Текст книги "Раскаленная броня. Танкисты 1941 года"
Автор книги: Максим Кисляков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Семен поморщился, выхватил буквально изо рта набитый табаком кругляш.
– Эй, ты чего? – негодующе бросил Баир. – Очумел, что ли?
– Хватит тут дымить! – раздраженно бросил Горобец, он смял папиросу – искорки брызнули в сторону – и запустил окурком в урну. – Чуть что – сразу за табак хватаешься.
Баир буркнул что-то в ответ невнятное и тяжело вздохнул.
Игорь и Настя сделали еще один круг, рука лейтенанта уже не дрожит, хотя и прижать талию ближе не решается. Ухо и щеку поглаживает тепло ее дыхания.
– А вы ведь завтра на фронт едете? – спросила загадочным голосом Настя.
– Едем… – кивнул Игорь.
– И не страшно?
– А чего может быть страшного?
– Говорят – война всегда страшная. Мама рассказывает – всякого навидалась за Гражданскую…
– Но то другая война была, – коротко ответил Игорь. Ему почему-то совсем не хотелось сейчас говорить про войну. – Сегодня такой уже не будет.
– А какая будет? – вдруг испуганным голосом произнесла Настя, глаза бездонными озерами уставились на Игоря. Ему стало немножко не по себе.
– Как какая? Малой кровью и на территории врага!
– Но ведь немцы уже у нас, – она совсем стала шептать. – Даже поговаривают, что уже далеко прошли от границы…
– Враки это все! – процедил он вдруг злобно.
Анастасия немного отстранилась, бросила испуганный взгляд. Потом вздохнула и добавила:
– Хорошо бы…
Игорь почувствовал, как Настя сильнее прижалась к нему. Приятное тепло прокатилось внизу живота. Он улыбнулся.
Внезапно лицо Анастасии сделалось серьезным, глаза уперлись куда-то в сторону. Лейтенант ощутил тяжесть на плече – туда легла чья-то массивная ладонь. Пара перестала танцевать. Рядом раздался голос с хрипотцой:
– Уступи девушку, солдатик.
Игорь обернулся и тут же встретился с жестким взглядом. Сзади него стоит рослый парень, плечи вдвое шире, руки, словно дубовые стволы, оплетает сетка жил. Лицо будто вытесанное топором из дубового массива, подбородок воинственно выступает вперед. На коротко стриженной голове модная кепка-восьмиуголка. Про таких говорят – верзила.
– Не понял, – коротко ответил Игорь, продолжая рассматривать парня.
– Чего ты не понял, солдатик? – прогудел верзила, в голосе промелькнули нотки презрения. Лейтенант стал хмуриться – почувствовал, как ладонь на плече начала с силой давить. – Девушку, говорю, уступи.
– Здравствуй, Василь, – вдруг отозвалась Настя, старательно сделав голос нарочито добродушным и приветливым. – Ты какими судьбами здесь?
Верзила вдруг улыбнулся, на верхней челюсти блеснула фикса.
– А я по твою душу. Смотрю – моя Настенька и вдруг танцует с какими-то военными. Ну, думаю, надыть разобраться, что к чему…
– Ой, ну прямо украли меня! – хохотнула Настя. – Скажешь тоже!
– А чего? Может, и так…
Внутри что-то больно кольнуло, ожгло и провалилось куда-то вниз до самых пяток. Игорь вопросительно посмотрел на Настю, та почему-то отводит глаза.
– Так вы знакомы?
– Да, вместе росли в одном дворе, – как-то немножко с неохотой ответила Настя. – Дружим с детства, можно сказать.
– А теперь дружим еще крепче, чем раньше. Понял, солдатик?
Игорь напрягся, злость ударила в голову, прокатилась болезненным эхом по телу. Руки сжались сами собой до белых косточек.
– Знаешь что, как там тебя – Василь? Мы здесь приятно вечер проводим, танцуем, погодой наслаждаемся, – уверенно произнес Игорь, в голосе скользнул металл. – А ты и твои друзья нам мешают!
– Чего? – произнес Василь и мгновенно ухватил Игоря за грудки, заскрипели петлицы, лейтенант опешил. – Я тебе покажу – мешаете!
