Текст книги "Правнучка В.М. Бехтерева о нем и его детях. И как было на самом деле"

Автор книги: Марина Бехтерева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Мария остановилась в гостинице «Астория», прилетев по туристической визе. Позвонив Владимиру из телефонной будки, договорилась о встрече. По дороге она сменила 2 такси (американская наивность), а когда подъехала к дому, за деревьями уже стояли «люди в штатском». Но она не поменяла решения, встреча состоялась. После отъезда Марии, все присутствующие на этой встрече (кроме меня), были вызваны в КГБ, где писали объяснительные записки. На удивление, все закончилось для них благополучно. Но в 1968 году вдруг вызвали в КГБ моего папу, и тоже заставили писать объяснение по поводу приезда Марии, и это через 7 лет! Папа был морским офицером, как и его отец. Он окончил Кораблестроительный институт и в 1940 году по мобилизации был призван Приморским военкоматом на военную службу в ВМФ, а в 1961 году был уже ветераном ВМФ, также, разумеется, и ветераном ВОВ. Но приезд Марии для него, в конечном итоге, закончился печально. Его демобилизовали. Правда, потом ему удалось устроиться на работу в Ленинградский кораблестроительный институт на кафедру теории корабля, где он стал заниматься преподавательской деятельностью и проработал еще 16 лет.

В 1996 году тетя Муся пригласила меня пожить с ней на даче во Флориде. Одной ей уже было трудно справляться с бытовыми проблемами, а ее дети, Миша с Верой, работали. Ей очень нравилась Флорида тем, что здесь у нее было много русских друзей, с которыми можно было делиться воспоминаниями об эмигрантской жизни в Европе и Америке, а также о годах, прожитых в России. Каждый сезон она приезжала на междугороднем сидячем автобусе Greyhound через всю Америку в этот небольшой, но уютный домик, расположенный на берегу залива. От Сан-Франциско до Флориды путь очень живописный, но занимает более двух суток. Правда последний раз она уже воспользовалась самолетом. Меня удивляло, что тетя Муся, в 92 года, могла подолгу плавать в заливе и заплывать далеко от берега наравне со мной. Вечерами, когда спадала жара, сидя на террасе, мы часто вели разные беседы. Она любила рассказывать о прошлом, особенно вспоминать приятные моменты жизни. Многие ее рассказы были мне уже известны от дедушки, бабушки и папы. Самым ярким воспоминанием было, например, как к нам в дом на Каменном острове, приходил дрессировщик Владимир Леонидович Дуров со своими собаками, а однажды пришел даже с маленьким медвежонком, от которого все были в восторге. Или как в «Тихом береге», когда Владимир Михайлович прогуливался, собаки выстраивались в цепочку и ходили за ним по пятам. Как Наталья Петровна сама пекла лепешки, никому больше не доверяя, а потом складывала в корзину, и Владимир Михайлович увозил угощать своих больных. И много, много другого. Но однажды, когда я спросила про революцию, она начала рассказывать свою историю, которую я не знала. Тогда я попросила ее говорить помедленнее, чтобы можно было законспектировать (в то время у меня не было технических средств записи).

И вот ее рассказ:

«Школа, в которой я училась с 1914 года, в 1917 году переехала в Анапу. Тогда многие школы были эвакуированы на юг, считалось, что там было более безопасно. Жили в интернате, бывшем санатории. В этом интернате были ученики разных классов, мальчики и девочки. Уроки проходили во второй половине дня. А по вечерам собирались на балконе, где мальчишки играли на балалайках, а девчонки пели песни. Наша начальница решила устроить уроки пения, и пригласила церковного регента. Этот урок проходил в большой столовой интерната, где разучивали разные русские песни. Регент взял к себе петь в церковь меня и еще двух девочек. Девочки вскоре перестали приходить, а мне понравилось, и я осталась, тем более что я стала получать жалованье, как за церковные службы, так и за свадьбы и похороны. Я всегда посещала все службы и спевки. А когда наш класс был выпускным в 1920-м году, мы уже занимались в другом доме по две смены. Наша школа называлась «Реальное училище». Мы проходили такие предметы: аналитическая геометрия, анализ бесконечно малых частиц, тригонометрия, химия и другие. Наш класс, как старший, занимался во вторую смену, и по субботам тоже. Последним уроком была тригонометрия, а всенощная в церкви начиналась в 6 часов, и меня отпускали с последнего урока. Учитель говорил: «Иди, ты и так все знаешь».

