Текст книги "Все, кроме любви"

Автор книги: Марианна Красовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3. Хозяин

Саманта сидела на полу в углу, прикрыв глаза и откинув голову. Сквозь ресницы она украдкой наблюдала за мужчиной, который, матерясь сквозь зубы, пытался обнулить настройки ошейника. Смотреть на хозяина было нельзя. Прямо нельзя. А если так, что он не замечает, то, наверное, можно. Во всяком случае, током ее больше не било. От прошлого удара она всё же потеряла сознание, а очнувшись, помнила только, что случилось что-то важное, а что – непонятно.

Строго говоря, это был и не ток вовсе. Просто ошейник был настроен индивидуально, синхронизирован с чипом личности и воздействовал болевыми импульсами то ли на мозг, то ли еще как-то – она совершенно не разбиралась. Откуда-то она знала, что такое удар током. Это были явно не те ощущения. Ошейник мог даже регулировать степень боли в зависимости от проступков. При прямом нарушении приказа скручивало так, что можно было потерять сознание. При незначительных промахах импульсы были слабее.

Если Саманте удавалось побыть в покое, что было в доме рроу Кирау нередко, и просто посидеть неподвижно, то можно было вглядеться в себя и вспомнить, кто она такая. Вспомнить, что у нее был дом. Детство. Юность.

Муж.

Муж – это странно.

У Джоша зазвенел входящий вызов на комме. Он с ненавистью ткнул в кнопку и злобно уставился на круглое веселое лицо коллекционера.

– Рроу Да-Эдра, – защебетал Альдрос. – Я совсем забыл, что вы можете не знать! Рабам обязательно надо добавлять в еду специальное лекарство! Его можно получить бесплатно в любой аптеке по идентификационной карте. Не забудьте, это очень важно!

– Что за лекарство? – ровно спросил Джош, изо всех сил сжимая край пластикового стола. – Какова его функция?

– Это для послушания и спокойствия. Ну и чтобы замедлить работу некоторых участков мозга.

– А если его не принимать?

– Будут проблемы, – вздохнул коллекционер. – Может бунтовать, а то и хуже – из окошка выпрыгнет. Не рискуйте, прошу вас. Если пожелаете вернуть в социум – я ведь видел, вы эту девочку раньше знали – только под присмотром специалистов. Знаете, после рроу Дейдрэ женщины… в общем, не стоит так говорить, но они очень плохи. Самоубийство – это очень частая проблема.

Джош оглянулся на Саманту. То, что она смотрит на него, он чувствовал. Она до сих пор не узнала его, и это пугало. Разумеется, никакими веществами он пичкать ее не будет.

– Ты есть хочешь? – устало спросил квантр. – Или пить? Или в туалет? Вот что, я приказываю: если захочешь в туалет – сходи самостоятельно, – и, вспомнив инструкцию, добавил: В этом доме ванная одна. Ходи туда. Поняла? Вода в графине. Захочешь пить – нальешь себе. Внутри дома можно делать всё в разумных пределах. Сидеть везде, лежать везде. Вроде всё сказал. А поесть я приготовлю.

Денег у него оставалось совсем немного, он уже заказал для нее пару комплектов белья, со стыдом и угрызениями совести выбрав самые дешевые модели. Прежняя Саманта даже не взглянула бы на них. Этой придется немного потерпеть временные неудобства.

Но Саманта, когда он отдал ей белье, побелела, покраснела и упала на колени, прижимая свертки к груди, да еще руки целовать пыталась, и Джош все же не выдержал – позорно сбежал из дома и до вечера шатался по узким улочкам старинного города, а потом вспомнил, что есть ей не приказал. И вообще Саманта никогда ничего не готовила, и даже не представляла, что еда может появляться в виде набора продуктов. Выругавшись, квантр помчался домой, но на полпути замер, уставившись на афишу стриптиз-клуба. Там явно был изображен мускулистый красавчик с хвостом. Итак, первый из пропавших соотечественников найден. Осталось только дождаться денег и можно его вытаскивать. Если так пойдет дело – то и трех месяцев ему не понадобится. Быстро управится, быстро вернется и сдаст Саманту специалистам.

