Текст книги "Храм Крови, или Готическая история любви. Легенды Пурпурного Города"

Автор книги: Маргарита Кристэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Его затопил ужас от близости внеземного существа. Он сидел не в силах пошевелиться, словно пригвожденный к полу взглядом бездонных глаз. Выражение лица незнакомки, однако, не было злобным или угрожающим. Его даже можно было принять за человеческое. Но инфернальную сущность выдавали глаза, похожие на таявшие в тепле льдинки, брошенные в стакан с абсентом. Казалось, их пронзительный взгляд не находил в этом помещении ничего, достойного внимания, и в то же время Крис почувствовал, что эти изумительные, сияющие молодой зеленью, глаза заглядывали ему прямо в душу.

Время для него застыло, хотя внутренний голос, затаившийся в клочке сознания, уцелевшем от этого дьявольского наваждения, шептал, что прошло всего несколько мгновений. Вселенский ужас не позволял ни моргнуть, ни перевести дыхание. Он был точно одурманен – реальность перестала существовать, и весь мир сузился до размеров небольшого помещения, где находилось существо с глазами, в глубине которых был заключен не только смысл всей его жизни, но и смысл всего существовавшего на земле.

Это могло бы продолжаться бесконечно, но внезапно лунный свет стал меркнуть. Кристиан вздрогнул и поднял голову. В витраже он увидел, как луна с неестественной скоростью закатывается за гигантскую черную тучу, которая, будто зловещий великан, с каждой секундой все сильнее разрастается на горизонте. В следующий миг из нее показалась переливавшаяся серебром зазубрина молнии, которая, словно когтями, вспорола мягкую плоть темного неба. Раздался оглушительный раскат грома, который показался Кристиану грозным предупреждением тех бедствий, которые будут следствием этой роковой встречи с ангелоподобным Люцифером, принявшим женский облик, и сердце его сжалось от еще большего ужаса. Чувствуя, что страх стремительной волной размывает эту и без того эфемерную реальность, Кристиан, не в силах отказать себе в этом, в последний раз заглянул в глаза девушки, и ему показалось, что он прочитал в них одно-единственное слово. И слово это было самым прекрасным и завораживающим звуком, который он слышал в своей жизни. Как зачарованный, повторил он благоговейно, словно кающийся имя Господа:

– Кристабель, – и снова лишился чувств.

Глава 4

Кристабель

«… людей часто неотвратимо тянет к тому, чего они боятся».

Э. Райс «Мэйферские ведьмы»

Войдя в тот осенний вечер в клуб «Серебро и метал», она сразу ощутила непонятную тревогу. На улице она не заметила ничего подозрительного. Разбавляя темные пласты ночи, там витала мрачная атмосфера, свойственная заброшенным заводам. Привычно наполняла она город духом восторженной безысходности и утешительной обреченности.

На приходящих сюда впервые переулок, в котором находился клуб, и его здание производили угнетающее впечатление. Узкая улочка, которая была образована стоявшими друг напротив друга строениями заброшенной фабрики с возвышавшимися над ними бетонными трубами, заканчивалась тупиком в виде глухой высокой стены. Раньше она служила для того, чтобы сюда не забрели посторонние. Впрочем, ее предназначение сохранилось. Главный вход был открыт для всех, но не каждый, миновав ворота и оказавшись на узкой асфальтированной дорожке между зданий из красно-коричневого кирпича, словно покрытых запекшейся кровью, мог решиться зайти внутрь. Они нависали над переулком, подавляя своим мрачным заброшенным видом. В последнем из них, с правой стороны, и находился клуб.

Внутри это было довольно просторное помещение с такими же бурыми кирпичными стенами, что и снаружи, толстыми квадратными колоннами, высокими потолками, темными туалетами и огромным деревянным баром, расположенным по правую руку от входа. Стену над баром украшал огромный череп, нарисованный серебристой и черной красками. Напротив входа находилась низкая широкая сцена, которую освещали два тусклых прожектора.

Никогда она не видела более темного клуба, чем этот, и этим-то он ей и нравился. Здесь она чувствовала себя в своей стихии. Расплывчатый полумрак не мешал каждый раз представать перед избранными посетителями во всей красе – скорее, наоборот. Так произошло и сегодня. Но было здесь и что-то еще – какое-то странное, непривычное чувство: смесь страха и надежды, тревоги и любопытства, смертельного ужаса и дикого восторга.

Здешние посетители сплошь и рядом были довольно эмоциональными созданиями, и ей нравилось улавливать исходившие от них переживания, отделять одно от другого и пристально всматриваться в каждое. Она, неспособная к глубоким чувствам, любовалась чужими; вбирала их в себя, словно купалась в очищающих водах, исторгаемых человеческими душами. Она привыкла к разнообразию сильных эмоций, скапливавшихся в этом месте. Но сегодня краем сознания отметила, что это чересчур даже для «Серебра и метала». Где-то в его недрах словно кипел котел, наполненный горячими, страстными, пожиравшими душу чувствами. Тревожило то, что она не могла уловить источник этих эмоций. А неизвестность часто означала опасность.

Но она отогнала от себя эти мысли. Не престало ей чего-то бояться. Она в гуще человеческой толпы, а по ее опыту это самое безопасное место на свете. Особенно если толпа эта находилась в клубе, где собирались неформалы всех мастей. Она знала, что здесь, в «Серебре и метале», ее принимали за свою. Но в то же время чувствовали, что она не такая, как они. Свою роль играло то, что она жила в Переулке Ангелов, а не в Мертвом квартале, как большинство завсегдатаев клуба. Этот факт делал ее в их глазах загадочным существом, снизошедшим к ним из сказочных чертогов роскоши. Немаловажным было и то, что ни с кем из них она не водила близкого знакомства, и это придавало ей еще большей таинственности. Но самое главное – большинство этих детей ночи инстинктивно угадывали то, чего никогда не уловили бы их родители или сверстники, предпочитавшие другой образ жизни. Они чувствовали исходившую от нее дымку смерти, которую сами искусственно нагнетали, одеваясь в черное и гуляя по кладбищам.

При желании она могла бы сделать так, чтобы от нее повеяло смертельным холодом, но она не хотела их пугать. Она ощущала свою общность с ними и знала, что это подлинное родство, а не мимикрия. Она была такой всегда. Задолго до того, как появилась готическая субкультура, она носила черное, производя на людей декадентское впечатление. Она выбирала темное не для того, чтобы ее приняли за свою, а потому, что ей нравился этот цвет. Она носила корсеты и кружевные юбки не с целью кого-нибудь соблазнить, а потому, что это был давно избранный ею стиль одежды. Она вела себя дерзко, и легкая усмешка редко сходила с ее губ не потому, что она хотела привлечь к себе внимание, а потому, что по-другому не умела. Она пила кровь не потому, что ей хотелось попробовать чего-то экзотического, а потому, что без нее она бы умерла.

Она – Кристабель. Она – вампир.

И какой бы острой ни была проницательность молодых людей, проводивших здесь вечера, она всегда держала ситуацию под контролем. Это позволяло ей быть уверенной в том, что догадки о ее истинной природе спрятаны глубоко в их подсознании. Даже самим себе они никогда не признаются в том, кто она на самом деле. Так уж устроен человек – и самые ярые любители темной стороны жизни, самые вдохновенные поклонники смерти, столкнувшись с нею лицом к лицу, сразу забывают о том, что читали в своих книжках, и предпочитают думать и представлять себе что угодно, кроме правды.

Без зазрения совести она пользовалась этой человеческой особенностью так же, как и другими уловками, чтобы имитировать живое существо. И она не могла найти лучшего места, чем «Серебро и метал» для утоления своих потребностей. Здесь это не требовало больших усилий.

Ее внешность не вызывала тут никаких подозрений. В этом специфическом окружении бледность никому не бросалась в глаза – все думали, что она, как и остальные, пользовалась гримом и пудрой.

Ее зеленые глаза, напоминавшие жидкие изумруды и светившиеся в темноте, как у кошки, все считали линзами. Местная молодежь очень любила этот атрибут неформального имиджа.

Ее холодная кожа… Здесь на помощь ей приходили иллюзии. Она могла создавать иллюзию всего, чего угодно, – теплых рук, горячих губ, бившегося сердца… Ее любимым трюком было создание иллюзии невидимости. Это требовало самых больших усилий, огромной концентрации силы воли, но эффект того стоил. Иногда она позволяла себе маленькое развлечение, внезапно появляясь перед тем, кого выбрала своей сегодняшней жертвой. Соблазнение, прелюдия были для нее не менее важной и приятной частью, чем непосредственно то, ради чего все затевалось.

Кроме того, эта способность была необходима ей, как воздух, для того, чтобы постоянно посещать клуб, выбирать там жертв и не вызывать никаких подозрений. Никто никогда не видел, когда она приходила и когда и с кем уходила. Свое присутствие в «Серебре и метале» она открывала лишь малой части находившихся там людей – преимущественно тем, кто был в небольшом радиусе от выбранной заранее жертвы. Большинство же видело лишь призрачную дымку, от которой веяло холодом, и принимало ее за блик от прожектора.

Однако самая главная ее предосторожность состояла в том, что она не убивала людей. Иногда она спрашивала себя, почему нет. Потому что не позволяли моральные нормы и душевные качества? Потому, что в убийствах не было необходимости? Или потому, что это было довольно опасно для нее самой? На эти вопросы у нее не было ответа…

Она всегда знала, что может насытиться небольшим количеством крови жертвы. Сначала необходимо было создать иллюзию отсутствия боли при укусе. Жертве казалось, что ее страстно целуют, она расслаблялась и полностью отдавала себя во власть новой знакомой. В этот момент Кристабель была владычицей чужой жизни, и соблазн дойти до конца всегда был слишком велик.

Пульсирующая под языком вена, словно колдовскими чарами, держала ее рот сомкнутым и не давала разжать губы. Кровь букетом алых роз распускалась где-то внутри. Она смаковала ее и облизывалась, держала на языке и жадно глотала, и чем больше крови струилось вниз по языку, тем больше букетов роз в ней расцветало. Она закрывала глаза, и перед ними проносилась вереница образов из воспоминаний жертвы – воспоминаний самых острых, самых сладких, самых неизгладимых – тех, что хранила кровь; и, отдавая ее, жертва делилась с ней самым сокровенным, что ей удалось пережить за свою короткую жизнь. Кристабель могла бы бесконечно смотреть и впитывать в себя эти картинки. Но каждый раз в нужный момент она заставляла себя остановиться. Неимоверным усилием воли прерывала она испытываемое ею наслаждение, когда кровь расплавленной медью струилась по ее внутренностям, согревая и делая счастливой.

Давным-давно она поняла, что несколько глотков крови влюбленных в нее юношей равнялись десяткам почти досуха выпитых жертв, которые не испытывали к ней ничего, кроме страха и отвращения. Негативные эмоции так же разжижали кровь, как ее насыщала любовь. Кровь бродяг она пила, как воду, почти не чувствуя удовольствия и вкуса; она только дразнила, но не насыщала. Кровь же юных жертв была квинтэссенцией их жизни, их надломленных душ, их пылких сердец, пропитанных восторгом и обожанием.

Многое зависело от настроения. Иногда она делала несколько глотков и останавливалась. Она чувствовала, что представление на сегодня окончено. Временами же она пила до головокружения. В такие моменты она как никогда отчетливо понимала, что может выпить всю кровь, заключенную о хрупком человеческом теле, что ей не составит никакого труда оставить от него только бесполезную оболочку. И чаще всего такая дикая жажда просыпалась в ней после посещения церкви. В очередной раз испытав разочарование и не утолив своего страстного томления, она вновь хотела почувствовать себя всесильной королевой Пурпурного Города, повелительницей жизни и смерти. Ей нужно было отыграться на ни в чем не повинном существе. И чем больше крови она выпивала, тем более могущественной и неодолимой себя чувствовала. Но в последний момент по спине пробегал резкий холодок, и все ее существо охватывало дурное предчувствие. Еще не совершив преступление, она уже испытывала горечь раскаяния. И мысль о том, что это чувство больше никогда ее не покинет, заставляла в ужасе отшатнуться от жертвы.

Наутро ее ночные спутники чувствовали головную боль разной степени тяжести – в зависимости от того, какое настроение у нее было вчера, – а также саднящее покалывание в шее, но она знала, что они списывали эти неприятные ощущения на похмелье и страстные поцелуи, подаренные таинственной незнакомкой. Многие из них после проведенного вместе вечера влюблялись в нее еще сильнее. Если вдруг впоследствии она случайно попадала в поле их видимости и ловила на себе восторженно-просительный взгляд, она создавала иллюзию исходившей от нее угрозы, и они не решались подойти к ней. Всем им она внушала, что встреча с ней должна держаться в строжайшей тайне, и никто не мог преодолеть силу ее воли. Постепенно приключение стиралось из их памяти и становилось призрачной дымкой, каковой была она сама. Она никогда не была ни с кем больше одного раза. Это было бы опасно для здоровья и самой жизни ее жертв, а значит, грозило ей разоблачением. Да и хрупкую юношескую психику она не хотел подвергать такому удару, как безответная влюбленность.

Разумеется, никто из них не превращался в вампира. То были лишь раскрученные Голливудом байки; так же, как и якобы способности летать, лазать по совершенно гладким стенам и потолку, превращаться в летучую мышь, туман и в других животных и субстанции. Все ее таланты, даже умение делаться невидимой, были, скорее, психологического, а не физиологического характера. Она умела очаровывать, читать мысли и создавать иллюзии, но ведь некоторые люди тоже умеют все это. Кто знает, останься она человеком, она, быть может, также обладала бы этими умениями, но, возможно, в меньшей степени. Люди используют такие способности только для забавы, время от времени; она же пользовалась ими каждую ночь, чтобы получить то, без чего не могла продлить свое существование. Когда речь идет о жизни и смерти, приходится оттачивать свое мастерство до механического навыка, ведь цена слишком высока. Только так можно было выжить.

К тому же дар этот действовал не на всех одинаково. Те, кто обладал сильной волей и твердостью характера, не сразу позволяли прочесть свои мысли или окружить себя иллюзиями. Многое зависело и от возраста жертвы. Подростки больше, чем взрослые, подвержены любому влиянию, они более открыты и недисциплинированны. Расслабляющая атмосфера клуба и хорошая порция выпивки делали свое дело. Выпивка никогда не вредила и ей самой. Она могла пить не только кровь. Она могла есть. Все, что угодно, – даже чеснок! Святая вода, распятия и серебро были из той же оперы небылиц, распространяемых литературой и киноиндустрией. Они заставляли ее усмехаться и повторять про себя:

– Выдумки, мой друг. Вульгарные выдумки сумасшедшего ирландца.

Глава 5

Встреча

«Зло парализует нас, пока мы его не распознаем».

Г. Бёлль «Крест без любви»

Кристиан открыл глаза и обнаружил себя на кровати Анжа. К нему склонились перепуганные лица друзей. Как оказалось, он потерял сознание, и они около получаса приводили его в чувство.

– Полчаса? А мне показалось, это длилось несколько минут, – вырвалось у него.

– Что длилось? – удивленно спросил Анж.

Кристиан не стал отпираться и описал друзьям оба своих видения – пожар, охвативший город, и прекрасную незнакомку в странном доме с витражами и свечами.

– Я ее знаю, – едва шевеля губами, заключил свой рассказ Кристиан.

– Что? – в один голос воскликнули Анж и Тэйн.

