Текст книги "Городские легенды (СИ)"

Автор книги: Мариэтта Роз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Врач сперва долго ощупывал мой опухший живот и не менее опухшие ноги, затем спрятался за бумажками – анализ мочи, крови, данные УЗИ.

– Скажите, – наконец пролепетал он, – Вы ведь болели ангиной или там гриппом?

Конечно, все в свое время болели гриппом или ангиной.

– На ногах переносили? – продолжил врач.

Еще и плохо залечивала. Времени нет: то учеба, то работа.

– Видите ли, – мямлит врач, и я начинаю озираться. Мне неприятно, что он так тянет – сказал бы уж сразу, чего тянуть? Да и потом… мне, откровенно говоря, плохо, прилечь бы. И вдруг я замечаю в углу знакомую высокую фигуру.

– Видите ли, – продолжает тянуть врач, – возможно инфекция опустилась в почки...

Причем тут почки? Я смотрю на фигуру в балахоне. Фигура смотрит на меня, покачивает головой.

– Образовались спайки. И… отечность… В общем… – Врач умолкает – понимает, что я его не слушаю.

– У меня есть время? – спрашиваю я, а сама не свожу глаз с фигуры в углу.

– Ну… – опять мнется врач.

– Время, доктор, – уже твердо говорю я. – Сколько у меня времени? Мне нужно… – я умолкаю, стараясь подобрать нужное слово. Но врачу достаточно и этого моего столь странного молчания. А мне будет достаточно одной ночи.

– Хорошо, я завтра зайду к Вам. – И он уходит. А фигура в углу остается. Смотрит на меня.

Смерти нет. Есть только страх.

В палате я одна. Это хорошо.

Медсестра боязливо косится на меня, а я кошусь на фигуру в углу.

– Вы будете в порядке? – спрашивает она. На самом деле ей это не интересно, ей хочется пойти посмотреть телевизор.

– Да, – отвечаю я. Стараюсь говорить спокойно, уверенно. Нельзя дать страху завладеть мной.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга.

– Смерти нет, – наконец говорю я.

Говорить трудно. Слюна закончилась, и язык едва шевелится. Но все-таки повторяю:

– Смерти нет.

– Есть, – отвечает мне высокая фигура в балахоне. Он все еще стоит в углу. – Вспомни, свою бабушку.

– Она была стара и просто устала.

– Но она умерла.

– Да, она умерла, – соглашаюсь я, и фигура делает шаг в мою сторону. – Она прожила долгую жизнь, больше ста лет! Она просто устала.

– Были и другие. Они тоже умерли.

– Смерти нет, – упрямо твержу я. – Человек просто переходит в другое состояние.

– Но его больше нет, – возражает фигура в балахоне. Он бесшумно движется ко мне по кафелю палаты. – Его тело застыло, его жрут черви.

– Это всего лишь круг жизни. Как круговорот воды в природе. Сперва одно состояние, потом другое, а потом третье – вода, пар, лед.

– Нет, это совсем другое! – Он уже близко. Если я протяну руку, то, наверное, даже коснусь его.

– Нет! Смерти нет. Есть только страх. А ты всего лишь дух, и я не боюсь тебя.

– Боишься, – уверенно возражает фигура. – Все боятся.

– Я – не все.

Продолжаю упрямиться, но чувствую, как страх завладевает мной.

Ребенок в моем животе забарахтался.

Мое дитя.

Я обнимаю живот похолодевшими руками и продолжаю твердить:

– Смерти нет. Есть только страх. А ты… ты… – я запинаюсь и вдруг громко выкрикиваю: У тебя нет власти надо мной!

И все закончилось.

Когда сестра вбежала в палату, я, скрючившись, сидела на своей койке, живот судорожно содрогался.

– Что случилось?

– Схватки. У меня начались схватки.

Меня везут по больничному коридору. Боль просто дикая. Над головой мелькают лампочки. Я то и дело пытаюсь приподняться и оглянуться: нет ли фигуры в балахоне?

– Успокойтесь! – твердят мне тут же люди в белых халатах. – Это всего лишь схватки.

Ничего себе «всего лишь»!

Наконец, меня привозят в родильное отделение, и врач-акушер судорожно пихает мне какую-то бумажку.

– Умоляю Вас! – В его голосе слезы. – Соглашайтесь на кесарево. Только не в мою смену! Только не в мою!

