Текст книги "54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем"

Автор книги: Марике Нийкамп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Марике Нийкамп
54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем

Маме с любовью

Marieki Nijkamp

THIS IS WHERE IT ENDS

Copyright © 2016 by Marieki Nijkamp

Cover image © Mark Watson (kalimistuk) / Getty Images

© Новикова Т.О., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Глава первая
10:01–10:02

Клер

Выстрел стартового пистолета нарушил тишину, и бегуны сорвались с места.

Беговой сезон начинается через пару недель, но никто не сказал тренеру Линдту про зиму. Он убежден, что единственный способ держать нас в форме – это тренировки. Даже когда дыхание замерзает прямо на глазах.

Мы живем в Оппортьюнити, штат Алабама. Нормальные люди, когда на улице становится бело и морозно, вообще не выходят из дома. Мы запасаемся консервами, пьем горячий шоколад до сахарной комы и молимся о спасении от холода.

Но тренировки в начале сезона у тренера Линдта по утомительности способны превзойти даже длинные и нудные речи директора Трентон в начале семестра – добродетель, упорный труд и достойное поведение, юные леди и джентльмены. После почти четырех лет, проведенных в старшей школе Оппортьюнити, я могу цитировать ее слова наизусть, что и сделала для Мэтта за завтраком сегодня утром – ответственность, возможности («извините за невольный каламбур»)[1]1
  Игра слов: opportunity – возможность (англ.).


[Закрыть] и ее любимое, девиз нашей школы: «Мы формируем будущее».

Все это звучит прекрасно, но до выпускного осталось несколько месяцев, а я не представляю, как же выглядит это самое будущее. Если меня сформировала Оппортьюнити, то я этого не заметила. Вот бег я понимаю. Этот трек я понимаю. Шаг за шагом, шаг за шагом. Неважно, что ждет впереди, пока я двигаюсь вперед.

И тут я поскальзываюсь и спотыкаюсь.

Тренер беснуется на поле:

– Клер, внимательнее! Один неверный шаг отделяет успех от неудачи.

Я выпрямляюсь и пытаюсь сконцентрироваться.

Знакомый смех нарушает утреннюю тишину.

– Ты не замерзла на каникулах, Сардж? Тебя даже улитка поймала бы – так ты плетешься.

На прямом участке трека меня догоняет Крис.

Я делаю глубокий вдох и отвечаю:

– Заткнись, Крис.

Мой лучший друг хохочет еще громче. Ровный ритм его шагов и дыхания мешает мне найти свой ритм. Его присутствие отвлекает меня, как всегда. Высокий, с выгоревшими волосами и синими глазами, Крис не просто лучший бегун, но еще и образцовый мальчик-атлет Оппортьюнити. В начале семестра все новенькие девчонки с ним заигрывают.

Когда Крис рядом, мои шаги укорачиваются. Остальные три члена нашей команды далеко позади. Они на другой стороне поля. Мы с Крисом движемся идеально синхронно, и сам воздух расступается перед нами.

Ничто не может коснуться нас. Ни снег. Ни даже время.

Томас

Время поджимает. Маленькие часы на книжной полке играют раздражающий мотивчик. Десять часов. Я вырубаю его со скоростью звука. Ну же, ну же, ну же…

Суперклей, хитроумно нанесенный на ящики стола моего любимого учителя испанского языка, мистера Посмотрите-ка-На-Ходячий-Кризис-Среднего-Возраста, очень быстро привел нас с Фаром в административный офис. Не сумей мы взломать замок на двери директора Трентон, пришлось бы расстаться с ученическими билетами. И все это будет зря, если я не смогу найти нужную папку. Я просматриваю папки в шкафу. Когда в мой бок впивается локоть, я возмущаюсь:

– Черт, Фар! Что за хрень?

Фарид закатывает глаза и жестом показывает, чтобы я говорил потише. «Кто-то в коридоре», – беззвучно шевелит он губами и на цыпочках подходит к двери.