Сэм, оставшись в доме одна, откровенно запаниковала. Что ей делать, она не знала. Хозяйственным рабом она никогда не была, могла, конечно, вымыть посуду или вытереть пыль, но и всё. И на то нужен был приказ. От вынужденного безделья ей становилось физически плохо. Она снова пыталась вспомнить, кто она на самом деле такая, чем занималась раньше – до рабства, а еще знать бы, отчего услышанная фамилия "Да-Эдра" хлестнула ее, словно пощечина. От попыток вспомнить отчаянно разболелась голова – аж до тошноты. Ее и в самом деле стошнило, но легче не стало. Саманта прижалась головой к холодной стене и замерла, уже ни о чем не думая, а проваливаясь в какую-то пустоту.

Джош, найдя ее в таком состоянии, перепугался не на шутку. Саманта была очень горячей и тряслась, как в лихорадке. Квантр никогда не болел – да и с чего бы, он же мужик, и поэтому совершенно растерялся. На этой планете, где даже у врачей были рабы, он не понимал, кому можно доверять, а достучаться до кого-то из своих можно было только с задержкой во времени. Пришлось положиться на интуицию и воспоминания с курсов оказания первой помощи. Уложил ее в кровать, обтер лицо влажной тряпочкой, нашел в аптечке, которую он и не открывал никогда, универсальное жаропонижающее, растворил в воде и заставил выпить. Хорошо, что аптечка была военного образца, там не писали названия лекарств, точнее, писали, но мелко. А крупными буквами на упаковке было написано "болеутоляющее", "жаропонижающее" и так далее.

Поглядев на бледное лицо Саманты, Джош едва не расхохотался. Скажи ему кто неделю назад, что он, найдя свою изменщицу-супругу, не просто не прибьет ее нахрен, а еще будет за ней ухаживать – он бы плюнул этому человеку в лицо. А поди ж ты – ухаживает. Жалеет даже.

Спустя четверть часа дыхание девушки выровнялось, она приоткрыла глаза, сонно улыбнулась ему и прошептала:

– Джош…

От этой улыбки – так эта лживая сучка улыбалась ему раньше – дыхание перехватило. А она тянулась к нему, как раньше, обвивала руками шею и утыкалась носом в грудь. Квантра захлестнуло ненавистью так, что в глазах потемнело. Схватил ее за роскошные светлые кудри, которые когда-то так любил, оторвал от себя… и тут же пожалел. Потому что Саманта сразу же превратилась в испуганного ребенка, сжавшегося в комок и закрывавшего лицо руками.

– Простите, простите, хозяин, – захлебывалась она словами, а Джошу вдруг пришло в голову, что она притворяется.

Впрочем, даже если притворяется – это плохо. Раньше бы она никогда так не унизилась.

– Ладно, – сказал он. – Раздевайся.

Она посмотрела на него как-то странно, в глазах мелькнула злость – ну точно притворяется! Но футболку, в которой она ходила, сняла совершенно спокойно и вопросительно на него посмотрела. На ней было то самое белье, которое он купил, и, честно говоря, смотрелось оно не хуже, чем дорогое. А может быть, дело было не в белье.

– Что смотришь? Дальше раздевайся.

Она так же спокойно сняла лиф и трусики, оставшись полностью голой и уставилась на него своими золотистыми глазищами, не моргая. Даже не волнуется. Зрачки спокойны.

– А теперь иди на кухню, – скомандовал Джош. – Я буду готовить, а ты стоять рядом.

Разумеется, делать с ней он ничего не собирался, так, просто поглазеть. Впрочем, это он не собирался. А хвост уже наглаживал ее колени, выдавая возбуждение, которое нахлынуло от вида аккуратной девичьей груди с розовыми сосками. Хороша! Она всегда была красавицей. Чтобы не натворить ничего, о чем он потом будет жалеть, Джош встает и плетется на кухню, не оглядываясь, но слыша, как она шлепает босыми пятками по полу.

