Текст книги "Три женских страха"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Брат смотрел прямо и открыто, но мне все равно чудилось, что здесь кроется какая-то неправда. Семен скрывает от меня что-то. Прежде у нас не было тайн – это ведь очевидно. Значит, появилось нечто, о чем я не должна знать ни при каких условиях. Даже ценой такой ужасной лжи. Лжи на мертвого…

Наши разборки были прерваны звонком в дверь. Семен метнулся, собирая с кровати пакетики:

– Сашка, помогай скорее! Ну, не сиди же!

Я очнулась и тоже начала быстро сбрасывать пакеты в подол халата. Вдвоем мы унесли все в ванную, засунули в барабан стиральной машины и прикрыли парой полотенец. Звонки становились все настойчивее, я испуганно вцепилась в руку брата:

– Кто это?!

– Не знаю… но лучше открыть, пока соседи в милицию не позвонили.

Семен высвободил руку и пошел в коридор, оставив меня в ванной. Я прижалась к кафельной стене и замерла. Сердце глухо бухало в предчувствии чего-то нехорошего. Я услышала знакомый голос, от которого задрожали колени и заколотилось птичкой где-то у самого горла сердце:

– Она у тебя?

– У меня. Но я не понимаю…

– Что тут, мать твою, непонятного?! – рявкнул Акела. – У Клеща сердечный приступ, а вы двое!.. Как вы можете так относиться к человеку, давшему вам жизнь, неблагодарные мерзавцы?!

Я вылетела из ванной, оттолкнула в сторону попавшегося на пути Семена и завизжала:

– Что с папой?! Что произошло с папой?!

Акела, закрыв за собой входную дверь, шагнул ко мне и схватил за плечи:

– Не ори. Надо было думать головой, прежде чем не являться ночевать! Во всех новостях только и разговоров что о банде скинхедов и о какой-то разборке возле морга! Кто-то видел там девушку на мотоцикле – прикинь, их много в городе?! И что должен был думать твой отец, когда ты не пришла, а твоя охрана не знала, куда ты делась?! И у морга они тебя видели, а потом потеряли, догоняя этих скинов недоделанных!

О, теперь понятно… Мои охранники, следовавшие по пятам на почтительном расстоянии и не вмешивавшиеся в ситуацию до того, пока она не стала совсем уж критической, как и было оговорено с папой, внезапно решили развлечься и погнались за убегавшими от морга скинами, подумав, что я в безопасности, раз рядом Семен. А потом, вернувшись, не обнаружили мотоцикла, зато нашли машину брата. Мотоцикл Семен загнал в подземный гараж своего жилого комплекса, куда входа посторонним просто не было – он осуществлялся только по специальной магнитной карте-ключу, потому-то его и не нашли. Свет мы не включали, и моя охрана решила, что со мной что-то случилось.

Папа от такого известия, понятное дело, взволновался. Только Акела догадался, что мне больше негде быть, как только у Семена, куда по какой-то причине не стали подниматься Гамаюн и Башка. Проводив папу в больницу в карете «Скорой помощи», Акела поехал сюда. И, разумеется, нашел меня.

– Если поторопишься, успеем доехать до больницы прежде, чем там сменятся врач и медсестра. Сможешь поговорить и узнать все, что захочешь.

Я начала лихорадочно собираться, бегала по квартире, бестолково натыкаясь на мебель и углы. Акела так и стоял в коридоре, никак не отреагировав на приглашение Семена пройти хотя бы в кухню.

– Думаю, тебе не стоит ехать с нами, – бросил он, заметив, что Семен тоже начал одеваться.

– Почему это? – с вызовом спросил брат, не понимая, очевидно, почему должен подчиняться этому странному человеку.

– А потому это, – насмешливо ответил Акела. – Потому, что хватит с меня явления вашего братца с его алкоголичкой-женой. Устроили там сцену у хладного трупа, выли вдвоем, как по покойнику. Поэтому со мной поедет только Александра – самая адекватная. Все, разговор окончен. Ты готова? – Это относилось уже ко мне, и я кивнула, застегивая последнюю «молнию» на куртке. – Отлично. Тогда поехали.

