Текст книги "Ошибка Марии Стюарт"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Мария устала почти до изнеможения. Внезапно перспектива тридцатимильного путешествия в седле показалась такой же грозной и непреодолимой, как путь пешком до Иерусалима. Октябрьские сумерки быстро сгущались, и проводник с трудом находил ориентиры. Тем не менее они не осмеливались скакать быстрее по опасной пересеченной местности.

Темнота настигла их в пятнадцати милях от Джедбурга посреди огромной пустоши, граничившей с торфяными болотами и усеянной валунами и зарослями кустарника.

– Тропа дьявола, – пробормотал лорд Джеймс.

– Смотрите, куда едете! – крикнул проводник. – Держитесь ближе друг к другу. Я спешусь и поведу вас, – он поднял факел и двинулся вперед, пробуя каждый шаг.

Ветер усилился и проникал под плащи. Пошел частый ледяной дождь.

«Придется идти всю ночь, – подумала Мария. – Возможно, стоит остановиться и найти какое-нибудь укрытие. Так будет безопаснее. Возможно…»

Внезапно ее повело влево, когда лошадь споткнулась и осела на правый бок, где оказалась трясина. Лошадь испуганно заржала, и остальные сразу же остановились.

– Что случилось? – крикнул Мейтленд.

Барахтаясь в попытке освободиться, лошадь постепенно увязала в болоте. Мария вылетела из седла и упала в холодную жидкую грязь среди зарослей куманики. Ее ноги моментально провалились, и она не чувствовала дна. Она инстинктивно закинула руки на седло и уцепилась за него. Лошадь почти плыла в зыбучей топи.

– Королева! – закричал проводник. – Стойте! На помощь!

Он кинулся к ней, отбросив свой факел. Лошадь истерически ржала и барахталась в густой илистой жиже.

– Забирайтесь на седло и протяните руку! – велел лорд Джеймс. – На левой стороне безопасно! Давайте!

Мария потянулась вверх, но мокрые юбки тянули ее назад. Она вцепилась в седло одной рукой и протянула другую своему брату. Он дернул с такой силой, что ей показалось, будто рука вылетела из сустава. Она грузно упала на него.

– Тише, тише, – проводник успокаивал лошадь Марии и нащупывал поводья. Животное постепенно перестало биться. – Ну вот, пошли, – он аккуратно направил лошадь к сухому участку, пока ее копыта не нашли опору. Лошадь вылезла из болота с громким чавкающим звуком, разбрасывая гнилые стебли и зловонную жижу.

Мария, дрожавшая от холода, настояла на том, чтобы и дальше ехать на своей кобыле, вместо того чтобы поменяться лошадьми с одним из своих спутников. Еще четыре часа она провела в каком-то промозглом полусне, настолько измученная, что потом не могла вспомнить ничего, кроме холода, барабанящего дождя и единственного факела, мелькавшего впереди.

Было уже далеко за полночь, когда они наконец подъехали к дому в Джедбурге, но Мария не знала об этом. Она стучала зубами, и ее пришлось отнести в дом. Когда мадам Райе сняла мокрую одежду, то обнаружила, что тело королевы еще более холодное, чем ткань.

Тепло в виде нагретых кирпичей, положенных в постель, зажженного камина и кучи мехов не смогло вернуть ее к жизни. Она так и не открыла глаза, не говорила и не реагировала на слова. К следующему вечеру у нее отнялись руки, а потом ноги.

– Она умирает! – в панике воскликнул Бургойн.

– От падения в болото? – недоверчиво спросил лорд Джеймс.

– Здоровый человек двадцати четырех лет от роду не может свалиться и умереть безо всякой причины! – изрек Мейтленд.

– Ее отец умер после битвы при Солуэй-Моссе в возрасте немногим более тридцати лет, – сказал врач. – Королевская кровь отличается от обычной. После душевного потрясения тело может отказать владельцу.

– Ба, что за потрясение? – произнес лорд Джеймс. – Со мной такого не случалось.

– В ваших жилах только половина королевской крови, – заметил врач, забыв об осторожности.

– Она отходит! – послышался тревожный голос мадам Райе. – Пошлите за исповедником!

Где-то далеко Мария услышала тихий голос отца Мамеро, умолявший ее облегчить душу от грехов и войти во врата рая. Но она не могла говорить.

«И как я могу сознаться в грехе, который еще не произошел, но кажется более реальным, чем все остальное?»

– Скажите хоть что-нибудь! – просил он, но она не могла ответить ему.

