355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарет Уэйс » Драконы Погибшего Солнца » Текст книги (страница 28)
Драконы Погибшего Солнца
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:04

Текст книги "Драконы Погибшего Солнца"


Автор книги: Маргарет Уэйс


Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

23
Изгородь-лабиринт

Гном потерялся в лабиринте.

В этом, собственно, не было ничего необычного. Гном очень часто терялся в лабиринте. По правде говоря, когда бы в Цитадели Света ни хватилась гнома, на вопрос «Где он?» всегда следовал один и тот же ответ: «Потерялся в лабиринте».

Но гном отнюдь не случайно терялся в лабиринте. Каждый день он отправлялся туда с определенной целью, можно сказать, с важной миссией. Он составлял карту лабиринта. Этот гном, принадлежавший к Гильдии Загадко-Головоломко-Ребусо-Логогрифо-Монограммо-Анаграмме-Акростихо-Кроссвордо-Лабиринто-Парадоксо-Скраббло-Алгоритмо-Шарадо-Разгадчиков, сокращенно называвшейся «Три А», был уверен, что, сумей он составить карту лабиринта, ему непременно удастся отыскать ключ к Великим Тайнам Бытия, среди которых значились: «Почему, когда вы стираете два носка, в конце всегда остается один?», «Есть ли жизнь после смерти?» и «Куда девается второй носок?» Так вот, гном был совершенно уверен, что, найди он ответ на третий из этих вопросов, сам собой станет ясен ответ и на второй.

Тщетно маги Цитадели Света пытались объяснить ему, что изгородь-лабиринт имеет волшебную природу. Тот, кто, входя туда, испытывал беспокойство и тревогу, находил в лабиринте успокоение. Тот, кто искал одиночества и покоя, обретал их независимо от того, сколько людей гуляло одновременно с ним по лабиринту. Тот, кто пытался отыскать решение какой-то проблемы, войдя в лабиринт, обнаруживал, что все посторонние мысли исчезли и разум прояснился. Тот, кто пускался в это путешествие для того, чтобы взобраться по серебряной лестнице, высившейся в центре лабиринта, обнаруживал, что пробирается не сквозь запутанную живую изгородь, а сквозь лабиринт собственных мыслей и чувств.

Те же, кто входил в лабиринт с твердым намерением составить его подробную карту, определить число его рядов через X, сосчитать все правые и левые повороты, измерить его широты и долготы, установить величины углов в градусах и радианах, а также вычислить длины всех встретившихся окружностей, обнаруживали, что математика здесь неприменима. Лабиринт-изгородь ускользал от компаса, уворачивался от приложенной линейки, всячески сопротивлялся циркулю и отклонял все попытки его измерить.

Гном, чье имя (во всяком случае, его краткий вариант) было Конундрум, отказывался слушать магов. Каждое утро он отправлялся в лабиринт, убежденный, что именно сегодня ему удастся разрешить эту задачу, именно сегодня он наконец достигнет Цели Всей Жизни и составит подробнейшую и точнейшую карту лабиринта, которую затем сможет продавать туристическим группам.

Заложив одно перо за ухо, а другое вставив между петлями рубашки (отчего казалось, что оно воткнуто ему прямо в грудь), гном рано утром входил в лабиринт и упорно трудился там все светлое время суток. Он подсчитывал свои шаги, измерял угол наклона поверхности в точке А, точно фиксировал место совпадения точки А с точкой Б, обливаясь потоками чернил и пота. В конце дня он покидал лабиринт, сияя от гордости, с торчавшими в волосах и бороде ветками, готовый представить в назидание первому же несчастному, попадавшемуся ему на пути, свою заляпанную чернилами и залитую потом карту.

Возвратившись к себе, он проводил ночь, перерисовывая ее во всех подробностях на огромный лист, стараясь достичь как можно более полного сходства с оригиналом и не пропустить ни единой точки. На следующее утро он, вооружившись этой новой великолепной картой, отправлялся в лабиринт и мгновенно и безнадежно в нем терялся. Примерно к полудню ему удавалось приблизительно сориентироваться в пространстве, что давало ему несколько дневных часов для внесения поправок и уточнений. Эти ежедневные упражнения в картографии продолжались уже около года.

