Текст книги "Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен"
Автор книги: Маргарет Джордж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
IV
Обручение брата состоялось еще в купели, когда его нарекли именем Артур «в честь британского народа». Разве не лучше всего почтить Британию, осчастливив ее новой королевской династией? Отец, как обычно, метил высоко. (Лишь спустя годы я понял, что он мог бы стать отменным игроком. Какая жалость – и урон для кошеля! – что он не играл из принципа.) Испания была очевидным выбором, поскольку король верно решил, что не стоит домогаться очередной невесты у нашего вечного врага Франции. Если испанцы позволят своей принцессе войти в династию Тюдоров, то это станет доказательством того, что нас признали законными правителями. И тогда отец в который уж раз – как в случае с предателями мастифами – покажет свое умение устраивать грандиозные зрелища. Они должны возвестить всему миру: «Смотрите, смотрите, я – истинный монарх». Ведь древние королевские династии никогда не согласились бы на брачные узы с Перкином Уорбеком или ему подобными самозванцами. А как только новый союз принесет сыновей, иссякнут любые мыслимые сомнения о достоинстве рода Тюдоров. Отпрысков Артура и Екатерины с радостью примут при любом европейском дворе.
По-моему, в то время в Европе еще упорно считали, что Англия не является государством с культурной точки зрения. Нас воспринимали как отсталых островных варваров, из-за наших ужасных династических войн, память о которых еще жива в нынешнем поколении. Конечно, англичане не казались столь же дикими, как шотландцы или ирландцы, но все же нашу страну опасались признавать частью цивилизованного мира.
До нас все новшества доходили слишком долго. Когда мне было около десяти лет, в самом начале шестнадцатого века, народ наш еще не слыхивал о застекленных окнах. Без всяких шуток, простые англичане не пользовались вилками (они их даже не видели), носили исключительно шерстяные одежды, а рацион ограничивался традиционно тремя «би»: beer, bread и beef – то есть пивом, хлебом и говядиной. Каменные полы не застилали коврами, там валялась лишь солома, заплеванная и грязная от объедков и прочего мусора. Сам король трапезничал за шатким складным столом, и лишь во время родов женщины могли надеяться, что им дадут подушку. Такую жизнь вели англичане, тогда как итальянские принцы роскошествовали в особняках, залитых солнцем и окруженных парками, обедали за мозаичными мраморными столами, вкушая разнообразные и изысканные блюда.
Ренессанс, Возрождение – иноземные для нас термины, а все чужое считалось подозрительным. Наши лорды упорно содержали частные войска, хотя европейские правители давно уже сосредоточили государственные военные силы в своих руках. В Англии даже при дворе не исполняли иной музыки, кроме древних мелодий на устарелых инструментах, причем зачастую играли их бедные и неумелые менестрели, собравшиеся вместе волей случая. Парламент созывался только для сбора денег на королевские нужды, а потом зачастую подданные отказывались выплачивать названные суммы. Европейские послы рассматривали назначение в нашу страну как ссылку, где им придется терпеть всяческие лишения и жить среди странных необузданных дикарей; они молили Бога дать им силы выдержать сие испытание и дождаться заслуженного поста при дворе просвещенного владыки.
Толпы простолюдинов изумленно глазели на переезды английского короля из одного дворца в другой. Вне сомнения, мы были для них важными персонами. Больше они ничего не знали – в отличие от иноземцев. Те откровенно подшучивали над венценосными особами и всей нашей потертой, нелепой и устарелой роскошью.
В десять лет, разумеется, я ничего этого не понимал, однако смутно догадывался о многом. Скажем, о том, что испанскому королю не хотелось посылать к нам свою дочь, несмотря на все подписанные договоры и обещания. Отмечал я и тот факт, что французский король или император Священной Римской империи ни разу не встречались с отцом, никогда не посещали его двор и не приглашали к себе. Видел иностранных послов – бедно одетых стариков (а некоторые государства, насколько я знал, вовсе никого не присылали).