Василь дернул Игоря и с силой приподнял его за грудки, но Протасов мешкать не стал – с силой обрушил удар по рукам верзилы. Блестящая медная пуговка воротника гимнастерки звякнула о землю. Игорь скривился – рука отозвалась тупой болью, будто вдарил что есть мочи по кондовому дереву. Но все же Василь чуть ослабил хватку, и Игорь дернулся, извернулся. Затрещала ткань – он сумел ухватить Василя за грудки.
К ним тут же подскочили Семен с Баиром и Романом, но их тут же остановили друзья Василя.
– Тихо вы! Никто никого трогать не будет! – пробасил один из них. – Пусть сами поговорят…
Внезапно парней буквально локтями растолкала Люба и в два шага очутилась рядом с Василем.
– А чего это ты меня на танец не зовешь, а, Василий? – сладким голоском проговорила девушка, руки мягко легли на плечи парня, прошлись по проступающим сквозь рубаху мышцам до локтей. Пришлось отпустить Игоря. – Ты ведь не так давно обещал, неужто забыл?
Василий посмотрел на Любу и отмахнулся.
– Погоди ты. Не до тебя сейчас!
Девушка ахнула, отступила на шаг, руки деловито уперлись в бока.
– Так, значит, обманул, да? – Она вновь шагнула к Василию, руки обвили плечи. – Ну пойдем, как раз песня хорошая начинается!
Но верзила вновь отмахнулся мощной пятерней.
– Не пойду! – Василь кивнул в сторону Насти. – С ней пойду, а с тобой – нет!
Люба буквально побелела от обиды, топнула ножкой.
– Ну как знаешь! – бросила она и двинулась прочь. Ее остановил низенький паренек в сером пиджаке.
– А давай лучше со мной станцуем. Я тоже танцор – хоть куда.
Люба презрительно посмотрела на паренька.
– Рожей не вышел! – гаркнула она и исчезла меж танцующих пар.
Игорь проводил ее взглядом, но тут же впился глазами в Василя – рука вновь с силой вцепилась в плечо. Ярость вновь пронзила сотнями игл.
– Ну чего тебе надо, верзила деревенский? – зло глядя в глаза, произнес Игорь. – Мы никому не мешали!
Василь сплюнул, кивнул куда-то в сторону.
– Ну-ка, солдатик, пойдем, поговорим…
Игорь пробежался взглядом по товарищам – те с готовностью, вот прямо сейчас, бросились бы отбивать командира, – наткнулся на напряженные лица друзей Василя.
– Не надо… – раздался испуганный шепот Насти. Глаза на мгновение погрустнели, но от этого лицо Анастасии стало еще прекрасней.
Чаще и сильнее застучало сердце. Игорь почувствовал, как горячая кровь стремительным потоком покатилась по венам, стала наполнять каждый уголок тела живительным теплом. Он радостно воскликнул:
– А пойдем!
Игорь шагнул за Василем, но тут же остановился, Настина рука буквально впилась в гимнастерку.
– Не надо, прошу тебя… – еще раз произнесла жалобным голоском девушка.
Игорь улыбнулся во весь рот, подмигнул.
– Да все хорошо будет. Я мигом!
Лейтенант выдохнул и направился меж вальсирующих пар. Впереди маячит широкая спина Василя.
Людей уже не было. Вокруг небольшой пустырь. Василь остановился, степенно достал папиросу, чиркнул спичкой.
– Ну и? – нетерпеливо поинтересовался Игорь. Он старался держаться спокойно, уверенно. И все же внутри предательски подрагивает, руки от волнения похолодели.
Василий, будто не слыша Игоря, медленно раскуривает папиросу, пыхает облачка дыма, сырой табак потрескивает, крохотные искры разлетаются в разные стороны.
– Хотел поговорить, так дав…
Игорь не успел договорить – Василь сделал выпад вперед. Лейтенант отшатнулся – щеку ожгло болезненным ударом – ноги заплелись, и он брякнулся на землю. К упавшему Игорю в один прыжок подскочил Василь.
– Я тебе покажу, как чужих девок уводить! – зло прокричал он и замахнулся. Рука-кувалда нависла для решительного удара.
Игорь зарычал, извернулся и что есть силы оттолкнулся от земли, вперед выставил лоб, зажмурился. Василь вскрикнул, он упал на колени, обеими руками ухватился за лицо, сквозь пальцы брызнула кровь, крупными каплями-кляксами заляпала рубашку.
