Текст книги "Сны о красном мире"

Автор книги: Мара Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

4

Милена закричала и… упала на землю, уткнувшись лицом в мягкий песок. Закашлявшись от попавшей в рот и нос пыли, девушка приподнялась, дрожащей рукой отряхнула лицо и встала на ноги. Ее шатало, кружилась голова. Милена почти ничего не видела, кроме красного мрака и неясных теней. Позади нее ревели волны, а впереди маячила, расплываясь, скала. Спотыкаясь на каждом шагу и едва не падая, девушка добрела до скалы, нашла расщелину и забралась туда.

Она лежала в полузабытьи, пока не прошло головокружение. Наверное, заснула на некоторое время, потому что, открыв глаза, чувствовала себя почти хорошо, только все тело, каждую его клеточку пронизывала слабость. Девушка приподнялась, села, убрала с лица волосы и посмотрела вокруг. Было темно. В пещере мгла была черной, а у выхода – тревожного багрового оттенка.

«Я умерла и попала в ад, – подумала Милена и почувствовала на груди прохладу медальона. – Нет, кажется, не умерла, но, по-моему, здесь ничуть не лучше». Нащупав медальон, девушка выудила его из-под плаща и открыла. Вестал был темным, только камень в центре слабо пульсировал. «Рано еще», – пронеслось в голове, Милена закрыла медальон и с бьющимся от волнения сердцем выбралась из пещеры.

То, что она увидела, можно было принять скорее за порождение ночного кошмара, чем за реальность: бурая земля, покрытая стелющимися по песку длинными, похожими на водоросли, тонкими стеблями травы и редкими невысокими кустами с мелкими бурыми листьями; красно-коричневые скалы и камни, тут и там выглядывающие из песка; затянутое непроницаемым слоем темно-красных, местами бордовых облаков небо и красный сумрак, из-за которого было не разобрать, утро ли, день, вечер или вообще ночь. Порывы холодного ветра поднимали с песка фонтанчики красной пыли. Милена пошла в сторону, откуда доносился шум волн.

Метрах в ста от скалы девушка остановилась. Дальше был обрыв, а внизу гремели волны. Темно-бордовые, маслянистые, они, словно пожирая друг друга, бились о подножие скального выступа, и топили прибрежные камни в кровавой пене.

Ветер здесь, у обрыва, был заметно сильнее, он разметал полы плаща, и девушку обдало холодом. Милена повернулась к ветру спиной и, запахнув плащ, медленно побрела к скале с расщелиной. На виске клеймом горел поцелуй Солара. Девушка провела по виску пальцами, но ощущение осталось. Внутри было гулко и пусто, как будто она смотрит краем глаза фильм с выключенным звуком.

Вернувшись ко входу в пещеру и несмотря на то, что порядком продрогла, девушка повернула в обход скалы. С обратной стороны было не так холодно. Постояв и немного согревшись, она прошла вперед и вскоре сквозь тонкую подошву сандалий почувствовала камни, лишь слегка присыпанные песком. Там, где ветер полностью сдул песок, были хорошо видно, что камни, плотно подогнаны друг к другу. Дорога.

По бокам, на равном расстоянии друг от друга, лежали валуны – межевые знаки, – уходящие далеко в обе стороны. Глаза Милены почти привыкли к окружающему красному сумраку, слева на горизонте виднелась темная полоса, похожая на горную гряду, а справа обнаружились быстро передвигающиеся черные точки и облако пыли позади них. Милена взглянула на вестал – он зеленовато светился. Открыв его, она поняла, что до появления прохода между мирами осталось недолго: зеленый светящийся сектор постепенно расширялся, глотая все больше мелких делений. До того, как он замкнется в круг, нужно быть в пещере, где просил ждать Анжей.

