Текст книги "Дни минувшие (Исторические очерки)"
Автор книги: Манаф Сулейманов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Построили также одноэтажные и двухэтажные деревянные коттеджи с каменным фундаментом. Нижние этажи самого большого здания отвели под контору, на верхних разместились клуб, комнаты отдыха, библиотека. В коттеджах жила администрация "Товарищества братьев Нобель", которая в основном состояла из шведских инженеров и служащих. Из Петербурга выписали скульптуры, бюсты для сада, произведения живописи, множество книг для библиотеки. Комнаты украсили дорогими коврами, изготовленными руками азербайджанских и персидских мастеров.
Нобели привлекали к работе в компании известных инженеров, талантливых экономистов, ученых-химиков, технологов. Правда, и платили им высокую зарплату. На русских и мусульман смотрели свысока. Их брали на низкооплачиваемую, грязную работу. Братья Нобели выкачивали из Баку сотни миллионов рублей, однако за все время существования бакинской фирмы не построили в городе сколько-нибудь заметного здания.
Земли, где предполагалось наличие нефти, они немедленно брали в аренду, – будь то участки на Куринской или Прикаспийской низменности, на Кобыстанских пастбищах или в акватории Каспия, – часть держали про запас, а на остальных бурили скважины, вели поисково-разведывательные работы.
В начале века внимание миллионеров и владельцев рыбных промыслов привлекают Апшеронские острова. Братья Нобель, не теряя времени, берут в аренду остров Святой ("Пираллахы"), а в 1904-м году находят здесь богатое нефтяное месторождение и приступают к его эксплуатации. За короткий срок маленький рыбацкий поселок превращается в промышленный городок.
На острове Святом еще с древних времен из небольших ям, отрытых вручную колодцев, ведрами и бурдюками вычерпывали нефть. Здесь находилось святилище огнепоклонников – Атешгях и Пир – почитаемое верующими святое место. Поэтому остров и назвали "Пираллахы". Из многих городов и окрестных деревень приезжали сюда на поклонение. Впоследствии народ метко окрестил остров "Нобелевским Сахалином".
Бакинские заводы были не в состоянии переработать всю нефть, добываемую на промыслах. А хранить ее было негде. Поэтому, после производства керосина, все нефтяные остатки сбрасывались в море. Известный русский ученый-химик Д. И. Менделеев, побывав в Баку, пришел в ужас от этого варварства, заметив, что в результате подобного расточительства местные нефтепромышленники ежедневно теряют миллионы рублей прибыли. Он даже составил по этому поводу записку-протест в правительственные органы.
Нобели же были здесь предусмотрительнее других: после получения керосина, они собирали остальное топливо в большие, круглые резервуары. Затем брали в аренду заводы в Черном и Белом городе, очищая и перерабатывая нефтяные остатки.
Как мы уже говорили, в отдельные периоды, особенно стоило забить мощному фонтану, цены на нефть падали, начинались финансовые трудности, и тогда мелкие нефтепромышленники бывали вынуждены продавать землю. Нобели в таких случаях протягивали руку "милосердия", покупали промысел за бесценок, "вызволяя" коллег из беды.
До конца 70-х годов нефть продолжали перевозить в бочках и бурдюках на арбах; это был весьма первобытный и дорогостоящий способ. Поэтому Нобели первые (в 1878-м году) принялись строить нефтепровод из Балаханов до Черного города. Нефтепровод удешевлял доставку нефти с промысла на заводы в 7 раз.
...Вдоль дороги от города до Балаханов тянулись арбы, груженные трубами, привезенными из Америки; группы рабочих подпирали повозки плечами, становясь им "опорой" на подъемах и спусках; тысячи землекопов рыли траншеи, возводили кирпичные стены нефтепроводных станций. Подрядчики, исполнители работ верхом на лошадях наблюдают за работой, подгоняют аробщиков, землекопов, часто пускают в год ругань и нагайку.