Взяв за руку, Акела властно увлек меня за собой, усадил в машину и завел двигатель. Я сжалась на заднем сиденье, думая о несправедливости жизни. Если бы не папин инфаркт – никогда, возможно, Акела не взял бы меня за руку, не прикоснулся и не посадил в свою машину. Вот ведь…

– Плакать будешь? – спросил он внезапно, не отрывая взгляда от темной дороги, освещаемой только лучами фар.

– Я никогда…

– Я так и понял. Терпеть не могу женские слезы.

– Вообще никогда не плачу! – с вызовом бросила я, выпрямляясь и принимая вызывающую позу. – Даже когда с байка сошла на полном ходу и весь бок ободрала до костей – и то не плакала!

– Вроде как Кнопка из стали? – понимающе хмыкнул Акела, припомнив отцовское прозвище, но глаз его, взгляд которого я поймала в зеркале заднего вида, улыбался.

– Заржаветь боюсь! – парировала я.

Он не стал больше препираться, замолчал, а я впервые захотела заплакать.

Папа был в сознании, лежал в теплой палате под присмотром медсестры. Меня впустили всего на пару минут, и то только потому, что Акела сунул в карман доктору зеленую бумажку. Я чувствовала себя страшно виноватой – ведь мне и в голову не пришло набрать номер, предупредить, что не приеду, останусь у Семки. Ничего бы не произошло…

– Явилась? – проговорил папа с трудом и попытался сесть, но медсестра мигом подскочила и защебетала:

– Осторожно, Ефим Иосифович, не нужно так резко… – и повернулась ко мне, бросив неприязненно: – Ближе подойди, что встала в дверях?

Я моментально вскипела – никто не позволял себе разговаривать со мной в подобном тоне.

– Где захотела – там и встала! И вообще – будьте добры покинуть палату, мне нужно с отцом наедине поговорить!

Тетка растерянно обернулась к папе, ожидая помощи или хотя бы того, что он осадит зарвавшееся чадо, но не тут-то было. Папа предпочитал, чтобы свои проблемы и какие-то мелкие неприятности я разруливала сама, а потому не вмешивался. Медсестре ничего не осталось, как выйти, кинув в мою сторону неприязненный взгляд. Только после того, как за ней закрылась дверь, я подошла к кровати и наклонилась, чтобы поцеловать отца.

– Пап, ну что ты так неаккуратно-то?

– Неаккуратно? А ты как – толково? Почему не позвонила, как от охраны улизнула? Что еще за новости?

Мне не хотелось посвящать отца во вчерашние события – разволнуется, ему станет хуже, зачем? Проще все признать, повиниться, скроить виноватую и смиренную физиономию – и папа простит. Собственно, так и произошло – стоило мне опустить голову, как отец взял мою руку и сжал:

– Ну-ну, Кнопка, что ты? Я жив, все в порядке. Скоро поправлюсь.

– Папа, прости меня, а? Действительно, не подумала, заболтались с Семкой, а потом поздно было уже ехать…

– Я понял. Но скажи… – Он пристально посмотрел мне в глаза, и душа моя устремилась в пятки – сейчас начнет задавать очень неудобные и опасные вопросы о морге и моем там присутствии… И моя основная задача – не проговориться. – Что ты делала у морга? – Вот! Началось!

– Я… там сквер хороший, хотела Семену показать финт один, а там скины эти…

Про скинов тоже следовало выложить сразу – потому что охранники их видели, а, значит, видели и то, как я махала цепью. Не буду усложнять свое и так весьма непростое положение.

– Скины, значит… А с чего вдруг они на тебя накинулись?

– Ну, пап! Ты еще чего спроси! – я изобразила праведный гнев. – Тому, кто поймет, что в головах у этих идиотов, дадут Нобелевку!

– Нобелевку, значит… – протянул папа, глядя куда-то за мою спину, и я резко повернулась.

В дверях стоял Акела. Белая накидка поверх кожаной куртки смотрелась неприлично, неуместно и здорово портила его такой брутальный вид.

– Все в порядке, я просто хотел сказать, что врач просил закругляться, – произнес он, и папа кивнул:

– Да, сейчас. Отвези ее домой, ладно?

– А мотоцикл?! – завопила я, сообразив, что меня сейчас под домашний арест посадят, а байк так и останется на приколе в Семкином гараже.