Я надеялся, что все изменится, когда мой брат займет трон. Мне хотелось, чтобы он стал новоявленным королем Артуром – могущественным властелином, исполненным чести, незыблемой силы и сиятельного величия, который способен превратить наш мир в райский сад. Безнадежно готовясь к участи церковного сановника, я воспринимал грядущее правление Артура как приближение нового золотого века, чье влияние распространится и на религию. При таком короле монастыри будут цветниками просвещения, а священники, достигнув высших добродетелей, примутся прославлять дары Спасителя… и так далее. Да, я усердно осваивал духовные премудрости, стремясь стать образцовым служителем Господа. У меня уже сложилось стойкое убеждение в том, что какое бы призвание ни уготовила нам судьба, его надо принять искренне и безоговорочно. Разве ветхозаветный пророк Самуил не был «испрошен от Бога» еще до рождения? Вероятно, и я избран Всевышним: должно быть, для меня у Бога есть особая миссия. И это оказалось правдой, хотя не в том смысле, в каком она мне виделась в детстве. Разве, став королем, я не исполнял Божью волю? Ведь я защитил истинную веру и уберег английскую церковь от заблуждений папства! Смог бы я осуществить это, если бы не получил должных знаний, если бы не провел детство за изучением Священного Писания? Ничто не пропадает даром, все в нашей жизни наделено особым смыслом. Все в руках Господа. Я уверен в Его всемогуществе.
Уилл:Слышали ли вы когда-нибудь подобную чепуху? Генри обычно бывал весьма докучлив, когда надувался перед кем-либо и начинал разводить религиозную канитель. Сие есть великолепный пример. А хуже всего то, что он искренне и глубоко верил в свою правоту.
Генрих VIII:Мне следовало бы испытывать неприязнь к Артуру, но я был далек от этого. Запрещалась даже зависть: если брату суждено быть королем, значит, то Божий замысел. Мне ли соперничать с Создателем? В незапамятные времена Иаков попытался купить первородство, но его должным образом покарали. Изучая Книгу Бытия, я многое понял.
Артура называли образцовым принцем: любезным, блестящим, подающим большие надежды. Он отличался изяществом, внешней привлекательностью, образованностью, обладал восхитительными талантами. Никто не замечал его болезненности, мучительной застенчивости и явной нелюбви к военным искусствам (и это у наследника Генриха Тюдора, завоевавшего власть с оружием в руках!). Будущий король всегда обязан быть чудо-ребенком, феноменом, новым воплощением Александра Великого.
Когда с годами я стал выше и сильнее Артура и к тому же догнал его в учебе (бывало, он тайно просил меня сделать за него латинские переводы), этого никто тактично не замечал, как, впрочем, и меня самого.
И лишь Артур не обходил меня вниманием. Он любил меня и до странности завидовал моей свободе.
– Вы такой счастливый, Генри, – тихо сказал брат однажды после одного из визитов отца, когда тот превознес успехи Артура и небрежно кивнул остальным детям. – Никто вас не замечает. Их не волнует, что и как вы делаете.
«И поэтому он считает меня счастливчиком», – уныло подумал я.
– Вы вольны заниматься, чем вам угодно, – продолжил он, – выбирать, что нравится, браться за то, что подскажет вам воображение.
– Нет, – в итоге возразил я. – Так жить можете именно вы. Ведь за что бы вы ни взялись, вас все равно похвалят. А любые мои поступки могут назвать неправильными.
– Но разве вы не понимаете? Как прекрасна такая свобода… вы имеете право ошибаться! Как бы мне хотелось… – Вдруг смутившись, он умолк.
В тот чудесный день ранней весны, когда мы так откровенно разговорились, ему уже минуло пятнадцать, а мне – десять лет.
– Я хочу, Генри, чтобы вы помогли мне, – внезапно выпалил брат, меняя тему беседы.
– Как?
Меня озадачила его внезапная искренняя просьба.
– Вы такой ловкий… искусный наездник, – наконец произнес Артур. – Знаете, мне никогда… не нравились лошади. А теперь придется ехать верхом вместе с отцом встречать Екатерину, мою нареченную.
– Ну, когда она соберется сюда, вы успеете, пожалуй, разменять третий десяток, – усмехнулся я.
Всем было известно, что планы на венчание с Екатериной опять зашли в тупик.
