Текст книги "Радиоволна, или Соло втроем"

Автор книги: Марина Колесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Часть первая

***

– Нет, ну какая несправедливость! – в сердцах проговорила Ирина и с раздражением запустила небольшую гобеленовую подушку в музыкальный центр. Подушка попала удачно. Захочешь повторить и то не сможешь. Прямо по кнопке отключения питания, и центр тут же выключился.

«Вырубился, ну и к лучшему» – подумала Ирина и, свернувшись калачиком на кровати и укутавшись плотнее в плед, принялась размышлять над несправедливостью судьбы.

Несправедливость заключалась в том, что на любимой радиостанции вечерний эфир вести начал не как обычно Дмитрий Голубев, а Нина Воскресенская. И пережить это Ирине было чрезвычайно трудно.

Ведь она готовилась к каждому эфиру любимого радиоведущего как к свиданию с ним. Её завораживал его мягкий баритон, а также легкий и немного ироничный стиль ведения эфира. Она помнила все его шутки и сопереживала всем новостям, будто он их говорил не целой стране, а лично ей одной – Ирине Заслоновой. Ей и больше никому. Каждый эфир она хотела ему позвонить, даже телефон рядом с собой на кровать ставила. Хотела, но не могла. Как только она поднимала трубку, в горле пересыхало, а мысли начинали скакать как бешенные. И Ирина понимала, что даже если сейчас дозвонится в эфир, сказать она все равно ничего не сможет. Даже по бумажке заготовленный текст (уж сколько раз пыталась написать) и то не прочтет.

«Интересно, почему все же не он… – думала Ирина, – может, заболел?»

Мысль о возможной болезни Дмитрия её взволновала. Вдруг ему сейчас плохо, и он один страдает, и даже чай с лимоном для него заварить некому? Вот если бы она могла оказаться рядом с ним, она бы и чай заварила, и поесть приготовила. Ведь это, наверное, так приятно готовить для любимого человека. Когда он в ответ на заботу ласково поцелует тебя и шепнет на ушко какую-нибудь двусмысленную шутку по поводу, что остаток вечера лучше провести не на кухне, а в спальне… Не то, что готовить для вечно всем недовольной тети Риты. От нее ведь и доброго слова не дождешься. Только и знает, что шпынять. Это не сделала, то сделала не так. Мысли привычно съехали на жалость к себе и оплакивание собственной горькой участи. Но вот за что её так обделила природа. Ни броской внешности, как у тети, ни способностей как у той… Вот была бы она как тетя ведуньей, а так приходится быть у нее на побегушках, постоянно выслушивая упреки, что её пригрели и держат лишь из жалости. Порой это доставало её так, что хотелось все бросить и уехать. Только уезжать было некуда. Дом матери в деревне совсем развалился после смерти той. А денег на его ремонт ей не достать. А если и достать, менять городскую жизнь со всеми удобствами на деревенскую – радость не велика. Да и что ей в деревне делать? Мужа-алкоголика какого заиметь, вроде её собственного папочки, который по пьяни утонул в реке, когда ей еще и двенадцати не было, и корячиться всю жизнь на ферме как мать? Нет в деревне жизнь не для нее. Но и в городе, жизнь оказалась не по ней. Её пугало обилие незнакомых людей, их постоянная суета, необходимость тоже куда-то бежать и что-то непрерывно делать. Для нее даже поход в ближайший магазин раз в день был великим подвигом, который она совершала, лишь боясь гнева своей волевой и строгой тети. Попробуй не сходи – вечером такой нагоняй получишь, что небо с овчинку покажется.

Одним словом судьба к Ирине Заслоновой была несправедлива, а жизнь её безрадостна и уныла. Единственным ярким пятном были вечерние эфиры с любимым ведущим, которые начинались за два часа до возвращения тети домой и шли как раз до её прихода. Ирина едва успевала выключить приемник и метнуться на кухню, изображая, что с нетерпением ждет возвращения домой тетушки, чтобы покормить ужином. И вот сегодня её лишили обычной маленькой радости, поэтому Ира была безутешна. Жалость к себе затопила все её сознание и в мыслях о несправедливости мироустройства она незаметно для себя заснула.

