Текст книги "Банши"

Автор книги: Марианна Соломей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Марианна Соломей
Банши

Безумна до того любовь моя,

Что зла в тебе не замечаю я.

Уильям Шекспир

Чем безупречнее человек снаружи – тем больше демонов у него внутри.

Мне всегда было интересно наблюдать за ней. Она притягивала взгляды, словно магнит. Впервые я познакомилась с Агнией в десятом классе. Вернее просто увидела ее, узнала имя, а она о моем существовании, скорее всего, даже не задумывалась. Какая-то девчонка с параллельного класса. Наверное, так она бы сказала, спроси ее кто-нибудь обо мне. Зато я знала о ней все. Хотела знать. Это может показаться странным, но на это имелись свои причины. Во-первых, в силу моего юного возраста, когда мы любим ставить кого-либо на пьедестал, делать образцом для подражания. У некоторых это знаменитые артисты, у других – старшие братья или сестры, родители, а у меня таким человеком была Агния. Возможно потому, что я довольно замкнутая, у меня мало друзей, но я люблю наблюдать. А наблюдать за людьми вдвойне интереснее, за их историями, выдуманными и реальными, счастливыми и несчастными. Агния уже с детства являлась самым подходящим объектом для такого наблюдения. Далее я объясню почему.

Я училась в лицеи, куда не так просто попасть детям, чьи родители имеют средний достаток. Мне в этом смысле повезло. Моя мама была учителем русского языка в этой самой школе, поэтому ей как-то удалось «протащить» меня в закрытый мир «богатых и знаменитых». Но это не было для меня счастливым билетом, скорее, испытанием. Да, испытанием на прочность, выдержку, терпение. Сначала я испытывала неловкость среди детей, которых привозят личные водители на «Мерседесах» и прочих крутых машинах, которые имеют долларовые банкноты на свои личные расходы. Вещи всегда только брендовые, друзья только из своего круга, места для развлечений самые популярные. Вот был их девиз. А я была среди них чужой. Не только они дали мне это понять, но я и сама в первый же день почувствовал, что мы слишком разные, чтобы быть друзьями. Разные не потому, что я хуже их или лучше. Нет, а потому что мы воспитывались в разной среде, у нас разные представления о жизни, разный финансовый достаток, в конце концов. Вначале, конечно же, я пыталась переступить этот порог, взглянуть на их «мир». Наивная! Я думала, что это все только условности, предрассудки, что все мы одинаковые. Я старалась быть дружелюбной, доброжелательной, но не умаляя своего достоинства. Я не была ни услужливой, ни навязчивой. Хотя если бы я была такой, то нашла бы «друзей». Я просто относилась к ним со всей открытостью, с какой отнеслась бы к любому другому человеку, невзирая на достаток. Но эти избалованные дети отвергли мое общество. Я не винила их в этом и не держала обиды или злости. Просто приняла как очевидный факт. Среди этого избранного общества встречались разные люди, характеры, как и в любом другом. Были те, которых богатство и власть их родителей совершенно испортили. Капризные, эгоистичные, неприспособленные к жизни. Они думали, что все дается легко и просто, стоит только иметь деньги. Вот эту категорию людей я и сейчас избегаю, испытывая неприязнь. Хотя они ли виноваты в этом? Их так воспитали, им привили эти нормы. Некоторых даже жаль: одинокие, но поэтому всегда окруженные толпой людей, с ограниченностью взглядов, суждений, как средневековые феодалы.

