Текст книги "Сокровище старой девы"
Автор книги: Маргарита Южина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Гутя нашарила в кармане мелочь, расплатилась и снова отвернулась к окну.
– А вы, женщина? – добивала кондуктор другую пассажирку.
– А за меня вон та дама расплатится, – услышала Гутя до тошноты знакомый голос.
Так и есть, рядом с ней стояла Аллочка, презрительно кривила губы и обиженно пялилась в грязное окно.
Глава 4
Проверка на инфаркт
– Ну и чего ты за мной потащилась? – ворчала Гутя, подходя к нужному дому.
– Молчи лучше, – огрызалась Аллочка. – Сама, главное, к моему жениху на свидание несется, и еще недовольна!
– Завтра же отправлю тебя в деревню к родителям, ты мне так всю работу загубишь!
– А ты поменьше с моими женихами работай! Своих уже иметь надо… И никуда я не уеду, сюда приехала, здесь и помирать буду!
Гутя уже даже не отвечала. Ее тревожило одно – зачем ее вызвал Гусев. И станет ли он с ней говорить, если увидит, какой хвост Гутя притащила за собой?
Нужная квартира оказалась весьма убогой, на ней не имелось даже дерматиновой обивки, в то время как у всех на площадке были установлены сплошь металлические двери.
– М-да… бедновато… – Гутя прищелкнула языком.
– Это он, наверное, снимает, – тут же заступилась за кавалера Аллочка. – Звони давай, ждет же человек.
– Да куда звонить-то? Здесь даже звонка нет!
Звонка и правда не было. Тогда Аллочка, поправив шапочку и придав своему лицу выражение наивности, как у первоклассницы, с силой молотобойца забарабанила в дверь.
От ее ударов дверь легко отворилась.
– О! Смотри! Дверь сама открывается! – радостно фыркнула Аллочка и сунулась в квартиру.
– Стой! – крикнула ей Гутя. – Нельзя входить, когда дверь вот так – нараспашку!
– Да отстань ты, – отмахнулась Аллочка, смело продвигаясь в прихожую. – Это ты мне специально лапшу на уши вешала – по делу он тебя звал! Он небось сейчас развалился в спальне и ждет тебя, приготовленный ко всяким пошлостям. Я сама по телевизору видела…
Гуте ничего не оставалось делать, как шагнуть вслед за сестрой.
Дверь в комнату была закрыта, и Гутя на минуточку поверила догадкам Аллочки. Но едва они раскрыли дверь, как от догадки не осталось и следа.
По всей комнате на полу стояли зажженные свечи, на стене висел огромный портрет Геннадия Архиповича и, казалось, он по-бесовски усмехается.
Даже крикнуть женщины не могли – так сковал ужас. Уже через секунду, толкая друг друга, они кинулись обратно к двери, но та была захлопнута, хотя ни Аллочка, ни сама Гутя дверь за собой не запирали. Гутя никак не могла открыть дверь – замок в темноте было найти трудно, да еще руки дрожали, и сердце колотилось где-то в горле. А спину будто прожигал взгляд погибшего Геннадия Архиповича. И уж совсем женщины чуть не грохнулись в обморок, когда из Гутиной сумочки донесся дурацкий марш Мендельсона.
– А-а-а! – не выдержав, завопила Аллочка. – Ты еще и свадьбу здесь заказала?!!
Гутя привалилась к стене и постаралась успокоиться, в такой ситуации никак нельзя давать волю нервам, можно сойти с ума. В конце концов кто-то решил подшутить… если не придумал нечто большее…
– Я не пойду больше замуж за Геннадия!! – чуть не в истерике вопила Аллочка. – Даже и не включай мне этот марш! Даже и не надо мне никакой свадьбы!!
– Какая свадьба, это мой сотовый телефон… – постаралась спокойно проговорить Гутя.
Ее тон подействовал на сестру, точно нашатырный спирт, она замолкла и теперь только хватала ртом воздух.
– Алло, – ответила Гутя.
В трубке секунду помолчали, а потом какой-то неживой голос, без малейших интонаций, проговорил:
– Что ж вы, Гутиэра Власовна, старых членов клуба забываете? Быстро вы их на новых поменяли. К Гусеву пришли? А ко мне кто придет, на могилку?