– Нет. Ее приезд ожидается грядущей осенью. И мы сразу поженимся. Я знаю, что испанцы прирожденные наездники. Мать Екатерины, будучи беременной, скакала в битву на коне! А я… в общем, мне…
– Вам не хочется свалиться с лошади перед Екатериной, – закончил я. – Но, Артур, вы же ездите много лет, вас тренировали лучшие учителя. Чем же я могу помочь, если они не сумели?
«Он не любит лошадей, не чувствует их, – подумал я, – и тут ничего не поделаешь».
– Я не знаю, – с несчастным видом вымолвил он. – Если бы только…
– Изо всех сил попытаюсь быть вам полезным, – сказал я, – но если уж вам не удается верховая езда, то почему бы вообще не отказаться от этой затеи при встрече с Екатериной? Может, вместо того, чтобы гарцевать на лошади, вы удивите ее песнями или танцами?
– У меня нет ни голоса, ни грации, – мрачно заметил он. – Вот вы хорошо поете и танцуете, а я в этих искусствах не силен.
– Почитайте невесте стихи.
– Терпеть не могу поэзию.
На что же тогда он способен? Я задумался.
– Тогда заставьте петь и плясать шутов и снисходительно поглядывайте на их выкрутасы.
– Есть и еще одна сложность! Э-э… первая брачная ночь! – Его голос прозвучал выразительнее обычного.
– Ах. Ночь… – беспечно бросил я, изображая знатока.
Он слабо улыбнулся.
– По крайней мере, тут неуместно просить вас о помощи, – попытался пошутить Артур, и эта его шутка – я не преувеличиваю! – не давала мне покоя долгие годы.
* * *
Итак, планы наконец осуществились. Артур должен жениться без промедления, и испанская принцесса уже на пути в Англию. Плавание займет не менее двух месяцев. Но она приезжает! И тогда, после долгих лет скучных будней, начнутся великолепные празднества в честь новобрачных. Отцу придется расщедриться, ибо внимание всей Европы будет приковано к английскому двору, все будут смотреть на нас и оценивать. В столице ожидаются роскошные пиры, пышные уличные зрелища, повсюду возведут затейливые аллегорические арки, а городские фонтаны в день свадьбы будут бить красным и белым вином. (Мой духовник уже укорял меня за то, что я, по его словам, чрезмерно очарован блеском и тщетой суетного мира.) А больше всего меня радовало, что мне тоже сошьют новый наряд.
Я ненавидел отцовскую скупость. Мне надоели траченные молью плащи, застиранные рубашки с рукавами, из которых руки торчали почти по локоть. Ростом я уже почти сравнялся с Артуром, и вся моя одежда была мне смехотворно мала. Когда я наклонялся, штаны врезались в зад, а если расправлял плечи, то камзолы трещали по швам.
– Вы прямо вылитый дедушка, – с восхищением твердила няня Льюк, не замечая, как я морщился от ее слов. – Таким же рослым, должно быть, станете. Уж он-то был видным мужчиной. Шутка ли – шесть футов и четыре дюйма роста!
– К тому же он слыл красавцем! – не удержавшись, добавил я.
– Да уж, – с кислой миной согласилась она, – только чрезмерная красота, видно, не пошла ему на пользу.
– А разве может красота кому-то повредить? – поддразнил я.
– Еще как! Она-то его как раз и сгубила. И вам красота ни к чему. Зачем она священнику? Если вы станете слишком красивым, один ваш вид будет пробуждать в людях тревогу. Никто не захочет исповедаться вам в своих грехах.
– Но мне же самому придется в них признаваться, – рассмеялся я.
– Генрих! – возмутилась няня. – Не следует настраивать себя на греховные мысли.
– Вы правы, госпожа Льюк. Надо грешить бездумно, как придется.
Я с удовольствием наблюдал за растерянным выражением ее лица. Она спешно удалилась, не желая слушать непристойные речи. По правде говоря, я смутно представлял, что значит согрешить, хотя порой замечал, как некоторые молоденькие служанки зазывно поглядывают на меня. Для них, наверное, это не было тайной.
* * *
Екатерине не удалось высадиться в Дувре, как предполагалось. Из-за шторма корабль сбился с курса, и испанцы смогли причалить только в Плимуте – откуда к Лондону вела длинная дорога, утопающая в слякоти.
