Текст книги "Вот теперь ты пожалеешь, Кулакова! (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дюжева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Что тут вообще происходит? Это ухажёр что ли? Со своей мамой? Я на смотрины женихов попал?

Вопросительно на Дину посмотрел, а она лишь смущенно плечами повела, будто извиняясь.

С моим появлением все притихли, неуверенно между собой переглядываясь, и только Дина, похоже, была искренне рада. Улыбалась от уха до уха, и с упоением накладывала мне в тарелку салатики, не обращая внимания на недовольные взгляда семейства и гостей.

Отец смотрел на меня, как суровый генерал на новобранца, мать улыбалась, но при этом глаза оставались холодными, как у змеи. Юлия Ивановна пылала праведным гневом, а Стас хорохорился, вел себя как напыщенный индюк, и выглядело это совершенно нелепо.

Странная компания.

Я тут явно был лишним, нежеланным гостем. Наверное, надо было извиниться и уйти, придумав вежливую причину, но я не торопился. Потому что чувствовал тепло, идущее от девушки, сидящей рядом, а еще буквально кожей ощущал пылающую границу, линию, по одну сторону от которой находилась Кулакова, а по другую – все остальные.

Это что за такой странный семейный ужин? Они все на Дину наседают? По какому поводу? Не хилый такой перевес в силах. Четверо против одной!

Теперь понятно, почему она так старалась затащить меня в гости – поддержки искала. И видок ее неказистый тоже понятен стал. Бунтовала, как могла. Бедная моя.

Ладно, теперь нас двое, сейчас развлечемся. Раскрасим яркими красками скучный семейный ужин.

***

– Антон, – обратилась ко мне гостеприимная хозяйка, и я приготовился к каверзным вопросам, – я что-то не припомню вас на школьных фотографиях.

– Я не любил фотографироваться, – беспечно помахал вилкой, с нацепленной на нее куском колбасы.

– Почему же? – она изящно, как птичка, клевала салатик, всем своим показывая принадлежность к интеллигенции.

– Страшенный был, как черт. Да, Дин?

Динка фыркнула, подавившись селедкой под шубой. Пришлось стучать по спине, наливать воды и отпаивать ее.

– И не говорика! – прохрипела, вытирая слезы, выступившие на глазах, – как вспомню, так вздрогну.

Ах ты зараза мелкая! А сам чуть ли не ржу и продолжаю:

– Так что меня не звали ни на фотографирование, ни на школьные вечера.

– Кто бы мог подумать. Просто сказка про гадкого утенка, – Кулакова-старшая поморщила нос, нехотя признавая, что сейчас я вполне ничего себе, – а какой у вас аттестат?

– Троешный, конечно, – признался с беззаботной улыбкой, – учеба всегда навевала на меня смертную скуку.

Лидия Сергеевна аж пятнами пошла от такого заявления.

– А вот Стасик – круглый отличник! – вставила свои пять копеек мама ботаника, – с золотой медалью закончил школу, между прочим.

Стасик гордо надулся и смерил меня взглядом, типа «вот тебе, сучка».

– Молодец! Мужик! Уважаю! Дружище, дай руку пожму, – и протянул ему раскрытую ладонь.

Он побледнел, но отказаться не смог, поэтому протянул мне свою дрожащую граблю. Я снова сдавил ее от души, с неизменной улыбкой на губах. Стасик охнул, дернулся и совсем сник.

– А еще, – Юлия Ивановна сделала колоритную паузу, нагнетая пафоса, – он бальными танцами занимался!

Почему-то я представил его в розовой пачке и с перьями на голове. Чуть не заржал.

– Да вы что! Какая разносторонняя личность!

Дина тихонько пнула меня под столом. Я взглянул на нее и понял – девочка тоже борется со смехом. Губы закусила, а в карих глазах смешинки прыгали.

– И на хор ходил!

– Уважаю еще больше, – начал было я, и потянулся к нему, но Стасик перепугавшись еще одного дружеского рукопожатия, схватил с блюда жареную курицу на всякий случай сразу обеими руками.

– Стас! – возмутилась его маменька.

– Дичь можно есть руками, – прошамкал он, вгрызаясь в мясистую ляжку, вмиг растеряв всю свою напускную чопорность.