Были и честные, добрые дети, просто привыкшие к такой обеспеченной жизни и не представляющие себе никакой другой. Мне нравилось наблюдать за их веселой беспечностью и жизнерадостностью. Они и представить не могли, что жизнь может быть другой: тяжелой, безнадежной, безденежной. Бедные районы, серые дома с маленькими комнатками, вчерашние невкусные макароны, которые ты обязан съесть, если не хочешь мучиться от голода. Конечно, такая жизнь тоже была мне чужда, но я видела ее и соприкасалась с ней. Моя семья была среднего достатка, но, как мне казалось раньше, в ней царили тепло и уют. Но я знала, что может быть и по-другому. Школа, в которой я проучилась семь лет, перед тем как перевестись в лицей, представляла собой широкий спектр человеческих судеб. В моем бывшем классе два ребенка были из неблагополучных семей, половина класса воспитывалась в неполных семьях. Но зато у меня там были друзья. Даже смешно вспомнить, какие иллюзии я питала, когда мама сказала мне, что со следующего года я буду учиться в лицее, где она работает. Я начала рисовать в своем воображении радужные картинки: большое здание школы, выкрашенное в приятный светло-розовый цвет, просторные коридоры с картинами на стенах, цветами на подоконниках, светлые классы, учащиеся в одинаковой аккуратной форме. Я хотела быть частью этой прекрасной жизни, но в тоже время боялась. Все было так, как я и воображала, но только внешне. «Тебе никогда не быть частью нашего мира» словно было написано на лицах этих изнеженных мальчиков и девочек.

Некоторые относились ко мне прямо-таки враждебно, хотя я и не давала повода. Кстати, злые шутки, провокации по отношению не только к одноклассникам, но и к некоторым учителям (в том числе моей матери) были их рук дело.

Другие – насмешливо, будто я была диковинным зверьком, попавшимся им на глаза. Они рассматривали мои недорогие (по их меркам) вещи, удивлялись, что я каждый день езжу на автобусе. Я не утверждаю, что в этом лицеи собрались только злые и ужасные, а в обычных школах все белые и пушистые. Нет, и в моей бывшей школе было достаточно и хулиганов, и зазнаек. Но только здесь я впервые столкнулась с холодной вежливостью, отстраненностью, даже высокомерием, обычно не свойственной детям.

Конечно же, я встретила и совершенно иных детей. Они обращались со мной как с равной. Или просто не замечали нашего отличия? Одной из них была моя подруга Алиса. Немного легкомысленная, веселая девчонка с большими голубыми глазами и светлыми кудряшками. Ее отец владел сетью магазинов, а мать была ярким образцом «гламурной блондинки». Она была намного моложе своего преуспевающего супруга, все время была занята только собой, поэтому уделяла мало внимания дочери. Алиса, несмотря на безразличие матери, но обожание отца, оставалась простодушной и открытой. Она была кокетлива, эмоциональна, мечтала стать актрисой. И, в общем, должна была продолжить путь своей матери. К слову, так все и было. Я встретила ее год назад на одной из премьер популярного, но бездарного спектакля, о котором я делала репортаж.

– Привет! – услышала я тонкий восторженный голос позади себя. Оглянувшись, я увидела миниатюрную молоденькую девушку с длинными светлыми волосами, наращенными ресницами и ногтями красного цвета. Дорогое короткое платье, множество несуразных украшений, драгоценностей. «Типичная кукла. Откуда она меня знает? Хотя можно догадаться. Хочет, чтобы я написала о ней статью. Или вернее написала за нее что-нибудь». Такие предложения, кстати, поступали ко мне не раз.

– Неужели ты меня не помнишь? – улыбаясь, спросила эта миловидная блондинка. – Я – Алиса. Мы учились вместе в восьмом классе, а потом я уехала.

– Алиса! – искренне удивилась и обрадовалась я. Как-никак, она была моей единственной подругой в лицее.

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Ее глаза светились, как у ребенка. Все-таки она осталась той самой милой девочкой. Ее не испортили ни деньги, ни это напыщенное общество. Меня это порадовало.

– я слышала, что ты стала журналистом. И даже выпустила книгу, – восторженно продолжала Алиса. – Какая ж ты молодец!

– всего лишь роман, который не особо пользуется популярностью, – скромно улыбнувшись, ответила я. Хотя мне было приятно слышать, что эта небожительница (коей я считала ее в детстве) знает о моих успехах.

– что ты! Я сама еще не читала его, но увидела твою книгу у моей свекрови. А она, знаешь, такая умная. Что попало читать не будет. Мне было так приятно сказать ей, что я лично знаю писательницу. Правда она так недоверчиво на меня посмотрела. Ох, дорогая, знала бы ты, как мне тяжело с ней приходится! Очень вредная тетка, – щебетала Алиса.