Гуте снова стало плохо. Она уже не позволяла себе безумно предаваться ужасу, пыталась держать себя в руках и понимала умом, что это работа совсем даже не погибшего, однако не было никаких сил обернуться назад, где с портрета во всю стену страшно щурился безобидный при жизни Геннадий Архипович.
– Ваша шутка получилась не смешной, – как можно строже проговорила она. – Боюсь, этим придется заняться, я не люблю, когда меня хотят напугать.
– Вы должны съездить ко мне на кладбище, привезти венки из черных роз и только тогда сможете спать спокойно, – снова раздался безжизненный голос.
В комнате было так тихо, что весь разговор великолепно слышала не только Гутя, но и Аллочка.
– Гуть, ты скажи ему – куда мы на кладбище-то поедем?! – не выдержала она. – Его ж сестра увезла! И еще главное – черные розы! У нас сейчас и красные-то розочки знаешь, сколько стоят, а где мы будем искать еще и черные?!
– А на Гусева не рассчитывай. Он не твой. Оставь его в покое, – проговорил голос и отключился.
– Вот! И я тебе говорила – не твой Гусев! – немного подзабылась Аллочка, но тут же снова уперлась взглядом в портрет на стене и тихонько заскулила.
– Молчи, – рыкнула на нее Гутя и прошла обратно в комнату.
Она аккуратно взяла свечку, которая стояла возле самого порога, поднесла ее к входной двери и только тогда разглядела замок.
Замок они открыли, Аллочка рванула из квартиры, но Гутя не торопилась.
– Постой здесь, подержи дверь, – попросила она сестру.
Аллочка хоть и мечтала поскорее удрать из этого «священного» места, однако сестру ослушаться не посмела, в конце концов она и сама понимала, что тут все надо тщательно осмотреть.
– Постой здесь, я пойду свечки затушу, а то пожар случится… – проговорила Гутя, поежилась и отправилась в комнату.
Свечи гасли очень плохо, вероятно, специально покупались такие, чтобы горели долго и не могли погаснуть от случайного сквозняка. Портрет Геннадия Архиповича был закреплен на стене тоже весьма прозаично – скотчем, однако Гутя все же не решилась его снять. Зато лампочки в комнате вовсе не было – выкрутили. И в прихожей тоже. А больше – ничего, совершенно пустая комната.
Когда Гутя захлопнула за собой дверь и они с Аллочкой вышли из подъезда, силы ее оставили – сказалось нервное напряжение.
– Гуть, ты посиди здесь немножко, хорошо? А я сейчас, – как-то непонятно проговорила Аллочка и снова скрылась в подъезде.
– С ума сойти… – пролепетала Гутя. – Неужели она все же пойдет искать там Гусева?
Аллочка ринулась вовсе не на поиски Гусева. В ней вдруг проснулся азарт сыщика. И что это в самом деле! Это же всегда было ее хобби – разрешать самые запутанные ситуации! А сейчас рядом с ней творится черт-те что, а она только и занимается поисками мужа! Потом и получается, что ее скверное поведение даже погибшим женихам покоя не дает.
Довольно решительно она поднялась на первый этаж и позвонила в первую же попавшуюся квартиру.
Ей открыла довольно миловидная, пышная женщина в веселеньком платьице с пятнистыми жирафами по всему полю, поверх которого был пришит строгий белый воротник.
– Здравствуйте… – начала было Аллочка, но женщина перехватила инициативу.
– Вы Марселина Игоревна? – лучисто улыбнулась она.
– Не совсем… – промямлила Аллочка, старательно соображая, как бы себя назвать.
В это время из комнаты послышался крик, и женщина отвлеклась:
– Юрочка! Не смей долбить Анюту по башке, а то получишь по попе а-та-та!.. Так я не поняла – вы пришли заниматься с детишками английским?
– Это социальный опрос, – сурово рявкнула Аллочка первое, что пришло в голову. – Общественность интересуется, кто проживает у вас в квартире… так, какая же там квартира? В общем, кто у вас живет на третьем этаже, квартира прямо?
– Это вот так, что ли? – показала женщина. – На третьем этаже, да? А я откуда знаю? Вы этой своей общественности скажите, что я здесь работаю няней, никого из жильцов дома не знаю, но ко всем отношусь с большим уважением. И вообще, как я могу отвечать на ваши вопросы, когда мне платят такую маленькую пенсию? Я совершенно не знаю никаких жильцов!