Игорь мгновенно вскочил, перед глазами плывут разноцветные круги, взрываются мириады огоньков. Кулаки выставил вперед, кожа на костяшках пальцев побелела от натуги.
Василь оторвал руки от лица, вытаращенными глазами рассматривает кровь на трясущихся ладонях.
– Ну, держись, сучонок! – зловеще прорычал Василь. – Убью!
Он поднялся с колен и тут же с рыком, будто подранок-медведь, рванулся к Игорю. Лейтенант шагнул в сторону и приготовился, перед глазами пляшет окровавленное лицо верзилы.
Но ударить Игорь не успел – его руку перехватили, чьи-то острые пальцы точно стальная проволока вцепились в руку и стали скручивать. Игорь ойкнул, застонал от боли.
Василя тоже ухватили за руки – Семен буквально повис на могучих руках. Василь отмахнулся, и Сема кубарем полетел в дорожную пыль. Но тут же верзилу обхватили еще две руки. На этот раз за дело взялся Баир. Он надавил на руку Василя, от натуги у него проступила жилка на лбу. Василь рычит как раненый зверь, мотает головой, разбрасывая капельки крови в разные стороны. Его облепили свои же друзья.
«Ну, точно медведь», – подумал Игорь.
– Хватит вам! – вдруг раздался рядом крик Насти.
Она подскочила к Василю. Послышался смачный щелчок – она со всей дури отвесила ему пощечину.
– Это тебе за руки твои длинные!
Следом раздался второй шлепок.
– А это – за язык длинный!
Василь в ответ лишь мотнул головой и промычал что-то нечленораздельное.
Анастасия выдохнула и быстрой походкой направилась к Игорю, подол платья взмывает вверх. Протасов попытался через силу улыбнуться, острая боль резанула щеку.
– Прости, мы немного не сдержа…
Ему опять не дали договорить – на этот раз болью ожгло другую щеку. Анастасия приложилась от души – кожа буквально онемела! Такая крохотная ладошка, а как залепила, молнией пронеслось в голове лейтенанта.
Игорь поднял глаза и тут же наткнулся на Настино лицо. Ее губы поджаты, глаза буквально мечут громы и молнии.
– Смотри, чего натворили! – крикнула она и ткнула пальцем на катающийся в пыли на пустыре человеческий клубок.
Игорь поднял глаза. Городские оттаскивали Василя, тот пытался отмахнуться от вцепившегося в него Баира, старшина всякий раз выворачивался от огромной пятерни громилы и умудрялся сам приложиться ему по лицу. Тот рычит в ответ, брыкается, но лишь получает удар за ударом.
Роман Демин тоже не остался в стороне – он схватил за шиворот напавшего со спины Баира одного из прихвостней Василя и отшвырнул в сторону. Паренек от неожиданности выпучил глаза и завизжал как дворовая собачонка, послышался треск – парень налетел на березовый ствол, скорчился и жалобно заскулил. Роман довольно рыкнул – теперь тыл друга надежно прикрыт.
Игорь бросил взгляд на Семена, тот трусливо жался возле девушек. Он встретился взглядом с лейтенантом, но тут же потупил глаза, тяжелый вздох вырвался из его груди.
Внезапно со стороны танцевальной площадки раздалась трель свистка.
– Милиция! – прокричал кто-то из ребят. – Тикаем отсюда!
Хватка рук ослабла, и Игорь высвободился. Перед ним все еще стоит Настя, смотрит то на него, то в сторону танцевальной площадки, в глазах испуг. Вдруг перед глазами мелькнули ее губы, манящие, будто спелая вишня. Игорь мешкать не стал – как можно бережнее ухватил девушку за талию и буквально впечатался губами в ее губы. Дыхание напрочь перехватило, сладостная волна устремилась к животу. Настя легонько застонала.
Трель свистка раздалась совсем близко, послышался топот множества сапог. Лейтенант, наконец, рванул что было сил, впереди замаячили кусты. И рванул вовремя – ладонь девушки рассекла воздух буквально в сантиметре от довольного лица Игоря.
– Дурак! – донеслось до него. Но злобы и даже раздражения в ее голосе почему-то нет.
Сапоги простучали по асфальту – еще пара шагов и дальше утоптанная тропинка. Впереди пустырь. Старшина милиции пригляделся – на пустыре трое молодчиков подхватили под руки огромного детину и бодро оттаскивают в сторону. Лицо у него разбито, кровь заляпала белую рубаху.
