Текст книги "Три женских страха"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Как думаешь, что могло случиться? – спросила я, закуривая.

Саша поставил пепельницу мне на колени и продолжил:

– Я не думаю, я точно знаю. Банк повысил залоговую сумму, Славка узнал об этом слишком поздно, и кредит ему не дали.

– Как это?!

– А так. Твой братец решил не пользоваться услугами отцовского банка – решил, что это вызовет подозрения, потому пошел за кредитом в другой банк, вот и вышло…

– Господи, папа с ума сойдет… – Я докурила и обняла себя за плечи. – Саш, а когда это стало известно? Ну, что тендер Славка профукал?

– Неделю назад. Отец не знал – Славка все юлил и крутил, тянул, как мог, а тут покушение.

Я почувствовала, как внутри все холодеет – очень уж вовремя оно произошло, покушение это.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – Я посмотрела на мужа, и тот медленно кивнул.

Это сказало мне многое. Очевидно, ночью он не спал, обзванивал знакомых, всех многочисленных своих информаторов, всех, кто мог хоть как-то пролить свет на ситуацию. И очевидно, что он узнал, но тянет, не хочет говорить – потому что мой брат… Не верю, не может быть! Разве Славка способен поднять руку на родного отца?!

– Саша, неужели?.. – я не могла даже произнести вслух эту фразу.

Но муж мой, к моему удивлению, отрицательно мотнул головой:

– Нет, Аленька, это не он.

Уф, насколько же мне стало легче… Все-таки невыносимо – подозревать родного брата.

– Тогда – кто?

– Я думаю, тот, кто выиграл этот тендер.

– А кто это?

– Какая-то фирма «Гилиан-М». Я не нашел еще, кто это, но найду непременно.

Господи, что бы я делала без него? Он на самом деле стал мне опорой и защитой, и даже папа теперь не стесняется признать это вслух. А ведь как был против… Вспомнить страшно!

Пока я возносила благодарности Господу за подаренного мне супруга, он, то есть означенный супруг, уже успел одеться и теперь стоял на пороге комнаты, готовый куда-то ехать.

– Ты куда?! – встрепенулась я и спрыгнула с постели.

– В одно место, – уклончиво ответил он, проверяя права в кармане куртки.

– А я?

– А ты останешься дома. Дома – значит в доме, не выходя даже во двор. Все поняла?

Это мне не понравилось – что еще за домашний арест? Акела понял, что я недовольна, вернулся и поднял меня на руки – это никогда не составляло ему никакого труда, мой рост и вес не сопоставлялись с нормальными человеческими:

– Алька, я тебе запрещаю. Не добавляй неприятностей, их и так выше крыши. Неужели не понимаешь?

Я обняла его за шею, прижалась щекой к его обожженной щеке и прошептала в обезображенное ухо:

– Конечно, родной, я все понимаю, прости… Буду сидеть дома, как пай-девочка.

– Ну и умница.

Он поцеловал меня, поставил на пол, погладил по волосам и ушел. Я перебежала в гостиную, отодвинула штору и дождалась, пока джип мужа выедет за ворота.

Разумеется, сидеть дома я не собиралась – как можно, когда такое происходит? Я должна обсудить происходящее с Семеном.

Наскоро приняв душ, схватив в кухне бутерброд с рыбой и салат и в два глотка осушив чашку кофе, я облачилась в комбинезон и высокие ботинки и побежала в гараж. Однако на полдороге вдруг хлопнула себя по карману, в котором всегда лежали ключи, и не обнаружила их там.

– Неужели выложила? – пробормотала я и вернулась в дом.

Поиски не дали никаких результатов. Зато вдруг зазвонил мобильный, и голос мужа насмешливо поинтересовался:

– Все перерыла? Не нашла?

Сперва я сильно испугалась, но потом до меня дошло – да ведь Саша забрал ключи, прекрасно понимая, что никакие запреты не удержат меня дома.

– Я же просил тебя – не добавляй мне головной боли.

Я виновато пискнула что-то и положила трубку. От досады хотелось реветь, но я сдержалась и принялась раздеваться – ключи от всех машин явно тоже лежали в бардачке Сашкиного джипа.

