Текст книги "Император последнего дня"
Автор книги: Максим Шешкаускас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Четверг
Последний день уходящего года.
В такой день хорошо сидеть дома и в предвкушении предстоящего праздничного ужина заниматься какой-нибудь радостной ерундой, например упаковывать подарки. Ужин должна готовить на кухне твоя любимая. Да что уж там – я готов даже допустить какого-нибудь карапуза, который играет на полу с железной дорогой…
И с какой стороны ни посмотри – в такой день очень плохо сидеть на полу непонятного квадратного строения в чаще леса, где единственным освещением является тусклый свет, исходящий от экрана ноутбука. А если еще учитывать, что от этого непонятного квадратного строения у тебя выработалась зависимость…
* * *
Настроение у меня было препаршивейшее – одиночество, которое обычно доставляет мне удовольствие, в этот праздничный день нагнетало тоску. Ни один из моих немногочисленных знакомых не вспомнил обо мне, Егор по-прежнему не брал трубку, даже Станислав Валентинович ушел в свои хлопоты и всю неделю не проявлял ко мне и моему кубу никакого интереса. Чтобы не думать о том, что я никому не нужен, я старался сосредоточиться на составлении текста моей будущей книги, но именно сегодня, когда так хотелось забыться, погрузившись в свою фантазию, в голову ничего не лезло.
Я обошел кожаную комнату (так я называл открывшееся нутро куба) по периметру и вышел наружу, чтобы поглубже вдохнуть зимнего освежающего воздуха.
Шел снег, крупные редкие хлопья кружили в воздухе, словно и не собирались опускаться на землю, словно их танец будет длиться вечно. Такой снег может идти только в день перед новым годом. В груди что-то сжалось, и я почти закричал, но все же сдержался, подумав, что буду очень глупо выглядеть, если меня как раз в этот момент решит кто-нибудь навестить.
До конца моего рабочего дня оставался еще час – я включил музыку в плеере на всю громкость и весь этот час занимался уборкой снега с крыши куба. Слушал я недавно купленный через Интернет альбом того самого певца, диск которого мне подарил Станислав Валентинович. К тексту песен я особо не прислушивался, но в голове засела очень понравившаяся мне строчка, которая в переводе звучала приблизительно так: «Здесь не бывает дьявола, сюда просто заходит Бог, когда он пьян».
Ровно в пять часов вечера я закончил чистить крышу. Дурацкое занятие, а главное, для кого я это делаю? Неужели таким образом проявляю свое гостеприимство к ночным «исследователям», которые после себя оставляют массу следов? Что примечательно, следов, ведущих с поляны, нет – будто «исследователи» улетают или попросту испаряются.
Я закончил чистить, правда, снег все продолжал идти, а следовательно, утро нового года я проведу, все так же очищая крышу куба.
Спустился в кожаную комнату, сложил ноутбук в рюкзак, напоследок осветил стены фонариком (и что я там хотел увидеть?) и пошел прогревать двигатель снегохода, с которым, несмотря на опасения Станислава Валентиновича, освоился очень быстро – в Интернете прочитал инструкцию по эксплуатации сего агрегата.
Оставив за собой столб снега, я сорвался с места и поехал к шоссе – управлять снегоходом мне нравилось, я позволял себе лихачества и прочие глупости. Например, пару дней назад я, вместо того чтобы отправиться домой в положенное время, до поздней ночи катался по лесу, а ночевать остался в кубе. У меня и сегодня промелькнула мысль, а не провести ли праздник, побив собственный рекорд скорости?.. Остановило только нежелание вступать в новый год спящим в кубе. Своеобразное суеверие.
Почти добравшись до шоссе, я заглушил двигатель, накрыл снегоход брезентом и присыпал снегом. Улыбнулся получившемуся чуду – любой ребенок без труда обнаружил бы мой «тайник», и пошел по шоссе дальше, к автобусному кольцу.
– С наступающим! – поприветствовал я водителя, протягивая деньги за проезд.
В противоположность своему утреннему сменщику, водитель, который пять дней в неделю отвозил меня домой, был человеком неразговорчивым. Ничего не ответив, он просто протянул мне билет.
В автобусе из пассажиров я был один, поэтому я включил плеер и весь путь смотрел в окно на заснеженную дорогу под нравившуюся музыку. Я подумал, что водить пустой автобус, так же как и администрировать куб в лесу, занятие не самое праздничное, наверное, этот водитель тоже всеми забыт в канун праздника… Я с трудом погасил порыв и не предложил отметить праздник вместе – в последний момент посчитал, что буду неправильно понят.