Выпускные экзамены проходили в здании Анапской гимназии, в присутствии комиссии из Екатеринодара. Не понимаю, как получилось, что я перепутала чертежи на доске, держа экзамен по тригонометрии, и мне снизили за это оценку. Это была единственная четверка в моем аттестате. По всем остальным предметам – пятерки. Это был последний выпуск еще в старой России, и даже не в мае, а в марте, т.к. после многих событий (петлюровцы, махновцы, кубанские казаки, донские казаки), красные войска тем летом уже окончательно заняли Анапу. Два английских крейсера стояли на море и с двух сторон бомбили Анапу. Маленькие домики, стоявшие поодаль от нашей школы, рассыпались один за другим. А наш двухэтажный дом стоял совсем близко от высокого берега, поэтому снаряды перелетали дальше. В связи с этими событиями школа прекратила свое существование. Наша начальница и другие преподаватели бросили нас, убежав в Болгарию. По инициативе папы из Петрограда был выслан санитарный поезд с целью вывезти с юга раненых красноармейцев, а также забрать из Анапы детей, которые были эвакуированы из Петрограда, Екатеринодара, Новороссийска, Ростова и т.д. Начальником поезда был профессор В.М. Нарбут. Поезд состоял из вагонов четвертого класса и в своем составе имел: вагон-кухню, вагон– аптеку, вагон-библиотеку и вагон-театр. Большой, очень длинный американский товарный вагон был отведен под театр. В нем имелось небольшое возвышение, похожее на сцену, посередине вагона стоял рояль и скамейки вдоль стен для зрителей. В нашем поезде оказался В.Э. Мейерхольд, каким образом он ехал с нами, не знаю, но он с удовольствием проводил время с детьми в вагоне-театре, и даже ставил кое-какие постановки. Попасть в этот вагон можно было только в открытые боковые двери. Поезд шел так медленно, что мы на ходу выпрыгивали из своего вагона, и, подождав, когда подойдет последний вагон поезда, в котором находился театр, запрыгивали в него на ходу. Также туда попадал и Мейерхольд. Обратно попасть в свой вагон было сложнее: нужно было также выпрыгнуть из вагона, но бежать во всю прыть вдоль ехавшего поезда и перегонять его, а поравнявшись с нужным вагоном, зацепиться за поручень и изо всех сил заскочить в него. На всех станциях поезд стоял на запасных путях. В каком-то месте недалеко от поезда оказалась река, где мы с удовольствием купались. Поезд у этой речки стоял три дня, и мы прекрасно проводили время. Весь переезд от Анапы до Петербурга продлился 6 недель.

Наконец добравшись до дома, я узнала, что мама, только что оправившись от болезни, оказалась в Финляндии, где вынуждена была остаться сохранять наше имение в «Тихом береге». Финляндия стала независимым государством, там тоже началась революция, затем гражданская война, а потом и война с Советской Россией. Мама боялась потерять усадьбу, тем более что в Петрограде на тот момент условия были очень тяжелые. Не было даже спичек, а о продуктах и говорить нечего. Трамваи не ходили, извозчиков было мало, автомобилей не было. Все ходили пешком посреди улиц. Мостовые из булыжников зарастали травой. Из-за Невской заставы приезжал за папой извозчик на настоящей кляче, дворник усаживал папу на дровни, сверху засыпанные сеном, и так он отправлялся в институт на лекции. Нам тогда помогал Дом ученых, организованный по инициативе В.И. Ленина и А.М. Горького, где был создан комитет по улучшению быта ученых. В комитете один раз в неделю давали продукты, а именно: ржавые селедки, жуткий хлеб и мармелад, правда, мармелад был неплохой. И за этим набором продуктов надо было ходить за Троицкий мост с тележкой или санками. И если бы не мама, которой иногда удавалось передавать нам из «Тихого берега» яйца, овощи и молочные продукты, не знаю, как бы мы жили. Хотя я понимала, что простые люди жили в городе еще хуже, чем мы.

