Текст книги "Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения."
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Сижу, – с утра ни корки черствой –
Мечту такую полюбя,
Что – может – всем своим покорством
– Мой Воин! – выкуплю тебя.
16 мая 1920
–
Писала я на аспидной доске...
x x x
С.Э.
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблeклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах, –
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец – чтоб было всем известно! –
Что ты любим! любим! любим! – любим!
Расписывалась – радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест – накрест перечеркивала – имя...
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты – уцелеешь на скрижалях.
18 мая 1920
–
ПРИГВОЖДЕНА
«Пригвождена к позорному столбу»
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что – невинна.
Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою – за счастьем.
Пересмотрите всё мое добро,
Скажите – или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке – лишь горстка пепла!
И это всё, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это всё, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.
И что тому костер остылый...
И что тому костер остылый,
Кому разлука – ремесло!
Одной волною накатило,
Другой волною унесло.
Ужели в раболепном гневе
За милым поползу ползком –
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском!
Кусай себе, дружочек родный,
Как яблоко – весь шар земной!
Беседуя с пучиной водной,
Ты всe ж беседуешь со мной.
Подобно земнородной деве,
Не скрестит две руки крестом –
Дщерь, выношенная во чреве
Не материнском, а морском!
Нет, наши девушки не плачут,
Не пишут и не ждут вестей!
Нет, снова я пущусь рыбачить
Без невода и без сетей!
Какая власть в моем напеве, –
Одна не ведаю о том, –
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском.
Такое уж мое именье:
Весь век дарю – не издарю!
Зато прибрежные каменья
Дробя, – свою же грудь дроблю!
Подобно пленной королеве,
Что молвлю на суду простом –
Я, выношенная во чреве
Не материнском, а морском.
13 июня 1920
–
Вчера еще в глаза глядел...
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – всe косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, –
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"
И слезы ей – вода, и кровь –
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, что тебе я сделала?"
Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, –
Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
"Мой милый, что тебе я сделала?"
Спрошу я стул, спрошу кровать:
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал – колесовать:
Другую целовать", – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – я сделала?
Всe ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть – садовница.
Само – что дерево трясти! –
В срок яблоко спадает спелое...
– За всe, за всe меня прости,
Мой милый, – что тебе я сделала!
14 июня 1920
–
Дом, в который не стучатся...
x x x
Дом, в который не стучатся:
Нищим нечего беречь.
Дом, в котором – не смущаться:
Можно сесть, а можно лечь.
Не судить – одно условье,
Окна выбиты любовью,
Крышу ветром сорвало.
Всякому – ......ты сам Каин –
Всем стаканы налиты!
Ты такой как я – хозяин,
Так же гостья, как и ты.
Мне добро досталось даром, –
Так и спрячь свои рубли!
Окна выбиты пожаром,
Дверь Зима сняла с петли!
Чай не сладкий, хлеб не белый –
Личиком бела зато!
Тем делюсь, что уцелело,
Всем делюсь, что не взято.
Трудные мои завязки –
Есть служанка – подсобит!
А плясать – пляши с опаской,
Пол поклонами пробит!
Хочешь в пляс, а хочешь в лeжку,
Спору не встречал никто.
Тесные твои сапожки?
Две руки мои на что?
А насытила любовью, –
В очи плюнь, – на то рукав!
Не судить: одно условье.
Не платить: один устав.
28 июня 1920
–
Не хочу ни любви, ни почестей...
x x x
Не хочу ни любви, ни почестей:
– Опьянительны. – Не падка!
Даже яблочка мне не хочется
– Соблазнительного – с лотка...
Что – то цепью за мной волочится,
Скоро громом начнет греметь.
– Как мне хочется,
Как мне хочется –
Потихонечку умереть!
(Июль 1920)
–
Знаю, умру на Заре! На которой из двух...
x x x
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух – не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!
С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прорезь зари – и ответной улыбки прорез...
Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Москва, декабрь 1920
–
ПОЖАЛЕЙ...