– Ее ноги холодеют! – воскликнул Бургойн, и Марию тронуло отчаяние, прозвучавшее в его голосе.

«Он беспокоится обо мне», – с благодарностью подумала она.

Но все это не имело значения, и она чувствовала, как ее уносит все дальше от них. Ее единственным чувством была глубокая печаль от расставания с Босуэллом, но потом и оно потускнело, как нечто мелкое и преходящее. То, к чему ее влекло, казалось таким могущественным, что заглушало все остальное.

Внезапно она увидела себя лежащей в постели, увидела Бургойна, лихорадочно сбрасывавшего с нее одеяла и пеленавшего ее конечности, пока они не стали белыми, как у призрака. Его ассистент готовил растирание из горячего масла, и она заметила блеск стекла. Это казалось забавным. Бургойн принялся растирать ей ступни, быстро шлепая ладонями, но она ничего не чувствовала. Ее не было там, в этом слабом, абсурдно запеленутом теле.

Она увидела, как мадам Райе с искаженным от горя лицом открывает окна, чтобы ее дух мог вылететь на волю. Ее в самом деле неодолимо влекло туда.

Мейтленд заламывал руки, как будто действительно скорбел о ее кончине. А лорд Джеймс? Он склонил голову над столом в дальнем конце комнаты и что-то писал. Ей было трудно разглядеть. Она приблизилась, паря над его плечом. Ее шкатулка была открыта.

Он составлял опись ее драгоценностей! Значит, такова его реакция на ее смерть!

Марию передернуло от гнева, и внезапно ее губы снова обрели чувствительность. Бургойн пытался влить ей в рот горячее вино, обжегшее потрескавшиеся губы. Жидкость попала в дыхательное горло – ее моментально затошнило и вырвало на кровать и на пол.

Рвота капала с ее губ, и когда она ощутила вкус, ей стало еще хуже. Она кашляла и задыхалась от боли, снова заключенная в темницу своего тела.

– Она жива! – крикнул Бургойн, и Мария смутно расслышала, как лорд Джеймс оторвался от стола с ее драгоценностями и подошел к ней.

– Да, – бесстрастно сказал он. – Я верю, что королева будет жить. Хвала Господу!

XIV

Целыми днями Мария лежала в постели в верхней комнате укрепленного дома Керра, изо всех сил стараясь выздороветь. Она послушно пила жидкую овсяную кашу, которую Бургойн скармливал ей с ложечки. Постепенно овсянка становилась более густой, потом настал черед яиц и хлебного пудинга, и наконец ей стали подавать тушеное куриное мясо. Она уже могла сидеть за маленьким столом и есть самостоятельно, но потом ей все равно приходилось возвращаться в постель.

Когда она лежала там, ее посещали ужасные мысли. Она выздоровеет, но ради чего? Дарнли? Он даже не хотел принимать участие в судебных заседаниях, его интересовал лишь королевский титул. И теперь он находился вне досягаемости, охотился где-то на западе Шотландии. Знает ли он вообще о ее болезни? Не все ли ему равно?

Думая о нем и о том, какой глупостью было ее решение связать свою жизнь с ним, она испытывала приступы горя и бессильного гнева.

«Но есть ребенок, – напоминала она себе. – Я была обязана родить лучшего наследника для нашего трона, а потом, возможно, и для английского престола, и я это сделала. Если бы остался только неудачный брак, которого больше нет, я могла бы это вынести. Это тоже мой долг. Но есть другая мука… пытка Босуэллом.

Мне стало плохо, когда я поняла, что самая желанная вещь для меня будет залогом моей гибели. Если я выпью это зелье, которое должна отведать, чтобы остаться в живых, то предам все, что когда-то считала дорогим для себя.

О, бедная, бедная королева!» – безмолвно зарыдала она.

Желтые листья, лениво кружась, падали на землю, когда Босуэлла привезли в Джедбург. Мария сидела за маленьким столом и ела хлебный пудинг с изюмом, как вдруг увидела шеренгу приближающихся всадников и большие носилки между двумя лошадьми. На них лежал Босуэлл с левой рукой на перевязи, его туловище по-прежнему было плотно забинтовано. Но его лицо – ах, его лицо! – выглядело веселым, и краска вернулась на его щеки. Он улыбался, и ей показалось, что она слышит его смех.

Его разместили в комнате прямо под ней. Мария слышала глухой стук и скрип передвигаемой мебели. Иногда до нее как будто доносился его голос, но укрепленный дом имел толстые каменные стены и тяжелые полы, поэтому все звуки были приглушенными.

Она представляла, как он лежит внизу, и это заряжало энергией каждый ее шаг, особенно когда она воображала, что он тоже прислушивается к ней в своей комнате.

На пятый день после прибытия Босуэлла Мария пригласила его отобедать с ней. Он без труда поднялся по лестнице – его ноги остались целы – и предстал перед ней вполне окрепшим, с учетом его недавнего состояния.

– Я рада, что вы так быстро поправляетесь, – сказала она.

– Солдат не может позволить себе долго валяться в постели, – ответил он. – После первой недели раны стали быстро заживать. А вы… мне сказали, что вы внезапно заболели и едва не умерли!

Мария совсем забыла, что не разговаривала с ним после визита в замок Эрмитаж.

– Да. В темноте я упала в болото, а потом со мной произошло что-то странное.

«Но ты знаешь, что это было, не так ли?» – подумала она. Ей казалось, что он без труда мог читать ее мысли, что он незримо присутствовал рядом с ней каждую секунду после того, как она уехала из Эрмитажа. Но это была глупая фантазия.

– Печально слышать это, – он смотрел на нее, отмечая ее хрупкость.

– Все уже позади, – она поймала его взгляд и решила, что, наверное, все еще выглядит больной. – Я прочитала ваши рапорты. Правда ли, что…

За обедом она попыталась обсудить с ним дела в Приграничье и круг его обязанностей.

– В патенте сказано, что ваша должность позволяет совершать рейды против мятежников, атаковать их огнем и мечом, осаждать крепости и укрепленные дома. Там даже говорится, что вы можете под страхом смерти требовать содействия от соседей и направлять письма от моего имени.

– Да, мадам.

– Вы это делали?

– Что именно?

– Направляли письма от моего имени?

– Нет, никогда. Я не стал бы прикрываться вашим именем… так сказать, прятаться за вашими юбками.

Дарнли прибыл спустя две недели после ее болезни. Она сверху увидела его белую лошадь и голубую шляпу с перьями, поэтому у нее оставалось время, чтобы подготовиться. Она надела мантию, бархатные шлепанцы и успела привести волосы в порядок.

Дверь со скрипом приоткрылась, и Дарнли просунул голову внутрь. Его шляпа сидела на голове таким образом, что сначала в комнате появилось длинное перо, за которым последовала его голова.

– О, любовь моя, – произнес он и быстро подошел к ней. Дарнли наклонился для поцелуя, но она отвернула лицо и подставила ему щеку.

Разве он забыл, что во время последней встречи угрожал ее жизни? Как он мог надеяться, что она забудет об этом?

– Я слышал, что ты была смертельно больна, – сказал он.

– Но ты продолжал охотиться, – будничным тоном отозвалась она.

– Нет, что ты! Я узнал об этом два дня назад. Кто-то утаивал эту новость от меня! Многие по-прежнему желают нам зла!

– Ты главный среди них. Ты подыгрывал им своим недовольством, своими выпадами против меня, своими отлучками.

«Но смогла бы я вытерпеть тебя, если бы ты был подноготником, лебезящим передо мной?» – подумала она.

– Если бы ты только слушала меня… – он начал расхаживать по комнате. – Но вижу, даже здесь для меня не нашлось места. Мои покои занимает лорд Босуэлл!

– Он выздоравливает. Он едва не лишился жизни, когда защищал королевство. Пока ты развлекался на соколиной охоте.

– Он не имеет права жить в королевских апартаментах!

– Это не «королевские апартаменты». Да, я обязана держать отдельные комнаты для тебя. И они ожидали вас, Ваше Величество, пока я одна вершила правосудие. Они стояли пустыми, как и ваш трон, кричавший: «Короля здесь нет!» Лучше уж было поселить там кого-нибудь. Это привлекало бы меньше внимания к вашему отсутствию!

Он сердито уставился на нее:

– Вижу, мне здесь снова не рады!

– Вы всегда желанный гость, когда не пьете или не впадаете в ярость, – устало сказала она. – Но ваше прибытие немного запоздало.

Дарнли испытующе посмотрел ей в глаза. Мария поняла, что он хочет получить подтверждение своей важности для нее. «То же самое я хочу получить от Босуэлла. Но я не могу дать такого подтверждения».

– Тогда до свидания! – резко сказал он, распахнул дверь и направился к лестнице. Из окна она могла видеть, как он галопом ускакал прочь, превосходно держась в седле.

