Текст книги "Bagul (СИ)"

Автор книги: Максим Павлеций

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Приближаясь все ближе, Город, словно вылезающий из марева снежного бурана дядька Черномор вырастал до небес так и норовя зацепиться за облака. Вот уже показались пятиметровые бронированные толстой закаленной броней в этот чудесный Город.

– Так, я пойду поговорю о пропуске, ты сиди тут и жди, – спрыгнув с оседланного мотоцикла сказал Данила, отправившись к дежурному посту. Дежурка располагалась тут же у входа в Город, прямо в ДОТе, оборудованным ПКМ, но не привинченный на мертво, а лишь стоящий на сошных, чтобы пулеметчик, обвязанный крест на крест пулеметной лентой, и из дали напоминающий матроса революционера, времен серебряного века, мог спокойно отступить в город, бросив укрепленный пункт.

– Здорова, служивый. Ну и дубак* (*прим. дубак – мороз, холод) же сегодня, – обратился Данила к распластавшемуся на раскладной кровати солдату в полевом костюме типа энцефалитке* (*прим. Костюм противоэнцефалитный – одежда, костюм, предназначенный для индивидуальной защиты людей от укусов или наползаний на кожу клещей, распространяющих клещевой энцефалит и другие заболевания.) желтого камуфляжа типа "Горка", одетая поверх простого ватника.

– Да бляха муха, – бубнил спросонья воин, усаживаясь на кровать сникнув с головы капюшон, защищающий спящие глаза от солнечного света.

– По делу или как? – поинтересовался дежурный, внимательно всматриваясь в новехонький паспорт гражданина края, с черным вороном на эфесе и республиканским флагом на аверсе, а также на им же подобные оттиски и штемпеля на страницах документа Данилы.

– Я по делу, к жене и сыну еду, в Бутинском дворце живут, а парнишка турист.

– На него документы есть? – все так же рассматривая паспорт нового образца словно держит подобный впервые или же ища какой-то подвох спросил старший сержант.

– Да он у нас дурачок местный, совсем не говорит парень, жалко его, вот решил ему Большой Город показать, – произнес Данила, после чего военный моментально перенес взгляд на Васю, все так же сидевшим на заднем сиденье окутанный инеем и наблюдавший за происходящим в щель ДОТа, больше напоминающего черепаховый панцирь.

– Ладно мужики, проезжайте, туристы мля, – зевнул дежурный, поправив повязку на руке улегся на кровать, и засыпая сонным голосом отвернувшись к бетонной стене, снаружи которая была усеянная тоновой динамической защитой, все так же сонно продолжил, – Три дня гуляйте, а парнишку можешь в стройку устроить, а пока, гуляйте ребята, гуляйте, всего вам...– храпнув вскочил как ошпаренный кипятком.

– Макса, колонна едет?!

– Нету, спи Колян.

Внутри форта, напоминающий гигантский термитник со снующими, туда-сюда разодетыми военными в "Горках" и обшарпанных деревенских казаках во "Флоре", было до жути людно и как-то однообразно. Не то что бы "Цифру" никто не любил. Еще как любили, и каждый ее любил по-своему. Один ею свой табельный пистолет Макарова прочистит, другой залезет с ней прощать его величество Т-72. Ибо для других нужд камуфляж, отвратительного качества, сшитый абы как зэками в лагерях, не годился.

Да и расположенные остатки расформированных воинских частей по всему краю, служивые в которых позже стали регулярным войском Города, создав тем самым альянс из солдат самого разного сорта и вида, а также рода службы, располагало наличием огромных складов, упитанных "Флорой", а также новехоньких "Горок". Строительство и укрепление стен, а также ремонт развороченных от взрывов снарядов и бомб зданий, не прекращалось ни на час, словно увешанный лесами и лестницами Город, танцевал вальс кирпича и железобетона, а также застелив всюду свои паркеты асфальтом.

Наличие гладкого асфальта подарило желание Данилу разогнать свой мотоцикл, но вспомнив местные порядки, и что за подобное его тут по головке не погладят, резко зажал рычаг тормоза, почувствовав толчок инерции Василия в спину. Тот посмотрел на него обиженными и разочарованными глазами.