Оторвавшись от медальона, она посмотрела на дорогу, туда, где раньше заметила движение. Точки превратились в наездников в развевающихся плащах. Стучали копыта, шлейфом клубилась красная пыль. Милена развернулась и что есть мочи припустила прочь от дороги к скале, где можно было спрятаться. За спиной раздались невнятные крики – ее заметили. Обернувшись на бегу, девушка увидела, что всадники свернули с дороги. Прятаться было поздно, но она продолжала бежать, не чуя ног, а преследователи приближались с каждой секундой.

Скала была уже рядом. Девушка приподняла ногу, чтобы вскочить на большой плоский камень, но наступив на край плаща, потеряла равновесие, пробежала еще несколько шагов, споткнулась и упала, больно ударившись подбородком и прикусив губу. От боли и обиды на глаза навернулись слезы.

Лошади налетели, словно ураган, подняв облако пыли. Закашлявшись, Милена приподнялась, но тут же пожалела об этом: копыта с тяжелыми подковами плясали у самой головы. Девушка закрыла лицо руками и сжалась в комок. Понимая, что пропала, она так и сидела в пыли. По запястью левой руки медленно стекала струйка крови из разбитой губы. Было больно, страшно и отчаянно стыдно за то, что не осталась ждать в пещере.

Наконец всадники успокоили лошадей. Потом, судя по звуку, один из них спешился, и девушка услышала грубый резкий голос, приказавший или спросивший что-то на непонятном языке.

– Kea sotar? Кеa sotar, lleagra?!

Незнакомые слова и гортанные голоса резали слух. Милена не шевелилась. Что-то больно ткнулось в бок. Девушка вскрикнула, опустила руки и выпрямилась. Перед ней стоял крупный мужчина в черных высоких сапогах со шпорами, черных же штанах, бордовой куртке и одетой поверх нее кольчуге из мелких пластинок. Кольчуга опускалась до середины бедра. На широком кожаном поясе, отделанном серебром, в ножнах, тоже с серебряной отделкой, висел меч. Рука, лежащая на сверкающей драгоценными камнями рукояти, была затянута в кожаную перчатку с длинным обшлагом, другой рукой мужчина держал поводья огромной черной лошади. На плечах – плащ, пристегнутый к кольчуге золотыми серповидными застежками. Плащ тоже был черный, богато украшенный красной вышивкой по воротнику и низу. Темные волосы спадали на плечи из-под шлема с поднятым забралом, напоминающим ястребиный клюв. Девушка видела красно-коричневое лицо с резкими чертами: тонкая линия губ, длинный острый нос, пронзительные темные глаза, высокий лоб, густые брови, квадратный подбородок и высокие скулы.

– Кеa sotar, lleagra? – снова прорычал мужчина.

Милене не понравился его голос и тон, каким он произнес фразу, последнее слово в которой было слишком похоже на ругательство.

– Spiea! – рыкнул другой, и девушка получила еще один болезненный тычок.

Причиняющий боль предмет оказался копьем. Девушка быстро сообразила, что ей повезло познакомиться только с его тупым концом, а не острием. Этот, сидящий на коне, мало чем отличался от своего товарища: его куртка была черной, вышивка на плаще немного иной, он носил короткую бороду, и у него был другой нос.

– Spiea, sozarae! Lla tonnia donsar neh? – спросил он, сопровождая вопрос очередным тычком, который Милене удалось погасить, оттолкнув копье в сторону, но древко все же больно прошлось по спине.

– О боже! – взмолилась она. – Да я же не понимаю ни одного слова из того, что вы говорите!

Услышав слова девушки, всадники переглянулись, и на их лицах появилось недоумение. Они перебросились несколькими фразами, после чего остроносый, оставив коня, шагнул к Милене и, схватив за плечи, рывком поставил на ноги.

– Коаr, – велел бородач и бросил остроносому веревку, которой тот скрутил Милене руки и привязал их к туловищу.

Потом девушку бесцеремонно толкнули к лошади бородатого. Тот избавился от копья, ловко просунув его в петли с левой стороны седла, перегнулся, поднял Милену и усадил перед собой, обхватив за талию огромной ручищей в перчатке.

