Текст книги "Зрелые годы Джульетты"
Автор книги: Маргарита Южина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Когда она вернулась, муж еще спал. Она тихонько прошла на кухню и, стараясь его не будить, приготовила завтрак – сырники со сметаной. Рудик очень любил сырники, и чтобы сметаны побольше. А кофе чтобы обязательно горячий!
Рудольф появился в дверях, когда сырники уже лежали в красивой тарелке, а в чашках дымился кофе.
– Гла-а-аш, – обрадовался супруг. – Как здорово! Ты сегодня пораньше, да? А я думал, буду спать, пока ты не придешь! Вот хоть тресни – не проснусь! А ты так быстро… Ух ты, сырнички! Со сметанкой!
Он шумно уселся за стол и схватил ложку. От хорошего настроения Рудик просто искрился.
– Глаш, я сегодня, может быть, попозже приду, все же – генеральная, сама понимаешь, а ты мне к завтрашнему дню рубашку приготовь, ту, которую я недавно купил. Завтра на спектакль в ней пойду.
– Она уже готова, – усмехнулась Глаша. – Я сегодня тоже на репетицию пойду, а то уже так соскучилась.
Рудольф даже ложку отложил:
– А чего это ты? Здрассьте! Режиссер притащился со своей половиной! Я ж не Верблюдовская! Это за ней все время муж таскается!
– Ну… а что такого? – растерялась Глаша. – Мне теперь нельзя и в театр зайти? На премьеры ты меня не пускаешь, а у вас одни и те же спектакли по нескольку раз не ставят, народ не ходит. И что мне делать?
– Отдыхать! – резко ответил Рудольф. Его, конечно же, сильно задела фраза про непросвещенный народ. – Ты вот сегодня отработала, а завтра тебе опять генералить! И надо постараться как следует, потому что я хотел бы, чтобы тебе аванс выдали дня за три вперед – надо за аренду заплатить.
Глаша шмыгнула носом:
– Рудик… не получится с авансом… Меня муж Мики уволил.
– Я так и знал! – треснул кулаком по столу Рудик. – Ну ни на что не годна! Неужели было трудно хорошо убирать? Вот скажи, ты хоть что-нибудь умеешь?
– Рудик, я хорошо убирала! Но он вспомнил, что видел меня у дороги… когда я в роль продажной женщины вживалась, и сказал, что проституткам не место в его квартире!
Рудольф прищурил глаза и вдруг спросил:
– Так… ты все-таки тогда заработала деньги, да? И скрыла?
Глаша онемела на секунду, а потом выпалила:
– Дурак! Ты что такое несешь?! Чтобы я! Заработала?! Да ты… ты хоть немного думай, что говоришь!! И вообще, я больше не собираюсь ни в кого вживаться! Мне Мика сказала, что я могу с таким-то опытом в кино сниматься!
– Да уж, велик опыт, – фыркнул Рудольф.
– Велик не велик, а есть, – обиделась Глаша. – Ладно, я не буду ходить на твои репетиции! И на спектакли тоже! Накоплю денег и… в театр Пушкина схожу, так и знай!
Рудольф на столь вопиющее предательство даже не отреагировал. Он доел сырники, медленно выпил кофе, но выходить из-за стола не торопился. Все так и сидел, уткнув лицо в ладони. Его прекрасные волосы пробивались сквозь пальцы ленивыми волнами, и Глаша в который раз залюбовалась своим Ромео. Подойти бы сейчас к нему, обнять, сказать слова верные… только в голову лезет какая-то совсем ненужная дрянь.
Глаша походила по комнате и, чтобы не наломать еще больших дров, залезла в ванну. Когда она вышла, Рудика уже дома не было, супруг отправился на репетицию.
Конечно, Глаша в театр в этот день не пошла. Просидела у телевизора, провозилась с костюмом Рудика, а потом уткнулась в книгу. Так и прошло время. Муж вернулся очень поздно. Обычно после репетиций он всегда приходил веселым и радостным, но сегодня выглядел задумчивым и хмурым. Глаша хотела обсудить с ним вечер в театре, но тут Рудольфа начали донимать звонками. Так происходило всегда. Именно в последний день перед спектаклем артисты вдруг забывали тексты, на многих сваливались неожиданные идеи, например, в корне поменять постановку. И со всеми своими переживаниями они лезли к нему, к Рудику, в результате чего тот, вместо того чтобы расслабиться и набраться сил перед премьерой, доходил до белого каления, потом отключал телефон и совсем опустошенный валился в кровать и засыпал. Сегодня вечер прошел как обычно: Рудик с кем-то переругивался, кого-то уговаривал, успокаивал, кого-то даже материл в трубку, а потом плюнул и убежал в спальню. Глаша не успела пожелать ему спокойной ночи – через минуту из спальни уже доносился звучный храп.
– Нет, он на этой работе сгорит! – пожаловалась она сама себе и тоже отправилась спать.
Следующий день снова был серым. Рудольф хмурился, а Глаша пыталась хоть как-то его развеселить. Она-то знала, что ему никак нельзя идти на премьеру в таком настроении.
– Рудик, посмотри, по телевизору юмористическую программу показывают! – звала она его к телевизору. – Мне так этот юморист нравится! Я прямо умираю от смеха! Он на нашего Ромео похож, на дворника! Ну посмотри же!
– Ты лучше у этого Ромео поинтересуйся, им там дворники не нужны? – вдруг сказал Рудольф.
– Дворники? Да зачем им? Они вдвоем с Манькой управляются. А почему ты спросил?
– Потому! Надо работу искать. Тебе неизвестно когда заплатят, всегда зарплату задерживают. Конечно, на одну свою я тоже не потяну. Ну ничего, заработаю, скоплю, а уж потом… потом и театр…
– Рудик! – распахнула Глаша глаза. – А зачем тебе дворником? Можно грузчиком устроиться или сторожем! Какая хорошая работа – ночью где-нибудь спишь, а тебе за это еще и деньги платят!
– Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь, когда говоришь?! Ночью я не пойми где спать буду! Да ко мне только ночью и приходят светлые мысли! А если я в это время кого-нибудь сторожить буду… да-а, видно, придется свой талант похоронить. Господи! Ну ведь кому-то идет удача прямо в руки! У кого-то родители богатые, жены, а тут – все сам, все сам! Карабкаешься, карабкаешься, а тебя еще и столкнуть норовят! Глафира, если мне придется бросить театр, то лучше… лучше заранее самому из окна выкинуться! Я создан для искусства, когда ты наконец поймешь?!
– Я уже… поняла, – испугалась Глаша. – Я и раньше так думала – создан! А сейчас прикинула, ну когда тебе работать? Ты же в театре постоянно! Домой еле живой приползаешь! Я уж забыла, когда мы в гости ходили, когда мы… Да ты меня и в кино не водил сто лет, да чего там, даже в свой театр уже не пускаешь! Нет, тебе дворником никак нельзя… сторожем, правда, можно было бы…
– Глаша!!!
– Да! Но сторожем… разве сейчас найдешь такую дефицитную работу? – тараторила Глаша. – Нет-нет, конечно же, сиди дома… Да еще и пьесу мою надо готовить…
– Вот кто про что, а вшивый про баню! – вскипел Рудольф. – Я ей говорю, что вынужден с искусством расстаться, а она опять свои эти глупости бабские!
– Да я не глупости… я просто… когда ж тебе работать?!
– Нет, она так говорит, будто я лоботряс! – воздел руки к потолку Рудик. – Когда мне работать! А я что, по-твоему, не работаю?! А вот эти все премьеры, они что, сами по себе вылупляются, да?! А костюмы всякие?! А гастроли? Нас вот опять пригласили в Барановку! Что, думаешь, я для личного удовольствия там трясусь?! Да я не знаю, как вывернуться, чтобы хоть копейку заработать! Ну не виноват я, что наше искусство так низко ценят! И ни фига за него не платят! А тут еще Казимирович этот, ни дна ему ни покрышки! Опять нудит, что надо театр закрыть! Дескать, никакой прибыли! У меня денег на аренду нет! И ты еще тут…
Рудольф ушел, а Глаша не могла себе места найти – ну надо же, ума в голове вообще не осталось! И чего она тут наговорила! Бедный Рудик, и как он ее еще терпит? Нет, надо что-то срочно предпринять!
Она быстро собралась и побежала по близлежащим киоскам. Уже через час, уютно расположившись на диване, обложившись газетами, она принялась просматривать объявления с предложениями о работе. Предложения не радовали. В основном нужны были сотрудники на полный рабочий день, на подработку тоже приглашали, однако довольно сомнительные заведения. Да и требования Глаше совсем не подходили: образование по специальности, опыт работы, да еще и строго ограниченный возраст. Она в свое время, правда, закончила технологический институт, но поработать по специальности у нее так и не получилось, ничего подходящего не подворачивалось, а потом мама пристроила ее в библиотеку – дескать, близко к дому, всегда в тепле и нервы никто не мотает, да еще и в компании с классиками, чем не радость? Судя по сегодняшним газетным объявлениям, вуз Глаши по-прежнему никому не требовался, а то бы она… достала диплом…
– М-да… – расстроенно протянула Глафира. – Придется увольняться из библиотеки, но тогда… тогда вообще неизвестно, когда деньги получишь и сколько… И у Рудика дела не ладятся. Никто не ходит на спектакли, вот Казимирович и бесится.
И тут в голове ее мелькнула шальная мысль. Она вспомнила тучную супругу директора ДК, госпожу Лидию Карповну. Карповна была уже не молода, но старательно распускала слухи о своей дикой привлекательности. Вроде бы при виде ее мужчины всех мастей буквально теряют голову. Ей туго верили, однако ж она не отчаивалась и свято верила в это сама. Карповна работала там же, в ДК, но… работала – это сильно сказано. Она просто расхаживала по фойе, показывала свои наряды и мешала заниматься делом остальным, заставляя их в который раз выслушивать, как молодой, пылкий любовник, жгучий, как садовый хрен, в очередной раз добивался ее расположения.
Глаша прыснула в кулак, а потом глубоко вздохнула – все же было немного страшновато – и набрала номер администратора ДК, тети Любы.
Та оказалась на своем посту и трубку взяла немедленно:
– Теть Люба, а… Лидия Карповна там? – спросила Глаша. – Дайте ей, пожалуйста, трубку.
– Сейчас-сейчас, даю…
И в следующую минуту уже заговорила Карповна.
– Да, я вас слушаю, – соловьиной песней полился в трубку голос дебелой дамы.
– Лидия Карповна, это Глафира… супруга Рудольфа Пудикова, режиссера вашего театра.
Соловьиные нотки в голосе Карповны угасли, вообще-то она рассчитывала на мужской бархатный баритон.
– Да! Чего вы хотели?
– Я… я не могу больше молчать, – старательно всхлипнула в трубку Глаша. – Ваш муж… он буквально поедом ест Рудольфа Пудикова! Вот и театр его собирается закрыть, а ведь…
– И правильно делает, – железным тоном перебила Глашу Лидия Карповна. – От этого театра никакой прибыли, одни только расстройства! Народ не ходит, уровень подготовки ни к черту, даже за аренду платить ваш режиссер не хочет, и на кой черт нам такой геморрой?! Вон у нас детская танцевальная группа «Мухоморчики»! Они уже и в другие города на гастроли ездят, и залы на них полные собираются, и даже за границу мы с ними скоро отправляемся! Они расширяются, а площадей у них нет! А этот… Рудиков…
– Пудиков, Рудольф Семенович, – поправила вредную тетку Глаша.
– Ну пусть Пудиков! А он и денег не платит, и освобождать площадь не собирается! И что, хвалить его за это?! Вон сегодня опять спектакль! И кто на него придет? Уже даже родственники самих артистов перестали приходить! И правильно Иван Казимирович делает, мало он его еще ест!
– Ах, если бы дело было только в деньгах, – горько вздохнула Глаша и «забросила удочку». – Тут ведь все из-за вас!
– В смысле? – соображала Лидия Карповна туго.
– В прямом, – фыркнула Глаша. – И спектакль не так плох, сходите сами, посмотрите! Можете подруг своих пригласить, пусть они вам скажут – очень интересные пьесы! А вот то, что Рудольф с вас глаз не спускает… то, что он мне, его жене, все уши дома прожужжал… то, что у нас с ним до развода доходит!!! И все из-за вас! Он бы уже давно в другом ДК помещение арендовал, моего Рудольфа с руками и ногами бы схватили, такой талант! Но он просто не в силах! Как Рудик говорит: «Я не могу порвать свою любовь к Любови Карповне! Хоть вы меня убейте!»
– К Лидии! Лидии Карповне! – притихшим голосом поправила кокетка.
