Текст книги "Калинка-малинка для Кощея (СИ)"
Автор книги: Марина Комарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ГЛАВА 6. Сборы в Удавгород
На ночь Дивислав всё же остался у меня. После произошедшего он был хмур и неразговорчив. На попытки расшевелить его почти не реагировал. Однако моей настырности позавидовала бы Забава в момент обворожения очередного кандидата в мужья.
Пришлось усадить на лавку, тревожно и внимательно всматриваясь в лицо, взять за руку и старательно изображать обеспокоенную чудесницу. Впрочем, Дивислав изначально не особо проникся, будучи погружённым в собственные мысли. Поэтому пришлось усиленно потрясти его за руку и сесть поближе.
– Дивиславушка, – промурлыкала я, разве что не поглаживая по плечику. – Не молчи, коль печаль такая, поделись со мной печалью… Если, конечно, это печаль.
Он покосился на меня:
– Слушай, ты всегда такая?
Ну, уже хлеб. А то сидит весь в себе, страдает, как не знаю что. А так, вон, даже в глазах огоньки вспыхнули. Одновременно лукавые, удивлённые и страдальческие.
– Ты всегда такая, да? – зачем-то уточнил он.
– Ага, – кивнула я, – а бывает и хуже. Кстати, раз уж тут пытаешься мне что-то говорить про свадьбу, то вот есть возможность одуматься и убежать далеко-далеко.
Дивислав хотел было что-то сказать, но я невесомо приложила указательный палец к его губам.
– Но не ранее, чем отыщем Леля, – строго сказала. – Раз уж знаешь, чем можно помочь.
– А если не знаю? – невинно поинтересовался он, накрывая своей ладонью мою и легонечко сжимая.
При этом смотрел так, будто и впрямь ничего лишнего ему неизвестно и вообще он не сын Кощея, а мальчонка-зайчонка из лесочка. Ну нетушки, друг мой милый. Не обманешь.
Я с укоризной посмотрела на него и покачала головой. Дивислав понял, что обвести вокруг пальца не получится, и тихонько вздохнул. При этом даже не подумал выпустить мою руку.
«А я и не возражаю, – мелькнула мысль. – Пусть держит, коль нравится».
Хотя, конечно, на самом деле нравилось и мне. Прикосновения Дивислава были на удивление приятными и приносили необъяснимое чувство покоя. Возможно, правда, всё дело в том, что после ворожбы и мне не по себе, и он не в восторге.
– Расскажи, – тихо попросила я и аккуратно сжала его ладонь в ответ.
Даже Вася затаился и не вставлял свой клюв в беседу. Тишка и Мишка ёрзали туда-сюда, но голоса не подавали. Для постороннего человека оно и не слышно, но с ними живу не один год, поэтому прекрасно знаю, в какую сторону направились близнецы-домовые.
– Дело нехитрое, – мрачно сказал Дивислав.
И сразу стало ясно: «Всё плохо». Конечно, Дивислава я не слишком хорошо знала, но чутье не обманешь. Да еще и тон такой, что мало не покажется.
– Счаста и Горыныч – брат и сестра. Отец один, а матери разные. Детей вот и наделили такими характерами, что только внешне они похожи. А как речь зайдёт о чем-то серьёзном, так сразу драка. Ни Любим Горынович, но Счаста Горыновна общего языка найти никогда не могут.
– Любим? – эхом отозвалась я, удивившись имени.
Дивислав посмотрел на тёмный потолок моего дома:
– А то, – сказал как ни в чём ни бывало. – Батюшка Горын – он, знаешь ли, романтик еще тот. Хотел, что бы в доме царили любовь и счастье. Потому детям и дал такие имена. Только вот в итоге получилось всё наоборот. Земли у них хоть и небольшие, но всё же имеются. Счасте ничего не интересно, кроме власти. А Горыныч – тот еще скоморох да мечтатель. Он никогда не мечтал о месте правителя. Но вот беда: отцу настолько надоело слушать их перепалки, что махнул он на всё рукой и исчез. Осталось только письмо с наказом, что если за пять лет не разберутся между собой и землю в упадок приведут, то быть обоим изгнанными.