Прокладка первого нефтепровода вызвала в городе сильный переполох. Более 5 тысяч аробщиков, перевозящих нефть, тысячи бондарей, туллугчу* организовывали стачки, прекратили работу, требуя остановки строительных работ и разрушения начатого трубопровода... Ночами вредители совершали набеги на готовые участки нефтепровода, разрушали насосные станции... Пришлось вмешаться полиции: стачечников разгоняли отряды конных казаков, многих посадили за решетку. А нефтепровод днем и ночью охраняли усиленные наряды городовых и казаков. По примеру Нобеля, за прокладку нефтепроводов взялись и другие фирмы, так что через пять-семь лет от промыслов к заводам и пристаням нефть подавалась насосами. Кроме того, построили Баку-Балаханскую железную дорогу, что также существенно облегчило и удешевило перевозку. На судах нефть доставлялась в Россию, Иран, Туркестан, Батум, Ростов в вагонах-цистернах. В конце века Нобели построили целый нефтеналивной флот. Людвиг Нобель хвастался, что стал первым перевозить нефть наливным способом и тем оказал неоценимую услугу русской нефтяной промышленности.
______________ * 'Туллугчу – мастер, изготовляющий бурдюки.
Как бы там ни было, скорость перевозки нефти в самом деле значительно возросла. Один танкер, вмещавший 3 тыс. тонн нефти, заменил 9.000 бочек.
Нобели не жалели денег на совершенствование техники, транспортных средств, понимая, что это – самый верный путь к богатству и большим барышам. Проектные работы, результаты исследований на опытных заводах, в мастерских и конструкторских бюро держались в строгом секрете.
Первое время купцы в приволжских городах всячески мешали Нобелям строить причалы, сооружать резервуары и открывать конторы. Предприимчивые шведы сумели и их привлечь на свою сторону, сделав пайщиками компании.
С изобретением газовых ламп и фонарей потребности в керосине неизмеримо возросли. Тут уже золото потекло в карманы Нобелям и членам их товарищества рекой. На мелководье Нобели пользовались небольшими речными кораблями и баркасами. В городах и поселках, на станциях и пристанях можно было прочитать оригинальные лозунги: "Наш век – это век керосина", "Керосин придет человеку на помощь в самые сильные морозы и холода", "Керосин – это свет во тьме...".
Когда Нобели стали использовать мазут в качестве топлива, цены на дрова, уголь, торф упали в несколько раз.
Следует заметить, что Нобели владели промыслами не только в Баку. По всему Северному Кавказу – в Грозном, Майкопе – добывали они "черное золото". В 1909-м году нефтяные промысла в Майкопе напоминали разбуженный улей. Сюда съехались предприниматели и капиталисты буквально со всего мира. Они не жалели миллионов, чтобы завладеть кавказской нефтью. Нобели поспели и здесь. Их аппетиты были поистине безграничными. Фирма приобрела в аренду огромные участки земли от Казани до Гурьева и "сидела" на них, как "собака на сене", сохраняя про запас.
В преддверии первой мировой войны Нобели построили в Грозном завод по производству толуола, взрывчатого вещества, вырабатываемого из нефтепродуктов. Значительная часть русского морского флота принадлежала товариществу. Монополизировав рынки сбыта в России, Нобели принялись экспортировать нефть и нефтепродукты в Европу, Индию, Китай, Иран и другие страны.
Как ни странно, братья Нобели прослыли в народе либералами, которые, дескать, "заботятся" о трудящемся люде и создают для него "хорошие" условия. Они в самом деле объявили на промыслах и заводах десятичасовой рабочий день, хотя на самом деле этот день порой растягивался до одиннадцати, а то и до двенадцати часов; немного облегчили бытовые условия для рабочих. Например, выделили специальные комнаты для рабочих-мусульман, где бы они могли делать намаз, свершать религиозные обряды, открыли несколько аптек и лечебниц, давали ссуду на строительство дома.
