Текст книги "Пансионат Кома (СИ)"

Автор книги: Максим Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   На его счастье пустых столов было в избытке, и он даже прошел несколько из них мимо, чтобы сесть поодаль от остальных. Сашка сел с ним.

   – А тебя как сюда угораздило? – спросил Кирилл Сашку.

   – Да я... как и все сам пришел, – ответил он, замявшись на мгновение и принялся за кашу.

   – А я вот и не помню, как сюда попал. Помню только как подношу ко рту стакан с вискарем, – он отпил компот, – а потом бум: и уже стою у входа.

   – Тебя как звать-то дружище? – раздалось из-за спины Кирилла. Он оглянулся. Все пялились на него так, что и не разобрать кто из них спросил.

   – Кирилл, – с напускной грубостью ответил он и отвернулся.

   – Ишь ты какой бойкий, – раздался скрипучий голос, по-видимому принадлежавший сухому старичку; совсем седому, с впалыми глазами и белой козлиной бородкой.

   – Какой есть, – сказал Кирилл, смотря себе в тарелку, но так, чтобы его непременно услышали.

   – А ты за что загремел-то? – Спросил кто-то Кирилла тяжелым басом, нарочно не заметив его грубости.

   «Загремел?»

   – Да бандит он, – осуждающе сказал старик и тут же присовокупил: – как ты.

   – Чего? – рассердился басовитый.

   – А чего, не так что ли? – продолжил старичок. – Ты вон давеча благодетельницу нашу мадам Елену обругал. А досталось потом кому? Не помнишь разве? – И выпучив глаза на него, крикнул: – Балагур.

   – Это кто балагур? Кто балагур-то, а? – закричал он на старичка, вставая. – Да она змея, змея. Она... демоница. А ты приживальщик её чертов. Заступник. Такой же черт как она.

   – А ты не вопи как баба визгливая, все и так слышат, – сказал старик.

   – Что? – Глаза его округлились, щеки задрожали. – Ух, да я тебя сейчас за твою бородишку так оттаскаю. – И он, опрокинув стакан с компотом на пол рванул к старику.

   – Караул! – взвыл старик. – Убивают, насильничают. – И метнул ложкой во врага, но промахнулся. Она просвистела мимо уха Кирилла, пролетела в аккурат над головой Сашки, и отлетев от стены, звеня запрыгала по кафелю.

   «Мать моя женщина, куда я попал».

   Кирилл обернулся и увидел крепкого детину, пробирающегося к хилому седому старичку. Он стал наблюдать разраставшееся у него на глазах представление, решив для себя, что чтобы сейчас ни случилось он не вмешается.

   – Держи его, – крикнул плюгавенький мужичок с густыми усами, подскакивая с места.

   Молодой парень лет двадцати пяти со шрамом на переносице, быстро сообразив, что к чему, стартанул со своего места за ближайшим от скандального старичка столом. Он проворно проскочил между спинками стульев и перехватил надвигавшегося в его сторону разъяренного бугая, обняв его борцовской хваткой. В узких проходах между стульев они стали шататься и раскачиваться как два неуклюже танцующих медведя, сшибая зевак со своих мест и расталкивая столы. Металлические стулья с грохотом опрокидывались, ложки летели на пол, тарелки и стаканы катались по столам словно шары для боулинга.

   – Тихо вы, – крикнул кто-то, чуть не надорвав горло, и стукнул кулаком по столу так, что громыхнула посуда. Однако в наведении порядка это не помогло, а наоборот слилось в общую какофонию криков, визгов, звона и грохота, дополнив и разукрасив её.

   В какой-то момент здоровяк поскользнулся на разлитом компоте и стал заваливаться на бок. Он пытался устоять на ногах, но крепко повисший на нем паренек выполнил роль дополнительного груза и только предал падающему ускорения. Они разбежались и со всего маха врезались в стоящий около стены стол, впечатав его в стену. Довольно толстый слой краски со штукатуркой лопнул и угол массивной столешницы с треском пробил доски. Сухой треск похожий на противный хруст медленно ломающихся костей на миг заполнил все пространство. Кости. Они сломали старые, дряхлые кости скелета древнего особняка. Дом молча стерпел... Сцепившиеся, завалились на стол и державший буяна паренек, воспользовавшись моментом ловко зашел сзади и сцепил руки замком на его животе. Он присел и неожиданно для всех рванул лежащего на столе амбала на себя, выгнул спину и как только у того оторвались ноги от земли, повернулся влево и они вместе грузно упали на бок. Здоровяк взвыл. Падая, его ноги подлетели, и он голенью пнул стол, на котором они только что лежали и перевернул его.

   – Ааа, – он поджал ногу к груди, обхватил её руками и корчась от боли стал кататься по полу. – Ааа, старый черт.

   – А вот и поделом тебе, – снова расхорохорился старик.

   – Да всё, уймись, – сердито сказал на него худой и высокий парень. Он стоял и обтирал полотенцем кашу со штанов.

   В этот момент в столовую ввалился уже знакомый Кириллу Гриша, но теперь вместе с напарником: таким же ненормально гигантским, как и он сам, только у второго голова была маленькая и круглая как небольшой глобус.

   Они таращились на устроенный здесь настоящий погром будто не могли поверить своим глазам, что такое вообще возможно.

   Следом вошла мадам Елена.

   Она обвела столовую суровым оценивающим взглядом. Все отряхивались, протирали столы и пол от каши и компота, поднимали посуду, в общем: делали хоть что-нибудь, только бы не встретиться с ней взглядом.

   – Ааа, вы здесь, – сказала она таким тоном словно нашла потерявшуюся, но очень нужную вещь. – Вам звонили на завтрак пригласить, но вы трубку не взяли. Мы уж подумали, что вы где-то заблудились. Но хорошо, что вы здесь и плохо, что стали свидетелем такого происшествия.

   Кирилл молча покачал головой как бы сказав, что все в порядке.

   – Этого в медкабинет, – скомандовала она, кивнув на катающегося и воющего у противоположной стены пациента.

   Люди скалы молча выполнили распоряжение. Они взяли его под руки, легко как пушинку подняли с пола и стали выводить. Мадам Елена сделала шаг в сторону и даже не взглянула на прыгающего мимо неё на одной ноге пострадавшего.

   – Через десять... нет, через двадцать минут все в актовом в зале. Здесь – идеальный порядок, – сказала она и вышла вслед за санитарами мутантами.

   Кирилл с сожалением смотрел на то, что осталось от столовой и на этих перепачканных в каше и в клубничном джеме людей. Они шатались среди разрухи потупив взгляд, не зная с чего начать.

   – Меня сожрут, меня сожрут, они убьют меня. Пожалуйста... – рыдал за столом тот, который пытался утихомирить всех криком «тихо вы» и Кирилл опознал его по голосу. Это был он. Именно он кричал через весь коридор, что бы они не топали.

   «Психи. Это же мать моя женщина психи. Это же...»

   Вдруг, состояние наступившего откровения и осознание безысходности стал сменяться накатывающимся смехом. Он улыбнулся и отвернулся, пытаясь сдержаться.

   «Психи».

   Но только он открыл рот, чтобы откусить бутерброд из него тут же вырвался смешок.

   «Боже... Психи!»

   И дальше он уже не смог сдерживаться. Громкий истеричный хохот со звоном вклинился и разорвал монотонные шарканья, невнятные бормотания и звяканья собираемой с пола посуды.

   Рыдающий «псих из коридора» тут же затих, и шмыгнув носом поднял на Кирилла мокрое раскрасневшееся лицо. Слонявшиеся среди беспорядка люди замерли и уперлись в Кирилла угрюмым неодобрительным, а кто-то и презирающим взглядом. Он сидел, откинувшись на спинку стула, с запрокинутой головой с надкусанным бутерброд с маслом и клубничным джемом и звонко, задыхаясь гоготал.

   Только сидящий напротив Сашка смотрел на него и широко улыбался.

***

   Спустя десять минут они с Сашкой уже были на балконе, оставив недовольных выздоравливающих наводить порядок и судя по оставшемуся времени им необходимо было поторопиться. Перед ними предстала огромная мраморная чаша полная воды.

   Внезапно, что-то ударилось о водную гладь нарушив её покой. Кирилл поднял голову. С верху слетело несколько крупных капель.

   – А крыша-то протекает, – усмехнулся он и они пошли к правой лестнице.

   Кирилл положил руку на темно-коричневые массивные перила – она приятно заскользила. Укрытые бордовой дорожкой ступени чуть прогибались пот тяжестью ступающих, тихо поскрипывая. Спускаясь, он стал уже более детально рассматривать портреты, висящие вдоль лестниц, чем его спутник, поспешил воспользоваться:

   – Это основатель, месье Отюз де Люлли, – сказал Сашка, глядя на тот же портрет, что и Кирилл. С него вот уже несколько веков смотрел хмурый мужчина с овальным худощавым лицом, изрезанным тонкими линиями морщин, угольно черными волосами, аккуратными усами, плавно переходящими в строгую треугольную бородку и чуть прищуренным, словно целящимся в смотрящего взглядом. На фоне точно подогнанного черного жакета мастерски расшитого золотом он держал скрещенные кисти рук и на среднем пальце правой руки, той что была сверху, красовался увесистый золотой перстень с квадратным черным камнем в середине и золотым узором в виде розы.

   – И там тоже он. – Сашка показал на противоположную стену где висел портрет совсем юного парня в офицерском мундире и тоненькой полоской усов. Свежий и наивный. – И там, – сказал Сашка, показывая пальцем на портрет совсем седого, изрезанного глубокими морщинами старца с вдумчивым, полном мудрости взглядом. Если бы Сашка не сказал кто это, то Кирилл бы угадал что это был один и тот же человек только по перстню, который присутствовал на всех портретах. Все остальное в нем разительно менялось с возрастом.

   – А это когда здесь был приют, – сказал Сашка, проходя мимо большой картины со стоящими в три ряда детьми. Все они были разного возраста, от совсем маленьких, до старшеклассников. Края среднего ряда замыкали две женщины в белых фартуках и чепчиках, а позади всех, по центру и выше всех находился мужчина во фраке. Все они стояли на фоне фасада здания. Кирилл остановился, разглядывая её более пристально чем все остальные.

   – Во время войны здесь прятали детей, которые... ну скажем так, которые по мнению некоторых не заслуживали право жить. – Сашка рассказывал, разглядывая лица ребятишек как они спасались, как учились и многое, многое другое.

   Только Кирилл вряд ли сможет повторить все то, что рассказал ему Сашка. Сейчас его заботило совершенно другое.

   «По всей видимости портрет написан с общей фотографии и хорошо было бы найти оригинал. Хотя...».

   Он рассматривал не лица спасенных детей или их воспитателей, а фон, задний фон на котором были большие двери, окна, и... крыльцо. Кирилл не помнил, чтобы он поднимался по нему.

   «С того времени много могло поменяться».

   – А есть фотографии, альбом там какой, – неожиданно спросил Кирилл. Сашка в ответ лишь скривил рот и пожал плечами.

   В этот момент сверху послышались шаги. Двое, с большими кастрюлями в которых грохотала грязная посуда торопливо пробежали мимо стоящих на лестнице. За ними поспешили остальные.

   – Да, пойдем, – заторопился Сашка.

   Они спустились и проходя мимо фонтана, Кирилл задержался. Ему было интересно куда девается вода, вытекающая из глаз мраморных исполинов. Как оказалось, тонкие струйки точно попадали в два выверенных отверстия в полу не на многим больше самих струй. Он искренне удивился такой точности мастеров и сожалел о том, что сегодня, так уже не делают.

   – Грешники, – сожалеюще сказал Сашка, смотря на фонтан и зашагал к стоящим в четыре ряда скамейкам. Кирилл хмыкнул и последовал за ним. По настоянию Кирилла они с Сашкой заняли места в первом ряду... с конца. Остальные рассаживались в разброс, по двое, по трое, по всем скамейкам без порядка.

   «Демократия», – заулыбался Кирилл, глядя как рассаживаются пациенты.

   Двое, пронесшихся мимо них с кастрюлями вернулись, придерживая под руки хромавшего здоровяка.

   – Антон так-то мирный, – сказал Сашка, сопровождая его взглядом. – Так только: может за ухо подергать или за нос оттаскать, ну или за бороду, – усмехнулся он, – а бить – нет. Никогда ещё ни с кем не дрался. Он хоть и большой, и вспыльчивый, а добрый. И смешной, – добавил он.

   «Ага. Все они такие, а потом – бац, и нож в спине. Вот посмеётесь», – думал Кирилл, вращая головой как сова, изучая то, что называлось актовым залом.

   Спереди стояла вогнутая как призма стена с большими, до потолка двустворчатыми дверьми по центру. Он никогда раньше не видел таких дверей, таких... кривых и огромных. Они скорее походили на ворота для грузовика. Кто знает, быть может когда-то здесь был склад. Но на кой черт им было делать такие двери. Нет, они были здесь с самого начала и... точно. Его вдруг осенило.

   «Декорации. Это явно декорации.»

   Перед стеной лежала невысокая, в две низкие ступени, площадка, построенная полукругом к зрителям и таким образом получалась импровизированная овальная сцена. С обеих сторон сцены были обыкновенные двери вероятно для артистов.

   Справа и слева, от расставленных скамеек, под лестницами, стояли на высоких кованых ножках абажуры, похожие на раскрытые зонтики. От них и до самой сцены, тянулись чередуя друг друга старые бра и картины. На первый взгляд ничего не обычного, но даже в этом обычном Кирилл смог различить кое-что странное. На остроте его зрения и восприимчивости к мелочам сказался стресс – реакция организма на агрессивную среду. Жажда свободы и предчувствие беды делали свое дело.

   Подсвеченные мертвенно желтоватым светом абажура доски стен явственно выдавали свою тайну. Интересно кто-нибудь ещё это замечал. Все дело было в том, что, если параллельные черные стыки между досок шли вертикально одной линией – это было нормально, то горизонтально они должны быть в шахматном порядке: стык двух досок приходился по середине соседних и так далее – и так оно и было. За исключением одного: недалеко от абажура, черная полоса, означающая стыки или... прорезь, растянулась на пять досок, разрезая некоторые из них пополам и на высоте около двух метров над полом. Это без сомнения означало только одно – потайные двери.

  Кирилл оглянулся и увидел, что на соседней стене также. Две потайные двери. Но радоваться было ещё рано, это могли оказаться и обычные кладовые с ведрами и швабрами, а могли и... кто знает, что там могло быть. Если здесь когда-то были представления, то возможно оттуда неожиданно появлялись артисты, может фокусники. А может это вообще... запасный выход. Кирилл от этой мысли аж подпрыгнул.

   «План. План эвакуации», – осенило его и в кровь ворвалась небывалая порция адреналина. Грудь резко сдавило, стало тяжело дышать. Он привстал и стал осматриваться в поисках плана, плана его спасения. Голова закружилась. Он тяжело дышал.

   Из вестибюля донесся методичный стук металлических каблуков о мрамор. Все присутствующие оживились и заерзали – старые скамейки под ними нервно, визгливо заскрипели. Кирилл, нахмурив брови бегло оглядывался по сторонам, пытаясь найти белый плакат-схему. Лишь Сашка сохранял спокойствие: он с легкой веселостью на лице смотрел прямо перед собой на сцену, как смотрели когда-то сидящие здесь – и уже давно умершие – люди в предвкушении хорошего представления. Стук нарастал и приближался пока наконец, из-за лестницы не появилась она: стройная, высокая женщина с черной косой до колен и безупречно белом и выглаженном халате.

   Она грациозно прошла по центральному проходу прямиком к сцене. Кирилл проводил её пристальным, оценивающим взглядом. Может где-нибудь в другом месте он бы и приударил за ней, стрельнул номерок телефона, проводил до дома и как знать может даже не улизнул бы после первой ночи; где-нибудь, хоть в самом аду, но только не здесь. В этот момент он ещё и не подозревал, что те огромные двери, что захлопнулись за ним пару часов назад и были настоящие врата в ад куда он, если верить мадам Елене, добровольно переступил порог.

   Кирилл понял, что на свое обаяние рассчитывать не приходится, ведь она знает кто он на самом деле и судя по сегодняшней сцене в столовой здесь много таких – один-то уж точно есть.

   «Вон он хромой»

   Так что на его преступную романтику она не клюнет. И при том не надо забывать самое главное: здесь психи. Как бы их не называли, а это самые настоящие психи и раз он в их обществе и не в белом халате, то... Кирилл грустно усмехнулся, глядя ей в спину.

   Она не стала подниматься на сцену, а миновав первый (и он же пустой) ряд скамеек остановилась, и на цыпочках развернулась к присутствующим.

   – Прежде всего, доброе утро! – сказал она, чуть кивнув, и ласково улыбаясь, обвела всех радостным, добрым взглядом, будто ничего не произошло. Сидящие живо отозвались нестройным хором. Кирилл промолчал. – Начнем с того маленького и грустного происшествия, случившегося сегодня в столовой. Я несказанно рада, что в этом недоразумении сильно никто не пострадал. – Она посмотрела на Антона, и он демонстративно потер саднящую голень. – А ведь это могло закончится весьма печально: кто-то мог удариться головой о пол или об угол стола. Вы не подумали об этом? – спросила она с явным укором и знала, что ответа на него не последует. – Вы также не подумали в каком свете вы выставили себя перед нашим новым гостем. – Она жестом указала на Кирилла. Все вновь – уже в третий раз за сегодня – посмотрели на него. – Что он теперь про вас подумает? – упрекнула она.

   «Психи»

   – Не уверена, что в том сумбуре, вы успели с кем-то познакомиться. – Обратилась она к Кириллу. – Вас не затруднит, – сказала она или спросила неопределенно, и указала на место рядом с собой.

   Кирилл, натужно кашлянул, пробрался через Сашку и направился к ней. Мадам Елена смотрела ему прямо в глаза. Он ей. Взгляд её черных глаз казалось прожигал его насквозь, впивался прямо в мозг разнося в нем мерзкую мысль как вредоносный вирус:

   «Ты никогда не выйдешь от сюда».

   Шаг за шагом они сближались как дуэлянты за исключением только того, что она стояла на месте.

   Взгляды психов, как он их для себя охарактеризовал, впились в него как пиявки, которые он ощущал буквально физически. Все ожидали развязки, яркого представления на уже вековой сцене. Вот сейчас они сойдутся и распалится немыслимая битва: она – Минотавр, грозный хранитель и защитник этого старого лабиринта из трухлявых стен; он – славный Тесей призванный спасти их. Он смел. Он новенький и не знает её и потому он так смел и горд. Но скоро он узнает её, хорошо узнает. Ему сочувствовали и уже жалели, наперед. Но им и гордились.

  Когда Кирилл проходил третий ряд сладкая улыбка на лице её слегка дрогнула – край алых, тонких губ еле заметно приподнялся – и на миг явилась злобной ухмылкой. А глаза... глаза стали необыкновенно черными заполнив всю радужку. Но то было только на миг, а по его спине уже предательски пробежала мелкая дрожь.

   Мадам Елена, слегка склонив голову, отступила вправо, любезно приглашая его встать на свое место. Когда же Кирилл оказался рядом с ней от неё повеяло холодом как будто она только пришла с мороза и в голову как стрела, вонзилась страшная мысль и не в виде догадки, а точного, верного знания:

   «Она убьет меня».

   Мадам Елена хищно прищурившись, скосила на него глаза точно прочитала его мысли.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...