Я слушала молча. За окном стрекотали кузнечики. Надо бы спать ложиться, но… как ляжешь, когда тут такое? И Дивислав сидит такой задумчивый-задумчивый. Надо как-то его взбодрить – видно, что разговоры о друге вгонят только в большую печаль. Поговорить бы о другом, только ведь нельзя – вопросов станет еще больше.
– А почему они править должны вместе? – всё же поинтересовалась я.
– А дар один на двоих, – хмыкнул Дивислав. – Ведь управлять землями могут только те, в чьих жилах течет змеева кровь.
– Как? – ахнула я. – А если много потомков? Тут вон и двое сладить не могут. А коль будет четверо?
– Не-е-ет, – покачал головой Дивислав и наконец-то взглянул на меня. – В их роду бывает либо один ребёнок, либо двое – не больше. До этого как-то мирно уживались. А вот у Счасты и Любима вечно что-то не так.
– А отречься ему можно?
Дивислав только тяжко вздохнул:
– Если бы. Вот поэтому они вечно и шипят друг на дружку. При этом похожи ж до ужаса. Одинаково не любят делать что-то одно и пытаются спихнуть друг на друга. Только вот Счаста последнее время лютая стала. Страшно возле неё находиться. Всё время думаешь, что исподтишка устроит какую-то гадость.
Оно, конечно, если женщину довести, то и не такое может быть. Только вот надо бы выяснить: довели или всё же с рождения такая была? А то ведь всякое может быть: и колдовство, и порча, и еще много чего интересного. А может… просто скверный характер.
Вздохнув, я сказала:
– Давай ложиться спать. Утро вечера мудренее.
– Да-а-а-а? И куда же ты меня уложишь?
…На лавку. На лавке он выспался прекрасно. Хотя, конечно, ворчал долго и со смаком. Но я была непреклонна. И вообще… Калина из Полозовичей – простая бедная чудесница, которая не может позволить себе ни шикарного дома, ни чего ещё. Ничего себе – всё людям.
И как меня «малинкой» ни зови, подсластить и уговорить не удастся. И вообще: где это видно, чтобы почти незнакомый молодец оказался возле спальни девицы юной? (Ну ладно, не такой уж и юной, чай не шестнадцатую весну встречаю, но всё равно.)
А утром, позавтракав, взялись за сборы. Дивислав сообщил, что сбегает за кое-какими полезными вещичками и вернётся. Дал понять, что вещички припрятаны где-то рядом. Посоветовал не ходить за ним. Ну и ради богов, мне тут дел по горло.
После того как он покинул дом, я молча стояла на крыльце и провожала его взглядом. У кромки леса Дивислав вдруг остановился, обернулся и послал мне воздушный поцелуй. Я улыбнулась, но тут же нахмурилась. А он, стервец, всё заметил, хмыкнул довольно и припустил бегом в лес.
– Я всё понял! – громко возвестил Васька прямо над ухом.
От неожиданности я подпрыгнула на месте. И как только подкрался?
– И что же ты понял? – поинтересовалась я, одновременно соображая, что брать с собой дорогу.
– Будет любовь, – ехидно сообщил Васька и попытался издать звук, напоминающий поцелуй.
Правда, клювом это удалось сделать весьма скверно. Скорее уж получился какой-то подозрительный щелчок.
– Ага, – кивнула я. – Обязательно будет. Например, любовь к охоте. Вспомнишь хоть, как летать по лесу и ловить мышей, пока я буду отсутствовать.
– Чтоб я с тобой еще раз связался, – пробурчал Василий, оскорблённый в самых лучших порывах своей совьей души.
– Нечего умничать, – буркнула я, направляясь в дом.
Однако на пороге встали Тишка и Мишка. Оба суровые-суровые, белы рученьки на груди сложены, глазки молнии мечут, губки поджаты. Прям боюсь-боюсь.
– Чем не угодила, домовятки? – поинтересовалась я.
– Ты серьёзно собралась в город с ним? – поинтересовался Тишка.
– Совсем одна? – тут же добавил Мишка.
– Ну-у-у, – протянула я, – смотря что вы понимаете под «одной».
Братья недоумённо переглянулись. Такого ответа они явно не ожидали. И пока соображали, я юркнула внутрь. Вот ещё, делись с ними всеми секретами девичьими. Ха!