– Обидно… – огорчилась Аллочка. – А кто знает?
– Да никто не знает! Потому что в той квартире вообще живет неизвестно кто, а квартиру сдают посуточно! Ну и скажите, можно в таких условиях мне, как порядочной няне, спокойно воспитывать ребятишек? – возмущенно округляла глаза благонравная няня, все больше наседая на гостью. – Вон на втором этаже живут какие-то приезжие из Китая, и они все время меняются! Как у них попросить что-нибудь продать подешевле, так их нет, а как шуметь, да свою лапшу вонючую варить, так они всегда дома! В той квартире и вообще никто не живет, ее хотят продать, а покупать никто не хочет, потому что кто ж ее купит, если просят за нее миллионы! И это при том, что у всех мизерная пенсия!
Женщина бы и еще выплескивала на Аллочку водопад претензий, если бы в это время из комнаты не высунулась голова детины лет шестнадцати.
– Ну, Ка-а-атя! Ну скоро оладушки будут? – недовольно пробасил детина.
– Юрочка, детка, сейчас я тетеньке все расскажу и побегу делать оладушки, – засуетилась няня. – Скажи Анюточке, чтобы убирала за собой игрушки, скоро будем кушать…
– И ничо не надо убирать! – выскочила взъерошенная девица в коротюсенькой футболке, сверкая плавками. – Опять засунешь куда-нибудь мои диски, я потом забодаюсь их искать!
– Ой, ну вы уж, женщина, ступайте, – заторопилась Катя. – Детишки оладушков хотят. Да у меня и тесто сейчас поползет…
Аллочка распахнула рот от изумления. Она никак не думала, что таким великовозрастным детишкам надо специально нанимать няню. Между тем двери уже захлопнулись, и Аллочка вернулась к Гуте.
– Ну и что, нашла? – усмехнулась та, завидев сестру.
– Не-а, – вздохнула Аллочка. – Представляешь: оказывается, эту квартиру сдают в аренду посуточно… Вот и ищи теперь… И между прочим, если тебе еще раз позвонит этот Геннадий Архипович, передай ему, что на кладбище к нему я не поеду! Заявлюсь к его сестре – здрассьте, я ваша невестка, да? Я и вообще не знаю, где его сестрица-то живет!
Гутя поморщилась, точно от зубной боли.
– Аллочка! Ну как же ты не понимаешь… Не Геннадий Архипович нам звонил, это кто-то… ну не знаю, решил нас разыграть, что ли…
– Ни фига себе розыгрыши! – возмутилась Аллочка. – Да за такие шутки!..
– Ну, может быть, не розыгрыши, может, хотели предупредить.
– Понятно! Хотели предупредить, чтобы ты на Матвея рот не раскрывала, да? Но тогда почему ты? – вдруг здраво рассудила Аллочка. – Тогда бы мне позвонили! Ты-то и вовсе на него никаких видов не имеешь!
«Зато он на меня имеет», – чуть не сказала Гутя, но промолчала. Ну не могла она сказать Аллочке, что ее кавалер предпочел Гутю сестре. И потом, это были только предположения.
Дома разговору было только о случившемся. Сейчас здесь, в уютной маленькой кухне, когда из микроволновки доносились запахи горячих бутербродов, потому что Гутя ничего не успела приготовить к приходу работающей молодежи, рассуждать о чьей-то злой выходке было совсем не жутко.
– Ну и товарищи у нас в клубе, – с осуждением мотала головой Аллочка. – Вон как за мужиков атакуют. Вот я бы такое никогда! Просто никогда не сделала бы. Я бы просто недодумалась!
– Да ну, – отмахнулся Фома, нацеливаясь на четвертый бутерброд. – А по-моему, так вовсе и слабенькая фантазия. Между прочим, во всяких фильмах, где надо зрителя напугать, частенько такие приемы пускают. Темень, свечечки кругом, и главный герой…
– …через эти свечечки прыгает, да? – подсказала Аллочка. – Я тоже видела, на Ивана Купалу такое показывают.
– Да не прыгает! А убивают его! – перебил ее Фома.
Гутя, которая только-только затолкала в рот кусок, теперь не могла его проглотить, он так и встал у нее поперек горла.