– Ну, это вообще! – бормотала я, сбрасывая поочередно ботинки, комбинезон и оставаясь в майке с воротником-стойкой и тонких колготках. В таком виде я завалилась на диван и включила телевизор. Смотреть его мне обычно некогда, но раз уж сегодня своеобразный выходной – сделаю маленькое исключение.

Ничего подходящего не обнаруживалось, я начала злиться – ну все наперекосяк. Главное – успеть взять себя в руки к моменту возвращения мужа, иначе и вечер пройдет в «приподнятом» настроении. Акела не любил ссор и криков в доме, сам крайне редко повышал голос и приучал меня, громкую и истеричную, подходить к решению любых конфликтов уравновешенно и спокойно. Ему это удавалось, лишь порой бес, сидящий у меня внутри, отказывался подчиняться и выскакивал, как из табакерки, наружу и начинал выкидывать фортели. Не самое приятное зрелище, если честно…

Начались новости, и я стала внимательнее прислушиваться к тому, что говорили дикторы. Разумеется, новость о строительстве спорткомплекса тоже прозвучала, как и название фирмы, выигравшей тендер. Хорошо, что в палате у отца нет телевизора – это не та информация, которая ему сейчас необходима…

Но что это за фирма, интересно? И какое странное название – ничего не обозначает. Или я просто слов таких не знаю? И как мог Славка!.. Так предать отца! Тянуть с тендером, с кредитом – и в итоге все профукать! Не понимаю…

Я дотянулась до телефона и позвонила Семену. Он долго не отвечал, потом раздался сонный голос:

– Да, Сашура.

– Ты спишь еще, что ли? Время-то! – возмущенно спросила я, бросив взгляд на часы, показывавшие половину двенадцатого.

– Зависли в клубе вчера, перебрали… – вяло отбивался Семен.

– То есть ты не в состоянии ко мне приехать?

– О-ох, Сашура! – простонал брат. – Может, ты к нам, а?

– Во-первых, поскольку твоя телка дома, я, понятное дело, шагу туда не ступлю. А во-вторых, у меня нет ключей ни от байка, ни от машины. Сашка все увез.

Семен захохотал:

– Узнаю… Что опять натворила?

– Да не натворила, чего ты! – возмутилась я. – Просто… короче, не по телефону, приезжай давай, – и бросила трубку, зная: теперь Семен приедет даже полумертвый – что-что, а тайны он обожал, и фраза «не по телефону» моментально возбудит его любопытство.

«Главное, чтобы Эдика своего мерзкого не прихватил, не то убийство будет», – подумала я и направилась в кухню, чтобы к приезду брата приготовить хоть какое-то подобие обеда. Про подобие ужина для мужа подумаю чуть позже…

Семен явился часа через два – лицо все еще хранило отпечатки бурной ночи, глаза красные, видимо, не помогли даже специальные капли, да и запашок от братца шел тот еще…

– Что – коктейль «налейте мне всего, до чего руки дотянутся»? – сморщившись, поинтересовалась я, пока Семен снимал куртку и ботинки в прихожей.

– Ох, не остри, Сашка, и так фигово, – пожаловался он и скоренько проследовал в гостиную, где немедленно оккупировал один из белых диванов. – Подушечку дай, а?

Я сжалилась и принесла подушку, в которую Семен моментально зарылся лицом.

– Чего звала-то? – прогнусил он.

– Ты не оборзел ли? Я не собираюсь с… затылком твоим разговаривать.

На самом деле я хотела сказать – «с задницей», но в последний миг поняла, что это прозвучит грубо и неуместно, вроде как я снова его подкалываю, а потому прикусила язык и заменила неудачный оборот речи. Семен перевернулся и застонал:

– Сашка, ты просто садистка… я в такие дали с похмелья ехал – а ты тут корчишь из себя…

Пора переходить к делу. Сейчас ты у меня живо протрезвеешь, даже рассол не понадобится.

– А скажи-ка – ты знал, что Славка просахатил тендер на строительство спорткомплекса?

Прогнозы по отрезвлению братца оправдались. Семен рывком сел, даже забыв, что ему не очень хорошо, и рявкнул:

– Что?!

– Что слышал. – Я взяла пачку сигарет, запрыгнула на подоконник и, приоткрыв окно, закурила.