Впрочем… у меня есть человек, с которым этими секретами делиться просто необходимо.
* * *
– Да ты что! – всплеснула Забава руками, позабыв про одежду, которую она усердно заталкивала в дорожную сумку. – Так и сказал?!
– Сказал, – подтвердила я, укладывая лепешки и вяленое мясо.
Так, что я ещё хотела? Зелень? Ну её. Этого добра везде полно. Главное, взять основное. Травы еще возьму лечебные, это вот точно в дороге пригодится. Возможно, Кощеевич может и без всего этого, а мы с Забавой девушки нежные и беззащитные. Ну… почти.
– Завидую белой завистью, – вздохнула Забава. Но тут же посмотрела на меня и расхохоталась. – Это ж кто тебя надоумил?
– Сама придумала, – не смутилась я. – Да и на рассвете, пока он забылся глубоким сном, успела сбегать к сосенке-елочке своей.
Дальше не договорила, а Забава понимающе промолчала. У ели, что растёт в получасе ходьбы отсюда, похоронена матушка. Не принято чудесниц хоронить там же, где простых людей. Поэтому матушку по её завещанию упокоили в лесу. Под исполинской елью. А рядом, под сосной-великаншей, лежит отец.
С кем советоваться, как не с родителями? И пусть рядом их нет, но слово верное сказать могут. Если подойти поближе, когда ночь не ушла, а утро в пути – тьма нехотя выпускает землю из своих объятий, а свет уже касается, – то возможно много. Просто сделай шаг ближе, а то и ляг вовсе, прислушайся к земле, стань на миг одним целым. И задавай свой вопрос, и ничего не бойся.
Сила рода поможет, направит невидимой рукой на путь верный.
Вот я и сходила. Получила ответ в два голоса: иди, Калинка. Судьба твоя там и друг твой – тоже.
Оспаривать не стала. Только вышла из леса задумчивая и молчаливая. А когда к дому подошла, то увидела Дивислава. По глазам увидела, что он понял, куда ходила. Но вслух ничего не сказал, да и мне не до бесед было.
– Так и меня тебе тоже они… – тихо начала Забава.
Я принялась застёгивать сумку:
– Не совсем, – призналась наконец-то. – Но ближе тебя и Леля у меня никого нет. К тому же ты бы меня не пустила одну, так?
Забава упёрла руки в бока:
– А то! – грозно сказала она. – Но так бы нам пришлось повоевать! И вообще, может, там где в Удавгороде мой суженый бродит, а я тут буду сидеть, Ваську твоего кормить.
Со стороны донеслось хихиканье домовых. Они откровенно веселилась, слушая наш разговор. Хорошо, хоть Василия рядом не было, а то принялся бы страдать, что не ценят его тонкую натуру.
Я рассмеялась. Как же он умудрился прославиться на все Полозовичи! Вот же чудище ненасытное!
– Как тут у вас… весело.
На пороге появился Дивислав, задумчиво поглядывая то на меня, то на подругу. И пусть он старался сохранять невозмутимое выражение лица, я прекрасно чувствовала, что он ожидал такого… подарочка.
– Ты уже управился? – проворковала я. – Познакомься, это моя лучшая подруга Забава. И она отправится с нами.
ЧАСТЬ IІ. Горе-гора
ГЛАВА 1. Предсказание
Месяц назад.
– У нас неприятности, – возвестил Дивислав с таким видом, словно эти они предназначались исключительно мне одному.
Я оторвал взгляд от строк древнего свитка и задумчиво посмотрел на брата. Тот стоял возле двери с самым невинным видом и изо всех сил показывал, что обещанные неприятности – не его рук дело.
– И что… за неприятности? – поинтересовался я, не торопясь покидать уютный ковёр, на котором не грех было не только сидеть и изучать знания предков, но и предаться плотским утехам, а также прекрасно выспаться.
Младший тем временем заложил руки за спину и деловито разглядывал полки со смертоносными зельями. Мой вопрос, разумеется, слышал, но отвечать не спешил. Конечно-о-о-о, мы же Дивислав Кощеевич, младший сын и надежда всея Межанска, в отличие от старшего брата, отрекшегося от власти. Правда, будем откровенны, у меня мощи куда больше, да и возраст берёт своё. Поэтому Дивислав порой хоть и вёл себя как вздорный младший, но хамства или неуважения себе не позволял.