В этот день Конундрум проработал уже примерно половину своего маршрута. Стоя на коленях с линейкой в руке, он измерял угол между двумя дорожками, когда почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Как раз в точке его измерений материализовалась чья-то растопыренная ступня; подняв глаза, гном увидел, что ступня принадлежит довольно небольшой ноге, а посмотрев еще выше, выяснил, что эта нога принадлежит кендеру.

– Извините великодушно, – вежливо начал тот. – Но я немножко заблудился, и не могли бы...

– Заблудился! Заблудился! – восторженно завопил гном и вскочил на ноги, перевернув чернильницу и оставив большое красное пятно на травяной дорожке. Разрыдавшись от счастья, он обнял кендера. – Как любезно с вашей стороны! Я так счастлив! Так счастлив! Вы себе представить не можете!

– Ну, полно вам. – Кендер потрепал гнома по спине. – Все будет хорошо, только не знаю что. У вас есть платок? Вот, возьмите мой. Он, правда, не совсем мой, а скорее Палинов, но не думаю, что он ему сейчас так уж нужен.

– Благодарю, – прочувствованно произнес гном и оглушительно высморкался. Как правило, гномы говорят чрезвычайно быстро, смешивая все слова, громоздя их одно поверх другого в полной уверенности, что, если не умеешь достичь конца предложения относительно быстро, значит, тебе не так уж нужно его достигать. Конундрум же достаточно долго прожил среди людей, чтобы научиться замедлять течение своей речи. Он говорил неторопливо и делая паузы, что заставляло других гномов считать его тугодумом.

– Извините, что я так расчувствовался. – Гном еще раз высморкался. – Видите ли, я уже так долго тружусь над своей картой и отдал ей столько сил, а еще никто ни разу здесь не потерялся... – Он опять разрыдался.

– Рад, что смог оказаться вам полезным, – озадаченно ответил Тас. – Теперь, раз уж я заблудился, не могли бы вы показать мне выход из лабиринта? Я, видите ли, прибыл сюда при посредстве магии. – Кендер был так горд этим обстоятельством, что повторил фразу еще раз, дабы убедиться, что гном сумел оценить его по достоинству. – Да, так вот, я прибыл сюда при посредстве магических сил, которые так ужасно загадочны и совершенно секретны, что я даже вам не могу о них рассказать подробно. И по очень важному делу. Я разыскиваю Золотую Луну. И у меня такое чувство, что она должна быть где-то здесь, потому что я старался как можно лучше ее себе представить, когда упомянутые магические силы начали действовать. Между прочим, меня зовут Тассельхоф Непоседа.

– Конундрум Солитер, к вашим услугам, – представился гном, и они обменялись рукопожатием, после чего Тас окончательно загубил платок Палина, принявшись оттирать им чернила с пальцев. – Я с радостью укажу вам путь из лабиринта, – пылко предложил гном. – Я, знаете ли, как раз закончил составление карты.

Гордо, широким жестом руки, гном представил карту на обозрение Таса. Нарисованная на огромном листе пергамента, она лежала на земле, закрывая всю тропинку между двумя рядами изгороди и даже поднимаясь по ее краям. Она была значительно больше самого гнома, который, как назло, был довольно мелковат. У него были мутные глазки, неуверенная улыбка, личико орехового цвета и длинная клочковатая борода, которая, возможно, некогда и была белой, но теперь приобрела странный красноватый оттенок вследствие того, что гном постоянно елозил ею по свежим красным чернилам, разрисовывая карту.

В данный момент карта была почти закончена, на ней были нанесены все оси, крестики и стрелки с надписями «сюда не входить» и «поворачивать налево здесь», сделанными на Общем. Тассельхоф, опустив глаза и глядя себе под ноги, растерянно разглядывал ее. Но когда он наконец оторвал от нее взгляд, прямо перед ним оказался просвет, обозначавший выход из лабиринта. Изгородь прерывалась, и видно было, как сверкает солнце на нескольких прекрасных стеклянных куполах, превращая их в радужные полушария. Два золотых дракона застыли, образуя огромную стрельчатую арку. Вся земля была покрыта травой и цветами. Люди в белых одеяниях неторопливо прогуливались, негромко обсуждая что-то.