– Да мне теперь уже все равно! Прошу вас, сделайте же что-нибудь! Скажите моему мужу, чтобы он успокоился! А то он каждый свой монолог только вам посвящает, даже неловко! Отпустите Рудика, и я его утащу в другой ДК! Все равно, как вы говорите, здесь к нему на спектакли никто не ходит.
– Ну, я не сказала, что никто… Ходят, немного, правда, то есть настоящие ценители, но… они получают истинное удовольствие… Вот и я… сегодня как раз решила… сходить…
Глаша от радости сжала кулаки и скорчила трубке кривую рожицу. А в телефонную трубку томно вздохнула:
– Нет, он окончательно от вас сойдет с ума… Я прямо не знаю… вам придется настоять! Все равно ваш супруг не даст Рудольфу спокойно работать, опять начнет говорить, что никто на спектакли не ходит, что аренда…
– Ой, да я вас умоляю! Найдем мы деньги на аренду, пусть мальчик развивается! Так вы говорите, он мне посвящает свои монологи? Боже, как это романтично! Вот что, голубушка! Мне совсем некогда с вами беседовать! Мне еще надо позвать на спектакль своих подруг, они просились, я же вам говорила – Рудиков у нас дико популярен! А вы, милочка, не звоните сюда больше! Не дело это ревновать людей искусства, ясно вам?!
Глаша только кивнула, потому как отвечать ей было уже некому – в трубке послышались короткие гудки.
– Ну вот и хорошо, – потерла руки Глаша. – Сейчас Казимир на некоторое время от Рудика отстанет, Карповна его в бараний рог скрутит, а уж как Рудик будет от этой копны отбиваться, пусть сам думает.
Глаша от души похохотала и снова полезла в газеты – а ну как самое доходное рабочее место она проглядела!
Рудольф пришел со спектакля, увидел раскиданную кипу прессы, и его немного поправившееся настроение снова погибло.
– Вот какая умница! Она уже мне и работку подыскивает, – ядовито усмехнулся он.
– Ну почему тебе? – весело улыбнулась Глаша. – Это я себе.
– Я тебя прошу, – поморщился Рудик. – Ну не надо только придумывать! Кто тебя возьмет по этим объявлениям? Для твоего трудоустройства нужен мощный блат! Прямо-таки железобетонный! Например, твой братец! Кстати, а почему ты еще к нему не обратилась? Он что, тебе не доверяет? Или ему жалко для единственной сестрицы лишней копейки? Так ты ж работать будешь, а не за милостыней ходить. Меня разочаровывают ваши родственные отношения. Сам живет как сыр в масле, а тут – хоть загнись!
– Но… Димка же тебе тоже предлагал… как сыру… Он ведь тебя звал, когда у него новое отделение открывалось, – робко напомнила Глаша.
– А я-то тут при чем? – искренне удивился Рудольф. – Это ты его сестра, пусть тебя и устраивает! Он мне вообще чужой человек.
Глаша скрипнула зубами. Это был ее самый больной вопрос – Рудольф никак не хотел расписываться! Они жили вместе уже больше двух лет, и прекрасно жили, но вот настоящей женой Глаша так и не стала, не хотел Рудольф в загс. Пару раз Глаша пыталась завести с любимым разговор, дескать, пора бы уже и расписаться, чего ж они… неизвестно кем друг другу приходятся? Да и Димка с Галочкой все время спрашивают, что у них за отношения. Но Рудик держался кремнем.
– У меня к загсам стойкая неприязнь. И чего тебе не хватает? Моей фамилии? А я думал, тебе нужна моя любовь.
Глаша немедленно принималась убеждать его, что, дескать, да, именно любовь! Тогда Рудик быстренько чмокал ее в макушку и разводил руками:
– А любовь никаким штампом не приклеишь! Так что давай будем наслаждаться жизнью без лишних организаций!
И Глаша наслаждалась. Но нет-нет да и грустно становилось: что ж, она так и не наденет свадебного платья? И марш Мендельсона никогда не сыграют только для нее и Рудика? Но каждый раз любимый так умел ее утешить, что мысли эти быстро забывались. А что же теперь? Получается, если Димка ему никто, так и Глаша тоже? И потом, ну как до Рудика донести, что Димка может устроить Глашу к себе в любой момент, но именно в этот же момент он вышвырнет Рудика из квартиры? Конечно, все знали, что жилплощадь принадлежит Глаше, но Галкины умненькие папа с мамой, когда уезжали из города в далекую, желанную деревню, так и остались здесь собственниками. И Димка легко мог выставить Рудольфа Семеновича Пудикова как неизвестно кого.