Не дождавшись ответа, я вновь вернулся к свитку. И снова тишина, но такая… чуток потрескивающая обидой. Ничего, пауза – хорошее дело. Если её держит твой собеседник, то и тебе не повредит. Особенно если ты старый, занудный, замкнутый и нелюдимый. Во всяком случае, матушка именно так меня всегда и характеризовала.
– Темнозар, – позвал Дивислав, подходя ближе.
– Да? – отозвался я, медленно сворачивая свиток.
– Зануда ты, – буркнул он, усаживаясь рядом. – Хоть бы сделал вид, что тебе интересно.
Полынь. От Дивислава всегда пахнет полынью. В целом, конечно, неплохо. Куда печальнее, когда ты из рода Кощеева, а распространяешь кругом аромат рогаликов с вареньем. Что ха-ха? Кому-то, может, ха-ха, а вот моему троюродному родственнику сплошная боль и печаль, так как все вместо того, чтобы бояться тебя и опускать очи, тянут воздух и мечтательно прикрывают глаза. А некоторые еще и облизываются.
– Мне неинтересно, – честно сказал я.
Дивислав тихонько вздохнул. Устроился поудобнее, заложил руки за голову и откинулся на стену.
– А зря. Матушка провидицу позвала.
Я поморщился. Что ж, весть так себе. И впрямь стоит полюбопытствовать, что происходит в родном доме. А то со своей работёнкой и позабыл уже, как Межанск выглядит. Надо бы и впрямь выйти и осмотреться.
Повернув голову, в упор посмотрел на Дивислава. Ожидал увидеть вновь спрятанную усмешку и лукавство в глазах, однако он был абсолютно серьёзен.
– Так плохо? – уточнил я.
Ну, провидица. Подумаешь. Она к нам периодически ходит, этак раз в год. Наговорит всякого и на землю отправляет, мол, идите туда. Там судьба ваша. А что Межанск – город между землей и подземельем, её как-то мало волнует. Хотя тут даже название намекает. «Межанск» происходит от межи, границы, что проходит между тем и другим.
Дивислав промолчал. Но вот как-то красноречиво у него получилось. Я прямо-таки проникся. Ну а что? Когда тебя каждый раз пытаются приставить к девице и говорят, что следует подумать про род, продолжение оного и прочее-прочее, становится и впрямь тоскливо. Поэтому я и выбрал бессмертие, отказавшись от власти. Не то чтобы Дивислав может состариться и умереть, но всё же есть способ с ним совладать. А со мной – нет. Пожертвовал ли я чем-то? Да. Но не об этом сейчас.
Дивислав тряхнул головой, убрал упавшие на лицо волосы.
– Не так страшна провидица, как матушка в желании понянчить внуков, – проворчал он.
Я пожал плечами. Ну что ж, так оно и есть. Она у нас пришла из стольного Къева, дочь купца. С виду маленькая, худенькая, ветер подует – унесёт, словно былинку. А характер такой, что как стукнет каблучком сапожка, как нахмурит соболиные брови, сверкнет синими глазами, так и отец не рискует с ней связываться. Тем она его, Рада, купеческая дочь, кстати, и взяла. Год за ней ходил, раз за разом получая отказы. И уже когда разошёлся не на шутку, украл непокорную девицу, оставив родителям сундук с золотом.
К его удивлению, Рада не кинулась на него с кулаками, а живо принялась наводить свои порядки в новом доме. А поведение своё пояснила просто:
– Ну, нравился ты мне, угу. Только откуда знать, какие у тебя намерения? Может, походишь да бросишь меня на потеху завистницам? А когда по – деловому пришёл, так и замуж можно сходить. И вообще… чем у тебя тут прислуга занимается, а? Пол не сверкает, сокровища в кладовой запылились, летучие мыши под потолком повисли! Ну-ка быстро за уборку!
И надо сказать, чистота у нас в доме после этого царила всегда.