Дичь – это серьёзно! А уж дикая курица, поверженная в жестокой борьбе и подавно!

– И куда же вы с таким аттестатом подались? – никак не хотела униматься мадам Кулакова, – в ПТУ, наверное?

Я бы мог сказать про престижный университет, диплом с отличием, свой карьерный рост и нынешнюю должность, но почему-то не хотелось. Материнская симпатия явно была на стороне Стасика, и менять это в мои планы не входило.

– Естественно, Лидия Сергеевна! Еле прошел! Конкурс был ого-го-го какой, столько умников набежало, думал, что не пробьюсь.

Она переглянулась с отцом и пренебрежительно сморщила нос, слушая о моих «успехах».

– На кого, молодой человек, вы учились? – вошел в разговор папенька, который до этого предпочитал отмалчиваться.

– На программера! – уж кривляться, так кривляться. Мне можно, я ж не свататься пришел.

– На программера? – уточнил батя, глядя на меня исподлобья.

И тут Стас решил блеснуть интеллектом, показать, что он не только танцор от Бога, но и во всех остальных областях просто профи.

– Чего там учиться? – спросил снисходительно, – Басик так прост, что его любой за неделю освоит.

Басик? Я сначала не понял, о чем вообще речь шла, а потом сообразил, что это он про Basic.

Серьезно? Он из какого века? Этот язык программирования сейчас совершенно не в ходу. Его разве что в школах проходят, да энтузасты-любители для домашних целей используют.

– Да вы что! – в поддельном изумлении на него уставился, приложив руку к груди, – непременно обращусь к вам за консультацией. Там столько еще непонятных моментов осталось! Сам не могу разобраться.

Стас иронии не понял. То ли я такой хороший актер, то ли он настолько уверен в своей охренительности, что насмешки не заметил, и прочитал мне трехминутную лекцию о том, как должен работать настоящий программист, и что он запросто с этим бы справился, но у него другие, более важные цели.

Его мама в этот момент восхищенно прикладывала платочек к уголкам глаз, не в силах нарадоваться на своего дитятку, а Лидия Сергеевна посматривала на меня назидательно, дескать учись как надо, олух бездарный.

Батя молчал, а Динка сидела и тихонько хихикала, уже устав тыкать меня под столом.

– Твоей будущей жене очень повезет, – Кулакова старшая улыбнулась кавалеру, а потом выразительно глянула на дочь.

– Вас уже можно поздравить со счастливым решением? – я тоже взглянул на свою подчинённую. Она под моим взглядом стушевалась и отчаянно замотала головой.

– Диночка у нас девочка послушная. Кого попало в дом не приведет, – встряла маманя и, промокнув губы салфеточкой улыбнулась Стасику, – Кандидат должен быть достойным и подходить по всем пунктам. Мы с Леней тщательно это контролируем.

Дина вспыхнула, как свечка, покраснела, не зная куда от смущения деваться.

– Мам! Прекрати.

– Что такого я сказала? – Лидия Сергеевна повела тонкой бровью, – ты же знаешь, все отношения только с нашего разрешения.

Ничего себе заявления. Я аж кулаки под столом сжал. Пришлось себе напомнить, что здесь вроде как никто и звать меня никак, просто случайный гость на этом празднике жизни. Но за Дину обидно. Как она только при таком тоталитаризме умудрилась нормальной вырасти, без комплексов и сдвигов по фазе.

Что она там питюкала по поводу того, что хочет снять квартиру? Помогу непременно! Надо вытягивать девку на волю, пока еще есть шанс. Если потребуется – выкраду и сам лично отвезу на новое место.

Родители ее, конечно, любят, это видно невооруженным взглядом, но слишком перегибают палку, считая, что лучше знают, что нужно для счастья дочери. Их эталон – учительские очки и вот это чудик в качестве мужа.

Посмотрел еще раз на этого пингвина, самодовольно наматывающего спагетти на вилку и отправляющего еду в рот. Одна макаронина свисла из общего рулона и смачно шлепнула по утлому подбородку.

Да что за бред, в конце концов? Ей же не пятнадцать лет! Пусть сама идет вперед, набивает свои собственные шишки, делает то, что хочет. Ей этот удод на фиг не сдался!