Надо отметить и то обстоятельство, что Нобели нисколько не считались с местными властями и управлениями. Когда специальный представитель горного ученого комитета в Баку Дмитрий Васильевич Голубятников занял -ся работой по изучению геологических особенностей Апшеронского полуострова и составлению структурных карт геологических и подземных слоев, все владельцы промыслов представили ему нужные материалы, документы и информацию. Все, кроме Нобелей, которые и близко не подпустили русского инженера к своей конторе. Пришлось Голу-бятникову бурить на Биби-Эйбате специальную скважину, чтобы сделать необходимые научные прогнозы.
Основной резиденцией братьев Нобель был дворец, построенный в Петербурге. На первом этаже помещалась контора, в верхних этажах жили хозяева. Окна дворца выходили на церковь, сооруженную на том месте, где народовольцы убили царя Александра II.
Капитал фирмы рос день ото дня, и в одной из бесед Людвиг Нобель с гордостью заметил, что истинными королями и правителями эпохи являются нефтепромышленники и заводчики. Правда, после революции 1905-го года спеси у шведских капиталистов несколько поубавилось. Вести из Баку приходили одна тревожнее другой. Один из Нобелей как-то пожаловался: "Мы, мол, не русские, не турки, и чего этим рабочим от нас надо! Не проходит и дня, чтобы они не устраивали на промыслах стачки, не портили машины и оборудование. Наше сердце – в Баку. Если с нашими бакинскими промыслами и заводами что-нибудь случится, мы этого не переживем".
Людвиг Нобель скончался в 1888-м году. С этого года и до 1917-го российские предприятия семьи Нобель возглавлял сын Людвига – Эммануэль. В 1918-м году он переехал в Швецию.
МУРТУЗ МУХТАРОВ также разбогател за счет нефти. Его фирма производила бурильные, ремонтные, транспортные работы. Он владел самым современным для того времени оборудованием, приборами, двигателями. В его хозяйстве насчитывалось до сотни тяжеловозов, арб, фургонов для перевозки нефти. Однако он мечтал стать нефтепромышленником, поэтому, разбогатев, приобрел землю в Агджагабуле (ныне Али-Байрамлах) и принялся бурить скважины. Первая мировая война помешала осуществлению его планов. Муртуз Мухтаров был способным изобретателем-самоучкой. Бурильный инструмент, который он изобрел, был известен во всем мире под именем "Мухтаров". Он экспортировался во многие страны.
В молодости Мухтаров работал аробщи-ком, – возил на повозках нефть с промыслов. Говорили, что у какой-то из его лошадей – она была белой масти оказалась "легкая" нога, и он начал постепенно наживать деньги. Белая лошадь, до конца своих дней жила в холе и неге, ела кишмиш, жареный горох. И в арбу ее больше никто не запрягал.
Родился Мухтаров в селении Амираджаны – в роду у него все были батраки да аробщики. До прокладки железной дороги Муртуз и его родственники занимались извозом: осенью, зимой возили на арбах грузы из Баку в Тифлис. В 1870-м году, продав арбу, Муртуз устраивается рабочим на промысле в окрестностях селений Балаханы – Забрат. Некоторое время работал черпальщиком, вы-черпызал вручную нефть из мелких колодцев. Сильный был человек, выносливый, смелости необычайной.
Интересно, что в Баку, как и в Америке, первые миллионеры, разбогатевшие на нефти, были выходцами из самых низших социальных слоев. В лучшем случае они работали на промыслах рабочими, помощниками мастера или мастерами. Такой же путь – от чернорабочего до мастера, а затем и владельца собственной фирмы – прошел Муртуз Мухтаров. Скважины уже перешли на механический способ бурения, а он все месил ногами грязь на дороге от Забрата до Амираджан вместе с младшим братом Бала Ахмедом, выполняя на промысле самую тяжелую и грязную работу.
Способного, трудолюбивого молодого человека заметил владелец промысла Мартов. Он подпускает его к "сердцу" скважины – приборам, машинам, инструментам. Вскоре Мухтаров становится мастером, в его ведение отдаются механические мастерские на промысле. (Через несколько лет хозяин продал ему свою мастерскую бурильного оборудования в Забрате). В те времена скважины на бакинских нефтепромыслах бурили канадскими станками; большая часть этих станков была изготовлена из дерева, в результате чего буровой инструмент, особенно при проходке на глубине, часто выходил из строя. Муртуз произвел в полумеханизированном станке "Молот" кое-какие усовершенствования. Станок стал значительно долговечнее, а Мухтарова стали наперебой приглашать на промысла владельцы – как незаменимого мастера по ремонту и устранению неполадок на скважинах.
