Текст книги "Дикая Охота (СИ)"

Автор книги: Mantidae Lizard

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Стойте, – вдруг прохрипел служитель (Индатрис на улице уже разрывала зубами нечестивцев, с явным удовольствием поглощая большие куски их плоти и разбрызгивая веером кровавые брызги). – Аббат... Он... Я, конечно, не вправе говорить такие вещи, Господи, прости меня, грешного... но я почему-то чувствую, что должен это сказать. Он сговорился с теми, кто стоит (служитель перешёл на шёпот) выше... он извращает мысли простых людей в их и в собственных интересах, вы понимаете, у него власть духовная, которой не противится никто... я не говорю уже о подношениях, он несметно богат... Господи прости...

– Прощаю, – сказал Охотник. – Тебе не в чем каяться. Сегодня ты сделал очень хорошее дело, и когда-нибудь ты это поймёшь. – Он обернулся к жене. – Слышала?

– А то, – ухмыльнулась она, проглотив последнюю ногу (лицо её было сплошь красным и блестящим). – Где он там живёт?

– А вот сейчас... повернёте налево... да вон тот большой дом...

– По коням! – заревел Охотник, и в один миг, словно их унесло ураганом, всадники метнулись – и пропали с глаз.

Служитель медленно осел на пол. В голове его метались разрозненные мысли, он ещё сам не мог толком осознать и осмыслить, что он натворил, сдав аббата этим кровожадным безумцам, похожим на демонов... Но внезапно ему стало хорошо и тепло, в голове прояснилось и стало высоко и чисто, словно под куполом храма. Он ещё успел подумать, что Охотник, вероятно, прав... прежде, чем нервное потрясение и усталость, а может быть, и необходимость поговорить с мягким, любящим светом-Богом в глубоком сне, сделали своё дело, и он заснул, даже ещё не коснувшись головой каменного пола часовни, который ощущался теперь столь же мягким, как лебяжья перина...

Аббата они застали в спальне. Увешанная иконами, задрапированная розово-сиреневым шёлком, она выглядела роскошно и нелепо, напоминая будуар какого-то особо утончённого извращенца. Впрочем, зрелище, которое они там увидели, невольно заставило охотников подумать, что они недалеки от истины.

Пыхтящий полуголый толстяк в одной шёлковой фиолетовой сорочке завис над робкого вида двенадцатилетним мальчиком. – "Раздевайся! А то Бог тебя покарает!" Мальчик, судя по его лицу, не совсем понимал, за какие такие проступки Бог его покарает, но медленно подчинялся, потому что явно побаивался кары небесной...

– А это ещё... – толстяк резко обернулся, явив миру свои маленькие свинячьи глазки и трясущийся тройной подбородок. – Боже правый!

(Мальчик, улучив момент, угрём скользнул под кровать и спрятался там, и теперь во все широко открытые от изумления глаза смотрел на разворачивающееся пред ним действо).

Толстяк осенил гостей крестным знамением и попятился. В глазах его застыл ужас. Крестное знамение не возымело никакого действия на непрошенных гостей, лишь мать нехорошо усмехнулась краем рта.

– Аббат Сецилий Планиус Третий, всё верно? – спросил Охотник голосом, в котором явно слышался лёд и презрение.

– Д-да... то есть, я... Кто вы такие вообще? – аббат, наконец, взял себя в руки.

– Мы – кара небесная, паршивая ты скотина, – столь же ледяным голосом произнесла Индатрис.

– Я не... то есть... – аббат боязливо обернулся на мальчика, с которым его застукали в такой неудобный момент, но того уже не было на кровати. – Позвольте... я всё объясню...

Однако, его уже не слушали – Индатрис повернулась к мужу.

– Ну что, кто его? – она облизнулась, явно готовая к тому, чтобы сделать аббата своей жертвой.

– Давай ты, – взглянув на её трепещущий красный язык, с которого каплями падала хрустально-прозрачная слюна, сказал муж. – Меня воротит от одной мысли, что я испачкаю свой меч в крови этого грязного животного.