***

Вечер мирно продолжался, убивая своим абсурдом. Я все больше поражался на то, как старательно учительская чета Кулаковых пытается прогнуть собственную дочь под свои идеалы. Динка не сдавалась, но держала себя в руках. Не хамила, не скандалила, уважительно разговаривала, только на женишка с маменькой посматривала косо. Как у нее только терпения хватало? Лично меня уже так и подмывало высказать, все что я по этому поводу думаю.

Дальнейшую унылую беседу прервал досадный инцидент. Моя сотрудница потянулась за хлебушком, стоящим чуть поодаль, табуретка под ней скрипнула, жалобно треснула и повалилась на пол, а я едва успел подхватить Дину, чтобы та не отправилась следом.

– Все хорошо? Не ушиблась?

– Да, все в порядке.

Наши взгляды на секунду пересеклись, и я почувствовал какое-то нереальное притяжение, толкающее к ней навстречу. Кулакова тут же отвернулась, опасаясь лишнего внимания со стороны бдительной матери, а я нервно сглотнул горячий ком, вставший посреди горла.

– Такой хлам дома хранить нельзя, – глубокомысленно изрек Стас, а я поднял табуретку с пола, покрутил ее в руках, рассматривая ущерб.

Хорошая табуретка, крепкая, просто крепление подвело. Если ножку приколотить, то еще сто лет прослужит.

– Надо починить, – произнес задумчиво.

– Сделаешь? – Дина склонилась рядом со мной, рассматривая поверженный предмет мебели, а я уловил запах ее волос и просто балдел, вдыхая полной грудью.

– Молоток принести? – тут же поинтересовался папаня, подозрительно поглядывая в мою сторону.

 Решил проверить прямоту моих рук? Без проблем. Я не только за компьютером умею сидеть.

– Конечно несите! – встрял вездесущий Стас, – я сейчас мигом все исправлю.

Леонид Николаевич ушел на балкон и вернулся оттуда с большим, увесистым молотком, с затертой ручкой.

– Прошу, – протянул его то мне, то ли Стасу: мы в этот момент с танцором бок о бок стояли.

Я даже пошевелиться не успел, как он ухватился за молоток, и с видом конченного маньяка бросился к табуретке. Схватил ее как-то бестолково, гвоздь приставил, прицелился, замахнулся и, как в анекдоте, по пальцу бахнул.

– Аааа, – завопил во весь голос, потом сунул палец в рот и замычал.

– Стасечка! – заголосила его матушка и бросилась на помощь. Следом за ней Лидия Сергеевна, грозно взглянув на свою дочь. Пришлось Дине тоже присоединяться к спасательной операции. Они сунули руку страдающего плотника под холодную воду, потом обложили льдом начинающий распухать палец.

Я тем временем подобрал молоток, приколотил ножку, попробовал посидел на табуретке, и убедившись в том, что стоит как влитая, отставил ее в сторону.

Леонид Николаевич молча забрал у меня молоток и ушел в другую комнату.

Чувствовалось, что веселый вечер подошел к завершению.

Бледного, едва живого страдальца с забинтованным пальцем под руки вывели из ванной и в прихожую, собираться. Он позволил своей маме себя одеть, повязать шарфик, натянуть шапочку до самых бровей, только обулся самостоятельно, не забывая при этом стонать, как воин, получивший тяжкую рану на поле брани.

Проявить галантность что ли? Предложить свою помощь и отвезти их домой?

– Мы в травмпункт, – сообщила Юлия Ивановна и посмотрела на меня, как на врага народа, ненавистью окатила так, будто я сам лично обрушил молоток на палец этого неумехи.

Желание помогать мигом испарилось. Нечего. Такси в помощь.

Они ушли, и я понял, что теперь самое время и мне свалить в туман, иначе все внимание Дининой родительницы обрушится на меня.

– Пожалуй я тоже пойду, – начал неторопливо собираться, прикидывая проклянут ли меня за сегодняшний вечер или обойдусь банальной икотой.

– Я тебя провожу, – вызвалась Дина, натягивая на плечи спортивную кофту.