– так ты вышла замуж! Поздравляю!

– да, – самодовольно сказала она и указала мне взглядом в сторону. – Вон мой муж разговаривает с кем-то. Правда, милашка?

«Милашке» на вид было лет сорок. Высокий, крупного, но спортивного телосложения. Видно, что следит за своей внешностью очень щепетильно. Кожа чересчур загорелая в это осеннее время. Под глазами белые круги, нетронутые загаром, которые часто бывает у тех, кто увлекается солярием. Да, тот тип мужчин, который мне никогда не нравился. Слишком самовлюбленный. Я была почти уверена, что он выбрал жену не только за богатство и положение, в котором и сам не нуждался, но и за внешность. Ему наплевать на характер, ум избранницы. Такие мужчины относятся к женщинам, как к дорогому автомобилю, своей любимой игрушке. Привязанность, любовь, жертвенность для них пустой звук. И вскоре он найдет другую, более молодую или более красивую. Если уже не нашел. Да, и ему не понять, что Алиса не такая, как другие силиконовые куклы, хотя и выглядит как они. Не оценит ее простоты, душевности. Алиса же влюблена в своего мужа. Но не той любовью, которая может убить, не той, что сильна, как смерть. Нет, такие чувства ей, к сожалению, неведомы. А может к счастью. Алиса слишком зациклена на себе, чтобы любить кого-то сильнее, чем себя саму. Она была лишена материнской любви и ласки, а эта пустота была заполнена отцовским обожанием и восхищением. Для Алисы любовь – это внимание, ласка, дорогие подарки, романтика. К человеку, который все это ей даст, она способна испытать нежность, привязанность, умиление, как к домашней собачке. Природу ее чувств я изучила еще в школьное время. Помню, Алиса пригласила меня к себе домой. Для моего неискушенного взгляда этот огромный коттедж, в интерьере которого смешались несовместимые стили (это я понимаю только теперь), картины, вся его помпезность, показался великолепным. Настоящий дворец! Я не могла понять, как люди живут в такой роскоши, как Алиса может равнодушно относиться ко всему этому. Моя подруга же решила показать себя настоящей хозяйкой. Она уверенно отдавала приказы кухарке и другой прислуге, подражая, видимо, матери. Выпив чаю с нежнейшими пирожными, Алиса предложила погулять в саду с Мерли, ее мопсом. С какой нежностью она относилась к этой собачке! Я даже восхитилась ее добротой. Но вскоре Алиса сообщила мне, что «эта противная собака расцарапала ей все руки и стала совсем неинтересной», поэтому они отдали Мерли служанке.

Все-таки это главный недостаток Алисы: она не способна на глубокие чувства и долгую привязанность. Но ведь как бы ей тяжело пришлось, будь она более глубокой натурой. Это своего рода защита от жизненных обстоятельств.

– он бизнесмен. Это отец познакомил меня с Толиком, – вернул меня к действительности голос Алисы. – У них были какие-то совместные дела по бизнесу… Я так счастлива сейчас!

– а твоя мечта исполнилась? Ты стала актрисой?

Алиса погрустнела.

– пока нет, но я надеюсь. Как же я хочу быть актрисой! Я чувствую, что рождена для этого. Хотя папа говорит, чтобы я бросила глупые мечты. Он и слышать об этом не хочет, особенно после развода с мамой… Зато Толенька поддерживает меня во всем. Этим он меня и завоевал. Толя даже папе сказал, что я талантлива, и он верит в меня. Это так приятно, ты не представляешь!

– а ты не пыталась поступить в театральный? Нужно же что-то делать для реализации своей мечты.

– сначала я пыталась поступить сама, но меня не приняли. Хотя ты только посмотри на этих бездарных актрис! Как будто я так не смогу сыграть! – гневно сказала Алиса. Уверенности в себе ей не занимать. Затем улыбнувшись, добавила:

– но Толик договорился, и меня примут на следующий год. Он сказал, что и роль мне скоро дадут. А сейчас я стараюсь не пропускать премьеры, посещать все эти спектакли. Набираюсь опыта, так сказать.

