355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Ахмедова » Крокодил » Текст книги (страница 4)
Крокодил
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:50

Текст книги "Крокодил"


Автор книги: Марина Ахмедова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Тучи впереди висели над дорогой, похожие на снега Антарктики. Яга шла по городу. Высотные здания постепенно закрывали тучи или даже разбивали их. Темные стекла, одетые в крепкий простой бетон, отражали индустриальное небо, а снизу – машины, идущие на размеренной скорости. Зеркальный город поглощал все пространство, но от этого в нем только удваивалась пустота.

Яга прошла несколько кофеен, заглядывая в широкие окна. Увидела в них сначала себя, а потом углубилась в шоколадную мякоть затемненных помещений с диванами и столиками. Яга подошла к одному из окон и остановилась. Уставилась. За столиком возле окна сидела девушка с гладкими, разделенными ровным пробором волосами, ела изогнутую булочку с рассыпчатой начинкой. Отпивала из высокой чашки маленькими глотками. Смотрела в ноутбук с белым яблоком на крышке.

Яга дотронулась до стекла. Темное, оно очень хорошо отражало. Можно было смотреть на себя, а можно – углубляться в девушку. Девушка только один раз подняла на нее глаза и сразу отвернулась. А Яга не уходила – стояла, улыбалась. Ползала глазами по лицу этой девушки, как муха. Девушка перестала пить, выпрямилась и напряженно смотрела в одну точку на ноутбуке.

Яга приложила руки ко рту рупором и мягко врезалась коленками в стекло.

– Мать мне тоже сказала: «У всех дети как дети. Ноутбуки родителям покупают», – грустно сказала она в стекло. – А мне родители ничего не дали – училище закончила, и все. Продавец я. Хороший. И вот как бы не знаю… Мать на нас всяко шипит – вы неудачницы, у всех вот… А я считаю, это она нас на ноги не поставила, – вдумчиво и сердечно сказала Яга. – Хотя не знаю… У нас сестры в деревне жили, приехали, нашли богатых женихов, сейчас на джипах ездят… Хер его знает, кому какая судьба или че… Когда человек рождается, у него уже на ладони все написано – вся судьба. А Светка говорит, когда человек рождается, судьба у него уже на шее висит. Битву экстрасенсов вы не смотрите? – спросила Яга и подождала.

Девушка сидела прямая, как палка.

– Пойду я на хуй тогда. На хуй пойду… – сказала Яга и пошла дальше.

В подъезде, куда вошла Яга, пахло плесенью и мышами. Вздутая пупырышками краска на стенах осыпалась. Яга подошла и поковыряла пальцем. Из-под краски хлопьями повалилась известка. Яга поковыряла еще в одном пупырышке, раздирая слой разбухшей от зимней сырости, но уже высохшей известки. Здесь ее было больше, и она сухим снегом сыпалась на ноги.

Яга приблизилась к почтовым ящикам и быстро заглянула в открытые, громко хлопая железными дверцами. Звон тонкого железа разрезал тишину подъезда. Лестничные перила завибрировали, Яга засмеялась и мыслью метнулась по лестнице вверх – к салеевской двери.

Когда лестница успокоилась, Яга поставила на ступеньку одну ногу, вздохнула, подтянула вторую и заковыляла наверх.

На четвертом этаже вся лестничная клетка была пропитана тяжелым запахом бензина и тонким запахом чего-то еще, Яге хорошо знакомого.

Дойдя до светло-синей двери, выглядевшей в этом подъезде пятном непонятного происхождения, Яга прислушалась. Такого синего в природе не существовало. Как и того тонкого запаха, которым сейчас с наслаждением и страхом дышала Яга. Даже небо никогда не было таким синим, как эта дверь. Даже море не было никогда.

Яга негромко постучала. Из-за двери не донеслось ни шороха. Яга снова постучала и отстранилась, прислушиваясь с расстояния. Ждала и раскачивалась.

– Салеева… – наконец, хриплым шепотом позвала она. – Открывай. Это я.

За дверью что-то метнулось.

– Это я, – повторила Яга.

Дверь приоткрылась, потом открылась совсем, и на пороге возникла Салеева с топором в руках. За ее спиной висело клетчатое шерстяное одеяло, прожженное в нескольких местах. Салеева была в коротких грязно-белых шортах, облегающих смуглые атлетические ноги. На ее плечах, выглядывающих из широких лямок майки, сидели крупные пигментные пятна. Такие же рассыпались по всему облупленному носу. Льняные волосы были собраны в пучок на макушке и по сравнению со смуглой кожей казались совсем белыми.