Проснулась она от громких воплей:

– Ирка! Дурья твоя башка, мало того, что ты снова продукты хорошие переводишь, так опять новую сковородку спалила! Ты что не чувствуешь что ли, что от гари уже дышать нечем??? Или ты нарочно решила пожар устроить?

Иру просто подбросило на кровати. Судорожно втянув носом воздух, она поняла, что забыла выключить котлеты.

– Я не нарочно, тетя Рита, – она выскочила на кухню.

Тетя в сапогах, пальто и шляпке, распахивала тем временем окно.

– А как? Специально? – раздраженно повернулась она к ней. – Ну вот как можно не почувствовать такой запах?

– Я уснула… – Ира потупилась.

– Это зачем, позволь узнать, ты котлеты поставила жариться, если решила пойти лечь спать?

– Я их пожарила… а выключить забыла… а потом уснула… – тихо пояснила она.

– Это за сколько до моего прихода ты их пожарить решила, что они так сгореть смогли?

– За два часа… – еще тише выдохнула Ира. Она знала тетю обмануть невозможно, и ложь её раздражает до крайности, поэтому врать не решилась.

– Зачем? Зачем жарить магазинные котлеты за два часа до того как их можно будет съесть? Объясни мне: зачем? Я поняла бы, если бы ты сама их делала… ну трудно рассчитать, сколько времени займет: прокрутить фарш, все смешать, пожарить… тут хоть как-то понятно… А здесь? Достать из упаковки две котлеты, и положить на сковороду за пятнадцать минут до моего прихода, это что так трудно? Зачем жарить, а потом подогревать?

Тетя уперлась в нее испытующим взглядом. Ира молчала. А что она могла сказать? Ну не объяснять же тете, что она жарит котлеты заранее, потому что не хочет отвлекаться от эфира, ведь на кухне нет радиоприемника.

Не дождавшись ответа, тетя горестно покачала головой и, проронив: – Ну что же за наказание такое свалилось на мою голову… – вышла в коридор, чтобы, наконец, снять уличную одежду.

Ира, зябко поеживаясь от сырого и прохладного осеннего воздуха, врывающегося в окно, робко застыла посреди кухни, не зная, что делать дальше.

Через некоторое время тетя вновь заглянула на кухню:

– Ну что столбом стоишь? Иди к себе в комнату, а то еще простынешь, не дай Бог, горе ты мое луковое.

– А ужин? – Ира несмело взглянула на нее.

Высокая, статная тетя даже в тапочках не теряла импозантности.

– Иди, – тряхнула она своими шикарными каштановыми кудрями. – Протянет тут немного, и я макароны поставлю отвариваться. Макароны с тобой поедим, раз ты и котлеты, и сковороду спалила.

– Да я тоже макароны отварить могу…

– Иди уже, – тетя раздраженно поморщилась, и её зеленые ведовские глаза сердито блеснули, – ты уже наготовила сегодня. Хватит.

Посчитав за благо не спорить, Ира тихо скользнула обратно в свою комнату. И, забравшись с ногами в кресло, стала вновь размышлять над своей печальной судьбой.

***

Примерно через полчаса тетя позвала ее.

– Ирина, иди есть!

Она выглянула из своей комнаты. Тетя суетилась в гостиной, накрывая на стол, на котором уже дымилось блюдо с макаронами. Ира только шагнула к столу, как тетя сурово одернула ее:

– Руки иди вымой! Сколько раз говорить, что перед едой руки мыть положено?!

Ира безропотно отправилась в ванную, а когда выходила оттуда тетя крикнула ей:

– Ир, масло сливочное из холодильника захвати.

Испуганно втянув голову в плечи, Ира шагнула к двери гостиной:

– А у нас нет масла, тетя Рита.

– Почему? – тетя удивленно воззрилась на нее: – Я же оставила тебе подробный список, что купить в магазине. Ты в магазин не ходила?

– Ходила. Но там не было вологодского масла.

– Купила бы другое…

– Я не знала какое.

Тетя, возведя глаза к потолку, медленно опустилась на стул и тяжело вздохнула. Потом, вновь взглянув на племянницу, тихо спросила:

– Ирина, если в том магазине, где ты была, не было вологодского масла, то ты могла или сходить в другой магазин, или с мобильного позвонить мне, чтобы спросить какое еще масло можно купить взамен вологодского. Почему ты не сделала это?