– Он тебе не муж? – Нет.
Веришь в воскрешенье душ? – Нет.
– Так чего ж?
Так чего ж поклоны бьешь?
– Отойдешь –
В сердце – как удар кулашный:
Вдруг ему, сыночку, страшно –
Одному?
– Не пойму!
Он тебе не муж? – Нет.
– Веришь в воскрешенье душ? – Нет.
– Гниль и плесень?
– Гниль и плесень.
– Так наплюй!
Мало ли живых на рынке!
– Без перинки
Не простыл бы! Ровно ссыльно-
каторжный какой – на досках!
Жестко!
– Черт!
Он же мертв!
Пальчиком в глазную щелку –
Не сморгнет!
Пес! Смердит!
– Не сердись!
Видишь – пот
На виске еще не высох.
Может, кто еще поклоны в письмах
Шлет, рубашку шьет...
– Он тебе не муж? – Нет.
– Веришь в воскрешенье душ? – Нет.
– Так айда! – ...нагрудник вяжет...
Дай-кось я с ним рядом ляжу...
Зако – ла – чи – вай!
Декабрь 1920
–
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь...
x x x
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!
То шатаясь причитает в поле – Русь.
Помогите – на ногах нетверда!
Затуманила меня кровь – руда!
И справа и слева
Кровавые зевы,
И каждая рана:
– Мама!
И только и это
И внятно мне, пьяной,
Из чрева – и в чрево:
– Мама!
Все рядком лежат –
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
Белый был – красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был – белый стал:
Смерть побелила.
– Кто ты? – белый? – не пойму! – привстань!
Аль у красных пропадал? – Ря – азань.
И справа и слева
И сзади и прямо
И красный и белый:
– Мама!
Без воли – без гнева –
Протяжно – упрямо –
До самого неба:
– Мама!
Декабрь 1920
–
Переселенцами...
x x x
Переселенцами –
В какой Нью-Йорк?
Вражду вселенскую
Взвалив на горб –
Ведь и медведи мы!
Ведь и татары мы!
Вшами изъедены
Идем – с пожарами!
Покамест – в долг еще!
А там, из тьмы –
Сонмы и полчища
Таких, как мы.
Полураскосая
Стальная щель.
Дикими космами
От плеч – метель.
– Во имя Господа!
Во имя Разума! –
Ведь и короста мы,
Ведь и проказа мы!
Волчьими искрами
Сквозь вьюжный мех –
Звезда российская:
Противу всех!
Отцеубийцами –
В какую дичь?
Не ошибиться бы,
Вселенский бич!
"Люд земледельческий,
Вставай с постелею)!"
И вот с расстрелыциком
Бредет расстрелянный,
И дружной папертью,
– Рвань к голытьбе:
"Мир белоскатертный!
Ужо тебе!"
22 февраля 1922
–
Есть час на те слова...
x x x
Есть час на те слова.
Из слуховых глушизн
Высокие права
Выстукивает жизнь.
Быть может – от плеча,
Протиснутого лбом.
Быть может – от луча,
Невидимого днем.
В напрасную струну
Прах – взмах на простыню.
Дань страху своему
И праху своему.
Жарких самоуправств
Час – и тишайших просьб.
Час безземельных братств.
Час мировых сиротств.
11 июня 1922
ЗЕМНЫЕ ПРИМЕТЫ
Так, в скудном труженичестве дней...
Так, в скудном труженичестве дней,
Так, в трудной судорожности к ней,
Забудешь дружественный хорей
Подруги мужественной своей.
Ее суровости горький дар,
И легкой робостью скрытый жар,
И тот беспроволочный удар,
Которому имя – даль.
Все древности, кроме: дай и мой,
Все ревности, кроме той, земной,
Все верности, – но и в смертный бой
Неверующим Фомой.
Мой неженка! Сединой отцов:
Сей беженки не бери под кров!
Да здравствует левогрудый ков
Немудрствующих концов!