– Нахуя тебе топор? – спросила Яга.

– Короче, Олег вчера приходил, стучал, я не открывала, он дверь сломал, она и так на соплях держалась, – низким голосом ответила Салеева.

Салеева пропустила Ягу. Яга переступила порог. Одеяло ударило ее по лицу, вбивая в кожу сырые споры плесени.

– И че, блядь? – спросила Яга.

– Ниче. Всю дозу взял, унес такой, – низко сказала Салеева и заморгала.

– Иди ты на хуй… – разинув рот, Яга уставилась на нее.

– Отвечаю.

Яга прошлась по коридору. Цементные стены без обоев были покрыты темными разводами. Ступая, Яга выжимала из синтетического паласа тухлую влагу. В углу возле кухни сидел белоснежный котенок.

– Топор тебе нахуя? – снова спросила она.

– Короче, дверь закрывать.

Салеева накинула топор на ручку двери, упирая его головкой в дверной косяк.

– Хило, – сказала наблюдавшая за ней Яга. – Короче, замок надо менять.

– Ага, – отозвалась Салеева.

– И че Олег? – спросила Яга.

– Пришел в самый такой момент – когда реакция шла, как будто знал. Мишу, короче, оттолкнул так по-хамски. Так все нагло взял, как будто для него варили, и ушел. Он же бухал всегда. Доза ему зачем?

– Его просто жаба давит, что без него колются, – сказала Яга.

– Пусть ему Светка скажет… – начала Салеева.

– Светка с ним больше не встречается, – отрезала Яга.

– Да ты че?

– Вчера такой пришел, меня попинал. Я, короче, с закупа шла, испугалась – таблетки отнимет. Потом Светку избил, по лицу ее ударил. Мать нашу оскорблял.

– Че про мать говорил?

– Что любовник у ней.

– Че, правда – любовник?

– Неправда.

– Вот че за человек такой?

– Похуй мне, – сказала Яга.

Яга прошла на кухню. Плита стояла остывшая. Кроме плиты, стола, мойки и кастрюли, в кухне больше ничего не было.

– И че Светка? – Салеева вошла следом за Ягой и встала посреди кухни, широко расставив ноги.

– Он, короче, прощения просил, – сказала Яга. – Такой борзый, сначала избил, потом еще прощения просит. Вообще…

– И че Светка?

– Че, блядь, Светка, – раздраженно сказала Яга. – Взяла, блядь, и вмазалась вчера.

– Да ты че-е-е? – протянула Салеева на низкой частоте.

– Да ниче…

Она сняла с кастрюли крышку. Кастрюля была пустой и неправдоподобно чистой.

– Яга, возьми котенка, – Салеева нагнулась, схватила белого котенка с пола и протянула Яге.

Котенок вытянул вперед лапы и откинулся назад, сопротивляясь. Яга тупо посмотрела в его голубые глаза.

– Мне не надо, – сварливо сказала она.

– Я тебе его принесу, – сказала Салеева. – У вас там огород. Будет в огороде бегать.

– Не надо, – повторила Яга.

– У вас свой дом, я принесу.

– Я не хочу котенка из подвала, – злобно сказала Яга.

– И че мне теперь делать? – заныла Салеева. – Взяла его, пожалела. Мне его кормить нечем. Он тут все равно сдохнет от этих запахов, – она снова протянула котенка Яге. – Возьми, мне некуда.

– А мне, блядь, есть куда! – прикрикнула Яга.

Котенок оттолкнулся задними лапами от груди Салеевой, извернулся в ее руках, спрыгнул и спрятался под столом.

– У него еще по ходу глисты, – хрипло сказала Яга.

– Я тебе скажу, у кого глисты, – Салеева понизила голос. – Короче, у Миши глисты. Кружечки за ним мойте, ага.

– Че, правда? – спросила Яга.

Салеева кивнула.

– Блядь, рассадник какой-то этот Миша. Тубик открытый, вич, еще глисты какие-то на хуй. Вообще… Нахуя ему глисты? Завел, блядь. Зверинец, блядь. Зоопарк ходячий, блядь. Еще молчит, блядь. Из общих кружечек пьет. Ебаный в рот этот Миша. Че, придет он или нет? Вариться будем?

– Он в комнате давно сидит, бензин ждет, – сказала Салеева.