– Куда-ты собралась на ночь глядя, – тут же коршуном налетела ее мать.

Кошмар, шагу не дадут спокойно ступить. Бедная девочка.

– Мам, – она мирно улыбнулась, – никуда я не идут. На площадку просто выйду.

Лидия Сергеевна нахохлилась, но возразить не решилась, видать дошло до нее что глупо выглядит со своими цепляниями.

Я вышел за порог, и Кулакова следом за мной. Плотно прикрыла дверь и встала так, чтобы глазок закрывать своей макушкой.

– Извини за сегодняшний вечер, – Дина смущенно улыбнулась и густо покраснела, – родители у меня своеобразные, на своей волне. Но они хорошие. Очень хорошие.

– Не сомневаюсь. А вообще, забей. Мне все понравилось, – ответил абсолютно честно. Вечер удался на славу.

– Не ври.

– Серьезно. Давно я так не угорал, – с губ сорвался смешок, когда вспомнил Стасика, пытающегося вбить гвоздь себе в палец, – это гораздо лучше, чем ресторан.

Дина тоже рассмеялась, но потом осеклась, и как маленькая, заламывая руки, промямлила:

– Если ты пригласишь меня еще раз, то я с удовольствием схожу с тобой, – понизила голос до проникновенного шепота.

– Пожалуй, воздержусь, – я покачал головой, но увидев, как расстроено вытянулась ее физиономия, торопливо добавил, – от ресторана. После такого яркого начала не хочется идти скучным путем.

Кулакова тут же просияла.

– Куда же мы пойдем?

– Сюрприз! – непременно придумаю что-нибудь особенное.

Дверь распахнулась и на пороге появилась ее мать:

– Диночка, помоги мне убрать посуду, пожалуйста, – ласково пропела она, нарушая наше трехминутное уединение. Наверняка до этого стояла к глазку прилипнув и пытаясь услышать, о чем мы беседовали.

– Конечно, мам, – Кулакова рассеяно кивнула, – одну минутку.

Маман подозрительно скользнула по нам учительским взглядом и ушла, но дверь плотно не прикрыла, оставив щелочку.

Дина только покачала головой, и дернула ручку на себя:

– Еще раз прости…И спасибо, что поддержал сегодня. Без тебя вечер был бы просто невыносимым.

– Без. Проблем, – я пожал плечами, – тебе, наверное, действительно пора, в покое все равно не оставят.

– Это точно, – хохотнула она, – до понедельника?

– Да понедельника.

Между нами повисла неловкая пауза. Наверное, тут бы были уместны объятия и прощальный поцелуй, но вместо этого потоптались, еще раз распрощались и разошлись каждый в свою сторону. Я вниз по лестнице, а она юркнула за дверь.

Это был странный вечер, но мне действительно понравилось. Как-то все по-настоящему между нами было. Не пустой флирт, искры и показуха, а нечто другое. Мы словно на одной волне оказались. Так странно, но приятно и волнительно.

Домой я возвращался с глупой улыбкой на губах, думая о том, куда пригласить Кулакову, и как сложится наше следующее свидание.

Глава 6

Воскресное утро началось замечательно. Я проснулась и, не спеша выбираться из теплой постели, долго смотрела на букет белых роз в скромной вазе на столе.

Простой, без изысков, без бешенного количество бутонов, но такой…уютный что ли. Вспомнила Антона и его физиономию, когда я его затащила к себе в гости, и прыснула в подушку. Бедняга, он точно на такое не рассчитывал, но справился весьма достойно.

Не стал гнуть пальцы, хвалясь должностью, деньгами и тем, что он мой начальник, а просто от души повеселился, встав на мою сторону.

Без него этот ужин был сплошным наказанием: меня посадили во главу стола, слева мои родственники, справа чета Петровых. Получалось, что я меж двух огней сидела. С одной стороны родители, знающие, как мне жить, а с другой Юлия Ивановна, нахваливающая сынка, и не устающая подчеркивать то, что мне крайне повезло, что он вообще меня заметил, ну и, собственно говоря, сам Стасик, убежденный в собственной уникальности. Как непризнанный гений сыпал умными словечками и резкими комментариями в сторону других «неучей», бросал на меня взгляды истинного жеребца, и даже пытался накрыть мою руку своей, но после того, как я незаметно для остальных тыкнула его вилкой в пухлую ляжку, оставил свои романтические  поползновения.

