Текст книги "Афиканский роман"
Автор книги: Марина Соколова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
"Сава?!"[147]147
Как дела? (испорченный французский язык)
[Закрыть] – перекричала музыку блёклая хозяйка дома.
Блистательная гостья царственно взглянула на вопиющую серость и одарила её голливудской улыбкой.
Спору нет, поработавшая над собой девушка была сказочно хороша, и все немногочисленные мужчины смотрели на неё как заворожённые. В отличие от сильного, слабый пол отнёсся к чаровнице предвзято и неприязненно.
В этот вечер Лариса взяла реванш за все неприятности, которые сыпались на её бедную головку, как из рога изобилия. К внешним данным она присовокупила внутренние и подчинила себе присутствующих блеском ума и изыском выражений. Насилуя голосовые связки, Лариса затмевала даже виновницу торжества с её вокальным мастерством. А когда она отплясала казачка, мужчины сдались на милость победительницы. Шеф миссии пытался повлиять на красавицу и добиться права на все последующие танцы, татарские джигиты учили девушку восточным напевам, а потерявший выдержку Иван Иваныч, не таясь, любовался переводчицей – и чуть не выдал все перипетии их сложных взаимоотношений. Небезопасная слава советской куртизанки Ларисе была ни к чему – и она усилила опеку над разомлевшим от горячего вина преподавателем.
"А вы, как я погляжу, действуете в унисон", – выговаривал девушке Илья Борисович, больно сжимая в объятиях субтильное девичье тело.
"Я вас не понимаю", – отбивалась от шефа переводчица, энергично размыкая кольцо мускулистых рук.
Лариса танцевала со всеми мужчинами по очереди, но предпочтение заметно отдавала Иван Иванычу. Причём во всех случаях инициатива исходила от предприимчивой переводчицы, так как под недремлющим оком Зои Львовны верный муж так и не решился пригласить девушку на танец.
«Вы довольны?» – не забывала спрашивать Лариса.
"Оч… дов… " – глотал слова Иван Иваныч.
Разгулявшаяся девушка допелась и дотанцевалась до того, что обычно сдержанный Андрей Владимирович поднял бокал за новую старшую переводчицу – Ларису Николаевну Гончарову. Земфира Наумовна сначала схватилась за голову, потом забилась в истерике и под конец опрокинула на пол стул и чуть не сорвала дверь с петель. Осмеяв неудачницу, советская миссия продолжала самозабвенно кутить и разошлась в глубокую ночь. Потерявший пьяную голову шеф уговаривал Ларису скорее переходить в старшие переводчицы и уделять ему больше внимания.
"Ларочка, я покупаю машину – «Peugeot»,[148]148
Марка автомобиля
[Закрыть] – дышал перегаром Илья Борисович. – Вы представляете, какая перспектива?"
Но стойкая переводчица сделала выбор в пользу "своего преподавателя".
"Хрен редьки не слаще", – подвела баланс грамотная девушка и, догнав нечистую чету, удалилась на покой в скромные чертоги.
Остаток ночи Лариса, как заговорённая, проспала без сновидений. А наутро будильник попутал бес – и переводчица впервые за всё время опоздала на работу.
15
Теперь Лариса могла себе позволить некоторые вольности, так как после знаменательного дня рождения выдвинулась на передовые позиции. Правда, жёны советских специалистов мнение своих мужей не разделяли ни в коей мере. Однако это не имело большого значения, потому что их совокупность (выражаясь языком Ожегова) не была объединена никакими производственными отношениями и не определяла другие общественные отношения. Со своей стороны Земфира Наумовна вполне удовлетворилась положением старшей переводчицы и больше не рассчитывала на звание «души общества». Существовала ещё младшая переводчица Тамара. Но её в расчёт никто не принимал, так как в Центре она была тише воды и ниже травы. Так что Лариса без оглядки пользовалась статусом – кво, подкреплённым разнообразными эффектами. Даже законопослушный стукач Иван Иваныч, опасавшийся красоты нестандартной переводчицы, изредка осмеливался приглашать её на медленный танец.