Она пыталась вырываться, рискуя свалиться с лошади, но бородач держал крепко. Недолго думая, девушка резко ударила его затылком по носу. Бородач выругался, и в висок Милены врезалось что-то тяжелое – в голове зашумело и затрещало. Сквозь шум девушка услышала смех первого всадника, который уже сел на свою лошадь, а бородач рявкнул Милене в самое ухо что-то, что она восприняла как: «Будешь дергаться – убью!» Поняв, что сопротивляться бесполезно, девушка притихла.

Всадники пришпорили лошадей, и стремглав понеслись к дороге.

– Rokkiataa! – крикнул бородач своему товарищу и указал на темно-багровую тень на горизонте, слегка колеблющуюся из-за поднявшего пыльную завесу пронзительного холодного ветра.

То, что Милена в свои первые часы в этом мире приняла за горную гряду, оказалось огромным городом, обнесенным не меньших размеров стеной. Когда всадники, резко осадив лошадей перед массивным каменным мостом через глубокий ров с черной водой, степенно подъезжали к высоким воротам-арке, девушка была почти синей от холода. В голове все еще шумело от удара бородатого. В районе подбородка, судя по ощущениям, красовался живописный синяк, прямо под распухшей губой. Милена совсем не чувствовала кистей рук. Только там, где веревки впились в кожу запястий, жгло и покалывало.

Сам въезд в город она пропустила, так как постоянно теряла сознание, совершенно обессилев от нервного напряжения и холода, но хорошо запомнила сверкающую громаду великолепного дворца, настолько белого, что даже красноватый сумрак, окружающий его, светлел, делаясь прочти прозрачным.

Дворец остался позади. Всадники неторопливо ехали по вымощенной камнем улице, заметно забирая куда-то вправо. Улица была широкой, дома по обе ее стороны свидетельствовали о зажиточности хозяев. Невысокие, в два, редко, в три этажа, каменные, с черепичными крышами. Почти в каждом доме имелось что-то вроде магазинчика с высокими стеклянными витринами.

На узких тротуарах попадались немногочисленные прохожие, в почти одинакового покроя полотняных штанах, заправленных в сапоги, рубашки и жилеты или длинные платья с передниками или без, платки или замысловатые головные уборы, похожие на чепцы. Лица у них тоже были почти одинаковыми – с кожей красноватых оттенков и темными глазами. Некоторые из них бросали мимолетный взгляд на всадников и тут же отворачивались, словно боялись увидеть что-то лишнее, не касающееся их привычного жизненного уклада.

Бородач и его товарищ негромко переговаривались. На улице было достаточно спокойно, чтобы им не приходилось повышать голос, а Милена, слушая их непонятный разговор, почти бездумно смотрела по сторонам. Равнодушие прохожих совсем не трогало ее. Кому нужны неприятности? Да и кто из этих краснокожих людей станет сочувствовать бледной пленнице с пустым взглядом и разбитым лицом? Радовало одно – в городе ветер почти не чувствовался, и было не так холодно.

Странный перезвон вырвал Милену из полузабытья. Из распахнувшихся дверей одного из домов стайкой высыпали мальчишки с книгами в руках. Переговариваясь, они с любопытством глазели на всадников. Улица заметно оживилась. Вслед за мальчишками показались шестеро ребят постарше. Они держались заметно серьезнее, но книги так же безоговорочно выдавали в них учеников.

«Школа», – подумала Милена и поразилась тому, что этот факт на мгновение показался ей невероятным.

Двери школы проплыли перед глазами девушки, и она хотела уже отвернуться, как тут ее внимание привлек мужчина, вышедший на улицу. Сердце сжалось и сделало несколько судорожных толчков – лицо мужчины, одетого в темно-серый плащ, было молочно-белого цвета, который подчеркивали черные волосы и глаза. Он был похож на Анжея и… перед глазами мелькнула тень странно реального сна о горящем городе и тающем красным туманом теле такого же белолицего человека с черными глазами… По спине прошелся озноб, в ушах зашумело и в накатывающем волнами гуле голосом Солара…

Милена дернулась, пытаясь соскочить с лошади, и закричала, привлекая внимание. Почти тут же рука в перчатке плотно закрыла ей рот, но резко оборвавшийся крик все же достиг адресата. Черные глаза мужчины на мгновение встретились с умоляющими о помощи глазами девушки.