Со своими соученицами я осенью пошла в Медицинский институт. Перейдя на 2-й курс, заболела очень тяжело плевритом. Вместе с папой удалось добраться в Финляндию до усадьбы, папа побыл с нами некоторое время, а потом уехал, оставив меня поправляться. У мамы была корова, лошадь, куры и огород. Мы жили в маленьком доме. Дров было много, печи хорошо топились. Поправлялась я очень долго. Когда в 1922 году я вернулась в Петроград из «Тихого берега», мои сокурсницы уже заканчивали 3-й курс, а я еще не была совсем здорова. Поэтому в Медицинский институт я больше не вернулась. Немного погодя я поступила на музыкальные курсы Рангофа на ул. Гоголя 4. Постоянно посещала концерты в филармонии, а в оперу мы часто ходили вместе с твоими бабушкой и дедушкой после их возвращения из Крыма. Все в семье хорошо дружили».

Вспоминают о «ржавых селедках» и Муся, и Владимир Михайлович. Интересно, почему тогда они были ржавые?

Усадьба Тихий берег. На переднем плане дети. Слева направо: Владимир, Петр, Екатерина, рядом с ними – Николай Михайлович (брат В.М.), за детьми – Николай (сын Н.М.)

1902 г. На пристани. Слева направо: Ольга, Владимир Михайлович, племянник В.М. – Николай, Наталья Петровна, Петр, Екатерина

А вот, что писала ранее Мария в своих «Воспоминаниях об отце, В.М. Бехтереве» (из архивных материалов музея Санкт-Петербургского НИПНИ им. В.М. Бехтерева): «Как-то получилось, что, будучи уже в пятом классе, я оказалась в интернате на юге России с той школой, в которой училась. Благодаря событиям мы потеряли всякую связь с родителями в Петрограде. Удалось все же летом приехать домой на каникулы. Когда отец увидел меня, он заплакал, и это меня очень удивило и поразило. Мама тоже плакала, но по окончании каникул меня опять отпустили в свою школу, и мы с трудом попали домой только через два года по окончании школы. Года через два – три после моего возвращения в Петроград мы с отцом ездили в «Тихий берег» и прожили с мамой почти целое лето. После этого бывали еще раза два».

Получается, что здесь Мария описывает свой приезд из Анапы на каникулы в 1918 году, и тогда мать с отцом были дома.

Из воспоминаний Екатерины: «Семейная жизнь отца, благодаря нашей матери, всецело посвятившей себя заботам о нем, быть может, даже в ущерб своим детям, протекала мирно и спокойно. Нам никогда не приходилось быть свидетелями каких-либо разногласий между родителями».

Из воспоминаний Марии: «Думаю, что многие годы отец прожил с нашей матерью в полном согласии, занятый наукой и общественной деятельностью, а дома – окруженный заботами матери. Мама была настоящей хозяйкой, и обязательные светские обязанности выполняла постольку, поскольку это было необходимо».

Владимир Михайлович в своей биографии писал:

«Надо сказать, что очень рано меня посетила любовь, и я женился уже вскоре по окончании курса, на Наталье Петровне Базилевской, дочери передового земского деятеля на юге, переехавшего затем на службу в г. Вятку и жившего с семьей квартирантом в нашем доме. Там и произошло мое знакомство с моей будущей женой. Женитьба, однако, не отвлекла меня от научных занятий, но все же вынуждала к врачебной практике, ибо скудного жалованья начинающего военного врача, равнявшегося в то время 333 р. с 33 коп. в год, конечно, не хватало даже и на житье холостяка».

Наталья Петровна Базилевская 05.11.1872г.

