Текст книги "Кошка Скрябин и другие"
Автор книги: Марианна Гончарова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
2
Я им говорила, давайте ее стерилизуем. Но мама… Она у меня правозащитница. Она говорит, а ты кошку спросила? А может, она хочет стать матерью?!
– А с котятами что будем делать?
Мама вздрогнула и сказала, ну подожди, еще ведь не скоро, еще не пришла пора. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Пару дней назад утром на моем пороге стояла бледная испуганная мама:
– Быстрей! Побежали! Скрябин заболела!
Спрашиваю чем. Мама говорит, Скрябин сидит на своем корытце орлом по пятнадцать минут, отклячив хвостик. А взгляд у нее… И мама рукой показывает Скрябинин хвостик и лицом показывает, какой у Скрябы взгляд: сосредоточенный, неподвижный и глаза круглые-круглые, как будто она проглотила палку твердой сырокопченой колбасы целиком.
Ну я же специалист. И мама мне доверяет. Я кричу, немедленно отменяй сухой корм. Немедленно! Это у нее МКБ. Это МКБ!!!
– Ииииии… – ужаснулась мама, тень страшного МКБ пробежала по маминому прекрасному лицу, – что же делать, как же быть…
Мы стали советоваться и – я же специалист – решили поить Скрябу медвежьими ушками и кукурузными рыльцами, и я побежала в аптеку, и мы заварили травки, и стали остужать, и вдруг услышали протяжный утробный вой.
Оказалось, это было не МКБ.
Это было другое. Это было «пришла пора» и те проблемы, которые надо решать по мере поступления. Проблемы поступили.
«Пришла пора, она влюбилась», причем влюбилась сразу по уши во ВСЕХ и во ВСЁ. Она ласково приставала к дедушке, она нагло преследовала маму, развратница пыталась снять на ночь голубя за окном, она робко и мечтательно заглядывала в глаза утюгу на гладильной доске, она делала кокетливые намеки всем диванным подушкам, она нагло и разнузданно донимала старое кресло и пыталась пристроиться под свернутый и сложенный в чехол английский плед. Время от времени она урчала и громко требовала, дайте не знаю что, но что-нибудь, и побыстрей. Мама плакала и жалела Скрябин, а я помчалась к Фиме, к Сэру. Ну, к Серафиму – нашему ветеринару. Тот дал капли и велел капать. Обещал, что полегчает. Скрябин в отчаянии царапала себе лицо и рыдала:
– «Вы звеееери, господа!» – и добавляла из Пушкина и так страдающей от сочувствия маме: – «Ах, няня-няня…»
Кто-то посоветовал дать Скрябин сырого мяса. Мама, моя добрая мама, была готова догнать и завалить весь крупный рогатый скот Украины и Румынии, лишь бы Скрябин полегчало. Принесли парную телятину. Скрябин даже не взглянула, даже не понюхала. Она повела глазами и сказала:
– Полноте! До того ли мне…
Сказала и куда-то пошла…
– Куда ты, – с тоской позвала мама.
– «Я к вам пишу…» – завыло в соседней комнате…
Бедная моя мама. У нее много лет жила Карлиша, французская болонка, похожая на белую распатланную хризантему. И уже в преклонном возрасте, уже почти беззубая, Карлиша все равно в определенное время вдруг становилась мечтательной, проявляла острый интерес к противоположному полу и тягала маму за поводок по городу в погоне за кобелями. И хотя ничего из этого не получалось, зато домой они приходили взбодренные, подтянутые, с приятной усталостью в мышцах и в отличной спортивной форме. А вот наш кот Тяпа по фамилии Сьюткейс (то есть «чемодан» по-английски, он был британский кот). Так вот этот кот в обычные времена был так спокоен, невозмутим и неподвижен, что дети моих друзей принимали его за игрушку. Когда он засыпал, а засыпал он частенько на книжной полке у детей в комнате, он так расслаблялся, что валился с полки прямиком в аквариум. Но когда по радио вдруг объявляли март, Сьюткейса было не унять, он не гнушался приставать даже к небольшим собачкам и к старой почтенной ручной выдре, много лет живущей в реке рядом с нашим домом.