Я оглядываюсь: фигуры в балахоне нет, – и подписываю бумагу.

Через несколько часов я снова в реанимации, но уже в другой палате. На соседних койках лежат другие женщины, сестры тихо переговариваются. Все спокойно, никаких подозрительных черных пятен.

Утром приходит врач, который так мямлил накануне. Он берет меня за руку, щупает пульс.

– Вы молодец, – говорит он. Говорит уже спокойно. – Честно говоря, я не думал, что все хорошо закончится.

– Смерти нет, доктор. Есть только страх.

04.03.2009

Феррано

Брату моему 7ero.

I

Феррано везли в её город.

Нина была больна от счастья.

Для её города это, безусловно, крупное культурное событие – не так уж часто в провинцию вывозят уникальные выставки. Но для неё, для Нины, это нечто гораздо большее, чем просто крупное культурное событие – это было прикосновение к Богу.

* * *

Родители Нины – люди интеллигентные. Тихо жили, тихо умерли, так и не сумев приспособиться к быстрым переменам внешнего мира. Сама Нина – точная копия своих родителей: внешне серая и незаметная; а что под этой невзрачной оболочкой, в сущности никто не знает.

В конце 80-х – в начале 90-х, как свежее дыхание, на прилавках появилось множество неожиданных книг, среди них – альбом с репродукциями картин французского художника XVIII века Мерлинка Феррано. Нина случайно увидела её в витрине магазина. На обложке царила удивительно красивая женщина в ярко-красном платье, своими черно-сливовыми глазами она смотрела так, словно весь мир был её любовником. В книге пояснялось, что это портрет некой Лины, таинственной возлюбленной Феррано.

И Нина заболела. Ей было тогда 14 лет.

Конечно же, она купила альбом! Хотя по тем временам он был небесно дорог. Нина сдавала бутылки, мыла полы в магазине. Ужасно унизительно! Но она шла на это ради Феррано. И вот нужная сумма собрана, Нина стала полноправной владелицей альбома.

Мир Феррано поразил её своей красотой.

Своей

бескрайней,

бесконечной

красотой…

Казалось, художник во всём – во всех проявлениях жизни, во всех лицах – видел красоту…

Увы, в этом бесконечном прекрасном мире не было места для неё, для Нины.

Вскоре она начала разыскивать все книги о Феррано. Увлеклась. Но информации о жизни художника оказалось до обидного мало. Доподлинно известно лишь то, что он был знатен, богат, много путешествовал. Рисовать начал скорее от скуки, но в конечном итоге добился больших успехов. Сперва накрапывал небольшие этюды, пейзажи, после увлекся портретами. Именно они и принесли ему мировую известность. Хотя академики всегда утверждали, что Феррано поверхностен. Его картинам, действительно, не хватало трагизма, зато в избытке – радости, веселья, сказочных мотивов. Но однажды что-то произошло, и Феррано перестал рисовать. Вернее почти. После длительного перерыва он написал «Портрет мертвой женщины», свою самую странную картину. А после исчез. Просто исчез и всё. Растворился. Оставив после себя огромное количество картин, но ни одного автопортрета…

Вдохновленная, Нина поступила в институт. Студенческий билет открыл ей архивы библиотек – зарылась в знаниях, забыв о сверстниках, вечеринках и всём прочем.

Естественно, диплом был о нём. Правда, в своей работе Нина высказала собственное видение художника. Она утверждала, что гению Феррано помогла раскрыться любовь к женщине, к некой Лине, ведь именно после знакомства с ней он и обратился к портретной живописи, обогатил свои картины фантастическими мотивами.

Академики, конечно, поулубались в усы, но «отлично» поставили.

Вскоре после получения диплома, родители Нины умерли, и она осталась одна. Вернее – нет! У неё ведь был Феррано.

И вот Феррано везли в её город.

II

Она сама распаковала картины. Вот его серия «Окна Италии». Вот портрет Лины. Вот множество других портретов людей знатных и простых. И, наконец, его «Мертвая женщина». Нина захлебывалась от счастья.

Кое-как взяла в себя в руки, ведь нужно подготовить выставку! Нина засуетилась, заметалась, стараясь поспеть за рабочими.

Конечно же, она группировала картины так, как сама чувствовала их. В одном зале разместила все ранние картины Феррано. Во втором – наиболее знаменитые его работы, сделав центром композиции портрет Лины. «Мертвую женщину» Нина оставила в одиночестве.