Сойдя с автобуса, я решил прогуляться по городу – ведь дома меня ничего не ждало, кроме почти голых стен и нескольких упаковок пива.
Людей в суете вечереющей столицы было достаточно – попадались и торопыги с большими пакетами, и мирно прогуливающиеся парочки, и веселые шумные компании. Очень много на моем пути встретилось полицейских и солдат – с приближением январской встречи на самом высоком уровне в городе заметно добавлялось охранников правопорядка – может, правительство ждет чего-то, о чем неизвестно мне, – не знаю.
Я встал на перекрестке и дожидался зеленого сигнала светофора, мимо лениво проезжали редкие автомобили. У меня зазвонил телефон – значит, хоть кто-то обо мне вспомнил. Звонил Станислав Валентинович.
– Слушаю.
– С праздником, Ник. Как у тебя дела? – Говорил он как-то сжеванно.
– Дела? Ты про меня или про Генератор интересуешься?
Станислав Валентинович секунду подумал:
– Про тебя, Ник – сегодня праздник, как планируешь провести?
Красный сигнал сменился зеленым, народ стал переходить, я же заболтался и остался на месте.
– Ты звонишь мне напомнить, что завтра на работу выходить?
– Просто хотел вот поздравить. Если тебе делать нечего, давай встретимся, перекусим? Знаешь же, что госвстреча в январе? Так работы в связи с этим выше крыши – совсем тебя одного оставил.
– Я привык к одиночеству. – Шагнув на проезжую часть, я тут же отпрыгнул назад. Сигналя, мимо меня пронесся огромный зеленый джип, чуть не сбив меня с ног. Я даже успел заметить физиономию водителя, который что-то орал. Глянул на светофор: он все так же горел зеленым для меня, а соответственно – красным для него.
– Дебил! – проорал я вслед водителю.
– ЧТО?
– Это я не тебе, – начал я оправдываться. – Мудак какой-то только что чуть меня не сбил, на зеленый, между прочим. Крутую тачку себе купил, баран, теперь думает, что ему все можно.
Станислав Валентинович чуть помолчал, обдумывая:
– А может, наоборот, Ник?
– Ты о чем? Немного тебя не понял, – удивился я.
– Может, ты путаешь причину и следствие? Может, именно потому, что он думает, что ему все можно, он и смог купить себе крутую тачку? Потому что он, несмотря на преграды и не замечая окружающих, идет к своей цели?
– Это что, сын твой, что ли, был? – решил подтрунить над ним я. – Я в людскую доброту твердо верю.
– Вот как? Ты еще подумай над этим, как будет свободная минутка.
– Уже.
– Что уже? – не понял он.
– Уже подумал – ты перекусить меня звал, так не пойдет – ужин с тобой препятствует моим планам напиться, а я достигну своей цели несмотря ни на что.
Станислав Валентинович помолчал в трубку.
– Ты что-то еще хотел? – спросил я.
– Не забудь на работу завтра выйти. – Он повесил трубку.
Хоть нормальный разговор у нас с ним и не вышел, настроение у меня поднялось. Выходит, Станислав Валентинович сегодня так же убивает время в одиночестве. Он, водитель автобуса – я не один такой, а это подбадривает.
Я не стал убирать телефон в карман, вместо этого набрал номер Егора – трубку опять никто не поднял. Да что это с ним? Я сбросил вызов и позвонил Юн Вен.
– Приветики, Ник, с Новым годом! – радостно встретила она мой звонок.
На заднем фоне я услышал громкую музыку и чьи-то счастливые возгласы.
– И тебя с праздником. Чем занимаешься?
– Мы в клубе отдыхаем, бросай все и давай приезжай к нам!
– Нет, спасибо – я так, поздравить позвонил. – Ее неожиданное приглашение меня смутило.
– Ничего не хочу слышать! Где ты сейчас? Бери такси и дуй к нам! – Она засмеялась.
– Да нет, ты, правда, извини, меня уже пригласили. С Новым годом! – повторил я и повесил трубку.
И зачем звонил? Чего я сам-то от нее хотел?