Ему хотелось кричать, упасть на колени, кататься по полу, но он едва мог пошевелить пальцем – он физически ощущал, что на него навалилось что-то, чего он не в силах вынести. Он молчал и беспомощно смотрел на них. Тэйн подошел к нему вплотную и начал трясти его за плечи.

– Повтори, что ты сейчас сказал, – произнес он, до боли стискивая непривычно горячие запястья Кристиана и пристально глядя ему в глаза.

– Я лучше покажу, – ответил тот голосом обреченного и встал с кровати…

Он шел в сторону «Серебра и метала», игнорируя расспросы друзей, спешивших следом. В глубине души он понимал, что будет лучше, если он попытается вычеркнуть из памяти сегодняшний вечер и больше никогда не переступит порога клуба, потому что случившееся слишком запредельно, слишком ужасающе для человеческой психики. Но он знал, что теперь в любом случае не сможет спать спокойно. Судьба не оставляла ему выбора…

…На следующий день он отказался встать с кровати и пойти в колледж, как дядя ни будил его. Он был уверен, что не поймет ни слова из того, что будут говорить преподаватели. Его мучили головная боль и похмелье. Вчера в клубе, снова увидев незнакомку из своего видения, он напился до беспамятства. Она весь вечер флиртовала с каким-то типом, а ближе к полуночи они оба каким-то незаметным для Криса образом исчезли. Всю ночь он повторял терпеливо слушавшим его Тэйну и Анжу свой рассказ о видении, которое было словно средоточием всех тех снов о ней, которые снились ему в последние пять лет, – с тех пор, как он переехал в Пурпурный Город. И лишь недавно, месяц назад, в день своего рождения, он встретил в клубе девушку из плоти и крови, как две капли воды похожую на неземную фею из его сновидений. Эта встреча и обрадовала, и повергла в шок, и он никому не смел рассказать о ней. Но теперь, после того видения, которое было слишком ярким и правдоподобным, чтобы быть сном; после того, как незнакомка снова предстала ему в своем настоящем облике – не как прекрасная земная девушка, какой он видел ее в клубе, но как неземной ангел его сновидений, хотя это был не сон; – после того, как открыла ему свое имя, он больше не мог держать все это в себе.

Придя домой на рассвете, он грезил ею до полудня, вновь и вновь шепча ее имя. Ни будильник, ни уговоры дяди Адлэя не могли заставить его открыть глаза и расстаться с желанным образом. Наконец, он проснулся сам, томимый каким-то бессознательным побуждением. Оно же заставило его как можно скорее покинуть дом. Он и сам не знал, куда идет и чего ищет; знал лишь, что оставаться в четырех стенах не может, – иначе просто сойдет с ума.

Стоял пасмурный осенний день. Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами, которые время от времени прорезали серебристые трезубцы зловещих молний. Казалось, еще немного и они заденут готический шпиль церкви, который, словно навстречу ненастью, устремился в негодующие небеса. Церковь, четко выделявшаяся на их грязно-сером фоне, будто была покрыта буро-коричневыми пятнами засохшей крови. Угрюмым и мрачным стражем возвышалась она над отринувшим Бога городом, словно радуясь ненастью и предрекая ему новые, более страшные, несчастья.

Сотни раз он проходил мимо этого мрачного здания, настоящего предназначения которого толком и не знал. Оно слилось для него с окружающим пейзажем, и он воспринимал его как часть здешнего ландшафта. Но сегодня все было иначе. Его вдруг нестерпимо потянуло к нему. Он обошел здание кругом, убедившись, что все двери наглухо заперты. Тогда он сел на заднее крыльцо, представлявшее собой деревянный прямоугольник, где они с друзьями часто проводили вечера. Образ Кристабель заполнил все его мысли, и он погрузился в мечтательные грезы.