Наконец настал день открытия выставки. По случаю, Нина старательно уложила волосы, подвела губы и даже одела купленное заранее ужасно дорогое (по её меркам) платье.

Хотя само открытие ей не понравилось. Прессы могло быть и побольше, да и прийти чиновники позначительнее, но в принципе была довольна: она ведь могла теперь весь день говорить только о Феррано.

Он появился в предпоследний день выставки.

Нина не сразу обратила на него внимание, хотя мужчина был красив – высокий, черноволосый. Он не присоединился к группе, бродил по залам, бросая короткие взгляды на картины. Нина заметила его лишь тогда, когда он – о! святотатство! – протянул руку к одному из портретов.

– Пожалуйста, не трогайте! – кинулась она.

Мужчина одернул руку.

– Простите.

Нина смягчилась.

– Феррано был величайшим художником своего времени… – начала она, но мужчина прервал:

– Величайшим? Не надо так громко! Он был небрежен.

Нина оскорбилась, а незнакомец, словно не заметив этого, продолжил:

– Смотрите, вот здесь! – Он указал на одну из картин из цикла «Окна Италии». – Самый обыкновенный дом, бедный квартал, множество окон и всё такое. По замыслу здесь должен быть вечер, но вот эту часть, – незнакомец ткнул пальцем, – художник рисовал утром, а свет после не исправил. Понимаете? Небрежность. – Он улыбнулся.

– О! – только и сумела сказать Нина.

– А вот здесь… – Незнакомец сам провел молодую женщину по залам, указывая на ходу ей на те или иные недочеты картин. Нина была очарована: о многом не знала даже она!

– Скажите, а почему картины висят так? – спросил вдруг незнакомец.

– Что Вы имеет в виду? – удивилась Нина.

– Ну, насколько я знаю, академики выделяют периоды в творчестве Феррано несколько иначе.

Нина, краснея, пояснила.

– Думаете?

Нина кивнула, незнакомец почему-то улыбнулся.

– А вот эта картина, – он указал на «Портрет мертвой женщины», – почему она висит отдельно?

– Я думаю… – Нина вздохнула. – В картина Феррано ранее не было трагизма. Понимаете? Он рисовал только радость, красоту. А здесь – смерть. Я думаю, что-то с ним произошло тогда, ведь картина нарисована после длительного перерыва. Что-то что переменило его... Знать бы только что?..

Они оба вгляделись в картину. На ней изображена женщина, глубокая старуха, сидящая в кресле на террасе дома. По всей видимости, родственники вывели её погреться на солнышке, и ещё никто не знает о случившемся.

– Посмотрите, она ведь улыбается, – продолжила Нина. – Она прожила долгую жизнь и умерла так, как подобает в старости. В тепле, достатке, в своём доме. Я думаю, что Феррано только тогда начал понимать, что такое смерть.

– Спасибо, – сказал вдруг незнакомец и пожал ей руку.

Это было так неожиданно, что Нина раскраснелась и быстро затараторила:

– А Вы знаете, Феррано не нарисовал ни одного автопортрета!

– Почему Вы так решили? – рассмеялся незнакомец. – Он нарисовал уйму автопортретов. Разве можно научиться рисовать чужое лицо, если не можешь изобразить своего собственного?

– Но ведь нет ни одной картины!

– Значит, они уничтожены, вот и всё.

– Но почему?

– Наверное, он просто не хотел, чтобы потомки знали его лицо.

* * *

– Ниночка Аркадьевна, а ведь он красавчик! – сказала вдруг Лариса. Это была ужасно красивая и не менее вульгарная девица, едва закончившая колледж культуры и ещё не успевшая выйти замуж. Нину она откровенно презирала, и сама Нина отвечала ей мягкой нелюбовью.

– Что? – не поняла её Нина.

В тот же день, вечером после работы, она вместе с другими сотрудницами галереи одевалась в служебном помещёнии. Правда, обычно просто так топталась рядышком – прихорашиваться не считала нужным, но уходить первой не хотела.

– Ну, тот парень, что премиленько так взял Вас за руку у той дурацкой картины с мертвой старухой, – продолжила Лариса.

Слова сказаны – смутившуюся молодую женщину окружила стайка коллег, жаждущих подробностей. За Нину говорила Лариса. Оказывается, она успела разглядеть незнакомца с головы до ног: он был хорошо и, главное, дорого одет, явно иностранец, а уж как он смотрел на Нину!