– В комнате он такой борзый сидит, – снова завелась Яга. – Ждет он, блядь. Нет, чтоб жопу от дивана оторвать, самому за бензином сходить. Че я, блядь, одна хожу, как попрошайка, блядь. А все такие жадные, блядь. Че я одна, как эта… Я по прошлой колке не почувствовала, что ли, как он себе половину таблеток замышил? К Вадику, наверно, понес. Такой Миша – везде он Миша.

– Наркоман скатившийся, – поддержала Салеева.

– Миш-ша, – позвала Яга. – Миш-ша!

Яга вошла в комнату. Миша сидел в кресле, подперев голову рукой. В комнате находился еще один человек – молодой мужчина с широким лицом и бледной, ядовито сияющей кожей. Он сидел на диване и лениво обводил глазами разводы на ободранных стенах. В комнате воняло сырым паласом и клопами. От дивана приходил сладковатый запах мочи. На голой стене – той, что напротив дивана, – нацепленная ленточкой на гвоздик, висела спортивная медаль. Ее дешевую позолоту покрывали такие же пигментные пятна, как на носу и плечах у Салеевой.

Яга хотела что-то спросить у Миши, но обернулась и заметила в другом кресле девушку. Толстую, со вторым подбородком, раздутым, как коровье вымя. Она сидела, сложив короткие ручки на рыхлом животе, и щурилась. Ее кожу покрывал тонкий слой зеленки.

– Это еще че за хуйня? – спросила Яга.

– Это – Жаба. На ней по ходу инопланетяне высадились, – ответила Салеева у нее из-за плеча.

– Какие инопланетяне?

– Микроскопические, – девушка приоткрыла глаза-щелки и снова их закрыла.

– Вы прикалываетесь, что ли, надо мной? Че за инопланетяне? – басом переспросила Яга.

– По ходу с коллективным разумом, – сказала Салеева.

– Как у муравьев или пчел, – сонно проговорила девушка, снова приоткрыв глазки.

Яга пнула Мишино кресло.

– Ебаные в рот! – крикнула она. – Че тут? Пока я за бензином бегаю!

– Че ты орешь? – повысила голос Салеева, уперев мускулистые руки в бока. – Че распелась, не видишь, балкон открытый? Сейчас менты нас тут всех примут, будешь орать! Сейчас на хуй уйдешь отсюда, сама будешь вариться!

– Че, блядь, все нервные такие, – сбавила тон Яга.

– Да, нервные, блядь, – кивнула Салеева.

– Ранимые, – добавил Миша.

Яга молча отошла к балкону.

Тучи окончательно рассеялись. На улице было светло, и свет в достаточном количестве падал сквозь заляпанные старыми дождями стекла. Балкон был пуст, только посередине на полу стояла керамическая урна. Основной поток света падал на нее и преобразовывался в пепельную муть, вползающую с балкона в комнату. Урна словно стояла на черте, отделяющей свет от мути, или сама была этой чертой. Световым фильтром с забитыми прахом порами.

– Еще не подкопала? – Яга повернулась к Салеевой, как ни в чем не бывало.

– А когда? – недовольно спросила та.

– Сейчас земля талая, мягкая. Подкопай к матери его, – сказала Яга. – Он к матери, наверное, лечь хотел.

– Время будет, подкопаю, – отрезала Салеева.

– Человек все-таки, – добавила Яга.

– Можно развеять, – угрюмо сказал Миша. – В других странах развеивают.

– Такой Миша, все он знает, – пробубнила Яга.

– Нет! – резко сказала Салеева.

– Еще, короче, бриллиант можно из праха сделать, – сказал Миша.

– Че?! – повернулись к нему Яга и Салеева.

– Короче, передачу показывали. Мертвых сжигают, их потом прессуют в бриллианты. Чтобы родственники носили, – Миша вытянул лицо, как бы зевая. – На груди, короче.

– Че, блядь, в натуре покойника на груди носят? – спросила Яга.

– Не покойника, а бриллиант, – ответил Миша.

– Я тут и то каждую ночь трясусь, что у меня покойник на балконе. Еще чтоб на груди носить… – сказала Салеева.

– Это ж бриллиант, – бесцветно сказал Миша.

– Че ты боишься? – спросила Яга Салееву. – Муж все-таки.

– Ага, – протянула Салеева. – Из-за Сашки отомстить может.

– Он же тихий был, – сказала Яга.

– Он же покойник, – спокойно сказала Салеева. – Че, знаешь, как они мстят. Покойники – они уже другие.