А танцев с некоторых пор было хоть отбавляй. Их количество росло в геометрической прогрессии на лихих вечеринках, удесятерившихся после отъезда домохозяек и детей. Они – не по своей воле – не стали дожидаться отупляющей африканской жары и в здравом рассудке отбыли в Советский Союз, чтобы в удобной совковой обстановке отдохнуть от трудоёмких африканских дрязг. Лишившись неослабного надзора вперёдсмотрящих жён, советские специалисты как с цепи сорвались и понеслись в разгульную жизнь сломя и очертя голову. Приложили максимум усилий, чтобы завлечь туда переводчиц. Кое – кто соблазнился приманкой. Тамара ходила с одутловатым лицом и беспрестанно озиралась по сторонам. Земфира Наумовна пила горькую наравне с мужчинами, но к работе всегда успевала просохнуть. Лариса же участившиеся попойки старалась пропускать, ссылаясь на большую загруженность. Тем не менее она иногда отмечалась на разухабистых сборищах, чтобы немного развеяться и подтвердить свой имидж.
"Я слышал, вы охотнее общаетесь с аборигенами?" – коварно спросил Илья Борисович на одном из беспредельной череды празднике жизни. "Ну что вы! Это – дезинформация!" – вскричала лицемерная переводчица, закрывая глаза на смелые прикосновения начальника.
В то же время неприкрытые притязания на своё тело Лариса отвергала сей же час. Когда пьяный в стельку Ибрагим посреди ночи прорвался в её комнату, девушка без всяких церемоний указала ему на дверь.
"Il vaut mieux emprunter l’art de séduire aux Kabyles",[149]149
Лучше бы учились у кабилов искусству соблазнять
[Закрыть] – на полном серьёзе сказала Лариса. «Чего? – выпялил глаза осовелый мужчина. – Давай переводи». «Как – нибудь в другой раз», – обнадёжила переводчица, кулачками выпроваживая незадачливого насильника.
Отзвуки советского разгулья постепенно докатились до месье Мула. Но личная жизнь иностранных специалистов его абсолютно не касалась, тем более что на работе выпивки не сказывались и учебный процесс от них не страдал. Страдал от отсутствия взаимности Нуридин, но до его чувств не было дела даже мстительному Морису. У него, очевидно, появились заботы поважнее, и любовь отошла на задний план. Между тем воздыхатель чах изо дня в день. Лариса, как могла, отводила глаза, не желая усугублять ситуацию. Нуридин понял её по – другому. "Vous me méprisez?"[150]150
Вы меня презираете?
[Закрыть] – вопрошал его молящий взор. Не дождавшись ответа, он решился на отважный поступок. Стремясь утвердиться в глазах любимой девушки, благородный юноша грудью встал на защиту советских людей, когда Фарид обозвал их «интервентами». Грудь Нуридина оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать шквал ответных ударов. Сдерживая эмоции, Лариса безмолвно следила за потасовкой стажёров. Неопровержимую победу одержал Нуридин, нанёсший выскочке сокрушительное поражение, от которого тот не опомнился до конца учебного года. Стажёры приветствовали смену лидера одобрительным гулом, а переводчица поблагодарила защитника прочувствованным взглядом. После этого инцидента Нуридин приосанился, а Лариса поощряла его чувства прозрачными намёками.
Кстати сказать, поддержка влюблённого стажёра была весьма своевременной, так как лицо Советского Союза сильно пострадало после введения в Афганистан советских войск. К сожалению, одинокий голос Нуридина захлебнулся в море громкоговорящих радиоголосов.
Им вторили алжирские газеты, которые на все лады перепевали разносное слово «интервенция». Администрация Центра осторожничала, и её примеру следовали рядовые работники. Только учащиеся не признавали условностей и выражались откровенно и нелицеприятно. Лариса была оскорблена в самых лучших чувствах. Девушка была уверена в том, что её страну оговорили, и гневалась на каждом шагу. В качестве патриотки сослуживцы её не воспринимали и всячески уклонялись от политических разговоров.
"Ваша хорошенькая головка предназначена для совсем других мыслей, – охладил Илья Борисович её патриотический пыл. – Лучше думайте о том, как мы будем проводить время на берегу Средиземного моря". "Я с вами никуда не поеду", – воспротивилась Лариса. "Но почему же со мной? Все поедут… кроме, пожалуй, Иван Иваныча". "Вы так думаете?" – усомнилась девушка.