– рада за тебя.

– кстати, я читаю твою колонку о светской жизни в блоге. Может, скоро ты и у меня возьмешь интервью.

– возможно, – ответила я, хотя эта работа в интернет журнале мне порядком поднадоела.

– ты тоже молодец! Сама книгу написала! – восхищенно сказала Алиса, будто бы о каком-то подвиге. – Я бы, наверное, так не смогла. Хотя кто знает…Пути господни, как говорится, непосвятимы

Да-да, именно так и сказала будущая актриса.

Вскоре я и вправду увидела ее на экране, переключая каналы, случайно наткнувшись на какой-то фильм. Алиса слишком наигранно изображала любовницу старого богача, капризную и взбалмошную.

И как я могла смотреть на нее с восхищением, когда была подростком? Ее красота, модная одежда скрывали истинную картину. Ее поверхностное отношение ко всему. Только теперь я поняла, что она дружила со мной, потому что грелась в лучах моего глупого обожания. Иногда я замечала презрение на ее лице. Алиса часто приглашала меня сходить в кино или какое-нибудь кафе с безумными ценами, которое она посещала с родителями. Какое же недоумение вызывал мой ответ о том, что у меня нет денег на это. Алиса предлагала заплатить за меня, но я всегда отказывалась, так как этим, мне казалось, разрушу нашу дружбу.

Но Агния была совсем другой. Этим она и представляла для меня интерес. Агния перешла в нашу школу в десятом классе. Она оказалась в параллельном со мной классе. Впервые о ней я услышала от своих одноклассников.

– видел эту новенькую? – спросил у своего друга Паша, сын депутата, который в дальнейшем и остался таким же бабником, прожигателем жизни, завсегдатаем клубов.

– рыжую?

– а какую еще?!

– ничего такая. Я бы…

– а вот дальше можешь ничего не говорить! Она моя. Мне она сразу понравилась, – упрямо сказал Паша так, словно говорил об очередной игрушке, которую он хочет получить.

– ну, и ладно! – легко сдался его «соперник».

На перемене я любила сесть куда-нибудь с книжкой, оставаясь незамеченной. Перелистывая страницу, я подняла глаза и заметила эту самую «новенькую». О том, что это она, догадаться было несложно. Во-первых, раньше я ее не видела в лицеи, во-вторых, по рыжим волосам, которые были упомянуты в диалоге моих одноклассников.

Она облокотилась на подоконник и смотрела в окно. Не знаю почему, но я стала ее разглядывать. Рыжие густые волосы легкими волнами ложились на плечи, миловидное лицо, маленький рот упрямо сжат. Глаза зеленые.

Слишком беспокойным, странным был ее, укрытый ото всех, взгляд. Особенно для беспечной, юной, богатой девушки. Ни у кого до этого я не видела такого отчаяния, как в ее глазах. О чем она думает?

Затем я стала свидетелем «боевых» действий Паши. Он незаметно подкрался к девушке и тронул за плечи, улыбаясь. Она даже не вздрогнула! Продолжала смотреть своими странными немигающими глазами куда-то вдаль (и как это Пашка не обратил на это внимание? Хотя этот поверхностный мальчик вряд ли поймет что-нибудь). Затем медленно обернулась, успев придать своему выражению дружелюбие и жизнерадостность. Паша протянул ей руку, представившись, а затем начал говорить комплименты, к которым она оставалась равнодушна. Агния улыбалась, смеялась над его шутками, но была глубоко безразлична к его ухаживаниям. А он, глупый, воображал, что покорил ее. Но когда Паша ушел, она улыбнулась насмешливо и грустно, что стало ясно о его провале. Ему не завоевать сердце Агнии.

С этого дня я начала интересоваться жизнью Агнии как увлекательной историей. Наконец-то в этой школе, где я откровенно скучала, нашлось нечто привлекающее внимание, нечто новое, как глоток свежего воздуха.