«Он всегда ценил хороших лошадей», – подумала она. Она чувствовала себя слабой и вялой, поэтому сразу же вернулась в постель.

* * *

В начале ноября Мария и Босуэлл окончательно поправились. Настало время покинуть это странное место ран и болезней всевозможного рода.

Они собрались вместе и двинулись на восток. Мария с самого начала планировала знакомство с жителями восточной части Приграничья. Она считалась самой спокойной частью трех пограничных марок, или округов вдоль границы, каждый из которых имел свой английский аналог с другой стороны. Кроме того, она служила коридором, по которому захватчики всегда вторгались в Шотландию: местность здесь была более ровной и почти лишенной болот.

В Келсо к ним присоединился отряд из тысячи конников под командованием лорда Хоума, стража Восточной Марки, чтобы придать должный вес их процессии. Они продвигались к морю, но перед тем как повернуть на север, Мария обернулась и посмотрела на юг. Англия расстилалась перед ней, как мягкое зеленое одеяло, за блистающими водами реки Твид.

– Англия, – пробормотала она, когда Мейтленд направился к ней.

Он подъехал ближе, и она осознала его присутствие.

– Я еще никогда не видела Англию, – сказала она. – Мне казалось, что граница будет чем-то осязаемым, но одна страна просто переходит в другую. В конце концов они не слишком отличаются друг от друга.

– Не заблуждайтесь, Ваше Величество, – отозвался он. – Они совершенно разные. Когда-то существовала и видимая граница – старинная римская стена, – но она находится дальше к югу. Англичане могут поздравить себя с тем, что они расширили свои границы и вторглись на нашу территорию.

– Она выглядит такой обманчивой и безобидной, – сказала Мария, глядя на юг. Она уже знала, что принц Джеймс когда-нибудь будет править там.

– Как змея, притаившаяся под зеленым листом, – раздался голос лорда Босуэлла, внезапно оказавшегося рядом с ней. Его голос был таким же звучным и уверенным, как раньше. – Поверьте, там таится опасность, в каком бы обличье она ни являлась.

Она в последний раз посмотрела на юг:

– Когда-нибудь наши королевства объединятся, и эта граница останется лишь в воспоминаниях.

– Разумеется, это произойдет не при вашей жизни, – заверил Босуэлл.

Она поморщилась, когда услышала, что он так беззаботно говорит о ее смерти.

Кавалькада повернула на север по первому снегу и направилась к Эдинбургу через замки Аймаус, Колдингэм, Данбар и Танталлон. Мария носила костюмы, которые она приготовила для такого случая: вышитые шляпы из тафты с цветными перьями, горские плащи с шелковым подбоем, одежду для верховой езды, расшитую золотом, украшенную жемчугами и топазами. Она махала рукой и улыбалась постоянно растущим толпам, собиравшимся на главной дороге.

Но она все еще испытывала слабость, поэтому после приглашения лэрда замка Крейгмиллер и по настоянию Бургойна согласилась сделать остановку в двух милях от Эдинбурга и еще немного отдохнуть среди каменных бастионов на высоком холме, откуда виднелось море.

XV

Босуэлл изо всех сил врезал кулаком по коже ягненка, набитой соломой. Он ощутил боль в животе, прострелившую вдоль раны и отдававшуюся даже в здоровой руке. Скрипнув зубами, он отвел кулак, чтобы повторить удар. Он собирался делать это столько раз, сколько будет необходимо, пока сила не вернется к нему. Сегодня рана ныла чуть слабее, чем вчера. Но даже временное увечье казалось невыносимым, и он надеялся как можно меньше оставаться в таком состоянии.

Набитый шар из кожи ягненка был его идеей, в то время как горячие компрессы и растяжки рекомендовал дружелюбный француз, врач королевы. Однако Босуэлл должен был признать, что он хорошо разбирается в медицине.

– Добрый день, – дверь комнаты отворилась, и вошел Бургойн. Он кивнул в сторону «груши» Босуэлла, привязанной между двумя шкафами в сухой, но холодной и почти голой комнате в замке Крейгмиллер. – Я уже послал за водой и нагретым маслом. Пора сменить повязки, – он похлопал по толстой пачке чистой белой ткани, которую держал под мышкой.

Босуэлл опустил ноющую руку. Он обрадовался, что появился повод для отдыха. Под взглядом врача он послушно снял рубашку и стал ждать осмотра, поеживаясь от холода.

Француз ловко размотал запятнанные кровью повязки и аккуратно ощупал края большой раны на животе, покрытой запекшейся коркой.