– О, так вот он, выход! – радостно закричал Тас. – Но все равно, огромное вам спасибо!

Гном глянул сначала на свою карту, потом на то, что, несомненно, было выходом из лабиринта.

– К черту, – произнес он и принялся топтать карту ногами.

– Ой, что вы, что вы, – принялся успокаивать его Тас, чувствуя себя немножко виноватым. – Такая чудесная карта!

– Ха! – И Конундрум несколько раз подпрыгнул на ней.

– Извините, но мне пора идти. – Тас стал бочком продвигаться к выходу. – Как только мне удастся поговорить с Золотой Луной, я непременно вернусь и постараюсь опять немножко потеряться, если вам это поможет.

– Бах! – выкрикнул гном и ударом ноги отправил чернильницу прямо в изгородь.

Последнее, что видел Тас, – это то, как гном тщательнейшим образом измерял собственную ступню, с тем чтобы как можно точнее установить расстояние между первым и вторым поворотами.

Тасу пришлось пройти порядочное расстояние, и лабиринт почти скрылся из виду, когда он подошел к чудесному хрустальному зданию. Тут он услышал за спиной чьи-то шаги и почувствовал на своем плече руку.

– У вас есть какое-нибудь дело в Цитадели Света, кендер? – спросили его на Общем.

– Где-где? – переспросил Тас. – А, в Цитадели? Конечно есть!

Слишком привыкший ощущать тяжелую длань закона на плече, чтобы этому удивляться, Тас оглянулся и увидел высокую молодую женщину, в серебристой кольчуге и таком же шлеме, блестевших на солнце. Длинный табард [Табард – накидка, которую носили рыцари поверх доспехов.], накинутый поверх кольчуги, был украшен символом солнца, на серебряной перевязи, обвивавшей талию, висел меч.

– Я пришел, чтобы повидать Золотую Луну, госпожа, – вежливо объяснил Тассельхоф. – У меня к ней срочное дело. Очень срочное. Если вы будете так добры и покажете мне, где...

– Что у вас тут, охранник? – раздался другой голос. – Какие-нибудь проблемы?

Тассельхоф повернул голову и увидел другую женщину, на этот раз облаченную в доспехи Соламнийского Рыцаря. Двое других соламнийцев подошли к кендеру вместе с ней.

– Не могу сказать, чтобы это были проблемы, леди Камилла, – ответила женщина-стражник, приветствуя ее. – Этот кендер спрашивает Золотую Луну.

Они обменялись взглядами, и кендеру показалось, что по лицу леди-рыцаря мелькнула тень.

– Что может быть нужно кендеру от госпожи Первой Наставницы?

– От кого? – опять не понял Тас.

– От Золотой Луны, нашей Первой Наставницы.

– Я... ее... старый друг, – прозаикался Тас и вежливо протянул руку. – Меня зовут Тассельхоф Не... – начал он и замолчал. Он ужасно устал от людей, которые принимались таращиться на него, стоило ему только назвать свое имя. И он опустил руку. – Впрочем, это неважно. Вы лучше скажите мне, как пройти к Золотой Луне...

Ни одна из женщин не ответила, но Тас проследил за взглядом, брошенным соламнийкой в сторону самого большого из хрустальных зданий, и сразу догадался, куда ему следует направляться.

– Вы, кажется, обе очень заняты, не буду вас больше задерживать. Прошу прощения. – С этими словами он метнулся в сторону и стал быстро удаляться по дорожке.

– Мне нагнать его, леди Камилла? – спросила женщина в серебряных доспехах.

– Нет, оставьте, – ответила та. – Госпожа Первая Наставница питает слабость к кендерам.

– Но он может нарушить ее одиночество, – возразила женщина-гвардеец.

– Хотела бы я, чтобы ему это удалось, – пробормотала первая. – Не пожалела бы ради этого и тридцати стальных монет.

Леди Камилла была дамой лет пятидесяти, с приятной, здоровой и располагающей к себе внешностью, хотя ее волосы уже были кое-где тронуты сединой. Суровое, несколько стоическое выражение лица говорило о том, что она не из тех, кто легко поддается эмоциям. И тем не менее Тас отчетливо расслышал ее вздох.