Милена продолжала яростно вырываться, и бородач, которому эти беспокойные резкие движения мешали управлять лошадью, недолго думая, снова ударил пленницу. Ее голова мотнулась и безвольно упала на грудь. Пробормотав несколько ругательств, мужчина поправил обмякшее тело, и всадники, чуть пришпорив лошадей, поехали дальше. Они оба считали, что королевская тюрьма – самое место для шпионки, а пока она будет набираться ума-разума в камере, благородные даны11
  Дан – здесь и далее составная часть имени дворянина, имеющего земельное владение, употребляется с названием имения как титул или самостоятельно.


[Закрыть] доложат о выполненном задании и о пойманной на побережье белой девице. Пусть его светлость лорд-протектор сам разбирается со шпионами, а им, благородным данам, можно и стаканчик-другой пропустить в приятной компании.

«Они здесь».

«Знаю».

«Еще бы!»

«Теперь нужно ждать».

«Я поспешил»

«Самое время»

«Все слишком неустойчиво»

«Говорю – жди. Самое время, чтобы ждать».

«Сколько?»

Высоко над миром всходила луна, невидимая за пеленой облаков, но обладающая достаточной силой, чтобы рождать приливы.

5

Милена проснулась в холодном поту. Ей снова снился красный туман. Резко открыв глаза, она не сразу поняла, где находится, приняв окружающее за продолжение кошмара, а багрово-синие полосы на запястьях, оставленные веревкой, и разбитое лицо только подтверждали это. Голова тупо ныла и была похожа на темный, заросший осокой, ряской и илом пруд, в котором медленно, как толстые ленивые караси, ворочались мысли.

«Вестал!» – Милена вскочила и прижала руки к груди. Нащупав медальон, она облегченно выдохнула и огляделась.

Узкая деревянная кровать, на которой сидела девушка, оказалась застеленной чистой простыней из бурого полотна, имелась также вполне удобная подушка-валик и шерстяное одеяло, теплое, но нестерпимо колючее, о чем свидетельствовала порядком настрадавшаяся кожа ног, которую, казалось, оккупировала целое полчище злющих комаров. Забыв о ноющей голове, Милена сдернула одеяло и принялась тереть несчастные ноги. В углу камеры, рядом с окованной железными полосами массивной дверью, обнаружился табурет, под которым стояло подозрительного вида ведро с крышкой. На табурете – тазик, нечто похожее на кусок мыла в плошке и высокий кувшин, вероятно, с водой. Венчало сей «санузел» небольшое зеркало, висящее на стене. Оставив в покое ноги, Милена ринулась туда и пожалела. Подняла руку, чтобы потрогать увиденное «великолепие», оставленное ей после близкого знакомства с землей Тер и увесистым кулаком бородатого, но передумала, сунула нос в кувшин – действительно с водой, и без подозрительных запахов, – щедро плеснула в тазик и принялась аккуратно отмывать с лица пыль и засохшую кровь, мысленно «благодаря» бородатого за свою «обновленную» физиономию. Полотенца не нашлось, и Милена, вернувшись к своей кровати, вытерлась краем простыни.

Камера оказалась довольно просторной, без окон, между дверью и полом – щель шириной в ладонь. Было сухо и почти тепло. Кроме «санузла», имелся еще один табурет и такая же, как та, на которой сидела девушка, кровать. Милена вздрогнула. Она была не единственной узницей этой камеры.