Ира, потупившись, молчала. Какой толк объяснять тете, что в другой магазин она пойти не сообразила и мобильный с собой в магазин не брала. Да если б и взяла, звонить ей все равно бы не стала. Ей хватило того, как тетя неделю назад сурово отчитала её за несвоевременный звонок во время совещания. Как будто Ира могла знать, когда совещание, а когда нет…

– Ладно, – тетя сокрушенно покачала головой, – садись. Будем есть макароны без масла. Что с тебя взять. В следующий раз буду писать, что покупать, если вдруг нужного продукта в магазине не окажется.

Ира села и, наложив макароны себе в тарелку, принялась за еду. Тетя придвинула к ней тарелку с нарезанными помидорами и огурцами:

– Овощи бери, что пустые макароны есть…

– А можно я не буду овощи, а возьму молоко и сахарный песок? Я люблю макароны с сахарным песком.

– Бери, что хочешь. Я, по-моему, ни холодильник, ни шкафы на ключ не закрываю, – тетя недоуменно пожала плечами.

Ирина встала и прошла на кухню, еще хранившую устойчивый запах сгоревших котлет. Налив стакан молока и захватив сахарницу, она вернулась в гостиную.

Тетя, отставив пустую тарелку, сидела, откинувшись на высокую спинку стула, и листала модный журнал. Ира знала эту её привычку. Поев, тетя некоторое время, не вставая из-за стола, просматривала журналы, а потом просила заварить чай.

Поставив молоко, Ира начала сахарить макароны и тут её заинтересовала картинка на развороте журнала. Пытаясь кверху ногами рассмотреть изображение, она резко поставила сахарницу прямо на стакан с молоком. Стакан с дребезгом раскололся, а молоко плеснулось на стол.

Тетя испуганно вскочила, стряхивая рукой капли молока со своего костюма и недоуменно переводя взгляд с белой лужи, растекающейся по столу на замершую Ирину с сахарницей в руке. Потом резко метнулась к шкафу, достала тряпку и стала вытирать стол и собирать осколки, бросив раздраженно:

– Поставь сахарницу, сядь и доешь, наконец!

Нервно сглотнув, Ира села и придвинув поближе тарелку, принялась за еду. Ей было не по себе, и она старалась съесть все как можно быстрее.

Наведя на столе порядок и выбросив осколки, тетя села напротив и тихо проговорила:

– Не давись. Я не тороплюсь и подожду, чтобы ты доела, и мы могли спокойно обсудить все случившееся.

Ира запихнула в рот последнюю порцию макарон и отодвинула тарелку:

– Я доела, тетя.

– Тарелки на кухню отнеси.

Ира молча встала, отнесла тарелки, вернулась и села вновь. Она знала, что её ждет длительная воспитательная беседа и никуда ей от нее не деться.

Однако тетя, нервно постукивая пальцами по краю стола, молчала. Ира молчала тоже. Наконец та, нервно сглотнув, хрипло проговорила:

– Мне это все надоело, племянница.

И Ира не узнала её голоса. В нем не было ни обычного уверенного спокойствия, ни привычного напора. Впервые в жизни Ирина услышала в голосе своей тетки то ли растерянность, то ли отчаяние.

– Ну я же не нарочно, тетя… – испуганно прижала она руки к груди, – я, конечно, понимаю, что и стол очень дорогой, и костюм Ваш… но я правда не нарочно…

– Дело не в столе, хоть он и достался мне еще от твоего деда и дорог не только тем, что это очень ценный мореный резной дуб, но и как память… и уж конечно не в костюме… мне вообще плевать на него… Дело в том, что наши с тобой отношения, племянница, зашли в тупик. Ты видно столь же бестолкова, как и мать твоя, и разумной самостоятельности от тебя ждать не приходится. Хоть та бестолкова была как раз не в этом… Но в любом случае, похоже, что послана ты мне Всевышним именно, за то, что когда-то, мать твою я образумить не позволила…

– Я ничего не поняла, тетя. О чем Вы? – растерянно пробормотала Ира.

– О том, что когда-то я не дала твою мать наставить на путь разумный и правильный. И видно сейчас расплачиваюсь за то. Вот скажи. Только честно скажи: она была счастлива? Хоть когда-то была?

– К чему Вы это, тетя Рита? – Ира недоуменно вскинула брови.

– Ответь! Твоя мать была счастлива? – требовательно повторила тетка.

– Ну не знаю… вряд ли… – растерянно пожала плечами она в ответ.

– Вот. Я всегда подозревала это… Всегда! Только она гордая была и предпочитала не жаловаться, а лично расплачиваться за собственную бестолковость… Только и мне видно теперь время расплатиться пришло. Но ничего, выводы я сделала. И то, что я по дурости, ну и глупой солидарности детской допустила, больше не допущу. Тебе я не позволю этот номер повторить! Тебя я заставлю за ум взяться! Хоть и нет у тебя дара, но и без него в жизни много чего добиться можно. И я заставлю тебя это сделать. Силой заставлю! – тетя до побелевших пальцев сжала лежащую рядом с ней салфетку, в её глазах сверкала решимость.

– Тетя… я не понимаю ничего, – Ира испуганно хлюпнула носом, её напугал такой настрой тети.

– А тут и понимать нечего, – та раздраженно отбросила в сторону салфетку, – когда-то давно я не дала нашему отцу силой твою мать образумить. Мне казалось, у каждого человека есть право свой собственный путь выбирать. Как оказалось, я ошиблась и обрекла Нину на долгие годы безрадостной и тяжелой жизни. Что ж постараюсь эту ошибку не повторить с тобой.

– Вы обрекли? – удивилась Ира. – Вы же младше мамы были… и намного…

– Ну пять лет не такая уж большая разница, – хмыкнула тетя. – Мне тринадцать тогда было, ну а ей соответственно восемнадцать. Так что обе уже в разуме были.

Любопытство пересилило природную застенчивость, и Ира не удержалась от вопроса:

– Тетя, а что произошло?

– Думаю, тебе не повредит узнать о том, – тетя задумчиво коснулась волос на виске длинными тонкими пальцами с великолепным маникюром. – Кстати, то, что Нина, как я поняла, не рассказывала тебе ничего, для меня тоже факт, подтверждающий, что решение тогда мы приняли с ней неправильное.

Тетя глубоко вздохнула и, печально качнув головой, начала рассказ:

– Ты ведь знаешь, что росли мы с Ниной без матери, она умерла моими родами. И воспитывал нас обеих отец. Времени много уделять он нам не мог, и были мы с ней в основном предоставлены сами себе. Отец, конечно, знал, что дар у нас обеих с ней есть, и старался заставить его развивать, но это не мешало нам расти, что в поле трава.

– У мамы был дар предвидения? Я не знала об этом никогда, – удивленно протянула Ира.

– Когда ты родилась – уже не было. У женщин в нашем роду пропадает он с рождением ребенка. И детям лишь через поколение передается, если у мужа дара нет.

– Почему?

– Ты задаешь странные вопросы, – тетя раздраженно повела плечом. – Откуда я знаю почему? Просто случается так и все. Кстати, у тебя все шансы ребенка с даром родить.

– Выходит, мама от дара отказалась, чтобы меня родить?

– Нет, она отказалась от дара, чтоб за отца твоего замуж выскочить, – хмуро обронила тетя, и сердито поджала губы, – и я, как последняя дура, ей в этом поспособствовала.

– Это как?

– А так. Отправил нас наш отец в конце лета в деревню. Нина как раз школу закончила и в институт поступила. Вот он и решил, что и ей, и мне свежий воздух перед новым учебным годом хоть на месяц, но необходим. И снял он для нас комнату у одной старушки в деревне и попросил её за нами приглядывать. Воздух свежий, речка, лес – красота. Мы с Нинкой целыми днями то на речке, то в лесу пропадали, но только повстречался нам однажды гармонист местный. Весельчак и балагур со смоляными кудрями. По нему все окрестные девки сохли, а он лишь Нине стал внимание оказывать. Конечно же, городская приехала. Ну и она устоять не смогла. Тот бывало лишь к дому подойдет, да затянет:

Ой, пойду-выйду на улочку,

Постучу в окошечко к любушке.

Ты услышь мою песенку, милая,

Да и выйди ко мне, ненаглядная.

И Ниночка наша, готова уже была к нему не только на улицу бежать, а и на край света мчатся за ним вприпрыжку. Хозяйка, где мы жили, завидев такое дело, тут же отписала нашему отцу. Что так мол и так. Приезжайте, а то не ровен час, не услежу за Вашей старшенькой. Ну и отец приехал. Нинке конечно головомойку устроил и сказал, что поутру мы все домой поедем. Она в слезы: «Не поеду, мне жизнь без него не мила». А отец ей: тебе, мол, дорогая, не о парнях думать следует, а дар свой беречь и приумножать и институт закончить. Нинка тут и вовсе разошлась: «Не нужен мне никакой дар и институт не нужен, – рыдает, – если я ради них любовь свою сгубить должна. Ночью к нему сбегу. Хоть из окошка вылезу, а сбегу!». Тогда отец запер её в сарае и сказал, что насильно увезет, чтоб она там не причитала. Ну а я по дури, другого слова сейчас и не подберу, ночью у отца ключ стащила и Нину выпустила. Утром мне досталось, конечно, от отца, а вот Нину он искать не стал. Сказал, раз сбежала от него, нет у него больше такой дочери, пусть сама, как хочет, так и живет. Забрал меня, не став слушать никаких моих просьб простить ее, и уехали мы. Вскоре я узнала, что Нина вышла замуж за твоего отца, она написала нам. Но наш отец не простил её и мне с ней и видеться, и переписываться запретил. Я лишь после его смерти с ней общаться начала… Она тогда меня ни разу не упрекнула… мол сама решила, сама и расплачиваюсь,.. хотя я видела, что несладко ей живется. И от помощи моей всегда отказывалась. Лишь как-то обронила, что очень жалеет, что даже перед смертью отец её так и не простил… Кстати, после её побега он за мое воспитание взялся всерьез. Думаю, благодаря лишь этому я и институт закончила, и аспирантуру, и две диссертации по психологии и психоанализу написала и защитила. Да и работа у меня сейчас такая, тоже только благодаря той базе, что он в меня вложил. Так что скажу тебе, дорогая племянница, жизнь заставила меня понять: чувства – чувствами, но, чтобы жить хорошо, надо уметь их контролировать, и детей тому же учить. Возможно, насилие и не самый лучший способ образумить, но поверь мне – самый действенный. Поэтому отныне, моя дорогая, буду жестко заставлять и контролировать.

– Тетя Рита, но я же не сбегаю никуда, – Ира непонимающе взглянула на нее.

– Не сбегаешь, – подтвердила та. – Но ты абсолютно не контролируешь свое поведение и, насколько я понимаю, не желаешь выполнять даже элементарные мои требования. Хватит мне тут этого твоего разгильдяйства. Я сыта им по горло. Я все ждала, что ты сама, попривыкнув к жизни со мной, за разум возьмешься, но как видно – напрасно. Ты не желаешь учиться, ты не интересуешься ничем. Ты целыми днями сидишь у себя в комнате и ни-че-го – это слово тетя произнесла по слогам, – не делаешь. Так нельзя! Как ты себе представляешь свою дальнейшую жизнь? Чего ты достигнешь, сидя в комнате, с приемником и телевизором в обнимку? Тебе уже восемнадцать. Ты совершеннолетняя, взрослая девушка, а ведешь себя как неразумное дитя. В общем все, Ирина. Мне надоело. К тому же я вижу к чему это приведет, если я не вмешаюсь… Вижу!

– Вы видите мое будущее? И что меня ждет? – Ира заинтересованно взглянула на тетку.

– Все не так однозначно, на будущее можно влиять. Но я вижу, что если все оставить, как есть, то повторишь ты безрадостную судьбу своей матери, причем опять же благодаря моему попустительству… – тетя нервно сглотнула.

– B что мне делать, чтобы её не повторить?

– Делом заняться! Делом! И посвятить себя не пустым мечтаниям и фантазиям, а достижению какой-то цели.

– Какой? – Ира испуганно вжала голову плечи, напор тетки её пугал.

– Что ты хочешь добиться в жизни? – не снижая натиска, устремила на нее взгляд тетя, – Кем ты хочешь стать?

– Ну не знаю… – растерянно пробормотала она.

– Хорошо, – тетя нахмурилась и, отведя взгляд, тихо забарабанила пальцами по краю стола. – Не хочешь сама искать занятие по душе, за тебя найду я и заставлю стать профессионалом своего дела. Таким, которого ценят, таким, который не пропадет ни в какой ситуации и будет независим.

– Вы хотите, чтобы я пошла работать?

– Нет, пока я хочу, чтобы ты пошла учиться.

– В институт? – несмело спросила Ира. Учеба давалась ей с трудом.

– Об институте тебе думать пока явно рано. Я видела твой аттестат, и если даже сельскую школу ты смогла закончить лишь с тройками, то о каком институте сейчас может идти речь? Нет, тебе надо получить для начала хотя бы хорошую и перспективную специальность. Такую, чтобы ты уверенно чувствовала себя в жизни. А дальше сама решишь. Может, у тебя со временем тяга к знаниям все-таки проснется. Учиться ведь никогда не поздно.

– И куда Вы хотите, чтобы я пошла учиться?

– Есть у меня одна мысль, – тетя стремительно поднялась и вышла из гостиной.

А вскоре из холла зажурчал её мелодичный голос:

– Приветствую Вас, Алексей Борисович, это Святозарова Маргарита Всеволодовна Вас побеспокоила. По голосу узнали? Мне приятно это слышать… – она помолчала немного и продолжила: – Ну что Вы, не стоит о том, я была рада помочь. А ведь я к Вам с просьбой, Алексей Борисович. Я бы очень хотела к Вам на курсы племянницу мою устроить. Да, да, Алексей Борисович, прямо сейчас, на уже набранный курс, если можно… ну месяц отставания по программе, я думаю, она сможет нагнать постепенно. Я согласна оплачивать дополнительные занятия с ней педагогов. Бесплатно сами? Ну что Вы, Алексей Борисович… Я совсем не хотела Вас так утруждать, это явно лишнее… Хорошо-хорошо… да… да… прекрасно… это меня устроит… Тогда завтра я с ней подъеду, и все оплачу… Нет-нет, не надо никаких скидок. Лучше вместо скидок пообещайте информировать меня о процессе её обучения, чтобы обо всех возможных пропусках или о любых сложностях меня незамедлительно ставили в известность. Сами следить будете? Алексей Борисович, это будет крайне любезно с Вашей стороны… даже не знаю, как мне Вас благодарить… конечно-конечно… я тоже всегда рада слышать Ваш голос.

Закончив разговор, тетя вошла в гостиную:

– Значит так, Ирина, завтра мы едем с тобой на курсы, где обучают парикмахеров-стилистов. Я договорилась с директором, тебя примут на уже набранный курс. Первое время придется позаниматься, конечно, поинтенсивнее, чтобы нагнать всю группу, но тебе помогут, директор мне это пообещал.

В голове у Иры тут же промелькнула картинка убогой и грязной комнатушки с разбитым зеркалом, где толстая хохотушка Нюрка в заляпанном халате стригла вечно поддатых мужиков.

– Тетя, но я не хочу быть парикмахером… мне не нравится эта специальность, – насупившись, выдохнула она.

– Это не обсуждается! – глаза тети зло сузились, а скулы напряглись. – Ты вообще ничего не хочешь кроме валяния на кровати, так что только попробуй хоть одно занятие прогулять – пожалеешь! И вообще, чтобы заявлять нравится или нет, надо хотя бы узнать и попробовать. Все! Чтоб больше слов я таких не слышала! «Не хочет» она, видите ли… Я тебе «понехочу»… еще раз такое слово услышу – накажу, так и знай!

Ира испуганно сжалась на стуле. Тетя еще ни разу даже пальцем не тронула ее, но в голосе тетки слышалась такая категоричность, что в глубине души Ира не сомневалась – изобьет. Мать Иру не била никогда, а вот отец, пока был жив, напившись, часто поколачивал и ее, и мать, так что такие отношения были ей не в диковинку.

– Ты поняла? – тетя не сводила с нее пристального взгляда.

– Поняла, – потупившись, выдавила из себя Ира.

– Замечательно. Тогда я к часу заеду за тобой. Будь к этому времени готова. Занятия там с двух до восьми.

– До восьми? – ахнула Ира, понимая, что к вечернему эфиру успевать никак не будет, – но ведь тогда я дома не раньше девяти буду…

– Ну и что? Тут город, в девять вечера девушек на улицах никто не ест, – не поняла тетя.

– Так я даже ужин приготовить не успею… – сказала Ира, чтобы хоть что-то сказать.

– Значит, ужин буду готовить я или вместе, если тебя чуть раньше отпустят… – губы тети тронула легкая улыбка, и она, шагнув к Ире, ласково потрепала её по волосам: – Да не волнуйся ты так, все будет хорошо. Я в любом случае помогу тебе.

На глаза Иры навернулись слезы, и она, ничего не отвечая, вскочила, выбежала из гостиной и, забежав в свою комнату, упала на кровать. Слезы горечи и обиды душили ее. В один момент её лишили самого дорого, что было в её жизни – вечерних радиоэфиров.

Тетя заглянула в её комнату, раздраженно хмыкнула, а потом, проронив: «Что ж иногда выплакаться не мешает», вновь закрыла дверь.

***

На следующий день тетя отвезла Иру на курсы. Директор курсов оказался невысоким лысоватым толстячком, но с очень располагающим добродушным лицом. Он встретил их уже входа, видимо ждал. Лишь увидев тетю, он сразу заулыбался:

– О, Маргарита Всеволодовна, как я счастлив Вас видеть, – он подхватил её руку и поднес к губам.

Тетя в ответ с улыбкой кивнула:

– И я тоже рада Вас видеть, Алексей Борисович.

– Пройдемте в мой кабинет, – толстячок подхватил тетю под руку и увлек вверх по широкой мраморной лестнице, не переставая при этом говорить. Ира последовала за ними, усмехнувшись про себя картине, которую представляла собой пара из смешного плешивого толстячка и её высокой и красивой тети.

– Это замечательно, что Вы решили определить свою девочку к нам. Это наилучший выбор. К тому же при любом раскладе подобные навыки лишними не окажутся. Хотя сейчас это одна из самых востребованных профессий. Потом мы используем все последние достижения, следим за новинками у нас контракты с ведущими фирмами в этой области, – с энтузиазмом расхваливал свое заведение Алексей Борисович. – Вы не представляете, какой спрос на подобных специалистов, к тому же такой квалификации, которую можем дать мы. Мы даже оказываем выпускникам помощь в трудоустройстве, гарантируем его, так сказать. А как у нас оборудованы залы… Но, что я говорю, Вы сами сейчас все увидите, я Вам покажу… Я сейчас Вас, голубушка Маргарита Всеволодовна, по всем залам проведу. У нас же тут просто образцово-показательное заведение.

– Я не сомневаюсь в том, Алексей Борисович. Вы известный специалист своего дела, и я убеждена, что у Вас по-другому и быть не может… Поэтому очень прошу: может, мы повременим с экскурсией? Я выкроила буквально пару часов, чтобы привезти сюда племянницу, и меня уже ждут. Давайте мы уладим все формальности, а осмотр Вашего чудесного заведения отложим на другой раз?

– Ох, Маргарита Всеволодовна, Маргарита Всеволодовна, – директор курсов сокрушенно покачал головой, – в кои веки волею фортуны Вы оказались в моих пенатах, но вот опять Вы торопитесь и бежите… но что делать, что делать… я знаю, как расписан Ваш день… знаю… Что ж порадуемся хотя бы краткосрочному Вашему визиту. Проходите, – он распахнул перед ней дубовую дверь с красивой золотистой табличкой с надписью «директор». – Я постараюсь долго Вас не задержать и обязуюсь максимально взять под опеку Вашу очаровательную племянницу, – он кивнул на Ирину, входящую вслед за тетей в кабинет.

Директор действительно постарался свести все формальности к минимуму, и уже через десять минут тетя, пожелав директору всяческих благ, покинула его шикарный, обставленный дорогой кожаной мебелью кабинет. А он, улыбнувшись, обратился к Ирине:

– Ну что, милая юная леди, пойдемте, я познакомлю Вас с местом Вашей учебы, а так же преподавателями и Вашими сокурсниками.