Но может, в щебетах и в счетах
От вечных женственностей устав-
И вспомнишь руку мою без прав
И мужественный рукав.
Уста, не требующие смет,
Права, не следующие вслед,
Глаза, не ведающие век,
Исследующие: свет.
15 июня 1922
–
Ищи себе доверчивых подруг...
x x x
Ищи себе доверчивых подруг,
Не выправивших чуда на число.
Я знаю, что Венера – дело рук,
Ремесленник – и знаю ремесло.
От высокоторжественных немот
До полного попрания души:
Всю лестницу божественную – от:
Дыхание мое – до: не дыши!
18 июня 1922
–
Дабы ты меня не видел...
x x x
Дабы ты меня не видел –
В жизнь – пронзительной, незримой
Изгородью окружусь.
Жимолостью опояшусь,
Изморозью опушусь.
Дабы ты меня не слушал
В ночь – в премудрости старушьей:
Скрытничестве – укреплюсь.
Шорохами опояшусь,
Шелестами опушусь.
Дабы ты во мне не слишком
Цвел – по зарослям: по книжкам
Заживо запропащу:
Вымыслами опояшу,
Мнимостями опушу.
25 июня 1922
–
Здравствуй! Не стрела, не камень...
x x x
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,
– Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
– Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
25 июня 1922
–
Некоторым – не закон...
x x x
Некоторым – не закон.
В час, когда условный сон
Праведен, почти что свят,
Некоторые не спят:
Всматриваются – и в скры-
тнейшем лепестке: не ты!
Некоторым – не устав:
В час, когда на всех устах
Засуха последних смут –
Некоторые не пьют:
Впытываются – и сти-
снутым кулаком – в пески!
Некоторым, без кривизн –
Дорого дается жизнь.
25 июня 1922
–
Неподражаемо лжет жизнь...
x x x
Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи...
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!
Словно во ржи лежишь: звон, синь...
(Что ж, что во лжи лежишь!) – жар, вал.
Бормот – сквозь жимолость – ста жил...
Радуйся же! – Звал!
И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души – что вот уже: лбом в сон.
Ибо – зачем пел?
В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих "да" –
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь – жизнь.
8 июля 1922
–
Светло-серебряная цвель...
x x x
Светло-серебряная цвель
Над зарослями и бассейнами.
И занавес дохнeт – и в щель
Колеблющийся и рассеянный
Свет... Падающая вода
Чадры. (Не прикажу – не двинешься!)
Так пэри к спящим иногда
Прокрадываются в любимицы.
Ибо не ведающим лет
– Спи! – головокруженье нравится.
Не вычитав моих примет,
Спи, нежное мое неравенство!
Спи. – Вымыслом останусь, лба
Разглаживающим неровности.
Так Музы к смертным иногда
Напрашиваются в любовницы.
16 июля 1922
–
СИВИЛЛА
2
Каменной глыбой серой...
Каменной глыбой серой,
С веком порвав родство.
Тело твое – пещера
Голоса твоего.
Недрами – в ночь, сквозь слепость
Век, слепотой бойниц.
Глухонемая крепость
Над пестротою жниц.
Кутают ливни плечи
В плащ, плесневеет гриб.
Тысячелетья плещут
У столбняковых глыб.
Горе горе! Под толщей
Век, в прозорливых тьмах –
Глиняные осколки
Царств и дорожный прах
Битв...
6 августа 1922
–
ЗАВОДСКИЕ
1
Стоят в чернорабочей хмури...
Стоят в чернорабочей хмури
Закопченные корпуса.
Над копотью взметают кудри
Растроганные небеса.
В надышанную сирость чайной
Картуз засаленный бредет.
Последняя труба окраины
О праведности вопиет.
Труба! Труба! Лбов искаженных
Последнее: еще мы тут!
Какая на-смерть осужденность
В той жалобе последних труб!
Как в вашу бархатную сытость
Вгрызается их жалкий вой!
Какая заживо-зарытость
И выведенность на убой!