Тем не менее протокол требовал, чтобы король официально встретил невесту сына и выразил радость по поводу ее прибытия в Англию. Стало очевидно, что Артур не сможет сопровождать его. Он недавно болел, и его еще мучил кашель. Врачи предписали ему сидеть дома и греться у камина, дабы окрепнуть и набраться сил в преддверии грядущего свадебного испытания. Поэтому мне велели отправиться с отцом в Плимут и привезти Екатерину в ее новый дом.
Стояла поздняя осень, туманная и холодная. Листья с деревьев уже облетели, земля стала уныло-бурой, и окутанные туманом дали выглядели безрадостно. Путешествие наше обещало затянуться из-за грязных дорог. Однако меня это ничуть не обескуражило; я радовался тому, что вырвался из надоевших дворцовых стен. Распахнув глаза, я с интересом взирал на все, мимо чего мы проезжали: на убогие деревни, восторженные толпы поселян, бескрайние желтеющие луга и темные, напоенные влагой леса.
Через несколько дней мы добрались до места высадки испанцев. Они кое-как разбили лагерь – поставили несколько жалких палаток. С высокомерно задранной крыши стоящего в центре королевского шатра стекали дождевые струи. На флагштоке трогательно болтался насквозь промокший королевский штандарт.
Близился вечер, в конце дня холод уже пробирал до костей и промозглый туман просачивался под плащи. Как хорошо, что скоро мы будем сидеть под пологом, где сухо и тепло. Спешившись, я бодро шлепал по лужам рядом с отцом, который широким шагом направился к входу в шатер.
Но его тут же выставили обратно. Короля – выгнали вон! Он расхохотался, не веря происходящему. Выяснилось, что по испанскому обычаю невесту нельзя видеть до дня свадьбы никому, кроме ее родных.
Отец стоял как вкопанный.
– Я король этой страны, – произнес он обманчиво спокойным тоном, – а в Англии так не принято. Чужой обычай силы у нас не имеет.
И он решительно устремился к пологу, отпихнув протестующих стражников.
– Неужели испанцы считают меня дураком? – проворчал отец. – Не могу же я женить наследника на той, кого в глаза не видел, – может, она рябая или увечная! Я желаю лично увидеть принцессу!
Верная охрана делала робкие попытки остановить его, но он пролетел мимо и ворвался в шатер. Я последовал за ним.
Мы попали в настоящий гарем. Здесь были одни женщины! Нас встретила стайка смущенных камеристок, они лихорадочно пытались привести в порядок разбросанные повсюду вещи и туалетные принадлежности. В воздухе витал аромат благовоний. Стоя посреди дамских накидок и бархатных подушек, мы ощущали себя грязными, громоздкими и неуклюжими.
В занавешенной пологом части шатра началось явное смятение: принцессе доложили, что в ее личные покои ворвались чужие. Безусловно, она была вправе выйти и выразить свое возмущение. Я уже представлял ее: худощавую и нервную, с поджатыми губами, – идеальную невесту для Артура.
Но прежде чем увидеть Екатерину, я услышал ее голос: тихий, мелодичный, вовсе не ворчливый или рассерженный. Потом появилась и она сама – в пеньюаре, с непокрытой головой. Распущенные волосы раскинулись пышными золотисто-русыми волнами по ее хрупким плечам.
Принцесса была прекрасна, как дева из романа «Смерть Артура» [9]9
Рыцарский роман Томаса Мэлори, изданный в XV веке.
[Закрыть], как златовласая Элейн, очаровательная Инид [10]10
Героини артуровских легенд.
[Закрыть]. Я мог бы сравнить ее с Андромедой, прикованной цепями к скале, в ожидании спасителя Персея в том древнем мифе, который я старательно перевел с греческого. Эти красавицы ожили для меня, когда я взирал на Екатерину.
Что уж тут говорить? Я влюбился в нее с первого взгляда. Конечно, вы возразите, что ребенку, десятилетнему мальчику, недоступно это чувство. Однако оно вспыхнуло мгновенно, хоть мы не успели сказать друг другу ни слова. Я полюбил испанскую принцессу с поразившей меня самого слепой преданностью. Я глазел на нее, охваченный неведомой мне доселе острой ревностью к Артуру, которому Екатерина будет принадлежать.