– А из его кармана выпало вот что! – под конец заявила Лариса и достала из кармана флаер какого-то клуба. – Это, между прочим, весьма модное, очень дорогое закрытое заведение. – Она церемонно протянула флаер.

И внезапно Нина поняла, что Лариса ей завидует.

III

Её жизнь иссякла.

С последней картиной, упакованной для отправки, всё утратило смысл. Её тело продолжало дышать, двигаться, но делало это чисто механически, в силу необходимости производить те или иные действа.

Она соприкоснулась с Богом, и ничто более не могло сравниться с этим.

Нина взяла отпуск.

* * *

Весь день она сидела на диване, скрестив руки на коленях, в полной тишине.

Абсолютной тишине.

Давящей тишине.

Феррано!

Она и без того получила больше, чем могла мечтать – она прикоснулась к Богу! И теперь осталось только воспоминать те дни, когда в залах галереи царили его картины, как она шествовала мимо них, говорила о них.

О нём.

«Феррано был величайшим художником своего времени».

«Величайшим? Не надо так громко! Он был небрежен…»

Нина аж вздрогнула. Но ведь есть ещё он! Тот самый таинственный незнакомец, с которым она так легко говорила о Феррано.

Кинулась в прихожую. В кармане плаща разыскала смятый флаер, развернула. На нём размашистым почерком написано: «Мерлинк, 20 числа будет наша вечеринка. Ждем тебя в восемь».

Мерлинк!

Сердце Нины сжалось: незнакомца звали точно так же, как и Феррано! Это не может быть простым совпадением – это знак свыше.

Нина бросила взгляд на календарь: двадцатое уже сегодня.

* * *

В клуб Нину пропустили, стоило показать смятый флаер и слабо пролепетать: «Я с ним. Я к нему». Охранник, конечно, поусмехался, но в сторону отошел. Нина оставила в гардеробе свой куцый плащ, бочком прокралась в зал, заняла место у стены. Огляделась. Мерлинка, по всей видимости, ещё нет.

Сам клуб оказался именно таким, каким она себе его представляла: пафосным и с такими ценами, что похолодело в желудке. Нина заказала чай и хлебные палочки.

В полумраке постоянно происходило какое-то движение. Нина вгляделась – тут же отвела взгляд. Неподалеку от её столика танцевали две девушки, непристойно прижимаясь друг к другу. Вообще в клубе, насколько она могла судить, все держались небольшими группками: по три-четыре человека, чаще парами.

Вскоре Нина поняла, что ей интересуются. Но стоило так подумать, как за её столик села рыжая девица.

– Кого-то ожидаешь? – Она подперла голову белоснежными руками и уставилась на Нину зелеными, как у кошки, глазами.

– Я… да вот… Мерлинка…

– Слышишь, Карл! – девица повернулась и крикнула в темноту клуба. – Она ждет Мерлинка!

– Француза? – отозвался мужской голос; из полумрака материализовался его обладатель – невысокий неприятный тип в очках, с маленькой темной бородкой. – Так его нет! Он может вообще не прийти. – Сел рядом. – А вот мы бы составили тебе компанию. Ты же не против?

Нина испугалась.

– Меня зовут Кира, – сказала девица, – его Карл. А тебя?

– Нина.

– Красивое имя.

Кира пододвинулась к ней вплотную, а Карл, развалившись на своем стуле, с усмешкой наблюдал за ними.

– Ты такая чистая, без метки. – Дыхание девицы коснулось щеки молодой женщины. – Зачем нам ждать Мерлинка?

– Я пойду.

– Не стоит уходить так рано! Ещё не произошло ничего интересного.

Кира сжала ладонь Нины, и от этого прикосновения тело молодой женщины начало наливаться тяжестью.

– Отпустите меня…

– Не бойся! – Кира облизнула губы. – Это совсем не больно, а очень даже приятно.

Она начала расстегивать платье на груди Нины. Пальцы девицы оказались ледяными. Нина попыталась дернуться – не смогла. Она даже вскрикнуть теперь не могла, разве что слабо пискнуть! Испуганно зашарила глазами по клубу, и её взгляд споткнулся… Она увидела, что та самая пара девушек, которых поначалу так смутилась… они делали то, что повергло Нину в ледяной ужас.

Одна девушка была полностью обнажена по пояс, голову запрокинута. Вторая, крепко прижав к себе подругу, целовала её между грудей. По животу первой девушки внезапно пробежала красная струйка, вторая присела, подхватила языком сбежавшие капли, после обернулась и улыбнулась Нине ярко-красным ртом.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – спросила Кира. Она широко улыбнулась, демонстрируя вытянувшиеся клыки.

В клубе никто не обращал внимания на танцующих девушек. Почему? Нина повернула голову – оказалось, что многие заняты тем же самым.

– Вы – вампиры? – Нина закричала, если бы смогла.

Кира рассмеялась.

– Помогите… – слабо простонала Нина – это была всё, на что хватило сил. – Помогите…

Кира села ей на колени, обхватила руками и уже прижалась ртом к груди, как вдруг отпрянула.

У столика стоял таинственный незнакомец Нины.

Мерлинк.

IV

– Das Problem muss man so bald wie möglich lösen. (нем. Проблему нужно решить как можно скорее).

– Ich verstehe. (нем. Я понимаю).

– Aber wenn du sie nicht willst, so kannst du sie uns zurückgeben. (нем. Но если ты не хочешь её, то можешь отдать нам).

– Sag Karl, dass Alles in Ordnung wird. (нем. Передай Карлу, что всё будет в порядке)

Дверь захлопнулась.

Покрывало под ней было гладким – это хорошо. Нина напряглась, потянулась в сторону, к краю кровати – каждое движение по-прежнему стоило неимоверных усилий, как долго это продлится, неизвестно. Наконец, она доползла до края. Зажмурилась и вместе с покрывалом упала на пол.

Прислушалась.

Тишина.

Нина усиленно заработала плечами, выбралась из-под покрывала, поползла к двери.

– Куда собралась?

Нина не ответила. Утроила усердие, но, увы, скорость её от этого не увеличилась.

Вампир склонился над ней.

– Ты не выйдешь отсюда живой. Всё ещё торопишься?

Нина заплакала:

– Отпустите меня! Я никому ничего не скажу!

– Мне жаль.

Он выпрямился, подошел к окну. Нина прикусила губу: кого она пытается разжалобить, вампира!

– Зачем ты вообще пришла?

– Из-за Феррано.

– Что?

– Из-за картин, – пояснила Нина. Ей захотелось соврать, но не стала. Сказала: – Его картины – это единственное, что имеет смысл.

Вампир подошел к ней, опустился на колени.

– Почему?

– Потому что в них есть красота!

«Как странно, – подумала Нина. – Я лежу на полу незнакомой квартиры, наполовину обездвижена, а рядом со мной – вампир. Самый настоящий, не из фильма ужасов! И мы говорим о Феррано. Разве я так себе всё представляла?»

– Красота жизни! – продолжила Нина. – Во всём! В радости, труде, болезни и смерти...

«Жизнь прекрасна даже в смерти, – вдруг поняла она. – Вот что хотел сказать Феррано своей последней картиной».

– Даже в смерти?

– Да! «Портрет мертвой женщины»... Феррано вдруг перестал рисовать, словно в нем что-то оборвалось. И тут, после длительного перерыва, появляется эта картина. Смерть! Он не рисовал трагедий, потому что не видел их – он был знатен, богат и, по всей видимости, красив. Но он понял... сумел понять, что даже в смерти есть своя красота жизни...

Вампир молчал.

Нина закрыла глаза и приготовилась к наихудшему.

Но он встал и ушёл.

* * *

Тогда в клубе, Мерлинк её спас – Нина это понимала. Он её – обессиленную, обездвиженную – на руках унёс в машину, привез сюда. Теперь вот ушёл.

Конечно, сейчас можно было бы поплакаться, но Нина вдруг взбунтовалась.

Жить!

Раз он не убил её сразу, не позволил тем вампирам убить её, то, возможно... возможно ли?..

Нина попыталась припомнить всё, что знала о них. Вроде бы бояться солнечного света? Но Мерлинк спокойно ходит днем по улицам. Святая вода? Где она сейчас возьмет святую воду! Крест, чеснок, осиновый кол? Крест! Это проще всего! Его можно соорудить из любых двух палок.