А Бог? – По самый лоб закурен,
Не вступится! Напрасно ждем!
Над койками больниц и тюрем
Он гвоздиками пригвожден.
Истерзанность! Живое мясо!
И было так и будет – до
Скончания.
– Всем песням насыпь,
И всех отчаяний гнездо:
Завод! Завод! Ибо зовется
Заводом этот черный взлет.
К отчаянью трубы заводской
Прислушайтесь – ибо зовет
Завод. И никакой посредник
Уж не послужит вам тогда,
Когда над городом последним
Взревет последняя труба.
23 сентября 1922
–
ХВАЛА БОГАТЫМ
И засим, упредив заране,
Что меж мной и тобою – мили!
Что себя причисляю к рвани,
Что честно мое место в мире:
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых...
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану,
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую как окрик.
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
За их тайны – всегда с нарочным!
За их страсти – всегда с рассыльным!
За навязанные им ночи,
(И целуют и пьют насильно!)
И за то, что в учетах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят –
Подтверждаю: люблю богатых!
А еще, несмотря на бритость,
Сытость, питость (моргну – и трачу!)
За какую-то – вдруг – побитость,
За какой-то их взгляд собачий
Сомневающийся...
– не стержень
ли к нулям? Не шалят ли гири?
И за то, что меж всех отверженств
Нет – такого сиротства в мире!
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
...За их взгляд, изумленный на-смерть,
Извиняющийся в болезни,
Как в банкротстве... "Ссудил бы... Рад бы –
Да"...
За тихое, с уст зажатых:
"По каратам считал, я – брат был"...
Присягаю: люблю богатых!
30 сентября 1922
–
РАССВЕТ НА РЕЛЬСАХ
Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.
Из сырости – и свай,
Из сырости – и серости.
Покамест день не встал
И не вмешался стрелочник.
Туман еще щадит,
Еще в холсты запахнутый
Спит ломовой гранит,
Полей не видно шахматных...
Из сырости – и стай...
Еще вестями шалыми
Лжет вороная сталь –
Еще Москва за шпалами!
Так, под упорством глаз –
Владением бесплотнейшим
Какая разлилась
Россия – в три полотнища!
И – шире раскручу!
Невидимыми рельсами
По сырости пущу
Вагоны с погорельцами:
С пропавшими навек
Для Бога и людей!
(Знак: сорок человек
И восемь лошадей).
Так, посредине шпал,
Где даль шлагбаумом выросла,
Из сырости и шпал,
Из сырости – и сирости,
Покамест день не встал
С его страстями стравленными –
Во всю горизонталь
Россию восстанавливаю!
Без низости, без лжи:
Даль – да две рельсы синие...
Эй, вот она! – Держи!
По линиям, по линиям...
12 сентября 1922
–
ПРОВОДА
Чтоб высказать тебе... да нет, в ряды...
Чтоб высказать тебе... да нет, в ряды
И в рифмы сдавленные... Сердце – шире!
Боюсь, что мало для такой беды
Всего Расина и всего Шекспира!
"Всe плакали, и если кровь болит...
Все плакали, и если в розах – змеи"...
Но был один – у Федры – Ипполит!
Плач Ариадны – об одном Тезее!
Терзание! Ни берегов, ни вех!
Да, ибо утверждаю, в счете сбившись,
Что я в тебе утрачиваю всех
Когда-либо и где-либо небывших!
Какия чаянья – когда насквозь
Тобой пропитанный – весь воздух свыкся!
Раз Наксосом мне – собственная кость!
Раз собственная кровь под кожей – Стиксом!
Тщета! во мне она! Везде! закрыв
Глаза: без дна она! без дня! И дата
Лжет календарная...
Как ты – Разрыв,
Не Ариадна я и не...
– Утрата!
О по каким морям и городам
Тебя искать? (Незримого – незрячей!)
Я проводы вверяю проводам,
И в телеграфный столб упершись – плачу.