Матушка твёрдой рукой держит всех домочадцев, не давая никому спуску. При этом не сказать, что кто-то сильно возражал. Хозяйственные и бытовые дела – женские дела. Вот пусть ими и занимается. Правда, порой начиналось нечто невообразимое, и тогда приходилось туго всем.
– Там луна случайно к затмению не спешит? – проворчал я, прикидывая, чем нам может грозить приход провидицы.
Обычно, конечно, чушью, которую она изрекала с важным видом. Но ведь родичи старшие могут и проникнуться. И тогда нам с Дивиславом, того и гляди, придётся покинуть родной дом и подняться наверх. Сказать начистоту, я это дело не люблю. Вся работа останавливается, потом приходится долго всё приводить в порядок. И пусть некоторые говорят, что изучение поземного царства бесполезно, это не так. Чем больше мы будем знать о возможностях нашей второй вотчины, тем разумнее сможем управлять своими землями.
– Да кто его знает, Горыныча надо спросить, – вздохнул Дивислав. – Собственно, я за тобой и пришёл. Лишка вот-вот появится.
Я поморщился. Лишка. Вот скажите мне на милость, с какой радости Лихо Одноглазое взялось пророчить?! Ответа нет. А вот взялось, и всё! И ни у кого, кроме нас с Дивиславом, почему-то это не вызывает никаких вопросов!
Вздохнув, я аккуратно сложил всё свитки в уголке и поднялся. Пропадать, так вдвоём. Во всяком случае, сумею поддержать младшего, если он вдруг лишится чувств от «прекрасной» вести.
– Пошли. – Я кивнул на дверь.
Дивислав постарался избавиться от страдальческого вида, и даже вышло весьма неплохо. Правда, излучать радость ему всё равно не удавалось.
Мы покинули библиотеку и направились в покои матушки, где она любила принимать гостей. Не личные покои, разумеется. А рассчитанные именно на то, что бы оценили как следует наше богатство, вкус, изысканность (в доме Кощея, ага) и прочее-прочее. Ну и заодно чтобы поняли: вести себя надо прилично, заговоров не устраивать и семью нашу уважать.
Дивислав молча шёл рядом, задумчивый и мрачный. Его Лишка невзлюбила больше меня. Почему? Не знаю. Скорее всего, из-за того, что еще до моего рождения она готовила мне предсказание чуть не на всю судьбинушку горькую, после того как унаследую владения отца. А тут – раз! – наследник Дивислав. Хотя, сказать по правде, меня Лишка тоже не любила. Есть вот такая черта характера – не любить.
В покоях матушки было уютно. Светильники хорошо справлялись со своей работой, заливая всё помещение мягким золотистым туманчиком. При этом он не мешал рассматривать окружающие предметы. Золото подчеркивало деревянную массивную мебель, плетёные руками мастериц ковры и тканые покрывала. Посуда, стоящая на полках, отсвечивала благородным каштаном и густой бронзой. Висящие на стенах портреты наших предков приобретали более внушительный вид.
Матушка сидела за столом и расшивала фиолетово-черными нитками отцовскую рубашку. Она у нас мастерица, каких поискать. В Къеве многие рады были получить в подарок вышитую одежду от Рады, купеческой дочери. Только, выйдя замуж, она подарки дарить знакомым-друзьям перестала. Говорила, мол, родни целые палаты, всех не обшить.
– Что стали истуканами? – спросила она мягким, чуть хрипловатым голосом, не отрываясь от шитья. – Садитесь.
Не то чтобы кто-то из нас робел при виде матушки (хотя кому я вру?), но что-то такое было. Поэтому, не дожидаясь повторного приглашения, мы устроились на стульях рядом.
– Не вижу радости на ваших лицах, детки.
Дивислав закатил глаза, я закашлялся, но тут же нашёлся:
– А можно будет умертвить провидицу и забрать себе на опыты?
Матушка поцокала языком и наконец-то посмотрела на меня невероятно яркими синими глазами:
– Ай-ай-ай. Темнозар, твоё воспитание оставляет желать лучшего.
Я неотразимо улыбнулся и подвигал бровями. Мол, ну так как? Можно всё-таки? Я её не больно зарежу, честное слово.