– М-мм, м-мм, – он стал легкими движениями втирать мазь в покрасневшую кожу. – Очень большая рана. У вас останется страшный шрам.

– Не мог дождаться, когда струпья наконец отвалятся. Я ничего не имею против шрамов.

Бургойн ткнул пальцем в одну из грудных мышц Босуэлла и с удивлением отметил, что она почти не поддается давлению. У этого человека действительно были железные мышцы.

– Скоро вы снова сможете сражаться, – с невольным восхищением пробормотал он.

– Хорошо. Это моя жизнь и работа, – Босуэлл надел рубашку.

– Сегодня вечером вам нужно наложить теплые компрессы, – сказал Бургойн.

– Это сделает мой француз, Парис, – ответил Босуэлл. – Не стоит тратить ваше время на работу для слуги, – он улыбнулся врачу, читая его мысли. – Обещаю следовать вашим инструкциям.

Когда Бургойн вышел из серой сумрачной комнаты, Босуэлл вернулся к набитой соломой коже ягненка. Он стал наносить ритмичные удары, представляя, что перед ним находится враг. Представляя, что это его величайшее прегрешение – страсть к королеве.

«Никакой разумный человек не гибнет из-за похоти», – сказал он себе.

Шлеп! Его кулак врезался в кожу.

Это для студентов, подмастерьев и старых глупцов. Разумный человек обуздывает свою похоть, подчиняет ее, как непослушную лошадь. Или даже заставляет ее служить себе и приносить ему пользу… если чужая похоть становится причиной падения другого человека.

Шлеп!

Дело с королевой…

Он вздрогнул, вспомнив свою постыдную слабость, когда он поцеловал ее в доме казначейства. Она находилась там одна, а он всегда считал ее хорошенькой… но это было глупостью с его стороны. Почему ему кажется, что дело с королевой еще не закончено, что оно по-прежнему стоит между ними? Однако повторное упоминание о нем, попытка нового извинения только подчеркнет его и даст ему новую жизнь.

Шлеп! Именно поэтому лучше сражаться в открытом бою – там нет никакой двусмысленности. Обычная схватка, чем проще, тем лучше. А лучше всего биться один на один, чтобы раз и навсегда решить все вопросы. Но теперь больше никто не хочет этого делать. Они предпочитают грязные делишки с тайными договорами и убийствами…

Теперь боль начала простреливать плечо. Левая рука горела, как в огне.

– Так сгинут все враги королевы, – послышался ровный голос за его спиной. Лорд Джеймс стоял в дверях с перчатками в руке, оценивающе наклонив голову.

Босуэлл хмыкнул и тяжело опустился на стул.

– Мне жаль, что у нее так много врагов, – сказал он. Он указал на другой стул, и лорд Джеймс уселся напротив него. Босуэлл взял фляжку с вином и наполнил два бокала, не спрашивая Джеймса, хочет ли он выпить.

Между ними повисла тишина, единственным звуком был шум ветра за высоким каменным окном.

– Моя сестра… королева наконец высказала сожаление относительно ее брака с лордом Дарнли, – произнес Джеймс. – Она открыто признает это. Только сегодня она получила письмо, которое довело ее до слез. «Как освободиться от него? – спросила она. – Я не вижу выхода». И еще: «Жаль, что я не умерла в Джедбурге!»

«Неужели никто не избавит меня от этого пронырливого святоши?» – Босуэлл откинулся на спинку стула и вытянул ноющую руку.

– Королева отдаст что угодно за возможность избавиться от этого молодого глупца, к тому же высокомерного тирана.

– Все, кроме прямого приказа о таком избавлении. Прерогатива королей – предлагать что-либо, а потом возлагать вину на исполнителей, – он покосился на лорда Джеймса, одного из коварнейших людей в Шотландии. Джеймс лишь однажды выступил открыто – во время печально известной «гонки преследования» – и потерпел жестокую неудачу. Он позаботился скрыть все следы своего участия в деле Риччио. Если он думает, что может устранить Дарнли сходным образом, воспользовавшись Босуэллом в качестве орудия, то глубоко заблуждается.

– Чего вы хотите от меня? – прямо спросил Босуэлл.

– Лишь вы способны придумать какой-нибудь способ, с помощью которого она сможет избавиться от него. Есть судебное постановление, развод, осуждение парламента, суд за государственную измену – он держал ее в плену и распустил парламент, узурпировав ее власть, – а потом несчастный случай по дороге в тюрьму… Ваши родители развелись… Вы могли бы убедить ее…

– Нет. То было другое.