– Все! Ищи кота! – приказала мама и крикнула мне вслед в лестничный проем, что дает за Скрябин солидное приданое, только пусть предоставят кота из хорошей семьи.
Отдельная тема, как я (помните легендарную Хануму?) моталась по квартирам, сваталась, намекала, сводничала, сулила и блудливо играла бровями.
Короче, кто хотел нашу Скрябин, не подходил нам, а кого хотели мы, был красив, толст, мордаст, но совершенно бесполезен в нашем нелегком деле – кастрирован.
Мы продолжали давать невесте капли, но бедняга Скрябин не переставала биться в истерике и вопить в окно юному воробью: «вообрази, я тут одна…», ну «и молча гибнуть я должна».
Ничего себе – молча… – думал воробей.
Позавчера рано утром я прибежала к родителям и застала нарядную маму в шляпке с похотливой Скрябин на руках в прихожей.
– Вы куда? – поинтересовалась я у подозрительной пары.
– Мы сходим… тут недалеко… Нам надо… – забормотала мама.
– Идем! Быстрей! Ыаааа!!! – выла Скрябин и скребла мамино плечо.
– Не поняла, куда это вы собрались?
– Тут недалеко… Мы туда и назад… – пряча глаза, ответила мама.
– Куда?!
– Ну, это… ну, на помойку, – смущенно призналась мама.
– Что?! – ужаснулась я
– Ну там… там же большой выбор. Там – коты… А потом сразу дадим ей глистогонное и прокапаем ей противоблошиное, искупаем… А что делать? Мне ее так жалко, так жалко…
Мама вышла за порог, но Скрябин испуганно дернулась и вернулась назад в квартиру. То ли она вдруг почувствовала бездну своего возможного падения, то ли – неужели?! – пора прошла?..
Сегодня Скрябин целый день спала и ела. Ела и спала.
Все…
3
Порода нашей кошки Скрябин – дикая лесная. Вчера она опять укусила маму. Догнала, подпрыгнула и укусила. Мама шлепнула ее газетой по хвосту. Скрябин сперла газету и порвала ее в клочья.
Ветеринар Серафим (мама зовет его Фима, я – Сэр, он откликается на оба имени) сказал, что нет ничего в этом мире, чего бы кошка, особенно такая, как наша Скрябин, не поняла. Надо ее посадить перед собой и сказать ей все, что ты думаешь. Предъявить. Чтоб знала.
– Ага! – смекнула мама.
– А-га… – подумала Скрябин. (Нет ведь ничего, чего бы кошка не поняла, особенно такая, как наша.)
– Му-у-урачка, – сладким фальшивым голоском позвала мама.
– Ага, щас… – обиделась Скрябин и ушла в прихожую, планируя вздремнуть на мягком пуфике.
Мама цапнула ее в охапку, принесла в комнату, усадила в кресло и сама присела напротив.
Скрябин презрительно поводила усами, побила хвостом, тяжело спрыгнула на пол и удалилась в гостиную. Из гостиной – в спальню, потом в кухню, потом в ванную, потом на балкон. Мама ходила за ней как привязанная. На балконе кошка стала нервно копать. Мама стояла рядом и говорила. Скрябин побежала на кухню. Мама на бегу высказывалась. Скрябин запрыгнула на холодильник, потом перелезла на шкаф, мама продолжала говорить, задрав голову.
Тогда кошка фыркнула и залезла в диван. «Ничего, – подумала мама, – она меня не видит, но ведь слышит». И продолжала вещать.
Скрябин вылезла из-под дивана, подошла к маме вплотную, сказала, глядя в упор:
– Прекрати, а то уйду! Уйду, а вернусь назад беременная, блохастая и вся в репьях, – и… укусила.