И вот, я сидела и задыхалась в этой веселой компании, как вдруг звонок, от Антона.

Мама с самого утра так вынесла мне мозг, да еще припрягла к готовке, что у меня напрочь вылетело из головы наше свидание. Чуть не завопила в голос от отчаяния, и уже ни на что, не рассчитывая пригласила его к себе., уверенная в том, что он просто меня пошлет и уедет и на этом будет поставлена жирная, некрасивая точка.

Северный огласился, и это было лучшее, что он мог для меня сделать.

Родители притихли, Стас перестал лезть – теперь чтобы дотянуться до меня, ему надо было преодолеть Антона, а это задача не из простых – у начальника конституция мощная, одни плечи чего стоили.

Дальше вечер перестал быть скучным и напряжённым. По крайней мере для меня. Я расслабилась, а остальные, наоборот, напряглись.

Отец был странно молчалив, маменька пыталась поддеть Северного, но безрезультатно, а Стас начал пороть откровенную чушь, не зная, как еще себя возвысить над конкурентом за мое внимание. А мы с Антоном урагали, понимая друг друга без слов.

Так здорово.

Мама дважды постучала в дверь, прежде чем зайти. Вся бледная, осунувшаяся, с густыми тенями под глазами, и взглядом, наполненным вселенской тоски.

Начинается…

– Привет, Мам, – сладко потянувшись, села на кровати, – что-то я сегодня обленилась, никак не встану. Как тебе спалось.

– Плохо, – горестно сказала она, и тяжко вздохнула, – мне всю ночь снились кошмары.

– Бывает, – я специально не стала спрашивать, что именно ей снилось в кошмарах. Уверена, что это был Северный.

Мама, так и не дождавшись от меня наводящего вопроса, все равно начала рассказывать.

– Мне снилась ты…

Внезапно.

– В дранине, на паперти с протянутой рукой, – дребезжащим от муки голосом продолжала она, глотая крокодиловы слезы, – а рядом с тобой сидел этот жуткий невежественный птушник…

Сказать ей что ли, что все не так? Что Северный помозговитее Стасика будет. У него реальные рабочие мозги, способные генерировать ценные идеи, а не просто заниматься шапкозакидательством.

– Он был пьян, вонюч, с подбитым глазом…

– Это я ему подбила? – спросила, стараясь так уж откровенно не улыбаться. Мама смерила меня возмущенным взглядом, поэтому предпочла больше не шутить, а молча переодеваться.

– А мимо вас прогуливался Станислав, под руку с элегантной дамой, и даже не смотрел в твою сторону. Представляешь?

– С трудом.

Это я про Стаса и даму. Мне кажется, этот кадр точно никогда не изменится. Там мамочка постаралась, внушая ему, что он самый лучший, самый умный, самый красивый, а все, кто с этим не согласен – просто идиоты.

– Жуткий сон, правда? – мама не сдавалась.

– Просто сон, – я пожала плечами и пошла умываться, чувствуя, как она смотрит мне вслед.

Когда вернулась, обнаружила, что букета нет. Белые розы исчезли, а на их месте появился унылый пучок желтых гвоздик, и я догадываюсь, чьих это рук дело:

– Мама! – рявкнула и решительно пошла на кухню.

– Да, Диночка, – она встретила меня ласковой улыбкой.

– Где мой букет?

– У тебя на столе.

– Я не про то безобразие, что там только что появилось. Где мои белые розы? – грозно засопела, в этот раз не собираясь уступать.

– Эта безвкусица? – маман пренебрежительно сморщила нос, – большей вульгарщины сложно было придумать! Такие только…непутевым преподносят!

– Правда??? – взвилась я, – что же папа тебе всегда только такие дарит, а?

– А вот и не такие!

– Такие! Всегда еще приговаривает: белые розочки, для моей любимой козочки!

Мама, пойманная с поличным, замялась. Глазки по сторонам забегали, щеки румянец залил.

– Где мои цветы, мама? – я перешла в наступление.