Итак, я узнала, что отец Агнии – известный в Москве и за ее пределами психотерапевт, владелец частной клиники. Родителей ее я так и ни разу не увидела в школе. Видимо, они были настолько занятыми людьми, что у них не хватало времени даже на собственную дочь. Хотя это неудивительно. В этом лицеи у многих были родители, не интересующиеся жизнью своих детей. Но Агния не выглядела ущемленной или страдающей от недостатка любви и ласки. Она была жизнерадостной, веселой, энергичной. У нее вскоре появились школьные друзья (в отличие от меня, которая училась здесь уже третий год). Агния умела нравиться людям. Мне кажется, что она и сама не могла поверить в то, что кто-то ее не любит.

Я была уверенна в том, что она обязательно окажется любительницей развлечений, равнодушной к учебе. Ведь это так часто случается: человек такой привлекательный и интересный внешне, бывает пуст и пресен внутри. Но здесь, к счастью, я ошиблась. Агния стала одной из лучших учениц в своем классе. Она была неимоверно упорна и амбициозна. По крайней мере, не хотела быть в числе посредственных учащихся. Уже через три месяца она заняла свою позицию: прилежная ученица, лидер. К тому же Агния хорошо рисовала, поэтому ее назначили управлять редколлегией школы. Как-то администрация школы объявила выставку творческих работ школьников. Это могли быть: различные подделки, вышивки, художественные фотографии, рисунки. Я не обладала никакими талантами, но решила сходить и стать ближе к искусству. Все-таки чувство прекрасного мне не чуждо, какой бы черствой я не казалась. Многие работы были милыми, детскими, но не более. Некоторые были откровенно скучны. Были и такие, которые явно выполнил не ребенок, а какой-то профессионал. Я усмехнулась про себя, прочитав фамилии этих «талантов». И вот разочаровавшись и не насытив своего эстетического аппетита, я направилась к выходу. Вдруг замерла возле стены с картинками. Здесь мало кто останавливался, так как такое творчество, наверное, было неинтересно подросткам.

– как она классно рисует! – услышала я голос школьниц и оглянулась, желая увидеть тех, кто разделяет мое мнение. Но оказалось, что я была одинока в своем выборе. Три девочки стояли возле стенда с красочными яркими пейзажами и натюрмортами. Я посмотрела на надпись, которая гласила имя автора: «Агния Давыдова». Да, талант есть, но нет души. Все аккуратно, обдумано, но нет личности, чего-то своего. В общем, в духе нашей юной художницы. Сделав такое заключение, я снова принялась разглядывать заинтересовавшие меня работы. Их было всего три, но зато какие! Все выполнены карандашом. На первой изображен мужчина. Он сидит в пустой комнате на стуле, обхватив голову руками и тем самым закрыв свое лицо. Вдалеке на полу валяется игрушка. Он не плачет. По крайней мере, мне так показалось. Но чувствуется отчаяние, охватившее его. Это видно по его напряженной фигуре, какой-то неестественной позе и рукам. Да, руки были изображены лучше всего. Красивые, сильные, с длинными пальцами, но сейчас на них вздуваются вены, словно на эти руки легла непомерная тяжесть. Затем я обратила внимание на следующую картину: лицо молодой женщины, наполовину прикрытое волосами. Можно увидеть только ее правый глаз, лоб и рот. Ее лицо спокойно, но так кажется лишь на первый взгляд. Стоит только приглядеться к этим едва заметным морщинам на лбу, презрительно опущенным уголкам рта, хотя она и старается сдержать свои эмоции. Но все выдают глаза. Большие светлые глаза, в которых блестят слезы. Грустные глаза. Какие противоречивые эмоции она пережила в тот миг! Удивительно, как это удалось запечатлеть автору рисунка. Здесь и презрение, и горечь от этого чувства, будто она сожалеет, что не может его сдержать, и жалость, и даже любовь. Я не могла оторвать взгляд от этого портрета, но все же желание увидеть следующую картину взяло верх. Две девушки, прислонившись друг к другу спинами, сидят на траве. Одна улыбается, ее лицо излучает умиротворение и покой, а вторая крепко прижимает колени к груди и удивленными глазами смотрит на свои руки. Я подошла поближе и пригляделась. Что же такого интересного она там видит? Чуть выше запястья изображены четыре тонкие параллельные друг другу линии. Царапины. Словно кто-то провел длинными острыми ногтями по руке. Может кошка? Подумала я, боясь предположить другое. Сразу вспомнилась рука Фредди Крюгера со стальными ногтями. Я сделала шаг назад, еще раз пройдясь взглядом по всем картинам. Они, безусловно, необычны, прекрасны в своей оригинальности и мастерстве, но в них было что-то больное. На них тяжело смотреть, но так трудно оторвать взгляд.