Мама опять вызвала Фиму. Ну Сэра. И Фима-Сэр пришел. И сказал, что если мама хочет, чтобы Скрябин считала ее, маму, доминирующей самкой, то надо проявить характер, сильно прижать ее к плоской поверхности, пошипеть ей прямо в лицо, ну то есть в морду, и все-все ей высказать. И так несколько раз.
– Ага! – сказала мама и погналась за кошкой.
– А-га… – догадалась Скрябин и стала удирать.
Так они побегали по квартире, две доминирующие самки, и у мамы опять ничего не получилось. Потому что нет ничего в мире такого, чего бы не поняла кошка, особенно такая, как наша Скрябин. В ответ на мамины жалобы по телефону я сказала, что если мама хочет быть доминирующей в их квартире самкой, то пусть она отдаст Скрябин обратно мне. У нас дома такая неразбериха, что Скрябин моментально запутается, кто у нас кому кто, и примет правила жизни, которые заключаются в том, что никто никаких правил не соблюдает.
Мама поразмыслила и ответила, что нет.
– Почему? – спросила я.
– Потому что, – ответила мама, – когда наступает ночь, и особенно когда ноябрь, холодно, и когда шумят деревья за окном, а желательно, чтобы буря, снег с дождем, мировой кризис, по телевизору обещают гарантированный конец света, доллар упал… Или поднялся. Наш президент опять вляпался, и стыдно на весь мир. Цены на лекарства опять полезли вверх. Правительство опять обмануло… Волки воют! Совы с клекотом шныряют по небу! («Они вообще в ноябре шныряют?» – между прочим поинтересовалась мама.) Тяжело и страшно скрипит и гремит раскуроченная хулиганами дверь подъезда! И полная уверенность, что солнце не взойдет еще полгода! А то и никогда!!! А из подвалов на улицы выбирается всякая нечисть – вампиры с вурдалаками!!! И они ловят поздних одиноких прохожих!!! И… поют… им… А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! ША-А-А-А-АН-СОН!..
Ой, господи, жутко-то как!
Вот именно в моменты, когда наступает такая ночь, к лежащей без сна маме, тихо и мягко переступая бархатными лапками, приходит чистюля красавица Скрябин, плюхается рядом, прижимается теплым толстым боком, включает моторчик в животе и вдруг ловит мамину руку, куснет легонько и ласково залижет укус, потом вздохнет и уснет, почмокивая во сне, время от времени включая и выключая урчальник. Именно вот в такие моменты мама готова признать Скрябин доминирующей самкой и простить ей все – обгрызенную мебель, испорченные когтями обои и шрамы от ее укусов на руках. Потому что, когда рядом трещит эта злодейка, наступает мир, покой, уют и все такое.
4
Нашли Скрябин жениха. Красивый парень, пушистый блондин. Наша – лесная дикая, а он – сибирский. Дети разных народов. Ну примерно как если бы наша Скрябин была армянка, как Нарине, а котик как будто какой-нибудь Айвар из Финляндии. Но Тинико же сказала как-то, что мир спасут смешанные браки. Хороший котик. Ладный красавец. Мама уже все узнала про его семью. Значит, хозяйка – врач-окулист, хозяин – инженер, квартира четырехкомнатная, «вольво» опять же… У котика свой угол, специальное дерево, где спать, переноска последней модели. И врач у нашей пары оказался один и тот же, Серафим. Он же Фима-Сэр.
Ночью маме снилось, что она считает приглашенные пары, вспоминает, кого еще не позвали, и заказывает индюшатину на свадьбу. Теперь ждем очередную «пришла-пору». Правда, у Скрябин никто не спросил, нравится – не нравится, хочет – не хочет… Я вот думаю, возьмет она, подопрет лапой морду и как завоет: «Не шей ты мне, ма-а-тушка, красный сарафа-ан, не вводи, родимая, попусту в изъян».
Короче, так и случилось. Скрябин затребовала романтических отношений ровно через месяц с того времени, как «пришла пора» первый раз.