– Стой! – выкрикнул старшина и дунул что есть мочи в свисток. Раздался оглушительный свист. Рядом сапогами топают двое рядовых, на правом предплечье красные повязки.
– Скорее! Вот этого задержите! – задыхающимся голосом выкрикнул старшина, ткнув пальцем в улепетывающего со всех ног Игоря.
– За ними, быстро!
Рядовые рванули за ним во весь опор. Еще чуть, и они настигнут курсантов, но те, будто подгоняемые неведомыми силами, прошелестели густым кустарником. Скрылись и городские ребята.
Старшина из последних сил нажимает, но дыхание уже вырывается с хрипом, противно колет бок.
– Стой! Кому говорю?! – выкрикнул старшина и остановился. Милиционер тут же согнулся, горло хрипит, сердце колотится как сумасшедшее. – Ну надо же – все равно ушли!
– Тоже мне – вояки! – в сердцах бросил один из рядовых. – Товарищ сержант, разрешите брошусь в погоню. Я все равно их догоню!
– Да ну их! – отмахнулся милиционер, грудь никак не унимается – ходит ходуном. – Не видишь – пацанва! А ведь уже завтра-послезавтра в атаку пойдут!..
3
Колеса вагона перестуками отсчитывают метр за метром. За окнами вагона плывет украинская степь, вокруг – ни деревца. Лишь где-то на горизонте мелькают редкие перелески на пологих холмах. Полуденное солнце золотом заливает бескрайнее зеленое море.
Игорь ухмыльнулся – приятно кольнули воспоминания вчерашнего дня. Первые стрельбы и сразу – на «отлично»! Еще и перед строем благодарность, да с зачислением. Для начала командирской-то карьеры лучше не придумаешь!
Но больше всего, конечно, врезался в память вчерашний вечер. Лейтенант шумно выдохнул, легкая улыбка тронула губы. Летний вечер, парк, девушки, танцы… Приятной волной накатило то чувство, которое испытал при встрече с Настей. Ее голос, взгляд, прикосновения. Губы! Ее губы…
Игорь довольно хмыкнул. «А дальше?» – пронеслось у него в голове.
Пальцы легонько тронули пунцовую ссадину на щеке, невольно зашипел – щека отозвалась жгучей болью. Дальше эта дурацкая потасовка на пустыре. Если бы не увернулся в последний момент, этот верзила расколол бы мою голову как яичную скорлупу. Ручища-то – с тракторный ковш! И на черта я связался с ним? Будто пьяный какой был. Ну, точно! Ну а как не быть хмельным, если на тебя смотрят такие глаза – огромные, зеленые Настины озера!
«А что потом?» – еще одна молния метнулась в голове лейтенанта.
Потом уже затемно прибежали в училище. Конечно же опоздали. Капитан устроил взбучку, но сильно не налегал. Обычно раздает, так раздает! Как любит сострить Ромка – «наваляет так, что шуба заворачивается!». А тут… Отчего-то все время смотрел на нас полными тоски и жалости глазами. Будто завтра перемрем все как один. Наивный этот наш капитан! Это мы-то умрем, отличники службы? Врешь – не возьмешь!
Рессоры вагона заскрипели сильнее, колеса застучали звонче – поезд проезжает стальной мост в три пролета, не меньше. Далеко внизу до рези в глазах поблескивают спокойные воды Днепра. Глаза Игоря уставились в горизонт. Воспоминания продолжают плыть в голове вместе с редкими кучевыми облаками за стеклом.
Перед глазами встает утренний вокзал, парадное построение. Танки погружены на железнодорожные платформы, мощь и слава Красной Армии заботливо обтянуты брезентом, дула грозно уставились на запад. Всего в нашем составе – тридцать новехоньких Т-28 самой последней модификации! Комбриг говорит, куда ни посмотри – внутри все в заводской смазке. Только подумать – тридцать смертоносных исполинов с огромными красными звездами Октября будут нести фрицам разрушение и смерть!
Игорь довольно кивнул. Вспомнилось, как поезд тронулся и оркестр вдруг грянул «Прощание славянки». Все ждали «Интернационала», но нет – решили обойтись старым русским военным маршем. Оказалось, комбриг настоял. Он же в империалистическую воевал небось, и его провожали под «Славянку» бить немцев-империалистов, вот и решил наш майор молодость вспомнить.