Брат моргал глазами, лицо и шея его пошли ярко-малиновыми пятнами, а губы сжались в тонкую нитку. Обычно импозантный и красивый Семен сейчас вдруг превратился в безобразного урода – ни дать ни взять Годзилла.

– Ты откуда узнала?

– Был источник, – попыталась уклониться я, но тут же поняла, что ляпнула глупость – имя моего источника брат отлично знал.

– Акела опять нарыл?

Это «опять» в исполнении Семена снова навело меня на мысль, что братья почему-то терпеть не могут моего мужа, хотя говорить об этом вслух опасаются. Это началось где-то года два назад. Раньше Акела их устраивал и как мой муж, и как папин помощник, а потом случилось нечто, о чем я не знаю. И если Слава ничего не говорил, то вот Семен-то в который уже раз ронял такие вот вроде как незначительные слова или фразочки.

– Прекрати говорить о моем муже в таком тоне.

– В каком? – разыграл искреннее удивление Семен.

– Хватит! Ты и так понял. Давай к делам – то есть ты не слышал про тендер? – Я впилась глазами в лицо брата и старалась не упустить ни единой гримасы, чтобы понять, права я в своих подозрениях относительно сговора братьев или нет.

– Про тендер в курсе, а вот что проиграли, первый раз слышу, – хмуро ответил брат, комкая подушку. – Если теперь еще и отец узнает – думаю, не надо рассказывать, что случится?

– От меня не узнает, – с вызовом бросила я. – Ты не скажешь – вот и все.

– А Акела?

– Что Акела?

– Метнется с докладом, – презрительно скривился Семен, и мое терпение истощилось. Не люблю людей, которым нужно повторять по сто раз одно и то же, пусть даже это мой брат.

Я слетела с подоконника и моментально оседлала растерявшегося Семена, прижав коленями его руки к дивану, а пальцы своей правой руки сжав на горле:

– Я же просила тебя… просила – не трогай моего мужа! Все, что он делает, во благо семьи! Это вы, бесхребетные уроды, отошли от всего – а он помогает папе, он чужой человек! Где же ваша семейная сплоченность?! И не смей теперь говорить о нем вообще ничего, иначе я тебя задушу, понял?! – шипела я, а он уже потихоньку закатывал глаза и по-рыбьи открывал рот, стараясь сделать хоть глоток воздуха, чтобы не потерять сознание.

Я почувствовала, что пора остановиться, иначе убью запросто собственного брата, а это как-то… В общем, я разжала пальцы, и Семен обмяк, сполз по кожаной диванной спинке. Тяжело дыша, я отошла к окну и распахнула настежь, высунулась на улицу, вдыхая свежий лесной воздух – коттедж наш располагался в сосновом бору, и даже на участке росли сосны, вырубать которые категорически запрещалось. От уличной свежести стало немного легче, и даже Семен заворочался на диване, закашлялся, хватаясь за горло:

– Ну… ты даешь… Сашка… где…научилась?

– Глупый вопрос, – парировала я.

Этому приему научил меня, разумеется, муж. Реакция у меня всегда была отменной, но субтильное телосложение не давало возможности освоить какие-то более радикальные методы самозащиты, поэтому Саша показал мне пару нехитрых, но весьма эффективных способов, чтобы я могла чувствовать себя уверенно на темной улице или при случайном нападении. Правда, вряд ли он думал, обучая меня, что я начну применять это при разговоре с родственниками… Но уж как вышло.

Я принесла Семену воды, он сделал несколько судорожных глотков и задышал ровнее.

– Ну что, продолжим разговор в нормальном русле? Или хочешь узнать, чему еще научил меня муж? – насмешливо спросила я, усаживаясь обратно на подоконник.

– Я так понял, ты обвиняешь меня в сговоре со Славкой?

– Я? Обвиняю? Боже упаси – как я могу обвинять, если фактов нет? – «Пока нет», – добавила про себя. – Я просто хочу понять, как так вышло, что хорошо подготовленный и «подмазанный», где нужно, тендер уплыл на сторону. Ведь все было уже решено!

– Ты-то откуда знаешь?

– Ты меня удивил, – фыркнула я. – Можно подумать, ты не знал, что папа давно ничего не скрывает от меня! Он с семнадцати лет стал доверять мне разные вещи, которые никто, кроме родных, не в состоянии понять и принять. И никто, кроме родных, не будет рядом до последнего. Все предадут – а кровь не обманешь, кровь свяжет и объединит. Вот так.