– Стой и учись, – говорит он. – Я же знаю, что ты не умеешь готовить.

Он и сам не шеф-повар, но почистить и нарезать овощи сумеет. И сыр. И открыть банку с оливками. С мясом сложнее, его максимум – нарезать ломтиками копченую… копченого кого-то. Этикетка куда-то делась, но это не важно. Мясо есть мясо.

В нынешних печках овощи запекаются быстро. Приготовить нехитрый ужин – пара пустяков. Саманта сглатывает слюну. Она не ела весь день.

– Сядь, – командует квантр, невольно отвлекаясь на покачивающуюся грудь. – Я буду тебя кормить.

Снова вспышка в золотых глазах. Его окончательно отпускает. Не такая уж она и дурочка, какой прикидывается. Видимо, действие лекарств постепенно заканчивается. Джошу всегда нравилось о ней заботиться, но разве она позволяла? А теперь он подносил к ее рту вилку, а она осторожно снимала с нее овощи с сыром. Сыр тянулся, она неловко подхватывала его пальцами и облизывала их, а мужчина стискивал зубы, потому что едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас.

Он ведь знал ее тело, знал, что они идеально подходят друг другу, знал, какие позы она любит. Знал, что она очень тихая в постели, только вздыхает или всхлипывает, но не стонет и уж тем более не кричит. Знал, что она любит целоваться, но не любит, когда трогают грудь. От этих знаний было только хуже, потому что мысленно он уже раздвигал ей ноги и гладил мокрые припухшие от желания складочки, а она вздыхала и кусала его плечо. И дело было даже не в том, что она была голой. Просто ни с одной женщиной ему не было так хорошо и легко, как с ней. Он продолжал ее кормить, пряча левую руку под стол и поправляя напряженный член, совсем забывая, что столешница прозрачная. А Саманта все видела, но старательно делала вид, что слепая и глухая.

Джош (теперь она запомнила его имя) пугал ее, и в то же время она догадывалась, что он не насильник. Захотел бы – давно бы взял. В голове еще мутилось, она помнила уже, что он точно был ее любовником, впрочем, любовников у нее было много, этого она и не забывала; и то, что делали с ней в доме Дейдрэ, было для нее не таким уж и диким, чтобы она из-за этого сильно переживала. Но что было с Джошем? Был ли он кем-то особенным для нее? Или одним из многих?

Иногда в ее голове мелькали самые разные образы: и чернокожие крупные мужчины, берущие ее вдвоем, и веревки, стягивающие тело, и женские губы, и другие мужчины – блондины с узкими золотыми глазами, или брюнеты, или рыжие… мужчины сильные, с широкими плечами, мужчины худые в очках. Но с хвостом был только один – Джош.

В один момент в доме рроу Дейдрэ она поняла, что он не делает с ней ничего, чего она не делала сама, по доброй воле. Она была шлюхой, и шлюхой осталась. Порой она даже возбуждалась от того, что ее растягивали на козлах и насиловали. Впрочем, чаще она плакала от боли или просто молчала, покорно принимая всё, что делал с ней хозяин.

Воспоминания причиняли боль, и поэтому, когда ее бедра коснулась теплая плоть хвоста, она шарахнулась от нее и свалилась на пол вместе с высоким стулом. Джош не успел ее подхватить. Бросился к ней, рывком поставил на ноги, ощупал со всех сторон, повернул к себе спиной и замер, увидев белые полосы шрамов.

– Что это? – хрипло спросил он. – Откуда?

Он даже провел пальцами по ее спине. Такой красивой раньше, бархатистой, гладкой и очень чувствительной. Она любила, когда он спускался поцелуями по позвоночнику и часто просила не бриться. Сейчас под пальцами ощущалась неровность кожи.

– Рроу Дейдрэ… – прошептала Саманта, а что еще сказать, она не знала. Наказывал? Усмирял? Дрессировал?

Джош зарычал, стискивая кулаки. Ему хотелось убивать. Девушка, ощущая, что хозяин напрягся и перепугавшись, что он начнет срывать свой гнев на ней, могла успокоить его только знакомым и действенным способом: принялась целовать его шею, поднимаясь на цыпочки.