– Да убери ты эту макулатуру, прилечь некуда, – устало вздохнул Рудик. – И чего там искать? Так бы и сказала, что мне глаза замазываешь, можно подумать, я не понимаю…
– А вот и не понимаешь! – подмигнула Глаша. – Я уже нашла! Подработку! Так что… с понедельника выхожу.
Она сказала, что устроилась работать в семью, где срочно требуется няня на вечерние часы, и быстро потащила мужа (а Глаша Рудольфа считала только мужем!) на кухню – баловать ужином. За ужином она ловко выяснила, приходила ли Лидия Карповна. Оказалось, приходила, да не одна, а с целой ватагой престарелых подруг. Глаша тут же высказалась по поводу того, как растет популярность самодеятельного театра Рудика. В общем, мир в доме был налажен. Очень скоро Рудольф отошел, его чистый лоб разгладился, брови перестали дергаться, и возлюбленный даже снизошел до того, что в красках рассказал, как прошел спектакль. Уж что-что, а рассказывать он умел! Глаша буквально задыхалась от смеха, когда он описывал, как старичок Игнат Борисович позабыл слова и шпарил вовсю монолог из прошлого спектакля. А напыщенная Верблюдовская, которая играла его молодую любовницу, все время злилась и орала за кулисы:
– Ну запихайте же нам суфлера в будку! У этого артиста воспалился склероз!
Весь вечер супруги провели в теплых разговорах, а наутро Глаша, тяжело вздыхая, собралась на работу.
В своей библиотеке она уже просто не могла находиться. Народу – никого. Ну хоть бы кто-нибудь с магазином спутал, что ли. Облезшие полки, старенький столик… И для кого поставлен в углу этот древний диван? Можно подумать, тут толпы людей. И диванчик для удобства им предложен. Издевательство, насмешка… И что Глаша здесь делает? Ведь есть же у кого-то интересная работа, и бегут они на службу, как на свидание. А у некоторых там даже романы случаются. Женщины утром красятся, наряжаются, прически каждый день делают, а тут… хоть бы кто в окошко заглянул, поинтересовался, работает заведение или уже погибло давно?
– Глафира Макаровна, – появилась в дверях заведующая. Вот уж кто был здесь на своем месте! Маленькая глава пыльных полок и паутины! – Глафира, необходимо разослать письма должникам! У нас двенадцать человек так и не удосужились вернуть книги, надо этим людям напомнить…
– Они уж вымерли, наверное, – уныло проговорила, думая о своем, Глаша. – У нас лет сто никто не появлялся.
– Глафира Макаровна, что вы себе позволяете?! – взорвалась Зинаида Васильевна. – С какой стати наши читатели начнут вымирать? А если и так… надо прийти и… сообщить родственникам, что мы оставляем им эти книги как акт утешения.
– Хорошее утешение, – пробурчала Глаша себе под нос. – Им бы денег, тогда б утешились…
– Не меряйте всех на свой пошив! – дернула губой Зинаида. – Это вас могут утешить только деньги!
– Да уж, порадовалась бы, – встрепенулась Глаша. – А кстати, Зинаида Васильевна, когда у нас получка-то? Еще на прошлой неделе должны были давать!
– Глаша, поверь мне, есть в жизни и другие ценности, – мудро бросила Зинаида Васильевна и поспешила к себе в кабинет.
– Вы бы это в магазине объясняли, – вздохнула Глаша.
Вечером она прибежала домой с твердым намерением испечь манник. Продуктов надо немного. А Рудик обрадуется. Пусть полакомится, может быть, повеселеет…
Но завидев незаконную супругу, Рудик и не думал веселеть.
– Я не понял, ты же говорила, что у тебя работа! – вытаращился он.
– А… ну да, – вспомнила Глаша. – Так я… в обед бегала… Сегодня только познакомилась, а трудиться начну завтра.
– Так ты потом напомни, чтобы тебе сегодняшний день оплатили. А сколько будут платить, не выяснила?