Моя бабушка – Лидия (жена Владимира) тесно общалась с Натальей Петровной и вспоминала о ней с большой любовью.

Наталья Петровна после свадьбы. Казань 1880 год.

Это была мудрая, трудолюбивая, приветливая женщина, которую обожала даже прислуга. Она многим помогала Владимиру Михаиловичу, проводя большую работу по организации приема больных и приведению в порядок его рукописей. Они очень хорошо ладили между собой, понимали друг друга с полувзгляда. Для нее не было большой трагедией остаться в усадьбе, потому что она умела делать всю работу по хозяйству. Сама могла и корову подоить, сама приготовить еду, не чуралась никакой работы в огороде, любила шить, вышивать. Она многому научила бабушку, та – мою маму, а мама – меня. Те же «бехтеревские лепешки», про которые вспоминала Муся, уже давно теперь пеку я.

Петр Акимович Базилевский – отец Натальи Петровны

Похороны П.А. Базилевского. Скончался 1 июня 1894 г.

Справа В.М. Бехтерев, Н.П. Бехтерева.

Тихий Берег 1909 г. На веранде. Слева направо: Владимир, Ольга, Наталья Петровна, Катя, Владимир Кандратский, за ним – Мария, ребенок – Вова (сын Ольги)

Необыкновенная скромность Натальи Петровны передалась ее дочерям, которые никогда не испытывали любовь к предметам роскоши, ювелирным украшениям, не предавались праздному времяпровождению. Я никогда не видела дорогих украшений на ком-либо из дочерей Владимира Михайловича, а также на моей бабушке. А если отметить главную черту, которая была присуща детям Владимира Михайловича – Владимиру, Екатерине, Ольге, а к ним бы я еще добавила моего отца – Анатолия, – это патологическая скромность. Она заключалась в черте характеров, в образе жизни, в равнодушии к роскоши и излишествам, в старании одеваться сдержанно, неброско; вести себя в общении с людьми так, чтобы не привлекать к себе внимания, но всегда уважительно и деликатно.

1 фото – 1901г. Владимир, Ольга, Петр. 2 фото – Наталья Петровна. 1911 год. Тихий берег.

Все сказанное выше говорит о том, что супружеские отношения Владимира Михайловича и Натальи Петровны были вполне благополучными. Наталья Петровна, хотя и осталась одна в «Тихом береге» сохранять имение («отрезанная в ноябре наступлением белофиннов»), все же находила способы приезжать на Каменный остров и видеться с родными, а после 1920 года уже и часто. Да и у Владимира Михайловича была возможность ездить в Финляндию по особому пропуску, который ему выдали по распоряжению В.И. Ленина. А тем более, по воспоминаниям очевидцев, границы в то время были не такие строгие, как в наше время.

1917 год. Фото Натальи Петровны на удостоверение личности

Кстати, с началом революции со школой была эвакуирована в Анапу и дочь академика А.Н. Крылова – Анна. Правда, ей повезло: она была там вместе с мамой. Мой дед, В.В. Бехтерев, был тесно связан с А.Н. Крыловым по вопросам судостроения, часто встречался с ним для решений различных задач. Алексей Николаевич считал Владимира Владимировича отличным специалистом в морском деле, а также основоположником стандартизации, как науки, в области судостроения в СССР. Они часто общались и в Казани, куда в 1941 году был эвакуирован Алексей Николаевич. А Владимир Владимирович был эвакуирован в Казань с ЦКБ-4 (Центральное конструкторское бюро судостроения, созданное на базе Балтийского завода), где был назначен Главным инженером особых проектов и Главным конструктором ЦКБ. Задачей ЦКБ– 4 было проектирование и организация массового производства скоростных боевых катеров, обеспечение судостроительных заводов технической документацией и чертежами. Также ЦКБ-4 прорабатывало отдельные конструктивные узлы других военных кораблей (в т.ч. подводную защиту – на базе выполненных до войны опытных работ). А.Н. Крылов и В.В. Бехтерев полностью посвятили свои жизни науке и строительству Российского флота.