Глава 4. Новые правила

– Прекрати, – хрипло говорит мужчина, не пытаясь сдвинуться с места. – Не нужно.

Но девушка уже запускает руки ему под футболку и водит пальцами по напрягшимся мышцам. Это приятно. Ему хочется оттолкнуть ее, но узнать, до чего она дойдет, хочется еще больше. Он ей ничего не приказывал, она решала, что делать, самостоятельно, а, значит, и насильником себя ощущать он не мог. Но Саманта в какой-то момент и сама осознает, что делает что-то непонятное, только не понимает, отчего ей вдруг самой так легко и приятно прикасаться к Джошу. Движения ее рук замедляются, она делает шаг назад, обхватывая себя руками, и потерянно смотрит на хозяина.

– Все, завод кончился? – насмешливо спрашивает Джош. – Жаль. Посуду вымой.

Это указание ей понятно, посуду в доме рроу Кирау она мыла не раз. И даже почти ничего не разбивала при этом. Ничего сложного: открыть воду, намылить, сполоснуть.

– Ты совсем дура? – с недоумением спрашивает квантр. – Есть же очиститель!

Он вырывает у нее тарелку, открывает маленький ящичек под раковиной, закидывает туда всю грязную посуду со стола и закрывает. Саманта тихо отвечает:

– Но вы велели вымыть, а не поставить в очиститель!

– А если я прикажу из окна выпрыгнуть? – и тут же понимает – выпрыгнет. Она обязана выполнить его приказание. Знать бы наверняка, что она все осознает, он бы еще как приказал! Но издеваться над одурманенным человеком – не вариант. Во всяком случае она начала разговаривать, и имя его вспомнила – уже прогресс. И от ошейника ее больше не колбасит, а значит, он правильно разобрался с настройками.

– В общем, так, – щурился он. – Когда я дома – будешь ходить голой. Когда меня нет – как хочешь. И спать будешь тоже со мной в одной кровати, как и положено послушной супруге.

Хоть какая-то месть! А то глупо получается – она его кинула, утащив, между прочим, кредитную карту, а он слюни распустил и жалеет ее. Может, некоторое превосходство его успокоит.

– Да, хозяин, – шепчет девушка, опуская голову.

– И называй меня не хозяином, а любимым! – совсем расходится Джош. – Понятно?

– Да, хозя… любимый.

– Прекрасно. А теперь иди в постель и жди меня там, а я в душ. А хотя… помой меня, Саманта.

– Да, любимый.

Он морщится, но ничего не говорит – сам приказал. А потом идет в ванную, раздевается и вручает ей гель. Ванные здесь крутые: можно настроить воду так, что она падает сверху, как дождь. Ему нравится этот режим. Тонкие девичьи пальчики скользят по намыленному телу, лаская, ноготки чуть царапают кожу. Джош поворачивается к стене, чтобы хоть немного скрыть от нее возбуждение и приказывает вымыть спину. Ему приходится упираться в стену обеими руками, чтобы устоять на ногах, когда эта мелкая чертовка начинает мылить хвост, а особенно место, где он переходит в тело. Его ведет, а она, словно издеваясь, тянет за него, трет, щекочет… а потом намыливает бока и, обнимая его, проводит руками по животу, опускаясь к готовому к бою члену.

Саманта не понимает, что с ней творится. Ей нравится его дразнить, нравится, что он вздрагивает под ее пальцами. Тело мужчины ей знакомо, она словно играет с ним в привычную игру. Хвост обвивается вокруг ее ноги, поднимаясь все выше по внутренней части бедра, а она, вместо того чтобы возмутиться, только немного расставляет ноги, ожидая, что он поднимется еще выше, туда, где уже горячо и мокро отнюдь не от воды. Ее тело словно предает ее. Хвост же не обманывает. Он скользит по промежности, лаская, а потом поднимается выше, к анусу, и слегка толкается туда. Жалобный всхлип вырывается у нее из груди, а она даже рот зажать не может, потому что руки у нее сами собой ласкают мужской орган.