– У тебя прямо какой-то нездоровый интерес! – кончилось терпение у Глаши. – Я думала, ты меня тут ждешь, беспокоишься, а у тебя только деньги на уме!
– Ну должен же кто-то из нашей семьи беспокоиться о деньгах! – возмутился в свою очередь Рудик. – Как с тобой тяжело, Глаша, что бы я ни сказал, ты обязательно все на ссору переведешь. Пойду, у нас сегодня вечерняя репетиция.
– Как это? Вы ведь раньше по понедельникам не занимались, – расстроилась Глафира.
– А теперь приходится, – уже в дверях обронил Рудик. – У нас на этот месяц намечено целых три спектакля! И когда их готовить?
Он ушел, а Глаша судорожно вздохнула: муж ставит новые спектакли, и даже ни одной роли для нее не нашлось…
Всю неделю Глаша задерживалась на работе, а потом неторопливо болталась по магазинам, чтобы Рудик не заподозрил, что на самом деле она не нашла себе подработки. Правда, Глаша не представляла себе, что скажет, когда придет время получки. И это ее так давило, что, в конце концов не выдержав, она однажды вечером направилась к брату Димке. Действительно, пусть устроит сестру на хорошую работу, что она по двадцать работ искать должна!
Дверь открыла суматошная Галка.
– О, Глаш! Привет! Я как раз пиццу в духовку засунула, сейчас Димка должен прийти! Ты прямо вовремя!
– А племянники где? – заглянула в комнату Глаша. – Что-то ни Лерки, ни Герки не видно…
– А то ты их не знаешь! Лера уехала с другом в дом отдыха. По секрету скажу – заявление в загс подали, через два месяца свадьба. А Гера…
– Свадьба? И она еще молчала! И кто ты после этого? – всплеснула руками Глаша. – Мне же надо… ну, платье какое-то сшить! В парикмахерскую записаться. Да и деньги начать копить, с моей же работой… Галка, я тебе точно говорю: я на своей работе на свадьбу не заработаю! Пусть Димка меня к себе берет! Я хорошо буду работать!
– У нашего Димочки все хорошо работают, у него не забалуешь, – фыркнула Галка и неожиданно легко согласилась, даже про Рудика ничего не стала спрашивать. – Я с Димкой поговорю. Он через месяц новый филиал открывает, как раз недалеко от тебя, вот и пусть берет, а то ты в этой библиотеке вся уже плесенью покрылась! Ты посмотри на себя! Когда ты в последний раз красилась? А прическа! Про гардероб вообще молчу. А там новый коллектив, мужчин целое стадо… В общем, в библиотеке пиши заявление с отработкой.
– Меня без отработки отпустят, – махнула рукой Глаша. – А пораньше нельзя? В филиал этот?
– Куда раньше-то? – рассмеялась Галка. – Месяц пролетит быстро. Кстати, тут вот тебе мама передала, возьми…
И Галка протянула маленький тугой сверток.
– А где вы маму видели? – радостно захлопала глазами Глаша.
– Димка был там недалеко, заехал… Бери, потом дома посмотришь.
– Здорово! И чего это она туда сунула? Ну ладно, до дома потерплю. Давай рассказывай, что там у вас со свадьбой?
С Галкой они просидели до глубокого вечера, а потом Димка пришел, и снова начались те же разговоры. И только уже совсем поздно братец вызвал такси.
Вот сегодня Глаша взлетала к себе на этаж птицей! Она больше не станет врать Рудольфу, что ее кто-то соизволил взять в няньки! Она… нет, она скажет, что ее просто уволили. А потом сообщит радостную весть – Димка все же берет ее к себе! И почему она раньше сомневалась? Давно надо было уже заявиться к родственничкам, стукнуть по столу головой… кулаком стукнуть! Ой, прямо от радости все перемешалось!
Она тихонько открыла дверь своим ключом, на цыпочках вошла в комнату, включила свет и…
То, что Глаша увидела, она еще потом долго вспоминала с болью.
На диване страстно целовались Мика и ее Рудольф! И они… они не только целовались! Рудик… ой, что он там такое вытворял! А Мика… Тоже еще, звезда стриптиза! Они даже не заметили, что в комнате зажегся свет!!!