С самого утра туман окутал город, не выпуская его из своих холодных объятий, дождь то начинал идти, то прекращался, а потому сгущавшиеся сумерки подкрались незаметно. Оторвав невидящий взгляд от своих ботинок, Кристиан посмотрел вдаль. Он увидел быстро приближавшуюся фигуру. Еще не разглядев черты лица, он уже знал, кто это, и сердце его подпрыгнуло от радостного ужаса. Это была она – фея его снов.

Когда она поравнялась с крыльцом, он сидел все там же, не в силах отвести от нее взгляд. Глаза их встретились. Девушка замерла. Кристиан понял, что настала решающая минута, и, если он снова, как в своем видении, ничего не скажет и не сделает, образ незнакомки растает, словно дымка, словно ее здесь никогда и не было.

Он уловил в ней какое-то едва заметное движение, как будто она и впрямь собралась продолжить свой путь. Не раздумывая больше ни секунды, он вскочил с места и прерывающимся голосом сказал первое, что пришло на ум:

– Не уходи.

Незнакомка удивленно посмотрела на него. Он застыл под пристальным взглядом бездонных глаз. Ее волосы при дневном свете оказались пшенично-золотистого цвета. Свободно рассыпавшись по плечам, их упругие локоны доходили ей до пояса. Лицо правильной овальной формы с бледной, словно бумага, кожей носило изумительно прекрасные черты. Особенно выделялись на нем выразительные глаза в обрамлении пушистых ресниц, подведенные темно-серыми тенями. Одета она была в короткую куртку из черного драпа с множеством молний и слишком легкую для такой погоды и длинную сетчатую юбку русалочьего силуэта. Воротник куртки был поднят, и на фоне темной ткани ее кожа выглядела особенно белой и нежной.

– Мы знакомы? – спросила она ровным голосом, в котором от Кристиана, однако, не ускользнула слабо дрогнувшая нотка.

– Нет, но я видел тебя во сне. То есть в клубе… Да, в клубе, – Кристиан окончательно смешался и запутался в словах, не зная, что говорить и как удержать ее.

Ему показалось, что, когда он сказал о клубе, она вздрогнула. Однако она сохранила прежнее спокойное выражение лица и тут же откликнулась:

– Припоминаю. Ты был с двумя юношами, вы сидели у бара и пили виски.

В ее словах слышалась легкая усмешка. Кристиан был поражен до глубины души. Он ни на секунду не мог представить себе, что она его заметила. Ему стало стыдно, что она видела его, глушившего алкоголь стакан за стаканом.

– У нас был небольшой праздник, – как будто оправдываясь, сказал он.

– Это было заметно, – снова усмехнулась девушка.

Она подошла к подножию крыльца, и Кристиан увидел изящные носки черных лаковых сапог, показавшиеся из-под ее словно сотканного из вечерних сумерек одеяния. Грациозно цокая каблуками, она поднялась на пару ступенек, изящно обвила рукой перила и посмотрела на Кристиана снизу вверх своими большими зелеными глазами, в которых искрились и плясали капельки абсента. Крис не знал, что сказать. Он понял, что она больше не собирается уходить, и от этого открытия сердце его сладко и радостно забилось. Пытаясь не выглядеть молчаливым истуканом, он снова заговорил о первом, что пришло в голову:

– Каждый год мы с друзьями отмечаем день нашего знакомства. Вчера исполнилось пять лет со дня нашей первой встречи. Мы всегда стараемся придумать что-нибудь необычное. На годовщину, например, мы собрались на кладбище и пили кровь друг друга.

На этот раз он отчетливо увидел, что девушка вздрогнула и даже отпрянула от него. Он понял, что напугал ее этим странным рассказом, и, медленно подойдя к верхней ступеньке, поспешил объяснить:

– В смысле мы порезали пальцы, смешали кровь с вином и выпили в знак того, что мы стали братьями по крови. В каждом из нас теперь есть частичка друг друга.

Он видел, что эти слова не только не успокоили незнакомку, но взволновали еще сильнее. Ее лицо выражало замешательство, и Крис снова испугался, что она сейчас уйдет, уйдет по его вине, потому что он все испортил. В отчаянии он позвал ее:

– Кристабель!

