазам платочек, и я разозлилась – ведь просила ее при Соне не плакать.

Чуткая малышка сразу уловила напряжение и вцепилась в Галину руку:

– Ты чего плачешь, баба Галя?

– Бабе Гале в глаз соринка попала! – отрезала я, разворачивая Соню к выходу из двора, а сама наградила за ее спиной Галю недобрым взглядом, и та понимающе закивала:

– Я вас дождусь, ключи-то одни. Приготовить что-нибудь?

– Пи-рож-ки! – подпрыгивая на одной ноге, заявила Соня. – Пи-рож-ки с рисом и яйцами!

Мы с Галей рассмеялись, хотя на душе у обеих веселья не было.

Акела

Факт задержания его не испугал – было дело, не впервой. Странно было другое – нелепейший повод. Какие-то бомжи с отсеченными головами, чьи трупы вот уже несколько раз находили в разных концах города. Акела с присущим ему спокойствием выслушал этот бред, но не стал вступать в дискуссии, только бросил:

– Разбирайтесь.

Волновала Алька – осталась одна с дочкой, как теперь будет. И даже не это его пугало, а как раз то, что жена перед лицом нависшей над ним угрозы начнет вспоминать былые навыки, с которыми Акела довольно успешно боролся вот уже два года. Чего стоило ему заставить себя говорить с ней свысока, подчинять, ломать что-то в непростом характере этой девочки, ему, взрослому мужчине с несколько иным, чем у нее, мировоззрением. Да, приверженность к самурайским традициям очень помогла – все-таки Алька уважала его интересы и старалась их разделять. Но внутри себя Акела чувствовал неловкость – пришлось идти на какие-то театральные представления, чтобы заставить жену забыть то, что она умела.

– Ни к чему молодой женщине все это барахло! – решительно заявил он в приватной беседе с тестем. – Фима, ты не хуже моего это понимаешь. Но добровольно Алька от мотоцикла и стрельбы не откажется, и это ты тоже знаешь наверняка – как и я. А мне нужна жена, а не Терминатор на мотоцикле. И ей, кстати, так тоже будет лучше.

Тесть промолчал, хотя и не был доволен, это Акела прочитал в его прищуренных глазах – не первый день были знакомы. Однако надо было отдать должное Фиме Клещу – он почти всегда поддерживал точку зрения зятя, когда дело касалось Александры. Ефим Гельман воспитывал девочку с семи лет без женского участия – его сестра не в счет, Сашка ее никогда не слушала, – а потому выросло из нее именно то, что выросло. С малых лет она прекрасно владела огнестрельным оружием, имела разряд по стрельбе, лихо водила мотоцикл, а когда на семью Ефима Гельмана обрушились многочисленные неприятности, именно Сашка сумела во всем разобраться.

– Ты только это… смотри мне… – вывернул тесть, глядя на огонь в камине. – Чтобы по уму все, без никаких… Узнаю – шкуру твою паленую спущу.

Акела только усмехнулся. Фима говорил это скорее по привычке, по традиции, а на деле прекрасно знал, что зять выколет себе единственный глаз, но любимую жену защитит и не причинит ей боли. И вот теперь, после двух лет кропотливого ежедневного труда, все снова висит на волоске. Александра не из тех, кто бросает родного человека в беде, она непременно начнет искать способ выручить его и, вполне вероятно, ухитрится наломать дров. Уж в чем в чем, а в том, что дрова эти будут непременно, Акела почти не сомневался, на это его жена была большой мастерицей.

В камере он молча улегся на нары и закрыл лицо ладонью. Его личность была хорошо известна в городе, а приметная внешность не давала возможности усомниться в том, что ее обладатель и есть Акела, некогда правая рука Фимы Клеща, потому никаких вопросов ему никто не задал, лишь «смотрящий» хмыкнул и жестом дал понять своим подручным, чтобы вновь прибывшего не трогали.

Акела не особенно волновался по поводу задержания, если нет никаких улик против него, то через три дня отпустят. Хуже другое – пропал меч, подаренный ему сэнсэем. Собрав воедино все обрывочные сведения о преступлениях, в которых его пытались обвинить, Акела почему-то сразу подумал о том, что его меч мог быть как-то задействован в них – очень уж характерная вырисовывалась картина. Бомжи – они же неприкасаемые-эта, отрубленные головы – возможно, с целью изготовления трофеев-бундори, ровный край раны на трупах – все это отлично укладывалось в старую военную традицию. Следовательно, тот, кто сделал это, либо имел цель как-то скомпрометировать его, Акелу, либо сам был приверженцем самурайской идеологии.