Глаша сначала задохнулась, потом онемела, а потом… потом из ее гортани вырвался звериный рык:
– А ну! Быстро отлипни от моего мужика! Ишь, пиявка какая! Пошла во-он!!! Во-о-о-он!!! Рудик! Отцепи руки от этой… отпусти ее, слышишь, что говорю?! Ах ты дрянь!!! Сволочь крашеная! Овечка Долли!
Мика очень быстро сообразила, что в дом пришла хозяйка, но вовсе не испугалась.
– Рудик, убери эту свою… убогую. Она мне всю укладку вырвет, – протянула плаксивым голосом незваная гостья.
Рудик, вероятно, почувствовал себя защитником… если не Отечества, то отдельной его крупицы, а потому поднялся, выгнул грудь и пошел на Глафиру:
– Ты как себя ведешь? Что это за идиотские выходки? Ты не знаешь, что надо стучаться?
– Куда? – опешила от такой наглости Глаша. – Здесь же дверей нет, одна арка… Рудик, ты чего мелешь?! Ты же ее только что тут всю руками щупал! Я видела! А она еще к тебе – прям всем туловищем… А ну пошла!!! Грымза!
– Рудольф, я не могу здесь находиться, – изящно поднялась с дивана Мика. – Меня обижают! Ты остаешься?
Рудик в мгновение ока подхватился, приобнял Мику за талию и надменно бросил Глаше в лицо:
– И как после этого с тобой жить?! Оставайся тут… одна! Со своими кастрюлями! Тюха!
Глаша еще моргала глазами, не веря в то, что случилось, а в прихожей уже хлопнула дверь. И стало тихо… совсем тихо, как в гробу… Глаша себя почти там и ощущала. С ума сойти, а она-то хотела порадовать его, про работу рассказать. Так вот почему Рудик нервничал, когда она приходила домой рано. Она им мешала… Это получается, что они уже не в первый раз?
Глаша прошлась по комнате. Вроде бы все было по-прежнему, но если присмотреться… Вон маленькая шпилька на книжной полке. У Глаши никогда таких шпилек не было. А на расческе в ванной – светлые, длинные волосы. И одеколон у Рудика открыт дорогой. А ведь он его даже на премьеру не открывал – берег для праздника.
Нет! Сейчас Рудик проводит эту прилипалу до дома, вернется и все Глаше объяснит! Он просто… скажет, что у них репетиция. Ну конечно же! Господи, как она сразу не догадалась? Конечно же, это была репетиция! Глаша ведь сама говорила Мике, что у Рудика не хватает главных героинь! И что муж невероятно талантлив, тоже говорила! Вот Мика и решила помочь друзьям! Что там ее бирюк-то говорил? Что она бредит театром? Господи, как на душе сразу полегчало! Поэтому они и не испугались света – чего такого? Обычные рабочие моменты…
Глаша прошла в ванную, умылась и, взяв телефон, дрожащими пальцами набрала номер сотового Рудольфа.
– Алло! Рудик! Ты еще эту свою дамочку не проводил? – весело спросила она. – Когда придешь? Я тебе тут ужин подогрею, ты ж голодный!
На том конце сначала повисло молчание, а потом отчетливый голос любимого проговорил:
– Ты что, больная? Я больше никогда к тебе не вернусь! Никогда! Ты меня задолбала уже, ясно? Иди ты… со своими ужинами! Мы решили жить с Микой. Наконец-то я соединю свою судьбу с достойной женщиной. И не звони больше, я все равно номер поменяю!
– А я… я тогда в ДК приду! – быстро сообщила Глаша. – И там тебя поймаю!
– Ты совсем дурочка? Мы уезжаем! Ищи себе нового идиота, курица!
– Нет, ну почему же кури… – что-то пыталась сказать Глаша, но трубка уже пищала короткими всхлипами.
