Текст книги "Этюды для левой руки (сборник)"

Автор книги: Марианна Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Дни времени

Рита, Притивуман

В Москву ко мне прилетела Рита из Бангладеш.

Рита – переводчик. Я писала тыщу раз про Риту. В Ритку моментально влюбляются все вокруг. А в Бангладеш, если она захочет, она может выйти на улицу, призвать к чему-нибудь, причем молча, кивком головы, и сделать революцию, – такое она, моя Ритка, внушает доверие. Она ужасно позитивный и очень красивый женчин. Я ей говорю: женчин, ты прекрасный веселый блондинка!

Так ее называют там, в Бангладеш. Ритка смеется.

Она рассказывает, что скоро-скоро, в декабре, в Бангладеш начнется сезон продажи коллекции зимней одежды – шарфов. Но одну зимнюю одежду Ритка мне привезла. Конечно, цвета мечты – зеленый. Я в него кутаюсь вся и в нем похожа на прекрасный женчин-брунетка Зейнаб, э… Это если закутаться полностью, чтоб меня совсем не было видно, э…

Еще Ритка привезла кучу, как она пренебрежительно сказала, бусиков. Для всех наших девочек. На выходе бусики оказались черным, зеленым и розовым бенгальским жемчугом.

Теперь мы, женщины нашей семьи, под этот жемчуг подбираем платья, блузы, обувь, маникюр, зубы, выражение лица, тембр голоса, походку, осанку, квартиру, машину и страну.

Ритка примчалась в Москву, специально чтобы совпасть по времени, летела через Дубаи. Она побыла со мной один вечер и умчалась в Нижний.

Скоро она приедет к нам. Клевый красивый веселый женчин-блондинка. И поскольку у нас ремонт, она скажет, какие мы дураки и как было надо это все делать…

А Ксюша Драгунская сказала:

– Ну это про тебя. Только к тебе приезжают самые прекрасные, самые веселые на свете люди. На один вечер. И конечно – из Бангладеш.

Оберег

К Новому году мне выслали подарок – бандероль, где среди прочего был и маленький оберег, ювелирно выточенный, заговоренный на мою удачу.

Бандероль задержалась в пути, а когда пришла – оберега в ней не оказалось.

Кто-то его украл. Кто-то разрезал бандероль, кто-то залез в нее грязной лапой и вытащил мой оберег… А потом заклеил пакетик обратно, скотчем, плотно, и отправил бандероль дальше по адресу. Что потом было? Подарили мой оберег любимой девушке? Любимому мужчине? Забрали себе? Продали?

Это уже не суть важно.

И кто-то сейчас пользуется моей удачей, наговоренной, вымоленной, удачей, которую мне искренне желали те, кто добывал для меня этот оберег.

Красной армии оплот

К маме пришла дама Т. Она уже три года работает в Великобритании, у старушки одной. Работает горничной и там же компаньонкой проживает. И эта старушка так полюбила Т., ну так полюбила, что с трудом отпустила Т. в отпуск, на родине побывать. Отпустила, но с условием. У самой Т. с языком так себе, стрит-инглиш, не более. Значит, просьба такая была на первый взгляд совершенно идиотская. Но Т. все объяснила очень деликатно, подробно.

Так вот – Т. попросила маму перевести на английский две песни, которые Т. пела своей старушке перед сном. Причем, бывало, по нескольку раз пела – так они старушке были по душе. Старушка их даже напевала иногда по утрам, когда была в хорошем настроении. И она, эта старушка, попросила перевести их на английский, потому что по четвергам она ходит играть в бинго, и там, кто выигрывает, тому что-нибудь поют. Вот старушка и хочет эти две песенки как-нибудь спеть.

Первая – «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед, чтобы с боем взять Приморье, Красной Армии оплот». А вторая – «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…».

О!

Наши люди усвоили новое слово – «ком-форт».