– А где Сашка? – спросила Яга.

– В ванной играет, – ответила Салеева. – Миша, че расселся?! Варить кто будет? Он от Вадика пришел, ему хорошо, такой умный, а нам – ни о чем.

Миша встал и пошел на кухню.

– Ваджик когда умер, помнишь, – обратился к Салеевой мужчина, сидевший на диване. Все время, пока Яга с Салеевой стояли у балкона, он ощупывал Ягу взглядом.

– Ну помню. И че? – отозвалась Салеева.

– Друг его Женька-кот на похоронах подошел к могиле, споткнулся. А Ваджика же мать сразу… памятник поставила. Споткнулся такой, рукой за памятник ухватился. Короче, все сказали, что Ваджик его за собой потянет.

– И че, потянул?

– Три дня назад в «Последнем пути» умер.

– А че они терлись? – спросила Яга.

– Женька-кот и Ваджик? Он телефон сенсорный украл, хороший такой. Принес Ваджику. Ваджик две дозы дал. А потом Женьку взяли, так он все расклады сдал – где, кому, что. Ваджика в отделение увезли, чемодан ему сделали.

– Отомстил… – хрипло сказала Яга.

– Я ж говорю, они мстительные.

Раздался стук в дверь, и все замолчали. Звуки, производимые Мишей в кухне, тоже прекратились. На квартиру словно накинули шерстяное одеяло, за которым в темноте прели рты, глаза, ноги и руки. Мужчина на диване замер, в тихой полутьме стала заметней сияющая бледность его лица. Он похож был на гриб в мшистой чаще.

– Я же говорила, у балкона не стойте, – прошипела Салеева.

Стук повторился.

– Может, Олег, – хрипнула Яга.

– Он знает, что дверь сломана… Блядь, я же говорила, не собирайтесь у меня, – тихо проныла Салеева. – Мне одной потом отвечать.

В коридоре заскрипел линолеум. В проеме показался Миша, бесплотный, как черная тень.

– По ходу, это Вадик, – тихо сказал он.

– Откуда ты знаешь? – спросила Салеева.

– По ходу он говорил, что зайдет.

Салеева пошла открывать. Она откинула сырое одеяло, сняла топор и, поигрывая им в руке, как гимнастическим снарядом, толкнула дверь. Вошел Вадик – в солнечных очках, в наглухо застегнутой черной куртке. Он плелся за Салеевой на таких же спичечных ногах, как у Миши, раскачиваясь и как будто слегка пританцовывая.

Вадик прошел по комнате, ни на кого не глядя. Выглянул на балкон.

– Может, отойдешь от окна? – недовольно сказала Салеева.

– А че все такие нервные, боже мой? – громко спросил Вадик, оглядывая присутствующих.

– Да в говне быть не хотим, – с вызовом ответила Салеева.

– Че в очках, Вадик? Модный, да? – с издевкой спросила Яга.

– Солнце, – ответил Вадик.

– Где ты солнце увидел? – спросила Яга.

Вадик снял очки. Его опухшие веки наполовину прикрывали глаза c лопнувшими в нескольких местах капиллярами.

– Че глаза такие, Вадик? – не отставала Яга.

– Не спал три ночи, – мотнул головой тот.

– Че пришел? – спросила Салеева.

– А че все такие? – Вадик снова обвел всех глазами.

Миша шмыгнул на кухню.

– Шары свои зальешь, борзеешь, – сказала Салеева, уперев руки в бока. – Твое присутствие бесит.

– Да ладно, – примирительно сказал Вадик.

– Сам ладно на халяву приходить, – повысила голос Салеева. – Вот че за человек такой? Тебе сказали – уходи.

– Распелись, – подал из кухни бесстрастный голос Миша. – Сейчас соседи опять ментов позовут.

– Это че за хуйня! – неожиданно взвизгнула Яга и подпрыгнула на месте, указывая на девушку в кресле.

– Блядь! – завопила Салеева, и все бросились к Жабе.

Салеева прыгнула на нее первой, обхватив мускулистыми ногами ее толстые ляжки. Яга, подлетев, навалилась с другой стороны, пытаясь ухватить верткую зеленую руку.

– Блядь, держите ее! – крикнула Салеева, плотнее седлая брыкающиеся ноги.

– Дай сюда, дай… – сопела Яга, ловя мельтешащую в воздухе руку.