– Вон пошла, – хрипло командует Джош. – Иначе я за себя не ручаюсь.

Но она не хочет идти вон! Она хочет, чтобы он приказал совсем другое.

– Вон! – срывается на крик квантр, и девушка, как ошпаренная, отскакивает и выбегает из ванной.

Джош со стоном прижимается лбом к стене. Его реакция объяснима. С тех пор, как жена его кинула, он не хотел иметь ничего общего с женщинами. То есть, разумеется, он отметил годовщину ее побега в борделе, и здорово так отметил, но это всё было не то. С ней всегда было по-другому. К тому же эта самая годовщина была больше месяца назад, а потом он был то в полетах, то на переговорах. Не до женщин было. А уж на Мекроусау он и вовсе не думал… Резким хлопком он переключил температуру душа, подставляя лицо и плечи под ледяные струи. Это не помогало. Он все еще ощущал на своем теле ее руки.

Искушение вернуть ее и продолжить начатое было столь острым, что квантр, сжимая зубы, обхватил ладонью до предела возбужденный член и, закрыв глаза, довольно быстро довел себя до разрядки. Он не занимался этой ерундой с тех пор, как улетел учиться в университет.

– Ненавижу, – процедил он сквозь зубы, сам не понимая, кого он ненавидит – себя, ее или весь мир в целом, и потянулся за полотенцем.

Вид мокрой и испуганной Саманты, ждущей его за дверью, его взбесил еще больше. Но он же мужчина, причем военный. С каких пор он до такой степени теряет над собой контроль, что позволяет себе срываться на женщине? Это, в конце концов, непрофессионально. Поэтому он просто бурчит:

– Иди вытрись и в постель, – а сам натягивает трусы и падает плашмя на кровать.

Пожалуй, пора это заканчивать. Как минимум, позволить ей одеться. А лучше бы вообще отправить ее на Квантр первым же транспортником, пусть Кэт разбирается. Хотя нет, нельзя так с рабами. Да и не безопасно. Да-да, небезопасно. И поэтому он ее никуда не отпустит.

Кровать рядом проминается.

– Спи, – командует Джош, не поднимая головы, а сам прислушивается к ее дыханию.

Только потом, убедившись, что она уснула, он осторожно перебирает влажные пряди, вспоминая то время, когда они вот так же спали в одной кровати – голые, утомленные и счастливые. Да когда всё это кончится? Он отбрасывает ее волосы, будто ядовитую змею, и поворачивается спиной.

***

Саманта просыпается первой и не может понять, почему она спит на кровати, прижатая к подушке мужской рукой, да еще хвост обвивает ее бедро, которое фривольно закинуто на ногу хозяина. Сегодня ей легче. В голове почти нет тумана, она ясно осознает, где находится и помнит все события вчерашнего дня. Осторожно высвобождаясь из объятий, она внимательно разглядывает мужчину. Да, он ей знаком. Близко. Он… голова взрывается болью. Ладно, не сейчас. В любом случае, она чувствует себя намного свободнее, чем вчера, хотя пальцы натыкаются на ненавистный ошейник.

Она рабыня, но не как раньше. Можно встать, прошлепать в ванную, умыться и почистить зубы найденной в шкафу зубной щеткой. Пару дней назад она ни за что бы не решилась шариться по ящикам, но теперь это не вызывало в ней никакого отторжения. Пластиковая расческа Джошем явно не использовалась. Он военный, стрижется совсем коротко. Расчесывать кудри такой совсем неудобно, хочется ругаться и хныкать.

– Давай я, – раздается за ее спиной, и она подпрыгивает от неожиданности.

Сонный, трущий глаза Джош забирает из ее ослабевших рук расческу и явно со знанием дела приводит ее шевелюру в порядок, разбирая по прядкам. Кажется, он делает это не в первый раз. Напоследок он запускает пальцы в длинные золотистые волосы, легко массируя голову, и Саманту пронзает острое чувство узнавания. Все это уже было. Вот только когда?