Это про бабу Зину одну. Она вообще-то парикмахер где-то в селе. Специалист по укладыванию стогов и снопов на голове.

А тут внучек, ее Ванечка, выиграл конкурс юных музыкантов, он играет на сопилке, окарине и нае. Прекрасно играет мальчик. И вот посылают его в Варну, на детский фестиваль. А с ним – бабу Зину.

И селят их там в пятизвездочном отеле. В Варне.

А чтоб понять разницу, я про бабы-Зинин двор должна рассказать. Ей все время некогда, она – один парикмахер на все село. Ну и, конечно, во дворе у нее как перед Всемирным потопом – каждой твари по паре десятков: и куры, и гуси, и поросята, и собаки с щенятками, и кошки с котятами. Индюки еще. Тропиночка с дороги грунтовой через ветхую калитку к дому и тропиночка по заросшему огороду к деревянной будочке с сердечком на двери. А на пороге несколько пар специальных галош, чтобы, значит, по этим тропиночкам путешествовать, потому что в другой обуви и не пройти.

И вот баба Зина оставляет все свое хозяйство на дочку – той пришлось из города приехать на две недели, ой, не хотелось, а что делать – сыночек будет на международном фестивале играть. Ну и баба Зина въехала в апартаменты пятизвездочного отеля. И почувствовала вкус. И стала капризничать: то ей то не так, то ей это не так. То пластиковая ширма на ванне плохо в пазах ходит, то вода в джакузи долго температуру меняет, у телевизора программ мало, кондиционер шумит, сок то слишком холодный, то слишком теплый.

В очередной раз отчаявшийся менеджер отеля, с ужасом глядя на грозно идущую к ресепшн нарядную в прическе (стожок!) бабу Зину, спрашивает ее на ломаном русском:

– Мадам? Ну что опьять, мадам? Ну что опьять? Ну что вы опьять в претензиа?

Баба Зина выставила нижнюю челюсть, прищурила глазки, развела пухлыми ручками и притопнула:

– Ну некомфортно мине у вашому атэли! Ни-кам-форт-на! И усе!

А мальчик на фестивале получил Гран-при. Ох, как он играл! Замечательный мальчик. Ванечка.

Коты

Встретила знакомых, всю семью. Едут такие радостные. Оказывается, были на Южном рынке в Черновцах, купили там кота. Решились наконец. Потому что фамилия у семьи специфическая – Кот. Значит, он – Саша Кот, жена – Катя Кот, два мальчика – Миша Кот и Ваня Кот. Фамильярностей семья Кот не терпит: мол, она – Кошка, дети – Котята. Нет. Все они – Кот. Семья Кот. А жена Катя Кот всегда тайно мечтала, ну так хотела – чтоб пушистый, чтоб серебристо-серый. Чтоб пырчал ласково, а особенно чтобы наблюдать, как умывается. Но долго они с этим тянули, боялись шуток: мол, семья Кот, им котов мало, они себе еще одного кота завели.

А сейчас не выдержали, купили – пусть говорят что хотят.

Через неделю звоню, спрашиваю, ну как. Они такие счастливые: до чего же хороший им попался кот, такой аккуратный, часами может на стиральную машину смотреть, головой только по кругу водит, как его не тошнит еще.

Спрашиваю, а как назвали-то его. Отвечают, а как, Кот. Имя Кот, фамилия – Кот. Сам ведь кот. А как же еще.

Про Перельмана

Он доказал, что Бог не существует. Перельман высчитал, что Бога нет.

А Боженька чешет в бороде и рассуждает сам с собой:

– Н-да, пропорции перепутал, ума дал, рассудка – маловато… Ну что, дать ему мильен, что ли…

В Нобелевский комитет звонить надо!..

Архангел говорит:

– Та не, они математикам не дают!

– Чего это?

– А он у него жену увел.

– Кто?

– Да математик один, у Нобеля.

– А-а-а… А куда про математиков звонить надо?