"Да, я так думаю. Не может же он писать оперу о самом себе". "И вы не боитесь?" – вскользь спросила переводчица. По всей видимости, Илья Борисович не принадлежал к числу обидчивых людей. "Вы у нас одна такая… отважная, – сделал комплимент настоящий мужчина. – Будем на вас равняться. Неписаные законы питьё за границей допускают. А вот тесные контакты с иностранцами не приветствуются. Поэтому обязан уведомить: к нам хотят пристроиться супруги из Чехословакии". "А что о н и могут вам сделать?" – разжалобилась девушка. "О н и всё могут, – неестественно улыбнулся шеф. – Да бог с ними. Честно говоря, надоело бояться. И что же вы решили? Едем?" "Я с вами", – поддержала шефа переводчица. "Вот и хорошо. Обещаю, что не пожалеете".
И вправду, Лариса ни на йоту не пожалела о принятом решении. Советско – чехословацкая компания от души порезвилась в уик – энд. Ларисе выделили место в «Жигулёнке» чехословацкого друга Марека. Всю дорогу его жена Ленка жаловалась на отсутствие в машине кондиционера и корила мужа за то, что он променял комфортабельный «Мерседес» на отсталые «Жигули». Не спуская глаз с дорожной глади, Марек великодушно отвечал, что «Жигули» ничем не хуже «Мерседеса». Лариса отвлеклась от никчёмных пререканий и окунулась в журчащую мелодию, лившуюся из магнитолы.
"Ne me quitte pas",[151]151
Не покидай меня
[Закрыть] – подпевала Брелю девушка, осиянная блаженной улыбкой.
"Иван Иваныч правду сказал: она ненормальная", – лязгнул зубами злопамятный Ибрагим. Лариса вспыхнула, как порох, но Мареку удалось её потушить. "Давайте все вместе споём "Тёмную ночь", – предложил мировой парень и вынул из «бардачка» губную гармошку. "Хорошо поётся, когда машины меняешь, как перчатки, а деньги гребёшь лопатой, – не стерпел простой, как правда, Пётр Фомич. – Интересно, кто из нас "старший брат": я или он?"
"Все люди – братья", – сгладил неловкость политкорректный Марек и припарковался недалеко от бара. "Товарищи, советую заглянуть на часок. Я всех приглашаю", – расщедрился "младший брат". "Какой бар? Я не хочу в бар", – вцепился в сиденье побледневший Ибрагим. "Может быть, чокнулся кто – то другой?" – поддела труса Лариса и первая выпрыгнула из автомобиля. Ибрагим не сразу, но осознал всю нелепость своего поступка, отпустил сиденье и поплёлся за девушкой. Юркий Марек обежал переводчицу и возглавил шествие. К ним не замедлили примкнуть пассажиры подержанного «Пежо» под руководством шефа. Сплочённый коллектив вступил в бар средней руки и по советской привычке с ходу бросился занимать свободные места. Мест и закусок хватило на всех, и вкусившие раздольной жизни люди разошлись донельзя. Захмелев от напитков и видимой вседозволенности, они повели себя неадекватно и по просьбе бармена были вынуждены освободить помещение. Непредусмотренный случай прибавил компании петушиного задора, который только усиливался на протяжении всего уик – энда. "Кажется, мы с аборигенами поменялись ролями, – стыдливо подумала Лариса. – Они – культурные, а мы – дикари".
Дикие советские специалисты нашли себя на диком алжирском пляже. Они скакали на горячем песке, пуляли апельсиновой кожурой и даже в море не могли избавиться от стадного чувства. Чехословаки из вежливости не отставали от советских. "Вы очень хорошо говорите по – русски", – польстила им благодарная девушка. "Мы в Чехословакии хорошо изучаем язык "старших братьев", – как о наболевшем, высказался Марек. "А как вы к нам относитесь?" – прямо спросила девушка. "По – разному, – не стал скрывать чехословацкий «брат». – Старшие братья тоже разные бывают".
Тем временем политические «родственники» гурьбой выбежали из моря, подхватили Ларису и Марека и увлекли в просторную палатку. Разморённые пляжники, как подкошенные, повалились на полотенца. Лариса каким – то образом попала в руки шефа. Илья Борисович прижался к её плечу и прикинулся кротким агнцем. "Бывало и хуже", – смирилась переводчица и сделала вид, что заснула. "Чего – то не хватает, – сквозь сон подумала Лариса. – Ах, да, вспомнила: моего будильника".