Наверное, какой-то профессиональный художник выполнил на заказ эти картины. Только тот из учащихся, кто заказал их, не учел несоответствие собственному возрасту и художественному таланту. Учащийся этого благопристойного лицея не мог обладать таким больным воображением. Хотя вряд ли бы он согласился купить именно эти рисунки. Скорее взял бы вот такие солнечные пейзажи, как у Агнии. Какое-то странное сомнение закралось в мою душу. Почему не указан автор работ?

– извините, а вы не скажете, чьи это рисунки? – спросила я у проходившей мимо учительницы по рисованию. Она остановилась и посмотрела на стенд, на который я указывала.

– Агния из десятого класса. Очень талантливая девочка, хотя эти картины не совсем удачны. Мы их сначала не хотели вешать, но она сама попросила. Видимо, она ими гордится. Ты лучше посмотри на вон те ее работы! Они гораздо лучше выполнены.

Как?! Неужели она могла нарисовать такое? Я была немного шокирована. Но в тоже время новое чувство уважения и любопытства завладело мной.

Какая же ты на самом деле, Агния? Сколько слоев покрывает твою душу и сердце? Ты ли это настоящая, когда весело болтаешь с друзьями, со спокойным милым лицом? Или ты та, которая рисует черно-белые лица страдающих людей?

Возвращаясь домой в переполненном автобусе, я думала о противоречиях Агнии, а утром встретила ее возле дверей школы. Она вышла из машины и прошла мимо меня, даже не заметив. А чего я еще хотела? Чтобы она рассказала мне о своих мыслях? Стать ее подругой? Конечно, нет. Она живет в своем прекрасном мире, который всегда будет недоступен мне. «Посторонним вход воспрещен!». Вспомнилась мне вывеска, которую я недавно где-то видела. Вот такая же будет всегда появляться и передо мной. А для такой как Агния всегда будут открыты все двери.

Как же быстро мчится время, каким бы тяжелым и невыносимым оно ни было. Оно все равно проходит и не ждет нас. А мы наблюдаем проносящиеся мимо картины своей жизни, как будто к нам они не имеют никакого отношения. Вот ты еще держишь за руку такую молодую маму, а вот, смотри, тебя ведут в первый класс, и ты гордо прижимаешь к груди букет цветов для своей первой учительницы. Картина сменяется новой, где ты сдерживаешь слезы от чувства обиды или безответной любви, веселишься с друзьями или пробуешь свою первую в жизни сигарету, а уже постаревшие родители смотрят на тебя не с умилением, а осуждающе. Веселая студенческая жизнь, общежитие и надоедливые соседи, друзья, с которыми, кажется, не расстанешься никогда. Но пролетает и этот эпизод, и ты снова в другой обстановке, с другими людьми, сам уже совсем другой. Где та наивность в глазах, восторг от ожидания праздника, юношеские надежды, чувство азарта? Почему теперь эти глаза, твои собственные, которые каждый день видишь в зеркале, стали такими уставшими и безразличными? Вокруг них уже появились первые морщины, а лоб пересекают горизонтальные полосы, как печать прожитых лет. Печать твоих эмоций, чувств, переживаний, боли. Всех твоих воспоминаний как хороших, так и плохих. А разве от воспоминаний можно избавиться? Так и от этих морщин. Хотя сейчас все возможно с помощью пластической хирургии. Но ведь это будет уже не твое лицо, а лишь маска. А там, под ней, ты ничего не изменишь. Не поможет ни скальпель хирурга и его умелые руки, ни чудодейственные крема. Все остается там, далеко внутри. Я думал, что я умею читать по лицам, но оказалось, что это не всегда так. Ошибся я лишь единожды. Но можно ли это считать ошибкой?