Мама позвонила и говорит, мол, мы договаривались, у нас товар, у вас купец, помните? А мамаша, то есть хозяйка кота, засуетилась, говорит, мы его подготовим и принесем, не волнуйтесь. И мама позвонила мне, что они его подготовят и чтоб я пришла. И я прибежала. И мы стали ждать. Час. Два. Скрябин орет. Три часа…
– Интересно, – мама говорит, – как они его готовят?
Я подумала сначала, что с луком и специями… А мама подумала, что его купают, вычесывают и наряжают. И песню поют.
Я сказала, что долго его что-то готовят. Сказала, может, ему семейного психолога пригласили… Посадили кота на диван, напротив психоаналитик сел, откашлялся, говорит ему:
– Мартын… (Его зовут Мартын, восемь лет – и ни разу!) Слушай, Мартын… Э-э-э-э… Ты, Мартын, уже взрослый кот… Тебе пора знать… Бывают обстоятельства в жизни… Эхм… Когда… Там… Мы сейчас пойдем в гости… Так ты… Там одна…
Ну и подробности. А у Мартына – шок. А он ведь всю жизнь ел, спал и любил хозяйкину старую кофту. Ну пока его отходили, отливали, убеждали… Короче, сами были не рады. Словом, все застеснялись, свернули его в букет, понесли через двор. Мартын дрожит, никогда на улице не был, даже на балкон на ручках, нежный. А такой красивый – весь в мехах серо-белых, глаза – крыжовники раскосые, я бы и сама за него замуж вышла, кабы посвободней была.
Звонок в дверь. Вносят. Огромный, шампунем благоухает, с серебряной цепью на груди. Наша меньше его в четыре раза. Долго прощались с ним, целовали, тискали, как будто в армию отдают. Трогательно обнимали, шептали на ухо…
Он такой солидный, мы к нему на «вы». Проходите, откушайте… Разрешите представить вам, это наша кошка Скрябин.
Скрябин – книксен:
– С-с-с-сть… – хвостик набок кокетливо. (Понравился, значит.)
Мартын растерян, аккуратно лапочки ставит, шаг тяжелый: бум! бум! бум! Поел. Походил. Потом опять поел. Потом попил. Опять побродил. Мы за ним всей семьей следом ходим. Скрябин – первая. Потом оба попали в детскую. (Ну так мы ее называем, это моя бывшая комната, там мама сейчас студентов обучает.) Мы двери закрыли и стали – а как же! – подглядывать.
Мартын огляделся, разрыдался, спрятался в диван и стал требовать к маме. И так три дня! Утром его приносили, вечером забирали. Он прямым ходом в диван и оттуда жаловался и плакал. Потом вылез, стал оскорблять нашу кошечку:
– Уы-ы-ы-ы-ыв! Уыв-вы-ы-ы-ы-ы!!! Уыва-а-а-а-ай!!!
Бедная кошка побежала в спальню и там описалась от страха.
Потом я забрала Скрябин к себе, у нас есть два знакомых кота из хороших семей. Один, рыженький весь, вроде и согласный был, зашел, перекусил, рыгнул Скрябин в лицо – ну чисто пьяный матрос… Лапы потер, мол, ну? Чево?! Пошли?!
А Скрябин на него шипеть, мол, гопота тут вообще!
Наваляла ему по морде как следует.
Словом, стали давать кошке капли. Она, разочарованная в любви, успокоилась.
5
Кошка Скрябин смотрела кино.
Какое-какое… Конечно, не дешевые сериалы, где консервированный смех или девушка из провинции, которая теряет в столице веру в любовь, в мужчин, зато приобретает опыт, счет в банке и уже потом мстит всем обидчикам, расчетливо и последовательно, как граф Монте-Кристо. Нет. Кошка Скрябин смотрела приличное кошачье кино. Если за воспитание берется моя мама, то уж поверьте, личность выйдет цельная, интеллигентная, добропорядочная и образованная. (Я – исключение из правил. Как говорится, в семье не без меня. Но опять же, как говорится, исключение только подчеркивает правило.) Кошке Скрябин показывали специальное воспитательное кино, где мышки, рыбки, бабочки и звуки.