– В Америку… Вот телефон…

Боженька:

– Але?! Америка?! Институт Клэя?! С вами по поводу Перельмана говорит…

А из института:

– Слава тебе Госсподи…

А Боженька:

– Та лааадно… Я относительно Перельмана тут одного…

А потом американцы звонят Перельману: мол, ради Бога, мы вас просим. А Перельман говорит: не хочу я ваш поганый мильен, и Бога нет. А из института этого ему: тогда сами звоните тудаи капризничайте… И Перельман говорит: «Ну лааадно». Звонит в приемную к Боженьке… А тот так устал, так устал… Говорит секретарю-архангелу своему: «Устал сегодня, если будут звонить, меня нет».

Ну секретарь, бойко молотя по клавиатуре компьютера, Нагорную проповедь начисто набирая, трубку снимает. А там, робко так:

– Але… Это Перельман… Сам у себя?

А секретарь, как ему велено:

– Бога нет!

А Перельман окрепшим голосом:

– Ну вот! А я что говорил!

Битлз

Шла-шла и встретила двух майских жуков. Они меня тоже увидели, верней, не всю меня – мои туфли.

И один, который посообразительней, другому говорит:

– Атас. Шифруемся. Типа мы – дохлые.

А второй мечется в панике туда-сюда, кричит в ответ:

– Ааааа! Иииии! А вдруг наступит! Наступит! Раздавит! Бежииим!

А первый:

– Догонит! Вишь, как гребет! Выхода нет. Лежим! Не палимся!

Лежат, дыхание затаили, глазки зажмурили, лапки поджали.

Я их подвигала носком туфли. Взяла, посадила себе на ладонь, разглядываю. Потрогала одному животик. Он пискнул от страха еле слышно. Второй шипит:

– Заткниииииссссь…

Пересадила их под куст, чтоб никто не наступил.

Ох они и напились потом. Как свиньи! Еще бы. Кто бы не напился. Такое пережить. Напились, а потом песни пели: «Йестердэээээй… Ол май траблз симз со фааааар эвэээээй…»

Рецидивистка

Линка и я идем с концерта. И мимо милиции как раз. А Лина – она же меня хорошо знает, сразу, ну мааам, ну не позооорь меня, ну что ты кидаешься сразу как эта, объявления читаешь и фото разглядываешь, ну зачееем. А я не могу – мне так интересно. И вот:

«Разыскивается г. Дамяна Васильевна Трищенко, 1939 года рождения, осужденная за совершение преступления по статье 309, совершившая побег из колонии общего режима».

На фотографии уютная семидесятилетняя старушка в платочке – ну чисто Арина Родионовна. А все свое вдохновение отдала разбою, жизнь свою посвятила грабежу. Атаманша.

Обманчива внешность, однако.

Новое поколение выбирает

В магазине «Аква» странный кот живет. Высокомерный такой, мордатый, рожу кривит брезгливо на покупателей. Приходишь, он в сторонке сидит и тебя взыскательно разглядывает. И глаза закатывает, и морду воротит: мол, ходют тут.

И казалось мне, что в нем что-то было НЕ ТАК. Вот чуяла, НЕ ТАК. И говорю хозяйке: «Ира, – говорю, – с вашим котом что-то не так».

Ира мне: «А что не так. Кот как кот. Толстый, да».

А тут как-то звонит мне вечером и кричит: «Действительно, не так!!! Действительно! Как ты догадалась?! Он… Он… этот подлюка напитки у нас ворует! Кот товар ворует! По ночам! И как же ты почувствовала, какой негодяй, да?!»

А у меня же воображение болезненное. И я просто извелась вся. Думаю, ну как же этот кот бутылки тягает. А надо сказать, что «Аква» – магазин оптовый и тара там под все от двух литров и выше – до пятнадцати. И воображение мне рисует картины, одна дебильней другой, что вот кот на задних лапах, крадучись, кряхтит и тянет в одной лапе за пластиковую ручку пятилитровую бутыль минеральной воды, прогибаясь в талии,а вторую лапу для равновесия отставил в сторону… Или в двух лапах по бутылке… Или на коромысле? Или катит перед собой?!