Золотистый свет придавал необычный оттенок тёмным волосам матушки, заплетённым в косы и уложенным короной вокруг головы. Каждый раз что-то новенькое, это интересно. Надо будет получше изучить природу тумана. А то светильники сам делал, но вот с их наполнением помогали учёные мужи Богатыря-Солнца.
– Я бы помог, – мрачно добавил Дивислав.
– А ты вообще молчи, – рассмеялась матушка. – Уж коль согласился, то исполняй долг как следует. И вообще я внуков хочу. Мальчика и девочку.
Брат что-то прошипел сквозь стиснутые зубы, а я быстро уставился в пол, изучая узор на ковре. Ибо узор – это очень важно. Особенно когда над твоей головой пролетает угроза женитьбы и обзаведения потомством.
В дверь постучали. Мы с Дивиславом переглянулись.
– Я открою, – вздохнул он.
– Нет, – покачала головой матушка, отложила шитье и поднялась. – Я приглашала, мне и встречать.
Мы не спорили.
Дверь отворилась.
– Здравствуй-здравствуй, Лиходея. Заходи.
Матушка поприветствовала гостью и посторонилась, давая возможность, пройти.
В помещении словно пронеслась молния, и появился запах болота и земли. Один тяжёлый шаг, потом второй, третий…
Я поднял глаза и взглянул на гостью. Пришла. Ну, теперь будет весело.
Дивислав явно разделял моё мнение, однако имел вид еще более далекий от радостного. Если меня присутствие Лишки немножко раздражало и забавляло, то вот для него это могло вылиться настоящим испытанием. Ведь с каждым разом мы всё приближаемся к тому моменту, когда наступит роковое пророчество и Дивиславу назовут его суженую.
Конечно, с одной стороны, можно спросить: зачем так мучиться и выслушивать Лихо? Да еще и принимать слова на веру. Но вот… Всё не так просто.
Во-первых, в землях людей бродят не совсем верные истории про Лихо Одноглазое. Среди них есть и такая: один глаз у него видит настоящее, а другой – будущее. Только вот хорошее изрекать у неё никак не получалось (всё же наследственность та ещё), а плохое – запросто. Людям такой расклад, конечно, не понравился. Пошла тяжба. Сначала Лиху пришлось прикрыть один глаз, что бы не было искушений сообщить кому-то о его грядущем. А язык-то чесался! Лишка хоть чуть-чуть да приоткрывала глазик и подсматривала, а уж смолчать никак не могла. В результате получала приличные тумаки, так как всё сказанное всегда сбывалось. В итоге пришлось ей покинуть людские пределы и спуститься к нам.
Тут же её дар заработал немного по – другому. Через раз получалось говорить и хорошие вещи. А учитывая, что от Кощея ничего не скроется, и прогнозы Лишки были не так уж страшны. Наше семейство могло видеть то, что она недоговаривала. Но так как сами мы к предвидению не расположены совершенно, приходится пользоваться услугами Лиха. К тому же… пару веков назад дражайший предок нынешней Лишки взял взаймы у нашего деда приличную сумму золотом. На покупку участка и дома в Межанске. Долг там приличный, до сих пор не отдали. Поэтому и услуги одноглазой провидицы шли в счет старого долга. Матушка посчитала, что слишком расточительно ждать долго, а вот постепенная отработка – это дело. Отец послушал-послушал и согласился. В конце концов, предложение было разумным. Мне оно даже нравилось бы, если б не приходилось терпеть всё выбрыки Лишки на себе. Ну, и на Дивиславе, не без этого.
Лишка уважительно поклонилась. Хриплым голосом поприветствовала нас и матушку. Единственным глазом цепко и внимательно осмотрела помещение.
– Да будет в доме вашем процветание.
Да уж, людям бы странное такой услышать от Лиха. Только вот… то же люди, а это мы. И разница очевидна.
Лишка подняла руку и начертила в воздухе окружность. Колокольчики и бубенцы, пришитые к её широкому рукаву, тихонько звякнули. Нежить подземная, а вырядилась-то как! Вот любит она перебор. Что в одежде, что в словах. Порою без слёз и не взглянешь. А тут тебе платье, расшитое зелёными и красными нитками. Семь, а то и десять ниток крупных бус на шее, прикрывающих глубокий вырез – свой необъятный бюст она упорно полуоголяла при каждом приходе. Было даже подозрение, что хочет совратить кого-то из нас. Однако пока что это так и оставалось тайной.