"Я тебя разбужу, когда надо", – обескуражил девушку неотлучный внутренний голос.
16
Несколько подобных поездок – и конец насыщенной алжирской жизни.
"Но вы ведь вернётесь после отпуска?" – не сомневаясь в ответе, спросил разохотившийся шеф. "Нет, конечно. Мне нужно закончить институт. Предстоит последний – пятый – курс", – как гром среди ясного неба, раздался ответ переводчицы. "Совсем упустил из виду, – на глазах осунулся мужчина. – Тогда приезжайте через год. Я подготовлю необходимые бумаги". "Не стоит беспокоиться. С меня хватит и одного года", – категорически отказалась Лариса. "А если прибавить просьбу Гарика Александровича?" – спросил потускневший начальник. "Это ни к чему не приведёт", – предупредила переводчица и отвернулась от безвластного шефа.
"Когда я буду в Москве, мы с тобой прошвырнёмся по ресторанам", – брякнул незамысловатый Пётр Фомич. К сердцу девушки подступил неудержимый гнев, но она сумела задавить его в зародыше. "Это наша Софи Лорен. Как она танцевала… " – ударился в воспоминания Андрей Владимирович. "А почему Софи Лорен?" – спрятала улыбку переводчица. "Ну, я не знаю. Тогда Брижит Бардо", – неуклюже поправился мастер. "А вы не боитесь, что в институте узнают про ваши дела?" – добавил ложку дёгтя неуёмный Иван Иваныч. "Хотите совет? – лицо девушки дышало мужеством и отвагой. – Перечитайте "Премудрого пескаря". "Может, черкнёшь адресок?" – набрался храбрости Ибрагим. "Это ещё зачем?" – подозрительно спросила памятливая девушка.
А вот Нуридину она отказать не посмела. "Je viendrai vous voir à Moscou",[152]152
Я приеду к вам в Москву
[Закрыть] – напросился влюблённый юноша.
Лариса бросила прощальный взгляд на стушевавшегося Мориса и, вернув себе московское достоинство, интенсивно засобиралась в дорогу.
Нужно было срочно обзавестись подарками и сувенирами. Лариса затребовала всю свою месячную зарплату – 340 рублей, переведённую в динары и в сантимы. На машине шефа съездила в Аннабу, где без особых усилий приобрела красивые ткани, хрустальную посуду и сравнительно дешёвое золото. Подарки добавила к заранее купленным книгам и словарям – и получился внушительный неподъёмный багаж. Силами очумелых с похмелья мужчин она его всё – таки подняла и в целости и сохранности довезла до аэропорта. А оттуда серебристый лайнер за каких – нибудь пять часов доставил советских граждан вместе с заграничным добром в столицу нашей Родины город – герой Москву.
Выискивая жадным взором родное мамино лицо в толпе долготерпеливых встречающих, Лариса то тут, то там замечала обновлённые лица старых знакомых. Вот импозантный Иван Иваныч не сводит глаз с любимого отпрыска, а позади респектабельный Илья Борисович целует руку дражайшей половине. Чопорный Пётр Фомич многозначительно молчит в центре многочленного семейства, зато осанистый Андрей Владимирович без устали отвечает на бесконечные вопросы преданной жены.
"Здесь, в Москве, это совсем другие люди", – подумала Лариса, стирая в памяти устаревшие черты. "А ты сама? Посмотри на себя со стороны… если, конечно, сможешь", – уличил девушку внутренний цензор. "Я – совсем другое дело", – задрала подбородок уникальная особа.
"Ларочка, я здесь", – пересилил толпу неподражаемый мамин голос. Соскучившаяся дочь распознала голос – и через мгновение заключила в объятия неповторимые мамины плечи. Она уткнулась носом в мохеровую кофточку, пряча обильные слёзы, брызнувшие из переполненных глаз.
"Что с тобой, деточка?" – разволновалась мама, напуганная необычным поведением дочери. "Дома всё расскажу", – проговорила в кофточку безутешная девушка. Мама, конечно, справилась – утешила ранимое чадо и иссушила ручьи горючих слёз. После чего родственные души, доверив чемоданы носильщику и таксисту, помчались на другой конец города – домой, в свою добротную двухкомнатную квартиру.