А главное: ЗАЧЕМ?! Зачем коту напитки? В таком количестве? Продает он их, что ли, или на колбасу меняет…

Словом, еле дождалась утра – помчалась в «Акву». Оказывается, кот подсел на пепси-колу. Губа не дура. Девочки в магазине обнаружили, что как ни возьмешь бутылку с пепси-колой, а она течет. Ну однажды и проследили. Этот злодей прогрызал в дне бутылки дырочку и лакал себе пепси потихоньку. Вон табло себе какое налакал!

А я сколько подругам говорила: «Не пейте пепси, от нее поправляются». А оказывается, не просто толстеют, еще и подсаживаются…

Теперь коту легитимно наливают блюдце пепси утром, в обед и вечером. Он только запах слышит, несется как алкоголик все равно…

Черный пассажир

Ходят и ширятся по миру страшилки про черного человека.

А вот еще есть легенда про Черного графа. Мол, в полнолуние в развалинах замка появляется Черный граф. И тот, кто его увидит… Оооо… Или, например, Черный парусник. Перед бурей, говорят, появляется вдруг в океане Черный парусник. И то судно, что его встретит… Н-даааа. Или Черный монах. Мол, в полнолуние в заброшенном монастыре появляется Черный монах. И тот, кто его… ой, мамочки! Еще студенты шутят про Черного студента. Мол, в полнолуние перед экзаменами в коридорах общежития появляется Черный студент. И тот, кто на него натолкнется, тот точно завалит сессию!

Так, а теперь разрешите представиться: я – Черный пассажир. И та бригада, в вагоне которой я, то есть Черный пассажир, буду ехать… И фазы луны тут никакой значительной роли не играют. Словом, как увидишь меня в поезде – жди неприятностей на линии. Причем это касается только начальника поезда и проводников. А для пассажиров, между прочим, я, наоборот, очень кстати, чуть ли не ангел-хранитель. Хоть и в черном. Так вот, тут никакой мистики. Уж поверьте мне. Волею судьбы и по роду деятельности мне приходится много ездить. И было пару раз, что мне приходилось или за кого-то вступаться, когда проводники кого-то обижали. Или бывало, что надо было что-то потребовать, опять же если проводники не выполняли своих прямых обязанностей. А однажды я вообще поезд повернула практически вспять. Я об этом писала как-то. Что поезд наш поехал в объезд, потому что случилась авария на железнодорожном полотне. А это было летом, в самую жару, и ехали в поезде курортники в основном и группы детей из лагерей отдыха. И вот поезд наш Одесса – Черновцы доехал до Тернополя. И начальник поезда вдруг скомандовал: «Выходи! Поезд едет назад, в Одессу!» И тогда мне пришлось возглавить пассажирское восстание. И после долгих переговоров, посулов и, наконец, угроз с подключением Одесского телевидения поезд опять развернулся и дисциплинированно почухал в Черновцы.

Так вот. Привычка у меня есть одна. В дорогу я всегда надеваю майку с надписью на спине «День радио». В Москве после спектакля театра «Квартет И» купила.

И вот еду я как-то в Киев. А со мной проводники ласково-ласково: и так и эдак. Ну совсем непонятно. Других пассажиров просто игнорируют, а ко мне по сто раз в купе: не надо ли чего, чаю-кофе. Перед каждой остановкой прибегают, сообщают, сколько минут стоим, да в каком городе, да что продают дешево, да не угодно ли подышать… Словом, недоумение.

В Киеве уже, когда выходила, спрашиваю: мол, ребята, а что случилось? Не перепутали ли меня с кем. А они говорят: «Ну что вы, какое «перепутали», мы вас по майке сразу узнали. Нам одесские бригады рассказывали, а им – черновицкие, а московские подтвердили, что ездит одна такая, с надписью «День радио» на майке… Как появится – жди неприятностей».

И майка-то… чер-на-я…

Пышки

Специальный магазин есть у нас – «Пысанка». В честь одной форматной украинской красавицы. Она, такая большая и прекрасная кралечка, в реке нашей как-то решила искупнуться. Ей деликатно, мол, та, может, не надо… Зачем… Искупнулась.

Про наводнение слышали у нас? Ну вот!

Так в этот магазин за одеждой ходят как раз такие же большие и красивые люди, о которых один знакомый оператор сказал: «Очень такое люблю – столько всего!»

А есть для этих людей и специальные заведения общепита. Ну, для полных. Чтоб они себе пришли и ели сколько влезет и чтоб им всякие модельки, балеринки и другие худышки при этом не завидовали. Я всегда мечтала в таком заведении побывать. И вот в Санкт-Петербурге наконец увидела. Рядом с нашей гостиницей было такое кафе, вроде бы и неприметное, но с ярким и прямо-таки говорящим названием «Пышечная».

Ну я понаблюдала, что туда и оттуда действительно – толстенькие девочки шныряют. Пышки. Туда – прямо бегом, каблуками топают, несутся, голодные, злые, а оттуда – медленно, лениво, что-то дожевывая на ходу. Улыбаются и добрые. И там, наверное, у входа сидит менеджер и каждую взвешивает на электронных весах. Кто больше 70 кг, тому скидки: семь процентов – на блины, кулебяки, расстегаи и пельмени. А на булки – десять. Кто – 100 кг и выше, тому вообще десерт за счет заведения. И комплимент в виде ликеру к чаю. А кто меньше 70 кг, того позорят, смеются над ними прямо у входа и выгоняют. Еще унижают и срамят вслед… Обзывают даже. Скелетиной.

Так я и не решилась туда войти. В «Пышечную»…

Сумка

В гардеробной роюсь в сумке. Роюсь – ничего не могу найти. Там, глубоко в сумке, звонит телефон. Нет телефона. Звук есть, аппарата нет. Шарю, шарю… Сломала ноготь. Все вокруг с таким интересом: ну детектив, ну фантастика прямо у них на глазах. Ни телефона, ни моего диктофона для работы, ни даже расчески, которая всегда вот тут, под рукой, почему-то не обнаруживаю. Ничего нет… А телефон звонит… Таня Липтуга говорит: «У меня тоже есть такая сумка. Сумка-космос, там, внутри, черная дыра». Подозреваю, и не одна.

А Р. Г. своим бархатным хрустящим голосом:

– А эсли правэсти в вашу сумку сувэт?

Шляпа

«Как не стыдно», – обсуждаем мы с ма, когда смотрим бездарный рекламный ролик. И вспоминаем, какие прекрасные сюжеты рекламировал банк «Империал». Уже банка того нет, а сюжеты в памяти… Кто их делал? А социальные ролики. Где Гердт… «Не плачь. Я люблю тебя». Где девочка на роликах и старший Ефремов в роли водителя троллейбуса.

И где «Помаши маме!» у Мавзолея. И где ссорятся двое. И она выходит из машины, хлопая дверцей, а он от бессилия выбрасывает вслед прямо на мостовую ее шикарную шляпу…

Потом Надя, секретарша предисполкома, носила такую шляпу несколько лет. Подобрала, наверное. Ту, с мостовой…

Муха

Котик моей сестры Мотя вчера разговаривал с мухой. Март еще, но придурочная муха очнулась, сидит, полуобморочная, на раме окна, глаза трет, выбирает – то ли помереть окончательно, то ли еще пожить, то ли опять заснуть, то ли поразминаться и пожужжать в этом теплом гостеприимном доме.

А котик Мотя, потрясенный ее красотой, ей тявкает: «Мняк! Мьярк! Эй! Спускайся! Поиграем! Ну? Ну?! Иди сюда! Я – тут! На голос иди! На голос!»

И Тане, сестре, жалуется: «Она не хоооооочет! Не хоооочет онаааа!!! Процииивная!»

И в отчаянии кидается на диван всем своим мохнатым пузом, прямо в подушки с жалобным м-мявом: «Меня никто не лююююбит! Даже она (оглянулся и мотнул в муху головой) не хочет со мной играаать…

Дайте хоть поесть!..»

Свитер

Недавно был такой мороз, что сосед наш Михалыч сломал свитер. Его жена Тоня выставила во двор сушку с бельем свежестираным, свитер толстый, домашней вязки Михалыча висел, радостно по-весеннему капал, потом заскучал и замерз. А Михалыч хотел идти в Пенсионный фонд нарядным, в свитере. Он во двор выскочил, свитер цапнул с сушки, а тот в дом не влазит – растопырился рукавами, стучит по двери. Михалыча жена этот свитер повесила так вольно, как степь, широко. Как будто свитер, как крылья, руки гостеприимно развернул: «Оооо! Кого я вижу!» Ну типа.

Михалыч свитер за пузо взял, а свитер «Оооо! Кого я вижу!!!» Михалыч рукава к бокам прижал, вроде как сложить пытался, и один рукав отломился совсем. По плечо.

Нет, я сама не видела, я в это время в Одессе была, а Михалыч рассказывал. Стоит в жилетке, из нового свитера сделанной, и руками показывает, какой свитер у него был приветливый: «Оооо, кого я вижу…»

Путильская ватра
^{рассказы}

Путильская ватра

И ведь сотни раз предупреждали, перестань уже…

И ведь сама убеждалась не раз, что придуманное мной обязательно материализуется. В особо изощренной форме. И писала уже об этом себе в назидание. Нет. Меня все несет и несет.

Вот смотрите… Только-только опубликовала текст «Приходите, бургомистры…» в Живом Журнале. И почти тут же в журнале «Фонтан». А потом еще в какой-то периодике опять – «Приходите, приходите…».

Ну и вот накликала… Бургомистры, они ведь тоже люди! Раз так настойчиво зовут: «Приходите! Приходите, бургомистры…», он и пришел. Наш бургомистр. Раз зовут. Пришел.

То есть сюжет, как всегда, материализовался. И как всегда – в особо изощренном виде.

Рассказываю… В Путиле – есть такой в Черновицкой области карпатский поселок Путила, – в Путиле был праздник «Путильска ватра». То есть путильский костер. Но это не звучит в переводе, потому что костер – это костер. А ватра – это совсем другое, хоть и тоже огонь. Это такой символ домашнего очага, огонь, который разжигают пастухи вдали от дома. Иногда он маленький, уютный, на нем варят кулеш или бануш, рядом с ним греются ночами, наигрывая на окарине или сопилке. А иногда он огромный, нарядный и буйный, когда пастухи празднуют день выхода на полонину и танцуют вокруг него «Аркан». Поэтому и праздник так называется – «Путильска ватра». Словом, это день, когда пастухи выгоняют стада на пастбища.

И в этот праздник наше районное начальство тоже собрало своих овец-сотрудниц и тоже поволокло их на летний выпас. Обычно они тусуются там пару часиков со скучающими, но суровыми минами – «мы-городское-начальство» – и оживляются только на словах «извольте откушать», где их и покормят, и нальют, а чего ж, от щедрот-то гуцульских… Дамы наклюкаются и уже в автобусе добреют.

Я приехала отдельно. Не смотреть, не наблюдать. А побыть. Чтобы понаслаждаться. Чтобы порадоваться. Душой отдохнуть.

Так вот, приехала в Путилу, начался дождь, и он то лил бешено, истерично, лупил молниями рассерженно, то немного успокаивался, но все равно капризничал и капал по чуть-чуть, потом опять набирался сил, вздыхал и хлюпал своими тучами, пыжился, обиженно дулся и опять начинал изливаться и рыдать от души.

Машину мы оставили далеко и шли пешком. И навстречу нам ехали всадники, и лошадки были нарядные, украшенные как будто на конкурс «Мисс Лошадь», одна краше другой, все в косах, лентах, цветах, плетеных ярких шнурах. Загляденье. И я раззявила варежку и любовалась такой красотой. И один юный легинь, увидев мою запрокинутую завистливую и восхищенную физиономию, привстал в стременах в своем ярком гуцульском наряде – вышитом кептаре и в постолах, – снял шляпу и с коня своего поклонился мне с достоинством и гордостью. И я завертела головой вокруг, завопила: «Вы видели? Видели? Это он мне! Это он мне поклонился!»

А по полю, где там и сям были расставлены палатки с сыром, колбасами, банушем, мамалыгой и всякими другими национальными кушаньями, ходило наше областное начальство. Засвидетельствовать. Ну и представители местных ведомств рядком выстроились по предполагаемому маршруту областных властей и стояли, чуть прогнувшись. А мне, любопытной, кто-то: «В сторону! Отойдите в сторону, сейчас СЮДОЙ губернатор пойдет! И другие представители».

Я пожала плечами: зачем мне губернатор и другие представители. Мне это не надо! Я скромно в сторонку отошла, стала музыкантов заводных слушать и приплясывать даже. А эта компания как раз мимо меня и промаршировала. А перед ними какой-то клювастый в сером костюме, мокрый уже от усердия и дождя, мне опять же: «В сторону! В сторону!» Я опять пожала плечами и решила не в сторону, а вообще куда-нибудь подальше. (Не туда, куда вы подумали.) Словом, я сделала шаг назад, чтобы выпасть из толпы, и наступила кому-то на ногу. Сначала я увидела модный светлый башмак с дырочками под своей сандалией, потом, как в кино, светлую брючину, потом льняной аккуратный рукав сорочки на крепкой сильной молодой руке, а потом… круглое, сияющее, радостное лицо мэра города Черновцы… (То есть бур-го-мист-ра, дорогие мои. Да!) Пока я, как видеокамерой, вела взгляд от башмака вверх к лицу, я, не останавливаясь, извинялась. Сначала на модном молодежном башмаке я вскрикнула: «Ой, извини, брат!»; на коленке в выглаженной брючине: «Ой, простите, молодой человек!»; на рубашечке: «Йой, выбачтэ!»; потом, когда увидела лицо Мыколы Трохымовыча, воскликнула: «О! Здрааасте!!!» И даже забыла, что плотно стою ногой не в грязи, а на чистеньком. И он, славный человек, благодушно выдирая свой белый, испачканный мною башмак из-под платформы моей сандалии (дождь был, говорила? И кругом болото, жижа и грязь), весело отмахнулся: «Та лааадна… Чево там…» И пошел дальше. Но потом (как говорят, сильный респект вам, господин бургомистр!) он вдруг вернулся, взял меня за руку и покачал головой: «Так не годится! Давайте-ка и я теперь вам на ногу наступлю».

«Ну давайте…» – помрачнела я. Мэр – парень спортивный, но не худенький.

Но он прямо как Махмуд Эсамбаев легонько-легонько, невесомо протанцевал на рантике моей сандалии и объяснил: «Это чтоб мы не поссорились!»

Слушайте, я чуть не кинулась его обнимать, нашего бургомистра. За то, что мы не просто потоптали друг другу ноги, бургомистр и я, а с прекрасной целью – чтобы жить в мире и дружбе и чтобы не ссориться. И распрощались, довольные друг другом, в грязной обуви, но миролюбивые.

И Николай Трофимович, наш бургомистр, пошел себе дальше вслед за губернатором. А я вернулась к оркестру. Там вообще происходило что-то феерическое. Эти замечательные хлопцы – труба, аккордеон, саксофон и барабан, – подпрыгивая и радостно подвизгивая и покрикивая в такт, темпераментно жарили молдавскую сырбу. А под нее танцевали абсолютно все – несколько развеселых кругов. В середине – какие-то беззаботные парни в кипах, по-видимому, гости из Израиля, выделывали кренделя ногами внизу и руками вверху; в среднем кругу – жители какого-то цыганского села, все в золотых зубах, атласных рубахах, широченных многослойных юбках, изгибались, притоптывали и трясли плечами, а в самом большом внешнем круге, сцепившись руками, отплясывали вместе гуцулы, и молдаване, и гости неопределенной национальности, и я в своих исторических сандалиях.

Недаром же писал наш мудрый М. М. Ж.: от количества наций количество праздников только увеличивается – размышляла я, весело подскакивая под музыку вместе с темпераментной старушкой в цветастом фартуке с одной стороны и молодым высоченным и уже немного хмельным пареньком – с другой. Эти двое, мои друзья по танцам, подмаргивали всем вокруг, вскрикивали в такт и подбадривали меня: мол, давай-давай, не стесняйся. Здесь все – СВОИ.

Но как только закончился этот танец, ко мне подлетела незнакомая разъяренная дама. И заверещала. Я тут же вспомнила ее укоризненный взгляд, когда топталась на туфле Николая Трофимовича.

Слушайте, я вам говорила, что терпеть не могу фальшивых блондинок? Говорила?

Так вот, она, видимо, чиновница из мэрии, заорала, перекрикивая музыкантов, которые завели новую мелодию: «Вы что себе позволяеце? Вы хоть зна-а-аеце, КОМУ вы на ногу наступили? А? Я прям умираю, что вы тут творице!!! Нет, я прям умру сейчас, какая вы нахальная! Какая вы наглая! Как вы смели с ним так разговариваць?! Нет, я просто умру сейчас! Вы хоть знаеце, кто это был? Вы хоть знаеце?!»

Все, кто со мной давно знаком, например мой муж и дети, мои друзья, моя мама, немедленно закрыли бы мне рот. Ладонью, куском сыра, поцелуем, в конце концов. Но я стояла одна-одинешенька, с сожалением поглядывая на своих товарищей по прыганью под национальную музыку, стояла перед этой вроде бы умирающей, но очень энергичной чиновницей.

«Вы хоть знаеце?!» – продолжала она, размахивая рукой перед моим лицом.

«Знаю, знаю, – ответила я. – А ОН знает?! Он знает, кому ОН на ногу наступил?» – смотрела я честно прямо ей в глаза. Черные брови, и помада такая… Вылезла за границы губ… Противная… И костюм. И эти прядки… Я вам говорила, что ненавижу?.. Ах да, говорила…

Дама от неожиданности сделала губами куриную… эту… Как это говорится… куриную гузку.

«Что?! Что вы себе позволяеце?! Немедленно идемце и попросице прощения! Немедленно!»

Чиновница даже схватила меня за руку. (Не надо было ей этого делать, ох не надо было! Кроме фальшивых блондинок, обведенных контуром ярких нарисованных губ, я еще не люблю навязанного физического контакта. Есть такое слово – «прайвеси». Ну частное пространство, по-нашему…) Словом, когда она схватила меня за руку, перебив мои радостные размышления про жизнь и хороших людей, оборвав такой веселый дружный хоровод с моей прекрасной старушкой в фартуке и юным пьяницей, я разозлилась. Я вырвала свою руку (многострадальную правую руку, которая еще до сих пор болит после февральского осколочного множественного перелома), я вырвала свою руку, повернулась и пошла к машине…

Вот так и окончился праздник. Вот так.