Вот гадство!

И как это объяснить? «Нет, мэм, я не делал ничего такого, только влез в школьные документы»?

Да все равно. Уверен, у меня есть законное право увидеть свои документы, так что всегда можно сказать это в свою защиту. И хотя в моих руках папка с надписью «Фамилии: А – В» вместо «Фамилии: М – Н», так это всего лишь совпадение. Никто не знает, чьи документы я ищу, только Фар. И даже он не знает истинной причины.

В любом случае я всегда могу «найти» Аль-Сахар, Фарид – в качестве прикрытия.

Тишина.

Дверь в административный офис открывается и закрывается. Щелкает замок.

Под чьими-то ногами скрипит линолеум.

Шаги затихают перед дверью кабинета директора.

Я тихо закрываю ящик с папками. Лучше не напрашиваться на неприятности – на новые неприятности, если меня поймают с поличным.

Мы с Фаром затаиваем дыхание.

Через минуту, которая кажется нам вечностью, шаги удаляются.

Кто бы это ни был, ему не удалось нас поймать. Не сегодня.

Отем

– Все зависит от решений, которые вы принимаете сегодня и каждый день. Ваше поведение отражается не только на вас, но и на ваших родителях, семье и школе. Здесь, в Оппортьюнити, мы гордимся тем, что формируем докторов, адвокатов и политиков завтрашнего дня. И выбор, который вы сделаете сегодня, определит ваше будущее. Вы должны задуматься, как проявить себя с лучшей стороны. Спрашивайте себя, не что школа может сделать для вас, а что вы можете сделать для школы.

Трентон держит микрофон очень свободно, но взглядом цепко обшаривает толпу, словно запоминая каждое лицо. Ученики приходят и уходят, не оставляя после себя даже легкого воспоминания, кроме имен, нацарапанных на партах и в кабинках туалетов. Но она знает нас всех.

Все наши надежды. Все наши трагедии. Все наши бессонные ночи.

Ее взгляд останавливается на мне, и мои щеки заливает румянец. Я наклоняюсь к стулу справа, но взгляд не отстает, точно такой же, как в начале собрания. Пустой.

Слева Сильв стонет:

– После всех этих лет ты думала, она скажет что-то более оригинальное?

– Разве ты не хочешь проявить себя с лучшей стороны? – мои слова звучат резче, чем мне хотелось бы.

Сильв ворчит.

Вообще-то ей есть из чего выбирать. Сильв пригласили во все колледжи ее мечты. И я должна быть счастлива за нее. Я и счастлива.

Но для меня колледж – единственный способ вырваться из этой дыры. Я точно знаю, что отец не собирается оплачивать мое бегство. И уроки танцев. «Посмотри, что произошло с твоей матерью, – скажет он, словно я не считала дни, часы, минуты со дня той катастрофы. – Танцы забрали у нее все. Моя дочь никогда не будет этим заниматься. Пока я способен это остановить».

И он пытается остановить меня каждый день. А когда мама ушла, его самого остановить стало некому. Ни в пьянстве. Ни в рукоприкладстве. Некому сохранить нашу семью от распада.

Я сжимаю щербатую кофейную чашку, вытаскиваю из-под стула джинсовую сумку и пытаюсь забыть голос Тая. Брат сказал бы, что слова директора Трентон куда справедливее, чем мне кажется, что мир лежит у моих ног и только я могу сделать свое будущее самым лучшим.

Я попыталась – и проиграла. А теперь предпочитаю сбежать.

Сильв

Я вжимаюсь в стул и смотрю на пустое место рядом с Отем. Он вообще не пришел. Он должен был уже прийти. Он не придет, а даже если придет, не вспомнит про меня. Я ничего не значу. По крайней мере, для него.

Он не придет.