Я закрыла окно, из которого уже нешуточно дуло. В моих словах была правда – папа на самом деле начал говорить со мной о делах, едва мне стукнуло семнадцать. Это было странно – имея двух взрослых сыновей, он доверял не им, а мне. Но мои братья… как бы это помягче… В общем, они выросли какими-то странными, хоть и неглупыми. Папа приучал их к мужским занятиям – боксу, стрельбе, вождению – а в итоге Слава превратился в безвольного пьяницу, а Семен и вовсе… И отец утратил интерес к ним, считая сыновьями скорее по привычке, чем испытывая истинную отцовскую любовь, – не оправдали надежд, не встали рядом с ним, не поддержали бизнес, Семен свою долю и вовсе безропотно отдал Бесо за три процента в год. Славка же, хоть и сидел в руководящем кресле, все равно не мог считаться достойным отцовским преемником. Не знаю, как они сами относились к такому положению вещей. Папа же старался эту тему не трогать, она для него болезненна.

Не знаю, как вышло, что из всех троих только я обладала характером и силой воли. Возможно, папа просто подавил братьев своим авторитетом – как Семена тогда, в разборках с людьми Вити Меченого. А Слава, сколько я его помнила, всегда был вялым и равнодушным. Так и вышло – у отца три сына, двое мямлей, а третий – дочь.

– Ты, Сашка, даже говоришь словами своего мужа, – грустно улыбнулся Семен. – Это ведь он всегда декларирует прописные истины и ссылается на каких-то там мудрецов. Живет в сказке, которую сам себе придумал.

Я предостерегающе глянула на него, и брат поднял обе руки вверх:

– Все, молчу. Просто ты хоть раз услышь себя со стороны.

– Я живу так, как мне нравится, и с тем, кого считаю достойным себя.

– Ну, ты долго добивалась его внимания, я-то помню. Хорошо, если теперь счастлива.

Хо, счастлива – это неподходящее слово для определения моей жизни! Я добивалась внимания Акелы почти полгода, чего только не выдумывала, как только не старалась – и вот он мой. Безоговорочно мой, готовый для меня на все, что угодно. Он столько вложил в меня – и сил, и нервов, и просто собственной мудрости и знаний. Он настоял, чтобы я окончила институт и пошла дальше, в науку, он поддерживал меня, когда я писала диссертацию. А уж когда все случилось со мной и с нашим ребенком… Нет, вряд ли кто-то из мужчин оказался бы способен на такой шаг, на такие действия. Если бы не он – меня бы сейчас уже не было…

– Ты не переводи разговор, – встряхнувшись и отогнав навалившиеся воспоминания, сказала я.

– Саша, да что куда переводить – я действительно не знал, что Славка проворонил кредит и тендер. Если бы знал – как думаешь, стал бы молчать?

«Вот уж не знаю… В последнее время вы со Славкой какие-то странные, мутные. Ты завел себе этого урода Эдика, а Славка пьет вместе со своей Юлькой. Хорошо еще, что хоть на работу пока ходит, да и то если бы не водитель, так и этого бы не делал. Димка сам мне как-то рассказывал, что с утра волоком тянет шефа под ледяной душ и варит ему кофе, прежде чем погрузить хладное тело в машину и транспортировать в офис. В общем, не нравитесь вы мне, братцы…»

Где-то в кухне запел мой мобильный, и я спрыгнула с подоконника, направляясь туда. Номер на дисплее оказался незнаком.

– Алло.

– Александра Ефимовна? – Мужской голос, абсолютно незнакомый.

– Да, это я.

– Вас беспокоит полковник Маросейкин, РУБОП.

– И? – Черт возьми, только этого не хватало…

– Сегодня утром на вашего отца совершено очередное покушение.

– Что с ним?! – перебила я. – Он жив?!

– Жив. Но погибла медсестра. Персонал больницы отказывается находиться на рабочих местах, пока ваш отец… ну, вы понимаете?

– Я не понимаю, как такое могло случиться в палате, где сидят трое сотрудников! – отрезала я, вскипая – такие деньги отдала, а эти сволочи…

– Александра Ефимовна, сотрудники – не всесильные боги и не роботы. Им иногда нужно поесть и в туалет, пардон, прогуляться.