– Мы собираемся встретиться с ней и обсудить это. Мейтленд, Аргайл, брат вашей жены, граф Хантли и я. Нам нужна ваша поддержка, а она нуждается в нашей помощи.

Босуэлл снова хмыкнул и сделал глоток из бокала.

– Это не измена! Мы собираемся подписать бонд[9]9
   В ту эпоху слово «бонд» означало особый договор, подразумевавший круговую поруку всех участников. Договор, подписанный Дарнли после убийства Риччио и впоследствии нарушенный им, тоже имел форму бонда. (Прим. пер.)


[Закрыть] и поклянемся, что будем подчиняться только королеве. Дарнли лишился всех прав…

– На жизнь? – обычно получалось, что все бонды имели отношение к смерти.

– На то, чтобы оставаться ее мужем и носить титул короля, даже из вежливости.

Пятеро мужчин стояли перед Марией с разными выражениями на лицах. Сама Мария, казавшаяся еще более стройной после болезни, бледная и неподвижная, переводила взгляд с одного лица на другое.

– Ваше Величество, мы собрались здесь из-за любви к вам и ради заботы о вас, как верные подданные, – начал лорд Джеймс.

«Мария ужасно выглядит», – подумал Босуэлл. На ее лице отражалась не только напряженность из-за текущей ситуации, но и следы недавней болезни. Ее кожа была тусклой и бледной, как меловая паста, голос звучал слабо и отрешенно.

– Может быть, сядем? – предложила она, и Босуэлл осознал, что ей не хватает сил долго оставаться на ногах.

Мужчины вместе с ней заняли свои места на стульях, расставленных полукругом перед натопленным камином. Тепло было приятным. По замку Крейгмиллер гуляли сквозняки, и его толстые каменные стены как будто удерживали внутри холод.

Лорд Джеймс откинул полу плаща и аккуратно опустился на стул. Заговорил он с такой же аккуратностью, тщательно подбирая слова.

– Мы здесь, – он обвел остальных широким жестом, – желаем помочь в решении вашей проблемы. Лорд Дарнли оказался недостойным высокого положения, которое занял, и ради блага Шотландии необходимо найти какой-то выход.

– Развод мог бы стать таким решением, – вступил Мейтленд. – Безусловно, для развода есть основания. Он…

– Моя вера не допускает развода, – тихо проговорила Мария. – И не может быть предпринято ничего такого, что нанесло бы ущерб королевским правам моего сына и принца.

– Моя мать развелась с отцом, – начал Босуэлл. – Однако это не воспрепятствовало моему праву унаследовать титулы отца после его смерти, – он чувствовал себя обязанным сказать это.

– Титулы – не то же самое, что королевский трон, – ответила Мария. – А возможно, еще и трон другого королевства.

– Другой вариант – судебное решение о признании брака недействительным, – продолжал гнуть свою линию Мейтленд. – Близкие родственные отношения, такие как троюродное родство по отцовской линии, могут вызвать вопросы. И…

– Нет! Судебное решение еще хуже, чем развод. Оно будет означать, что брак с самого начала не имел законной силы, а значит, положение ребенка станет неопределенным! – Мария заговорила удивительно громким и ясным голосом.

Мейтленд выглядел сконфуженным.

– Его право на титул не должно подвергаться никакой опасности, иначе все жертвы окажутся напрасными! И не думайте о том, чтобы уготовить лорду Дарнли такую же судьбу, как Риччио! Хотя здесь, в Шотландии, такие вещи случаются часто, я не запятнаю свою честь и совесть таким преступлением! Рано или поздно я предстану перед Богом, и мне придется ответить перед Ним за свои дела!

– Хорошо, хорошо, – примирительным тоном произнес Аргайл. – Тогда, возможно, его следует арестовать по обвинению в государственной измене и судить перед парламентом. Другие заговорщики, причастные к смерти вашего слуги, лишились своих земель и титулов и были изгнаны из королевства, в то время как глава заговора остался безнаказанным.

– Все будет сделано открыто, законно и с одобрения парламента, – заверил Мейтленд. – И хотя лорд Джеймс такой же ревностный протестант, как Ваше Величество католичка, он закроет на это глаза и будет смотреть в другую сторону. Это мы вам обещаем.

– Я не могу запятнать свою совесть! – истерически повторяла она. – Я не могу, не могу…

Босуэлл не осмеливался смотреть на нее.

– Мы обо всем позаботимся, – ровным тоном сказал лорд Джеймс.