Игорь улыбнулся – в памяти всплыло, как комбриг машет рукой на прощанье и украдкой смахивает слезы. Эх, отличный мужик все-таки был наш комбриг, подумал Игорь. Такой с легкостью не то что бригадой или полком сможет командовать – армию не грех доверить!
Лейтенант вновь улыбнулся. На этот раз перед глазами выросла толпа людей перед вагонами, довольные, радостные лица кричат «Ура». И все до одного под музыку оркестра бросают целые охапки цветов. Ошалелые танкисты замерли на вагонных площадках, крутят головами.
Взгляд Игоря упал на внушительную охапку полевых цветов в тамбуре – небесно-синие васильки вместе с колокольчиками, белоснежные лепестки ромашек, золотистые горечавки, стебельки иван-чая.
Вот такие получились проводы у нас, немного грустно подумал Игорь. А встречать будут нас, героев, наголову разбивших треклятую немчуру, еще лучше. И на этот раз грянет горячо любимый «Интернационал», вместо каких-то там старорежимных маршей.
Поезд пролетел очередной мост. Все чаще попадается лесополоса, одинокие хуторки буквально утопают в зелени березовых, липовых, еловых стволов.
Фронт все ближе и ближе. Военные сводки особым разнообразием не отличаются. Диктор из раза в раз вещает из станционных громкоговорителей одно и то же: «Наши войска оказывают ожесточенное сопротивление гитлеровским полчищам!» Дальше уже привычно перечисляют вражеские потери, мол, живой силы теряет тысячу за тысячей, сотни танков чадят густым жирным дымом в июньское небо. Так их вскоре совсем всех перебьют. Эх, только бы поспеть! – пронеслось в голове лейтенанта Протасова. Да куда там… вон поезд, как гусеница, ползет себе неспешно.
Игорь вздохнул, достал папиросу, но тут же смял – от постоянного курева живот уже дурнотой сводит. Он бросил взгляд в окно. За стеклом неспешно ползут мерные столбы да редкие семафоры.
Протасов вновь шумно выпустил воздух и повернулся к своим танкистам, рот тронула улыбка. Шумят танкисты, балагурят. Сема, как обычно, травит коронные анекдотики, Демин все рвется силой помериться с Баиром. И тот и тот крепкие, сбитые парни. Разве что бурят ростом маловат. Но не сдается. Вон, Ромка-то взмок весь в попытке руку Баира опрокинуть на стол. Но бурят как-то исхитрился, поймал Демина и завалил-таки кисть на свою сторону. Роман нахмурился, глядит исподлобья, но зла в глазах нет, протягивает ухмыляющемуся словно кот Баиру проигранную пачку папирос.
– Фима, я толстая? Шо ты, Сара! Нет, конечно… – мурлыкающим голосом с явным одесским акцентом говорит Семен. – Просто ты очень заметная!
Купе взорвалось смехом.
– Или вот еще один. – Семен кашлянул, на него с предвкушением обратились солдатские взгляды, некоторые потянулись из соседних купе, с интересом заглядывают. Сема продолжает:
– Дядя Изя, спасибо вам большое за трубу, которую вы мне подарили на день рождения. Такой дорогой подарок! Да ерунда! Чего там дорогого? 60 копеек всего… Но зато папа и мама мне каждый вечер дают рубль, чтобы я не дудел.
Купе вновь содрогнулось от хохота. Даже застенчивый молчаливый Баир и тот лыбится во весь рот.
– Сема, Сема, – сквозь смех произнес Игорь. – Тебе б в цирке выступать, как пить дать все бы животы понадорвали б.
– Так я просился.
– Ну и?
– Так не взяли.
– Чего так-то?
– Так сказали, шо после первого же представления поляжет весь народ трудовой. Со смеху, конечно же. А это уже таки диверсия и вредительство! А оно мне надо?
Вновь кто-то прыснул со смеху, его тут же поддержали дружным хохотом.
– Ох… Семен, – сквозь мучительную улыбку через силу произнес Демин, ладони крепко сжимают портупею. – Ты меня в лазарет так отправишь, кто ж машину-то поведет?..