Лишка поправила гребень, удерживавший серо-седые косы, невзначай коснулась расшитой всяческими деревянными оберегами, не больше монетки, кожаной полосы, скрывавшей «лихое» око.
– Проходи-проходи, – пригласила матушка. – Выбирай любое место.
Лишка только загадочно улыбнулась. Предлагать еду такой гостье принято не до ворожбы, а после. Такой обычай. Она задумчиво посмотрела на меня, потом на Дивислава. У брата был вид откровенно скучающий. И под взором Лишки он ни капли не смутился, а наоборот – дерзко посмотрел в глаза. Та усмехнулась и погрозила длинным изогнутым пальцем с крупным перстнем, закрывавшим всю нижнюю фалангу.
Потом прошла в дальний угол. Достала из холщовой сумки мешочек с травами и ароматные камни, потом циновку. Раскатала циновку и уселась на неё. Поправила широкую юбку с пёстрым рисунком, позвенела бубенчиками и колокольчиками на рукавах.
Дивислав тихо выдохнул рядом. Я покосился на брата. Всё это представление откровенно наводило на него скуку. Матушка вернулась на своё место, где сидела до нашего прихода, занимаясь шитьем. Подготовка – дело такое, вот когда лично каждому ворожить начнет, то тогда уж один на один придётся.
Через некоторое время помещение заполнил аромат смолы и хвои. Сизый дым заполонил всё пространство, свежая и острая нотка сушёных трав кружила голову.
– Прошу всех выйти и остаться одного младшего Кощея, – донесся хриплый голос Лишки.
Дивислав поморщился, словно раскусил лимон. Матушка без слов тихо поднялась и направилась к выходу. Обернулась, глянула на меня. Короткий кивок, дающий понять – иди же.
Я только пожал плечами и похлопал брата по руке.
– Разрешаю её удавить, если что, – шепнул ему на ухо.
Дивислав не отреагировал, однако по глазам было ясно, что он серьёзно задумался над этим предложением. Я еле сдержал улыбку и выскользнул вслед за матушкой. Коль уж сказано выйти, то придётся подчиниться.
Однако стоило нам оказаться в коридоре, как она нахмурилась, потом прильнула к двери, будто хотела что услышать.
– Не нравится мне всё это, – вдруг произнесла матушка, закусив нижнюю губу.
И хоть я сам пока ничего не чувствовал, волна тревоги, исходившая от неё, заставила насторожиться.
Не знаю, сколько времени мы так стояли. Однако в тот момент, когда я уже подумал, что пора бы и честь знать, голова вдруг немыслимо закружилась. Сердце забухало набатом в висках, а воздуха стало не хватать. Я попытался взять контроль над происходящим, но перед глазами поплыло. Земля ушла из-под ног, все звуки исчезли. Какое-то время я находился в подвешенном состоянии, не в силах пошевелиться.
«Ну, Лишка, – подумал я, – узнаю, что используешь какие-то грибы-галлюциногены в своём предвидении, станешь не только одноглазой, но и одноухой».
Однажды просто довелось увидеть, что уши у Лишки чуть вытянуты и с очаровательным острым кончиком. В детстве страшно хотелось за него подёргать. Однако Лишка словно чуяла все мои кровожадные порывы и ловко уходила из зоны досягаемости моих загребущих ручонок.
Неожиданно стало холодно. Очень холодно, б-р-р-р прям. И удалось разглядеть ледяные стены рядом. Я нахмурился. Ледяные? Нет, конечно, у нас есть места с мертвецким холодом, природа постаралась, так сказать, но вот чтоб лёд? Занятно-занятно.
Я шумно выдохнул, с губ сорвался парок. Так-так, точно Лишка балуется. Надеру уши, только вернусь отсюда.