Тотчас лицо ее утратило все эмоции, взор стал спокоен и ясен. Казалось, она совсем не удивилась, что он знает ее имя. Он боялся, что сейчас она спросит, откуда оно ему известно, и придется рассказать о своем видении, что опять наверняка ее испугает. Тогда она точно уйдет. Но вместо этого она спросила:

– Как тебя зовут?

Он представился.

– Кристиан… Принадлежащий Богу, – с загадочным выражением произнесла Кристабель.

Крис не понял, о чем она, но на всякий случай согласно кивнул и улыбнулся.

– Разве твои родители верят в Бога? – вдруг спросила она.

Кристиан по-прежнему не улавливал ход ее мыслей, и в этот раз мотнул головой отрицательно.

– Тогда почему они дали тебе такое имя? – продолжала расспрашивать собеседница.

Он с удивлением обнаружил, что она стоит напротив него, и ее рука на перилах лежит всего в паре сантиметров от его. Он не заметил, когда она преодолела разделявшие их ступеньки, хотя все время смотрел на нее. Ему безумно захотелось взять в руки маленькую ладонь, затянутую в черную кружевную перчатку с открытыми пальцами, но он сдержался. Ее близость кружила голову, и он с трудом подбирал слова, чтобы ответить на и без того непростые вопросы:

– Это не родители. Моя мать умерла при родах… Когда рожала меня. Отец к тому времени исчез в неизвестном направлении. Я попал в приют, и там меня так назвали. Я не знаю, кто и почему.

– С кем ты живешь сейчас? – задала очередной вопрос Кристабель.

– С дядей, братом мамы. Когда мне исполнилось четырнадцать, он объявился в приюте и забрал меня.

– А где он был все эти годы?

– Он искал меня.

– Вот как… Тебе нравится жить с дядей?

– Да. После того, как он забрал меня, мы сразу переехали сюда из того городишки, где умерла моя мать и где я рос в приюте. Дядя Адлэй как-то сказал, что их родители были очень строгими, поэтому, осмелившись покинуть Пурпурный Город, она совершила героический поступок.

Кристиан и сам не знал, зачем все это рассказывал, но под пристальным взглядом зеленых глаз это получалось как-то само собой, почти помимо его воли.

– А ты хотел бы отсюда сбежать? – снова спросила Кристабель.

Крис удивленно посмотрел на нее. Он испытывал странное ощущение, что она прочитала его тайные мысли.

– Да, – обреченно произнес он, понимая, что бессмысленно что-то скрывать. – Мне нравится Пурпурный Город, его парки, архитектура. Даже Мертвый квартал не вызывает во мне такого сильного отвращения, как у местных. Но вот жители… Я не хочу к тридцати годам стать нытиком и занудой, который ненавидит себя за то, что палец о палец не ударил, чтоб что-то поменять в своей жизни.

– Но ведь твой дядя не такой?

Ее слова звучали скорее как утверждение, а не вопрос, и Кристиан снова был шокирован проницательностью этой загадочной девушки.

– Не такой, – подтвердил он. – Но это потому, что он успел повидать мир, познать жизнь. Хотя и не любит вспоминать свое прошлое.

– Чем он занимается сейчас?

– Владеет местной заправкой. Я помогаю ему и часто вижу людей, которые думают, что весь смысл жизни в том, чтобы поспать, поесть, напиться до бессознательного состояния или обкуриться. Я так не хочу. Я боюсь…

– … что, окончив колледж, займешься семейным делом и превратишься в человека, единственной ценностью которого является заправка в Мертвом квартале.

Это точно был не вопрос, а констатация факта. Кристиан снова пристально посмотрел на Кристабель. Он не мог перестать удивляться ее проницательности. Он поймал себя на мысли о том, что рассказал ей – девушке, с которой разговаривал в первый раз в жизни, – все самое личное и сокровенное о себе, не испытывая при этом той обычной неловкости, которая преследовала его в подобных разговорах с кем бы то ни было. Это вышло настолько естественно, что Крис осознал все только после того, как замолчал. Ему стало жутко и одновременно радостно – он не ожидал, что его так легко поймут. Щемящее чувство благодарности заполнило его сердце.