Узел в животе то сжимается, то расслабляется с ходом моих мыслей. Я могла бы спросить у Отем про Тайлера, но она погрузилась в воспоминания. Сегодня два года с той катастрофы. Она не хочет делить свое горе со мной – и ни с кем другим. Даже когда улыбается, она совсем не та, какой была прежде.

И я скучаю по ней.

Иногда, когда ей кажется, что никто не смотрит, она движется по коридорам словно летит. La golondrina, как ее называла Мама́. Ласточка. Воплощенная грация и красота. Когда Отем танцует, все ее тревоги исчезают, и она светится.

Как бы я хотела, чтобы она танцевала вечно.

Madre de Dios[2]2
  Богоматерь (исп.).


[Закрыть], как бы я хотела вечно смотреть на ее танец.

Но сегодня очередной понедельник. Жизнь продолжается. Собрание кончилось, и Отем выпрямляется, как шомпол. Я – единственная, кто знает, что она выпорхнет из этой клетки и оставит нас позади, как только сможет.

А меня поджидает зачет по американской истории, но я даже книги в руки не брала. Мама́ снова не в себе. В прошлую субботу мы должны были вместе ехать в город, но когда Абуэло (дед) подал машину, она его не узнала. Она не хотела выходить из дома и не понимала, куда мы собираемся. Я несколько часов просидела с ней. Я разговаривала с ней – послушай, Мама́… Я рассказывала ей истории, которые скрепляли нашу семью вокруг нее. Она долго не приходит в себя после таких приступов, а я не могу избавиться от чувства, что с каждым днем она ускользает все дальше, как звездный свет на рассвете.

Ну хоть с историей все нормально. Там всегда известно, что все закончится хорошо.

Си Джей Джонсон

@CadetCJJ

Спааааать.

10:01 AM

Джей @JEyck32 10:01 AM

В ответ @CadetCJJ

#снежныйденькаксегодня

Си Джей Джонсон @CadetCJJ 10:01 AM

В ответ @JEyck32

На собрании будешь спать?

>_> #большепохоженапохмелье

Си Джей Джонсон @CadetCJJ 10:02 AM

В ответ @Клер_Морган

Можно попросить младших, чтобы принесли мне кофе?

Глава вторая
10:02–10:04

Томас

Я тянусь к вазе на столе и закидываю в рот мятные конфетки. Фар сторожит у двери. Когда он дает знак, что все тихо, я снова открываю шкаф с документами. Работы немного. Нужно только время.

Директор Трентон, похоже, все еще живет в доцифровую эпоху, но она сама – как киборг. Она всегда говорит ровно до десяти, оставляя пять минут до звонка на объявления. К концу собрания все разбегаются, чтобы попасть в классы к третьему уроку. Ну, теоретически. Учителя и остальной персонал тоже в зале, и они не торопятся.

Все поднимаются, чтобы уйти, потом шагают, тащатся, выскальзывают, чтобы затянуться или вдохнуть воздуха (одно не исключает другого, спасибо большое). В конце концов, даже никотин и деготь пахнут лучше, чем наш актовый зал, где царит уникальный запах тестостерона, пота и горелого кофе.

Но мы заходим слишком далеко.

– Ненавижу бумажки.

– Может, тебе стоит остаться на ферме, – подначивает Фарид. – Честная работа и тяжелый труд мозгов не требуют.

– Издеваешься.

Пальцы мои нащупывают его папку, и я вытаскиваю ее из ящика.

– Хочешь посмотреть рекомендательное письмо мистера О’Брайена к твоим заявлениям в колледж?

Фар протягивает руку, и я передаю ему документы. Несколько листков выпадают из папки, прежде чем он ее подхватывает.

– Варвар.

Я фыркаю.

– Прости. Нет, не стоит.

– На этом снимке я такой юный и невинный, – вздыхает Фарид, глядя на обложку.

У большинства из нашего класса на обложке старая фотография, сделанная три года назад, когда мы были еще новичками. Но в его случае…

– Эту фотографию сделали в последний год!