А до этого, в период с 1916 года по 1923 год, Владимир Владимирович с женой и детьми жили в Севастополе. 22 апреля 1916 года В.В. Бехтерев, в должности Корабельного Инженера, был командирован начальником Адмиралтейского судостроительного завода Генерал-Лейтенантом А. Моисеевым в Севастополь для работ на линкорах «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая», а также на крейсере «Путь», по установке и сдаче турбодетандеров, предназначенных для продувания во время стрельбы стволов боевых орудий, изготовленных Балтийским заводом. А после гибели, при загадочных обстоятельствах, на Севастопольском рейде линкора «Императрица Мария» 7 октября 1916 года, что было большой трагедией для Черноморского флота, и потерей самой мощной боевой единицы на то время, Владимир Бехтерев был назначен экспертом по подъему этого корабля.

Пережив в Крыму революцию, невзирая на многократные смены власти, Владимир занимался спасением корабля для своей Родины. Только в 1923 году он с женой и детьми вернулся в Петроград, и они уже окончательно поселились на Каменном острове, сначала во флигеле, а позже в большом доме отца. И время с 1923 года по 1926 год, когда вновь собрались все вместе, было самым счастливым периодом для всей семьи Владимира Михайловича. На тот момент у Владимира Михайловича и Натальи Петровны было уже пятеро внуков.

28 декабря 1906 года.Тихий берег. Команда обороняющих снежную крепость: Владимир Михайлович с Марией и Наталья Петровна

И говорить о том, что «в период революции и гражданской войны в особняке на Каменном острове стало голодно, холодно, пусто и дружная семья Бехтерева распалась», как сказано автором сценария и режиссером Татьяной Маловой в документальном фильме «Завещание В.М. Бехтерева» (из цикла «Сыны России» 2016 г.), – значит наводить напраслину на семью. Кто-то посмотрит такой фильм и скажет: «Семья – то распалась». А потом, опираясь на такие «высказывания» о семье, напишет книгу и «досочинит», или, того хуже, снимет художественный фильм, как сейчас модно – «по мотивам произведений…».

1929 г. Ленинград, Каменный остров. Нижний ряд: Петр Бехтерев, две неизвестные, Екатерина и Владимир Кандаратские. Верхний ряд: Леонид (родственник Лидии), Лидия Бехтерева, Зинаида Бехтерева.

Вот так – на основе «художественных сочинений» у людей возникают превратные представления о жизни реальных людей. Вымысел оседает в умах, подменяя правду, создавая искаженную историю, что безусловно вредит не только представлению о ее героях, но и ранит хранящих о них память потомков.

В 1924 году отделились и стали жить самостоятельно Петр с семьей и Екатерина с мужем, но тесное общение друг с другом не прекращалось. Часто всей семьей собирались в доме родителей на острове, а лето проводили в «Тихом береге».

Много историй, связанных с времяпрепровождением в усадьбе, да и на Каменном острове, рассказывали моя бабушка, дедушка, папа, а позже и Мария. Приведу несколько примеров, которые отложились у меня в памяти.

История про «Моего милого Августина»

По одной Венской легенде, когда на Австрию в 1679 году обрушилась чума, унесшая свыше 30 тысяч жизней, жил в Вене бродячий музыкант, – сын трактирщика, который зарабатывал себе на хлеб и выпивку игрой на волынке, исполняя шуточные песни и веселые рассказы.

Однажды, напившись «до изумления», он свалился в чуть присыпанную землей, специально вырытую яму, куда складывали трупы умерших от чумы людей. А когда протрезвел, увидел, где оказался, мигом выбрался наружу, и, встав на краю ямы, спел свою песенку:

«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин Ах, мой милый Августин, все прошло, все прошло» …

Спел свою песенку, и никакая чума его не взяла.