Она вертела в руках телефон и плакала. Мозг отказывался понимать случившееся. Что она сделала не так? Где ошиблась? Ну да, ворвалась сегодня не вовремя… Господи, что она такое говорит, почему не вовремя? Она же, наоборот, еще и задержалась! Вот дурочка, надо было позвонить, предупредить, что идет… Да как же позвонить? Зачем?! Если это репетиция… Да ну нет же! Он… как это он сказал? Он сказал, что они решили жить с Микой?! То есть навсегда?! Он на самом деле уходит к этой… заразе?! Не может быть. Глупости какие. Микин муж… как его, бирюка-то этого, зовут, Гордей, что ли? Так ведь он-то точно не согласится…
Нет, Рудик никогда бы такого Глаше не сказал. Что бы между ними ни случалось, какие бы ссоры, он всегда ее успокаивал, находил нужные слова, а теперь… курица? Ищи себе нового идиота? А как же ее надежды? Их семья? И что, теперь никто и никогда не поставит ее пьесу? Нет, надо срочно позвонить! Рудик что-то перепутал, а она, Глаша… ну да, она, наверное, курица, потому что опять все перевернула с ног на голову!
Глаша неуверенной рукой снова набрала номер телефона любимого. Ей ответила Мика:
– Слышишь, несчастная, не звони ему больше. Дальше я сама позабочусь о его таланте, понятно? – и она весело хрюкнула.
– А… моя пьеса? – глупо спросила Глаша.
– Боже мой, да кому она нужна? Хотя… мы почитаем, если она того стоит, то и поставим сами. Не звони Рудику, ты ему больше не нужна, у него теперь не только жилплощадь, но и любимая женщина – я!
– А театр?
– Ой, ну дура дурой, – вздохнула Мика и по слогам проговорила: – Рудик со мной счастлив. Уяснила? С театром я договорилась. Понятно? А твою пьесу мы сами пристроим. Все. Тебя в нашей жизни больше нет. Постарайся быть хорошей девочкой.
Пока Глаша хлопала ртом, трубка опять отключилась. И потом, сколько Глафира ни набирала номер, ей всякий раз отвечали, что телефон временно заблокирован.
– Хорошей девочкой… – растерянно повторяла Глаша, с силой растирая виски. – Да на фиг бы нужно было… этой хорошей… И пьесу… Значит, ничего пьеска-то? Пристроят?
Она бросила трубку и торопливо накинула пальто.
– Ничего! Посмотрим, как ты теперь запоешь! – мстительно шипела она, выбегая на улицу.
Глаша неслась к дому Мики. Раньше, когда она приходила сюда убираться, дорога всегда казалась такой длинной, а сейчас Глаша и не заметила, как оказалась перед знакомой дверью. Пальцы сами с силой нажали на звонок, и не было даже тени испуга или нерешительности, только сердце глухо ухало где-то в горле.
– Ну совсем уже! – открыл ей двери всклокоченный бирюк. Он, похоже, спал, и что у него делается под носом, вовсе не ведал. – Совесть-то пропила, что ли?
– Не пью я, сколько раз говорить! – рыкнула на него Глаша и, уверенно отодвинув рукой хозяина, вошла в прихожую.
Она пробежалась по квартире – в душе еще теплилась крохотная надежда: а вдруг Мика здесь?
– Ты чего?! Озверела? Чего шаришься по комнатам-то? – округлил глаза бирюк… ой, да как же его звать?!
– Ты что, спишь все? – нетерпеливо топнула ногой Глаша. – А жена где?
– Не твое дело! – огрызнулся Вадим… о, точно, Вадим Гордеевич. – Иди давай отсюда, мне вставать рано.
На последние слова этого заспанного мужика Глаша не обратила никакого внимания. Она плюхнулась на диван, склонила голову и четко произнесла:
– Тебя твоя красавица бросила, ясно? Она, конечно, сюда еще вернется, так что… ты бы приструнил ее!
– С чего это вы взяли, что бросила? – надменно хмыкнул Вадим. – Она у меня всегда по ночным клубам носится. Утром вернется. А вы-то что так взволновались?! Ночью придрали? Вам-то что?! Или о моем покое печетесь?
– О своем я пекусь, глупое ты создание, – вздохнула Глаша. – Ладно бы она просто от тебя ушла, это неудивительно, но ведь она с моим мужем унеслась!
– Что, ваш муж все же узнал про вашу древнейшую профессию?
– Моя профессия – библиотекарь! Я на Никитина работаю, понятно? А в свободное от работы время в театр хожу, занимаюсь там! И еще пьесу написала! А Рудик… муж мой, он пьесу хотел ставить, но только ему надо было, чтобы я потренировалась. Порепетировала. Научилась перевоплощаться. Вот я и… то гулящей женщиной прикидывалась, то нищенкой, то домработницей у вас тут! Неужели неясно было, что это только игра!