Подбежав к входным дверям хрустального здания, Тас остановился перед ними, не сомневаясь в том, что сейчас кто-нибудь выйдет и скажет, что кендерам вход сюда воспрещен. Но вот в дверях показались двое в белых одеждах и прошли мимо, ничего не сказав, лишь один мельком улыбнулся кендеру и пожелал доброго дня.

– И вам, господин, тоже доброго дня, – раскланялся Тас. – Между прочим, я немножко заблудился. Что это за здание?

– Это Главный Лицей.

– Что вы говорите? – Тас мгновенно напустил на себя важный вид, хотя понятия не имел, что значит слово «лицей». – Очень рад, что наконец отыскал его. Спасибо.

Попрощавшись с собеседником, он вошел в Главный Лицей. После подробного осмотра, который включал в себя открывание всех встретившихся дверей и прерывание всех проходивших за ними занятий, задавание бесчисленных вопросов и подслушивание всех ведшихся бесед, он обнаружил, что находится в Большом Зале, где проходили все важные встречи тех, кто жил, учился или работал в Главном Лицее Цитадели Света.

В это послеобеденное время в Зале было сравнительно тихо и безлюдно, не считая нескольких читавших или беседовавших друг с другом людей. По вечерам Большой Зал обычно бывал переполнен, поскольку сюда к вечерней трапезе собирались все обитатели Цитадели Света.

Все комнаты хрустального дома были залиты солнечным светом, везде можно было найти удобные стулья, в одном из концов огромной комнаты стояли длинные гладкие столы. Запах свежеиспеченного хлеба доносился из кухни, которая располагалась этажом ниже. Общие комнаты находились в дальнем конце здания, некоторые из них были заняты студентами и учителями.

Тассельхофу без труда удалось раздобыть сведения о Золотой Луне, так как в каждой беседе, к которой он прислушивался, и половине тех, которые он прерывал, речь шла о ней. Но ему показалось, что все обеспокоены тем, как чувствует себя госпожа Первая Наставница.

– Не могу поверить, что наши маги оставят дела в таком положении, – говорила одна дама посетительнице. – Позволить госпоже Первой Наставнице так долго не выходить из своих покоев! Она же может быть в опасности! Может быть, она заболела.

– Неужели никто не сделал попытки поговорить с ней?

– Конечно, сделали, мы много раз пытались поговорить с ней! – воскликнула дама и укоризненно покачала головой. – Мы все так беспокоимся о ней. С той самой ночи, когда разразилась эта ужасная буря, она отказывается видеться и говорить с кем-либо из нас. Ни с кем, даже с самыми близкими ей людьми. Пищу и воду для нее оставляют на подносе, который ночью приносят к ее дверям. Каждое утро он оказывается пустым. Иногда она оставляет для нас на подносе записки, уверяя, что с ней все в порядке, но умоляя не беспокоить ее и не пытаться войти в ее покои.

«Я и не стану беспокоить ее, – сказал себе Тассельхоф. – Просто быстренько расскажу ей о том, что случилось, и сразу уйду».

– Что нам делать? – продолжала меж тем первая дама. – Почерк на записках ее собственный, мы все это проверили.

– Это ничего не доказывает. Может быть, ее держат там взаперти. Может быть, эти записки написаны под давлением, особенно, например, из опасений за судьбу кого-нибудь другого в этой Цитадели!

– Но каковы мотивы этого? Если она схвачена как заложник, то мы вправе ожидать или требований выкупа, или каких-нибудь других. Но от нас никто ничего не требовал. Никто не нападал на Цитадель. Остров остается таким же мирным, как и был, насколько это возможно в наши мрачные времена. Корабли приходят и уходят, прибывают беженцы, жизнь течет так, как она текла прежде.

– А что-нибудь новое стало известно о серебряном драконе? – спросила посетительница. – Мирроар – один из хранителей острова Шэлси, и я думаю, что он, обладая мощной магией, мог бы узнать, угрожает ли что-то Госпоже Первой Наставнице.

– Безусловно, мог бы, но Мирроар исчез с острова, – расстроенно сообщила дама. – В ту самую бурную ночь он улетел, и с тех пор никто его не видел.