«А как вариант – и первое и второе», – подумал вдруг Акела, поворачиваясь на бок. Врагов у него было достаточно еще «из прошлой жизни», и среди них встречались люди, увлеченно изучавшие японские традиции.

Неожиданно в памяти всплыл эпизод – эта девушка, Оля Паршинцева, с деревянным шинаем у манекена имитирующая удар по шее снизу вверх спереди назад. «Откуда она это взяла? Почему именно так? Ведь именно так отрубалась голова для создания бундори… Откуда она это знает? – Акела рывком сел, едва не ударившись головой о верхние нары. – Как она вообще попала в наш дом, почему именно ко мне? Аля говорила… стоп, а что она мне говорила вообще? Я ведь даже толком не узнал, кто она, эта Ольга. Старый дурак! Ну, как я мог поверить в то, что молодая девчонка на ровном месте настолько увлеклась японской культурой, чтобы изучать язык и боевые техники? Кто она вообще? Нужно как-то Алю предупредить, чтобы была с ней осторожнее. А лучше – Фиме об этом сказать».

Однако пока Акела не имел возможности связаться ни с женой, ни с ее отцом.

Самое скверное началось утром следующего дня, когда выяснилось, что на яшмовом украшении, найденном у женского трупа, обнаружились отпечатки пальцев Акелы. Именно этой яшмой была украшена рукоять меча-тати, пропавшего из его квартиры. Из задержанного Акела в момент превратился в подозреваемого в серии жестоких убийств.

Александра

За четыре дня до Нового года я приняла последний зачет, составила список должников для деканата и отказалась от участия в кафедральных посиделках. Настроения никакого не было – муж в СИЗО, какое тут веселье, – да меня особенно никто и не уговаривал, потому я, сунув халат в пакет, чтобы выстирать дома, вышла из здания морфологического корпуса и побрела за Соней в детский сад. Утренник у них прошел вчера, я старалась отвлечься от неприятных мыслей и сосредоточиться на том, как моя дочь читает стихи, а потом и выступает в спектакле. Никто в детском саду не подозревал о том, что Соня не родная нам с Сашкой, и потому мне было приятно выслушивать комплименты воспитателей и родителей по поводу того, что она «умничка, красавица и на маму очень похожа».

Взглянув на часы, я обнаружила, что у детей еще «тихий час», и теперь бесцельно бродила по предпраздничному городу, стараясь не смотреть на охваченных подарочным ажиотажем людей. «У них через четыре дня праздник, – тоскливо думала я, поддевая носком ботинка свежий снег. – А Сашка в тюрьме… за что? Я ведь точно знаю, что он не мог убить кого-то, это противоречит его философии! То есть он мог убить, но только защищаясь сам или защищая нас, например, причем сделал бы это голыми руками… И меч он не мог носить с собой, тем более этот – для тренировок у него все хранится в клубе… В клубе! А ведь если это Сашка забрал меч, то хранить его он мог именно там!» – вдруг осенило меня, и я, шагнув к обочине, подняла руку, ловя такси.

Сидя на заднем сиденье, я напряженно думала, как помочь мужу. Ну, разумеется, если я обращусь к папе, тот даст своего адвоката – удивительно вообще, как это он еще не в курсе и не позвонил даже ни разу. Но лучше бы и папу исключить из этой цепочки для его же спокойствия – адвоката дядю Моню я знала с детских лет, так что посредники мне ни к чему. Но от разговора с отцом мне, кажется, не удастся улизнуть – ради собственного удобства будет лучше, если я отправлю Соню из города и оставлю на попечении деда и домработницы. В папином коттедже полно охраны, и с моей дочерью все будет в порядке. Нехорошие предчувствия не оставляли меня, а ребенок делал уязвимой, поэтому нужно устроить все так, чтобы Соня не подвергалась никакой опасности. Хватит с меня ареста мужа.

Клуб «Каскад» располагался в подвальном помещении старого спортзала, раньше принадлежавшего местному бумажному комбинату, а теперь выкупленному каким-то бизнесменом под сауну. Акела перекупил у него этот спортзал и обустроил в нем все на собственные деньги.

Я подошла к вахтеру и попросила ключи. Старичок хорошо знал меня в лицо – иногда я заходила за мужем, если оказывалась поблизости, или приводила к нему на занятия Соню.

– Тебя проводить, Сашенька? – спросил он, но я отказалась.