Вадик навалился сбоку. Мужчина, вскочив с дивана, схватил Жабу за ноги, стянул с кресла на пол. Салеева съехала вместе с ней и сидела, обхватив коленками ее рыхлый живот. Вадик прижал руку Жабы к полу. Другую с остервенелым выражением лица ловила Яга.

– Пус-ти-те! По-мо-ги-те! – завыла Жаба, бугрясь на полу и дергаясь, как от электрического разряда. Ее зеленую кожу на руках и ногах усыпали красные глазки, из которых текли тонкие струйки крови. – Помогите!

– Сейчас всех менты примут! – задохнулась Яга.

– Заткните ей рот! – Салеева подскочила на Жабе, взгромоздилась на ее грудную клетку и обхватила толстую шею гибкими пальцами. С высо-ким пучком на голове она была похожа на наездницу, оседлавшую рыхлую гидру.

Жаба оскалила верхнюю губу и зашипела.

– Да заберите, блядь, у нее! – сипела Яга, уворачиваясь от взмахов толстой руки.

– Дайте! – вопила Жаба, извиваясь. – Последнего поймаю! Дайте! Дайте-дайте, у-у-у.

– Я держу! Держу! – крикнула Яга, поймав зеленый кулак.

Салеева схватила его тоже, вцепилась в намертво сведенные пальцы, разжимая их. Жаба подскочила животом, подбросила Салееву и ударила ее кулаком в нос. Салеева, выпустив ее руку, схватилась за нос.

Из кулака Жабы высунулся гвоздь, она метнула его к виску и проткнула, крича, воя и извиваясь. Висок надулся фиолетовым. Брызнула кровь. Глаза Жабы выпучились от ужаса, она зарычала и затряслась. Сбросила мужские руки с икр. Рыча, ударила Вадика ногой в лицо.

– Да блядь! – завыл от боли Вадик, вскочил и пнул Жабу в живот.

Салеева, размахнувшись, звонко ударила ее по лицу.

– Сука, лежать! – Яга вцепилась Жабе в волосы и с силой ударила ее голову об пол.

Вадик пнул Жабу в живот еще раз.

– Мамочки… – обмякла Жаба, разинула рот и пустила слюни. – Мамочки…

– Нахуя ты себя расковыряла?! – крикнула Салеева, уже стоя над ней и упирая руки в бока.

– Инопланетян убивала… – провыла Жаба басом. – Последний на виске оставался.

Жаба лежала на полу, волнуясь жирным телом, прикрываясь руками от ударов. Дырки на руках, ногах и груди вздулись под зеленой кожей. Слезы размыли зеленку на щеках, капали на грудь, и, смешавшись с кровью, затекали в глубокую полоску между двух опухших грудей.

– Че с ней теперь делать? – спросил Вадик.

– Снотворное ей дадим. У меня феназепама до хуя от мужа осталось, – сказала Салеева.

Она обернулась в сторону кухни. У стены тихо стоял светловолосый мальчик лет семи. Увидев его, Салеева заорала:

– Ты что здесь делаешь?! Я тебе где сказала играть?!

Ребенок не пошевелился. Он шумно дышал открытым ртом, влажным от слюней. Его глаза смотрели на Жабу без интереса.

– Иди в ванную играть! – снова прикрикнула Салеева. – И высморкайся! Де-ге-не-рат…

Мальчик перевел на нее равнодушные глаза и пошел в ванную.

– Вот че за ребенок такой? – проворчала Салеева.

– Сейчас буду реакцию делать, – позвал Миша из кухни, и все потянулись туда, словно звери на водопой.

– Не гони, Яга, – сказала Салеева, крутя в пальцах сигарету. – Все знали, ты, блядь, одна не знала.

Она открыла деревянную раму со скрипом и замахала руками, прогоняя синтетический воздух из кухни. Яга сидела у стены, привалившись плечом к батарее.

– Не знала я, блядь, ни хуя не знала, – пробормотала она, как будто из полусна.

– На всех квадратах знали, – сказала Салеева, глядя на Ягу сверху вниз.

– Я думала, он с Иркой втихаря крутит, – мрачно сказала Яга.

– И че ты, блядь, терпела?

– Он с ней просто в одной постели спал, секса у них не было, – убежденно сказала Яга и заморгала.

– Нахуй он ей такой Ванька – сексом не занимается, наркоман конченый… Ты подумала?

– Любит она его, – хрипло простонала Яга.

– За что его любить, урода такого? – спросила Салеева, беря со стола дешевую зажигалку.