– Я когда-то знал одну серебряную драконицу, – встрял в беседу Тас. – Ее звали Сильвара. Извините, я не мог не подслушать вашей беседы, так как вы говорили о Золотой Луне. А она – мой большой друг, и я ужасно беспокоюсь о ней. Где, вы сказали, расположены ее покои?

– На самом верхнем этаже Лицея. Нужно подняться по этой лестнице, – прозвучал ответ.

– Спасибо большое, – поблагодарил Тас и повернул в указанном направлении.

– Но туда никому не разрешается ходить, – строго добавила дама.

– Конечно, конечно, – тут же вернулся Тас. – Ни в коем случае не пойду. Еще раз спасибо.

И обе дамы, продолжая беседовать, двинулись вдаль по коридору. Тассельхоф немного послонялся вокруг, восхищаясь большой белой статуей серебряного дракона, которая занимала самое почетное место в центре Зала. Дождавшись, когда женщины удалились на порядочное расстояние, Тас оглянулся, убедился, что за ним никто не наблюдает, и стал взбираться по лестнице.

Покои Золотой Луны находились на самом верхнем этаже Главного Лицея, куда вела извилистая лестница, состоявшая из многих сотен ступеней. Подъем был очень трудным – ступени, рассчитанные для длинных ног человека, задали немало работы коротеньким ножкам кендера. Тас, с энтузиазмом начав подъем, где-то после семьдесят пятой ступени несколько сник и присел отдохнуть.

– Фу-у! – Он уже задыхался. – Жаль, что я не серебряный дракон. По крайней мере, у меня были бы крылья.

К тому времени когда Тас достиг – после еще нескольких коротких передышек – верхней ступеньки, солнце уже начало медленно погружаться в море. Лестница закончилась, и Тас понял, что он добрался до этажа, на котором находились покои Золотой Луны. В вестибюле было тихо и спокойно, во всяком случае на первый взгляд. В конце коридора виднелась высокая дверь, украшенная вырезанными из дерева листьями, которые были увиты лианами и цветами. Когда Тас приблизился к ней, до его слуха донеслись приглушенные рыдания.

Мягкосердечный кендер тут же забыл обо всех своих неприятностях и тихонько постучал в дверь.

– Золотая Луна, – позвал он. – Это я, Тассельхоф. Ты не плачешь? У тебя ничего не случилось? Может быть, я могу тебе помочь?

Рыдания немедленно прекратились, и за дверью воцарилось глубокое молчание.

– Золотая Луна, – снова позвал Тас, – мне очень нужно с тобой...

Тут чья-то рука крепко ухватила его за плечо. Тас так испугался от неожиданности, что чуть не подпрыгнул и даже стукнулся головой о дверь. Кендер оглянулся и увидел, что у него за спиной стоит Палин. Стоит и сурово на него смотрит.

– Я так и знал, что найду тебя здесь, – удовлетворенно констатировал маг.

– Я не собираюсь возвращаться обратно, – пробормотал Тас, потирая затылок. – Сейчас, во всяком случае. Пока не поговорю с Золотой Луной. – И он с подозрением глянул на мага. – А ты чего сюда пришел?

– Мы немножко беспокоились о тебе.

– Это уж точно, – проворчал Тас и снова повернулся к двери. – Золотая Луна! – И он снова постучал в дверь. – Впусти меня, пожалуйста! Это же я, Тассельхоф!

– Госпожа Первая Наставница, – обратился к ней и Палин. – Я здесь вместе с Тасом. Происходит что-то странное. Нам всем так нужен ваш мудрый совет.

Минутная пауза, затем голос, слегка охрипший от плача, сказал:

– Вы должны извинить меня, Палин, но сейчас я никого не могу принять.

– Золотая Луна, – снова позвал Палин, помолчав немного. – У меня довольно грустные новости. Умер мой отец.

Опять пауза, и опять тот же напряженный голос:

– Карамон умер?

– Это случилось несколько недель назад. Он мирно скончался в собственном доме.

– А я приехал, чтобы выступить на его похоронах, – перебил его Тассельхоф. – Ужасно жалко, что ты не слышала моей речи. Но, если ты захочешь, я произнесу ее еще раз.