– Не кричи, – поморщился папа. – Мотоцикл твой никуда не денется, а у тебя и так дел полно. Готовься к экзаменам.

– Папа!

– Все, я сказал. Езжайте, я спать хочу, устал.

С этими словами он отвернулся и закрыл глаза, и мне ничего не осталось, как выйти из палаты и последовать за Акелой в больничный двор к его машине. От злости я готова была сойти с ума, разнести в щепки что угодно – да хоть вот этот заборчик, отделяющий мусорные баки. Сказано – сделано. Я со всей силы ударила ногой в доску, и та сломалась ровно посредине, хотя и осталась «в строю», придерживаемая поперечным брусом сзади. Акела фыркнул:

– Нужно контролировать ярость. Взорвешься.

– Вам-то что?! – огрызнулась я.

– Мне-то? Ничего. Хочешь, научу, как можно себя быстро в руки взять и не наломать дров?

Я промолчала. Разумеется, больше всего на свете мне хотелось, чтобы он уделил мне хотя бы пять минут времени, но признаться в этом вот так сразу – ни за что! Поэтому я стиснула зубы, села на заднее сиденье и опять забилась в угол. Дорога длинная, ночь выдалась бессонная, да еще и нервное напряжение – в общем, я уснула.

Пробуждение оказалось волнующим – меня несли на руках вверх по лестнице, я прижималась лицом к кожаной куртке и чувствовала потрясающий запах туалетной воды. Настоящий мужской запах без единой сладкой ноты. В духах и туалетной воде я разбиралась – папа регулярно дарил мне что-нибудь остро модное, да и возможность читать зарубежные журналы тоже помогала. Коллекция разных флакончиков занимала у меня в комнате специально сделанный шкафчик, и я очень любила иногда открыть его и наугад брать духи, нюхать и решать, к какому платью или костюму они подойдут, к какому настроению, к какому случаю.

Сейчас мне меньше всего хотелось просыпаться – пусть бы он носил меня вот так… А я бы слушала стук его сердца и чувствовала себя самой счастливой на свете.

Но все кончается, как кончилась эта чертова лестница… Акела внес меня в мою комнату и осторожно опустил на кровать, сел рядом и начал расшнуровывать ботинки. Я замерла, стараясь не выдать, что уже не сплю – хотелось продлить ощущение. Вот он крепко взялся за лодыжку и потянул ботинок, снял, поставил на пол и принялся за другую ногу. Расстегнул куртку, расслабил ремень на брюках, и я замерла в испуге, смешанном в то же время с острым любопытством – что же дальше?

Ничего не произошло… Акела встал и вышел, прикрыв дверь. Подождав, пока его шаги стихнут, я рывком села и взвыла от досады. Но, собственно, а чего я ждала? Он взрослый мужчина, разве ему интересна малолетняя соплюха? Наверняка найдется множество женщин, готовых ради его внимания на все – ведь даже единственный глаз и ожог во всю щеку не делают его отталкивающим. Даже я это понимаю, я – у которой еще никогда не было никаких отношений.

Как же обидно, черт…

Назавтра я улучила момент, когда Акела уехал в город, и потихоньку прокралась в его комнату. Сердце замирало от ужаса – а ну как он забудет что-то и вернется? Как я объясню свое появление? Но любопытство пересилило, и я начала осматриваться. Весьма аскетично, ничего лишнего – только то, что было в гостевой до появления Акелы. Разве что два меча на подставке – длинный и более короткий, да несколько толстых книг на тумбочке у кровати. Я села и взяла одну из них. «История самурайского оружия». Издание очень старое, листы желтые, местами надорванные, да и название с ятями – до революции издана. Полистав книгу, я отложила ее и прошла в ванную. На полке рядом с бритвенным станком и тюбиком геля стоял флакон туалетной воды. «Фаренгейт», – прочитала я английскую надпись, и ниже – «Кристиан Диор».

– Однако… – Я откупорила крышку и понюхала. Запах оказался тем самым, его.