– Чайник поставить сможешь? – спрашивает он, нехотя отпуская ее. – А лучше кофе свари мне. Я знаю, ты умеешь. Здесь нет консоли для заказа, так что придется ручками.

Девушка кивает и выходит, оставляя мужчину недоумевать, какого черта он вообще ее расчесывал?

Она делает все на автомате: находит подходящую емкость с длинной ручкой, не думая ни о чем, достает с полки упаковку кофе, наливает воды, ставит на вспыхивающую холодным белым цветом панель. Дожидается, пока на поверхности появляется плотная пена, снимает, наливает, добавляет сахар, сливки и карамельный сироп. Джош любит сладкое. Ему можно – он много двигается и вообще сильный. А Саманте не стоит, она от кофе совсем дурная становится, почище, чем от алкоголя. Ставит большую чашку на стол, встает рядом, опустив голову и сцепив руки перед собой.

Джош внимательно смотрит на прозрачную столешницу и медленно заливается краской, у него даже уши пылают.

Глава 5. Вспышка

Год назад. Квадрат Х-Бетта-2.

Яркий свет слепил глаза даже через закрытые веки. Последнее, что он помнил – огненную вспышку. Видимо, глаза пострадали. Ну, глаз, как минимум. Или… или он в раю. Или в чистилище. Представить, что он может быть в местах гораздо более жарких и пахнущих серой, Хурт Вагнер даже не мог. Кто угодно, только не он.

Он, в конце концов, слуга божий. Чтущий заповеди. Ну, может, кроме "не убий". Хотя, даже не так. Хурт был уверен, что эта заповедь Творца дошла до потомков не полностью. Зная справедливость и бескорыстность Господа, в конце этой заповеди стояло слово "всуе". Просто эти трусы, людишки, ощущая за собой грехи и желая избежать кары от рук ревностных слуг господних, перестраховались, исказили суть Слова Божьего, укоротив заповедь его.

Так что он, Хурт, ничего не нарушал, ведь всуе он не убивал никогда.

Его вообще раздражала немотивированная, бесполезная жестокость. Вот к чему пытки, если есть препараты, развязывающие язык? К чему убивать кого-то долго и мучительно, если можно сделать это быстро и заниматься дальше своими делами? Контрабандист искренне этого не понимал.

Как не понимал сейчас этого идиота, нёсшегося за ним пол галактики. Ладно, не пол, но достаточно настырно, будто дел у него других нет, а в конце решившего вообще протаранить его корабль, когда Хурт, пользуясь тем, что этот придурок подобрался слишком близко, хакнул его системы и вывел их из строя. Ну обезвредили тебя – смирись и отстань, Вагнер бы его даже добивать не стал, торопился. Так нет же – на таран пошел! И не жаль ведь своей бессмертной души, самоубийца недоделанный. Хурт Вагнер, в силу своего воспитания, не использовал в своей речи нецензурную лексику, но сейчас эпитеты к характеристике этого идиота, решившего самоубиться ценой его, Хурта, жизни, напрашивались именно такие.

Вагнер немного полежал, прислушиваясь к телу. Забавно. Ни рук, ни ног, ни прочих органов он не ощущал. Значит, всё же Всевышний. Жаль, он мог бы еще послужить. Прямо как-то не верилось, что единственный признанный им работодатель вот так легко отправил его на пенсию. Было даже немного обидно, ведь служил он, по его мнению, довольно неплохо.

Хурт Вагнер приоткрыл один глаз, тот, что со вживленным кристаллом – так менее травматично – и с некоторым недоумением уставился прямо в сияющий диск.

Это ещё что такое? Уж кибернизированной части своего организма контрабандист привык доверять.