Известный азербайджанский нефтяник, уста Пирн Гулиев рассказывал, что Ага Муртуз ехал как-то на фаэтоне к себе на дачу мимо промысла. Прислушавшись, окликнул мастера скважины, что бурили неподалеку, и говорит ему: останови бурение, каждую минуту может произойти авария. "Почему!" удивился мастер. "Потому что бурильные трубы вертятся впустую, дурья башка", – рассердился Мухтаров. Остановили проходку, подняли инструмент и убедились в правоте Муртуза.
По шуму машин, мелодии труб, грохоту инструментов он догадывался о том, что происходит в подземных слоях. Это, конечно, свидетельствовало о высоком профессионализме Мухтарова. К тому же, он не остался самоучкой. Нанял за плату инженеров, которые учили его всему, что знали сами. Научился он и чертежи чертить, и схемы составлять. В сложнейших приборах, станках, оборудовании разбирался не хуже иных дипломированных специалистов.
В 1890-м году он уже открыл частную бурильную контору, которую расширял год от года. Так, например, он взял подряд и успешно пробурил скважину глубиной в 1100 метров. В то время пробурить глубокую скважину в рыхлых, мягких горных породах вообще считалось чудом. В 1895-м году он создает модернизированный станок ударного штангового способа бурения, на который получает государственный патент. Это изобретение он назвал "бакинской бурильной системой". Станок Мухтарова был значительно совершеннее всех, известных ранее. Имелся у него и ряд других изобретений. В конце XIX века Мухтаров вводит в строй целый завод бурильного оборудования в Биби-Эйбате. Это было первое в России промышленное предприятие по производству нефтяного оборудования. Невдалеке от завода он выстроил трехэтажное здание для рабочих и служащих. Это привлекло к нему лучшую рабочую силу и принесло дополнительные прибыли.
Станки, оборудование, выпускаемые на заводе Мухтарова, продавались на российском рынке, экспортировались за границу. Он и сам часто закупал машины и инструменты за рубежом, особенно в Америке. Даже после революции шли контейнеры с оборудованием на имя Муртуза Мухтарова.
Контора Мухтарова заключала договора с нефтепромышленниками всего Северного Кавказа, с владельцами промыслов Майкопа и Грозного. Он имел многосторонние связи со многими заводами, предприятиями, конструкторскими бюро. Часто сам выезжал на Северный Кавказ, ездил по городам России, отправлялся для заключения деловых контрактов за границу. Не сиделось ему на одном месте.
Однажды, во время остановки поезда в Беслане, прогуливаясь по перрону, Мухтаров увидел любопытную картину. Два лейтенанта в черкеске расстелили на земле ковер, развернули джанамаз*. Благообразного вида генерал, тоже в черкеске, стал делать намаз. Муртуз Мухтаров осведомился у служащих станции, кто этот генерал, и узнал, что перед ним мирно свершает намаз не кто иной, как прославленный генерал из Владикавказа Туганов. Они познакомились, понравились друг Другу. Генерал пригласил состоятельного бакинца посетить его дом во Владикавказе. Там Муртуз и познакомился со своей будущей женой средней дочерью генерала, Лизой.
______________ * Джанамаз-специальная молитвенная ткань в форме четырехугольника, расшитая и предназначенная для свершения намаза.
Сватовство и свадьба прошли очень пышно, торжественно. На обручение тридцать джигитов в белых черкесках, с кинжалами и саблями на боку, в белых бухарских папахах внесли в дом невесты тридцать роскошных хонча* . Свадьбу гуляли семь дней и ночей. А увозили невесту на фаэтоне, разукрашенном серебром, опять же в сопровождении почетного эскорта всадников на белых скакунах и в сказочно-белых нарядах.