На стоящей у противоположной стены кровати, завернувшись в одеяло, неподвижно лежала женщина и, не моргая, смотрела на Милену. То, что это именно женщина, девушка поняла по длине волос и мягким чертам лица: розоватая кожа, намного светлее, чем у встречавшихся ранее местных; глаза – темно-карие, а может, и черные; волосы – густого каштанового цвета, отливающие бордовым там, куда попадал тусклый свет. О, как обрадовались ему глаза! Светильник висел на противоположной двери стене и формой напоминал факел или нераскрывшийся бутон с шипастыми стержнями вместо лепестков, внутри которого горел сгусток белого пламени.

Поняв, что ее заметили, женщина (на вид ей было чуть больше тридцати) спустила с кровати босые ноги, выудила из-под кровати туфли на низкой подошве, обулась, встала и, как была, в одеяле, подошла к Милене.

– Soar, Soe’lle-оlane, – произнесла она и присела на стоящий рядом табурет.

Голос у соседки по несчастью оказался приятным и приветливым. Чувствуя неловкость и легкое раздражение от того, что ни слова не поняла из сказанного, Милена улыбнулась, насколько позволял ноющий, ушибленный о камень подбородок, и попробовала знаками объяснить, что не знает языка. Женщина удивленно приподняла идеально очерченную тонкую бровь, потом рассмеялась и, указав на себя пальцем, сказала:

– Корали, Корали Фиа Волден, – затем ее розовый палец с аккуратным маленьким ногтем деликатно коснулся Милены. – Кеa sotar?

– Милия, – неожиданно для себя произнесла Милена и, вслед за шепчущим где-то внутри голосом, добавила: – Милия Стейл Альдо.

Если словами можно вызвать шок, то это был именно тот случай. Глаза Корали расширились, и с ее губ сорвалось изумленное «О-о-о!»

– Милия, – протяжно, с ударением на второе «и», произнесла Корали.

– Милена, – торопливо поправила девушка и повторяла свое имя до тех пор, пока Корали не поняла, что от нее хотят, после чего согласно кивнула и стала внимательно рассматривать лицо Милены.

Девушка тем временем попыталась успокоиться. Получалось неважно. Впечатление, произведенное на Корали именем, которым назвал ее Солар, настораживало. Но разбираться с этим сейчас не имело смысла. В настоящий момент Милене вполне хватало осознания того, что она находится в тюрьме в мире, где о ней знают только Анжей и ночной кошмар по имени Сарк. Воображение рисовало мрачные, даже скорее ужасающие картины грядущего в красных тонах, да так реалистично, что хотелось залезть с головой под кусачее тюремное одеяло, не жалея ущипнуть себя за руку и проснуться. Вероятно, почувствовав состояние девушки, Корали вернулась на свою постель. Она больше не пыталась завязать разговор. Просто сидела и смотрела.

Милена решила, что наступило утро, потому что проснулась и потому что в щель под дверью просунули поднос с едой. В довершение всего, ей просто приятно было считать, что сейчас утро.

– Soar, Милена, – сказала Корали, заканчивая умываться.

– Соа, – ответила девушка, догадавшись, что это приветствие, подошла к кувшину с водой и ополоснула лицо.

Корали тем временем подняла с пола поднос, поставила его на табурет перед кроватью Милены, позвала девушку, и они уселись на постель.

– Rehh, – сказала Корали, приподняв одну из ложек, лежащих на подносе между двумя глиняными мисками с… супом, и выжидательно посмотрела на Милену.

– Рех, – повторила Милена, взяв ложку. Что ж, можно учить язык, тем более что заняться все равно было больше нечем.

К тому моменту, когда завтрак был завершен, Милена запомнила с дюжину слов и почти без ошибок их произносила. Однако Корали не унималась и продолжала учить Милену, пока разболевшаяся голова не взбунтовалась, отказываясь воспринимать услышанное. Девушка в изнеможении откинулась на подушку. Казалось, что женщина учила ее не языку, а тяжелой работе, требующей больших физических усилий. Рука Корали покровительственно легла на руку Милены и легонько сжала ее. Девушка благодарно улыбнулась и приподнялась, устраиваясь поудобнее. Но тут Корали, приподняла бровь и выудила из-под милениной подушки сунутый туда перед сном медальон. Свет скользнул по крышке вестала и заискрился, попав в бороздки выгравированного на ней знака.