Нам предстояла формальная церемония обручения, где я должен был заменить Артура. И мне подумалось, что я не вынесу этого.
* * *
Но все прошло на редкость гладко. Ранним утром следующего дня мы с невестой стояли перед священником в ее шатре, вяло повторяя латинские обеты. Екатерине исполнилось пятнадцать лет, но по росту я уже догнал ее. Покосившись в ее сторону, я выяснил, что наши глаза находятся вровень.
Вдруг обнаружив, что она то и дело посматривает на меня, я испытал странное волнение. Но потом, перехватив ее взгляд, я понял, что он выражает. Введенная в заблуждение моим высоким ростом и крепким телосложением, Екатерина видела во мне, втором сыне короля, мужчину. Так на меня никто никогда не смотрел, и за это она полюбилась мне еще больше.
Но ее предназначили в жены Артуру, а сам он станет королем, что я принимал безоговорочно – по крайней мере, так мне казалось. Могут ли тайные желания, желания, в коих не признаешься даже самому себе, сбыться? Задаваясь таким вопросом, я не желал знать ответ.
* * *
Венчание должно было состояться четырнадцатого ноября, и ожидалось, что в течение года у молодых супругов родится первенец. Король никогда не говорил об этом, но я слышал болтовню шутов и слуг (все они так откровенничали при мне, словно я уже стал священником). Да, все ждали, что к Рождеству будущего года в Англии появится очередной наследник; более того, только такие надежды и могли питать верноподданные.
* * *
Для особы, обремененной столь громадной ответственностью, Артуру явно недоставало воодушевления. По мере приближения дня свадьбы он делался все более апатичным. Он похудел и совсем упал духом; очевидно, ему не хотелось жениться. Однажды он зашел ко мне якобы для того, чтобы я помог ему примерить новые одежды, и с ходу начал плакать и жаловаться, как ему неохота рядиться в них и как все осточертело…
– Я не желаю проходить свадебный ритуал на глазах тысяч людей, – произнес он дрожащим голосом, стоя перед поясным зеркалом в своей белой бархатной мантии.
Через три года она таки стала ему впору.
– Ну это же ваш долг, ничего не поделаешь, – беспечно бросил я и, гримасничая перед зеркалом, стащил с брата шляпу с перьями и нахлобучил на свою голову. – Думайте лучше о том, что произойдет после всех церемоний.
Кое-что я уже знал об этом деле, хотя представления мои были туманными и путаными.
– Об этом мне вообще не хочется думать, – тихо проронил он.
– Тогда и не надо. Возможно, так даже лучше.
Повертевшись, я оценил, как смотрится на мне шикарная шляпа. Честно сказать, мне не понравились завернутые поля.
– Вы не понимаете… – Он помедлил и прошептал: – Ничего не понимаете.
– Да мне ясно, что вам страшно, – внезапно рассердившись, заявил я. – А то, чего вы боитесь, не имеет значения. Но ежели и другие увидят, что вы трясетесь, ничего хорошего не выйдет. Страх нельзя показывать, Артур. Вам необходимо избавиться от него, по крайней мере, скрыть от людей.
– Разве вы, Генри, никогда ничего не боялись? Нет, я не верю, вас тоже наверняка что-то пугает…
Мне пришлось отвернуться, чтобы избежать честного ответа: «Да. Меня частенько охватывает страх». Ничего не поделаешь, он жил и во мне, и все же я давно научился подавлять его и прятать под маской. Но меня порадовали слова Артура. Он думает, что я безбоязнен. Это означало, что окружающие не понимают, что я испытываю на самом деле.
С нарочитой небрежностью я бросил шляпу, целясь брату в голову. Она шлепнулась ему прямо на макушку. Невольно расхохотавшись, я услышал и его ответный смех.
Артур считал меня счастливчиком. Этого было достаточно. Скромный триумф на фоне его главной победы казался мне сладким как мед и опьянял, словно неразбавленное вино. Хотя по молодости лет мне еще не разрешали его пробовать… А также считалось, что я слишком мал для того, чтобы испытывать любовь к принцессе Екатерине.
* * *
Четырнадцатое ноября выдалось ясным и теплым – из той краткой череды последних ласковых солнечных дней перед воцарением зимы, что в одних странах называют бабьим летом, а в Португалии, к примеру, летом святого Мартина.