"Отдохни с дороги, деточка", – участливо сказала мама. "Я не устала, – отказалась Лариса. – Лучше я поем и всё тебе расскажу". "Пойду соберу на стол, – захлопотала мама. – Я приготовила твои любимые пельмени и купила – знаешь, что? – обсыпные эклеры". "Ты накрывай, а я начну разговор", – проявила решимость Лариса, вальяжно развалясь в обширном кресле – поближе к притягательной кухне. "Ты, главное, не волнуйся, – сказала встревоженная мама. – Всё плохое уже позади". "Почему люди так меняются за границей?" – спросила девушка у всезнающего близкого человека. "Люди – разные. Наверное, не все меняются, – заметила мама. – Но в принципе ты права. Думаю, сказывается эффект "железного занавеса". "И что же делать?" – доверчиво спросила дочь. "Вероятно, ломать никому не нужный «занавес». Но это, к сожалению, не в наших силах". "Ты чего – нибудь боишься в жизни?" – задала главный вопрос Лариса. "Боюсь тебя потерять", – не раздумывая, ответила любящая мама. Потом задумалась на минуту и добавила – глаза в глаза: "А ещё я боюсь высоты и страшных, лохматых собак… По – моему, больше ничего не боюсь… потому что страх превращает человека в раба". "Как ты думаешь, надо презирать религиозных людей?" "Смотря каких. Тех, кто кривит душой и подражает моде, я презираю; тем, кто глубоко заблуждается, сочувствую; а тех, кто насаждает религию, я ненавижу". "А как ты относишься к запретной любви?" " Ты же знаешь: я к любой любви отношусь очень хорошо, а к любовным интрижкам – очень плохо". "Не укладывается в голове: алжирцы называют нас «интервентами». "Что же делать, если они правы? Мы совершили большую ошибку. Как бы она не оказалась роковой". "Я не понимаю. Объясни, пожалуйста". "Не всё сразу. Сначала поешь", – наконец улыбнулась лучшая мама на свете.
Но её непостижимая дочь опять поступила по – своему и сладко заснула, свернувшись калачиком в любимом с детства вместительном кресле. Мама покрыла её пледом и за компанию прикорнула рядом на диван – кровати. Спящая девушка протянула к ней руки, но… нащупала шелковистые волосы Нуридина. "Que faites – vous là – bas?"[153]153
Что вы здесь делаете?
[Закрыть] – отпрянула от призрака Лариса. «Je ne suis pas un fantôme, je suis un homme – ton protecteur»,[154]154
Я не призрак, я мужчина – твой защитник
[Закрыть] – самоотверженно произнёс стажёр. «Tu es arrivé à Moscou?»[155]155
Ты приехал в Москву?
[Закрыть] – не поверила переводчица собственным ушам. «J’arrive. Crois – moi et attends – moi»,[156]156
Я еду. Верь мне и жди меня
[Закрыть] – воззвал к возлюбленной Нуридин.
"Ты долго собираешься дрыхнуть? Будильник тебя не разбудит. Я за него", – вякнул сварливый внутренний голос. Лариса приоткрыла глаза и по алжирской привычке обратила взор внутрь себя. "Никак не пойму: уже утро?" – потянулась заспанная девушка. "Уже день, – укорил соню внутренний голос. – Точнее: два часа с половиной. Если поторопишься, успеешь получить трудовую книжку". "Поверю на слово", – согласилась Лариса, сделала «велосипед» и внимательно осмотрелась. В квартире господствовала чистота. На блестящем журнальном столике лежала короткая записка: "Деточка, отдыхай или занимайся делами – на твоё усмотрение. Я отлучусь ненадолго". Девушка со смаком прочла благоуханное послание, быстро восстановила помятую во сне красоту – и, постукивая об асфальт деревянными сабо, заспешила в Центр профтехобучения молодёжи.
В тесном предбаннике научно – методического учреждения девушка слилась с группой томящихся ожиданием молодых людей. Когда глаза привыкли к полумраку, она начала различать неповторимые алжирские кожанки, облюбованные советскими работниками. Лариса наугад выбрала натуральную кожу, до пояса прикрытую натуральными волосами. Поработав локтями, она вплотную приблизилась к длинным волосам и, вытянув лебединую шею, попыталась заглянуть через плечо. Каково же было её удивление, когда в обернувшейся кожанке Лариса узнала… Власовку. "Почём нынче парики?" – поинтересовалась въедливая девушка. "Но – но, это мои собственные", – отвела напраслину Власовка. "Когда же они успели вырасти?" – ошарашенно спросила Лариса. "Т а м всё быстро растёт, – напомнила собеседница. – Собирают несколько урожаев в год". "А где пальтишко отхватила?" – пристала, как банный лист, Лариса. "Как – где? В Оране, конечно. Ты не знаешь? Мы с Ирой попали в Оран". "Хорошо устроились", – похвалила соперниц провинциальная переводчица. "Да как сказать… Замучили проработками. А в принципе ничего – забавно". "Знакомая картина, – с пониманием откликнулась Лариса. – Наши все на месте?" "А как же! Узнаешь по кожанкам". "Тебе в пальто не жарко?" – задала детский вопрос Лариса. "Красота требует жертв", – посмеялась над собой столичная модница.
Покинув Власовку, Лариса опять задвигала руками, прокладывая дорогу к родной алжирской кожанке. "Сим – сим, откройся", – с восточным акцентом пропела девушка и… встретилась взглядом со Светой из Куйбышева. "Сколько лет, сколько зим, – присвистнула москвичка. – Давно хотела спросить: почему ты прекратила переписку?" "Была вынуждена. Зоя Львовна выведала мой адрес и стала изводить пикантными подробностями вашей совместной жизни. Я решила не отвечать ни ей, ни тебе. Так спокойнее". "Может быть. И что же это за пикантные подробности?" "Стоит ли вспоминать? По – моему, я поступила правильно". "Бог нас рассудит", – с придыханием ответила Лариса и, потеряв интерес ко всем кожанкам, вместе взятым, заняла длинную полуживую очередь. Впрочем, через двадцать быстротечных минут хвост рассосался, и девушка с характерной самонадеянностью вошла в кабинет. "Ну что – понравилось в Алжире?" – задал дежурный вопрос прилизанный чиновничек, протягивая Ларисе аккуратно завёрнутую трудовую книжку. "Не очень", – ответила девушка, не вдаваясь в подробности. Чиновничек высоко поднял брови: "Ка – а – ак? Не понравилось за границей? А зарплата?" Вместо ответа девушка фыркнула, выхватила из скрюченных пальцев ценный документ и, неуважительно сунув его в карман, отправилась домой – к маме.
Дома всеми фибрами души она почувствовала покой и волю. Мама, поджав ноги, полулежала в излюбленном кресле и увлечённо всматривалась в экран «Электрона». Лариса примостилась поблизости – и тут же «заболела» волейболом. "Что это мы смотрим?" – отрывисто спросила азартная девушка. "Смотрим Олимпиаду, – подхватила фразу классическая мама. – Олимпийские игры, деточка. Ты разве забыла?" "Ах, да. То – то я гляжу: на улице наших мало, а иностранцев – много". "Ну, могло быть гораздо больше. Многие спортсмены не приехали". "Это ещё почему?" "Бойкотируют Олимпиаду… из – за Афганистана". "Расскажи, пожалуйста, поподробнее". "Ты же раньше не интересовалась политикой". "После Алжира заинтересовалась". "Тогда надо начинать издалека. Это долгий разговор. А пока запомни главное: мы – великая страна". "Так мы – интервенты или не интервенты?" "И да, и нет. В глазах мирового сообщества – к несчастью, да".
"А на самом деле?" "На самом деле мы пошли навстречу афганскому руководству". "Так это хорошо или плохо?" "Я считаю, что это – большая ошибка".
Лариса совсем запуталась в политических хитросплетениях и живо заработала языком, нанизывая прямые вопросы. Вереницу вопросов прервал телефонный звонок. Лариса автоматически сняла трубку и без проблем узнала писклявый голос сокурсницы Изабеллы, для избранных – Изы или Белки. "Ну, как съездила?" – послышался писк на другом конце телефонного провода. "По – разному. Потом расскажу", – от души пообещала Лариса. "Для этого и для многого другого я приглашаю тебя в Ялту", – безапелляционно пропищала Изабелла. "Хорошо, поехали", – Лариса и не думала сопротивляться. "Выезд послезавтра. Билеты уже на руках. Даю один день на сборы", – пискнула напоследок Изабелла.
"Что – то я не припомню, чтобы Иза куда – нибудь тебя звала", – покачала головой мама. "Лиха беда начать. После Алжира я стала гранд – дамой", – похвасталась Лариса.
"В Ялте видали персон поважнее", – не упустил случай внутренний голос.
17
За покупками девушка проторённой дорогой двинулась в центр Москвы. Там было на удивление малолюдно – и на улицах, и в магазинах. По приезде в Союз Лариса впервые гуляла по столице. Кроме пустынной улицы Горького, что – то ещё поражало воображение. Ах, да! Парни и мужчины, которые всё же иногда попадались на её пути, не обращали на писаную красавицу никакого внимания. Это было даже несколько обидно. «Тут тебе не Алжир. Ты что – одна такая?» – подковырнул девушку внутренний голос. На зло Ларисе впереди шла яркая крашеная блондинка в американской джинсовке, красиво облегающей длинные ноги. "А у меня алжирский велюр, – убедительно ответила Лариса. – Что – то я такого ни у кого не вижу… Ну, ладно – сбегаю за чеками и порыскаю по «Берёзкам». Встречный парень, наконец, направил на секс – бомбу прицельный взгляд, но… в нём не было сексуальной заинтересованности. «Какие – то они… бесчувственные, – пробрало амбициозную девушку. – Нет, это не Сиди – Аиш и даже не Рио – де – Жанейро».
Она начала с Елисеевского магазина и Филипповской булочной. Давным – давно Елисеевский не имел никакого отношения к Елисееву, а Филипповская – к Филиппову, но москвичи упрямо величали их на старинный лад, во многом благодаря модной книге "Москва и москвичи" незабвенного дяди Гиляя. Магазины радовали глаз обилием продуктов и товаров; впрочем, центр всегда был средоточием благ. "Почаще бы устраивали у нас Олимпиады, и мы бы тогда забыли про очереди", – предалась «маниловщине» книгочея.
"Смотри – ка, и здесь гречку продают, – нарушило размышления злое сопрано. – А говорят, у них нет гречневой крупы". "Ты подвержена пропаганде, мама", – осуждающе произнёс утробный бас. Лариса непроизвольно обернулась на голоса – и прямо перед собой увидела курчавую женщину средних лет и средних же лет приземистого мужчину, никак не годившегося в сыновья своей собеседнице. "Наверное, эмигранты, – с сочувствием подумала девушка. – Она хотя бы не похожа на приниженную алжирскую Анну". Вспомнила про дефицит времени, взяла ноги в руки и побежала на Пушкинскую улицу – покупать для Изы разнообразные конфеты: от помадки и «Мечты» до батончиков и "Мишки косолапого".
Несмотря на повсеместное отсутствие очередей, к вечеру Лариса валилась с ног от усталости и даже прошла мимо индийских благовоний, завезённых в Москву по случаю Олимпиады.
"А вдруг я опоздаю на поезд?" – изводила себя изнеможённая девушка и… чуть – чуть не опоздала. "А могла бы и опоздать", – всплакнула издёрганная толкотнёй Иза. "Главное: мы всё успели купить, – подбодрила приятельницу Лариса. – А зачем тебе столько конфет?" "Они предназначены для наших друзей", – по существу ответила Иза, основательно размещаясь на нижней полке. "Мы у них будем жить? Мы у них будем жить?" – надоедала Лариса, пока не добилась непредугаданного ответа:
"Ну что ты! Жить мы будем в Педучилище". "Почему в Педучилище?" – разведывала Лариса. "Почему, почему… по блату. Ты забыла, где работает мой отец? Предлагаю закруглиться и отдохнуть от суеты и беготни". "Давай отдохнём, – приняла предложение Лариса. – Тем более что в Педучилище покой нам будет только сниться".