18 марта 1923
–
ПОЭТЫ
Поэт – издалека заводит речь...
Поэт – издалека заводит речь.
Поэта – далеко заводит речь.
Планетами, приметами, окольных
Притч рытвинами... Между да и нет
Он даже размахнувшись с колокольни
Крюк выморочит... Ибо путь комет –
Поэтов путь. Развеянные звенья
Причинности – вот связь его! Кверх лбом
Отчаетесь! Поэтовы затменья
Не предугаданы календарем.
Он тот, кто смешивает карты,
Обманывает вес и счет,
Он тот, кто спрашивает с парты,
Кто Канта наголову бьет,
Кто в каменном гробу Бастилий
Как дерево в своей красе.
Тот, чьи следы – всегда простыли,
Тот поезд, на который все
Опаздывают...
– ибо путь комет
Поэтов путь: жжя, а !не согревая.
Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом –
Твоя стезя, гривастая кривая,
Не предугадана календарем!
8 апреля 1923
–
Есть в мире лишние, добавочные...
Есть в мире лишние, добавочые,
Не вписанные в окоeм.
(Нечислящимся в ваших справочниках,
Им свалочная яма – дом).
Есть в мире полые, затолканные,
Немотствующие – навоз,
Гвоздь – вашему подолу шелковому!
Грязь брезгует из-под колес!
Есть в мире мнимые, невидимые:
(Знак: лепрозариумов крап!)
Есть в мире Иовы, что Иову
Завидовали бы – когда б:
Поэты мы – и в рифму с париями,
Но выступив из берегов,
Мы бога у богинь оспариваем
И девственницу у богов!
22 апреля 1923
–
Что же мне делать, слепцу и пасынку...
Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям –
Страсти! где насморком
Назван – плач!
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! – как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим – как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
? апреля 1923
–
СЛОВА И СМЫСЛЫ
Ты обо мне не думай никогда!
1
Ты обо мне не думай никогда!
(На – вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль – длящие.
Ты на меня не жалуйся, что жаль...
Всех слаще мол...
Лишь об одном пожалуйста: педаль:
Боль – длящая.
Ла-донь в ладонь...
2
Ла – донь в ладонь:
– За – чем рожден?
– Не – жаль: изволь:
Длить – даль – и боль.
Проводами продленная даль
3
Проводами продленная даль...
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся – доколь?
Даль и боль, это та же юдоль.
23 апреля 1923
–
ТАК ВСЛУШИВАЮТСЯ
1
Так вслушиваются...
Так вслушиваются (в исток
Вслушивается – устье).
Так внюхиваются в цветок:
Вглубь – до потери чувства!
Так в воздухе, который синь-
Жажда, которой дна нет.
Так дети, в синеве простынь,
Всматриваются в память.
Так вчувствовывается в кровь
Отрок – доселе лотос.
...Так влюбливаются в любовь:
Впадываются в пропасть.
–
2
Друг! Не кори меня...
Друг! Не кори меня за тот
Взгляд, деловой и тусклый.
Так вглатываются в глоток:
Вглубь – до потери чувства!
Так в ткань врабатываясь, ткач
Ткет свой последний пропад.
Так дети, вплакиваясь в плач,
Вшептываются в шепот.
Так вплясываются... (Велик
Бог – посему крутитесь!)
Так дети, вкрикиваясь в крик,
Вмалчиваются в тихость.
Так жалом тронутая кровь
Жалуется – без ядов!
Так вбаливаются в любовь:
Впадываются в: падать.
3 мая 1923
–
ПРОКРАСТЬСЯ...
А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем –
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах...
Может быть – отказом
Взять? Вычеркнуться из зеркал?
Так: Лермонтовым по Кавказу
Прокрасться, не встревожив скал.
А может – лучшая потеха
Перстом Себастиана Баха
Органного не тронуть эха?
Распасться, не оставив праха
На урну...
Может быть – обманом
Взять? Выписаться из широт?
Так: Временем как океаном
Прокрасться, не встревожив вод...