Горький плач снова донесся до их слуха.

– Ах, какой же он счастливец! О, счастливый, счастливый человек!

Палин выглядел довольно хмурым.

– Золотая Луна! – снова обратился он. – Я прошу вас впустить меня!

Тассельхоф, печальный и торжественный, сунул нос в щелку.

– Золотая Луна, – стал шептать он. – Мне ужасно неприятно, что ты заболела. И я так переживал, когда узнал, что Речной Ветер уже умер. Но я слышал, что он умер как герой, спасая несчастных в Кендерморе от дракона, хотя, наверное, там были такие, которые говорили ему, что спасать кендеров не стоит. И я хочу тебе сказать, что я очень горжусь им и ужасно счастлив, что Речной Ветер был моим другом.

– Палин, перестань меня разыгрывать! – сердито сказали из-за двери. – Это старый трюк. Ты просто унаследовал от своего дядюшки способность подражать чужим голосам. Всем известно, что Тассельхоф Непоседа давно умер.

– Нет же, нет, – заторопился Тас. – В том-то и проблема, по крайней мере для некоторых. – Он бросил на мага укоризненный взгляд. – Золотая Луна, это действительно я, Тассельхоф. Стоит тебе приложить глаз к замочной скважине, и ты меня увидишь.

И он помахал рукой.

Замок щелкнул. Медленно отворилась дверь, и на пороге возникла Золотая Луна. Комната Первой Наставницы была залита огнем многих свечей, пламя которых создавало ореол вокруг ее головы. Коридор же, где они стояли, был довольно сумрачный, поскольку освещался лишь светом далекой красной звездочки на небе. Золотая Луна продолжала стоять в дверях, и Тас не мог разглядеть ее лица.

– Госпожа Первая Наставница. – Палин шагнул к ней, протягивая руку.

Золотая Луна повернулась к свету, дав им возможность разглядеть свое лицо.

– Теперь вы сами все видите, – тихо произнесла она.

В пламени свечей ярко блестела густая копна ее золотых волос, оно мягко освещало упругую, гладкую кожу ее лица, сверкало в глазах, покрасневших от пролитых слез, но таких же небесно-голубых и блестящих, как в молодости. Ее тело было молодым, гибким и сильным, как в те дни, когда Дочь Вождя полюбила отважного молодого воина по имени Речной Ветер. Число лет, прожитых ею, приближалось к девяноста, но ее фигура, волосы, лицо, голос, руки принадлежали прелестной молодой женщине, которая когда-то переступила порог таверны «Последний Приют», сжимая в руках голубой хрустальный жезл.

Прекрасная, стояла она перед ними, грустно поникнув головой.

– Что это за чудо? – ахнул Палин.

– Это не чудо, это проклятие, – горько ответила Золотая Луна.

– И на тебя наложили проклятие? – живо заинтересовался Тас. – На меня его тоже наложили.

Женщина повернулась к кендеру, и глаза ее быстро обежали всю его маленькую фигурку.

– Это и вправду ты! – прошептала она. – Я узнала твой голос. Почему ты здесь? Откуда ты явился? Зачем ты пришел?

Тассельхоф протянул руку и вежливо поздоровался.

– Мне просто необходимо все рассказать тебе, Золотая Луна. Сначала о первых похоронах Карамона, потом о вторых, а потом о том, как на меня накладывали проклятие. Однако Палин хочет убить меня, он уже пробовал это сделать. И я пришел к тебе, чтобы ты его отговорила от этого. Но если ты не станешь этого делать, то я сразу убегаю.

И Тас сделал рывок назад. Он уже почти достиг лестницы и готов был броситься вниз по ступеням, когда длинная рука Палина ухватила его за рубашку.

Тас изворачивался так и этак, он применял различные широко известные среди кендеров трюки, годами отрабатывавшиеся во время спасения из рук разгневанных шерифов или возмущенных лавочников. Он уже применил свой старый излюбленный Поворот-с-Укусом и никогда не изменявший ему Прыжок-с-Ударом, но Палин продолжал крепко держать его воротник. Наконец, почти отчаявшись, Гас выполнил Ящерицу. Его руки выскользнули из рукавов, и он, подобно ящерице, уходящей от угрозы ценой потери хвоста счел себя почти освободившимся и уже готов был пожалеть об утрате новой рубашки. Но тут, к несчастью, выяснилось, что рубаха была довольно узкой, и этот номер не прошел. Палин был тощий, но жилистый, к тому же он решил любой ценой удержать кендера.