Мама усадила Скрябу себе на колени и радостно сообщила, сейчас, Мурочка, тебе будет сюрприз. Скряба сразу поняла, что надо уносить лапы, потому что – знаем, едали – если сюрприз, значит, что-то будут совать – то ли в пасть, то ли под хвост, то ли в уши. И засуетилась. Но мама придержала Скрябин и приказала мне:
– Включай!
Я включила. Там забегало, запищало, затрепетало. Скрябин ахнула и замерла. Такое абсолютно человеческое сосредоточенное, несколько тревожное внимание я видела только на одном лице.
У нас однажды был семинар по общественной дисциплине, какой – не суть важно. У нас их было много, этих общественных дисциплин. И преподаватель наш Иван Фаддеевич Хребет спросил: вопросы есть? И все сначала помолчали, это же иняз, какие вопросы по политэкономии, господи… Ну а я – мастер спонтанной реакции – сказала, да, есть вопросы. Ну и весь семинар мысленно сначала напрягся, а потом расслабился, чтобы получать удовольствие. И я спросила, Иван Фаддеевич, а правда ведь, вы настаивали на том, что всегда надо выслушивать обе стороны. Да, с опаской ответил Иван Фаддеевич Хребет. Ну тогда почему мы изучаем первоисточники апологетов коммунизма, а первоисточники буржуазного национализма – нет, не изучаем. А? Группа, хоть и с иняза, но все поняла и выдохнула:
– Йоооооо…
Иван Фаддеевич Хребет много раз бывал за границей, поэтому был надрессирован быстро и четко реагировать на провокации империалистов. И он, глазом не моргнув, но посуровев лицом, ответил, что учебники по общественной дисциплине писали ученые с мировыми (мировыми – кто их знал в мире, наших Сусловых, кроме СССР, Болгарии и одного-двух случайных наших же резидентов в Монголии) с мировыми именами – вы что, студентка Гончарова, им не доверяете?
– Отчего же – конечно, доверяю, – ответила я. – А почему мы им не доверяем в случае с Марксом, Энгельсом и Лениным, что вынуждены перепроверять написанное идеологами с мировым (!) уровнем по первоисточникам…
Вот как раз тот внимательный, настороженный, недоверчивый взгляд, это подергивание щекой и нервное, бесконтрольное подмигивание глазом я и вспомнила, когда увидела, как Скрябин расширенными круглыми глазищами смотрит в монитор.
Недолго мы любовались, Скряба, которую невозможно даже сфотографировать, если она не спит, на этот раз застыла и даже забыла лапку с клавиатуры убрать – лапку положила туда и так сидела, втыкала мордой в экран. А потом вдруг как вскочит, как забегает вокруг, в лица нам стала заглядывать: мол, а это что-что? Растолкуйте и предоставьте, быстро мне – вот это загадочное, что пищит. И ведь не дура – стала изгибаться, шею тянуть и за монитор заглядывать. Под компьютер копать. А потом случилось быстро, дело техники – прыг на клавиатуру, два шага – делит, энтер. И все – кина нема. Я его, конечно, достала из корзины, конечно. Но боимся, чтобы рефлекс не закрепился, чтобы Скрябин схему не запомнила «делит-энтер». Потом в корзину залезет. Так она и до винчестера доберется… Это же Скрябин.
Так что кошка Скрябин получила новый опыт: она обнаружила, что на этой планете кроме нее в этом враждебном, таинственном, бесчувственном мире есть другие привлекательные особи, но и попутно сделала небольшое открытие, что по ту сторону монитора жизни нет.
А через час после киносеанса Скряба поймала мышонка. Сначала мы думали, что она как всегда тягает свою игрушку, чтобы мы бросали, а она бежала, хватала и несла, чтобы мы опять бросали. Оказалось – живого мыша2.
Мама говорит, что это или к холодам, или к тому, что наши соседи затеяли наконец ремонт и с первого этажа к маме в квартиру сейчас переберется вся остальная живность – у них много есть.
P.S.