Оглядываясь назад, я удивляюсь, как много пролетело мгновений, этих картин жизни, а я их совсем не помню. Я возвращаюсь в тот день. Я еду в поезде и смотрю в окно на проносящиеся мимо дома, деревья, станции. О чем я думал тогда? Ах, да! О подписании контракта, о делах строительной фирмы, о недавней ссоре с Тамарой. Из-за чего же мы тогда поругались? Она не хотела, чтобы я ехал в Москву. Всегда такая спокойная и неконфликтная, в тот день она словно сошла с ума.

– разве тебе обязательно туда ехать?

– он мой давний приятель. Я не могу не поехать. Тем более, от этого зависят дела компании.

– тебе всегда работа важнее меня! – каким-то чужим визгливым голосом крикнула Тамара.

Я никогда не видел ее в таком истеричном состоянии.

– ты сама знаешь, что это неправда.

– нет, это правда! Ты бы мог отказаться ради меня, но ты никогда не сделаешь этого. Я же тебя знаю. Ты никогда никого не слушаешь!

– тогда зачем эти бесполезные разговоры? Ты сама все сказала, – ответил я и тут же пожалел о произнесенных словах. Тамара замерла, словно от пощечины, медленно опустилась в кресло и заплакала.

– значит, все-таки я для тебя ничего не значу, – глухим голосом произнесла она.

Зачем я так необдуманно это сказал? Я же знаю, насколько чувствительна она бывает. Тамара сама осторожно относится к чувствам других людей, и к себе требует такого же отношения.

– прости меня! – сказал я, подсаживаясь рядом с ней и обнимая за вздрагивающие от рыданий плечи. – Ты мне очень дорога. Тома, я тебя люблю, ты же знаешь!

– не так сильно, как я. Если бы ты был на моем месте, я бы ни на шаг не отошла от тебя. А ты бросаешь в такой тяжелой для меня ситуации.

– пойми же меня! – я пересел в кресло напротив и посмотрел на ее заплаканное лицо. В этот миг будто какое-то предчувствие коснулось меня. Я должен остаться! Но мой упрямый разум снова завладел всеми чувствами. Бессильное раздражение и равнодушие смешались в моей душе.

– я всегда пытаюсь понять тебя. Всегда! – она взглянула на меня своими большими карими глазами, мокрыми от слез. – У меня такое чувство, что я не должна тебя отпускать. Что-то случится. И я боюсь.

– милая моя! – я улыбнулся, пытаясь рассеять эти ненужные бессмысленные страхи. – Что может случиться? Все будет хорошо. Впереди нас ждет только счастье.

Кого я пытаюсь успокоить: ее или себя?

– сегодня, когда я собиралась в больницу, произошло кое-что странное, – начала рассказывать Тамара, смотря куда-то в сторону. – Я уже почти вышла из комнаты, когда услышала треск, словно что-то упало. У меня сердце в пятки ушло. Я оглянулась и увидела на полу рамку с твоей фотографией. Стекло разбилось.

– наверное, стояло на краю. Вот и упало.

Меня немного раздражала ее привычка везде расставлять рамки с фотографиями.

– нет, я помню, что подходила к этой полке и видела, что рамка стояла прочно и не могла упасть.

– Тамара… – устало сказал я, но она меня нетерпеливо перебила:

– послушай дальше! Я перепугалась тогда, подумала, что с папой что-то случилось. Я начала собирать осколки и порезалась. Вот тогда я все и поняла. Это знак, что кто-то хочет забрать тебя. Будто я уже чужая и не имею права прикасаться даже к твоей фотографии.

– я не думал, что ты веришь во всякие дурацкие приметы. Просто ты волновалась в тот момент, вспомнив об отце, вот и была неосторожна.

Я подошел к ней и обнял на плечи, снова чувствуя прилив нежности и любви, как и прежде.

– да и кому я нужен? – смеясь, спросил я. – Старый некрасивый дядька.

– я так тебя люблю. Так сильно, – сказала она, будто сама себе, не слыша моих слов.