– Милена, ты Soe’lle-оlane? – вдруг спросила Корали, все еще держа в руке медальон.

– Я не понимаю, – беспомощно проговорила девушка, привстав.

– Это твое? – Корали кивнула на вестал.

– Да.

– Soe’lle, – сказала она и обвела пальцем символ на крышке. – Это твое, у тебя кожа белая, ты – Soe’lle-оlane.

Корали даже пришлось повторить фразу несколько раз, прежде чем до Милены наконец дошло. Она вспомнила, как Анжей говорил, что родился в городке Сойла, и если предположить, что там, в этом Сойле, все такие же белокожие, то ничего удивительного в том, что ее принимали за эту самую «сойл-олан». Вот вытащи ее сюда Солар в разгар лета, а не в конце осени, когда любой загар практически сходит на нет…

Корали снова повторила вопрос, и Милена объяснила, как смогла, что не имеет к Сойлу никакого отношения. Такой ответ озадачил женщину, и девушке почему-то показалось, что она ей не поверила.

Вернувшись на свою постель, Корали Фиа Волден задумалась. Она не очень много знала о Сойле, но все же достаточно, чтобы отличить светлокожую женщину Фагии от сойлийки, а Милена упорно это отрицала. Корали легла на спину и посмотрела в потолок. За те полтора года, что она провела здесь, он остался таким же угрюмо-бордовым, каким был в первый день заточения.

Четыре с половиной года назад, когда она занимала третье по значимости место в иерархии управления Леантара, приходясь двоюродной сестрой ныне покойному королю Горо Кересу Волдену дан Крилу и теткой малолетней принцессе Лии, отношения с Сойлом только начинали походить на «серую», шпионскую, войну. Началось все, конечно же, намного раньше, но только тогда Леантар и другие члены Союза Шести Корон ощутили нехватку квалифицированных учителей, врачей, архитекторов, торговля с Сойлом пошла на убыль, а потом и вовсе прекратилась. В одну из ночей в столице случилось несколько крупных пожаров. Огонь оказался весьма избирателен, накинувшись на школы, которые держали сойлийцы, и построенную ими же бесплатную больницу. Пострадали и частные дома. Так что на следующий день в Роккиате остались лишь самые отважные из белокожих, меньше десятка. Создавалось впечатление, что кто-то специально будоражил горожан, натравливая их на выходцев из Сойла. Город насквозь пропах ненавистью и страхом.

Сама Корали никогда и ни от кого не скрывала, что терпеть не может этого мрачного сойлийца, Мастера Иллюзий Сарка, которого ее младший брат Альд Карем Волден дан Глисса, назначенный лордом-протектором после смерти короля, непростительно близко подпустил к управлению королевством, отдав должность Второго советника. Но даже то, что, как подозревала Корали, именно по наущению Сарка слабовольный братец упрятал ее в тюрьму, не вызывало у Корали неприязни к Сойлу.

Тюремщики не слишком разговорчивы, когда дело касается политики, поэтому о том, что творится сейчас в королевстве, можно было только догадываться. Но Корали не могла себе представить, что отношения с Сойлом до сих пор настолько скверные, что эта девушка-сойлийка упрямо отказывается от принадлежности к великой вымирающей расе, одной из древнейших рас Тер. А что до языка, то кто знает этих сойлийцев, вдруг они между собой говорят на каком-нибудь своем языке.

На крайний случай оставалась еще теория множественности миров, доказанная теми же сойлийцами на практике.