Мыша2 отобрали и выгнали во двор.
6
Скрябин открыла для себя что-то новое.
Вчера мы застали ее неподвижно сидящей кувшинчиком напротив зеркала на случайно оставленном там стуле.
Скрябин не сводила глаз со своего отражения. Она не мурлыкала и не рычала, как тогда, когда видела чужих котов и кошек, она не трогала отражение лапкой, она просто смотрела, иногда шевеля ушами и чуть-чуть наклоняя голову то вправо, то влево. И была поглощена этим до кисточек на ушах.
Это было совсем не про нашу кошку: она ведь, если не спала, все время была занята какими-то серьезными делами: играла с мышкой, шуршала чем попало, ела, шкрябала в своем горшке, царапала обои, мрачно рассекала по квартире в поисках кого укусить, точила когти на когтеточке и на всех креслах и диванах квартиры, бежала по любому звуку смотреть, а чего это там происходит и почему без нее, обследовала еще необследованные, в основном верхние, плоскости, а тут вдруг такая подозрительная неподвижность.
И до меня дошло – умница Скряба как-то поняла, что это отражение. Она делала дело. Она сидела, любуясь собой.
Она отражалась.
7
Ночью с подоконника слышно было аппетитное чавканье – Скряба доедала каланхоэ.
Вчера застала Скрябин на кухонном столе – она ела сахар, сдвинув крышечку на сахарнице.
Как потом оказалось, соль она тоже попробовала, но сахар оказался вкуснее. Это на фоне того, что ее кормят дорогим элитным кормом для привередливых кошек.
Это все потому, что она ужасно любопытна, наша Скрябин. Сегодня она весь день крутит педали на раме разобранного папиного спортивного велика. Заберется, покрутит, отпрыгнет, понаблюдает. Опять запрыгнет, покрутит, отбежит. Смотрит – вид потрясающе глубокомысленный. Усы растопырены. Ерошит шерсть между ушами, почесывает в задумчивости затылок. Хмурит лоб. По-моему, она близка к открытию – изобретению колеса.
8
Подарила маме мобильный телефон. Мама выучила новый, как она говорит, компьютерно-мобильно-телефонный арго. И о своей любимой кошке Скрябин говорит так:
– Скрябин на подзарядке. (Это значит, кошка на кухне кушает.)
– Скрябочка включила опцию вибрации. (Это значит, что она мурлычет, наш котенок.)
– Скрябочка включила спящий режим. (Дрыхнет кошка без задних лап.)
– Скрябу надо перезагрузить! (Это значит, кошка что-то погрызла, что-то украла, что-то порвала – и надо надавать ей по хвосту.)
– Купила Скрябе антивирусную программу. (Речь, конечно, о прививках и всяких каплях, одни Скрябе втирают в место между головочкой и спинкой, очень симпатичное место, и вторые – капают прямо в живот, открывают насильно рот и капают.)
– Купила Скрябе кучу всяких дивайсов, – хвастается мама и показывает когтеточки, которые крепятся на стены и углы, игрушки в виде мышек, птичек, шарики звенящие…
А кошка, кстати, дивайсы-то – не очень. Игнорирует. Играет с тем, что стянет, например с крышечкой от йогуртовой бутылочки, катает ее, ловит, носит в зубах, ручки, карандаши ворует. Вообще, она очень напоминает кота из моего рассказа «Кот водоплавающий, который хмыкал». То есть я написала прообраз. А все, что создается моим воображением, как правило, обязательно материализуется. Все сворованное Скряба складывает за холодильник. Вчера пыталась унести в зубах Линкину шапку. Зачем тебе шапка?! – спрашиваю. Глаза прячет, подлая. Когда звонит телефон, она первая бежит и сбивает трубку. Мобильный телефон подталкивает лапкой, сбивает на пол. Пока еще не научилась нажимать кнопки. Это пока.
Вот пишу, а Скрябочка устроилась у меня на коленях, включила опцию вибрации и уходит в спящий, очень сонный режим. В этом режиме она очень хороша.