– Ну Фома! Надо думать, что говоришь! – зыркнула на мужа Варька и долбанула матушку по спине.
– Там не только свечки придумали, там еще в трубку таким голосом говорили… – наконец прокашлялась Гутя. – Каким-то неживым.
– А с голосом и вовсе просто, – снова отмахнулся Фома.
– У тебя все просто! – вскинулась Аллочка. – Тебе чего – стой себе возле стола, вырезай людям ненужные кишки, а тут!
Фома поднялся, ушел в свою комнату и вскоре позвал женщин. Те, конечно, пришли, хотя еще не понимали – зачем.
– Вот, смотрите, – сидел возле компьютера единственный мужчина в этом доме. – Сейчас я вам включу программу… Та-а-ак…
На мониторе появилась забавная утка. Утка бегала из одного конца экрана в другой, и пока ничего удивительного в этом не было.
– А теперь мы пишем здесь… Напишем: «Варвара – нерадивая жена», – предложил Фома.
– Чего это я вдруг нерадивая? – оскорбилась Варька, но на нее зашикали, и она примолкла до «лучших» времен.
Утка задрала голову к написанному и четко произнесла:
– Варвара – нерадивая жена.
– Ух ты! – радостно воскликнула Гутя. – Смотри-ка, какой умный селезень! Только в телефоне голос немножко другой был.
– Да здесь можно какие угодно голоса подобрать, – объяснил Фома. – И написать можно что угодно, а он прочитает.
– А вы знаете… – вспомнила вдруг Гутя. – А вы знаете, что мне еще показалось… Будто по телефону и не со мной говорили. Ну как бы это объяснить… Я, помнится, что-то спросила, а мне так никто и не ответил. То есть было такое ощущение, будто в трубку диктовали определенный текст, совсем не зависимый от того, что я там говорю.
– Ну правильно, они, наверное, написали, а потом в телефон сразу и запустили, – предположила Варька.
– Еще бы знать, кто это «они»…
Все снова вернулись в кухню – скромной семье Неверовых все никак не удавалось наесться бутербродами с колбасой и сыром.
– Вот я про криминальную Россию смотрела, так там преступников ищут очень легко, – авторитетно заявила Аллочка. – Сейчас вспомню… Значит, берут всех пострадавших, ищут, что их объединяет, и получается там круг подозреваемых! Нам тоже так надо.
– Что-то я не совсем поняла… – помотала головой Варька. – То есть – пострадавший у нас Геннадий Архипович, так? И кого нам еще взять, чтобы выяснить, что «их» объединяет?
– Да чего здесь думать? – замахал длинными руками Фома. – У вас все подозреваемые в клубе этом вашем. Только зачем это кому-то надо, вот вопрос? Мне отчего-то не верится, что Геннадия Архиповича могли заказать из-за пылкой страсти.
Честно говоря, Гутя в это тоже не верила. И Варька не верила. Даже Аллочка понимала, что не такой Геннадий был секс-символ, чтобы его от ревности пристрелили. А тогда за что? И к чему вся эта чертовщина с его портретом?
Свои мысли у Аллочки закончились, поэтому она уселась перед телевизором смотреть криминальную хронику, Гутя напилась «Новопассита» и ушла к себе, Варька села вязать, а Фома улегся с книжкой. И вечер закончился бы совсем уже спокойно, если бы в одиннадцать часов не прозвенел телефонный звонок.
– Фома-а!! – вздрогнув, завопила Аллочка. – Иди, возьми трубку, если это… если это Он, то меня нет!
Фома усмехнулся, но к телефону подошел.
– Гутиэра Власовна уже отдыхает, у нее сегодня был трудный день, – не успел проговорить он, как к нему подлетела Аллочка и вырвала трубку.
– Ал-леу! – томно мяукнула она, но тут же ее тон изменился. – А-а, это вы, Виктория Даниловна… Да ничего, ничего, правда, мы уже спали, но это такие мелочи, на ваш взгляд… Ах, вот оно в чем дело?! Ну, конечно же, мы сможем! Мы просто обязательно придем! Нет-нет, мы будем! Во сколько, вы говорите?.. Дайте-ка я запишу… Значит, в субботу, в семь часов, ресторан «Ракушка»… Что это за название какое-то несолидное, Виктория Даниловна? Чем там будут кормить?.. Ах, это в простонародье «ракушка», а по настоящему «Жемчужина»! Нет, ну, конечно же, я там бывала! Да-да, я там почти завсегдатай… а скажите, где она находится? Хорошо, мы будем… И обязательно Варю с мужем, и Гутиэру… А что – Гутиэру тоже обязательно? Ах, ну да, ее в первую очередь… Хорошо, все передам, не беспокойтесь.