Спустившись по лестнице в полутемный подвал, я почувствовала себя как-то жутковато – света практически нет, только над дверью клуба тускло светит небольшая лампочка, кругом гнетущая тишина, и каждый шаг гулко разносится по пустому помещению. Отомкнув дверь клуба, я быстро зашарила рукой по правой стене, отыскивая выключатель, и, когда свет зажегся, почувствовала себя немного увереннее. В маленькой тренерской все было в полном порядке – Акела не терпел бардака, каждая вещь у него знала свое место.

На крючке за дверью висело тренировочное кимоно мужа, и я, поддавшись какому-то внезапному желанию, прижалась к нему лицом, вдыхая запах. На глаза сразу же навернулись слезы, и я смахнула их пальцами – раскисать было некогда. Ключ от высокого узкого сейфа, привинченного к полу, хранился у Сашки под столешницей, там был прибит крючочек. Пошарив рукой, я сняла ключ и отомкнула сейф. Все мечи, используемые мужем для работы, оказались на месте, но большого меча из пары черных дайсё среди них не было.

– Ничего… это ничего не значит – Акела мог и не приносить меч сюда, и тогда его точно кто-то украл, – пробормотала я, расстроенная своим открытием, – а это значит, что настоящий убийца тот, у кого сейчас этот меч… Конечно! По-другому и быть не может, да и зачем Сашке моему убивать каких-то бомжей, не представляющих для него лично никакой опасности? Он всегда говорил – меч создан больше для защиты… Господи, что же мне теперь делать? – Я села на стул и заплакала, не в силах больше сдерживать эмоции и отчаяние.

К счастью, меня здесь никто не видел и не слышал, а потому я могла без помех позволить себе расслабиться и порыдать вволю без риска быть осмеянной. Я же все-таки Кнопка из стали, как иногда говорил муж, так негоже мне на людях-то распускаться.

Выплакавшись как следует, я заперла дверь клуба и побрела домой. Шел снег, мягкие хлопья оседали на шапочке и воротнике шубы, но я этого не замечала. Я шла вдоль ярко освещенных витрин и боялась даже думать о том, что сейчас происходит с мужем. «Только бы с ним ничего не случилось, только бы не произошло ничего страшного…»

– Саша? – услышала я и невольно приостановилась, оглянулась – прямо за моей спиной оказалась девушка в темно-синей куртке и без шапки.

– Ольга… откуда ты здесь? Извини, я… задумалась, – сбивчиво стала оправдываться я, застигнутая врасплох ее появлением, и неожиданно рассердилась на себя – почему я должна объясняться?

– Ты куда-то торопишься, Саша? – спросила Ольга, стряхивая снег с капюшона куртки.

– Нет… я просто…

– Гуляешь? – подсказала она, чуть склонив набок голову, и улыбнулась.

– Нет, за Соней в садик иду.

– Может, пойдем вместе, нам ведь по дороге?

Я пожала плечами и не ответила, пошла вперед, и Ольга торопливо поравнялась со мной, пошла рядом, стараясь приноровиться к моим небольшим шагам. Она молчала, но я чувствовала, как ей хочется задать мне какие-то вопросы. Но я не настроена была разговаривать, более того – появление Ольги именно сейчас вызвало у меня неприязнь – хотелось побыть одной, подумать, а Паршинцева настырно топала рядом и, похоже, настроилась на приглашение на чашку чаю.

– Саша… у тебя неприятности? – спросила Ольга, решившись, и я резко остановилась:

– Тебе не кажется, что это не слишком тактично – вмешиваться в чужую личную жизнь?

– Я не вмешиваюсь… – смутилась Паршинцева, не ожидавшая подобной отповеди. – Мне просто показалось…

– Вот именно – показалось! Всего хорошего, Оля, я уже пришла, – с этими словами я быстро нырнула в ворота детского сада. Зря, конечно, нагрубила, но сил разводить политес у меня сейчас не было. Хотелось домой, в ванную, потом выпить чашку чаю и забраться с головой под одеяло в спальне. Очередная ночь без мужа представлялась мне чем-то кошмарным – я привыкла к тому, что Сашка всегда рядом.

«Если бы тогда, десять лет назад, я не совершил этой подлости и не выложил тренеру всю эту выдуманную чушь, то ведь и жизнь моя пошла бы совсем не так… Совсем не так! Я был бы сэнсэем, мастером – да мало ли кем еще! Но теперь уже что сделано, то сделано».