Строго говоря, Вагнер мог уже считаться киборгом. Более 30% его тела было искусственным. Как он предпочитал говорить – усовершенствованным. Глаз был, пожалуй, его лучшим приобретением. Во-первых, он мог фокусироваться гораздо лучше естественного агрегата, выданного человечеству при комплектации. Во-вторых, там была крошечная камера, которая записывала всё важное в чип, вживленный в мозг. Хурт никогда не забывал лица людей, пароли, формулы, двоичные коды и прочие важные вещи. Единственным минусом системы была ее сравнительно небольшая память. Примерно раз в год данные приходилось систематизировать и лишнее удалять. Процесс малоприятный, к тому же выбивал его из жизни на несколько дней. И, конечно, чип приходилось постоянно проверять – его выход из строя был явно чреват потерей долгосрочной памяти. Хурт был не дурак, и к удобному устройству приспособился довольно быстро, научился рационально использовать доступный объём памяти, закладывая в чип только те вещи, которые запомнить быстро было невозможно. Остальное старался заучивать.

Впрочем, потерять чип он мог только с мозгом. К чему сейчас, похоже, был невероятно близок.

Где-то в стороне контрабандист уловил движение. Пришлось открыть второй глаз. Увиденное поразило его настолько, что он выругался про себя даже теми словами, которые старался не употреблять. Всевышний был подозрительно похож на одного из прежних напарников-противников Хурта. Просто одно лицо.

– Надо же, выжил, – удивленно, но при этом подозрительно довольно произнес лже-Всевышний. – Это какой же нужно быть сволочью, чтобы даже преисподняя не приняла?

Хурт попытался было открыть рот, чтобы высказать Рафаэлю Скармозэ свое авторитетное мнение о том, кто должен стоять первым в очереди в Ад, но не смог. Удалось на миг почувствовать губы, и язык будто кольнуло иголками.

– Можешь даже не пытаться, – раздражающе радостно заявил престарелый конкурент. – Ты полностью обездвижен. Представляешь, сколько я могу заработать, сдав тебя безопасникам или военным? Как минимум, отпущение грехов! Ладно, не сверкай своим глазом, никто еще не обвинял Рафаэля Скармозэ в том, что он не возвращает долги. Так что нет, партнёр, – последнее слово Раф выделил с явной издёвкой, – я тебя не продам и даже не добью. Заберу, подлатаю, ещё и сделку предложу, от которой ты не захочешь отказаться.

Следующее пробуждение было более адекватнее по восприятию, но гора-аздо болезненнее по ощущениям.

Болело всё, включая, казалось, даже киберчасти тела. Гадство.

То, что он находился на постели и в здравом уме, а не в грузовом отсеке и под психотропными препаратами, уже внушало надежду на лучшее. Хотя гарантий, что его чем-то таки не напичкали, не было никаких.

Глаза открывать не хотелось. Если даже непосредственно рядом никого нет, за ним наверняка следят по камерам, и выдавать то, что он уже пришел в себя, Хурт не спешил. Чип услужливо выдал информацию о последнем разговоре. Значит, вероятнее всего, он у старого лиса Скармозэ. И что это за сделка, от которой он не захочет отказаться?

– Открывай – открывай, притворщик. Я знаю, что ты проснулся. Если тайм-аут нужен – слабо попросить? Оставь, мол, Раф, приятель, меня в покое, пока я не очухаюсь немного. Ладно-ладно, – Скармозэ поднял руки в примирительном жесте, когда Хурт действительно открыл глаза, яростно сверкнув правым. – Я помню, что на слабо ты не ведёшься, партнёр. Так что, прямо сейчас готов к договору? Забудем друг другу старые грехи?

У Хурта выбора не было, он даже не мог согласиться или не согласиться. Мог только зажмуриться и попытаться управлять если уж не мышцами, так бионическими участками тела, к которым кстати, относилась и часть гортани.

– Индульгенций не подписываю, – проскрипел он, не открывая рта. Голос словно шел из горла. – Жирно будет.

Красный глаз выжидательно уставился на развалившегося в глубоком кресле, расположенном около кровати, где обездвиженным бревном валялся сам Хурт, бывшего напарника. Это ж для чего он так сильно понадобился, если осторожный Рафаэль его не просто ещё не добил, но и возится с ним, как с родственничком. О слабости сентиментального Рафа касательно членов своей семьи ходили легенды. Правда, ни на что другое эта сентиментальность не распространялась и в профессии практически не мешала.