______________ * Поднос со сладостями, фруктами, подарками, золотом и драгоценными украшениями, который вносят в дом невесты во время обручения или свадьбы.
Проезжая станцию, где он познакомился с генералом Тугановым, Мухтаров велел хозяину пристанционного ресторана кормить всех желающих в этот день за его счет. А во Владикавказе Ага Муртуз выстроил величественную мечеть с двумя минаретами и двумя балконами.
Прослышали об этом старики Амира-джаи, родного селения Мухтарова, и пришли к нему делегацией: "Спасибо тебе, Ага Муртуз, что выстроил школу для ребятишек. Теперь бы не грех и о нас, аксакалах, подумать, мечеть построить. Это и аллаху будет угодно, и нам приятно. А мы за упокой души твоих усопших родителей будем возносить молитвы. Да и память о тебе в селе останется. "Слушаюсь", – сказал Ага Муртуз, поднеся руку к глазам. И сдержал обещание: отстроил в Амираджанах мечеть не хуже владикавказской.
Отправился он с молодой женой в турне по Европе. Архитектура Венеции очаровала Мухтарова. И вернувшись, всего за один год (1911-1912) построил он в Баку дворец в венецианском стиле. Архитектурное решение дворца подтвердило незаурядный талант зодчего И. Плошко, автора прекрасного здания "Исмаилийе". Дворец задуман и выполнен в духе "французской готики", каждая его колонна, окно, дверь, каждый элемент архитектурной композиции представляют собой подлинное произведение искусства. В первые послереволюционные годы здесь помещался Клуб освобожденной тюрчанки, а затем Дворец бракосочетания.
Однажды, будучи проездом в Беслане, Мухтаров сидел в пристанционном ресторане и обедал в ожидании поезда. Внезапно поднялся переполох. "Залим-хан едет..."*, "Конница Залим-хана напала на станцию..."
______________ * Залим-хан – боролся против колонизаторской политики царизма на Северном Кавказе.
Собеседник Ага Муртуза побледнел от страха: "Ага, у меня и карета наготове, и лошади в упряжке, поедем от греха подальше!"
Мухтаров и бровью не повел: "Никуда я не поеду. И тебе не советую".
Вскоре станция опустела, а на привокзальную площадь въехал отряд вооруженных всадников. Внимание грозного предводителя привлекли два человека интеллигентной наружности, сидевшие в пустом ресторане за столиком и о чем-то беззаботно беседовавшие. Он посылает гонца, мол, приведи-ка их ко мне. Нефтяной магнат отказывается идти на поклон к Залим-хану. Члены отряда просят у Залим-хана разрешения пристрелить их обоих. Цыкнув на них, Залим-хан сам идет к столику Мухтарова. Ага Муртуз придвигает к нему стул: "Садись, будешь моим гостем!" Слова незнакомца приходятся Залим-хану по душе. Сел он, разговорился. Распрощались они друзьями. А затем посылали друг другу подарки. Залим-хан, например, прислал Муртузу Мухтарову серебряный кинжал и башлык с золотыми кистями в знак признания его мужества и отчаянной смелости.
После того, как царь казнил Залим-хана, Мухтаров перевез его сына и дочь в Баку, содержал их как родных детей, а затем отправил обоих за свой счет учиться в Петербург. Юноша стал агрономом, а девушка врачом.
Где-то в середине 1913-го года по всему Баку были расклеены афиши, извещавшие о том, что в театре Гаджи Зейналабдина Тагиева состоится концерт Кати (Фатьмы-ханум) Мухтаровой. На афише была изображена очаровательная девушка, пляшущая под звуки шарманки.
О предстоящем концерте поместили информацию все бакинские газеты. Например, одна из газет извещала: "В среду, 26-го числа, в театре Гаджи Зейналабдина Тагиева будет дан концерт вокальной музыки с участием известной певицы-шарманщицы Кати Мухтаровой".