Развернулся, что бы понять, где нахожусь, и вдруг увидел, будто через мутное окно, сидящую Лишку и рядом с ней Дивислава. Провидица склонилась, словно в поклоне, и хрипло шептала:
– Суженая твоя живёт на земле, в местечке Полозовичи. Дочка она чудесницы и богатыря. Словом ласковым да делом бездумным её не возьмёшь. Придётся подумать, придётся очаровать. Но силы свои не зря потратишь, ибо достойнее пары не отыщешь ни в мире живых, ни в мире мёртвых. Умна не по годам, хороша как весна. Глаза у неё зелёные, как пробивающаяся из-под земли трава после снежной зимы. Коса до пояса, цвета как каштановый орех, а кожа белая-белая, нежная и гладкая. Стан у неё стройный да крепкий, сама спелая да сочная, будто персик наливной. С такой не стыдно показаться ни среди своих, ни среди чужих. И дети у вас будут – загляденье.
Дивислав слушал её напряжённо, вон, аж пальцы сцепил. По лицу невозможно было ничего прочесть. Глаза остекленели, превратив его в неподвижную статую.
Складно Лишка говорит, но чувствуется какой-то подвох. Что-то явно прячет, скрывает. И голову свою склоняет всё ниже и ниже, словно боится, что Дивислав сможет пошевельнуться и заглянуть в то око, в которое лучше не смотреть.
– Почему мне кажется, что ты недоговариваешь? – тихо спросил он.
Умница, братик. Тоже всё понял.
Я с удивлением осознал, что у самого пересохли от волнения губы и взмокли ладони. Так-так, кажется, включилась родственная связь. У нас в семье всегда так. Когда одного тревога берёт, то и другие почувствуют.
Лишка молча смотрела на циновку. Словно там было нечто страшно интересное, что вот совсем нельзя пропустить. Явно говорить ничего не хотела, но иного не видела. Потом наконец-то вздохнула, протянула руку с длинными изогнутыми пальцами и принялась сосредоточенно собирать рассыпанные перед ней травы и смолистые камушки.
– Беду тебе принесёт суженая твоя. Друг твой закадычный пропадёт, и след его скроется из виду. И пока будешь со всем этим разбираться, рискуешь голову потерять.
– На плахе? – деловито поинтересовался Дивислав.
– От любви, – вкрадчиво сказала Лишка.
И мне показалось, что уж лучше бы на плахе, потому что Лишка подняла голову и посмотрела на Дивислава. Тот как-то побледнел и изменился в лице. Учитывая, что ерундой его не напугать, мне и самому стало не по себе.
У нас, семьи Кощеевой, вообще с любовью как-то не складывается. Брак по расчету – это пожалуйста. А вот светлое и прекрасное чувство – это как-то не по нашей части. Никто в принципе не способен на любовь, но таки умеет вести хозяйство. Поэтому матушка с батюшкой и ужились. Она прежде всего тоже ценила практичный подход и сокровища в кладовых, нежели игру на дудочке и сладкие речи молодцев.
Лишка что-то еще говорила, но слова смешались, спутались, как нити шерстяной пряжи – ничего не разобрать. В ушах загудело, холод стал еще ощутимее.
На моё плечо вдруг легла чья-то рука.
– А ты что делаешь в моих пределах?
Так, предсказание ли это?
Я медленно обернулся. Перед глазами поплыла серебристая дымка; сказочный сладкий аромат, будто смешали ключевую воду и мёд, коснулся обоняния.
Сквозь серебро сумел разглядеть женский силуэт в длинных одеждах. Смутный абрис лица, белоснежные косы, спускающиеся аж до земли. Только вот тела всего не разглядеть, потому что сидит незнакомка за каким-то сооружением, отдалённо напоминающим ткацкий станок.
– Кто такой, спрашиваю? – грозно зазвенел её голос.
Чужой, холодный, неземной. И сама, кажется, брови сурово сдвинула. Только вот перед глазами всё вновь поплыло, а язык будто к глотке примерз. Я разозлился сам на себя, а еще пуще – на Лишку.
– Не серчай, красавица, мимо шёл, – ответил незнакомке, прикрыл глаза и усилием воли попытался уничтожить предсказательский морок.
Боль пронзила виски, однако спустя несколько мгновений стало легче. Я медленно открыл глаза, и тут же щеку обожгла ладонь матушки:
– Сдурел совсем – нас так пугать, Темнозар?!