– Как ты меня развращаешь! Без твоих блестящих идей я был бы нормальным отличником, не имел бы проблем с законом, да и девушки возле меня увивались бы.

– Ну конечно… – Я достаю из шкафа другую папку. – Рассказывай.

Фарид что-то бормочет под нос, но я не обращаю внимания.

С обложки на меня смотрит знакомая фотография.

Бинго.

Браун, Тайлер. Напомаженные светлые волосы, блеклые глаза и такой знакомый пустой взгляд. Единственный раз в его глазах не было презрения, когда я зажал ему голову в шкафчике. Руки чешутся повторить.

Интересно, делает администрация отметку в ученических документах о правонарушениях? Наверное, нет, раз эти документы так легко получить. И уж точно ничего нет, если ученика отчислили в конце выпускного года. Кроме того, я даже не знаю, были ли у него правонарушения. Судя по оценкам, Тайлер вполне благополучный троечник. Три года в Оппортьюнити, и все три без происшествий.

Вот только Гуманитарный курс 101 он провалил с треском.

Последняя запись в его документах недвусмысленна.

Восстановлен. С сегодняшнего дня.

Сильвия говорила об этом в выходные. Впервые за несколько месяцев она доверилась мне. Ее чуть ли не выворачивало, так она была напугана, но не сказала почему. И вот мне приходится рыться в школьных документах. Чтобы убедиться, что она в безопасности. Долг брата-близнеца.

Я никогда не признаюсь и даже не намекну, что для меня это важно.

Репутация брата-близнеца.

Я прислоняюсь к столу директора и читаю.

Дата рождения, адрес – скукота. Телефон для экстренной связи – отца, мать умерла. Дата приема в школу – ничего, чего бы я не знал. Класс: неприменимо. Пока неприменимо. Рейтинг: 2140 баллов.

Ха. Гений из шкафа.

Может быть, поэтому, несмотря на всю браваду, Тайлер никогда не выполнял своих угроз. Может быть, он и скотина, но самая умная: безвредная.

Отем

Спина у меня болит. Я развожу плечи, чтобы расслабить напряженные мышцы. Сильв что-то замешкалась. Она не торопится в класс. Сильв громко щелкает пальцами:

– С тобой все хорошо?

– Я… – Я медлю.

Прошлой ночью я проснулась в холодном поту, ожидая стука в дверь, как два года назад. Но в это утро мы завтракали, как обычно. Тая нигде не было. Впрочем, после тех выходных я была только рада. Числа. Отец и не подумал подняться. Прошлым вечером он снова пил. И даже не пытался этого скрыть. Когда мама была жива, он напивался, только когда ее не было и лишь в самые мрачные моменты. Он до сих пор умеет улыбаться и может рассмешить нас с Таем.

А сейчас он зол на весь мир, на все, что напоминает ему о маме.

На меня.

Не знаю, как выразить это словами. Со мной не все хорошо. Со мной давно не все хорошо. И дело не только в маминой смерти. Отец – иногда я его боюсь.

И Тай… Я боюсь, что и Тая потеряю тоже.

Но Сильв и Тай ненавидят друг друга. Как заставить ее понять?

Она кладет руку мне на плечо, потом вспоминает, где мы, и нервно заправляет длинные черные пряди за уши. Ярко-синий топ, подведенные блестящие глаза. В Оппортьюнити, где многие предпочитают прятаться, она – яркая звезда на темной сцене. Сильв смотрит на меня выжидающе:

– Я все понимаю, можешь не говорить. Годовщины всегда даются тяжело. Конечно, тебе грустно. Тебя никто не осудит, и уж точно не я.

Я киваю, но слов все равно нет. Голоса звучат вокруг нас. Ученики поднимаются по ступенькам между четырьмя блоками мест. Глаза Сильв устремляются в другой конец аудитории, где веселятся футболисты из нашей команды.