– Да погоди, сержант, еще один анекдотец имеется, – с лукавым прищуром произнес Горобец, поучительно подняв указательный палец. – Вот прямо-таки жизненный. Слухайте. Рабиновичи уходят на родительское собрание и говорят своим детям Мойше и Леве: Если учились хорошо – получите курочку, а если плохо – яд. Пап, а если один учился хорошо, а другой…
Семен не успел договорить. Вагон внезапно дернулся и начал тормозить. Раздался скрип тормозов.
Кто-то чертыхнулся, проворчал:
– Ну вот, опять очередной полустанок…
– И не говори! Опять простоим черт знает сколько! Так и до зимы к фронту не поспеем…
– Да ладно вам! Может, пропускаем кого?
– Да кого пропускать-то? Мы же танкисты! Мы фронту сейчас важнее.
Игорь прильнул к пыльному стеклу, перед ним расстилалась лишь луговая гладь с редкими перелесками, клевер мириадами фиолетовых глаз горит в траве. Жара. Протасов выдохнул, вытер платком вспотевший лоб.
– Ну чего там видно, товарищ ротный?
– Да ничего, Ром.
Даже привычного хождения-суеты обходчиков путевых не видно-не слышно. Лишь до уха доносится, как паровоз спускает пары.
– Ну точно не поспеем к войне. Это как дядька мой рассказывал, что в финскую воевал. Они вот тоже так ехали и приехали! К «шапочному разбору», когда уже всех финнов перебили!
– Ну немец не финн. Помнишь, что наш рыжеусый капитан говаривал? Немец мужик серьезный! А он знает! В танке горел и в испанскую, и в финскую воевал.
– Да куда там… Мне мой сосед рассказывал, ну тот, что в Испании воевал – как только русские подойдут – дело у них, считай, плохо. А штыковых так они и вовсе боятся, сразу драпают!
Вдруг до уха донесся отчетливый гудок паровоза. Игорь еще ближе прильнул к окну, но разглядеть ничего не мог. Пришлось дернуть деревянную раму и опустить окно. Лейтенант бросил взгляд по сторонам – чтоб никто из командиров не увидел – и высунул голову в проем. Так и есть, к ним приближался, разбрасывая в стороны густые клубы пара, паровоз-тяжеловес.
– Ну а теперь чаво?
– Состав встречный. Пропускать будем… – ответил Игорь. – Да вот только он что-то не торопится проезжать-то.
В оконный проем вагона тут же набилось несколько солдат, зашикали, один из младших кому-то угрожающе выставил кулак.
– Эхма, его там что, вручную толкают, что ли? – произнес Демин, от нетерпения крутя головой в разные стороны. – Ты смотри, еле пятится…
Наконец железнодорожный исполин начал медленно проползать мимо вагона танкистов, из небольшого оконца на них коротко бросил взгляд давно небритый, перемазанный копотью машинист. На лице читается жалость.
Лица танкистов враз помрачнели, от некоторых отхлынула кровь, задрожали губы. За черным локомотивом тянутся обшарпанные вагоны, несколько окон выбиты, вместо стекол наспех вколочена фанера. В тех, что стекла остались, танкисты увидели перемотанных грязно-окровавленными бинтами тела. Мгновенно пахнуло гнилью вперемешку со сладковатым запахом крови. Кого-то из солдат тут же стошнило. Из оконных проемов доносится нестройный хор ужасных криков, стонов, их перебивают вопли, крепкие ругательства и мольбы о помощи.
Демин нервно сглотнул, на него, не отрывая глаз, смотрит солдат, совсем еще юное лицо, бритая голова в кровавых коростах, взгляд полон ужаса и боли, вместо ног – перемотанные окровавленными бинтами и тряпками уродливые культи. На соседней полке барахтается и завывает от боли другой солдат, его пытается утихомирить одна из медсестер, на вид совсем еще школьница. Ее некогда белый халат обильно перемазан кровью.
– Ну чего ты, миленький. Ну чего ты? Сейчас все пройдет, – приговаривает она, а солдат продолжает выть нечеловеческим голосом. Над ним застыл военврач, молча орудует инструментами в ужасной ране на предплечье, слышно, как там звякают сталью эти инструменты. Еще одна сестра прямо над раной держит керосиновую лампу, огонек дрожит как осенний лист на ветру. Хирург с силой надавил, солдат заорал во все горло, стал брыкаться. Медсестра из последних сил пытается его удержать, приговаривает:
– Ну, милый, потерпи! Еще немного потерпи!
Вскоре крик сошел до хрипоты, в медный таз с грохотом посыпались один осколок за другим.
– Боже! Вот это муки нечеловеческие… – произнес кто-то сдавленно.
В следующем вагоне уже никто не кричит, слышны лишь кряхтения да изредкие постанывания. На полках лежат сплошь все перемотанные в бинты и тряпки с застарелой кровью тела, у многих вместо рук и ног безобразные культи, медсестры прохаживаются между рядами этих обмотанных как египетские мумии калек, иногда останавливаются и приговаривают – «все хорошо будет, милый», а сами глотают слезы.
Дальше пошли уже вполне себе обычные вагоны. На деревянных скамьях сидят солдаты, встают, ходят взад-вперед, опять садятся. Ни криков, ни стонов. Раненых выдают лишь перевязки на руках и ногах. В тамбуре битком народа, курят самокрутки и осторожно ощупывают в кроваво-грязных разводах бинты. Несколько пар глаз жалобно смотрят на глазеющих на них танкистов.
Игорь не стал смотреть вслед удаляющемуся медпоезду. Он задрал глаза в голубое небо. Ну и что, подумал лейтенант. Война ведь не игрушка, могут и ранить, и убить могут. А трусить – дело последнее.
Танкисты без слов отходят от окон, разбредаются по вагону. Хмурятся. Игорь задвинул окно и опустился на жесткую полку вагона. Перед глазами так и не унимается, бьется в конвульсиях солдат, рвет в клочья сестринский халат, сбитые в кровь пальцы хватают край полки.
Дурнота подступает к горлу – до сих пор в памяти этот тошнотворный запах гноя и крови – внезапно стало нечем дышать. Игорь спешно расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки, легкие стали жадно глотать воздух.
Баир насупился, глаза-щелочки уставились на газетный обрывок, который своими пальцами тут же превратил в самокрутку. Семен запустил было руку под пилотку – привычно потрепать курчавую шевелюру, но рука лишь наткнулась на колкий затылок.
– Н-да, дела… – озабоченно протянул Сема и тут же хлопнул себя по коленке и выпалил: – А я же давеча анекдот рассказывал. Так вот, говорит отец, если учились хорошо, дам курочку, а если плохо: ядом накормлю! Один из сыновей говорит: пап, а если один хорошо учился, а другой плоховато? Ну, получите курочку с ядом, говорит отец. Я не буду переплачивать.
Но никто даже и не шелохнулся.
– Будет тебе, Сема, – проворчал Демин. – Не смешно же совсем…
Сержант, как и все, сидит нахмурившись, на коленях устроился новенький ППШ, вскрытая магазинная коробка рядом, шершавые пальцы по второму кругу набивают желоб патронами.
Воцарилась звенящая тишина, было слышно даже, как Баир пыхает самокруткой да кто-то царапал грифелем на бумаге. Впрочем, еще молотками в уши бьет перестук колес.
Внезапно поезд дернулся. Тормозные колодки ударили по ушам противным скрежетом. Несколько солдат как мешки попадали с верхних полок вперемешку с вещами, амуницией и личным оружием. Кто-то взвыл, громко и грязно выругался. Игорь попытался удержать равновесие, однако больно треснулся головой о перегородку купе.
Демин просыпал все патроны, ППШ отлетел куда-то в угол. Он чертыхнулся, бухнулся на пол и принялся ползать. Спешно сгребает патроны, но блестящий желтый металл прыснул в стороны – чей-то сапог со всего маху вдавил кисть в дощатый пол вагона. Рома взвыл, со всей силы треснул свободной рукой в голенище, тут же высвободил и принялся дуть на отдавленную конечность. По коже расплывается красный отек с отчетливым рельефом армейского сапога.
– Вот зараза! Всю кисть отхайдохал! – проговорил Демин и бросил полный гнева взгляд на солдата, что угодил сапогом. – Как теперь машиной-то управлять, дубина стоеросовая!
В ответ солдат лишь виновато похлопал бесцветными ресницами.
Внезапно вагон содрогнулся, от оглушительного грохота заложило уши, вокруг на мгновение потемнело.
Игорь упал на колени и с силой сжал голову – боль отозвалась огромным молотом. Все звуки слились в свист. Лейтенант оторвал руки от головы и тут же пробежал взглядом по ладоням. Крови не было. Однако кроме зудящего свиста он все еще ничего не слышит. Он поднял голову, пробежал взглядом вокруг – стенка вагона разломилась надвое, несколько человек спешат в образовавшийся проем, полки и сиденья разлетелись в щепки, оконная рама разворочена.
На уцелевшей нижней скамье сотрясается мелкой дрожью солдат, он как очумелый выпучил глаза и вперил их в Игоря, рот открыт будто в беззвучной мольбе. Руки перехватили горло, между пальцами толчками прорывается алая кровь, огромными кляксами она ляпает на гимнастерку и тут же впитывается в ткань, словно чернила в промокашку.
Игорь мотнул головой, но взгляд вновь нашел истекающего кровью солдата, тот тянет трясущуюся руку к Протасову, глаза страшно выпучены, он что-то прохрипел и почти сразу же поник и бухнулся как тряпичная кукла в крошево стекла. Кровь расползается лужицей.
Лейтенант наконец оторвал взгляд от безжизненного тела солдата. Осмотрелся. Дальняя часть вагона раскурочена, вагонная ось пробила пол, исковерканный металлический каркас уродливым скелетом изгибается внутрь, еще пару минут назад нарядные букеты цветов теперь разбросаны повсюду ненужным хламом, в нескольких метрах валяется изувеченная межвагонная дверь, из-под нее выглядывают сапоги, один из них еще бьется в судороге.
Раздался еще один разрыв, Игорь машинально вжал голову в плечи и тут же почувствовал, как кто-то крепко схватил его за шиворот и с силой дернул в сторону, сквозь оконные проемы на пол брызнула земля, крошка забила рот и уши лейтенанта, он закашлялся, попробовал метнуться в сторону, но тщетно – кто-то упорно тащил его в сторону. Игорь попытался перехватить руку, сжимавшую ворот гимнастерки, но кисть, будто намыленная, соскальзывает.
Наконец Игорь бухнулся на насыпь, мелкие камешки больно впились в шею, щеки и лоб. Он застонал. Его перевернули, солнечный свет больно ударил в глаза, Игорь заслонился от жалящего солнца ладонью.
Кто-то окатил его холодной водой – лейтенант попытался вскочить, но сил хватило лишь на то, чтобы приподняться. Перед глазами пляшут разноцветные круги. Наконец в цветастой пелене стали проступать знакомые фигуры. Перед ним стоит Демин с флягой, рядом Баир, в метре от него – на корточках озирающийся по сторонам Семен Горобец. Немного поодаль лежат несколько бойцов, плащ-палатка заботливо накрывает тела, еще свежие кровавые пятна огромными кляксами растекаются по ткани.
– Что за чертовщина, сержант? – смог выдавить из себя Игорь, рука принялась растирать пульсирующие болью виски. В ушах по-прежнему звенел свист, но часть звуков он уже может различить. Вполне себе слышны отдельные выкрики, редкий треск не то ружей, не то автоматов и постоянный резкий гул где-то в небе. Солдаты задирают головы, по нестройным рядам бежит ропот: «Самолеты?»
– А ведь точно самолеты. С крестами. Значит, немецкие, – упавшим голосом произнес Демин, голову задрал так, что покачивается, глаза провожают в небе гудящие черные точки.
– И неужели это они нас разбомбили? – вопрошает Игорь, он осматривает раскуроченные вагоны, трупы, раненых и все не может поверить в происходящее.
– Как говорит Сема, «таки да», – ответил Роман. – Ну как разбомбили, командиры говорят – сбросили пару бомб, а теперь гоняются за нашим «ишачком».
– Но как же это?..
Ему не ответили.
Игорь до рези в глазах всматривается в голубое июньское небо, руку приложил козырьком. Наконец на бирюзовой голубизне приметил крохотную букашку-точку, она извивается, дергает из стороны в сторону, пытается вильнуть то вверх, то вниз, возле нее проносятся ярко-огненные струи пулеметных очередей. За ним закладывают виражи «бочку» и «иммельман» два «мессершмитта». «Ишачок», отчаянно кружит, штопором падает вниз, затем резко берет вверх, ему даже удается обстрелять один из «мессеров».