Аллочка устроила трубку на рычаг и с гордостью глянула на Варьку.
– Вот, Виктория звонила, приглашает на юбилей. Я уж не знаю, сколько ей, наверное, лет восемьдесят будет, я не спросила…
– Ей шестьдесят будет, – подсказала Варька. – Она меня с мужем уже пригласила. И маму тоже. А сегодня звонила, наверное, чтобы мы не забыли.
– Хм! Чтобы вы не забыли! Это, чтобы я не забыла! – буркнула Аллочка и украдкой взглянула на себя в зеркало. – Прям и не знаю, в чем идти, наверное, зеленое платье надену, я в нем такая худенькая…
До субботы Неверовы прожили без приключений. Фома принимал своих пациентов, Варя встречалась с посетителями в психологическом кабинете, Гутя выискивала новых женихов для старых невест, а Аллочка валялась на диване с журналами, выстраивая какие-то свои, неведомые никому пути поимки преступника.
В субботу все семейство с самого утра готовилось к званому ужину. Аллочка уже с восьми часов торчала в парикмахерской, пришла домой в десять, увидела себя в зеркале и взвыла волчицей.
– Гу-у-у-у-тя! Ты посмотри, что они натворили! Я же хотела, чтобы… я хотела, чтобы кудряшки, завлекалочки, а мне оставили… да на что же я теперь волосы крутить буду? На гвозди, что ли? У меня же никакие бигуди не зацепятся-я-я-я!
Аллочка видела себя красавицей только с бараньим руном на голове. А между тем прическу ей сделали неожиданно красивую, стильную, преобразив до неузнаваемости простое, крестьянское лицо. Теперь во всем облике дамы виделся непередаваемый шарм.
– Да что ты такое говоришь! – всплеснула руками Гутя. – Ты посмотри, как замечательно! Только тебя еще накрасить надо как следует. Варя!! Накрась Аллочку, как ты умеешь, а то она опять соорудит себе «Раша-Клаша» во все щеки!
Варька, подбежав, тоже восхитилась преобразившейся внешностью тетки и пообещала непременно привести ее лицо в надлежащий вид.
Гутя не испытывала проблем с макияжем, зато, помня, как нарядились ее женщины на последний вечер в клубе, страшно комплексовала по поводу одежды.
– Варя! У нас еще есть время, чтобы сходить в магазин, – звала она дочь.
– Мам, ну мне некогда, правда, – нехотя отнекивалась Варька.
Они с Фомой и вовсе по поводу похода в «ракушку» не переживали. В конце концов наряды у Варьки имелись, а уж ее молодое личико за полчаса любая косметика превратит в шедевр. Да и особенного стимула у Варьки не было, зачем ей? Вон он, ее стимул, развалился перед телевизором и хрустит чипсами. И ведь знает, что от них никакой пользы, одни только крошки, а все равно хрустит. Да мало того что сам на них подсел, еще и кота Матвея приучил. Теперь Матюша расположился прямо на груди у хозяина и долбил его лапой всякий раз, когда тот проносил чипсину мимо кошачьей пасти.
– Варя! Ты хочешь, чтобы я выглядела хуже всех, – трагически констатировала Гутя, усаживаясь рядом с Фомой и преднамеренно таская у него из пачки чипсы.
Видя, что на его лакомство появился еще один рот, Фома не выдержал.
– Варя! Ну сходи же с мамой в магазин! Видишь, ей выйти не в чем!
– Ну пусть одна сходит, – не сдавалась вредная Варька.
– Господи, ну что она там купит?! – терял остатки терпения Фома. – Опять какую-нибудь ерунду, а нам потом с ней весь вечер в ресторане рядом сидеть!
В конце концов, обегав все магазины, накрасив лица и уложив волосы, женщины сообщили, что к юбилейному вечеру Виктории Даниловны они готовы.
В ресторане было шумно, волнительно и весело. Сегодня дамы превзошли сами себя, а мужчины были непривычно строги и напыщенны. Поражал наряд Дарьи Викторовны – весьма скромный спереди, он был настолько откровенен со спины, что сама женщина то и дело ежилась, что-то поправляла и пыталась спину не показывать. Молодые дамочки – Лариса Дугина и Татьяна Соловьева – щеголяли длинными, открытыми ногами, Валерия смело обнажила роскошную грудь, а сама Виктория Даниловна была сказочно прекрасна в струящемся платье с великолепным боа. Даже Анна Никитична, которой уже и забыли сколько годков стукнуло, шаловливо открыла шейку больше обычного. Первое напряжение решено было быстренько запить, что гости и сделали. А дальше пошло как по маслу. Очень скоро каждый дошел до той кондиции, которая ему привычна, и теперь все веселились, как могли.
Музыка оглушительно орала прямо в уши Неверовых, уж так неудачно они сели, и Гутя вздрагивала каждый раз, когда ее приглашали на танец. А приглашали ее много. Однако тот, кого она ждала, отчего-то медлил. Наконец ее тронули за руку, и она увидела смущенного Матвея Гусева.
– Позвольте вас на танго пригласить, – пролепетал мужчина.
– С удовольствием, – искренне отозвалась Гутя, и они прошли в центр зала.
– Скажите, Матвей, а вы знаете мой номер сотового телефона? – игриво спросила дама, незаметно приступив к допросу.
– Ваш номер?.. Н-нет… – растерянно признался кавалер и тут же поспешил исправиться: – Но я могу узнать, если вы хотите…
Гутя вздохнула. Конечно, Гусев так прямо и не сознался бы, однако сейчас он говорил абсолютно искренне.
– А у кого мне спросить? – теребил ее Гусев. – Про ваш телефон у кого спросить?
– Не надо ни у кого спрашивать, я просто думала… Понимаете, мне в среду кто-то звонил, неизвестный мужчина, и голос был очень на ваш похож, вот я и подумала – вдруг это вы…
– Нет, даже не думайте, это совсем не я! – испуганно заверил Гусев. – Я вообще по телефону разговаривать не люблю. Давайте я к вам лучше так приду, домой, живьем. Мы посидим…
Гутя криво улыбнулась и обещала подумать. Нет, Гусев и его братья были довольно приятными мужчинами, однако… ну не доверяла Гутя им – и все! А Матвей буквально не отходил от нее ни на шаг, чем весьма затруднял наблюдение за всеми подозреваемыми. Как ни горько было осознавать, но все члены клуба, за исключением родственников, сейчас сделались подозреваемыми. Хотя, ну кого тут подозревать? Взять Дарью Викторовну. Женщина современная, сильная, однако ж все чувства у нее на лице. Вот сегодня Федор Гусев, на которого она возлагала такие надежды, вовсе не обращает на нее никакого внимания, увивается около молоденьких красоток – Валерии, Ларисы и Татьяны, а те и рады стараться: хлопнут рюмочку и танцевать. Перекидываются яркими шариками, благо их в зале великое множество – так устроители юбилея решили украсить торжество – и вроде бы никакого Гусева и не замечают. А Федор перед ними вприсядку пускается. Его можно понять – с каждым приседанием возле оголенных ног ему открываются совершенно новые виды. Естественно, Дарью Викторовну это не радует – даже ее обнаженная спина не удержала ветреника! Или вот Виктория Даниловна. Та заполучила в свое пользование старшего из Гусевых – Игната, и теперь томно качается с ним на середине зала уже который танец. Мужчина наверняка проклял то мгновение, когда пригласил юбиляршу, и теперь с тоской взирает на полные бутылки, однако ж в такой день обижать даму не осмеливается. Антон Андреевич прилип к Дарье Викторовне и добивает ее своими приставаниями: «Дашенька, нам с вами, в нашем-то возрасте, уже пора носить собачий пояс, а не выставлять спину до самого копчика. А ну как сквозняк? Хондроз обеспечен. Кстати, я хондроз всегда лечу мочой, удивительный результат! Вы знаете, просто удивительный!»
Вот на Варьке с Фомой глаз отдыхает, такая красивая пара! И как это ей, Гуте, удалось родить такую прелестную дочь? Вся в маму пошла, ничего от Васьки-недоумка. Все же семья у нее прекрасная, пусть безмужняя, но стыдиться не приходится… если бы не Аллочка!
Аллочка после того вечера с портретом как-то остыла к мужскому полу, однако это не слишком утешало. Сегодня она выкушала бутылочку дорогого шампанского, стянула со стола матерчатую белоснежную салфетку и тыкалась то к одному гостю, то к другому с расспросами. При этом недремлющая сыщица пыталась что-то записать на салфетке губной помадой. Что называется, вела допрос. Можно догадаться, каких дров она сегодня наломает, если только преступник здесь присутствует. А верить в это ох как не хотелось.
Гутя поправила новенький костюмчик и решительно направилась к Ларисе. Они с Татьяной только что отплясали очередной лихой танец и теперь, дыша паровозами, припали к фужерам.
– Лариса, вы прекрасно выглядите, – улыбнулась Гутя. – Как сегодня весело, правда? Жалко, что бедный Геннадий Архипович не дожил до этого славного дня…
Лариса икнула и уставилась на Гутю.
– А ему-то какая разница? Это же не для него славный, не его ж юбилей! Все равно ему когда-нибудь пришлось бы умереть! И ничего в нем бедного не было. Обычный скупердяй – за копейку удавится, все время пытался прожить за чужой счет!
– Лариса… – оторопела Гутя. – Но совсем недавно вы о нем говорили совершенно другое! Вы же говорили, что он добрый… интеллигентный! Валерочка, правда? Вы же говорили! Танюша?
– Когда это я говорила? – Танюша была сегодня сильно пьяненькая. Видать, борьба с зеленым змием была проиграна – девушка не отпускала рюмку. – Я вообще… молчала! Точно вам говорю! А ну и что, что говорили? Тогда надо было его хвалить, а у нас язык не отвалится, правда, Лар?
Лариса мотнула головой, к ней подскочил Федор, и они снова унеслись на танцплощадку. Татьяна попыталась было угнаться за ними, но только махнула рукой и попросила у официанта кофе. Однако Валерия плеснула в рюмки себе и подружке вина, дамы выпили и опять полетели танцевать.
Гутя попыталась еще раз провести разведку. Заметив, что Дарья Викторовна едва сдерживается, чтобы не послать Антона Андреевича по матушке, она решила женщину избавить от старичка, а заодно и выяснить кое-что для себя.
– Дарья Викторовна! – подсела она к ней. – А что это у вас на этом конце стола совсем нет ананасов? А они так сжигают жир. Пойдемте к нам, у нас там изумительные фрукты!
Дарья Викторовна моментально ухватилась за предложение, стремительно вскочила, кокетливо изогнула спину и понеслась на другой конец стола быстрее самой Гути.
Женщины накинулись на фрукты, мимоходом Гутя сделала парочку комплиментов даме и осторожно принялась сокрушаться:
– Вот знаете, так обидно, что в нашем клубе мало настоящих мужчин. Ну что вот эти Гусевы? Они же настоящую красоту не умеют ценить! Откуда они только приехали!
– Да кто их знает, – вздохнула Дарья Викторовна. – Я не спрашивала, но видно, что мужчины не здешние… И со вкусом у них большие проблемы. Такую красоту не заметить! Вы знаете, Гутенька, у меня поразительно красивая спина! Когда мне было шестнадцать лет, один известный балетмейстер мне так и сказал: «Дашенька! У вас такая ровная спина! Как у Буратино! Вам только в балет!»
– А чего ж не взял? – забылась Гутя.
– Да черт его знает, – махнула рукой почтенная дама. – Но спина у меня всегда была!.. Правда, я сама не видела, я же не сова – на триста шестьдесят градусов головой вертеть!
Гутя подливала меда.
– Да, я слышала! Мне неоднократно об этом Геннадий Архипович говорил. Он так восхищался! Все время говорил: «Вот знаете, Гутя, у кого-то красивые ноги, у кого-то глаза, у кого-то мозги, а у Дарьи Викторовны – спина!»
– А где это он мою спину видел? – насторожилась женщина. – Я перед этим охальником не оголялась!
Гутя крякнула. На самом деле комплимента не получилось.