Я пожимаю плечами:

– Все в порядке. Со мной все в порядке.

Она никогда не поняла бы.

Я считаю минуты до седьмого урока, когда музыкальный класс за сценой станет темным и пустым. В тени я останусь одна.

Я буду в безопасности.

Сильв открывает рот, словно хочет что-то сказать, но тут рядом появляется девочка из ее класса, Аша.

Я размышляю. Сильв вечно ссорилась с моим братом, пока его не исключили. Я не могу – не хочу разбираться с ними всеми. Они лишь привязывают меня к этому месту, а забота всегда причиняет боль.

Аша впилась в учебник истории. Разноцветные пряди падают ей на лицо. Губы кривятся в полуулыбке. Она что-то шепчет. Сильв напрягается, а потом хохочет, и голос ее разносится над толпой:

– Что бы вы все ни думали, я вовсе не мечтаю о зачетах.

Аша закатывает глаза:

– Тебе-то не о чем беспокоиться.

Сильв краснеет, но Аша права. Сильв – отличница, учителя ее обожают. Она не сможет провалить экзамен, даже если захочет.

Когда Аша поворачивается ко мне, наступает моя очередь. Я расплываюсь в фальшивой улыбке:

– Тест по истории не для меня. Мне было чем заняться на каникулах, помимо зубрежки.

– Мещанка, – вздыхает Сильв. – И почему я с тобой дружу?

Потому что я твоя.

Щелкают кнопки на сумке Аши.

Она отводит с лица фиолетовую прядь.

– Не учила? Счастливая! Они должны были назначить зачеты после каникул, чтобы держать старших в руках.

Слава богу, я не из старших. Прежде чем я успеваю что-то сказать, Сильв меня опережает:

– И что же ты делала?

– Ничего.

Гул голосов вокруг нас становится громче. Первые минуты после речей Трентон всегда такие. Все наталкиваются друг на друга, стараясь выбраться из зала, но сегодня царит настоящий хаос. Появляется учитель. Наверное, чтобы посмотреть, в чем причина задержки.

Аша усмехается.

– Все каникулы? Совершенно ничего? Да ты гонишь!

Взгляд Сильв смягчается. Она вопросительно смотрит на меня, а я прикусываю губу. Мне не хочется портить ей настроение.

– В выходные я нашла на чердаке старую запись – первое мамино «Лебединое озеро». Проба в Королевский балет. Тогда она была чуть старше меня.

Ничего сенсационного, так что Аша должна быть разочарована, но она придвигается ближе.

– Здорово, да?

Я удивленно улыбаюсь.

Аша не одна из нас. Она не из Оппортьюнити, где про нас с мамой все давно известно.

Старшая школа Оппортьюнити – окружная. Здесь учатся дети изо всех небольших соседних городков. Аша не принадлежит к нашему миру, с его улицами, церквями и общими тайнами.

В Оппортьюнити все знают, что мама гастролировала по миру и выступала во всех великих театрах: Лондон, Москва, Нью-Йорк. Она видела больше стран, чем все мы вместе взятые. Она рассказывала мне о своих путешествиях, и я не могла успокоиться. И сколь бы мучительны ни были воспоминания о маме, это чувство никогда не возникало, когда я смотрела записи ее танца.

– Она была потрясающая.

Плечо Сильв касается моего. Ее теплая улыбка – мой якорь. Кажется, что вся школа Оппортьюнити исчезает. Мы потерялись где-то между созданием дома и бегством из него. Очень скоро тайны разделят нас, а потом она поймет, что я ее не заслуживаю, и тоже бросит меня.

Клер

После очередного круга морозный воздух становится освежающим, хотя я никогда не признаюсь в этом тренеру. Зима должна быть в декабре, до Рождества, а потом ей у нас не место. Нам нужно как можно больше часов, чтобы подготовиться к следующему выступлению, если мы хотим и дальше оставаться победителями.