Это была наша первая ссора. Наверное, теперь стоит разъяснить всю ситуацию подробнее. Тамара – моя невеста. Мы познакомились в Питере, где и я и она жили с детства (у нас вообще было много общего). На момент нашего знакомства мне было двадцать шесть лет, а Томе двадцать три года. Я только расстался с девушкой, когда мой школьный друг сообщил, что будет отмечать свой день рождение в ресторане, который мы часто посещали нашей дружной компанией. Собралось довольно много людей, но во всей этой кутерьме я запомнил лишь одну девушку по имени Тамара. Красивая, темноглазая, с длинными черными волосами, статной фигурой. Мне всегда нравился именно такой тип женской внешности. К концу вечера мы уже многое узнали друг о друге и обменялись номерами телефонов. Тамара только недавно вернулась из Германии, где получила степень магистра. Ее отец был владельцем небольшой респектабельной гостиницы, где она теперь работала администратором. Мать преподавала в университете, который окончил и я. К слову, строгая, но справедливая женщина.

После разговора мне уже стало понятно практически все о Тамаре. И эту информацию я почерпнул не только из ее рассказа, но и увидел в ее лице, глазах. Сам не знаю как, но мне всегда удается угадать характер человека, даже видя его первый раз в жизни. И я снова оказался прав. Тамара была честной, практичной (в хорошем смысле этого слова), сдержанной, послушной дочерью (такой же она станет и женой), хорошим чутким другом. Мы встречались уже пять лет, три из которых жили вместе, и собирались пожениться через два месяца. Не сделали мы этого раньше по моей вине. Я не то, чтобы сомневался в себе (я ненавижу сомнения), а тем более в ней, но что-то все время останавливало. Тамара была идеальна для будущей жены, для создания семьи. И она давно была готова к этому, а я все время находил какой-то предлог. Я знал, что мне хорошо с ней, что я люблю ее. Но и хотел быть уверенным на все сто процентов. Я привык быть абсолютно уверенным во всех своих действиях и поступках. Второй причиной было то, что я, как и многие другие мужчины, боялся потерять свободу. Только сейчас я по-настоящему понимаю, насколько призрачно это слово: «свобода». Что это такое? Возможность приходить домой в любое время суток, ни перед кем не отчитываясь? Или бесконечные гулянки, друзья, поиск идеального партнера? Иногда можно оставаться вечным холостяком, но не знать, что такое быть свободным. Пока мы смертны, нам неведома настоящая свобода. Мы всегда зависимы: от родителей, работы, денег, жены, любовницы, привязанностей, сигарет или алкоголя, привычек, которые уже впитались в кровь.

И я ошибался, и я верил в свою исключительность. Мне казалось, что я могу контролировать все, что происходит в моей жизни.

Мы уже три года как жили вместе в моей квартире. Это называют гражданским браком, но мне кажется, это определение не подходит для наших отношений. Мы были настоящей супружеской парой. Конечно же, это была лишь иллюзия, попытка обмануть самих себя, но так было легче для Тамары. Я знал, как тяжело ей было решиться на этот бессмысленный «брак». К тому же, ее родители были против. Я был знаком с ними, и они приняли меня как члена своей семьи, но не могли понять, почему же нам не зарегистрировать наши отношения и уже потом начать «строить» свою семью. Проверить свои чувства, узнать подходим ли мы друг другу – для родителей Томы эти слова были непонятны, как для людей старшего поколения, для которых семья являлась самым главным в жизни. Они и своей единственной дочери прививали такие ценности, отличные от современных. Но они приняли решение Тамары как бы это ни было для них противоестественно. Я помню глаза Тамары, когда предложил ей попробовать жить вместе. Они озарились счастливым огнем, обманутые ложной надеждой. Тамара думала, что наконец-то после двух лет отношений я сделаю ей предложение, как обрадуются ее родители, как она будет обустраивать наш дом…Как же жестоко я разрушил ее надежды. Конечно, в тот миг я готов был переступить через свои чувства, чтобы не причинять боль ей, но это был лишь временный порыв. Жертвовать собой ради кого-то было чуждо для меня, даже если этот человек мне и дорог.