Я поймал себя на том, что ищу в записной книжке номер Оли. Разумеется, номера я не нашел – давным-давно стер его. Стер из записной книжки, не из памяти – но я проделал над собой усилие и заставил себя не вспоминать его сегодня. Я вновь набрал Егора, вновь ответом была тишина – тут мне на глаза попался магазин, и я завернул туда – выбрал бутылку хорошего бурбона, расплатился, вышел и поймал такси.
Точного адреса я не помнил, но прекрасно знал, как доехать, поэтому просто указывал водителю все повороты. Прибыв на место и выбравшись из такси, я поднялся на второй этаж двенадцатиэтажки и позвонил в его металлическую дверь. Ответом была тишина.
А что, если он решил провести праздник в обществе какой-нибудь дамы, а я потревожу их покой? Чепуха, на это есть остальные триста шестьдесят четыре дня в году.
Скорее, его не окажется дома. Будет обидно. Я вновь нажал на звонок и не убирал палец с кнопки до тех пор, пока не раздались чьи-то шаги. Дверь открылась, и на меня удивленно посмотрел сонный Егор. Был он в одних семейных трусах в горошек.
– Только не говори, что ты уже спишь? – начал я вместо приветствия.
– В принципе, так и есть, я приболел слегка. – Егор действительно был какой-то бледный.
– Понятно. Знаю я один метод лечения. – Я показал на виски.
– Давай в другой раз?
– Давай в другой раз, – согласился я. – Не впустишь меня?
Егор оглядел меня с ног до головы.
– Проходи. – Наконец-то он пропустил меня внутрь.
– Что ты в этой темноте сидишь? – Я щелкнул выключателем.
Лампа осветила прихожую. Все было таким же, каким я помнил – вдоль стены стенной шкаф, куда я повесил свою куртку и сложил ботинки; у двери комнаты в углу свалены гантели; лампа, все так же без абажура, висит на уровне моей головы; салатовые обои на стенах; справа дверь на кухню, куда я и вошел. Включил свет, без спроса достал из шкафа два бокала, налил в оба виски на два пальца и спрятал бутылку в холодильник – знаю, что сделал неправильно, но льда у Егора я не нашел, а разбавлять напиток холодной водой или содовой не люблю. Егор вошел на кухню, запахивая банный халат. Он взял бокал и сел у стола, я сел на стул рядом.
Мы помолчали.
– Куда пропал? – Наконец нарушил я угнетающую тишину.
– Ты не представляешь, сколько на меня работы свалилось. – Казалось, глоток виски подействовал на Егора живительно.
– Ага, – сказал я, – а меня тут один мудак сегодня чуть не сбил. Как думаешь, он за дорогой не следил из-за того, что спешил к своей цели?
– Не понял тебя, Ник?
– Да забей, – я отмахнулся. – Лучше скажи, зачем кому-то нужно больше денег, чем другому?
Егор нахмурился и даже как-то слегка покраснел, хотя второе – это скорее реакция алкоголя.
– Да хрен его знает, – пожал он плечами. – Я вот иногда думаю, знаешь, когда достигаешь некоторого достатка, в деньгах уже нет нужды. Я имею в виду случай, когда заработанного хватает уже и на безбедную пенсию внуков. Что послеэтой черты движет? Я думаю, что гонка за состоянием – это как состязание – всегда тянет доказать, что ты лучший предприниматель, что ты можешь достичь того, чего не могут другие. Капиталы в этой игре – просто оценки несуществующего жюри – тот высший балл, который надо получить, дабы самоутвердиться.
– Хуйня… – перебил я его. Мой голос прозвучал очень меланхолично, так всегда бывает, когда меня несет в философию. – Знаешь, гонка эта происходит из-за страха внутри умов. Представь, вот построил ты свою империю, вот управляешь ты этой махиной и вдруг понимаешь, что устал. Что ты будешь делать? Передашь вожжи заму, уйдешь на пенсию, продашь свое место, может; или найдешь достойнейшего из достойных приемника?! Чушь!! Ты будешь продолжать кормить эту тварь, которая, ты сам это понимаешь, вскоре снесет тебе голову. Зачем продолжать? Да страшно тебе потому что. Страшно, что, как только ты уйдешь, развалится твоя тварина – что тут же она беспомощным котенком окажется. Кажется, какое тебе, после того как ты ушел, дело до этого? Но нет – это как у жены алкоголика, которая боится развестись, хоть каждый вечер и получает свою порцию побоев и пьяных скандалов. Страх перемен? Привычка? Привязанность? На самом-то деле тот, кто достиг успеха и успел перенасытиться им, но продолжает сломя голову пробиваться все выше и выше, похож на жену тирана-забулдыги. На тупую суку, которая не может шагнуть в сторону от того, что имеет.