Я хотела поинтересоваться, не все втроем ли отлучались по столь деликатному вопросу охранники, но удержалась.

– Что вы хотите от меня? Чтобы я забрала его домой?

– Александра Ефимовна, я вам скажу откровенно – если бы в свое время ваш отец не помог мне, я бы не стал звонить и предлагать вам помощь. Долг платежом – и все такое, понимаете?

– Понимаю.

– Прекрасно. Я предлагаю вам следующее. Вы приезжаете в больницу, только скорее, я присылаю взвод ОМОНа, и мы дружно эвакуируем вашего отца туда, куда вы скажете. А уж там – дело ваше. Это я к тому, что не сегодня завтра вам все равно придется его забрать, но до дома вы его самостоятельно не довезете.

– То есть? – Я потянулась к пачке сигарет, выдернула одну и кое-как прикурила трясущейся рукой.

– Те, кто пытаются убрать вашего отца, не остановятся. Их не сдерживают больничные стены – подумайте о том, что будет, когда вы окажетесь в машине на открытом пространстве. Вам нужны такие игры со смертью, Александра Ефимовна?

– Я что – идиотка?

– Ну вот и я про это же. Значит, делайте, как говорю. До встречи в больнице.

Маросейкин положил трубку. Я же в отчаянии наподдала ногой ближайшему стулу – как я поеду, когда мне не на чем?! Таксисты в наш поселок предпочитают не ездить – далеко, и мало кто согласен платить круглую сумму. Остается только… О, как я забыла – Семен! Он же на машине! Вот оно, спасение!

– Сема! – заорала я, бегом направляясь в свою гардеробную. – Мы едем в больницу, срочно!

– Что случилось?

– На папу снова кто-то напал, медсестра погибла. Быстро едем туда, менты обещали помощь!

Лицо брата сделалось серым, он нервно облизал губы и молча выскочил из комнаты.

Через десять минут мы уже неслись на Семкином «Туареге» в сторону города. Машина охраны осталась у поста ГАИ – я справедливо рассудила, что в окружении ОМОНа мои собственные охранники мне вряд ли пригодятся.

– Ты бы Акеле позвонила, – буркнул брат, не отрывая взгляда от дороги. – Он же вроде запретил тебе выходить – я не хочу оказаться крайним.

Это была здравая мысль. Если я не успею вернуться раньше – а я не успею, – то Сашка устроит мне такую баню с предбанником, что мало не покажется.

Его телефон не отвечал, но ничего – когда сможет, муж увидит пропущенный звонок и откликнется. Зато теперь совесть хоть частично успокоена.

У здания больницы я увидела микроавтобус с зашторенными окнами – обещанный Маросейкиным взвод ОМОНа. А вон тот мужик в штатском, что курит у крыльца приемного покоя, наверняка и есть сам полковник.

Так и оказалось. Едва мы с Семеном вышли из машины, как мужчина, бросив окурок в урну, направился к нам. Поздоровавшись, он взял меня за локоть и отвел в сторону. Семену ничего не осталось, как отойти к машине. Такое положение вещей сохранялось уже около двух лет – моих братьев никто не принимал в расчет, если рядом оказывалась я. Папа как-то ненавязчиво дал понять всем, с кем общался: только мне стоит доверять и только со мной решать вопросы. Уж не знаю, с чего бы…

– Александра Ефимовна… – начал полковник, но я перебила:

– Можно просто Саша.

Он улыбнулся, обнажив желтоватые прокуренные зубы:

– Как скажете. Так вот, Саша. Вывозить папу вашего придется в нашем микроавтобусе. И вам придется ехать с нами.

Я пожала плечами, не понимая, в чем сложность.

– Есть опасение, что по дороге могут напасть – поэтому мне придется предпринять кое-какие меры безопасности.

– То есть?

– На вас будет бронежилет, это мера вынужденная.

– Что, все настолько серьезно? – меня охватил легкий приступ паники.

– Не хочу вас пугать… – ну еще бы! Можно подумать, уже не напугал! – Даже серьезнее, чем мне казалось на первый взгляд. Вы же понимаете, что нужно обладать определенной наглостью, чтобы напасть на пациента в больнице. Или смерть вашего отца настолько кому-то нужна, что человек не останавливается ни перед чем.