«В хорошую погоду на улицы может выйти очень много людей», – подумал я, удивившись пришедшей мне в голову зрелой мысли.
Я не появлялся перед лондонской толпой семь лет, с тех самых пор, как меня провозгласили герцогом Йоркским.
Мне предстояло сопровождать Екатерину от ее восточных покоев в Вестминстерском дворце до собора Святого Павла, где их с Артуром обвенчают. Ей не полагалось видеть его до их встречи в храме: преждевременное знакомство сулило несчастье. Таким образом, мне выпала честь проехаться рядом с невестой по Лондону, внимая восторженным приветствиям, предназначенным для жениха.
По этому случаю меня нарядили в новый костюм из белого бархата. Екатерина, как и подобает невинной деве перед свадьбой, надела платье из белой, отделанной серебром парчи. Для нас приготовили белоснежных лошадей. Наша пара будет выглядеть ангельски красиво, и ее издалека заметят даже полуслепые горожане, когда мы поедем бок о бок по улицам.
Верхом на изящной белой кобыле невеста выехала на двор. По-моему, с нашей первой встречи она успела еще больше похорошеть, ее бледные щеки раскраснелись маковым цветом. Принцесса волнуется или боится? Я склонился к Екатерине и слегка пожал ее руку, а она в ответ крепко стиснула мою. Ее пальцы были ледяными. Должно быть, она похолодела от страха.
И вот распахнулись дворцовые ворота. За ними простиралось море голов. Люди дожидались нашего выезда, некоторые стояли здесь с рассвета. При нашем появлении они разразились восторженными криками и забросали нас охапками поздних осенних цветов. Я заметил, что Екатерина съежилась, но я словно опьянел, чувствуя странное возбуждение в чреслах. Мне ужасно нравились изумленные взгляды, приветствия, внимание толпы, и хотелось ехать вот так всю жизнь. Я порадовался тому, что нам предстоит длинный путь до собора Святого Павла.
В Лондоне – согласно переписи населения, которую постоянно проводили по приказу отца, – насчитывалось уже более ста тысяч горожан. Мне подумалось, что все они нынче высыпали на улицы поглазеть на нас. Воистину, я даже представить не мог такое множество народу. И такое всеобщее ликование…
Дорога к главному собору проходила вдоль Темзы по немощеному Стрэнду. Справа от нас возвышались особняки дворян и прелатов, а к набережной узкими полосами тянулись их сады, ворота которых выходили на личные лодочные пристани. На другом берегу реки я хорошо видел Ламбетский дворец архиепископа Кентерберийского. В лучах полуденного солнца старые кирпичи порозовели. Здание стояло уединенно, хотя неподалеку там и сям темнели жилые домики и лавки. Это местечко называлось Саутуорк, и я знал (от Скелтона), что именно тут, прямо под стенами резиденций архиепископа и прочих отцов церкви, расположены пивные, таверны, увеселительные парки и публичные дома. Один из самых известных притонов находился в такой близости от особняка епископа Уинчестера, что тамошних проституток прозвали уинчестерскими гусынями. Вопрос о том, принадлежит ли южный берег Темзы к святейшей или к мирской природе, очевидно, оставался открытым.
Наконец мы достигли Ладгейт-Хилла и вдруг сразу оказались в самом сердце столицы. Отсюда до собора Святого Павла уже было рукой подать. Перед входом в храм соорудили дощатый тротуар и покрыли его белыми коврами. Сейчас мы с Екатериной пройдем по центральному нефу до самого алтаря, где я передам невесту жениху.
После яркого солнечного света в сумраке собора я почти ничего не видел. Сам он казался огромной пещерой, в глубине которой что-то ослепительно сияло среди неровно мерцающих огоньков канделябров. Там, судя по всему, и был алтарь. Взяв Екатерину за руку, я обнаружил, что она безжизненно холодна. Я заглянул в ее глаза. В них плескался страх. Под вуалью ее настороженное лицо стало совсем бесцветным.