Биография и жизненный путь Кати Мухтаровой довольно необычны. Девочкой она бродила по Саратову с шарманкой и пела незатейливые песни, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Услышал как-то Катю профессор Саратовской императорской консерватории и поразился чистоте ее голоса. Пригласил ее в консерваторию и попросил спеть в присутствии преподавателей, пианистов, певцов. Все были очарованы голосом девушки.
Ей предлагают поступить в консерваторию на отделение вокала, что Катя и делает. Однако семья девушки не в состоянии была платить за обучение. Поэтому в летние месяцы Катя отправляется в "турне" по городам России, исполняя песни и классические русские романсы в сопровождении любимой шарманки. В один прекрасный день Катю встречают миллионер Муртуз Мухтаров со своей женой Лизой-ханум. Они удочеряют Катю, дают ей новое имя – Фатьма. Катя-фатьма успешно оканчивает консерваторию. А в годы Советской власти Фатьма Мухтарова стала прославленным мастером азербайджанской оперной сцены.
Человек широкой натуры, редкой смелости и гордости, Муртуз Мухтаров в то же время был личностью деловой и предприимчивой. Пришли к нему как-то трое молодых людей – собирали пожертвования в пользу бедных студентов-азербайджанцев. Нефтяной магнат говорит: знаете что, дорогие мои, я никогда в жизни не тратил денег впустую. А научу-ка я вас вот чему. Дайте мне вексель, возьмите деньги в долг и откройте в городе мануфактурную лавку. Сами торгуйте, сами управляйте. Я такую студенческую лавку в Петербурге видел. Они получают неплохую прибыль. Я пошлю письма мануфактурщикам Москвы и Питера, чтобы продавали вам ткани подешевле и в кредит. А когда подзаработаете, отдадите.
Студентов не прельстило предложение Мухтарова, и они ушли с пустыми руками.
...Известным в Баку и далеко за его пределами нефтепромышленником был также ШАМСИ АСАДУЛЛАЕВ. Подобно Муртузу Мухтарову, он родился в Амираджанах и происходил из рода батраков и аробщиков. Отец, братья и он сам подряжались на уборку пшеницы и ячменя, которые сеяли в Сураханах, затем перевозили урожай с поля на мельницу, или же отправлялись с грузами из Баку в Тифлис и обратно.
Благодаря разразившемуся в Баку нефтяному буму, Шамси становится миллионером. Закладывает промысла, создает свой нефтеналивной флот. Строит для семьи величественный особняк. Бывший дом миллионера Асадуллаева основным фасадом выходит на улицу Гоголя, два других фасада смотрят на улицу Толстого и Ази Асланова. Были у него в городе и другие здания.
Каспий и Волгу бороздили морские и речные суда, перевозящие нефть и принадлежащие Шамси Асадуллаеву. В народе его прозвали "гроза Нобелей". Действительно, где бы ни открывали свои конторы и отделения братья Нобель в России, Туркестане, Иране, даже в Финляндии,– рядом с ними немедленно появлялась контора Шамси Асадуллаева, который продавал нефть значительно дешевле и тем самым переманивал клиентов шведской фирмы.
В конце октября, когда навигация на Волге прекращалась, цены на нефть в Баку сильно падали. Этим пользовались крупные нефтепромышленники, в частности, Шамси, скупая у мелких владельцев нефть за копейки и наполняя цистерны и резервуары. Весной они отправляли нефть клиентам и продавали ее в несколько раз дороже. Так наживались огромные состояния.
В Баку у Шамси была жена-мусульманка. Он имел от нее двух сыновей и двух дочерей. В Москве он содержал вторую семью. Отец его русской жены Марии Павловны – был сенатором и человеком, приближенным к царской фамилии. С помощью тестя-сенатора и "черного золота в Баку все двери Москвы и Петербурга распахнулись перед вчерашним батраком настежь. Вскоре он построил на берегах Невы, неподалеку от Зимнего дворца, красивый особняк. Да и в Москве отгрохал для Марии дом с бассейном и оранжереей. Каждый год они отправлялись с женой в путешествие по городам Европы, подолгу жили на знаменитых курортах.
Зиму Шамси, как правило, проводил в Москве или Петербурге, заключал сделки с купцами, а к Новруз-байраму возвращался на родину, чтобы самолично проследить за отправкой нефти клиентам. Он приезжал в свое имение в Мардакянах и все дни проводил в кутежах и веселье, закатывал пиры закадычным друзьям, рассказывая им байки и анекдоты из жизни великосветского Петербурга. Часто устраивал званые обеды в своем бакинском доме. Тогда на центральном куполе взвивался штандарт, оповещая округу о том, что миллионер Асадуллаев просит пожаловать к себе друзей и родных на меджлис.
Старый буровой мастер, ветеран труда Мовсум-киши как-то рассказывал: "Была середина весны. Прошел Новруз-байрам. Я работал в саду своего родственника, Муртуза Мухтарова. Поливал цветы, взрыхлял землю лопатой, кормил птиц, в развешенных по саду в клетках и певших на сотню голосов. Рядом, в небольшом открытом загоне, резвились джейраны и маралы. Казалось, все – и цветы, и птицы, и звери – приветствуют весну. Ко мне подошел нукер и сказал, что Муртуз-ага просит вас пожаловать к нему. Я поднялся на застекленную веранду. Муртуз Мухтаров говорит мне:
"Сынок, Ага Шамси из Московии вернулся, он на своей даче сейчас. Сходи к штукатурщику уста-Месмели, пускай заглянет ко мне вечерком. Наведаемся к Ага Шамси. Уста-Месмели – человек словоохотливый, с ним в компании не скучно".
Словом, собрались мы и пошли вечером к Асадуллаеву. Он играл в нарды. Принял нас сердечно, велел приготовить чай. Настроение у него, однако, было подавленное. Таким мы его никогда не видели. Какой-то пароход, приближаясь к берегу, дал гудок. Уста-Месмели сказал: "Ага Шамси, это твой пароход. Слышь, свистит, словно тебя окликает. Я этот свист среди тысячи других отличу. Пароход, если мне память не изменяет, на имя твоего сыночка старшего, дай ему аллах здоровья...".
Небольшая деталь: рассказывают, будто Шамси был неравнодушен к пароходным гудкам, поэтому сирены на всех его судах и баркасах изготавливали по специальному заказу. Однажды он продавал старый пароход. Клиент, пытаясь сбить цену, говорит: побойся аллаха, Шамси-ага, пароход-то старый. Шамси обиделся: при чем здесь пароход, ты послушай, какой у него гудок – за тысячу верст слышно. .,
Как ни странно, но слова уста-Месмели окончательно испортили Асадуллаеву настроение. Он вскочил с места и в ярости забегал по комнате: "Это не мой пароход, нет у меня теперь никаких пароходов. И сам я разорен, дотла разорен зловредными людьми, чтоб им пусто было, – он швырнул на пол папаху и 'принялся ругать своего старшего сына. – Чтоб тебе белого света не увидеть! Чтоб я вас вместе с матерью своими руками в землю закопал! Разорили меня, мерзавцы!"
Он поперхнулся и закашлял. Мы усадили его и принялись успокаивать.