– Н-да… Знать бы еще, кто это, – буркнула я, и полковник растянул губы в широкой улыбке:

– Ну, это был бы совсем уж идеальный вариант!

Внезапно урна, стоявшая чуть левее меня, подскочила вверх и с грохотом покатилась по ступенькам крыльца. Полковник мгновенно сделал бросок в сторону и повалил меня на крыльцо, накрыв всем телом сверху.

– Лежите тихо! – прошипел он мне в ухо, а сам, повернув голову, крикнул кому-то: – Гера, где-то снайпер! Зачистите все, что сможете, быстро!

Я не могла ни повернуть голову, ни пошевелиться, придавленная к крыльцу крепким телом Маросейкина. Во дворе все пришло в движение, кричали люди, там и тут заводились и уезжали машины, слышались командные крики омоновцев:

– Всем покинуть территорию! Срочно очистить въезд во двор! Быстрее, быстрее!

Маросейкин наконец поднялся и помог мне встать на ноги. Я была вся в грязи, меня трясло от ужаса – возьми снайпер чуть левее, и меня уже не было бы… Господи, да что же происходит?!

Маросейкин тем временем толкнул меня в дверь приемного покоя и сам вошел следом, достал из кармана маленькую рацию:

– Гера, ну что?

Рация затрещала, потом заговорила хриплым мужским голосом:

– Обнаружили «лежку» на чердаке прачечной, но никого нет, и гильз стреляных тоже. Ушел.

– Хорошо, возвращайтесь. Начинаем операцию.

Маросейкин сунул рацию в карман и повернулся ко мне:

– Ну что, Саша? Идем забирать отца.

Навстречу нам несся высокий толстый мужик в белом халате, и в нем я сразу узнала главного врача больницы Тетерина – в свое время я проходила тут практику и у него подписывала дневники.

– Товарищ полковник, что происходит?! Что за стрельба?!

– Успокойтесь, – бросил Маросейкин. – Это не имеет к вам отношения.

– Не имеет?! Да у меня только что опергруппа была – всю работу парализовали! Когда уже эти ублюдки перебьют друг друга и сдохнут?! Никакой жизни!

У меня зачесались руки – мой отец в свое время помог больнице закупить дорогостоящее оборудование, и именно Тетерин тогда приезжал и слезно просил помощи, а теперь, значит…

Маросейкин каким-то шестым чувством понял, что сейчас я могу запросто что-то сказать или сделать, а потому взял меня за руку и сжал:

– Спокойно. Нам в реанимацию.

Мимо нас прошли шестеро бойцов в натянутых на лица масках и с автоматами. В руках одного из них я увидела два бронежилета. Но больше всего меня поразили щиты, висевшие на локте каждого.

– Зачем это? – спросила я у Маросейкина, и тот объяснил:

– Мы закроем вас и вашего отца щитами, так и пойдем до автобуса – как древние немецкие рыцари, «свиньей».

Если бы мне в этот момент не было так страшно, я бы посмеялась, но мысль о том, что и папе, и теперь мне угрожает вполне реальная опасность, не давала повода для веселья. Выстрел снайпера убедил меня в серьезности намерений неизвестного мне человека.

Отец уже лежал на каталке, укрытый одеялами и с капельницей в подключичном катетере. Увидев меня, он чуть улыбнулся:

– Сашка… ты зачем тут?

– Домой поедем. Ко мне.

Я наклонилась и поцеловала его в поросшую щетиной щеку. Маросейкин забрал у бойца бронежилеты, один нацепил на меня, и я аж присела от тяжести, а второй уложил поверх одеял на отца.

– Ты еще… каску нацепи… на меня… – хрипло рассмеялся отец.

– Не мешало бы, – абсолютно серьезно проговорил Маросейкин. – Ну что, Саша, повезли? Толкать нам с вами придется, персонал наотрез… да и нельзя подвергать ни в чем не повинных людей риску, как-то неправильно, да?

Я согласно кивнула, про себя подумав, что нужно бы разузнать все о семье погибшей медсестры и помочь.