Заведение произвело на Иру ошеломляющее впечатление. Огромные светлые залы с зеркалами чуть ли не во все стены. Удобные кресла для клиентов и крутящиеся табуреты для самих парикмахеров. Сверкающие мойки и сушки для волос. Стойки со всевозможными парикмахерскими инструментами и красками, манекены в шикарных париках и красивые фотографии всевозможных причесок. В лекционных залах – кроме удобных столов и стульев проекторы и снова манекены, но теперь уже сидящие в креслах. Все это не могло не произвести впечатления.

Ира, потрясенная объемом впечатлений, тихонько шла позади директора, страшась встречи с группой, где ей предстояло учиться, и страстно желая лишь одного – побыстрее оказаться дома.

Однако группа из десяти человек (семерых девушек и трех юношей), а так же преподавательница (моложавая бодрая дама лет сорока), встретили её на редкость благожелательно. И все пять часов обучения пролетели для Иры незаметно. Правда, её ни о чем не спрашивали и ничего не просили сделать, в отличие от остальных, дав возможность пока лишь наблюдать за процессом обучения.

После занятий к ней подошел директор:

– Ирина, я пообещал Вашей тете позаниматься с Вами дополнительно, но мне кажется, в первую неделю Вашего обучения это будет несколько преждевременно. Освойтесь, войдите в курс дела, а вот со следующей недели я уже начну с Вами дополнительные занятия. Так Маргарите Всеволодовне и передайте.

– Да, конечно. Я понимаю, что мне пока еще рано… – краснея от волнения и, сама злясь на себя за это, выдохнула Ира. Ну вот чего волноваться, когда с тобой всего лишь разговаривают? Да еще и столь уважительно. А вон нет, щеки Иры просто пылали, и от осознания этого ей было еще более не по себе.

– Не волнуйтесь так, все будет хорошо, – толстяк ободряюще улыбнулся и ласково потрепал её по плечу. – У Вас замечательная тетя, и Вы попали к её друзьям. Вас здесь не обидят.

***

Ира шла по дороге к метро, и досада ела душу. Ну вот почему она не может держаться с достоинством как тетя? Почему она вечно заливается краской и начинает мямлить стоит хоть кому-то обратить на нее даже малейшее внимание? Нет, природа к ней была явно несправедлива и обделила не только даром, но и умением общаться и подать себя. Ира внутренне восхищалась собственной теткой и еще безумно завидовала ей. Недоумевая, почему одним дается все, а другим – ничего.

Дома Иру ждал сюрприз. Тетя пришла раньше и уже приготовила ужин.

– Твой первый день учебы надо отметить. Быстрее мой руки, и садимся. У меня уже все на столе, – заявила она, едва Ира переступила порог.

Ира с тоской посмотрела на часы – до конца вечернего эфира оставалось десять минут, но она не осмелилась попросить тетю включить радиоприемник.

Ужин был великолепный – тетя заказала в ресторане салаты, закуски и горячие блюда, открыла бутылку французского красного сухого вина. Выключив верхний свет, она зажгла свечи и, подняв бокал, тепло пожелала Ире успехов, счастья и удачи. Однако Иру не радовало ничего. Мысль о том, что она второй день лишена возможности услышать столь полюбившийся ей голос, занозой сидела внутри. Поэтому весь ужин она просидела насупленная и обиженная на весь белый свет. Тетя тщетно пыталась вывести её из этого состояния, а потом, раздосадовано поднялась из-за стола.

– Вот до чего у тебя тяжелый характер, Ирина, – укоризненно проговорила она, – ты абсолютно не умеешь управлять своими эмоциями и радоваться жизни.

– Чему радоваться? Чему? – алкоголь хоть и в легкой степени, но снял контроль. – Тому, что у меня умерла мать? Тому, что Вы руководите всей моей жизнью и постоянно тыркаете, что я должна делать и как?

– Ты не умеешь ценить то, что есть! – резко оборвала её тетя. – Ты видишь лишь то, чего нет! У тысяч, миллионов тысяч нет и сотой доли того, что есть у тебя. Причем ты к этому не приложила ни малейших усилий. И ты все равно недовольна. Что ж, это исключительно твоя проблема, я ей заморачиваться не собираюсь. Хочу лишь предупредить: не пересмотришь такое отношение к жизни – будешь всю жизнь несчастна!