– Душевный он, – Яга надула щеки и заулыбалась. – Че, она ему на закуп денег дает, обувает, одевает.

– Хорошо устроился, – сказала Салеева и щелкнула зажигалкой. Сделала затяжку, выпустила дым к потолку. Закинула голову и следила за дымом.

Яга тоже следила за дымом, но скоро ее голова завалилась на грудь, и она так сидела, крутя ей и бормоча неразборчиво.

– Че, блядь, знали, что эта тварь беременная ходила, и мне никто не сказал… – встрепенулась Яга. – Она – тоже хвостатая?

Прежде чем ответить, Салеева выпустила дым перед собой, который дошел до цементной стены и осел на темном разводе. Она стряхнула пепел в чистую кастрюлю.

– Ты че как маленькая? – хрипло спросила она. – Ты живешь на квадрате варочном. Совсем уже ебнулась? Че за гон?

– А че ты сразу, Салеева? Ответить нормально не можешь?

– А ты че, блядь, сама не знаешь, что хвостатые не беременеют. На гере, наверное, сидит. Хуй я знаю. Спроси у своего Ваньки, он лучше знает.

– Да, своего… – усмехнулась Яга. – От него тут рожают… Чтоб он сдох, сука. Увижу, порву.

– Ага, – отозвалась Салеева.

– Порву я их всех на хуй, – забубнила Яга. – Урод, блядь. Проститутка. И его порву, и бабу эту порву, и ребенка ихнего… Предал он меня, Салеева. Предал.

– Да нахуй он тебе вообще нужен? – спросила Салеева.

– Я ж люблю его, – Яга снова заморгала.

– Ты, в натуре, как маленькая.

Салеева сделала последнюю затяжку, потушила сигарету о дно кастрюли, налила в баночку воды из крана и позвала:

– Кс-кс-кс.

– Она хоть красивая, ты видела ее? – спросила Яга.

– Говорят, симпатичная. Сама не видела.

– Молодая?

– Лет двадцать. Откуда я знаю?

Яга потыкалась подбородком в коленки.

– Я тоже в солярий вчера ходила, – сказала она.

– Шикарно живешь… Жаба проснется, ее тоже надо в солярий отправить, – сказала Салеева, залезая под стол и доставая оттуда котенка. – Пусть пойдет своих инопланетян выжигать. Достала, блядь.

– Нахуя ты ее пускаешь? – спросила Яга.

– Ага, а кто на закуп дает?

– Откуда у ней?

– Как все – на вокзале стоит.

– Иди ты на хуй… – выдохнула Яга и открыла рот, отчего на ее лице усилилось тупое выражение.

– Я тебе врать буду? – уставилась на нее Салеева.

– И че, есть клиенты?

– Бабло же приносит.

– …Вообще… – выдохнула Яга.

Салеева прижала к груди котенка, погладила его по голове.

– Яга, возьми котенка. У тебя мать работает, пельмени каждый день покупает.

– Да не возьму, блядь! – взорвалась Яга. – Сто раз сказала, не возьму!

Салеева отвернулась и опустила котенка возле баночки с водой. Котенок не стал пить и юркнул под стол.

– Порву всех на хуй. На хуй порву, – забубнила Яга.

Выйдя из подъезда, Яга обернулась, задрала голову и подставила лицо холодному ветру. Скорчила рожу. Стояла так, пока не заслезились глаза. У нее тряслись коленки. Она обхватила себя рукой за пояс для равновесия. Другую руку подняла, выставив средний палец. Она трясла задом, мелко приседала, и можно было подумать, на ее торчащем пальце собрался весь небосвод, который она не в силах держать.

– Че, охуели тут летать? – харкнула Яга. – Как у себя дома вообще… Че вам тут… вам тут не это… Пошли на хуй отсюда… Полетели…

Яга спрятала палец в карман. Потопталась.

– Вот че за люди такие? – спросила она проникновенно. – Все изменяют. Никому верить нельзя. Я, может, тоже секса хочу… Может, я такими словами с вами некрасивыми говорю… А я ж если не люблю, не пойду. Даже если за деньги, не пойду… А теперь эта девушка евонная – родила ребенка ему, – сказала Яга и помолчала. – Был бы у меня мужик нормальный, я б колоться перестала и ребенка, может быть, родила б… А у меня же эти… ноги, как у модели. Я в эти солярии каждый день ходила. Маникюры делала, педикюры. Сумки себе за восемь тысяч покупала… Че, бог меня наказал… Я же, когда мама прошлый раз пошла в баню, сказала, хоть бы она там умерла. – Яга снова задрала голову, сузила глаза, чтоб не видеть неба или чтоб небу не видно было ее, и зашептала: – Я ж сказала – хоть бы она умерла, хоть бы у нее приступ сердечный был. Чтоб она туда пошла и не вернулась… Короче, наказали меня. По делу так конкретно меня наказали…

Яга достала палец из кармана, покрутила им в воздухе, как будто сверлила дырку.

– Че, видели? – спросила она. – Я вас не боюсь вообще… Всех порву… Усталый он, блядь. Других трахать – не усталый… Унижаюсь, блядь… Сейчас я как пойду, всех порву, всем как навтыкаю… А вы на хуй отсюда летите… Как у себя дома… Вообще…

Яга постучала – три раза. Подождала. Присела и заговорила в замочную скважину шепотом, таким хриплым, словно в горле у нее была терка, шинкующая голос на острые хрипы.

– Вань? Вань… Открой, это я…

Она открыла рот, сосредоточилась, приставив ухо к двери.

– Вань, – позвала просительно. – Вань, че ты? Открой.

За дверью было тихо.

– У меня, короче, к тебе дело, важное…

Постучала еще трижды. Оглянулась на соседние двери. Из-за них тоже не доносилось ни звука. В подъезде было тихо, и его бетонные пролеты удесятеряли звуки и шорохи, производимые Ягой.

– Вань… – позвала в скважину.

Эхо ее голоса возвращалось со спины, как если бы скважина была закупорена или как если бы за дверью была стена. Как если бы этот подъезд не углублялся квартирами, а только высился пролетами вверх, к крыше, а дальше – в небо.

Эхо, которое возвращал ей подъезд, было таким глубоким и несовместимым с тишиной за дверью, что можно было подумать – оно действительно побывало на небе.

– Я каплей тебе принесла, Вань… – прошептала Яга. – Че ты, я же знаю, что ты дома…

Послушала. Тихо.

– У тебя же свет в окне горел, я с улицы посмотрела, – сказала Яга громче и обиженно замолчала.

Громкие слова пробили скважину, и эхо, пришедшее сверху, оказалось слабей. Яга молчала, только шевелила губами, видимо, не зная, что еще сказать.

Она встала. Долго смотрела на дверь. Тупое выражение сходило с ее лица, уступая место злости. Раздула ноздри, кончик носа заострился.

Пнула ногой дверь. Застучала в нее кулаками.

– Открой, сука-блядь! Че ты там прячешься с этой проституткой?! Открой, я вас всех сейчас порву!

Перевела дыхание.

– Че ты мной, сука, пользовался, когда я на заправке работала! – крикнула. – Как денег не стало, сразу усталый, блядь… – Яга сжалась. Прислонилась плечом к двери и поскользила по ней вниз. По подъезду, тоже сверху вниз, прошел шорох, разделивший его напополам.

– Че, теперь не нужна тебе, Вань, да? – спросила она с обидой и укоризной, прорвавшейся из ее хриплого горла неожиданно тонкими, почти детскими нотками. – Деньги все решают, да, Вань? А я ж тебя люблю… – Яга помолчала. – Че ты меня так унижаешь, Вань? …Вань! Вань-ка! Открой!

Она прислушалась, приподняв брови. Как будто сильная атака должна была извлечь с той стороны хоть какой-то звук. Но не было ничего. Она тупо ткнулась в дверь лбом.

– Ванька, че ты меня унижаешь вот так? – хрипло спросила она. – Я же тебе каплей принесла. Ты че, думаешь, я больше заработать не смогу? Ты же знаешь, сколько у меня точек… Хочешь, я тебе завтра тысячу рублей принесу?

За дверью скрипнуло, и Яга встрепенулась.

– Ваня, я еще здесь! – крикнула она.

Но за скрипом ничего не последовало. Яга вскочила и начала бить кулаками в дверь.

– Сука конченая! – хрипела она. – Кобель, ебаный в рот! Думаешь, тебе кто-то больше принесет?! «Последний путь» по тебе плачет! Сдохнешь там, я близко не подойду… Сука сколовшаяся…

Из-за двери больше не доносилась ни звука. Яга подождала. Вытерла ноги о коврик, шаркая на весь подъезд.

– Тогда пойду я, если так… – мрачно сказала она и заковыляла по лестнице.

Выйдя на улицу, она сузившимися глазами посмотрела вверх и сказала с угрозой:

– Унизили меня, блядь.

Под стеклянным навесом остановки ждали старик и женщина. Старик сидел на скамейке, опираясь обеими руками о клюку. Светка остановилась рядом, под навес не заходя, ссутулилась и выставила ногу вперед.

Закрапал мелкий дождь. Пупырышками он сел на стекло. Старик смотрел на проезжавшие мимо машины с таким равнодушием, словно это были одни и те же машины с одними и теми же людьми, идущие по кругу. Он встрепенулся, когда троллейбусные провода дернулись. Показался троллейбус. Старик вышел из-под навеса и встал впереди Светки.

Троллейбус остановился и, клацая, раздвинул передние двери. Старик и женщина вошли в троллейбус. Тогда только Светка зашла под навес, села на край скамейки, закинула ногу на ногу и, сведя руки в карманах, смотрела на носок кроссовки. Она нащупала в кармане бумажку и не переставая трогала ее.

Под навес вошла женщина и, окинув Светку взглядом, тоже села на скамейку. Светка отодвинулась.

Дождь застучал по стеклу. Стук перешел в шуршание. Совсем перестал. Светка сидела не шевелясь, как каменная, только пальцы ее незаметно двигались в кармане куртки, щупая бумажку. Она разжала плечи, только когда троллейбусные провода резко ушли вниз, словно за них кто-то потянул.

Светка огляделась и пошла в сторону железной ограды, которая замыкала кусок пустой земли, поросшей желтыми кустиками прошлогодней травы. За оградой начинались сосны, ободранные до самых верхушек. То ли из-за заброшенности той части города, в которой они росли, то ли оттого, что квадрат земли за оградой напоминал еще не занятое кладбище, сосны выглядели худыми и слабыми, несмотря на свой рост.

Левее виднелась автостоянка с бросающейся в глаза деревянной будкой цвета такого голубого, каким не было даже небо в этой части города.

Светка прошла мимо автостоянки, сразу за ней свернула и оказалась в заасфальтированном и взятом в бетонные ограждения дворе. Пошла по узкой дорожке, ведущей наискосок к бежевому зданию. Навстречу Светке по дорожке шла худая женщина в берете и солнцезащитных очках. Падающие из берета прямые ржавые волосы закрывали половину лица. Виден был только мертвенно-бледный острый подбородок. Женщина говорила по телефону, держа трубку у уха и костяшками пальцев постоянно поправляя сползающие очки.

Когда Светка с ней поравнялась, в роще истерично закричала птица: у-у-у. Светка пошла быстрей. У центрального входа она остановилась, сощурила глаза, читая вывеску. На площадке перед входом стояли каменные вазы с трепещущими низкими цветами красного цвета, похожими на маки.

Сзади из-под деревьев раздался мужской смех с высокими истеричными перепадами. Светка обернулась. На спинке скамейки сидели несколько худых парней и одна девушка с короткой стрижкой, в широких штанах. Они смотрели на Светку недружелюбно, и она, поглубже засунув руки в карманы, заспешила внутрь.

Светка присела на стул с железной спинкой, стоящий напротив двери. Просидев несколько минут, она наконец подняла голову и бросила взгляд по сторонам. На таких же стульях в длинном коридоре сидели еще несколько человек. Один из них – худосочный парень с редким мышиным ежиком на голове – в тихой судороге сжимал сцепленные руки. Остальные с таким же безразличием, как Светка, рассматривали что-нибудь – пол, стены, – подолгу упираясь в них взглядом. Свет падал из широких окон со спины. Коридор казался пустым. На дверь никто не смотрел.

Светка обернулась и поглядела в окно. Весенние дожди оставили на нем пыльные разводы. Виднелись верхушки сосен. Под углом, с которого смотрела Светка, было не видно, что внизу они ободраны. С сосны на сосну черной точкой летала какая-то птица и, наверное, кричала. Светка не отрывалась от окна, словно это оно, а не дверь, должно было распахнуться.

Дверь открылась. Светка не обернулась. Кто-то прошел мимо нее. Дверь тихо закрылась. Тогда только Светка снова села лицом к двери и, закинув ногу на ногу, уставилась на черный носок кроссовки.

Оставшись в коридоре последней, Светка вдруг встала и пошла по коридору к выходу, вихляя бедрами, как Яга. Возле последнего окна она остановилась. Теперь с высоты полного роста ей хорошо были видны ободранные стволы и ограда, за которой пусто и которую снова нужно будет пройти.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю