Текст книги "Растопить ледяное сердце"

Автор книги: Максин Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Профессор Гидеон Уэллес, всеми уважаемый член ученого совета колледжа Св. Беды и преподаватель экспериментальной психологии, нажал на тормоза своего неспешно двигавшегося «моргана».

Сердце чуть не выпрыгнуло из его груди и застряло где-то в горле.

Словно в каком-то кошмарном сне, он увидел, как велосипедистка перелетела через капот машины. Все произошло так быстро, что он не успел применить присущую ему способность последовательного мышления. Лишь отдельные детали запечатлелись в его сознании.

Мужчина заметил длинные темные волосы и бледный овал лица.

И еще яркое пятно мелькнуло перед его глазами – вязаный свитер женщины.

Он слышал, как взвизгнули тормоза резко остановившегося автомобиля, и вдруг почувствовал, как ремень безопасности врезался ему в грудь.

А затем внезапно наступила тишина.

Женщина исчезла, но той частью мозга, продолжавшей мыслить здраво и логично, Уэллес сознавал, что она недалеко. А именно не дальше тротуара.

Всего лишь через секунду, показавшуюся годами, он пришел в себя и начал действовать. Он быстро разобрался с ремнем, нашел защелку и освободился от пего.

В этот момент из-за угла Литтл-Кларендон-стрит вышла толстая женщина и, комично раскрыв большой рот, остановилась на середине дороги.

Гидеон сообразил, что мотор его машины все еще работает, и поспешно его выключил. Даже в критической ситуации профессор сохранял хладнокровие. Он открыл дверцу как раз в тот момент, когда женщина выронила свою сумку и с встревоженным видом поспешно заковыляла к молодой девушке, лежавшей на тротуаре.

Гидеон уже вылезал из машины. Это зрелище всегда доставляло удовольствие его студентам. У «моргана» была такая низкая посадка, а рост Гидеона Уэллеса достигал шести футов пяти дюймов. Но обычно он проделывал это с неожиданной грацией. Однако сейчас он походил на марионетку, у которой оборвалась одна из нитей!

Гидеон чувствовал, что плохо управляет своими движениями. Его трясло. Он понимал, что это последствия пережитого им шока. Он легко определил все признаки – оцепенение, ощущение, что он «смотрит на происходящее со стороны», озноб, болезненное ощущение в желудке, вызывающее тошноту.

Однако ничего этого не выражало его лицо, когда он быстро обошел машину классического зеленого циста и остановился около женщины на тротуаре.

Профессор Уэллес сразу же посмотрел ей в лицо.

Ее глаза были закрыты. Кожа – белее белого.

Он не увидел крови на лице, как и признаков внешних повреждений, и быстро перевел взгляд на ее грудь. Она ритмично поднималась и опускалась под дорогим шерстяным свитером, и только тогда он позволил себе долгий судорожный вздох. Девушка была жива. Остальное не имело значения.

– Что случилось? – Толстая женщина стояла над распростертым телом Лоры Ван Гилдер, нервно переступая с ноги на ногу, не зная, что надо делать. – Она потеряла сознание?

Гидеон не обратил на нее внимания. Он присел на корточки возле неподвижного тела. Прежде всего нащупал пульс и с облегчением обнаружил, что он четкий и ровный, хотя довольно частый. После этого Гидеон достал из машины мобильный телефон и вызвал «скорую помощь».

К этому времени уже не только толстая женщина глядела на распростертое бледное и неподвижное тело на тротуаре. Почтальон, развозивший последнюю в этот день почту, подъехал на своем фургоне и, будучи практичным человеком, вытащил искореженный вишнево-розовый велосипед из-под колеса «моргана» и убрал его в сторону. Несколько пешеходов начали собираться вокруг Лоры, их естественное любопытство не мешало искреннему сочувствию.

– Бедняжка, – тихо заметила старая дама. – Видимо, разбила свой велосипед.

Люди тихо переговаривались. При таком количестве велосипедистов несчастные случаи неизбежны.

Гидеон четко объяснил медицинской службе, где он находится, и отключил телефон. Его спокойный ясный голос ничем не выдавал душевного состояния.

Он вернулся к темноволосой женщине, лежавшей без сознания, и снял с себя тяжелый замшевый пиджак. Осторожно накрыл ее, проверил доступ воздуха и остался сидеть рядом.

Только теперь, когда все было сделано, проверено и ничего не забыто, Уэллес как следует рассмотрел ее.

Она казалась до боли красивой. Лицо как бы складывалось из острых, возбуждающих воображение углов – высокие скулы, длинный, прекрасной формы нос и решительный подбородок.

Он продолжал следить за ее спокойным дыханием, и его сердце начинало биться ровнее, а побелевшее лицо приобретать свой естественный цвет.

Приехала полиция. Кто-то догадался позвонить им, хотя сам Гидеон подумал только о «скорой помощи». То, что этот несчастный случай может иметь последствия и для него самого, даже не приходило в голову.

Двое полицейских оказались молодыми, но весьма компетентными. Они мгновенно нашли свидетелей. Первым была женщина, ехавшая позади Гидеона и остановившаяся в нескольких ярдах от места происшествия. Она охотно подтвердила, что машина впереди нее не превышала скорости, а велосипедистка просто въехала в нее.

Другой свидетель, студент, проходивший по церковному двору как раз напротив, сказал то же самое и к прибытию медиков успел дать точное описание инцидента. Врачи проверили пациентку на предмет сломанных костей и с бесстрастностью профессионалов обсудили травму головы. Гидеон видел, как медики переложили ее на носилки, и с облегчением вздохнул, ибо все было сделано, и он не раздумывая собрался поехать вслед за ними. Но один из полицейских очень вежливо, но твердо удержал его.

Следующие несколько часов прошли очень быстро. Но потом, когда Уэллес вспоминал о них, они казались самыми длинными в его жизни.

Прежде всего его на месте проверили с помощью алкогольно-респираторной трубки: странная унизительная процедура, хотя чисто рациональная часть его ума объяснила, что применена она к нему справедливо. Полиция всего лишь выполняет свою работу, и в этом нет абсолютно ничего личного. Никто даже не намекнул, что он мог бы оказаться пьяным или невменяемым. Но все же, дыша в пластиковую трубку, он испытал прилив негодования.

К тому времени он подробно все рассказал в полицейском участке, и никто особо не удивился, что у профессора Гидеона Уэллеса в крови не было обнаружено никаких признаков алкоголя.

После многолетнего противостояния «горожан и мантий» взаимоотношения местного населения с жившими среди них учеными перешли в своеобразную любовь-ненависть. Пьяные студенты были бичом города. Либерально настроенные, размахивающие знаменами радикалы-преподаватели вызывали смятение. Однако обычно полиция относилась к членам многочисленных колледжей Оксфорда настороженно, но с уважением. В конце концов, университет считался одним из лучших во всем мире, и это давало горожанам Оксфорда весьма значительные привилегии. И после того как профессор Уэллес подписал свое заявление, ему разрешили забрать «морган» с парковки полицейского участка и без дальнейших формальностей отпустили.

Гидеон мельком взглянул на небольшую вмятину на правом крыле автомобиля со следами раздражающе яркой вишнево-розовой краски. В другое время малейшая царапина на его драгоценной собственности послужила бы одним из немногих поводов, способных вызвать гнев. Теперь же он лишь бросил на нее хмурый взгляд и, согнувшись, сел за руль.

Когда он купил эту машину, ему пришлось передвинуть сиденье глубоко назад, чтобы освободить место для своих длинных ног. Все его друзья смеясь говорили, что когда он ведет машину, то походит на аиста, пытающегося пролезть в узкое горлышко кувшина, но его «морган» был единственным предметом роскоши, который ему когда-либо хотелось приобрести.

А, как правило, Гидеон Уэллес привык получать то, чего хотел.

Он направился прямо в больницу Джона Рэдклиффа в Хедингтоне. Было уже поздно и совсем темно, но ему хотелось узнать, как чувствует себя девушка.

Приехав в клинику, он с невероятным трудом нашел потерпевшую. В полиции не сказали ее имя, и ему пришлось долго ждать в огромном приемном отделении, пока медики пытались найти безымянную жертву несчастного случая. Наконец ему сказали, что она находится в палате на шестом этаже. Естественно, они не могли сообщить о ее состоянии или о последствиях травмы.

Направляясь к лифтам, Уэллес чувствовал, как тяжесть давит на его плечи. Еще никогда он не испытывал ответственности за причинение кому-нибудь вреда, а то, что все произошло совершенно случайно, мало его утешало.

Перед кабинкой лифта две женщины с большими букетами цветов взглянули на преподавателя, молча стоявшего рядом.

Высоко же им пришлось поднимать голову! Одна из женщин, средних лет, с слегка располневшей талией, искоса взглянула на другую, более молодую и худощавую копию себя самой. Очевидно, мать и дочь.

У матери чуть дрогнули губы, когда она заметила нескрываемый интерес в глазах дочери.

Она не могла осуждать дочь. Ей самой всегда нравились высокие мужчины, а этот прямо возвышался над ними обеими. К тому же у него был потрясающий цвет волос. Они казались почти белыми, но это не была седина старого человека. Нет, они были с каким-то необычным оттенком, цвета старого золота. Густые и хорошо подстриженные, они не скрывали прекрасную форму его ушей, высокий лоб и сзади спускались на шею.

Он стоял, глядя прямо перед собой. Мать и дочь, каждая со своей стороны, смотрели на его классический профиль. Его брови, такого же золотистого цвета, сходились над глазами, которые…

Дверь лифта раскрылась, и обе женщины быстро шагнули вперед.

Гидеон вежливо посторонился, чтобы пропустить дам, и они, войдя в просторную кабину лифта, повернулись и наконец оказались с ним лицом к лицу.

Старшая из женщин чуть слышно ахнула. Она ожидала увидеть голубые глаза у мужчины со светлыми волосами, но не такого же голубого цвета!

Дочь полусердито-полунасмешливо взглянула на мать.

Та покраснела, словно школьница.

Гидеон ничего этого не заметил. Он просто вошел в лифт, повернулся и посмотрел вниз на молодую женщину:

– Какой вам этаж, леди?

Дочь, старавшаяся сказать матери взглядом: «Пожалуйста, не ставь меня в неудобное положение!» – опомнилась и уставилась на него. И тоже ахнула.

Одно дело сохранять достоинство, разглядывая незнакомого человека на расстоянии в несколько футов. И совсем другое – обнаружить рядом с собой богоподобного гиганта, смотрящего на тебя глазами, сияющими голубым неоновым светом.

– Какой вам этаж, леди? – вежливо повторил Уэллес.

– Пятый, пожалуйста, – сухо сказала мать, к которой вернулось самообладание и чувство собственного достоинства.

Она смогла предостерегающе взглянуть на дочь: «Без глупостей!»

Гидеон машинально улыбнулся и нажал кнопки пятого и шестого этажей. За его спиной мать и дочь многозначительно переглянулись. Выходя из лифта, они понимающе улыбались друг другу.

Лифт поднялся на последний этаж, и Гидеон глубоко вздохнул. Он приготовился к самому худшему.

Но его сознание говорило, что надо рассчитывать на лучшее. Женщина свободно дышала. Пульс бился четко. Врачи не обнаружили переломов, а «травма головы» вполне могла означать простое сотрясение мозга, а не серьезное повреждение.

Но гуманность его натуры заставляла беспокоиться. Что, если у нее образуется тромб и она умрет? Или навсегда останется умственной калекой?

Когда Уэллес подошел к посту дежурной медсестры, у него вспотели ладони. Пришлось незаметно прочистить внезапно пересохшее горло.

Сестра Клер Филдинг подняла голову и увидела мужчину, уверенно направлявшегося к ней. Он был одет небрежно, но очень хорошо, в серых брюках и черной трикотажной рубашке. Его черный замшевый пиджак остался в полицейском участке, он забыл его взять.

– Добрый вечер. – Гидеон снова машинально улыбнулся.

Эта полуулыбка была самым простым и легким способом проявления дружелюбия, он постоянно неосознанно прибегал к ней.

Он не мог знать, как она действует на женщин, которым он так улыбался.

На Клер она подействовала мгновенно, прежде чем девушка осознала это. Дыхание ее участилось. А все тело, казалось, инстинктивно насторожилось.

Небольшого роста, с довольно округлыми бедрами и пышной грудью, она вдруг почувствовала себя гадким утенком в присутствии лебедя. В этом мужчине было что-то просто излучавшее элегантность. Возможно, потому, что худощавость и высокий рост так сочетались с развитой мускулатурой его груди и рук.

Возможно, дело было в цвете его волос, светившихся серебром.

А может быть, в его голосе. От двух простых слов, произнесенных с классической оксфордской четкостью, и мягкой глубины его тона у нее по телу пробежали мурашки.

Или – в его одежде, элегантной и дорогой. Да в чем угодно. Но его появление определенно скрасило скучное, обычное ночное дежурство!

– Мне сказали, что здесь находится одна пациентка. С ней произошел несчастный случай сегодня около шести тридцати на Вудсток-роуд.

Клер сразу же поняла, кого незнакомец имеет в виду.

– О да. Женщина лет двадцати. Черные длинные волосы?

Гидеон кивнул:

– Да. Вы можете мне сказать, как она себя чувствует?

Вдруг глаза Клер сузились, в ней пробудилось профессиональное любопытство. До сих пор имя пострадавшей оставалось неизвестным. В отличие от жертв автокатастроф, имевших при себе водительские права или опознанных по другим многочисленным данным, случайных велосипедистов иногда доставляли без установления их личности.

Как и в случае с пациенткой из четвертой палаты. Ее одежда, как и у этого мужчины, была простой, но дорогой. В кармане ее джинсов нашли чек за покупку велосипеда, на котором она ехала, но, поскольку девушка заплатила наличными, в магазине не смогли сообщить ее имя или данные банковской карточки.

Вероятно, у полиции были более важные дела, чем выяснение ее личности. Без сомнения, она сможет сообщить им все необходимые для оформления бумаг сведения утром, когда проснется.

– Вы ее знаете? – быстро спросила сестра. – То есть, – она торопливо поправилась, – вы ее родственник?

– Нет. – Гидеон покачал головой. – Это на мою машину она налетела.

– О!

Уэллес видел, как глаза сестры, светло-карие, довольно выразительные, сразу же помрачнели. Как психолог, он без труда прочитал ее мысли. Он поспешил вывести ее из заблуждения, спокойно объяснив, как вес произошло, подчеркнув, что не виноват и полиция не выдвигает против него никаких обвинений. Закончил Гидеон откровенным признанием: его беспокоит, что она могла серьезно пострадать.

Видя, что не окончательно убедил медсестру, он быстро сообщил ей некоторые сведения о себе. Узнав, что он из колледжа Св. Беды, уважаемый преподаватель Оксфорда и столп общества, Клер наконец сдалась.

– Ну, строго говоря, пациента могут посещать только родственники, – начала она, с виноватым видом оглянувшись вокруг.

Гидеон это знал.

– Ее до сих пор никто не навестил? – с некоторым удивлением спросил он.

Клер покачала головой.

– Боюсь, мы даже не знаем, кто она.

Гидеон задумался. Такого осложнения ситуации он не ожидал.

– Но вы можете мне сказать, в каком она состоянии? – спросил он, понизив голос. – Она полностью поправится? – с мягкой настойчивостью повторил он.

Уэллес удрученно подумал о том, что бы сказал его собственный психиатр, узнав, что он только сейчас задал этот вопрос. Ведь он только это и хотел узнать.

В его программу работы в университете входила трехлетняя практика в клинике под руководством высококвалифицированного врача-психиатра: ему, бакалавру и магистру гуманитарных наук, дипломированному специалисту в области экспериментальной психологии, следовало самому пройти полный осмотр, прежде чем получить лицензию на работу с пациентами. Его целью был пост в Оксфордском университете.

Гидеон получил его, когда ему еще не исполнилось и тридцати лет.

Клер Филдинг, поняв, что бедняга, как он это старательно ни скрывал, мучается от неизвестности, неожиданно широко и сочувственно улыбнулась.

– О да, с ней будет все в порядке, – заверила медсестра. – Когда ее привезли, ей сразу же сделали рентген. Ее осмотрел невропатолог. Это простое сотрясение мозга. Очень незначительное. Думаю, завтра ее выпишут, как только доктор еще раз осмотрит и поговорит с пациенткой. Видите ли, мы должны убедиться, что нет потери памяти или затруднений в речи. Конечно, идеально было бы подержать ее под наблюдением, но, учитывая недостаток мест…

Клер вдруг поняла, что разболталась, и прикусила язык. Но во всем были виноваты эти глаза, так пристально смотревшие на нее. Горевшее в них синее пламя проникало в самые глубокие, темные, самые скрытые уголки ее существа…

Она судорожно выдохнула.

«В этих глазах определенно таилась угроза здравоохранению», – смущенно подумала она и с замиранием сердца увидела, как из палаты в конце коридора выходит старшая сестра.

– Послушайте, я поговорю со старшей сестрой, – расхрабрилась Клер. – Она может разрешить вам взглянуть на больную. Знаете, только чтобы вы не волновались.

«А ты дыши спокойнее», – подумала про себя Клер.

Сестра Дженкинсон слышала о Гидеоне Уэллесе. Как оказалось, ее племянница несколько лет назад была его студенткой. Теперь племянница имела частную практику и хорошо зарабатывала.

Гидеон, обладавший феноменальной памятью, смог польстить медсестре, рассказав об успехах ее племянницы во время учебы. И вот в нарушение всех правил, когда часов через девять Лора Ван Гилдер с трудом пришла в сознание, профессор Гидеон Уэллес сидел у ее кровати.

Сознание возвращалось медленно, и Лора удивлялась, почему ей так трудно открыть глаза. Казалось, ее веки склеились. Обычно она просыпалась сразу же бодрая и в хорошем расположении духа, вызывая зависть тех, кто вставал с трудом.

Сейчас она почувствовала, что что-то не так. После нескольких попыток девушка все же открыла глаза и заморгала…

Звуки, стук чашек, бодрые голоса…

Что это?

Она пошевелилась, пытаясь подняться, и сразу же пожалела об этом. В голове угрожающе запульсировала.

– Вам лучше лежать спокойно.

Этот голос звучал ближе, чем другие звуки. Лора повернула голову в сторону голоса, сначала быстро, а затем, когда ее бедная голова запротестовала, очень-очень медленно.

Девушка чувствовала себя словно после ужасного похмелья. Она пила накануне? Впервые Лора выпила, когда ей было восемнадцать. Шампанского на свадьбе одной из кузин. И поклялась больше никогда этого не делать.

Поворачивая голову в направлении голоса, она заметила кое-что еще. Старую женщину на кровати напротив и поднос с бутылкой ячменной воды, стоявший на ее тощих ногах.

На маленькой тумбочке возле своей кровати Лора увидела вазу с цветами. И вдруг поняла. Больница. Она проснулась в больнице.

Мелькнуло воспоминание о блеснувшем зеленом цвете. Скрежет тормозов.

Ее велосипед! О нет, она разбила новый велосипед!

– Черт, – со злостью произнесла она – такова была не неподобающая леди, но откровенная реакция.

Опять этот голос. Теперь чуть насмешливый. И в то же время сердитый.

Лора снова повернула голову. И ее огромные черные глаза раскрылись еще шире.

Рядом с ней сидело серебряное видение. Какой-то невообразимый дух из древних сказаний или инопланетянин. Затем она поняла, что это лишь игра солнечного света, проникавшего через венецианские жалюзи на окнах.

Рядом сидел лишь человек. Через щель прорывался столб света, сверху освещавший голову мужчины, и его очень светлые волосы сияли так, что на них было больно смотреть.

Другая вертикальная полоса света попадала на его светлые брови и глаза удивительного бирюзово-синего цвета, превращая его в совершенно фантастическую фигуру. Он наклонился вперед, и все его лицо оказалось освещенным обычным светом.

И Лора очутилась лицом к лицу с человеком, красивее которого она никогда не видела!

Две вещи произошли одновременно. Она вспомнила, как перелетела через капот зеленого автомобиля и краем глаза заметила светлые волосы и бирюзово-синие глаза.

Боль в голове усилилась.

Лора прижала руку к виску и с тихим стоном откинула голову на подушку.

– О, черт, – повторила она, на этот раз более слабым и страдальческим голосом.

Это было ее любимое ругательство, не очень вульгарное. Когда она была подростком, отец ругал ее за это слово, вероятно, поэтому оно ей так нравилось.

Сейчас, однако, оно наилучшим образом выражало ее состояние.

– Вы себя хорошо чувствуете?

Сказав это, Гидеон был готов ударить себя. И когда женщина с выражением презрения и одновременно гневного раздражения на лице посмотрела на него огромными черными выразительными глазами, он уже знал, что на это напросился сам.

– А я хорошо выгляжу? – сердито спросила Лора.

– Нет, но если вы собираетесь кидаться на велосипеде под спортивные машины, чего иного вы можете ожидать? – И снова тут же пожалел, что сказал это.

Конечно, как психолог он понимал, почему так сердится и совершенно не сочувствует девушке.

Всю ночь он просидел здесь, наблюдая, как она спит. Сначала он чувствовал только облегчение. У нее было, в конце концов, лишь небольшое сотрясение мозга. С ней будет все в порядке, ничего страшного не случилось, никто не умер. Затем, следуя теории, облегчение уступило место чувству вины, а затем гневу. Вины за то, что он недостаточно часто смотрел в боковое зеркало. Был недостаточно внимателен. Он убедил себя, что должен был догадаться, что она собирается делать. Предусмотреть то, что случилось.

Но человек не наделен даром предвидения, и необоснованное чувство вины перешло в гнев.

О чем она только думала, так напугав его? Не говоря уже о безобразной вишнево-розовой царапине на его драгоценном автомобиле!

Конечно, Уэллес не собирался демонстрировать свой гнев. Надо признаться, что ночью он сотни раз проигрывал эту сцену в своем воображении.

Она проснется.

Он успокоит ее, убедит, что все хорошо. Осторожно объяснит, что произошло. Узнает имена ее родных и близких, пообещает позвонить им и привезти их сюда. Честно скажет, кто он такой и как произошел несчастный случай, при этом щадя ее чувства и не упоминая, что во всем виновата она сама.

Девушка будет благодарна и признательна. Он купит для нее какие-нибудь цветы в магазинчике на первом этаже, а потом уйдет, чтобы больше никогда ее не видеть.

А теперь он в первые же минуты обменивается с ней оскорблениями. Чтобы успокоиться, Гидеон сделал медленный глубокий вдох.

«Остынь, – приказал он себе. – Не позволяй ей лишать тебя самообладания».

Лора не верила своим ушам. Что он говорит? Этот тупоголовый бесчувственный хам.

– Что? Что вы хотите этим сказать? – возмущенно пискнула она, хватая ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. – Я что, всегда наезжаю на машины своим велосипедом? Конечно, нет. А вы всегда сбиваете велосипедистов? Кажется, я помню, что у вас такая великолепная спортивная машина, – укорила она его, ее голос приобретал больше уверенности и силы. – Полагаю, вы превысили скорость, – добавила она.

Неожиданно она с изумлением увидела, как кровь прилила к лицу мужчины и так же быстро отхлынула. Такой быстрой перемены ей еще никогда не приходилось наблюдать.

Он и в самом деле был необыкновенным…

Только теперь она рассмотрела незнакомца. Чистая гладкая кожа, запах лосьона, пахнувшего лесом, но с сильной примесью естественного, чисто мужского мускусного запаха. Вдруг Лора заметила, что его одежда помята, а на лице признаки усталости – около красиво изогнутых губ и на этих поразительных щеках глубокие складки.

– Вы пробыли здесь всю ночь? – резко спросила она.

Это прозвучало почти как обвинение.

Обвинять его в превышении скорости! Она сама наехала на него. В буквальном смысле! Черт бы побрал все эти нервы!

– Да. Глупо с моей стороны, не правда ли, но я хотел убедиться, что с вами все в порядке, – так же резко, ледяным тоном ответил он. – Меня беспокоило, что вы проснетесь и около вас никого не будет. Вы испугаетесь.

«Ха, – мысленно добавил он. – Если бы она проснулась одна среди волчьей стаи, то это волки разбежались бы от страха».

– О, – кротко отозвалась Лора, ветер переменился и дул не в ее паруса.

– Как я понимаю, вы американка, – сказал Гидеон.

Первое, что он заметил, был ее акцент. Связаться с камикадзе-американкой! К тому же она наверняка неврастеничка.

– Да, я приехала вчера. Нет. Должно быть… два дня назад? – Борясь с охватившей ее паникой, она свела черные, прекрасно очерченные брови. – Как долго я нахожусь здесь? – Страх прояснил ее мысли, когда она начала беспокоиться о последствиях.

Узнала ли пресса? Сообщили ли ее матери? Черт, она надеялась, что нет. Она только могла представить, как сообщает своим дядям, что не справилась…

– Вы провели здесь ночь, – холодно ответил Гидеон, не привыкший, чтобы с ним так разговаривали.

Он привык, что на него смотрели снизу вверх. Как в буквальном, так и в переносном смысле. Он – профессор Уэллес. Самый молодой из всех когда-либо избранных членов научного совета колледжа Святого Беды. Профессор Уэллес, которого ценили, за кем ухаживали, кого почитали. Другие университеты приглашали его читать лекции и присутствовать на их конференциях. За ним охотились журналисты, чтобы заманить на свои радиошоу или получить статьи для своих престижных изданий.

А здесь эта крикливая американка требует от него ответов и смотрит так, как будто во всем виноват он один.

– Черт побери, женщина, это вы налетели на меня, – не сдержался он.

Лора, перед глазами которой возникали воображаемые картины того, как ее с позором отзывают обратно в Бостон, ее первый европейский визит в качестве посла Ван Гилдеров заканчивается бесславным провалом, с недоумением взглянула на мужчину.

– А?

– Несчастный случай, – отрезал он. – Вы врезались в меня. Вы понимали, что делаете, не глядя повернув в мою сторону?

И вдруг от этих сердитых слов Лора все вспомнила. Она смотрела налево, когда следовало смотреть направо. Или наоборот?

Лора устало потерла лоб, голова болела.

– Простите, – просто сказала она. – Вы совершенно правы, это была моя вина.

Но Гидеон, который при других обстоятельствах первым бы оценил ее честное признание и принял извинение, сегодня не был расположен оставаться безупречным джентльменом.

– Знаю. Но это не помешало полиции забрать меня в участок и при свидетелях заставить дуть в дурацкую пластиковую трубку.

Это было сказано ледяным тоном. Бесстрастно холодным и резким, но спокойным.

– Ну извините меня за трубку, – насмешливо протянула Лора. – Это всего лишь проверка на алкоголь, и хватит. Покончим с этим.

Что происходит с этим парнем?

Гидеон медленно поднялся. Лора смотрела, как он становится все выше… и выше… и выше. О! Какого же он роста?

– Возможно, для вас это обычное дело, мадам, – сквозь зубы произнес Гидеон. – Но мне, например, неприятно иметь дело с полицией. Сейчас, поскольку вы явно пришли в себя, – его губы скривились, – я попрощаюсь с вами.

Лора поняла две вещи одновременно. Во-первых, он действительно очень расстроен из-за этой трубки. И во-вторых, страшно рассердился, но ведет себя так, словно весь день провел за городом. Похоже, он даже рассердиться толком не умеет. Она только сейчас осознала, что он даже ни разу не повысил голоса.

Он стоял, возвышаясь над ней, и ее глаза широко раскрылись, когда она посмотрела ему в глаза. Сейчас они напоминали ледник, цвета какой-то серебристо-серой лазури.

Он излучал холодное мужское превосходство.

«Просто ледяной истукан», – подумала Лора.

И ее сердце как-то странно дрогнуло в груди.

Когда он ушел, она поблагодарила свою счастливую звезду за то, что больше никогда не увидит его.

Вероятно, он заморозил бы ее до смерти.