Дело в том, что старший сын Шамси и его первая жена-мусульманка часто устраивали ему сцены, требуя оставить русскую жену. Видя, что уговорами тут не поможешь, они принялись всячески вредить ему. Немного отдышавшись, Шамси рассказал Муртузу Мухтарову следующее: "Ага Муртуз, послушай, что мне этот щенок подстроил. Ты знаешь, что каждую осень я заключаю сделки с тамошними купцами на поставку нефти. Прошлой осенью, оформив договора, я послал сюда управляющему телеграмму, мол, купи столько-то тысяч пудов нефти и храни в амбарах. Осенью-то нефть в Баку дешевле молока. Бери – не хочу. Когда телеграмму принесли в контору, управляющий находился в отлучке. И телеграмма попала в руки моего балбеса Мирзы. Он ее прочел и, сговорившись со старой чертовкой (Шамси имел в виду свою первую жену), спрятал. А за неделю до моего приезда вместе с матушкой отбыл в Хорасан – грехи замаливать, чтоб им оттуда не вернуться! Это, значит, чтоб мне под горячую руку не попасть. Ух, я бы его своими руками придушил, змееныша... Приезжаю я и говорю управляющему: вот тебе договора, грузи нефть на пароходы и отправляй в Россию, клиенты заждались. А он на меня глаза пялит: какую такую нефть, я ничего не знаю. Осенью от вас указаний на сей счет не было, вот я и не произвел закупки. Как не было! А моя телеграмма!! Не получал я, отвечает, никакой телеграммы. Проверили мы почту и обнаружили, что телеграмма попала в руки Мирзы. Это они мне за Марию мстят... – Асадуллаев принялся вдруг рыдать. – Что же мне теперь делать! Нефть-то в несколько раз подорожала. Чтобы расплатиться с клиентами, мне придется продать все свои промысла и пароходы. Да я и то уже почти все продал: суда, баркасы, завод... Разорен, разорен... Вот только эта дача осталась да дома в городе. Но и они скоро уплывут из рук. Лучше бы мне умереть, чем дожить до этого дня..."
Он вдруг зашатался и рухнул на пол, потеряв сознание.
Мы всполошились, забегали, послали за доктором в Баку..."
Дочь Мусы Нагиева, Умулбени, была невесткой Шамси, женой его старшего сына. Муса не допустил разорения свата, поддержал его в черный день. Он сам заплатил по векселям, закупил и отправил клиентам Шамси нефть, сохранив за Асадуллаевым его дома, дачу и большое гумно в Сураханах. По совету Фатуллы-бека Рустамова на деньги все того же Нагиева Шамси заложил на своем участке в Сураханах несколько буровых скважин. Вскоре одна из них забила мощным фонтаном. Нефтяной поток превратил окрестности в море, причем, нефть была высшего качества, сураханская. Клиенты повалили к Шамси гурьбой. В день скважина выдавала по десять тысяч тонн нефти. Она вошла в историческую летопись нефтедобывающей промышленности Баку, наряду с другими знаменитыми скважинами и фонтанами, – на ее месте даже заложили памятный камень.
СЕИД МИРБАБАЕВ также был одним из тех бакинцев, кому нефть принесла неожиданное богатство. Сеид – знаменитый певец-ханенде, весьма популярный в народе и среди местной знати. Его наперебой приглашали на свадьбы и меджлисы, одаривая богатыми подарками, деньгами. В Варшаве его голос записали на граммофонные пластинки, и пластинки эти расходились по дорогой цене. Гаджи Зейналабдин часто наказывал: "Смотри, Ага, береги свой голос, это божий дар, его ни за какие деньги не купишь..."
Пригласили, как-то Сеида с музыкантами на богатую свадьбу. Родители женили единственного сына, поэтому постарались вовсю. Сеида, всякое повидавшего на своем веку, ошеломил наплыв именитых гостей нефтепромышленников, купцов, пароходовладельцев, землевладельцев, щеголявших друг перед другом роскошью наряда, обилием золота и драгоценных камней и щедростью шабаша*. После каждой песни Сеида они буквально осыпали его и музыкантов дождем из золотых монет и ассигнаций.
______________ * Шабаш – деньги, которые швыряют на свадьбе танцорам и музыкантам.
Спев величальную в честь жениха, заворожив гостей прекрасным голосом и мастерством исполнения мугамов, ханенде исполнил здравицу в честь дяди новобрачного по отцовской линии:
Хорош бутон у розы золотой,
Коснись ее ты ласковой рукой,
Семью создай, удвой ее, утрой...
Жених, с желанной свадьбою тебя!
Плывет, как пава, по морю ладья,
Пусть нас одарят жениха дядья,
Благословен твой брат и вся родня!
Жених, с желанной свадьбою тебя!
Дядя жениха помахал в воздухе двумя пятисотенными ассигнациями, чтобы раззадорить других родственников, и, обойдя зал, сунул деньги в бубен.
Мирбабаев затянул с еще большим вдохновением:
Прекрасен май – цветущая пора,
Свекрухи брат, не пожалей добра.