Мне очень хотелось поговорить с ней, успокоить ее, но ее скудные познания в английском языке, равно как и мои в испанском, препятствовали взаимопониманию. Поэтому я лишь мягко коснулся ее рук и ободряюще улыбнулся. Ее ответная улыбка словно стала своеобразным сигналом к началу церемонии. Полились серебристые звуки труб, и мы торжественно направились к алтарю, где нас ждал Артур. Он стоял в просторной дали главного нефа, белея в полумраке, будто мотылек.
* * *
За церемонией венчания последовал сказочный свадебный пир. По всей длине Вестминстерского зала тянулись бесконечные столы, уставленные золотыми приборами и блюдами с самими изысканными и дорогими яствами – они походили на трехъярусные замки с фазанами и золотистыми лебедями, которые отражались в сказочных водоемах. Всю эту красоту создали изобретательнейшие королевские пекари и кулинары. Испанский посол посматривал на угощение оценивающе. Я заметил, как он ходит туда-сюда, делая вид, что любуется сервировкой, а на самом деле мысленно составляет список блюд для доклада Фердинанду. Однажды, перехватив мой взгляд, он улыбнулся. Он не боялся моего неодобрения, мнение второго королевского сына, как он думал, имело ничтожное значение. Послы Франции и Священной Римской империи тоже прикидывали, во что обошлась свадьба англичанам. Отец же наблюдал за ними со своего возвышения. Он явно радовался, что все его безумные свадебные затраты сослужат ему добрую службу в дипломатических отчетах.
По окончании свадебного пиршества слуги унесли блюда и раздвинули столы, освободив место для бала.
Со мной еще не занимался учитель танцев, однако танцевать я очень любил и самостоятельно преуспел в этом искусстве, постигая его премудрости в уединении своей спальни. Сейчас узнаю, каких успехов я добился, ведь у меня будут настоящие партнеры, вот-вот зазвучит музыка… Я молился только о том, чтобы не выставить себя неуклюжим увальнем.
Мои молитвы были услышаны, да и самостоятельные занятия изрядно помогли мне. Хотя пришлось на ходу учиться незнакомым поклонам и поворотам, многое я уже умел. Я станцевал павану, бассданс и не опозорился в затейливом бургундском бранле. Вскоре мне стало так жарко, что захотелось снять камзол. Я забросил его в угол и с удивлением услышал одобрительные возгласы.
– Смотрите-ка, как разошелся юный лорд Генри! – воскликнул кто-то.
И я продолжал отплясывать, но в конце концов запыхался и взмок от жары. Тогда я пробрался в уголок и привалился к стене. Ручейки пота заливали мне глаза, стекали по щекам и спине, пропитывая рубашку.
– Не желаете ли узнать вашу славную судьбу? – вдруг прошептал чей-то голос мне на ухо.
Обернувшись, я увидел рядом нарядную даму. Глаза ее странно поблескивали, и она склонилась ко мне с заговорщическим видом.
– Мне нельзя находиться здесь, – продолжила она. – Если меня заметят, я пропала. Но я прихожу на все королевские свадьбы. Гуляла и у нынешнего короля, – дама кивнула в сторону моего отца, – а также у несчастных Ричарда и Эдуарда… Да, не попала, пожалуй, только на один пир, хотя то было тайное венчание, может, ведьме так и не удалось окрутить его!
Она явно подразумевала мою бабушку, Елизавету Вудвилл. Я стоял в напряженной позе, не говоря ни слова.
– Так вы не любопытны? – спросила женщина, словно мое молчание обидело ее.
Медленно подобрав подол платья, она собралась уходить. И как только она отступила от меня, ее узнал один из королевских гвардейцев.
– Ну надо же, опять она! – вздохнув, воскликнул он, быстро направляясь следом за ней. – Валлийская гадалка! Колдунья!
Задержав даму, он спешно препроводил ее к выходу и выставил из зала. С извиняющимся видом страж глянул в мою сторону и, расстроенно покачав головой, добавил:
– Гости слетаются сюда как мухи! За всеми не уследишь!
* * *
В тот вечер Артур повел Екатерину в свою постель. А я, в одиночестве ворочаясь в своей детской кровати, раздумывал о том, почему та валлийская дама назвала мою бабку ведьмой… Надо же было отвлечься от мыслей о том, чем сейчас занимается – или не занимается – Артур. Кто знал, что спустя многие годы над этим вопросом будут ломать голову многие ученые мужи?