14 мая 1923
–
ДИАЛОГ ГАМЛЕТА С СОВЕСТЬЮ
– На дне она, где ил
И водоросли... Спать в них
Ушла, – но сна и там нет!
– Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
– Гамлет!
На дне она, где ил:
Ил!.. И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах...
– Но я ее любил
Как сорок тысяч...
– Меньше,
Все ж, чем один любовник.
На дне она, где ил.
– Но я ее –
(недоуменно)
любил??
5 июня 1923
–
РЕЛЬСЫ
В некой разлинованности нотной
Нежась наподобие простынь –
Железнодорожные полотна,
Рельсовая режущая синь!
Пушкинское: сколько их, куда их
Гонит! (Миновало – не поют!)
Это уезжают-покидают,
Это остывают-отстают.
Это – остаются. Боль как нота
Высящаяся... Поверх любви
Высящаяся... Женою Лота
Насыпью застывшие столбы...
Час, когда отчаяньем как свахой
Простыни разостланы. – Твоя! –
И обезголосившая Сафо
Плачет как последняя швея.
Плач безропотности! Плач болотной
Цапли, знающей уже... Глубок
Железнодорожные полотна
Ножницами режущий гудок.
Растекись напрасною зарею
Красное напрасное пятно!
...Молодые женщины порою
Льстятся на такое полотно.
10 июля 1923
–
МИНУТА
Минута: ммнущая: минешь!
Так мимо же, и страсть и друг!
Да будет выброшено ныне ж –
Что завтра б – вырвано из рук!
Минута: мерящая! Малость
Обмеривающая, слышь:
То никогда не начиналось,
Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж
Другим, десятеричной кори
Подверженным еще, из дел
Не выросшим. Кто ты, чтоб море
Разменивать? Водораздел
Души живой? О, мель! О, мелочь!
У славного Царя Щедрот
Славнее царства не имелось,
Чем надпись: "И сие пройдет" –
На перстне... На путях обратных
Кем не измерена тщета
Твоих Аравий циферблатных
И маятников маята?
Минута: мающая! Мнимость
Вскачь – медлящая! В прах и в хлам
Нас мелящая! Ты, что минешь:
Минута: милостыня псам!
О как я рвусь тот мир оставить,
Где маятники душу рвут,
Где вечностью моею правит
Разминовение минут.
12 августа 1923
–
ПОСЛЕДНИЙ МОРЯК
О ты – из всех залинейных нот
Нижайшая! – Кончим распрю!
Как та чахоточная, что в ночь
Стонала: еще понравься!
Ломала руки, а рядом драк
Удары и клятв канаты.
(Спал разонравившийся моряк
И капала кровь на мя-
тую наволоку...)
А потом, вверх дном
Стакан, хрусталем и кровью
Смеясь ... – и путала кровь с вином,
И путала смерть с любовью.
"Вам сон, мне – спех! Не присев, не спев
И занавес! Завтра в лeжку!"
Как та чахоточная, что всех
Просила: еще немножко
Понравься!... (Руки уже свежи,
Взор смутен, персты не гнутся...)
Как та с матросом – с тобой, о жизнь,
Торгуюсь: еще минутку
Понравься!..
15 сентября 1923
–
КРИК СТАНЦИЙ
Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
Возглас:
"Надежду оставь!"
И крик паровозов.
Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал – торгуют пространством?
Морями и сушей?
Живейшим из мяс:
Мы мясо – не души!
Мы губы – не розы!
От нас? Нет – по нас
Колеса любимых увозят!
С такой и такою-то скоростью в час.
Окошечки касс.
Костяшечки страсти игорной.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь – живодерня!
"Жизнь – рельсы! Не плачь!"
Полотна – полотна – полотна...
(В глаза этих кляч
Владельцы глядят неохотно).
"Без рва и без шва
Нет счастья. Ведь с тем покупала?"
Та швейка права,
На это смолчавши: "Есть шпалы".