– Я их выкинула, – холодно произнесла она и отвернулась к плите.

– Что ты сделала? Выкинула? Мои цветы? Зачем? – у меня просто слов не было, аж в ушах от негодования зашумело.

– Неприлично девушке тащить в комнату веник, подаренный не пойми кем, когда уже есть достойный букет от молодого человека, – чопорно заметила она, всем своим видом демонстрируя оскорбленную добродетель.

– Мама! – я уже пыхтела, как бешенный носорог, – завязывай со своими сводническими потугами. Стас не мой молодой человек и никогда им не станет. Это во-первых! Тихо! – прервала ее протест, – его достойный букет на самом деле достоин исключительно одного. Титула «прощай молодость»! Это во-вторых! А в-третьих, ты не имела права выкидывать мои цветы, и не важно кем они были подарены!

– Как ты разговариваешь с матерью? – она схватилась за сердце, – я из-за тебя и твоего невоспитанного гостя полночи не спала, а теперь еще и это должна терпеть?

Всхлипнула и повалилась на кухонный уголок.

Да, е-мое!

Как бы я ни сердилась в данный момент, но дочерние чувства превыше всего. Схватила стакан, налила воды и присела рядом с ней.

– Держи!

Она оттолкнула в сторону мою руку, вызывая глухое раздражение:

– Может таблеточку дать? Валидол под язык? – процедила сквозь стиснутые зубы.

– Не надо мне ничего, – горестно изрекла она, – мне уже ничего не поможет. Единственная дочь и никакого уважения к матери…

Все, мне не жить. Она теперь при каждом удобном случае будет этим попрекать.

Тут, словно черт из табакерки, на кухне появился отец.

– Что у вас происходит? – спросил строго.

– Твоя дочь – неблагодарная хамка, – вынесла свой вердикт мама.

– Что опять стряслось?

– Спроси у нее, – родительница едва заметно, через силу указала рукой на меня.

Отец тут же перевел в мою сторону суровый взгляд.

Как же мне это все надоело.

– Мы поспорили из-за цветов, – сказала спокойно, а потом мстительно добавила, – мама говорит, что те белые розы, которые ты ей даришь – вульгарная безвкусица.

Маменька сдавленно пискнула, а у папы вытянулась физиономия. Он метнул на нее недоумевающий взгляд, но я сидела так между ними, мешая переглядываться.

– Вот гвоздики – это самое то, а белые розы – ерунда полная, – продолжала выплескивать раздражение.

– Лида! Ты же терпеть не можешь гвоздики! Я тебе один единственный раз по молодости букет из них дарил, и вспомни, что ты сделала? Двор ими подмела!

– Вот и я о том же, пап!

Мама, как-то уж слишком бодро для умирающей, вскочила на ноги, и грозно погрозила мне пальцем.

– Не перевирай мои слова, мы говорили совсем о другом!

Отец тактично кашлянул, как бы намекая, что нельзя так стремительно из образа выходить, но она даже не заметила этого.

– Об этом, – уперлась я, – ты выкинула мой букет, потому что цитирую «такую вульгарщину только непутевым дарят».

Она вспыхнула, словно свеча, снова схватилась за сердце и хотела что-то сказать, но у меня не было сил слушать:

– Только не надо опять падать в обморок. Два раза за пять минут это уже слишком! Даже для тебя! – произнесла предупреждающе и с грохотом поставила стакан на стол, расплескав половину воды, – спасибо за хорошее утро. Завтракать не буду, сыта по горло.

Ушла к себе, но через миг вернулась, неся с собой букет от Стасика. Родители, до этого активно перешептывающиеся между собой, тотчас притихли, подозрительно поглядывая в мою сторону. Я демонстративно скомкала гадкие гвоздики и засунула их в мусорное ведро, где уже покоились мои бедные белые розы.

После такого протеста было тошно сидеть в своей комнате, да и не хотелось дожидаться счастливого момента, когда они перегруппируются, все обсудят и снова пойдут в наступление, поэтому быстро оделась и просто сбежала из дома, не сказав им ни слова.

Гуляла по улице, еле превозмогая желание позвонить Антону, но под конец пришла к выводу, что не стоит навязываться и мешаться, у него вполне могут быть свои дела. В результате ушла к подружке и провела у нее весь оставшийся день.