Она была абсолютно не против – благодаря врождённым особенностям своей сущности, она могла трансформировать в чистую энергию даже самую чудовищную грязь. Она бесшумно приблизилась и встала перед потерявшим уже от страха всякую форму трясущимся аббатом, а потом вдруг, раскрыв пасть на ширину, равную чуть ли не половине высоты её тела, буквально всосала жирное, оплывшее тело в себя, проглотив его мгновенно и без остатка.

С секунду постояла на месте с прикрытыми глазами, прислушиваясь к внутренним ощущениям – явно приятным...

– Что ж, вылазь, – она вновь открыла глаза, и голос её стал мягким. – Да не бойся ты. Мы не причиним тебе вреда.

Мальчик осторожно выглянул из под кровати. Увидев мягкую, ободряющую улыбку, поверить в существование которой на лице той, что только что являла собой здесь, в этой комнате, единый беспросветный ужас, было почти невозможно (она предусмотрительно стёрла усилием мысли со своего лица кровь), мальчик немного осмелел... и вскоре уже стоял перед охотниками, что, обступив его полукругом, с такими же мягкими улыбками глядели на него сверху вниз.

– Запомни, сынок, – сказала Индатрис, кладя ладони на плечи мальчика. – Ты должен быть сильным. Никогда не позволяй таким негодяям, как этот, диктовать тебе свою волю и делать с тобой разные гнусности. Даже если он прикрывается именем Бога, который за вещи, подобные тем, что он хотел сделать с тобой, не прощает и жестоко карает. Слушай свою суть, своё сердце. Верь мне. Я – Мать...

Мальчик пытливо взглянул на неё.

– Вы – боги? – несмело спросил он.

– Вроде того, – улыбнулась она. – Сегодня мы охотимся на плохих людей. Хочешь с нами?

Мальчик сдвинул брови, взгляд его обрёл твёрдость.

– Хочу, – сказал он. – Хочу отомстить им за то, что они меня всю жизнь обманывали. Я больше не хочу знать того Бога, именем которого меня заставляли делать всякое... – он вздрогнул. – Я хочу быть с вами. Теперь мои боги – вы...

– Тот Бог – это я, – мягко заговорил Охотник. – Не стоит перекладывать вину на божество, чьим именем пользовались люди в своих грязных целях, против которых я был всегда. Ты знал одну, благую мою сторону, теперь ты видишь другую, гневную – ту форму, в которой я прихожу на землю, когда люди здесь становятся уже неисправимы.

– И я тоже, – плавно перехватила его речь жена. – Я – женская его часть. Он – Слово, я – Бездна. Он – Стержень, я – Сила. Ты уже видел моё изображение на своих иконах... Вспомни.

У мальчика всё закружилось перед глазами... и, наконец, из хаоса красок и образов выплыл женский лик в золотой раме, дышащий спокойствием, держащий на руках дитя...

– Мама? – он несмело поднял голову.

– Я. – Она улыбнулась. – Конь тебе будет, пожалуй, великоват, потому я дарю тебе этого пони... – она протянула руку, и рядом с мальчиком возник лохматый пони чёрной масти. – И этот меч, – она протянула мальчику короткий лёгкий меч, больше похожий на длинный кинжал и как раз подходящий к его детской руке. – Пользуйся им умело и справедливо. Отец, даруй ему зрение.

Охотник шагнул вперёд и положил руку мальчику на голову. У того вновь всё закружилось пред глазами... но, наконец, всё успокоилось и встало; тёплая суховатая рука убралась с головы, и мальчик понял, что видит теперь слегка по-иному – более глубоко и объёмно; а, главное, он может видеть суть, сердцевину людей, словно бы всем телом чуять и ощущать её, даже за много километров...

– По коням! – раздался клич. Одна из девушек-охотниц помогла мальчику взобраться на пони, и юный наездник сразу же инстинктивно понял, как с ним управляться даже на той бешеной скорости, что взяли охотники. Да и пони был очень умён, пожалуй, слишком умён для простого пони... Вихрем метнулись они – и растворились в ночной тьме, вновь в один момент наполнившейся неудержимым воем и истошными криками...