– О чем он говорит? – спросила Золотая Луна, изумленно глядя на Таса. Затем она перевела взгляд на Палина. – Ты действительно пытался убить его?

– Конечно же нет, – нетерпеливо дернул головой маг.

– Очень даже пытался, – пробормотал, продолжая извиваться, Тас.

– Послушай меня, Тассельхоф. Я очень жалею о том, что между нами произошло, – обратился к нему маг.

Он, казалось, готов был продолжать, но затем вздохнул и опустил голову. Сейчас он выглядел почти стариком, став много старше, чем во время их расставания, притом что Тасу казалось, будто они виделись всего несколько мгновений назад. Морщины на лице мага углубились, кожа потемнела и туго обтянула кости. Он странно моргал и все время потирал глаза, будто пытаясь разогнать туман или пелену, затягивавшую их. Тас, который уже совсем было приготовился дать стрекача, был тронут несчастным видом Палина и решил, что может хотя бы выслушать его извинения.

– Извини меня, Тас, – заговорил наконец маг. – Я был ужасно расстроен. Я просто-напросто испугался. Йенна даже рассердилась на меня. Когда ты исчез, она сказала, что не винит тебя за это и что, если б это я на нее так кричал, она бы тоже непременно убежала. И она права. Мне следовало все спокойно и внятно объяснить тебе. Но я просто впал в панику от всего того, что увидел. – Он еще раз посмотрел на Таса и глубоко вздохнул. – Тас, я хотел бы, чтобы был какой-нибудь другой путь. Ты должен понять меня. Я постараюсь объяснить все как можно лучше. Тебе полагалось умереть. Но ты не умер, и в этом, возможно, причина всех тех ужасных вещей, которые произошли в мире. Другими словами, если бы ты умер, мир мог бы быть таким, каким ты видел его, когда в первый раз пришел на похороны Карамона. Понимаешь?

– Нет, – быстро ответил Тас.

Палин посмотрел на кендера с откровенным разочарованием:

– Боюсь, что лучше я не смогу объяснить. Возможно, нам следует обсудить это вместе с Золотой Луной. Не убегай, пожалуйста. Я не стану принуждать тебя вернуться назад.

– Извини, мне, конечно, не хотелось бы тебя обижать, – возразил Тас, – но ты и не можешь принудить меня вернуться. Устройство-то у меня, а не у тебя.

Палин долго и серьезно смотрел на кендера, потом неожиданно улыбнулся. Улыбка вышла не совсем настоящей – так, скорее четверть улыбки; она лишь коснулась его губ, но не затронула глаз. Но это было только начало.

– Ты прав, – признал он. – Устройство у тебя. Ты отлично это знаешь. Как знаешь и то, что дал Фисбену обещание, и он верит, что ты его сдержишь. – Палин помолчал, затем спросил: – Тас, а тебе известно, что Карамон сказал о тебе на твоих похоронах?

– А он говорил обо мне? – Тас был ошарашен. – Я даже не знал, что были похороны! Я думал, что от меня вообще ничего не осталось, разве только маленький кусочек, застрявший между пальцами той огромной ноги. А что Карамон сказал? А народу много собралось? Йенна испекла те слойки с сыром?

– Народу собралось очень много, – серьезно отвечал Палин. – Они прибыли со всего Ансалона, чтобы почтить память героя-кендера. Мой отец, рассказывая о тебе, назвал тебя «лучшим из лучших», он сказал, что ты – воплощение всего самого хорошего, что есть в народе кендеров: ты очень благородный, храбрый и, самое главное, очень честный.

– Может быть, Карамон был немножко пристрастен. – Тас глянул на Палина уголком глаза.

– Может быть, – согласился тот.