Я не сумела удержаться и сунула флакон в карман – там оставалось не так уж много жидкости, а мне так хотелось иметь что-то, к чему прикасались его руки. Напоследок я не смогла отказать себе в удовольствии и прижалась лицом к висевшему на крючке еще чуть влажному полотенцу. Голова закружилась, ноги стали ватными…

Я скоренько скрылась со своей добычей в комнате и до самого выхода из дома перед поездкой к репетитору просидела на кровати, вертя в руках флакон, рассматривая его, наглаживая темную поверхность и периодически открывая крышечку, чтобы снова вдохнуть запах.

В голове моей возникали самые разнообразные картины. Вот я прихожу к Акеле ночью в своем французском кружевном пеньюаре, который папа подарил мне по случаю отличного окончания девятого класса, сажусь на край постели, Акела протягивает ко мне руки, переворачивает и… изо всех сил лупит по заду. Как нашкодившую малолетку.

Или еще… Он занимается утром на улице, выполняет свои странные упражнения с шестом, я спускаюсь к нему с крыльца, и в руках у меня полотенце. Я приближаюсь, встаю на цыпочки и начинаю вытирать его вспотевший лоб. Я прижимаюсь к разгоряченному телу и шепчу: «Возьми же меня»… Акела наклоняется и… лупит меня рукой по заднице.

Черт возьми, все мои истории заканчивались одинаково – унизительными шлепками, потому что он взрослый, годящийся мне в отцы человек. Вряд ли он когда-то оценит мои чувства. Боже, как же, наверное, он веселится, глядя на мои нелепые детские попытки обратить на себя внимание…

От обиды на глаза навернулись слезы, однако я не позволила себе слабости. Считает меня ребенком? Хорошо, я докажу, что давно взрослая!

Это оказалось плохой идеей…

После занятий я не поехала домой, а завернула в кафе, где за небольшую дополнительную сумму мне принесли два бокала джина с тоником. Джина – побольше, тоника – поменьше… Через полчаса я с трудом держала голову прямо и никак не могла сфокусировать взгляд на каком-то предмете. Спиртное вкупе с сигаретами быстро примирило меня с обидой на Акелу. Вместо нее пришла злость – как он смел отвергнуть меня?! Меня – дочь такого уважаемого человека! Меня – умную и не по годам серьезную?! Меня – выбивающую в тире сто из ста?!

Я не стану плакать – только этого не хватало! Я окинула мутным взглядом кафе и нашла то, что искала, – за столом в углу сидела компания парней в спортивных костюмах и с толстыми золотыми цепями на шеях и запястьях. Наши люди, блин… Выбрав самого, на мой пьяный взгляд, симпатичного, я нетвердой походкой приблизилась к нему и без обиняков предложила:

– Хочешь быть моим парнем?

Тот, понятное дело, ошалел. Да и вставшие из-за углового стола Башка и Гамаюн не добавили желания со мной знакомиться. Я поняла причину, повернулась к охране и рявкнула:

– Что надо?! Какого хрена вы за мной таскаетесь все время?! А ну, пошли вон отсюда!

Разумеется, никто никуда не пошел – с них явно хватило одного косяка с тем, что я напилась у них на глазах, а потому допускать второй они не были настроены.

– Саша, может, хватит? – примирительно предложил полный рыжеволосый Гамаюн, незаметно оттирая меня от столика. – Поехали домой, а? Поспишь, отдохнешь – завтра пройдет.

– Пошшшел ты! – процедила я. – Всю жизнь мне отравили!

– Клещ нам не спустит, ты же знаешь… ну, в смысле – папа твой, – поправился Башка, удивительно похожий на гигантский чупа-чупс.

При упоминании клички моего отца одетые в спортивные костюмы парни как-то сразу сникли, хотя уже были настроены размяться и устроить драку с моей охраной. А мой несостоявшийся кавалер поднял вверх руки и примирительно заговорил:

– Слышь, пацаны… это… я не по этой части, она малолетка же. Я и не хотел ничего, она сама, вы ж видели. Да и рамсы с Клещом не по теме.

– А вы чьи будете? – перекатывая во рту жвачку, поинтересовался Башка.

– Мы-то Вити Меченого. Давай мирно разбежимся – мы девчонку пальцем не трогали.

– Не вопрос, – кивнул Башка.

Гамаюн безо всякого уже почтения сгреб меня на плечо и потащил к машине, а Башка пошел следом, не забыв вытрясти у официанта те деньги, что я заплатила ему за выпивку.

– Урок тебе, мальчик, – нельзя малолеткам наливать! – назидательно произнес он, похлопав побледневшего парнишку по щеке.

Я уснула прямо в машине: легла на заднее сиденье и отключилась. Проснулась уже во дворе от противных спазмов в желудке. Едва успела открыть дверку и свеситься на улицу, как меня начало выворачивать наизнанку.

– Вот черт… – с досадой проговорил Гамаюн, слушая мои стоны. – Хорошо еще, что Клещ в больнице, а то досталось бы нам.

– Погоди, еще достанется, – буркнул в ответ Башка, выходя из машины. – Вон идет…

Я тоже кое-как повернула голову и увидела приближающегося к машине Акелу. Он подошел, критическим взглядом окинул меня, висящую почти до земли, потом Башку и Гамаюна.

– И кто из вас позволил девчонке так надраться? – спокойно полюбопытствовал он.

– А ты сам попробуй ей что-то запретить, – буркнул злой как сто чертей Башка. – Она с мальства делала что хотела, Клещ никогда не препятствовал.

– Замечательное оправдание, – ледяным тоном отозвался Акела. – И что же – в следующий раз она решит уколоться, а вы ей «баян» с героином принесете? А что – Клещ ведь ей ничего не запрещает! Мозги ваши где ночевали, когда она где-то так нализалась? Где вы были?

– Не ори ты! – взвился вдруг Башка. – Я нанимался, что ли, малолетку капризную по барам отлавливать?! Да на фиг она мне сдалась вообще?! Легче в бригаде на разборки ездить, чем эту стерву бестолковую пасти!

Возмущению моему не было предела, но я не могла ни сказать, ни тем более сделать ничего – меня по-прежнему выворачивало. Вместо меня все сделал Акела. Он коротко размахнулся и локтем врезал Башке куда-то в живот. Башка сложился, как перочинный ножик, а Гамаюн мгновенно признал поражение:

– Все-все, охолонись, Акела! Не прав Башка, по-любому не прав!

– А ну, метись отсюда, – процедил Акела, вытаскивая меня из машины. – И чтобы я вас не видел и не слышал. Я сам за ней присмотрю.

Он понес меня в дом, на ходу давая распоряжения подскочившей домработнице Гале. Та заохала, глядя на мое почти бездыханное тело, а уж когда уловила запах спиртного, и вовсе расстроилась.

Вдвоем с Акелой они уложили меня в постель, раздели, Галя собрала в хвост мои спутанные волосы, умыла, как получилось, лицо, заботливо поставила к кровати тазик. Акела тем временем принес стакан с какой-то мутноватой жидкостью и заставил меня выпить залпом. Вкус оказался омерзительный, и даже присутствие в напитке лимона не смогло это исправить.

– Что… что это? – прохрипела я, хватаясь за горло, которое горело так, словно я хватанула стакан чего-то едкого.

– Что надо, – буркнул Акела. – Ложись спать, завтра будем разговаривать.

Он взял Галю за локоть и вывел из комнаты. Самое ужасное заключалось в том, что я услышала звук проворачиваемого в замке ключа – Акела меня запер!!! Запер в моем собственном доме, в комнате, лишив возможности даже во двор выйти! Этого я перенести уже не могла. Даже отец не позволял себе таких крутых мер. Хочешь, значит, власть показать? Ага, попробуй! Не соображая, что творю, я открыла окно и сиганула вниз.

Такой дикой боли мне не доводилось испытывать никогда. Я каталась по земле и орала, поджимая левую ногу, ступня которой вывернулась в сторону и существовала как бы отдельно. На мой вой из окна кухни выглянула Галя – и двор огласился воплем еще более громким. С крыльца уже летел Акела, из двери черного хода – Галя, причитая на ходу. Акела оказался около меня первым, упал на колени и сразу взялся за лодыжку травмированной ноги:

– Лежи спокойно! Ты как тут оказалась? – Подняв глаза вверх, увидел распахнутое окно спальни и все понял. – Ох, глупая ты… Кому хуже сделала? Перелом у тебя, и, как я вижу, непростой – надо ехать в больницу. А ты к тому же пьяная. Что мне с тобой делать, а?

Я орала от боли, однако слез не было – даже в такой ситуации я ухитрилась не заплакать.

– Интересно, сколько твой отец платит охране, чтобы они твои выходки терпели? – бормотал Акела, с помощью Гали сооружая какую-то невиданную конструкцию из бинтов, паркетных плашек и ваты – все это добро домработница сообразила прихватить. – У тебя совсем совести нет? Отец в больнице, а ты фортель за фортелем выкидываешь!

– В больницу бы ее, – подала голос Галя, которой уже было меня жаль.

– Надо, – кивнул Акела, закончив импровизированную повязку. – Но нельзя – пьяная. Сейчас решу, только в дом ее унесу.

Он снова принес меня в комнату и хмыкнул:

– Не часто ты стала на мне ездить? Что, позвать Галю – или одна полежишь минут десять?

– Что со мной случится… – пробурчала я.

– О, я тоже так думал! – со смехом ответил Акела, направляясь к двери. – Но ты, вишь ли, девушка шустрая. Сейчас откуда прыгать будешь? Окно – уже банально, советую крышу.

С этими словами он ушел, а я взвыла от боли и обиды – вот же дура! Зачем, с какого перепуга я сиганула из этого окна?! Сломала ногу! Прощай, выпускной вечер! Куда я с гипсом? Да его еще и наложить нужно…

Акела вернулся довольно быстро, сел в кресло у окна и задумался, не обращая никакого внимания на меня. Молчание как-то затянулось, и я решилась нарушить его:

– Мы кого-то ждем?

– Ждем.

И снова молчание.

– А кого ждем?

– Доктора.

И опять молчит. Меня это молчание выводило из себя – ему что, даже поговорить со мной не о чем? Боится, что я глупа, как пробка? Хотя… если судить по поступкам, то пробка – это комплимент…

Доктор, которого ждал Акела, приехал только через час. За это время я в полной мере ощутила, что такое нестерпимая боль. От обезболивающих таблеток я гордо отказалась, и Акела только пожал плечами:

– Дело хозяйское.

Доктор оказался маленьким, кругленьким, как шарик, китайцем с длинными висячими усами. Крохотный носик его украшало настоящее пенсне – как в старых фильмах. Одет он был в необъятный серый плащ, под которым оказалась серая рубаха, поверх – ярко-желтая жилетка в мелкую черную клеточку и серые же брюки, наплывавшие на тяжелые ботинки на толстой подошве. Видимо, огромная резиновая платформа помогала доктору казаться хоть на пять сантиметров выше. Самое забавное заключалось в том, что он почти не говорил по-русски.

Акела проводил его в мою ванную, где доктор долго плескал водой, а потом, выйдя ко мне, сел на край кровати и принялся сосредоточенно разматывать конструкцию, фиксировавшую перелом. Попутно он что-то комментировал, и Акела кивал головой. Удивление мое достигло апогея, когда и сам Акела начал отвечать доктору по-китайски. Они о чем-то долго спорили, доктор даже покраснел и стал напоминать помидор, но потом вдруг махнул пухлой ручкой и повернулся к саквояжу, который принес с собой. Оттуда появились бинты, с которых сыпался белый порошок, какие-то салфетки и пузырек из темного стекла. Акела крикнул Гале, чтобы принесла тазик, набрал в него воду и опустил туда бинты. Доктор же смочил салфетки густой черной жидкостью из пузырька, приложил к моей ноге и вдруг резко дернул ступню. Я взвизгнула и потеряла сознание, а когда очнулась, нога моя была упакована в белый гипсовый сапожок. Доктор же выходил из ванной, на ходу вытирая руки полотенцем. Акела снова что-то говорил по-китайски, и доктор кивал, а потом, повернувшись ко мне, поклонился, что-то пробормотал и вышел, прихватив свой саквояж и плащ.

– Я выйду, провожу, а ты постарайся за десять минут больше ничего себе не сломать, – бросил Акела, выходя за доктором из комнаты.

Это что же – он так и будет теперь подкалывать меня? Я долго не протяну, это же невыносимо…

Акела вернулся со стаканом апельсинового сока, протянул мне, а сам уселся в кресло. Я сделала пару глотков. Самое удивительное, что нога совершенно не болела – как будто гипсовый сапожок наложен просто так, а не потому, что там перелом.

– Почему нога перестала болеть?

Акела усмехнулся:

– Китайская медицина очень отличается от традиционной.

– А этот человек – он на самом деле китаец? – очевидная глупость, но вот вылетело. Акела растянул в улыбке губы:

– Нет, он в карнавальном костюме. Разумеется, китаец, очень хороший специалист, долго учился, много знает.

– А здесь чего делает? – Мне очень нравилось слушать голос Акелы, и ради этих звуков я готова была задавать самые глупые вопросы.

– Здесь у него салон. Иглоукалывание, массаж.

– А как он работает, если не говорит по-русски?

– У него есть переводчик.

– А… вы откуда знаете китайский?

– Выучил.

– А зачем?

Акела внимательно посмотрел на меня, и я почему-то съежилась:

– Ты что-то сегодня странно разговорчивая, Александра.

– Скучно просто…

Он понимающе кивнул:

– А-а, ну ясное дело. Теперь ни байка, ни гулянок, ни джина с тоником.

– Да я не пью вообще-то, – смутилась я, вспомнив пьяный дебош.

– И не начинай лучше – потом захочешь избавиться, да трудно будет.

– А вы пьете?

– Нет. Я закодировался.

– Как это?

– Ну, вшили ампулу мне такую – если выпью, могу умереть.

Ого… надо же, как интересно. Кто бы мог подумать…

– А раньше, выходит, пили?

– Выходит, пил, – вздохнул Акела. – Больше скажу – запоями. А потом понял: не брошу – сдохну под забором.

У меня внутри все свербело от желания узнать, почему же он пил, из-за чего. Не вязались у меня его образ и спокойствие с бутылкой и запоями. Папа одно время тоже крепко выпивал, но это случилось у него только единожды на моей памяти – когда он впервые заработал огромную сумму денег и вошел в совет директоров крупного банка. Вот тогда покуролесил… Это время я до сих пор вспоминаю как самое веселое, но и самое отвратительное в жизни.

Папа любил праздники на широкую ногу – чтобы все знали, что гуляет Ефим Гельман. Мог выписать из столицы какого-нибудь модного певца или группу, известную поп-диву или целый шоу-балет. Правда, не обходилось без эксцессов. Однажды во время новогоднего банкета, когда на сцене ночного клуба, принадлежавшего моему брату Славе, пел известный московский гастролер, папина изрядно поддавшая братва устроила такую пальбу в потолок из пистолетов, что обслуга начала спешно эвакуироваться, бестолково бегая по залу, а сам певец, прекратив горланить, шустро нырнул за ударную установку. Когда папа, вдоволь нахохотавшись, жестом остановил бурное проявление эмоций и восторгов, а певец смог покинуть сцену, я заметила, что его белые узкие джинсы впереди украсились подозрительным пятном на вполне недвусмысленном месте. Я с тех пор не могу удержаться от смеха, если вижу его по телевизору.

А потом отец пить перестал – так же резко, как и начал. В нашей семье появилось другое горе – жена старшего брата Славы Юлька. Очень красивая, стройная, с прекрасной фигурой, она выиграла какой-то конкурс красоты. Там-то ее и заприметил мой братец. Юля оказалась девушкой с запросами, и бедолага Славка из кожи вон лез, чтобы расположить к себе капризную красотку. Ему это удалось. Свадьба была такая шумная и многолюдная, что я не выдержала и попросилась домой, а папа потом долго вспоминал, как отлично отпраздновал женитьбу сына.

Но шумная свадьба, отдельная квартира, новенькая «Ауди» и поездка в Париж в качестве свадебного путешествия не сделали Славкину семейную жизнь счастливой. Через полгода оказалось, что Юлька выпивает. Сперва она делала это осторожно, по чуть-чуть – бокал вина за ужином, пара рюмок перед сном. Слава не придавал значения. Но потом Юля стала все чаще напиваться до беспамятства, прилюдно, на каких-то банкетах, приемах. Папа терпел, сцепив зубы, пока однажды она не дошла до такого, что свалилась лицом – я не преувеличиваю – в салат на банкете по случаю подписания какого-то важного контракта. Папа тогда вывел Славку из ресторана и крепко врезал ему по лицу, объяснив, что бить женщину не приучен, а за поведение жены должен отвечать муж.