Это здание выделялось особо роскошными размерами и отделкой, чем-то даже напоминая королевский дворец. Оно было окружено высокой стеной, и очень хорошо охранялось... до того, как уже вполне внушительная толпа всадников, очистив город, подобралась, наконец, к нему.

Не останавливаясь и не говоря ни слова, они вломились прямо через ворота и двор во внутренние помещения, и вновь раздались предсмертные крики – всадники не щадили никого... Промчавшись по залам и этажам и зачистив всё, они остановились – больше убивать было некого...

– Стой, – вдруг вполголоса сказал Охотник жене. – Я чувствую...

И точно – теперь почувствовала и она. Там, в подвалах, укрылись ещё несколько...

Переглянувшись, не нуждаясь в словах, они устремились вниз. Вход нашёлся неожиданно легко – маленькая дверца в чьих-то роскошных спальных покоях, теперь перевёрнутых и обильно залитых кровью. Вскоре их глазам открылись мрачные катакомбы – здесь явно кого-то пытали, и уже не одно столетие.

Навстречу им развернулось трое – мрачного, высокомерного вида, один из них – со внушительными, заляпанными бурыми и алыми пятнами, клещами в руках. Тут только охотники узрели полурастерзанное тело, распятое на дыбе. Но не это поразило охотников, привыкших к виду и запаху крови – а лицо того, кто стоял в центре, лицо, до боли, до мельчайшей чёрточки знакомое обоим родителям ворвавшейся в подвал дикой орды.

– Ты, – выдохнули оба, еле сдерживая злобу, рвущуюся сквозь зубы, чтобы не убить его раньше времени.

Охотник приблизился и одним милосердным ударом меча оборвал мучения висящего на дыбе человека – того уже вряд ли можно было спасти. Индатрис же, двигаясь как робот в застлавшем ей глаза кровавом тумане, вцепилась окостеневшими руками, сейчас больше похожими на когтистые лапы орла, в плечи убийцы своих родителей – и родителей своего мужа. Двое её дочерей помогли привязать его к дыбе, пока другие охотники разделывались (медленно и со вкусом) с двумя остальными.

– Узнал нас? – прошипела она, глядя убийце в глаза.

– Позвольте... да не ты ли... это ты убила моего сына! – вдруг выдохнул он ей в лицо. – Я был там, я видел...

– Тебе ли об этом рассуждать, – презрительно фыркнула она, покосившись на освобождённые теперь от пут, валяющиеся на полу кровавые останки. – Твой сын поплатился за дело, ты же виновен не только предо мной, и сейчас ты отправишься вслед за ним.

Она обернулась к мужу.

– Не желаешь начать?

– Пожалуй, – отозвался тот и крутанул ворот. Затрещали сломанные суставы; убийца тяжко застонал сквозь зубы, не желая терять лица, но уже не в силах это сделать. Не обращая на это абсолютно никакого внимания, Охотник ещё немного увеличил напряжение и закрепил ворот в устойчивом положении.

– Твоя очередь, – улыбнулся он жене.

– Как же я давно об этом мечтала, – пробормотала та, уже впиваясь зубами в мясо на груди своей жертвы.

Кто знает, сколько это продолжалось – подвал словно застыл в тягостном безвременье, нарушаемом лишь довольным урчанием Матери Мира, порой переходящим в звериное рычание. Она постаралась максимально растянуть процесс, дабы ещё при жизни вернуть негодяю всё, что он заслужил (то, что его душа ещё будет отрабатывать своё внутри неё, она нисколько не сомневалась, но ей хотелось самой насладиться процессом и подольше видеть эти глаза, уже обезумевшие и затянутые пеленой боли и приближающегося небытия). И, наконец, когда кровавые клоки мяса, кое-где пронзённые белыми осколками костей, перестали подавать признаки жизни; когда самая душа жертвы провалилась внутрь бездонной глотки Индатрис; когда она доела последний кусок, не желая оставлять ничего, она обернулась ко всем, довольно сощурив глаза и облизываясь, и ни у кого не возникло даже тени сомнения, что Великое Дело свершено; что сама Вселенная благоволит тем, кто выехал из леса или дома сегодня, в эту беспокойную ночь, чтобы покарать тех, кто все эти годы мучил и убивал ни в чём не повинных людей...