Наконец Скармозэ решил снизойти до объяснений.

– Как бы это мне порой не мешало, я умею быть благодарным. Ты не тронул мою внучку… хотя мог, и не раз. Я спас тебя. Мы в расчете. Смею надеяться, что вышли в ноль. Так что это и не индульгенция, а договор. Ну ладно, я понял, – мужчина вскинул руки в ответ на саркастичный хмык Хурта. – Жизнь свою ты не слишком ценишь. А как насчёт Саманты?

Вагнера всего передернуло внутри. Глаз вспыхнул алым.

– Да, я в курсе, что ты ее ищешь. Кэт рассказала. Совершенно случайно я примерно знаю, кто получил на нее заказ. Около полугода назад некий господин Спин обещал доставить на Мекроусау молодую натуральную блондинку, но был убит при выполнении… Знакомо, правда?

Хурт прикрыл глаза. Признавать свои ошибки он не любил, но здесь выбора не было. Неверные вводные едва не заставили его совершить самый большой свой промах. К счастью, Всевышний уберег.

– Насколько я слышал, заказ был снят. А это значит…

– Он выполнен, – проскрипел Хурт.

– Вот именно. Конечно, нет никаких гарантий, что к ним в руки попала именно Саманта. Но Кэт очень просила найти свою подопечную. Я сделал всё, что мог… я почти уверен, что заказ закрыт именно потому, что девочка попала к так называемым трейдерам. Даже, можно сказать, не почти. По очень большому секрету мне и имя шепнули. Я тебе, по старой дружбе, его бонусом к перемирию подарю, пользуйся моей добротой. Ну так как – по рукам? Фигурально, конечно, руками пользоваться ты сейчас явно не сможешь, – не удержался, чтоб не съязвить Рафаэль.

Но Хурт уже внутренне успокоился и даже немного расслабился. Разумеется, тоже внутренне.

Это была хорошая новость. И одновременно очень плохая. Участь женщины на Мекроусау только одна – сексуальное рабство.

Хурт даже выбор перед собой не ставил – он сделает всё, чтобы помочь своей единственной дочери. Хотя бы потому, что её появление на свет – его рук (ну, пусть не рук, но смысл в том, что – его) дело, а он привык все свои дела доводить до конца. Господь призывал детей почитать отца и мать своих, а родителей – заботиться о детях своих, а Вагнер, как раб божий, ослушаться даже не планировал. Это ЕГО дочь. И пусть он её не любил – а Хурт в принципе никого никогда не любил, а только служил Богу, по-своему интерпретируя знаки, посылаемые ему Всевышним, – но уже ощущал что-то, схожее с глубоким удовлетворением.

Во-первых, она жива – а это самое главное. Во-вторых, жив он. И это значит, что он ее найдет и вытащит оттуда, в каком положении она бы ни оказалась.

– Не пойдёт, – снова проскрипел контрабандист. – Раз уж тебя Кэт просила, то это я тебе ещё помогаю, а не только ты мне. Так что с тебя – не просто подлатать мою тушку, обновить и проапгрейдить системы, но и дать доступ к базам служб безопасности на Мекроусау. Эти параноики абы кого на свою планетку не пускают. А ты, насколько я тебя знаю, уже пробил возможность. Вот тогда по нулям и выйдем. Может, я даже о дальнейшем сотрудничестве задумаюсь.

– Боже тебя упаси, какое сотрудничество? – в притворном ужасе воскликнул Рафаэль. – Я старый уставший пенсионер. Ну, разве что, на рыбалку можем когда-нибудь смотаться.

– Ага. Главное, бластеры под калибр рыбки правильно отрегулировать.

– Ну да, – хохотнул партнёр. – Хотя, зная тебя, мы скорее эту рыбку взрывчаткой глушить будем.

Хурт опять хмыкнул. Да, взрывы он действительно любил. И взрывчатку. Именно поэтому нынешний таран этого героического самоубийцы и возымел действие такой силы.

Вагнер самодовольно ухмыльнулся – наверняка взрыв был шикарен.