24 сентября 1923
–
ПОЕЗД ЖИЗНИ
Не штык – так клык, так сугроб, так шквал,
В Бессмертье что час – то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.
На всех, на всe – равнодушьем глаз,
Которым конец – исконность.
О как естественно в третий класс
Из душности дамских комнат!
Где от котлет разогретых, щек
Остывших... – Нельзя ли дальше,
Душа? Хотя бы в фонарный сток
От этой фатальной фальши:
Папильоток, пеленок,
Щипцов каленых,
Волос паленых,
Чепцов, клеенок,
О – де – ко – лонов
Семейных, швейных
Счастий (klein wenig!)
1
Взят ли кофейник?
Сушек, подушек, матрон, нянь,
Душности бонн, бань.
Не хочу в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил и пел:
Смерть – тоже вне класса!
В удаль, в одурь, в гармошку, в надсад, в тщету!
– Эти нехристи и льнут же! –
Чтоб какой-нибудь странник: "На тем свету"...
Не дождавшись скажу: лучше!
Площадка. – И шпалы. – И крайний куст
В руке. – Отпускаю. – Поздно
Держаться. – Шпалы. – От стольких уст
Устала. – Гляжу на звезды.
Так через радугу всех планет
Пропавших – считал-то кто их? –
Гляжу и вижу одно: конец.
Раскаиваться не стоит.
6 сентября 1923
1
Немножко, чуточку (нем.).
–
Древняя тщета течет по жилам...
x x x
Древняя тщета течет по жилам,
Древняя мечта: уехать с милым!
К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
К Нилу – иль еще куда-нибудь
Дальше! За предельные пределы
Станций! Понимаешь, что из тела
Вон – хочу! (В час тупящихся вежд
Разве выступаем – из одежд?)
...За потустороннюю границу:
К Стиксу!..
7 сентября 1923
–
ДВОЕ
1
Есть рифмы в мире сем...
Есть рифмы в мире сeм:
Разъединишь – и дрогнет.
Гомер, ты был слепцом.
Ночь – на буграх надбровных.
Ночь – твой рапсодов плащ,
Ночь – на очах – завесой.
Разъединил ли б зрящ
Елену с Ахиллесом?
Елена. Ахиллес.
Звук назови созвучней.
Да, хаосу вразрез
Построен на созвучьях
Мир, и, разъединен,
Мстит (на согласьях строен!)
Неверностями жен
Мстит – и горящей Троей!
Рапсод, ты был слепцом:
Клад рассорил, как рухлядь.
Есть рифмы – в мире том
Подобранные. Рухнет
Сей – разведешь. Что нужд
В рифме? Елена, старься!
...Ахеи лучший муж!
Сладостнейшая Спарты!
Лишь шорохом древес
Миртовых, сном кифары:
"Елена: Ахиллес:
Разрозненная пара".
30 июня 1924
–
2
Не суждено, чтобы сильный с сильным...
Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сем.
Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,
Брачное дело решив мечом.
В братственной ненависти союзной
– Буйволами! – на скалу – скала.
С брачного ложа ушел, неузнан,
И неопознанною – спала.
Порознь! – даже на ложе брачном –
Порознь! – даже сцепясь в кулак –
Порознь! – на языке двузначном –
Поздно и порознь – вот наш брак!
Но и постарше еще обида
Есть: амазонку подмяв как лев –
Так разминулися: сын Фетиды
С дщерью Аресовой: Ахиллес
С Пенфезилеей.
О вспомни – снизу
Взгляд ее! сбитого седока
Взгляд! не с Олимпа уже, – из жижи
Взгляд ее – все ж еще свысока!
Что ж из того, что отсель одна в нем
Ревность: женою урвать у тьмы.
Не суждено, чтобы равный – с равным.
. . . . . . . . .
Так разминовываемся – мы.
3 июля 1924
–
3
В мире, где всяк...
В мире, где всяк
Сгорблен и взмылен,
Знаю – один
Мне равносилен.
В мире, где столь
Многого хощем,