Моя команда JROTC[3]3
  JROTC – федеральная программа подготовки младших офицеров запаса. Курс включен в программу старших классов многих американских школ.


[Закрыть] тоже скоро начнет тренировки. Это лишь второй год подготовки, и они все еще ищут свой темп. Мне есть о чем подумать и без мороза.

Я кидаю взгляд вбок и вижу, что Крис усмехается.

– Что?

– Ты замечталась.

– Вовсе нет.

Он фыркает.

– Как прошли каникулы? – Мы одновременно задали один и тот же вопрос, и я засмеялась.

– Так странно, что Трейси не было дома в день рождения Мэтта… Хотя, конечно, он теперь учится в старших классах и совсем взрослый. Что нам волноваться?

Младший брат старается не показывать, как тяжелы эти морозы для его суставов, как он скучает по нашей сестре, которая оказалась так далеко, в чужой стране, в пустыне.

– С тех пор как она уехала, мы несколько минут общались по видео.

– Как там к ней относятся?

Я осторожно подбираю слова:

– Во время ее патрулирования ничего особенного не происходит. Именно так, как я люблю.

Крис кивает. Его отец, подполковник Уэст, готовится к седьмой поездке. Мы оба знаем, каково это, постоянно думать о ком-то, кто находится на другом конце света, гадать, что происходит в песках, под палящими лучами солнца. Мы служим, чтобы семья могла нами гордиться, а мы могли оправдать ее ожидания.

Даже я. Но я могла бы. Если бы только я могла быть такой, как Трейси. Я всегда хотела быть такой, как она, должна была быть. Она смелая, стойкая, уверенная в себе. У нее есть все, чего нет у меня.

– У Мэтта хотя бы лихорадки не случилось, – говорю я после очередной половины круга.

Это главное событие наших зимних каникул. С момента поступления в школу Оппортьюнити Мэтту стало лучше. Волчанка все еще влияет на суставы, и чаще всего ему приходится ходить на костылях. Но он превратил их в световые мечи и говорит, что они нужны ему для дуэлей. Джедай против младших офицеров.

– Ему нравится, что здесь у него есть друзья. И начало нового семестра уже не так пугает.

«Всех нас», – мысленно добавляю я. Приятно знать, что Мэтт в школе не одинок.

– Ты спрашивала, собирается ли он вступить в JROTC в следующем году? – спрашивает Крис. – Чтобы поддержать традицию?

– Конечно.

Этот разговор – очень знакомый ритм, и я подстраиваюсь под него.

– Хорошо. У него есть еще три года. Оппортьюнити не будет прежней, если в команде младших офицеров не будет кого-то из вас.

Я выдавливаю из себя улыбку, хотя больше всего она походит на гримасу.

В следующем году. Когда я уйду. Когда Крис будет далеко. Когда все будет по-другому, даже если Мэтт вступит в команду младших офицеров Оппортьюнити.

– Ты собираешься в Вест-Пойнт? – спрашиваю я, когда мы сворачиваем на длинную сторону трека.

Крис пожимает плечами. Он всегда был желанным кадетом для любой военной академии. Когда он получил подтверждение и номинацию Конгресса, мы устроили настоящий праздник. Он получил все, о чем мечтал.

Но сегодня он тоже задумчив. В первый день последнего семестра весь старший класс считает дни до выпуска. Остались всего одни каникулы. Еще одно лето до взрослой жизни. До нашего расставания Тайлер говорил, что лучшее в старшей школе – это возможность вырваться из нее очень скоро. И все же мне не хочется, чтобы все это заканчивалось. Прощаться с командой, кадетами, друг с другом будет тяжело. Моя жизнь будет серой, если я не буду видеть Криса целый день, каждый день.

И мы бежим. Не просто кругами по треку. Мы бежим к тому, что ждет нас. Мы бежим вместе, пока еще можем.