Для полноты повествования – это было на улице Грабен, где теперь в Вене стоит Чумная колонна, которую император установил в честь избавления города от чумы. Эту легенду Владимир услышал от экскурсовода и рассказал домашним после своей поездки в Австрию. Детям понравилась эта история, и на какой-то праздник решили ее инсценировать. В семье обязательно устраивались домашние концерты на праздники, даже Владимир Михайлович старался их не пропускать, когда это было возможно, ведь он был самым главным зрителем. И вот мой папа (Толя), ему было около 11 лет и его сестра (Таня), ей 9 лет, придумали, как этот рассказ оживить, чтобы было смешно.

Толя надевал на себя отцовский плащ, шляпу, углем рисовал себе усы, и детям казалось, что шарманщик был как настоящий. Теперь нужна была шарманка, а дома ее не было, поэтому надо было придумать, как и из чего ее сделать. Нужно было найти предмет, в котором была бы ручка, как у шарманки и которую можно было крутить. Таким предметом оказалась мороженица, яркий предмет бытовой механической техники того времени, фирмы Husqvarna, выпущенная в Швеции в начале ХХ века.

Она представляла собой деревянный бочонок, внутренний механизм которого был выполнен из чугуна. Главное, у нее была ручка, которая крутилась и которой пользовались при взбивании мороженого. Этот бочонок ставили в коробку, которую Таня разрисовала под шарманку, а она прекрасно рисовала, как и Толя. Затем, просунув ручку в вырезанное отверстие, нехитрое сооружение превратили в «венскую шарманку», как они ее себе представляли. Эта мороженица у нас сохранилась и по сей день, стоит как совсем ненужный предмет из прошлого, разве что как память об Августине. А раньше, в усадьбе, она использовалась чуть ли не ежедневно. Мороженое было любимым лакомством всех дачников. Еще при жизни бабушки мы хотели попробовать сделать мороженое, но бабушка говорила, что теперь не купить такую соль, какую использовали в то время при охлаждении, да и сливок настоящих теперь нет. Рецепт потеряли. Рассказывали, что пекли еще и вафли круглой формы. Смесь для мороженого намазывали между вафлями и получалось как пирожные «буше». Затем готовое мороженое спускали для замораживания в погреб – ледник, в котором было вырыто глубоко в земле специальное помещение, куда зимой закладывался лед с Финского залива, и он там сохранялся в соломе все лето.

Итак, об Августине. «Ложную шарманку» ставили на стол, накрытый скатертью до пола, а под скатерть, – большие генеральские сапоги Владимира Михайловича таким образом, чтобы из-под скатерти торчали носы сапог. Толя вставал на скамейку позади стола в обличье шарманщика, надев отцовский плащ и шляпу. Зрителям казалось, что перед ними стоит солидный мужчина. Воля (так звали в семье моего деда Владимира) садился играть за свою любимую фисгармонию, которая представляла собой домашний мини-орган – клавишный инструмент, верхняя часть которого была украшена очень красивой декоративной резьбой из дерева. Когда-то она была перевезена из «Тихого берега» домой на Каменный, но во время войны в нее попал осколок снаряда, и ее уже невозможно было восстановить, пришлось с ней расстаться, что очень огорчало деда.

1906 г. Берег Финского залива.

В лодке Ольга и Екатерина. Справа стоит Владимир.

Воля наигрывал мелодию Августина, Таня запевала песню с сочиненными детьми словами, а Толя крутил шарманку, и, изображая пьяного мужика, тоже подпевал: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…». Иногда переделывали «милого Августина» на «бедного Августина». Зрителей всегда было много, на концертах присутствовали не только члены семьи, но и вся прислуга, т.к. праздник был для всех. В концерте принимали участие и старшие дети, и, если были гости, они обязательно тоже должны были выступить с придуманным ими номером. Всем детям за выступление полагалось вознаграждение конфетами. В день премьеры «Августина» присутствовал и Владимир Михайлович. Ему так понравился номер, что он взял и положил актерам вместо сластей деньги, все, что у него были в кармане, причем сумму не маленькую. Артисты, увидев деньги, а не конфеты, как обычно, сначала растерялись, примолкли, а потом так разошлись! Воля заиграл плясовую мелодию, Толя забыл про свою роль шарманщика, скинул плащ, шляпу и пустился с Таней в пляс. С ними плясал и их дед, Владимир Михайлович, а потом и все присутствующие. Сапоги шарманщика так и остались стоять под столом…

Владимиру Михайловичу потом попало от Натальи Петровны за то, что он внукам дал деньги, она считала это вредным для их воспитания. А моего папу с того дня в семье стали называть Августином. Позже моя мама, зная эту историю, любила подтрунивать над ним, когда у него не оказывалось денег и он вынужден был просить у мамы – тогда она его называла «мой бедный Августин». Вообще выражение «бедный Августин» часто в шутку употребляли в семье не только в папин адрес, но даже и в дедушкин.

В продолжение, про Августина.

Когда папа стал постарше, он увлекся запусканием воздушных змеев. Это занятие было очень популярным в то время, но не каждый мог сам изготовить такого змея. Уж больно непроста была его конструкция. Делали их немаленьких размеров, и для того, чтобы змеи летали, надо было правильно их сконструировать, выполнив математические расчеты. Потом изготовить чертежи, которые состояли из геометрических фигур, все углы которых должны были располагаться под определенным градусом. Чуть малейшая ошибка, змею не суждено было взлететь.

1906 г. Усадьба Тихий Берег. Фотолаборатория. У входа стоит Петр, Наталья Петровна (в косынке) с Марией и другие жители деревни Ино.

1906 год. Тихий Берег. Петр с воздушным змеем

Воздушный плоский змей представлял собой каркас, обтянутый полотном или бумагой, а к его нижнему краю прикреплялся хвост. Удерживающая веревка одним концом соединялась со змеем, а другой конец находился на земле и наматывался на катушку. Каркас делался из деревянных реек или тонких стальных прутьев, употребляемых, например, для зонтиков. Парусом воздушного змея служила его поверхность, выполненная из плотной бумаги или ткани, такой как кисея, батист или шелк. Лучше всего был шелк, поэтому все старые платья отдавали папе на изготовление его забавы. Он их перекраивал, да еще подбирал по расцветкам, чтобы они были красочными, и было видно издалека. Хвост змея был самой важной деталью и делался из веревки, в которую ввязывались приблизительно через каждые десять сантиметров маленькие кусочки бумаги или материи, что было лучше, т.к. хвост из ткани меньше запутывался. Вообще запуск змея – это целая наука, как говорил папа. Сейчас продаются готовые игрушечные змеи, но они не летают на большую высоту. Когда я была маленькой, папа сделал мне такого змея, и возил меня с друзьями на мотоцикле с коляской на Финский залив, где и запускали. Это было так здорово! Но потом мы его не удержали, и он улетел высоко в небо. Мы с ребятами были очень расстроены.

Несколько лет назад, когда мы с мужем были в Индии, нам удалось попасть на праздник «Фестиваль воздушных змеев» – своеобразное прощание с индийской зимой. Каких только змеев индийцы не выдумывали! Запускали и с земли, и с крыш домов, с деревьев. Некоторые даже привязывали к велосипеду или к рикшам и гоняли со змеем по дороге, мешая проезду машин. Даже были «настоящие гремучие», которые грохотали и звенели, разных размеров и цветов, но такого змея, как делал папа, мы не видели.

В «Тихом береге» запускать летучих змеев было одно удовольствие. Песчаный берег Финского залива давал возможность бегать босиком, не смотря под ноги, а, задрав голову, наблюдать за летающим змеем. Сильные ветры с моря позволяли ему подниматься на большую высоту и долго парить в воздухе.