Было еще одно темное пятно – имя, которое назвала девушка, но увидев изумление, тут же поправилась. Альдо – очень древний род. Они всегда были при дворе, хотя и не имели благородной крови. Корали слишком хорошо помнила притянутый за уши шумный процесс, на котором Альдо обвинили зачинщиками мятежа с целью смены власти на более лояльную Сойлу. Дан Крилл, уничтожил всех совершеннолетних мужчин рода Альдо, и тех, хоть косвенно был причастен к заговору. А та давняя история с красавицей Сирил, отказавшейся от выбранного ей Советом Мастеров Сойла мужа, которая до сих пор будоражит юные девичьи умы? Да мало ли, что еще? И если девчонка – Альдо, то не удивительно, что она здесь. Не так-то просто избавиться от клейма заговорщика… А она сама? Брат хорошо отблагодарил за честность.

Спустя несколько дней в камеру вошли двое охранников. Один из них набросил на плечи девушки ее плащ и, не особо церемонясь, вытолкал Милену в коридор. Она даже представить себе не могла, куда ее ведут, и далеко не самые утешительные мысли лезли в голову. За дни, проведенные взаперти страх притупился и пока прогнозы на будущее отдавали скорее черным юмором, чем тоской того же цвета.

Милена даже не успела как следует представить себе жизнь после смерти, когда охранники втолкнули ее в непонятного назначения комнату. Из обстановки в ней имелись всего несколько видавших виды стульев с драной обивкой и косой табурет, да в стенах по периметру, где-то на уровне бедра, красовались толстые железные кольца. На трех из них висели куски цепей разной длины. Девушку снова толкнули в спину, но не для того, чтобы задать направление, а так, для порядка и, вероятно, затем, чтобы Милена изобразила вежливость, поклонившись вошедшим.

Одного из явившихся девушка тут же узнала – это был тот самый грубиян, привезший ее в город на своей лошади.

Другой оказался пожилым мужчиной, о чем свидетельствовала седина в каштановых волосах. Держался он серьезно и степенно, и на его фоне бородач смотрелся надутым индюком.

– Это она? – спросил пожилой.

– Да, – ответил бородач.

Человек с сединой кивнул, быстро сказал что-то охранникам, стоящим у двери, и они, подхватив девушку под руки, выставили ее обратно в коридор.

«Это что, был приговор?» – подумала Милена, и ей почти захотелось обратно в камеру.

Через помещение, напоминающее зал суда, где ей надели на руки тяжелые кандалы, девушку вывели наружу. Было сумрачно, и в красном свете, пробивающемся через плотный слой облаков, было совсем не понять – это еще первая половина дня или уже вторая, хотя внутренние часы указывали на вторую. Высоченные стены Келлиат-Триад, так называла это место Корали, казалось, давили на плечи всей своей массой, заслоняя полмира. Милена едва успела глотнуть прохладного свежего воздуха и оглядеть пыльный тюремный двор, по которому с наглыми мордами слонялись две тощие почти собаки, как ее затолкали в закрытый экипаж, запряженный двойкой, который тут же выехал за ворота.

Так как окна были плотно занавешены, и разглядывать улицу было невозможно, девушка попыталась переключить внимание на своих конвоиров. Один рядом, двое напротив, но их лица рассмотреть не было никакой возможности, как Милена ни старалась. Отвлечься было больше нечем и девушка оказалась в полной власти мрачных мыслей и предчувствий, но теперь уже без всякого юмора.

Милена была уже сама не своя от переживаний, когда экипаж остановился. Ей надели на голову капюшон, и дверца открылась. Девушка зажмурилась от яркого света. Когда глаза привыкли, оказалось, что экипаж стоит на широком мощеном каменными плитами дворе того самого белого дворца. А яркий свет льется из множества светильников, похожих на тот, что был в камере, но богаче и изящнее, висящих на увитых какими-то растениями стенах по обе стороны от невысокого крыльца с изящными перильцами. Впрочем, вход был явно не парадный.

Грубый толчок в спину по направлению к ступенькам, ведущим к широкой двери – и Милена мгновенно потеряла интерес к окружающему. Оглянувшись и увидев своего давнишнего знакомого с бородой и его остроносого спутника, девушка поняла, что ничего хорошего ей не светит. Мужчина с сединой уже скрылся в дверях, и «рыцари» поспешили за ним, подталкивая Милену в ноющую между лопатками спину.