– И все же он очень много говорил о вас. Говорил, что вы его понимаете… а вы на самом деле его понимали? А какой он был, этот непонятный мужчина? Я уверена, что только вам он раскрывал свои маленькие тайны, что только вам…
– Да что вы мне голову морочите?! – возмутилась вдруг Дарья Викторовна. – Уже по второму кругу пошли, что ли? Только что ваша сестрица подходила со столовой салфеткой! Та напрямик спрашивала: зачем я застрелила ее жениха? Это я-то застрелила! Теперь вы осторожненько подкрадываетесь! Что за подозрения в самом деле?! Я вообще вот подумаю, стоит ли мне оставаться в вашем клубе! Никакого семейного удовольствия, одни лишь подозрения и испорченное настроение!
Гутя, как могла, пыталась утешить оскорбленные чувства брошенной женщины, и ей это почти удалось, если бы не Антон Андреевич. Он неожиданно подкрался к дамам со спины и со всей силы хлопнул над ухом несчастной Дарьи Викторовны воздушным шариком. Дарья Викторовна подскочила со страшным визгом, чем несказанно порадовала старого шалуна.
– Вы!.. Вы, Гутиэра Власовна! Вы так и запомните! – отчего-то накинулась женщина на Гутю. – В вашем клубе либо я, либо это пенсионное удостоверение!
И она кинулась из зала.
– Ну какая капризка, у меня девчонки так не куражатся, – вздохнул Антон Андреевич и добавил: – Выгоняйте ее и дело с концом, от нее одни только беспокойства, никакого эстетического наслаждения.
– Ну уж вами-то, Антон Андреевич, просто не устаешь наслаждаться, – парировала Гутя, расстроенно вгрызаясь в грушу. – Вы мне так всех клиентов разгоните.
– Ой, да не беспокойтесь вы, голубушка, никуда она не денется. Здесь все же как-никак мужчины еще остались, а Дарья своего никогда не упустит. И несвоего тоже.
Поздно ночью, или, можно считать, рано утром, разбитых от танцев и спиртного гостей развезли по домам.
«Женщины – роскошные душой, лицом и телом, прекрасные своими поступками, рождены мужчинам в дар, как великое счастье! И тот, кто ими пренебрегает, кто сам отталкивает, отказывается от своего счастья, остается без него. У того остается несчастье, то есть беда и горе. Пусть так и будет».
И снова пропал целый день, ничего Гуте выяснить так и не удалось. Оттого и не радостно ей было вовсе, и недовольна она была и собой, и всеми домочадцами. Однако сегодня устраивать разбор полетов было бесполезно, поэтому Гутя улеглась спать, зато на следующий день она бесновалась вовсю.
– Аллочка! – вопрошала она блаженно улыбающуюся сестру. – Скажи мне, Алиссия: зачем ты мне испортила всю работу? Тебя зачем туда отправили?
– Потому что меня пригласили! – стыдливо теребила подол халата барышня.
– Да никто тебя не приглашал, это нас пригласили! – гневалась сестрица. – А мы тебя взяли, чтобы ты наблюдала, подмечала, подслушивала… в смысле, запоминала! А ты?!
– А я не стала ждать милости от природы и взяла все сама… Я взяла… ручку…
– Салфетку, – подсказывала Гутя, гневно сверкая очами. – И пошла крушить такие тонкие отношения! А потом я, трезвый, умный, находчивый сыщик, уже никак не могла подобраться к подозреваемым!.. Варька, прекрати немедленно хохотать! Хихоньки им тут! У нас под носом жениха застрелили, а они!..
Аллочка рассматривала себя в зеркало и совершенно не чувствовала за собой никакой вины.
– Вот ты на меня орешь, – лениво проговорила она, – а между прочим, вчерашнее шампанское навело меня на дельную мысль.
– Что надо опохмелиться, да? – не успокаивалась Гутя.
– Нет. Ты, умный, находчивый сыщик, почему еще до сих пор не допросила тех самых охранников, которые догнали вместе со мной Геннадия?
– А сама чего не сходила? – не утерпела Гутя.
– Потому что я боюсь, – резонно отметила Аллочка. – Они если меня увидят, подумают, что я опять кольцо напялю и сбегу. А они, между прочим, могли кого-нибудь видеть рядом с потерпевшим.
Гутя даже онемела от такого вывода. Вот ведь сестрица – как Илья Муромец – тридцать три года дрыхнет, чтобы потом все за один присест разнести!