Омоновцы окружили каталку со всех сторон, сомкнув щиты, и мы с Маросейкиным – он впереди, я сзади – покатили ее к выходу. Странное ощущение – идти вперед в кругу вооруженных людей, неся на себе практически пригибавший меня к земле бронежилет. По спине продирал предательский холодок – предчувствие и близость смерти пробуждают, оказывается, настоящий звериный инстинкт самосохранения, когда ты думаешь только о том, куда прятаться, если вдруг что. Человек слаб…

– Если будут стрелять, ныряйте под каталку и там лежите тихо – будет шанс выжить, – сказал вдруг полковник, не оборачиваясь, словно услышал мои предательские мысли. – И не корите себя – вы молодая, вам жить. Бояться смерти – нормально, только безголовые идиоты не боятся. Никогда не верьте тому, кто говорит, что не боится смерти.

– И вы боитесь?

– Больше скажу – и они тоже, – полковник обвел рукой идущих вокруг нас бойцов. – Просто мы знаем, как свести риск к минимуму.

Не знаю почему, но эти слова меня вдруг успокоили. Значит, мне нечего стыдиться, уж если люди, обученные убивать, говорят такое…

Во дворе пустынно, все как будто вымерло – ни машин, ни людей. Апокалипсис… Микроавтобус у самого крыльца с открытыми задними дверьми. Рядом двое со снайперскими винтовками оглядывали в прицелы окрестные крыши. Мне опять стало зябко от ужаса, но я сумела справиться. Осталось каких-то десять метров… семь… пять… Сердце бухало в такт шагам, по спине стекали струйки пота – ты смотри как хочется жить… Я не думала об этом тогда, три года назад, когда полосовала вены украденными на посту медсестер ножницами…

Наконец носилки были сняты с каталки и водружены на пол микроавтобуса, бойцы заняли свои места, потеснившись, чтобы и я могла сесть. Мы уже выезжали из ворот, когда я вспомнила вдруг, что машины Семена во дворе тоже не было. Значит, и его заставили покинуть опасное место. Ничего, думаю, он поймет, что я забрала папу к себе. Я хотела позвонить и вынула телефон, но полковник, сидевший впереди, увидел это в зеркало заднего вида:

– Я бы не делал этого сейчас. Вполне возможно, что мобильный сканируется. Мы поедем другой дорогой, а для прикрытия второй автобус уйдет к дому вашего отца.

Я убрала телефон и про себя подумала – надо же, как в кино. Такая сложная комбинация, такие трудности, чтобы спасти жизнь человеку. Да еще такому, как мой отец, – далеко не самому законопослушному…

В автобусе душно и тесно, я сидела, втиснутая между одним из бойцов и самим полковником. Тот то и дело вытирал лицо и шею платком. Кто-то из мужчин протянул ему пластиковую бутылку с водой, Маросейкин предложил мне, но я отказалась.

– Скажите, Саша, вам не бывает страшно – рядом с отцом? – спросил он вполголоса, наклоняясь к самому уху.

– Сейчас вообще страшно – хоть кто рядом. Вы людей на улице видели? У них не лица, а маски, и большей частью злобные.

– А с чего бы им вас любить, Сашенька? – усмехнулся полковник. – Они на зарплату живут, с копейки на копейку перебиваются – а мимо вы, такая вся красивая, на шикарной машине проноситесь. Как думаете, много любви вызываете? Или черной зависти – больше?

– Я, между прочим, в институте преподаю! – с вызовом ответила я, оскорбленная его намеками. – И поступила туда сама, и окончила с красным дипломом, и диссертацию по анатомии защитила – тоже сама, кстати. И езжу я да-а-а-леко не на самой модной машине, и к шубам норковым равнодушна. Так что пролетарскую гордость мне зацепить особо-то и нечем. А что отец такой… Так их полстраны таких.

Маросейкин посмотрел на меня удивленно:

– Да? Вот уж не думал…

– А чего ж вы – в РУБОПе служите, а информацией не владеете?

Он рассмеялся и перешел на шепот:

– Я папу вашего хорошо знаю, давно. Но вот что он вас так воспитал – впервые слышу.

– Он вообще мало о семье говорит.

– Ну, в его положении это оправданно, согласитесь.