Тасу совсем не понравилось, как смотрит на него маг, – так, словно он сморщился и превратился во что-то очень противное, вроде высохшего таракана. Тас не знал, что сделать и что сказать (состояние довольно для него необычное). Он даже не мог припомнить, чтобы такое случалось с ним раньше, и надеялся, что впредь этого никогда не случится. Молчание стало весьма напряженным, Тасу показалось даже, что если один из них отпустит свой конец молчания, то оно взовьется и щелкнет другого по носу. Поэтому он страшно обрадовался, когда на лестнице раздались шаги. Палин оглянулся – и напряжение спало.

– Госпожа Первая Наставница! – воскликнула леди Камилла. – Нам показалось, что мы слышим ваш голос. И кто-то сказал, что видел, как кендер поднимался сюда и...

Дойдя до верхней ступеньки, она увидела Золотую Луну.

– Госпожа! – Леди-рыцарь застыла на месте как вкопанная, не сводя глаз с ее лица. Охранники Цитадели столпились позади, затаив дыхание.

Тасу представилась великолепная возможность бежать. Никто не попытался бы остановить его, никто бы даже не заметил, что он скрылся. Он проскользнул бы между ними, и только его и видели. Почти наверняка гном Конундрум имеет что-нибудь плавучее. У гномов всегда есть что-нибудь плавучее. Иногда у них есть и что-нибудь летучее, а иногда и то и другое, но тогда это обычно оканчивается взрывом.

«Да, – думал Тас, оглядывая лестницу и всех стоявших на ней. – Это именно то, что я сейчас сделаю. Я сбегу. Прямо сейчас. Мои ноги уже почти бегут».

Но, похоже, у его ног было другое намерение, потому что они не двигались с места, а, наоборот, как будто приросли к полу.

И похоже, что такое же намерение было и у его головы. Она в это время лихорадочно размышляла над тем, что сказал Карамон. Ведь почти такие же слова он слышал о Стурме Светлом Мече и о Танисе Полуэльфе. А теперь такие слова были сказаны о нем! О Тассельхофе Непоседе! Он почувствовал, как какое-то приятное тепло разливается у него внутри где-то в области сердца. Но в ту же минуту он испытал совсем иное, неприятное тепло в районе живота. Как будто он съел что-то дурное. «Вдруг это из-за овсяных хлопьев», – подумал Тас.

– Золотая Луна, – зашептал Тас, прерывая поток вздохов, ахов и нарушая то общее оцепенение, которое владело собравшимися на лестнице, – как ты думаешь, можно мне войти в твою комнату и прилечь там? Мне что-то не по себе.

Золотая Луна вздрогнула и повернула к нему свое бледное лицо. Когда она заговорила, голос ее звучал горько:

– Я понимаю, каково тебе. Я знаю, как чувствуешь себя, когда на тебя смотрят как на ярмарочное чучело.

– Извините нас, госпожа Первая Наставница. – Леди Камилла стала пунцовой от смущения. – Но это просто... Просим у вас прощения, но такое чудо...

– Это не чудо! – резко сказала Золотая Луна. Она подняла голову, и в ее облике мелькнуло что-то напоминавшее ее прежний королевский дух, ее благородную осанку. – Извините меня за то беспокойство, которое я доставила вам, леди Камилла. Я знаю, что многим причинила боль. Прошу известить всех в Цитадели, что обо мне не следует больше тревожиться. Со мной все в порядке. В скором времени я присоединюсь к вам, но сейчас мне нужно поговорить со своими друзьями.

– Конечно, конечно, – заторопилась леди Камилла. – Я буду счастлива передать ваши слова остальным. – Как ни старалась она не смотреть на Наставницу, она не могла отвести взгляд от юного лица Золотой Луны.

Палин многозначительно кашлянул. Леди Камилла моргнула и вздрогнула:

– Прошу прощения, госпожа Первая Наставница. Это всего только...

Она покачала головой, не в силах облечь в слова свои путавшиеся мысли. Уже поворачиваясь, она еще раз взглянула назад, чтобы убедиться в реальности происшедшего, и заторопилась вниз по витой лестнице. Охранники Цитадели после минутного колебания двинулись за леди-рыцарем. С лестницы еще долго доносились их голоса, на разные лады повторявшие слово «чудо».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю