Текст книги "Противофаза (СИ)"

Автор книги: Максимилиан Раин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Один из лупатовских шнырей попытался прервать наш с Юриком сеанс взаимолюбования и принялся зазывать меня пойти куда-то с ним. Я вспомнил о своём обещании насчёт Галины и сразу же согласился. Однако, проследовали мы к одному из свободных кабинетов, где меня поджидал в гордом одиночестве Сека, попивая недоступный для советских людей джин Гордонз. Он предложил мне тоже присоединиться к попиванию напитка суровых забугорных горцев, любящих почему-то наряжаться в юбочки. Я уже назюзюкался под завязку и от предложения авторитетного участника тусовки предпочёл отказаться.

– Куришь? – пододвинул он мне пачку Кемэла.

Тут я пас по уважительной причине – спортсмен, ети их всех в непогоду. Удивительный человек, этот Генрих Сечкин. Смотрит как-то обыденно, а хочется встать и вытянуться перед ним, как перед коронованной особой. На самом деле коронованной, а не по воровским понятиям. Таким взглядом и такими манерами должен обладать реальный державный монарх. Он, кстати, чем-то напоминал импозантного короля Людовика XV из фильма «Фанфан-тюльпан».

Трудно поверить, что за душой этого человека имелась насыщенная приключениями биография, где было трудное детство, беспризорничество, воспитание матёрыми уголовниками. Попав в специализированную колонию для малолетних преступников, где их перевоспитанием занимались комсомольцы-активисты, юный осужденный на вопросы тюремщиков о своей принадлежности неизменно отвечал, что вор. За что и получал по полной. Несговорчивого арестанта сажали в деревянную тумбочку, плотно закрывали ее и толкали вниз по лестнице.

Уже на малолетке Сечкину довелось повоевать с суками – заключенными, которые не признавали воровской кодекс и сотрудничали с тюремной администрацией. Он не раз вспоминал тактику тюремщиков по уничтожению непокорных. Их сажали в сучью камеру, а позже выносили оттуда вперед ногами. Побывал в таких камерах и Генрих. Он всегда мог постоять за себя, но в один из заходов его били так сильно, что сломали руку. Но, Сека и на этот раз в долгу не остался и откусил одному из нападавших часть носа. После этого его стали сторониться даже бывалые суки.

Однажды Генрих оказался в колонии, где целенаправленно ломали самых несговорчивых и конфликтных криминальных авторитетов. Встретил там одного матерого вора, с которым он был раньше знаком. Ничего не боящийся, агрессивный уголовник превратился в морально сломленного и испуганного человека. Почему с его знакомым произошла такая метаморфоза, парень понял быстро. Также пришлось здесь пройти через беспощадный прессинг.

Одним из испытаний, выпавших на долю Сечкина, стал инсценированный расстрел. Его и других заключенных поставили к стенке. Последнее, что увидел мой собеседник перед тем, как ему завязали глаза, был строй автоматчиков, передергивающих затворы. Парень попрощался с жизнью, но пули просвистели над головами «приговоренных». Несмотря на пережитый ужас, Сечкин и здесь выстоял и не потерял силы духа.

Тюремные застенки после своего первого срока Генрих покинул в 1950 году. На свободе его ожидала ссылка за 101 километр. Оказавшись вдали от Москвы, парень попытался было найти работу, но тщетно. Никто не хотел принимать на работу бывшего зека. Изголодавшийся и промерзший молодой человек в порыве отчаяния отправился к железнодорожным путям и, положив голову на рельс, начал ждать поезд. Однако в момент, когда рельсы уже дрожали от стука колес, перед ним вдруг возник образ матери. Генрих тут же отпрянул в сторону. Оклемавшись от шока, он пошел на ближайшую станцию, где заметил женщину, у которой из сумки торчала палка сырокопченой колбасы. Не отдавая отчет своим действиям, изголодавшийся парень схватил колбасу и тут же принялся есть. Возмущенная такой наглостью гражданка подняла крик, и подоспевшие стражи порядка скрутили вора.

Вскоре состоялся суд, и Генрих снова отправился по этапу. Оказавшись в одном из лагерей, расположенных в республике Коми, он сдружился с вором в законе Юрием Бизенковым по кличке Бизон. Новый приятель и еще один вор Владимир Витин (Витя), наслышанные о принципиальности Сечкина в сучьей войне, с ведома московских воров короновали новичка и дали ему кличку Сека.

Вскоре после коронации, Сека и Бизон сговорились о побеге. В марте 1952 года, работая на лесоповале, они умудрились незаметно для надсмотрщиков выпилить в толстых стволах срубленных елей ниши, куда и спрятались. После этого сообщники аккуратно прикрыли ниши корой и погрузили стволы на лесовоз. В своих укрытиях беглецы доехали до реки, по которой предполагалось сплавлять стволы и, как только машина остановилась, выбрались и скрылись в лесу. Шли наугад и быстро заблудились. Но самое страшное было ещё впереди.

После трех недель плутаний по лесу они с Бизоном поняли, что вдвоем им не выжить и решили кинуть жребий. Фортуна улыбнулась Генриху. Бизон, согласно договору, вонзил нож себе в шею, чтобы друг съел его и выжил. Эти события сам Сечкин описал в своей книге «На грани отчаяния».

После смерти друга беглец бродил по чаще еще несколько дней до момента, пока его не настигла погоня. В случае Генриха, который уже находился на грани безумия, это было настоящей удачей. Иначе он бы наверняка погиб от голода и холода. За побег ему накинули еще несколько лет.

Освободившись в 1956 году, 23-летний Генрих прибыл в Москву. К этому времени он понял, что блатной романтикой сыт по горло. Душа молодого человека лежала к музыке. Однако мечтать о музыкальном училище Секе мешал недостаток образования – всего пять классов школы. Устроившись слесарем на ЗИЛ, молодой человек отправился получать аттестат зрелости в вечернюю школу, во время учебы в которой освоил игру на гитаре.

К этому времени он обосновался в одном из столичных общежитий и по ночам запирался в туалете, или в ванной комнате настойчиво разучивал аккорды. Вскоре Сека поступил на работу в Московский драматический театр и стал лауреатом нескольких музыкальных конкурсов, получив известность в сообществе столичных гитаристов. Он начал преподавать и вскоре вместе со своими учениками создал ансамбль.

В связи с такими изменениями в своей жизни Генрих решил завязать с воровской карьерой. Удивительно, но на сходке, где он объявил о своем желании расстаться с титулом вора в законе, авторитеты удовлетворили его просьбу безо всяких санкций. В те времена правила воровского мира были гуманней и не предполагали никакого наказания для тех, кто решил покинуть воровскую семью по не компрометирующим обстоятельствам. Любой, кто изъявлял такое желание, отпускался с миром. Кроме этого за ним оставались все воровские привилегии, за исключением права участвовать в сходках. При попадании же на зону бывший вор становился мужиком, то есть обычным арестантом. В наши дни отказ авторитета от воровского титула карается смертью.

Увлекшись музыкой, Сечкин стал писать стихи, и сам же клал их на музыку. Самым знаменитым его произведением стала песня «Постой, паровоз», прозвучавшая в культовой комедии Леонида Гайдая «Операция 'Ы» в исполнении Юрия Никулина. Музыкальная карьера Сечкина развивалась стремительно. Он посетил с гастролями множество российских городов, неоднократно пытался выехать за рубеж, но сделать это ему не позволяли власти. Все-таки три судимости за плечами. Мало ли что.

Впрочем, и без мировых турне Сечкин был востребован на родине. Он часто выступал на радио и даже в Кремлевском дворце. После выступления на концерте, посвященном XVI съезду ВЛКСМ, Генриху высказал благодарность сам первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, а несколькими годами позже лично Леонид Брежнев вручил бывшему вору в законе награду за победу на очередном музыкальном конкурсе. В 1970 году Сечкин был избран председателем Творческого объединения московских гитаристов. Вот такой необыкновенный человек сейчас сидел передо мной.

– Борис Николаевич выражает вам благодарность за деятельное участие на его дне рождения. Редко о ком он так восторженно отзывался. А я его знаю с давних пор, – начал Сека с комплиментов, – Не могу скрыть и своего восхищения от ваших композиций и техники игры на гитаре. Не поделитесь ли секретом, где этому обучались?

– Деньги очень нужны были, вот и научился с горя, – брякнул более-менее подходящую версию.

Не станешь же объяснять ему, что я типа не совсем обычный человек.

– Кстати говоря, за ту первую запись мне ни копья не заплатили.

– Судя по виду, вы ещё очень молоды и по всем признакам достигнете широкой известности, – продолжил изъясняться неординарный человек, – Мой вам совет прошедшего холод, голод, неволю и медные трубы – не стремитесь к дешёвой популярности и быстрым деньгам. Развивайтесь целеустремлённо, растите в творческом плане и достигнете многого. Человек остаётся свободным, пока творит. Свободным, в том числе и от денег, в том смысле, что они уже не будут иметь над вами власти. И постарайтесь сторониться криминальной среды. Меня моя музыка вытащила из той трясины.

– Меня засосала опасная трясина… – невольно пропел я.

В ответ получил какую-то особенную улыбку. Давно заметил, что людям, которые редко улыбаются, дано создавать потрясающие улыбки. Будто каждая чёрточка, каждая морщинка лица выплескивает с потрясающей силой некую особенную энергию обаяния. Наврал Генрих стопроцентно в своей книге про то, что ему пришлось кого-то съесть. Чикатило не смог бы так улыбнуться. Наверное, очень уж хотелось Секе подперчить своё произведение этим художественным вымыслом.

– Балуюсь сочинительством иногда, – признался он.

– Скажите, вот вы предостерегаете меня от контактов с криминалом, а сами тут не на последних ролях, – задал мучивший меня вопрос, возможно неприятный своему визави.

Сека нисколько не обиделся и даже улыбнулся, правда, несколько печально.

– Вы, как я вижу, не без масла в голове. Смысл есть вам кое-что разъяснить. Когда я раскороновался, власть в стране стояла незыблемо. Люди верили в то, что делали. Сейчас ситуация изменилась. Люди устали жить будущим и захотели иметь блага здесь и сейчас. И это правильно – жизнь даётся всего только раз. Если запряженного осла можно долго водить за привязанной перед ним морковкой и тем заставлять возить за собой телегу, то человек рано, или поздно начинает соображать, что эта морковка никогда не окажется у него во рту.

Люди хотят того, чего эта власть им дать не может. Власть слабеет и глупеет. Борется с цеховиками, вместо того, чтобы создавать те же самые изделия. Это только усиливает криминал, который крышует цеховиков, подкупает чиновников. В конечном итоге, мусора сами превращаются в уркаганов, судьи перестают судить по законам, прокуроры – прокурорить. К чему это приведёт, догадываетесь? Не удивлюсь, если в скором времени во главе страны встанет некий, подставной от уголовников шнырь, а вместо законов будут рулить понятиями. Если бы я знал расклады через двадцать лет, то не стал раскороновываться. Я ответил на ваш вопрос?

Я благодарственно покивал головой. Можжевеловую водку всё-таки хлебанул от избытка чувств.

– Если хотите, можно будет продолжить наши философствования, – предложил Сечкин, – Приглашаю вас в клуб имени Чкалова, что на улице Правда. Я напишу, как туда проехать и телефон. Только сначала позвоните предварительно и тогда уж приезжайте. Просто я не всегда бываю на месте. Покажу вас своим ученикам. Поделитесь с ними своей техникой игры?

– Без проблем, – согласился я.

– А теперь принимайте презент от Лупатого.

Сека выставил откуда-то из-под ног дерматиновый портфель, заметно округлившийся.

– Тут гонорар за вечер, включая похищенные у вас средства с серьёзной компенсацией. Клёма и Снулый просят передать вам свои извинения. Здесь найдёте, кроме бабла, кое-какие деликатесы от благодарных почитателей вашего таланта.

Я отщёлкнул замочек и посмотрел в нутро портфеля. Виднелись импортные консервы с ветчиной, салями, баночки с красной икрой, кофе растворимый Ша нуар, чай индийский со слоном, фигурные бутылки коньяка Курвуазье, ликёра Куантро, голландского джина Болз и рома Либерти. Деньги, наверное, лежали в глубине.

– Лупатый просил передать, чтобы вы удвоили выдаваемую сумму от его имени, – простецки высказался я.

– Уже удвоено, не сомневайтесь. Выдана вам штука вместо пятихатки. Не смею вас больше задерживать.

Я попрощался с Секой и двинулся с портфелем в руке к другому кабинету со скучающим возле охранником.

– Виталик, пропусти парня, – скомандовала ему из невидимой глубины за шторками Галина.

Шагнул туда и попал в объятия пьяной женщины.

– Мой ты ночной соловей, Карел Готт. У отца есть любимый певец Магомаев, а у меня будешь ты – Токарев, – промычала она, не стесняясь сидящей поблизости подруги.

– А как же Боря? – запереживал я.

– Ну его, к лешему, – отмахнулась Галина, – Надоел. Опять куда-то пропал. Он со мной только ради всяких благ. Всё для него сделала: и в Большой театр пропихнула, и квартиру на Чехова выбила, и целый Мерседес помогла купить. А что в ответ?

– Вдруг и мне от тебя будет нужно кое-какое дело? – сделал я страшные глаза, наверное.

– На тыщу рублей? – принялась куражиться принцесса.

– На мильён долларов, – подхватил её настрой.

– Ну, тогда говори про своё дело.

– Авторитеты хотят, чтобы я снова исполнял здесь свои песни. А я очень устал и хочу поскорей куда-нибудь свалить. Только ты сможешь вывезти меня отсюда. Тебя не рискнут останавливать, – проговорил, добавив по максимуму умоляющих ноток.

– Верно, давай отсюда уедем… Щас вдарим на посошок коньячку французского и пошли, – предложила Галина и погрозила в пустоту кулачком, – А этого противного Борьку знать больше не хотим.

– Мне бы до какой-нибудь гостиницы добраться. Буду вечно вам благодарен, несравненная Галина Леонидовна, если подбросите, – растёкся я словесами.

– Если ещё раз меня по отчеству назовёшь, получишь по жопе, – пригрозила королевишна, – Забыл, что мы с тобой на брудершафт выпили?

– Ладно, больше не буду, чесслово, – прижал свои лапки к груди.

Курвуазюкнулись с ней чутка и выползли на свет божий из ниши, где на эстраде снова надрывался Костик с крайне похабными песенками под унылые мордашки женской части. Мужская сторона разбрелась по кучкам и обсуждала свои темы, либо спала мордами в салатах. На нас внимания никто не желал обращать, насколько мне показалось. У дам оказался примерно такой же, как у меня портфель, только чёрного цвета. Сека и здесь подсуетился.

Глава 10

Воскресенье, 16.03.1975 г.

Время близилось к полуночи. Как только мы втроём выползли из ресторана, ко входу уже подруливала Волга в шашечках. Крепко знают своё дело лупатовские шныри. Галя надумала быть со мной вдвоём на заднем сиденье, поэтому Милу посадили впереди.

– Куда? – обернулся водила с грубыми, будто вырубленными топором, чертами лица.

– Гони к гостинице Советская, – приказала принцесса.

– Мне бы куда подешевле, – промямлил я, совершенно позабыв о лупатовском гонораре.

– Не волнуйся ты так. Подыщем, где тебя нормально пристроить.

Всю дорогу она меня лапала и всячески прижималась, не обращая внимания на присутствие подруги и шофёра. Я стоически выдерживал домогательства пьяной женщины и не отодвигался, отчего она приходила в ещё больший раж. Понемногу стал опасаться, что она развернёт активные действия не дожидаясь окончания поездки. Жаль, что принцесса надёжно застолбила меня за своей особой, как кошка, что помечает свою собственность пахучими железами.

Тачка свернула с пустынного Ленинградского проспекта, но не остановилась у входа в гостиницу, а проехала метров сто дальше и, свернув под арку старинного пятиэтажного здания с лифтом на улице, притормозила у подъезда.

– Уже приехали? – с надеждой поинтересовался.

– Нет, здесь Мила выйдет. А нам в другое место нужно, – ответила принцесса.

– Может быть, мне её проводить? Вдруг в подъезде люди нехорошие ютятся, – предложил я.

– Не стоит, дорогой Миша! Спасибо вам за незабываемый вечер! До свидания! – улыбнулась мне Мила и выпорхнула из салона, забрав с собой приятной тяжести чёрный портфель по настоянию подруги.

– У меня этого добра дома хоть одним местом ешь, – прокомментировала Галина своё решение.

Покружившись далее тёмными ночными улочками и лихо проскочив пустой Кутузовский проспект, мы завернули во двор знаменитого правительственного дома под номером 26.

– Это зачем нам сюда? – состроил я испуганное лицо.

– У меня дома тебе будет лучше. Отдохнёшь на высшем уровне, – захихикала дочка генсека, – И вообще. Не дёргайся ты так. Мужа нет. Умотался в очередную Монголию. Будет там пить это пойло… Как его бишь? Кумыс. И чпокать монголок. А папа, как обычно, из своего Завидова не вылезает. Давай выходи, не бойся.

К машине подскочили несколько быкастых мужиков, каких-то одинаковых по внешности. Увидев принцессу, они тут же взяли под козырёк. Бедный звероликий шоферюга, наверное, обмочил все свои подштаники. Во всяком случае, предпочёл отказаться от оплаты за проезд и поскорее сдристнуть от высокого начальства подальше. Правда, я и сам сильно глупанул от волнения. Вытащился со своей соткой. Водиле пришлось только кисло поулыбаться своей характерной внешностью. Как-то нехорошо получилось!

Мордовороты ко мне не приставали, вопросов не задавали и ногами бить не собирались. Достаточно было посмотреть на кирпично-каменную физию Леонидовны, чтобы придушить подобные позывы. Будто сам Леонид Ильич, слегка помолодевший, величественно шествовал в юбке.

Лифт поднял нас на четвёртый этаж. Обычный интерьер подъезда, обычная дверь. Пока Галина её отворяла ключом, поведала мне вкратце про своё гнёздышко. Брежнев распорядился прирастить к своей пятикомнатке рядом расположенную двухкомнатную квартиру, а выход из неё запечатать. В новом аппендиксе он поселил свою дочь, чтобы иметь за ней пригляд, контролировать время её прихода и гостей. После женитьбы дочки на Чурбанове генсек нехотя пообещал молодожёнам отдельную жилплощадь, но переселение пока задерживалось.

– А ты чего тут делаешь? – грозно спросила принцесса широкоплечего молодца с примитивно-простоватым обликом завсегдатая зоны, будто намеренно поджидавшего нас с другой стороны двери.

– Сообщили сюда о несанкционированном госте. Уважаемая Галина Леонидовна, вас же просили согласовывать такие визиты. Сами понимаете, что главе партии и государства требуется абсолютная безопасность, – укоряюще пророкотал здоровяк.

– Ладно, Славик, не бухти. Делай свои дела и потом его ко мне проводи. Только слишком не усердствуй. Прояви, насколько сможешь, уважение к моему гостю, – высказав рекомендации, Галина удалилась.

Мужчина Слава открыл большеформатный кондуит и грубо скомандовал:

– Паспорт!

– Н-н-нет его с собой. Я же не собирался сюда приезжать. Спонтанно меня Галина Леонидовна пригласила, – чего-то мне заробелось.

Видимо, учёное слово несколько смягчило суровое сердце службиста. Он решил записать мои, вернее, долгопрудненского Геннадьича анкетные данные с моих слов. Будем надеяться, что место дислокации мой троюродный брательник не менял. Год рождения амбал сам ошибочно записал как 1950-ый, вывзрослив меня лет на десяток. А с местом работы Лейсан мне здорово подфартила.

Далее, мне пришлось раздеваться до трусов. Каждый шовчик одежды тщательно ощупывался, из карманов всё было вынуто и положено на тумбочку. Закончив с одеждой, охранник переключился непосредственно на меня. Зачем-то стал оглаживать тело, заглядывать в подмышки и в выемки ног. Прыщики, наверное, искал, или признаки сифилиса? Хрен его разберёшь. Вот, идиот! Я же не с дорогим Леонидом Ильичом спать в обнимку собрался. Да и с доченькой его возрастной, вроде бы… не особо стремлюсь.

– Давно знаком с Галиной Леонидовной? – внезапно спросил охранник.

– Про это вы лучше её саму спросите.

– Слушай, парень. Езжал бы ты подобру-поздорову к себе домой, спать? Вон, еле стоишь. Мы тебе организуем доставочку, куда скажешь. Совершенно бесплатно, – с проникновенными интонациями заговорил Слава.

Ага, знаю я вашу доставку. Вывезете в лес и там кокнете.

– Нет, я же обещал…

– Ну, тогда спускай трусы.

– Эт-т-то зачем? – окончательно перепугался я.

– Полный досмотр, дорогой товарищ Чекалин. Тебе напомнить, в чьей квартире ты находишься?

Заголяться в просторном холле квартиры, куда мог выйти в любой момент какой-нибудь её обитатель, было, скорее всего, актом глумления. Я предложил Славе совершить стриптиз в туалете, только для него одного. Мужчина категорически не соглашался. Пришлось сбрасывать последнюю одежду и вставать в позу раком. Пальцы в резиновых перчатках пошуровали сначала в гениталиях на предмет поиска мелких резвых скотинок, позднее начались довольно таки странные манипуляции с моей грешной дырочкой. Глисты искал, что ли, или простату массировал? Боль была терпимая, но от жуткого унижения сводило мышцы. Да чего это я его оправдываю? Развлекался он стопудово, извращуга, гондонья отрыжка! Мысли какие-то дурацкие зашли в голову. В один день удосужилось мне окреститься в воры и тут же проткнуться.

– Гражданин начальник! Статью за гомосечество вроде бы ещё не отменяли, – не выдержал я.

– Защёлкни пасть. Не нравится, можешь одеваться и отчаливать к себе домой, – слегка разозлился Слава, – Жалко мне вас дурошлёпов, честное слово. Приезжаете, на что-то надеетесь. А ей на вас глубоко плевать, завтра даже и не вспомнит. Седьмой сон, наверное, сейчас пересматривает в своей постели.

– Ни на что я не надеюсь. Мне просто переночевать было негде. Не в Москве живу, – промявкал, стуча зубами от навалившейся нервной дрожи.

– Ну, это – другое дело! Давно пора, – расцвёл охранник, – Мы тебе даже гостиницу бесплатно организуем. Одевайся, досмотр закончен.

Я проворно накинул на себя шмотьё. И вовремя. Высунулась ужасно недовольная физиономия Галины.

– Славик, ты что, захотел проверить крепость моих нервов, или надумал сменить место работы? Почему мой гость ещё не в моей комнате? – прорычала кремлёвская принцесса, периодически переходя на визгливые модуляции.

– Служба такая… Ничего не поделаешь, – виновато заулыбался службист, провожая меня глазами, как кошка вырвавшуюся из когтей мышь.

Даже портфель, возможно бомбами набитый, не стал проверять. Наверное, ожидает его в скором будущем хороший пистон от Юрика Владимирыча за то, что не смог воспрепятствовать проникновению свежевозникшего хахаля в апартаменты дочери генсека.

– Пару сек ещё подожди у себя. Мне надо с ним кое о чём мужском погутарить, – попросил принцессу, заметив подаваемые охранником какие-то жесты.

– Прости, товарищ. Не держи зла и ничего не говори хозяйке. Служебная необходимость. Мне велели. Я ведь недавно здесь работаю, – заискивающе забормотал амбал, прижимая крупные ладони к груди.

– Тамбовский волк тебе товарищ, или ещё какой другой, смотря из каких прерий ты сюда притащился, – процедил я, – Короче, замнём эту тему, если уничтожишь, или поменяешь записи обо мне в той книжонке. Ну и подготовь ответочку. Исполнишь качественный танец со стриптизом для меня. Понравится представление, будешь окончательно прощён. Только при таких условиях восстановится нарушенный баланс в моей душе.

Оставив мордастого холуя переваривать мои сентенции, прошествовал к ожидающей меня принцессе. Её квартирка была обставлена стильно, с претензиями на роскошь из-за хрустальных люстр, антикварных столиков с резьбой и инкрустациями, особым образом изогнутых форм ножек и спинок у стульев, прекрасного рисунка позолоченных обоев, а также ваз и статуэток. На окнах поразили жалюзи, привычные в будущем, но никак не в это время.

Галина в прелестном китайском халатике, вопреки моему настойчивому пожеланию отдаться на растерзание Морфею, возжелала посидеть со мной за задушевной беседой, подкреплённой бутылочкой Вермута:

– Будешь Мартини? Как лучшему другу предлагаю.

– Устал я. Спать хочется зверски.

– И чего я тогда полчаса тебя ждала?

– Ладно, не злись. Наливай.

– Кто из нас мужчина?

– Давай тогда сюда своё Мартини. За что пьём?

– Выпьем за любовь…

Судя по её внешнему виду, Галина явно не скучала без меня в окружении веселящих напитков. Даже удивительно было, что Славе совсем немного не подфартило до момента оказаться правым.

– Ты же меня будешь любить? – жалобно проговорила Галина.

– А как же Борюсик? – возник естественный вопрос.

– Меня на всех вас хватит, – цинично брякнула принцесса.

То, что у любого мало-мальски облечённого властью лица почти всегда наряду с показушной семейной жизнью с жёнами и детьми, присутствовала также тайная, с гаремом из любовниц – не требующий доказательств факт. В отношении влиятельных женщин тот же принцип действует, но только зеркально. Гарем на этот раз представлен красивыми самцами. Возможно, так начальницы страховали себя от вероятности обмануться с выбором.

– Если думаешь, что я у тебя буду выпрашивать какие-нибудь блага, то сильно ошибаешься, – заявил, опрокинув в себя полный фужер с приятным напитком, – А вот тебе кое-чего нужно от меня.

– И чего такое ты мне можешь дать, чего у меня нет? – досадливо вопросила почти падающая с кресла женщина.

– Как чего – мудрого совета. Но об этом не здесь. Тут подслушивают, – я с таинственным видом приложил палец к губам.

– Не пори чушь, давай лучше выпьем.

– Галина, по-моему, тебе хватит.

– Я сама знаю, когда мне хватит.

Пришлось разливать по фужерам ещё вермута. Выпили просто так, молча.

– Ладно, пойду, лягу, а ты быстренько приходи, – проговорила принцесса и с трудом, поднявшись с кресла, двинулась в стороны спальни, заплетаясь ногами.

Я проводил её глазами, с азартом ожидая, когда она шлёпнется на пол. Не получилось. Даже не задела по пути сервант. Однако, неплохо она наблатыкалась перемещать своё крепко поддатое тело. А зрелищно то как! Здорово было бы ввести новый вид спорта – художественное перемещение в пьяном состоянии.

Появился какой-то маленький человечек с чёрной шляпой, одетый в дурацкую красную форму. В руках он держал пику. На ломанном русском языке он стал укорять меня, что не проводил даму в альковы. Поцапались с ним яро. Я орал на него матерно, а он замахивался пикой и требовал снять штаны. Показал ему дулю и отключился.

Очнулся в кресле, но в одних трусах и носках. Одежда валялась на полу. Кто меня раздевал – сознание не зафиксировало. Возможно это снова происки человечка в красном. Только его нигде не было видно. Бли-и-ин пропитый, тьфу… пропитанный. А вдруг, он тоже извращенец? Прошёл в спальню. Принцесса спала на боку, не сняв своего халатика. Накрыл её одеялом и сам лёг рядом. Что нужно человеку, изнасилованному за одну ночь двумя извращенцами, для обретения относительного комфорта в душе? Правильно – тёплая постель и женщина под боком.

Проснулся в очередной раз от какой-то возни возле себя. Неуклонно серело за окном. Мать моя – женщина! Галка моё оружие расчехлённое зарядила, а потом сверху села и давай наяривать. Трусов на мне естественно не оказалось, как и халатика на секретовне, тьфу… как её бишь. Порой мне кажется, что моё тело живёт какой-то собственной сексуальной жизнью. Кажись, мне получилось её пропиарить, то есть пропиявить, да, нет же – пропереть. Короче, перфорировать. Чтоб я ещё так пил? Да никогда!

Когда всё кончилось, я вдруг почувствовал дикую жажду.

– Пойду, воды глотну, а то сушняк замучил, – прохрипел я.

– Мне тоже принеси, – пробормотала пьяно лыбящаяся принцесса.

Без трусов рассекать по царским хоромам как-то было цыкотно. Нашёл их, подняв глаза к потолку. Как они оказались на люстре, сам Шерлок Холмс без бутылки не разберётся. А трусы оказались даже не моими, с более задастого чела. Нам крестьянАм этот предмет гардероба до звезды, лишь бы жопу как-нибудь прикрывало. Ещё галстук нашёлся в косую синюю полосочку, такой простецкий. Натянув его тоже на голую шею по приколу и пошлёпал босиком на поиски кухни, а заодно и туалета. Последнее нашлось быстро, а вот кухню не получилось. Холодильник стоял почему-то в конце коридора.

Открыв дверцу вместительного холодильника, я понял, почему Галина отказалась от презента Секи. Там было такое, что ему и не снилось. Мне нужна была только минералка, и она проявилась в образе тёмно-зелёной, слегка запотевшей бутылочки Боржоми. Я реквизировал сразу четыре штуки, одну открыл и с наслаждением приник к горлышку. Утолив жажду, я подошёл к висящему поблизости большому портрету лидера страны, отсалютовал бутылками и с чувством глубокого удовлетворения произнёс:

– Спасибо, дорогой Леонид Ильич, за это чудесное утро и за изобилие в холодильнике!

– Если от чистого сердца, то пожалуйста, – услышал такой знакомый по телетрансляциям характерный голос.

Я оглянулся и увидел дорогого Леонида Ильича в тренировочном костюме, стоящего в позе волка из мультфильма при его первой встречи с псом и строго на меня смотревшего.

– От чистого, не сомневайтесь, Леонид Ильич. У меня только такое сердце бывает, – накатил вдруг кураж.

– Откуда здесь такой красавец в голом виде заявился? – пророкотал генсек.

– Неправда ваша, – запротестовал я, – Не голый я. На мне вон даже галстук имеется.

– А какого пипи ты здесь забыл? – продолжал бычиться вождь.

– Приглашён в гости Галиной Леонидовной. Просто мы не ожидали, что вы здесь окажетесь, а не в Завидово, – объяснился я, помаленьку охреневая.

Не ожидал, что и Брежнев окажется таким матершинником.

– Ишь ты, ёпипипипи, не ожидали они… – всё также недовольно пробурчал лидер нации, – Кот из дома – мыши в пляс?

– Точно… – предпочёл согласиться я.

– Чего-то ты на цыгана совсем не похож, хоть волос чёрный. Мать, наверное, русская?

– Все они исконными русаками всегда были. Вы меня, наверное, путаете с цыганским артистом Буряце? Так я признаюсь, что вовсе не он, честное пионерское.

Грубые черты первого лица государства заметно смягчились.

– Твои родители померли что ли?

Кивнул в ответ.

– Сочувствую, давно?

– Совсем недавно.

– А ноги почему такие? – задал странноватый вопрос Брежнев.

– Ну, есть такое дело… кривоватые… на любителя… – буркнул я, осмотрев свои нижние конечности.

– У цыган такие бывают… крепкие, жилистые. На коне нужно держатся хорошо, – сам вдруг смутился Брежнев, – Или спортом каким увлекаешься?

– В хоккей немного поигрываю, – согласился я.

– Это ты правильно поступаешь, – поднял указательный палец вверх генсек, – Хоккей – игра для настоящих мужчин. Сам люблю эту игру. А какого пипи мы стоим тут? Пошли, угощу чаем с пирожками, пипипипи, а, может быть, и чем покрепче.

От былого мрачного настроения у лидера страны не осталось и следа. Утренние сумраки сменились полноценным рассветом. На часах тикало пол седьмого.

– Можно мне сбегать и приодеться по-нормальному? Как-то неловко перед главой государства голыми телесами и трусами сверкать, – попросил я.