Я испуганно смолк. Егор тоже о чем-то задумался…
– В холодильнике сыр есть, еще по мелочам разного.
Достать? – предложил он.
– Ага.
Егор начал возиться с закусками, нарезая сыр на тарелку, раскладывая копчености.
– Может, пошли в комнату, а то чего мы на кухне? – предложил он.
– Ага. – Я вновь согласился и подлил виски в бокалы…
Январь
01.01
Пятница
Часы показывали пятнадцать минут третьего, когда мы уничтожили весь бурбон.
– У меня где-то коньяк был хороший, старушка одна презентовала. Что скажешь? – предложил Егор заплетающимся языком. Его щеки горели от выпитого виски.
– Так тебе на работу завтра не надо, – начал я.
– Тогда я несу?
– Вот! А мне надо, – продолжил я. – Несправедливо получается. Тебе не надо, а мне надо.
– Ты это к чему? – навострился Егор.
Я засмеялся.
– Да ни к чему. Просто, если ты достанешь коньяк, то мне тоже не надо будет никуда завтра, вернее, уже сегодня. – Я понял, что запутался в мыслях. – Короче, домой я поехал.
– Понятно, – не стал спорить Егор. – Такси вызвать?
– Ага.
Егор вызвал машину, и мы продолжили разговаривать о всякой ерунде. Про Генератор я решил ему ничего не рассказывать, Егор, мне показалось, тоже о чем-то недоговаривал, но спрашивать я не стал – это его дело. Минут через двадцать Егору позвонили сообщить, что машина прибыла. Я стал собираться, он вышел в прихожую проводить меня.
– Заезжай еще, – сказал он, опираясь о стену.
– Да и ты не пропадай. – Я забросил на плечо рюкзак.
Егор опустил глаза в пол и просто кивнул.
– Ну, все – бывай! – Я протянул ему руку. – Да, и это, сходил бы ты к зубному. Всю ночь хотел сказать об этом: зубы у Егора выглядели какими-то почерневшими и шаткими, я даже старался на него не смотреть, когда он улыбался.
Егор пожал, но не отпустил мою руку. Он заглянул мне в глаза и произнес с грустной улыбкой:
– Так я же, это, вампир.
– Ну да. – Я засмеялся, похлопал его по плечу и пошел к машине.
Домой ехать спать было бессмысленно – я с ужасом представил муки, которые ждали бы меня с утра, – поэтому сказал водителю, чтобы он ехал в лес, по пути приостановившись у какого-нибудь магазина.
Когда я сбрасывал тент со снегохода, уже тогда слышал шум, доносившийся из леса, – будто работают большим отбойным молотком или чем-то подобным. Алкоголь подогревал мое любопытство – самое время познакомиться с моими ночными визитерами. Не дождавшись, пока двигатель достаточно прогреется, я поехал к кубу.
То, что я изначально по звуку принял за отбойник, оказалось вертолетом – он зависал в воздухе прямо над Генератором.
Это был большой пузатый вертолет – вниз с него опускались стропы. Я чуть-чуть опоздал, вертолет пытался подняться вверх, пытался с трудом, будто к концу его строп прицеплено что-то очень большое. Я остановился где-то посередине поляны, откуда лучше всего было наблюдать. Вертолет чуть сбавил высоту, затем опять набрал, натянув стропы. Опять сбавил и опять набрал, наконец, ему удалось оторвать груз от земли. Грузом оказался большой металлический контейнер.
Что ночные визитеры забрали у куба? Алкоголь начал выветриваться, в голове была абсолютная каша, думать просто не было сил…
Когда я залез в кожаную комнату, было что-то около пяти утра. Я расположился в одном из углов, снял и положил куртку под голову и сладко уснул…
* * *
Первое, что я почувствовал при пробуждении, – кто-то настойчиво трясет меня за ногу. За этим чувством встряски последовательно проявились: чувство жажды, головная боль и тошнота – только тошнота не та, которую вызывает долгое отсутствие куба в моей жизни, а та самая, известная всей пьющей части населения планеты, – тошнота с похмелья. Я с трудом разлепил глаза и зажмурился от яркого луча света, направленного мне в лицо. Постарался разглядеть нарушителя моего покоя и по силуэту опознал Станислава Валентиновича.
– Ты, ты что?! Совсем охуел?!
Матерная брань, редкая для Станислава Валентиновича, резала слух и отрезвляла. Я понял, что встать не получится, и просто присел, поджав под себя ноги и щурясь от света.
– Ну почему это совсем? – Мой голос хрипел, во рту катастрофически не хватало слюны.
– Это что такое? Я тебя спрашиваю! – продолжал кричать Станислав Валентинович, отвлекая меня от изучения сухости нёба.
Тут до меня дошло, что мне показалось странным в этой картине, и я заулыбался:
– Зато ты преодолел свой страх – заглянул в нутро. Видишь, не так уж здесь и страшно, правда?
– Я тебе звонил, – даже не говорил, шипел он, – потом перся через сугробы, кричал тебе у входа в Генератор! А наш Ник не отвечает! Конечно же, он просто-напросто пьяный спит. Так ты что, совсем охуел, я тебя спрашиваю?
Я опять подумал, что, может, буду выглядеть в более выгодном свете, если встану, но отбросил эту мысль, сообразив, что ноги могут меня подвести.
– А что, собственно говоря, произошло-то? – решил я попробовать возразить. – Как вам всем и нужно, я сижу в Генераторе. Говорить он больше не говорит, а какая разница – сплю я здесь или бодрствую? У нормальных людей сегодня вообще выходной! Ты лучше скажи, что вы ночами отсюда вывозите? Я видел контейнер – что вы выкачиваете из Генератора? Кажется, я, как администратор, имею право знать.
Я не понял, Станислав Валентинович что-то мне говорил, или это кряхтело нечто внутри него. Он весь трясся – от злости, а не от холода. Наконец он развернулся и молча вышел. Я достал из рюкзака припасенную заранее бутылку, открыл ее и осушил в два больших глотка. Пускай хоть сухость на какое-то время меня покинет. Снаружи затрещал двигатель снегохода. «Ну и пускай, мы не гордые – пешком дойдем», – заиграла во мне неожиданная бравада.
Кубик я, как и положено, покинул ровно в пять, сбежать пораньше той самой бравады все же не хватило. Снег с крыши чистить я был не в состоянии, да и, скорее всего, вертолетные лопасти согнали большую часть – поэтому все три часа (а ровно столько прошло с моего пробуждения) я слушал музыку. Снегоступов у меня с собой не было, но я кое-как пробрался к шоссе по колее, накатанной снегоходом. Кстати, снегоход я обнаружил на привычном месте – накрытый брезентом и очень качественно замаскированный снегом.
* * *
На автобусной остановке я понял, что автобус мой ушел, а следующего ждать еще полтора часа, может, именно в этом и заключалась своеобразная месть Станислава Валентиновича, который покинул куб на подаренном мне транспортном средстве?
– А ты, я смотрю, и по выходным работаешь! С Новым годом! – радостно приветствовал меня водитель автобуса, которого я, меланхолично посасывая снег, уже перестал ждать.
– С новым! – не менее радостно воскликнул я. – А разве сейчас не смена твоего напарника?
– Да пропал он куда-то, – засмеялся водитель, – на смену не вышел, к телефону не подходит. Праздник у него продолжается, наверное.
От этих слов мне стало чуть теплее – значит, еще у одной одинокой души получилось напиться.
Я хотел поговорить с водителем, но тут в пустом салоне увидел девушку – единственного, помимо меня, пассажира этого рейса. Интересно, что она делала первого января в лесу? И когда она успела сесть в автобус? На остановке я ее вроде не видел, а она ведь конечная.
Девушка была той особой, не всегда правильно оцененной красоты – красоты, которая не попадает под общие стандарты. Красоты на гране фола – такие девушки иногда даже комплексуют из-за своей внешности и отдаются первому же попавшемуся козлу, который, чтобы успокоить зуд в паху, способен на маломальский комплимент. Потом, как правило, козел этот оказывается Козлом именно с большой буквы, и жизнь девушки остается навсегда поломанной… Даже особая красота от такого удара перестает быть красотой, а превращается в дефект и уродство.
Но единственная пассажирка автобуса номер четыреста четыре явно не страдала из-за своей внешности – держалась вполне уверенно.
Голова гордо вздернута. Тонкие губы, курносая, острые ушки, короткие каштановые волосы, челка наползает прямо на большие зеленые глаза, взор устремлен куда-то сквозь автобус, ни грамма косметики, на голове сиреневый берет, вокруг шеи повязан пестрый шерстяной шарф, простенькая куртка из плотной ткани увенчана капюшоном.