К счастью, её опасения не оправдались: в учебном заведении стояла мёртвая тишина. Это объяснялось очень просто: во всём Педучилище было два живых человека – Иза и Лариса, которые вели себя тихо, как на кладбище. Остальные не умерли – они покинули здание на летний период. Раньше Лариса не подозревала, что в Педучилище можно жить. Оказалось: легко и даже с комфортом. Девушки поселились в уютной комнатке с двумя кроватями и с открытой форточкой. "Может быть, закроем?" – зябко поёжилась Лариса, которая всегда была мерзлячкой. В ответ жестокая Иза раскрыла обе створки и… впоследствии не раз пожалела о своём поступке.
Через две ночи после прибытия девушек в Ялту произошла оказия, которая на некоторое время омрачила их безоблачное существование. Но пока гром не грянул, безбожницы креститься не собирались и были веселы, беззаботны и рискованно беспечны.
Сначала девушки нанесли визит Олегу Марковичу и Маргарите Леопольдовне. Гости пришли не с пустыми руками: супругу досталась безвкусная картина с изображением Царь – пушки, а супруге – вкусные московские конфеты. Хозяева не остались в долгу – и извлекли из закромов самое потаённое. "Откуда такой достаток?" – лакомясь печенью трески, поинтересовалась Лариса. "Олег Маркович – не последний человек в городе, – с набитым ртом растолковала Иза. – Прежде служил прокурором, потом перешёл в адвокаты, что – безопаснее и тоже неплохо". "Очень вкусно!" – во весь голос похвалила Лариса. "Ещё бы!" – зазналась Маргарита Леопольдовна. Разговор за столом явно не клеился. На помощь пришёл глава семьи: "Вы знаете любимое выражение Леонида Ильича? "Я так и не научился отдыхать". Уму непостижимо. Подразумевается, что он работает от зари до зари". "Опять ты со своей политикой, – одёрнула мужа домохозяйка. – Я вот по телевизору «Клеопатру» смотрела. Ульянов мне понравился, а Борисова – настоящая кривляка". "Борисова – великая русская артистка", – подала реплику Лариса. "И откуда ты всё знаешь?" – пролаяла Маргарита Леопольдовна. "Оттуда", – девушка повернулась в сторону Москвы. "Ты что – умнее всех?" – ощерилась зверовидная женщина. "О – о – о, пора отчаливать, Белка", – подмигнула приятельнице Лариса. Девушки скомкали прощание и, прошмыгнув мимо женщины – мутанта, друг за дружкой выбежали на улицу.
Поиздевавшись над провинцией, насмешницы пошли в стереокино. "И здесь "Таинственный монах", – повесила нос Лариса. – Он мне в Москве надоел".
"Стереофильмы можно по пальцам пересчитать. Они очень дорогие", – поучительно сказала Иза. Сделав обдуманный выбор, девушки поехали на закрытый пляж. Туда пускали только по пропускам, которые у блатных отдыхающих, конечно же, были. Лариса облачилась в бикини – и на приманку клюнул не слишком свежий кавалер. "Нет, это не Сиди – Аиш", – снова вспомнила девушка – и снизошла до разговора. "Я влюбился с первого взгляда. Ты не думай – я не быдло. Вон, видишь, парень сидит. Это мой великий друган", – хвастнул ухажёр по имени Эдик. "Ну, вижу, – обманула его Лариса. – И что в нём особенного?" "Как это? Неужели не узнала? Ты «Песняров» хорошо помнишь?" – выпучился меломан. "Только некоторых", – опять наврала Лариса. "А ударника – неужели не запомнила?" "Каюсь. Прости, не запомнила", – признала грех Лариса. Кавалер остыл к даме сердца, отпросился промочить горло – и как в воду канул. "Да ну его! Пошли в ресторан", – нетерпеливо заёрзала Иза. "Лучше на концерт некоего Леонтьева", – предложила Лариса. "Как бы он не испортил нам вечер", – высказала опасение Иза.
Через три часа выяснилось, что она опасалась безосновательно, потому что Валерий Леонтьев понравился всем без исключения – и двум московским студенткам в том числе. Он оказался современным, подвижным, оригинальным и искромётно талантливым. Нахлопавшись вдоволь, девушки в отличном расположении духа вернулись в педагогический отель и, распахнув окно, нырнули под хрустящие простыни в предвкушении предстоящих удовольствий.