Мы снова замолчали. Я поправила сбившуюся повязку на груди отца и подумала: сегодня же надо звонить Бесо, чтобы искал доктора. Сама я вряд ли справлюсь с такой задачей, как ожоговая перевязка. И Сашка не перезвонил – наверняка разозлился, что я его ослушалась. Но ведь должен же он понять, что у меня просто не было выхода.

Мы уже выгружали из автобуса носилки, когда во двор влетел джип моего мужа и, взвизгнув тормозами, развернулся на девяносто градусов.

– Кто это? – спросил Маросейкин, а ближайшие к нам бойцы мгновенно наставили стволы автоматов на машину.

– Мой муж.

Акела выскочил и замер на секунду, обводя изумленным взглядом толпу вооруженных людей, микроавтобус и носилки.

– Саша, все в порядке, – я метнулась к мужу и прижалась к нему. – Мы папу забрали, на него сегодня снова покушались…

– Погоди-ка, – он отстранил меня и подошел к носилкам, игнорируя взгляды бойцов. – Ну как ты, Фима? – наклонившись над носилками, спросил он.

– Ни… ничего, – выговорил отец. – Сашка… молодец…

– Да уж, Сашка молодец, – муж перевел на меня взгляд, и я почувствовала себя не совсем хорошо. Как пить дать – вечером все мне выскажет…

Маросейкин решил вмешаться:

– Простите, уважаемый, может, вы перенесете семейные сцены в дом и на более удобное время? Нам бы пора уже отсюда…

– Я вас не задерживаю, – холодно ответил Саша. – Спасибо за помощь, дальше мы сами разберемся.

– Но ведь в дом нужно занести…

– Я же сказал – больше не задерживаю.

Маросейкин понял, что разговор окончен. По выражению его лица я поняла, что сейчас он с удовольствием уложил бы моего супруга лицом в землю – чисто в воспитательных целях.

– До свидания, Ефим Иосифович, – попрощался он с отцом. – Поправляйтесь. И вам всего доброго, Александра.

– До свидания. И спасибо вам.

Омоновцы быстро погрузились в автобус и отбыли, а я почему-то подумала, что даже не спросила имя полковника.

Пока я раздумывала над этим, Саша с усилием поднял отца на руки и понес в дом. «Господи, надорвется же!» – ахнула я и кинулась следом, чтобы хотя бы двери открыть.

– Ты его пока положи в маленькой гостевой, а вечером или завтра наверх перенесем – Семку попросим или ребят из охраны. – Я распахнула дверь в небольшую гостевую комнату на первом этаже, сразу за лестницей, ведущей на второй этаж. – Там и постель есть…

Багровый от напряжения и тяжести Саша послушно шагнул туда, опустил отца на кровать и, чуть пошатываясь, вышел, оставив нас наедине. Я поняла – с моих глаз подальше, чтобы я, не дай бог, не увидела его слабости. Только однажды я видела слезы на глазах мужа, только однажды – когда он пришел навестить меня после неудачной попытки суицида. С тех пор мой волк-одиночка никогда больше не позволял мне видеть его в моменты растерянности, слабости или боли.

– Папа, тебе придется пока тут полежать, ладно? – Я укрыла отца одеялом, поправила подушку под головой. – Завтра ребята приедут и помогут наверх тебя перенести, там будет лучше.

– Мне и тут… нормально, – выдохнул папа, открывая глаза. – У тебя есть обезболивающее?

– Тебе плохо? – Я, признаться, не подумала об этом, а ведь ему на самом деле могло стать хуже после дороги.

– Позвони… Моне и Бесо… пусть приедут и… врача… нашего…

– Не надо никакого врача, Фима, – раздался голос Акелы за моей спиной.

– Но почему? – не поняла я, и муж объяснил:

– Чем меньше народа в теме, тем легче нам будет. Я сейчас позвоню Фо Ду, он приедет и поживет здесь.

Фо Ду – так звали того самого китайского доктора, что лечил мою сломанную ногу несколько лет назад. Саша не признавал никого, кроме этого пухленького китайца в смешном пенсне. И я безоговорочно доверилась мужу. Но…

– Ты думаешь, что никто не узнает, что папа у меня?

– Думаю, что нет. Если кто-то наблюдал, то видел, что его увезли омоновцы. А значит, скорее всего, в тюремную больницу.