– Я думаю, здесь ещё остались пленники, – ясный голос Охотника вывел из оцепенения людей и богов, в восхищении воззрившихся на пылающий чудовищной силой и чёрным пламенем образ Индатрис, словно бы увеличившийся в размерах в полтора раза.

– Да, – она повернулась к нему, и все сразу стали возбуждённо переговариваться, словно проснувшись от глубокого сна и выйдя на белый свет, свет свободы. – Идёмте, поищем.

Вскоре они набрели на огромное помещение темницы, разделённое массивными ржавыми решётками, между которыми оставался узенький коридор. Там сидели люди – оборванные, голодные, измождённые; лишь несколько из них оказались действительно преступниками, заслуживающими наказания, остальные были чисты. Не говоря ни слова, Охотник схватился рукой за прутья ближайшей решётчатой двери – и та отлетела в сторону, вырванная с корнем, безнадёжно искорёжив прилегающую решётку. Жена и дети последовали примеру Охотника (у присоединившихся к Охоте людей не хватало для этого физической силы) – и вскоре пленники были освобождены, со слезами на глазах благодаря своих спасителей (и даже не обратив внимания на тех нескольких преступников, которых Мать увела в тёмный угол, вернувшись уже без них). Все вместе, они вышли на белый свет; бывшие пленники разбрелись кто куда, дивясь неслыханным разрушениям на улицах города. Тогда Охотник, Индатрис и десятеро их детей встали пред теми, кто всё это время сопровождал их и помогал им.

– Вот и конец нашей Охоте, – медленно начал отец. – Светает... – он глянул на восток, где небо из сереющего уже превратилось в бледное, почти белое. – Сейчас те из вас, кто хочет продолжать мирную жизнь в городе и, может быть, возрождать его к лучшему, могут идти. Но наша миссия ещё не закончена. На Земле ещё много городов, где творится несправедливость и преступления, по сравнению с которыми преступления убитых нами людей покажутся лишь невинными забавами.

– И поэтому мы спрашиваем вас, – вперёд выступила мать, – кто из вас готов остаться с нами и продолжать дальше? Сразу предупреждаю, дело непростое и требует большой духовной отдачи. Но платой нам будет то, что, возможно, когда-нибудь человечество изменится к лучшему. Ну и, конечно, – она широко ухмыльнулась, – радость Охоты.

Люди переглянулись. Наконец, один из них, рыцарь с пепельными волосами до плеч и узким суровым лицом со шрамом, явно закалённый в боях, сделал шаг вперёд.

– Я готов, – сказал он.

– Я тоже! – выскочил сбоку мальчик – тот самый, которого они отбили у аббата.

– И я, – измождённого, но решительного вида девушка выступила с другой стороны. (Охотники помнили её – она была служанкой в прачечной, где её дородная, щекастая хозяйка явно не щадила её: теперь у девушки были очень красные руки, но все были уверены, что, немного пожив в лесу, она вновь обретёт былую красоту).

– И я. – Вскоре где-то четверть людей отделилась от толпы и выступила вперёд. Остальные с несколько смущённым видом стали растекаться.

– Прощайте, – с улыбкой крикнула им вслед Индатрис. – Мы не держим на вас зла. У каждого свой путь...

– Что ж, – сказал Охотник. – Сейчас мы двинемся в лес, где передохнём, полежим на травке, напьёмся чистой родниковой воды, послушаем пение птиц... А когда все будут готовы, мы вновь двинемся в путь – вперёд, только вперёд...

– Вперёд! – подхватили его клич остальные боги, а вслед за ними и люди, вскакивая на быстроногих коней и растворяясь в золотистом рассветном сиянии.

– Вперёд и ввысь!..