Вампира в общей сложности не было больше пяти часов. За это время оцепенение почти полностью прошло, разве что левая нога плохо сгибалась. Так ковыляя, она прошлась по комнатам. Их оказалось три, все большие, с хорошей дорогой мебелью. Заглянула в окна: двор где-то там внизу, да и сама местность не знакома – видимо, это один из тех новых микрорайонов, что сейчас растут в городе, как грибы. Телефона нет. Гроба почему-то тоже. Попробовала открыть входную дверь – не смогла. Тогда собрав все свои силы, Нина разломала о стену стул, из его ножек соорудила крест. Принялась ждать.

Пока ожидала, несколько раз поменяла диспозицию, раздумывая, откуда было бы удобнее напасть на вампира. Притаилась.

Вдруг подумалось: а что если вместо Мерлинка придет какой-нибудь другой вампир, например, Кира или Карл? Нина поёжилась. Правда, они позволили французу забрать её, но, похоже, остались недовольны этим. Ведь зачем-то приходила Кира! Нина слышала их разговор, но не поняла его: не знала языка.

Наконец, в замке заскрежетал ключ. Нина приготовилась и, как только дверь открылась, она с криком: «Изыди, нечистая сила!» кинулась на вампира, тот от неожиданности уронил дорожную сумку и пакет, которые держал в руках. И всё. Крест почему-то не помог.

– Вот дура! – в сердцах ругнулся вампир. – Только стул испортила.

Нина в растерянности бухнулась на пол.

– Меня будут искать. – Она была готова разреветься от обиды.

– Ну, конечно! – Вампир подпихнул ей пакет, из которого вывалились продукты. – Иди, лучше приготовь что-нибудь.

– Меня будут искать! – упрямо повторила Нина. – На работе я ценный сотрудник. И дома. Я живу не одна! И у меня есть кошка! Она будет орать!

– Ну, конечно! – Вампир швырнул ей дорожную сумку – там оказались её вещи. – В галерее сказали, что у тебя отпуск.

– Ты собираешься меня здесь держать?

– Да, пока не придумаю, что с тобой делать.

– Но я не выдержу!

– Слушай, это ты свалилась мне на голову, так что будь любезна – иди и приготовь что-нибудь.

В пакете оказалось мясо, овощи, хлеб, красное вино. Будет ли есть сам вампир – Нина не знала, а спрашивать побоялась.

Мерлинк обедать стал. Правда, съел так мало, что даже Нина, привыкшая к скудному рациону, почувствовала себя обжорой. После вампир открыл вино. Нина отказалась: пить в его обществе не хотелось, да и не умела она пить.

Она сидела за столом, сложив руки на коленях, и смотрела на Мерлинка. «Кто он такой? – думала она. – Он спит в постели, отбрасывает тень, отражается в зеркале. В конечном итоге, он есть и пьет! Он – обычный человек! Он – не вампир! Вампиров не существует».

– Кто ты такой?

– Что?

Нина навалилась грудью на стол и закричала:

– КТО ТЫ ТАКОЙ!!

– Успокойся.

– Ты не можешь быть вампиром. Ты – не вампир!

– Я – вампир, – спокойно ответил Мерлинк.

– НЕТ!! Нет, нет, нет!! – Нина ударила кулаком по столу. – Ты – самый обычный человек. Ты – мужчина!

«Конечно же! – вдруг подумалось. – Всё это шутка. Розыгрыш».

Но Мерлинк спокойно сказал:

– Да, я – мужчина. И да, я – вампир.

Нина чуть не взвыла! Его спокойствие сводило её с ума.

– А ты полноценный мужчина?

– В каком это смысле? – удивился Мерлинк.

«Наконец-то!» – возликовала Нина.

– Ну, ты ешь, пьешь... А секс? Тебе нужен секс?

– Да, ведь я мужчина.

«Наконец-то» – снова подумала Нина и начала раздеваться. Рывком через голову стащила платье, швырнула его под ноги вампиру.

– С ума сошла? – опешил он.

– Но ведь ты мужчина. Что тут такого? – рассмеялась.

Нина прекрасно понимала, как она смешна – вся такая нескладная, неженственная, в своем барахольном белье, дешевых колготках.

Мерлинк не ответил.

– Тебе кровь моя нужна? – заорала Нина. – Будет тебе кровь!

Она схватила со стола нож, замахнулась, но Мерлинк успел схватить её за руку.

– Брось! Сейчас же!! – Глаза вампира перелились из черных в красный и снова в черный. Нина послушно бросила нож.

– Отпусти меня. Пожалуйста... – Заплакала.

– Не могу. По крайней мере, сейчас.

– Когда? Когда!

Она рванулась, поцеловала его. Губы вампира оказались холодными.

– Прекрати!!

Он оттолкнул её, Нина упала на пол.

– Прекрати сходить с ума! Я не хочу причинять тебе зла, но есть правила. Понимаешь? – Он склонился над ней. – Понимаешь или нет?

Нина плакала.

– Оденься.

V

Он ненавидел всё, что возвращало его к жизни.

* * *

Что делать с Ниной, Мерлинк не знал. Укусить? Убить? Но он не хотел ни того, ни другого. Отпустить? Значит, просто отдать её в руки Киры и Карла.

«Эти чёртовы немцы!» – никак иначе он их не называл. Мерлинк знал, что они окопались в русской глубинке, просто потому что побоялись возвращаться в Европу после Второй мировой. Нет, не винил – каждый выживает, как может. Встретить их здесь, конечно, не сильно приятно, но всё-таки знакомство давнее. Собственно говоря, именно поэтому и принял приглашение в клуб.

Нина!

Как он разозлился!

Зачем она пошла за ним? Зачем она вообще ворвалась в его жизнь? Зачем она заставляет его жить?

Тогда, в галерее, их встреча была ему приятна – не более! Нина тогда показалась ему такой же погасшей, как и он сам. Сейчас же она обжигает своей жаждой жить. Раньше в ней была тихая, умершая красота, приятная его глазу. Сейчас она буйствует красками. И это только раздражает. Не более того!

Тогда почему же стали потихоньку пробуждаться старые, тщательно забытые инстинкты?

Мерлинк этого не хотел, и поэтому злился.

Он уже долгие годы ничего не желал и не хотел желать.

VI

Прошла неделя. Целых семь дней! Взаперти. В ожидании.

Наедине с чудовищем.

Хотя (Нина это признавала) в быту вампир оказался весьма неприхотлив и, по сути, оказался самым обыкновенным мужчиной. Он любил крепкий кофе, поздно ложился, рано вставал, мало ел, много читал. Но она боялась его.

Нина жила, хватая ртом каждое мгновенье.

Кто знает, сколько их ещё осталось?..

Не зная, как отвлечь себя, Нина каждый день драила квартиру, готовила царские обеды, стирала, утюжила. Замирала лишь ближе к вечеру.

Вампир по щепотке съедал от каждого блюда, благодарил Нину и после уходил в гостиную. Там он включал музыку, открывал вино и усаживался в кресло с книгой. Через некоторое время в комнату мышкой прокрадывалась Нина, устраивалась где-нибудь в уголочке. Шуршала свежими газетами, которые покупал ей вампир. Так, спрятавшись за страницы, они оба исподтишка наблюдали друг за другом.

… Он вдруг стал тревожен – Нина испугалась ещё больше. Может, наконец-то проголодался? Пыталась таиться от него. Не смогла! Ей необходимо было видеть его! Но Мерлинк стал избегать её. И в тоже время он сам искал украдкой встречи с ней.

Так они кружили, запертые в стенах квартиры.

Это не могло продолжаться долго.

* * *

Тем утром Нину разбудило солнце. Оно проникло в комнату и пушистыми лучами растревожило молодую женщину. Нина проснулась. Потянулась. Словно обнялась с солнцем.

Внезапно замерла.

На пороге стоял Мерлинк.

Нина натянула одеяло до подбородка, как будто оно могло её защитить, лицо расцвело, рот скривился в беззвучном крике.

Он словно очнулся.

Отпрянул. Исчез. Послышались шаги – громкие, торопливые. После хлопнула дверь, так же торопливо, громко.

Всё стихло.

Нина напряглась, даже привстала на коленях. Так ли это?

Замок в двери не лязгнул.

* * *

ГОЛОД.

Он лишился разума.

Яркой вспышкой в нём выжглось: тело женщины, окутанное солнцем, пушистые завитки волос…

ЖАЖДА.

Куда более сильная, чем просто жажда крови. Она томила, щекотала нервы вот уже несколько дней. Но он ждал. Знал, что рано или поздно жажда взорвется в нём, растечется по жилам горячим медом. И, наконец, это произошло.

Всё оказалось именно так, как он ожидал! Даже ещё лучше! Сильнее, мучительнее.

Он ринулся прочь. На улицу! А там!.. Он знал, куда идти, что делать и – главное – зачем.

Он дышал, двигался – сладко, жадно.

Он жил.

ЖИЛ!

* * *

Неизвестно сколько времени стояла Нина, вжавшись в дверной косяк.

А вдруг это ловушка? А вдруг он сейчас вернется?

Было холодно – Нина так и не оделась, забыла. Наконец, решилась. Вытянула ногу, ступила на площадку – чуть не рухнула, так дрогнули колени. Ещё шаг... Вжалась в дверь лифта, вслепую зашарила ладонью в поисках кнопки.

– Куда собралась?

Немец возник из ниоткуда.

– Неужели в самом деле! – он облизнулся. – Так французишка решил тебя отпустить? Или он забыл закрыть дверцу, и птичка упорхнула прямо в лапы кошки?

Нина метнулась в сторону – Карл за ней.

– Если хочешь, можешь покричать, но не советую. Это ведь наш дом. Здесь в каждой квартире по вампиру, а делиться-то ведь нам не надо, не так ли?

Нина бросилась назад, в квартиру Мерлинка. Не успела!

– Стой!

Карл схватил её, вжал в стену. Он был страшен.

– Нет! – Нина попыталась оттолкнуть его, но куда ей?

– Мерлинк! Мерлинк! – закричала она, не веря, что он услышит.

Но он услышал.

* * *

Он стоял на первом этаже, ожидал лифт. В обширных карманах плаща – коробка с мелками. Настроение хорошее, даже танцующее.

Как вдруг!

Мерлинк!

Мерлинк! – крик повторился.

Он бросился бежать вверх по лестнице с той скоростью, которую способны развивать только вампиры.

* * *

Мерлинк вырвал Нину, отшвырнул её в сторону. Сказал как можно спокойнее:

– Уходи, Карл.

– Я ГОЛОДЕН! – ощетинился немец.

– У тебя есть свои доноры.

Мерлинк скинул плащ.

– Но ведь ты не хочешь её. ОТДАЙ ЕЁ МНЕ!! – взревел Карл.

– Нет!

И они сцепились.

Тут же на шум из соседних квартир высыпали люди, кинулись разнимать дерущихся. Появилась Кира, заголосила по-русски, по-немецки.

– Ты, чертова дура, забирай своего эсесовца и вали отсюда! – закричала ей одна женщина, армянка.

– Это всё Мерлинк! – причитала Кира. – Карл не виноват! Это всё Мерлинк!..

Но её никто не слушал.

VII

В ванной Нина помогла вампиру снять рубашку, осторожно промыла глубокий укус на шее. Забинтовала. Получилось криво, но лучше она не умела.

– Болит? – осторожно спросила она. Подумала, что лучше вызвать врача. Но кого врача вызвать вампиру?

– Не смертельно, – огрызнулся Мерлинк.

Нина помолчала немного.

– Ты спас меня. Уже второй раз. Спасибо.

Вампир не ответил.

– Ты запирал дверь не для того, чтобы удержать меня?

– Не только.

Нина охнула.

– Карл теперь будет охотиться за мной?

– Он – садист, поэтому... – Мерлинк умолк. – Да, он не позволит тебе так просто уйти.

– Но ты же не оставишь меня? – взмолилась Нина. – А вдруг он вернется!

– Значит, теперь его ты боишься больше, чем меня? – усмехнулся вампир.

Нина прикусила губу.

– Уходи.

* * *

Нина сидела на кровати, обхватив колени руками, прислушивалась. Мерлинк шагал по квартире туда-сюда, хлопал дверями.

«Он голоден, но не уходит. Из-за Карла. Из-за меня», – Нина сжала кулачки. «Сколько всего он уже сделал для меня! – вдруг подумала она. – Неужели мне жалко для него немного крови?»

А ведь действительно! Он заступился за неё в клубе. Он запирал дверь не для того, чтобы удержать её, а чтобы защитить. Из-за неё подрался с тем немцем, что вообще удивительно, поскольку из-за Нины никто никогда не дрался. Да и потом – с кем ещё за всю свою жизнь она так легко смогла говорить о Феррано!

Она прикоснулась к Богу и должна за это заплатить.

* * *

– Почему ты пришла?

Он был на кухне, курил в открытое окно. Насмешливый, властный, сильный. Мужчина.