***

На следующий день я столкнулась с родителями на кухне. Они вели себя так, словно накануне ничего не произошло. Ни слова, ни пол слова о том, как погибли мои несчастные цветы, про скандал тоже не вспоминали. Все у нас хорошо, весело и нарядно.

Ну и ладно. Я тоже не стала усугублять, надела сдержанную дочернюю улыбку и, быстро позавтракав, ушла на работу.

Там ждал аврал. Катастрофа местного масштаба.

Едва я переступила порог офиса, как на меня оглушил чей-то истеричный вопль:

– Сервер упал!

Куда упал и кто его уронил, я выяснить не смогла, потому что угодила в самую гущу суматохи. Программисты, мельтешили по залу, судорожно лупили по кнопкам, что-то вопили про резервные копии и откаты.

Я ничем не могла помочь и только путалась под ногами, поэтому поспешила удалиться к себе и взяться за ту работу, что мне по силам.

Северного видела всего пару раз и то мельком, от этого было грустно. Хотелось еще раз поблагодарить его за субботний ужин, да и просто пообщаться.

По-моему, я умудрилась соскучиться по Антону.

Сей факт меня озадачил, и даже немного поднапряг. Не рановато ли я по нему скучать начала? Если не брать во внимание наш провальный школьный опыт, то мы знакомы с ним без году неделя, друг о друге практически ничего не знаем. Одна встреча только в неофициальной обстановке была, и ту свиданием не назовешь. Глупости.

Тем не менее, каждый раз, когда он оказывался в поле зрения, я провожала его долгим, задумчивым взглядом.

Похоже я запала на Тюленя.

Расстройства по этому поводу не было, стыда тоже.

А что такого? Я девочка большая, и никому ничего не должна.

За весь день мы с ним не обмолвились и десятком слов. Он носился, как угорелый, решая проблемы с сервером, а я кропотливо и сосредоточенно выполняла свои обязанности. Когда настало время уходить Антон все еще был поглощен работой.

– Пока, – произнесла, в нерешительности перетаптываясь с ноги на ногу на пороге его кабинета.

– Пока, – кинул, не отрываясь от экрана.

Конечно обидно, но я понимала, что на Северном лежит ответственность за работу всего офиса. Ему не до телячьих нежностей.

Вздохнула грустно и пошла прочь.

– Дина! – донесся голос из-за спины.

– Что? – встрепенулась я, едва не подпрыгнув на месте.

– Родителям привет передавай! И инвалиду труда!

– Обязательно! – рассмеялась и дальше пошла, чувствуя, как настроение медленно ползет наверх.

На улице шел первый в этом году крупный снегопад. Дороги замело, прохожие, оказались не готовы к буйству стихии, поэтому спешили по домам, одна я только не торопясь брела по улице и блаженно улыбалась.

К сожалению, вся неделя выдалась такой: суматошной, нервной, напряженной. Сотрудники усердно корпели над восстановлением утраченных данных, и Северный старался больше всех. Вдобавок ему пришлось ехать в головной офис в Москву, так что наше общение по-прежнему было минимальным, но я больше не кисла по этому поводу. Все наладится, стабилизируется, а там уж и поговорим.

Но на выходные все равно уходила с тяжелым сердцем, поэтому несказанно удивилась, когда телефон запиликал еще до того, как успела выйти из здания. На экране – номер Антона, и сердце тут же тут же побежало вскачь.

– Привет, – поздоровалась, хотя всего пару минут назад мы прощали.

– А ты куда сбежала? – спросил он подозрительно.

– В смысле? Домой пошла. Шестой час уже.

– Мы с тобой планировали куда-нибудь сходить. Не забыла?

Еле сдержалась, чтобы не начать прыгать посреди холла. Конечно, я помнила об этом всю неделю, и была уверена, что это у него из-за проблем все из головы вылетело.

А оказывается нет!

 Он про меня не забыл! Свиданию быть!

– Конечно нет, – растеклась в блаженной улыбке.