– Мне так легко говорить с тобой, как будто мы знакомы всю жизнь, – признался он.

– Ты честный и добрый, – сказала Кристабель и вдруг открыто улыбнулась ему милой девичьей улыбкой.

– Ты тоже, – не задумываясь, ответил Крис.

Ее улыбка исказилась, превратившись в горькую усмешку.

– Давно мне никто такого не говорил, – задумчиво, будто обращалась к самой себе, произнесла она.

– Значит, твои друзья не очень-то проницательны, – попытался пошутить Кристиан.

– У меня нет друзей, – быстро сказала она.

– Ты могла бы завести сотню друзей, если бы захотела, – убежденно произнес Крис.

Прошло несколько секунд, и он уже не ждал от нее ответа, как вдруг она сказала:

– Может быть, ты и прав, но я не уверена, что мне это нужно.

– Ты любишь одиночество? – догадался он.

– Да, – тут же отозвалась она. – Когда я встречаю интересного человека, мне порой хочется с ним общаться, проводить время, но в тоже время меня пугает, что я уже не смогу принадлежать себе до конца. Наверное, это звучит эгоистично. Просто я настолько привыкла к одиночеству, что мне трудно представить кого-то рядом с такой нелюдимкой, как я.

– Лично мне трудно представить кого-то более обаятельного, чем ты, – признался Крис.

– Ты совсем не знаешь меня, – все с той же усмешкой заметила она.

– Ты напоминаешь мне Мариуса, – вдруг понял он и сам не заметил, как сказал это вслух.

– Правда? И чем же?

Его приятно удивило то, что она сразу поняла, о ком идет речь. Значит, она тоже любительница вампирских историй.

– Тем, что ценишь свое одиночество, – собравшись с мыслями, ответил он. – Когда мне нравятся какие-нибудь слова в книге, я всегда выписываю их в блокнот. Эту цитату из «Крови и золота» я запомнил наизусть: «… я остался совершенно один – в полном одиночестве… и не надеялся уже обрести… спутника. Возможно, истина заключалась в том, что мне и не хотелось общества».

– А у тебя хорошая память, – сказала Кристабель, явно пытаясь поменять тему. – Не удивлюсь, если ты, как Арман, читаешь книги, просто листая их.

– Да какой из меня Арман? – засмеялся Кристиан, в глубине души польщенный сравнением.

– Очень даже неплохой. Впрочем, ты прав. Арман слишком испорченный и слишком древний, – в тон ему ответила Кристабель. – Скорее, ты Никто.

– Кто? – не понял Крис.

– Герой Поппи Брайт.

– Возможно, – согласился он, опуская глаза.

– «Он не признавал их мир. Там не было ничего, что могло бы его взволновать или тронуть, – ничего, что он мог бы назвать своим. Иногда он задумывался о том, а есть ли вообще для него место в мире за пределами его комнаты, есть ли на свете такой человек, который смог бы стать близким ему и кому он сам смог бы стать близким. Кому он нужен? Кому он еще будет нужен?»

Кристиан был ошеломлен тем, насколько точную цитату подобрала Кристабель, чтобы описать его, и решил не остаться в долгу:

– Все мы отчасти Никто. «Если ты привык быть один, это еще не значит, что тебе это нравится».

– Ты же говорил, что я, как Мариус, не ищу ничьего общества, а теперь говоришь, что мне, как Никто, не нравится быть одной, – заметила Кристабель.

Кристиан на несколько секунд растерялся, но, посмотрев в ее глаза, в глубине которых плясали лукавые искорки, сказал:

– Одно другого не исключает. Многие люди, которым не нравится быть одним, не ищут ничьего общества. Они просто не надеются найти то, чего хотят.