Сидела она у окна сразу позади водителя.
Я решился подойти:
– Привет.
Она посмотрела на меня, но мне показалось, что сфокусировалась не сразу – словно ее сознание было где-то далеко, откуда ей очень не хотелось возвращать его обратно в автобус.
– Привет. – Все же ответила она, уголок ее рта дрогнул в улыбке. Говорила она, чуть-чуть растягивая гласные.
Я попробовал улыбнуться в ответ и понял, что в моем состоянии у меня получилась только глупая, слегка наглая пьяная ухмылка.
– Как тебя зовут? – спросил я единственное, что пришло мне в голову.
– Любовь, – ответила она, и наши взгляды встретились.
– Как символично.
– Как глупо.
– Имя?
– Твое поведение, – вздохнула она и отвернулась к окну, давая понять, что продолжение разговора ей не интересно.
– А меня Ник, – пробубнил я себе под нос и огляделся по сторонам.
В зеркале салона я увидел лицо водителя, тот понял, что я его вижу, – подмигнул мне и засмеялся. Мне показалось, что я краснею. Что-то вдруг захотелось сквозь землю провалиться, но я просто побрел в конец автобуса…
* * *
Когда я добрался до дома и уже собрался спать, позвонил Станислав Валентинович.
– Алло.
– Говорить еще можешь, значит пока во вменяемом состоянии? – спросил он.
– Более-менее. – Я взглянул на свое отражение в окне.
– Завтра корпоратива не будет, вечером ты свободен.
– Здорово, – сказал я искренне.
– А к полудню будь готов, я за тобой заеду.
– Мы куда-то поедем? Куда?
– На похороны.
– Кто-то умер? – спросил я, потому что ожидал от него более развернутого ответа.
– Именно. – С этими словами он повесил трубку.
Меня посетило неприятное предчувствие, хотя, с другой стороны, какое еще предчувствие может посетить, когда тебя перед сном приглашают на чьи-то похороны? Уж не меня ли решил похоронить Станислав Валентинович? Толку, мол, с этого пьяницы никакого, и оптимальным решением будет проблему закопать – в самом прямом смысле этого слова. Что за глупости!
Я поставил будильник на восемь утра и улегся, но уснуть не удавалось – из головы не выходила та девушка из новогоднего автобуса…
* * *
(Сны Ника)
Иду по мелкой крошке битого стекла. Босые ноги вязнут по лодыжку. Вокруг темнота и ни единого звука, кроме мерзкого хруста под ногами. Чувствую непереносимою боль, будто ступни стерты уже до костей, но все равно зачем-то иду глубже в неизвестный мрак.
Светлеет. Но не так, когда с восходом солнца лучи пронзают тьму, а словно лопасти неведомого вентилятора разгоняют сгустившийся мрак, делают его жиже и прозрачней, – сложно объяснить.
Передо мной лестница. Значит, вот она, цель моего путешествия. С души словно камень упал. Держась за холодные гладкие перила, поднимаюсь наверх. Ноги, наконец, высвободились из осколков. Внутри все ликует. Я понимаю, что наверху меня ждет что-то значительное. Может даже, разгадка моего предназначения.
Последняя пара ступенек. Преодолеваю и оказываюсь на небольшом круглом пятачке. Раздаются аплодисменты, и в лицо бьет яркий свет прожекторов. Щурясь и прикрываясь от света руками, пытаюсь рассмотреть зрителей в битком набитом зале. На всех маски со стертыми лицами, лишь в первом ряду сидят двое безо всяких личин – парень и девушка – парень мне до боли знаком, но мне нет до него дела.
Она – сердце в груди замирает – она…
Я раскрываю руки, позволяя свету осветить лицо полностью.
Она!
Крылья, выросшие у меня из груди, поднимают меня вверх над сценой. Свет пронзает меня насквозь, и это чертовски приятно. Я растворяюсь в наполнившей меня до краев любви.
В зале раздается смех тысячи голосов, и я понимаю, что камнем несусь обратно к сцене. Не успев испугаться, падаю. Зал взрывается аплодисментами – представление состоялось.
Разбившись в мелкую стеклянную крошку, которую только любовь может от тебя оставить, я сыплюсь вниз в темноту, к миллиардам точно таких же, как и я, кусочков…