– Тогда предлагаю встретиться завтра. Днем. Чтобы твои родители потом не учинили допрос, с кем это ты по вечерам не пойми, где слоняешься, – усмехнулся Северный, а я смутилась. Потому что он прав.

Всю эту неделю, стоило мне задержаться на полчаса, как начинались звонки. Где я, что я, с кем я, когда приду домой, и снова с кем я.

Такого тотального контроля не припомню с младших классов.

Видать сильно предки напряглись оттого, что на горизонте появился Северный. Поняли, что их любимый Стасик меркнет, тускнеет и теряется на фоне «матерого ПТУшника». Я устала. Раньше как-то внимания не обращала, а сейчас просто сил нет. Сначала из-за работы мозг компостировали, теперь из-за Антона. Сколько можно? Точно перееду.

– Ты опять отключилась? – поинтересовался Антон, и я поняла, что пока предавалась самоанализу, он что-то увлеченно вещал.

– Нет… да!

– Эх, Кулакова! Уволю я тебя за несобранность. – рассмеялся грозный начальник, – повторяю вкратце, для самых тугих. Настоящая зима началась, каток в парке залили, поэтому предлагаю завтра покататься на коньках.

– Отлично! – выпалила я, – с удовольствием.

– Вот и хорошо. Давай в двенадцать?

– Замечательно!

– Тогда пока. До завтра.

– До завтра, – я так и осталась стоять посреди холла, с телефоном, прижатым к уху и синтетической улыбкой.

Парк – это действительно хорошо, коньки – вообще шикарно. Проблема только в том, что я ни черта не умела на них кататься. Даже стоять не могла, ноги самовольно расползались в стороны, а пятая точка настойчиво тянулась ко льду.

И как с такими входными данными очаровать Северного? Как сразить парня, если я буду похожа на корову на льду?

С перепугу согласилась на его предложение, а теперь не знала, как быть. Не отказываться же в самом деле?

***

К парку пришла ровно к двенадцати. В полном параде – штанах дутых, зеленой спортивной куртке, шапке, из которой только нос и торчал. Вся такая собранная, деловая, полная стремления научиться стоять на коньках, а в идеале еще и передвигаться на них. Ну или хотя бы план минимум выполнить – не убиться в первую же минуту, и не уйти с катка с огромным рогом на лбу.

Антон встретил меня радостной улыбкой, но тут же нахмурился, скользнув взглядом по моей амуниции.

– Такое чувство, что ты не кататься пришла, а приготовилась к длительному марш-броску через горные перевалы.

– Очень смешно, – проворчала, шапку пониже натянула, и бросила тоскливый взгляд в сторону катка, где рассекали счастливые люди, радуясь зимней забаве.

Я не радовалась. Я напрягалась. Очень сильно, и Антон это заметил:

– Ты чего? – Северный бросил на меня косой взгляд, – не хочешь кататься.

– Хочу, но не умею, – призналась я, – все мои попытки заканчивались шишками.

– Да, ладно тебе, – он беспечно отмахнулся, – там же все легко. Идем, я мигом тебя научу.

Ну-ну, наивный. В общем, мое дело – предупредить.

Мы зашли в маленький домик, где выдавалось оборудование на прокат. Антон назвал свой размер, я – свой, и через минуту у нас на руках было две пары потертых, видавших виды коньков.

– Запаковывайся! – скомандовал он, и начал переобуваться.

Я пыхтела от усердия, пока боролась со шнурками, пока заталкивала ногу в ботинок, пытаясь удержать непослушный язычок, норовивший нырнуть внутрь.

Потом начала завязывать. Намотала кое-как на крючки, затянула, бантик закрутила.

Северный, уже в полной боевой готовности, молча наблюдал за моими потугами.

– Плохо завязала, – наконец изрек задумчиво и покачал головой, – или щиколотку вывернешь, или развяжутся твои морские узлы и навернешься.

– Нормально! – упрямо засопела и попыталась подняться.

Действительно неудобно. Ноги вихляют.

– Давай, переделаю, – решительно шагнул ко мне.

– Не надо, – попробовала отказаться, но куда там!

– Надо! – На плечи бесцеремонно надавил, усаживая обратно на лавку, опустил передо мной на колени, как истинный рыцарь, и принялся распутывать то макраме, что я наплела.