1906 г. Берег Финского залива. В центре – Владимир, Ольга сидит справа (без зонтика), остальные – неизвестные

В какой-то день Толя, как всегда, запустил своего змея, и, смотря на него, задрав голову вверх, держа конец веревки, которую наматывал на катушку, чтобы удержать змея, неожиданно на кого-то налетел, и от удара свалился. В этот момент, Владимир Михайлович, как обычно, прогуливался по берегу залива с блокнотом и карандашом, смотря в свои записи. Произошло столкновение, для обоих неожиданное. У Толи душа в пятки ушла, когда увидел перед собой деда. А Владимир Михайлович не растерялся, схватил веревку и удержал змея, и даже какое-то время они вместе с удовольствием наблюдали за этим летательным аппаратом. Но вдруг дед его спрашивает: «Мальчик, а как тебя зовут?». «Толя» – ответил он. «А где ты живешь?». Этот вопрос вызвал у Толи недоумение, но ответил: «Да вон в том доме», указав на общий дом. «Что-то я тебя не припомню» – сказал дед. «Да это я, Августин, сын Воли!» – воскликнул Толя. На что дед рассмеялся и произнес: «Ах, Августин, как ты вырос, я тебя не узнал». А ведь только что вместе сидели за одним столом за завтраком, не говоря уже о том, что и жили вместе в доме на Каменном. Но после этого случая, благодаря деду, у Толи появилась настоящая лебедка, чтобы удерживать воздушных змеев еще больших размеров.

1903 г. Усадьба Тихий берег. Владимир Михайлович в кругу родных и знакомых. На нижней ступени сидит Ольга, выше – Наталья Петровна, на верхней – Петр

В усадьбе всегда было много детей, и Владимир Михайлович, под настроение, иногда мог с ними поиграть в мяч или в жмурки. Но запомнить имена детей, и кто чей ребенок, для него было совершенно непостижимо, особенно когда к игре еще подключались дети прислуги. Поэтому дети, зная это, любили над ним подшучивать, и умышленно меняли свои имена. Таня, маленькая, прибегала к маме и кричала, заливаясь смехом: «Мама, дедушка меня Олей назвал!».

1908 г. Усадьба Тихий берег. Деревенские дети играют на берегу Финского залива вместе в Марией (лежит на камне)

1909 г. Усадьба Тихий берег. У березы – Вова (сын Ольги) и Мария. Слева – дочь прислуги

История, как Владимир Михайлович упал со стога сена.

В один из дней, который семья проводила в «Тихом береге», стала портиться погода, казалось, что вот-вот начнется дождь. А была скошена трава для коровы, и даже успела высохнуть.

Было жалко, что дождем замочит все сено, поэтому надо было срочно уложить его в стог. Тогда Владимир Михайлович созвал всех присутствующих на даче для спасения сена, и, конечно, первый побежал убирать. Побежали все, даже маленькие дети и моя бабушка Лидия. Когда собрали сено, вся малышня сразу забралась на стог уминать его. Забрался с ними и Владимир Михайлович, что привело детей в полный восторг. Они стали прыгать, визжать, и все вместе веселиться. Вдруг Владимир Михайлович со стога полетел вниз и упал навзничь. Все замерли. Что делать? Лидия подбежала, хотела помочь ему подняться, но Владимир Михайлович отказался. Он встал, потер колени, отряхнулся, достал блокнот с карандашом, и пошел медленно, прихрамывая, и что-то записывая, как будто при падении ему пришла в голову важная мысль. Вдруг остановился и крикнул Лидии: «Надо вокруг стога насыпать сена, чтобы детям было не больно падать!».

1908 г. Усадьба Тихий берег. Прислуга из деревни Ино

Историй про собак было много, и рассказывать про них любили все, каждый интерпретируя по-своему, но суть оставалась одна, – Владимиру Михайловичу было присуще магическое влияние на животных.

1908 г. Тихий берег. Жители деревни Ино. В коляске Мария (в белой одежде)

История про шляпы и собак

В усадьбе было несколько домашних собак различных пород и с десяток приблудившихся дворняг. Их всех невероятно любили в семье. Говорят, что собаки любят того, кто их кормит, но Владимир Михайлович никогда не кормил лично ни одну собаку, тем более дворовую. Правда, всегда справлялся, накормлены ли они? Однако, как собаки вели себя при встрече с Владимиром Михайловичем, можно было с удовольствием наблюдать со стороны.