Юлька после этого две недели не выходила из дома, маскируя синяки под глазами, – мой брат, в отличие от папы, не постеснялся наподдать ей. Но пить не прекратила. Славка дважды укладывал ее в дорогие клиники. Все напрасно. Юлька выходила оттуда и через неделю снова напивалась. Мне всегда казалось, что она делает это от скуки и оттого, что у нее в жизни все есть – даже пожелать нечего больше. Интересно, а отчего пил Акела?

Набравшись смелости, я задала этот вопрос и получила ответ:

– Ты пока не поймешь. Если вырастешь и не потеряешь интереса, расскажу. А сейчас ложись спать.

С этими словами он забрал с тумбочки стакан и ушел.

Я же забралась под одеяло и принялась фантазировать. Наверняка была какая-то любовная история, из-за которой Акела пострадал физически. А потом, наверное, девушка его бросила – а что? Вполне может быть. И он запил. Вон в нашей тусовке полгода назад была драма – любой сценарист позавидует. У Грома – был такой парень, высокий, худой, но с таким голосом, что уши закладывало – так вот, у этого Грома была девушка. К мотоциклам она не проявляла никакого интереса, но самого Грома вроде любила. И однажды он на полной скорости уходил от милиции, не вписался в поворот и влетел в бетонное ограждение. Весь переломался и долго лежал в больнице. Так эта курица ни разу за все время к нему не пришла. Ни разу. А когда его выписали, кто-то из ребят рассказал, что она встречается с торговцем шмотками с китайского рынка. Гром запил так, что стал путать, кто он и где он. И в конце концов квартира его превратилась в притон, в котором его и убили какие-то алкаши, надеясь вынести из квартиры то, что там еще оставалось ценного. Разумеется, на похороны принцесса тоже не явилась. Вот и любовь. Я, конечно, никого пока не любила, но думаю, что если вдруг влюблюсь, то буду с этим человеком всю жизнь – что бы ни случилось.

Думая об этом, не заметила, как уснула.

Двухтысячные

Утром меня разбудил запах имбирного чая – этот напиток всегда являлся неотъемлемой частью моего утреннего пробуждения с тех пор, как я вышла замуж. Саша придерживался мнения, что с утра лучше не пить кофе, а взбадривать себя иными веществами, а потому сам заваривал мне коктейль из корня имбиря, апельсинов, лимонов, меда и щепотки настоящего зеленого чая. Скажу честно – бодрит куда лучше кофе.

Вот и сегодня: едва я открыла глаза, на тумбочке уже стояла чашка. Муж шумно плескал водой в душе, крякал и что-то декламировал. Представив, как он обливается ледяной водой, я поежилась, залпом выпила чай и снова нырнула под одеяло.

– Аленька, вставай, – раздалось минут через десять.

– Нуууу… – заканючила я, стараясь продлить удовольствие от лежания под теплым одеялом – окно распахнуто настежь, и в комнате здорово похолодало.

– Прекрати. Дел много.

– Каких дел?

Саша решительно сдернул с меня одеяло и взял за руку.

– Пока ты спала, мне человек один кое-что в клювике принес.

Я сразу окончательно проснулась и села, выдернув руку из пальцев мужа. Хорошо начинается утро… Не успеешь открыть глаза, как уже что-то произошло.

– Говори.

– Говорю. Фирма твоего отца проиграла тендер на строительство спорткомплекса.

Вот это новость… На этот проект папа возлагал большие финансовые надежды, готовился загодя, подготовил почву, так сказать. Осечки быть не могло. И вдруг – такое… Самое поразительное в том, что проектом занимался Слава – хотя и я, и Акела, и Бесо не раз говорили папе, что не стоит доверять ему, не стоит – потому что Слава начал выпивать. Но папа стоял на своем – мол, каждому нужно давать шанс, и, возможно, серьезное дело заставит Славу взглянуть на жизнь по-новому. При всей своей проницательности и умении разбираться в людях папа иной раз бывал очень наивен и слеп – особенно если дело касалось близких. Славка взялся за проект с энтузиазмом. Будучи дипломированным экономистом, он неплохо разбирался в финансовых вопросах и знал, где и как сэкономить, чтобы без ущерба. Как могло случиться, что он проиграл? Все подготовлено, тендер должен был стать нашим!