– Тут так не принято. Здесь вообще другие порядки – чем больше деревня или город, тем больше умов, так что гляди как бы тебя тут не надули. Вон видишь какую махину отгрохали? В прошлом году ее не было, только одна внешняя стена была, а это еще строилась тогда.

Данила показал рукой на новый барьер стены, стоящей прямо по середине города утыканную пулеметными вышками, правда в меньших масштабах и только по четырем концам света. Остальное прикрывали пожилые зенитные орудия, хоть и старые, а местами уродливые, все же способные разворотить в мясо легкобронированную технику. Всего было два кольца обороны, хотя еще на въезде в город, Данила заметил начало строительства третьего кольца. В самом Городе практически не осталось деревянных построек, замененные кирпичными одноэтажными бараками – брус шел на укрепление противотанковых рвов, а также заграждений с юга-восточной и восточной стороны Города, упиравшиеся прямиком кольями в сторону степи, от чего из-за всего этого деревенское сердце обливалось кровью – все же деревня есть деревня.

Так, что сами ворота, находившееся со стороны восхода небесного светила, а также южная железнодорожная однопутная линия жизни, и северная трасса, через которую заезжали Данила с Василием, были полностью свободны от ограждения, разделенные разве что массивными воротами на двигательном движке, да рельсовом шлагбаумом на путях.

Правда западная сторона, являющаяся одной на побережье реки, по одноименному названию которой казаки первопроходцы и дали название городу, беспокоила Данилу.

Проехав до центра новой столицы края, хотя некогда он и являлся ею вполне обоснованно, Данила остановил мотоцикл у нового КПП с новыми воротами, еще больше и обширнее первых, чего прежде как опять же и самой стены еще год назад не было и в помине.

– Здорова служивые, как служба? – произнес зазубренную фразу Данила, вытаскивая из-за пазухи внутреннего кармана бушлата пакет с документами и протягивая их дежурному по посту.

– Солдат спит, служба идет, – сухо произнес ефрейтор, глядя на своего подопечного дрыхнущего товарища, досматривающего сны о мирном времени. Контрольно-пропускной пункт ничем не отличался от предыдущего, все та же долговременная огневая точка облепленная, все так же динамическая защита, снятая с побитых танков, находившихся сейчас в ремонте на танковом ремонтном заводе, мимо которого проехал Данил с своим другом при въезде в город, разве что вместо ПКМ (пулемет Калашникова модернизированный) стоял РПК (ручной пулемет Калашникова). Да и сам стрелок не довольный судьбой, а также опостылевшей службой на контрольном пункте, был равнодушен к оружию, так что оно стояло в углу, упиравшись прикладом в пол.

– Документы в порядке, как у деда на грядке, а он что? – быстро осмотрев паспорт Данилы бросил свой взгляд военный человек на Василия.

– Брат мой двоюродный, – соврал для окраски Данила, – Он дурак, так-то, но нормальный, просто говорить не может, а документов на него нету.

– Ладно под твою фамилию запишу и твою же ответственность пропускаю. Кто там сегодня дежурит? – зевнув и растянувшись руками в разные стороны и изогнувшись в спине, подобно порванной гитарной струне спросил ефрейтор.

– Колян с Максом. – ответил Данила, упаковывая в полиэтиленовый пакет документы и пропуск.

– Колян вышел? Небось трое суток разрешил воли, гад недобитый. Я тебе неделю прописал, так что семь дней у вас есть, гуляйте. Эй Санчес, подъем мать твою за ногу!

– Я как встану так ты ляжешь.

– Я и собираюсь ложиться балда. Давай подъем, форма одежды любая!

– Разкомандовался тут, был во приличном звании, а так хуже дочери проститутки.

– Поговори мне еще тут, – буркнул ефрейтор на рядового солдата, уже принявшегося оборудовать пулеметное гнедо, а сам укрывшись в спальнике в одежде заснул крепким сном.

По какой-то иронии судьбы лагерь для беженцев был расположен в краевом музее, превосходивший по великолепию все окружные здания, хотя жителям Города было в те времена не до смеха. Сам Бутинский дворец, а если быть вернее краеведческий музей имени М.Д. Бутина, располагался в центре города. Затиснутый в объятья мешков с песком со всех сторон закрывающие даже окна первого этажа, да так, что даже солнечный свет не проходил, дворец напоминал пупырчатую гусеницу, нагло развалившись посредине Города. На крыше музея, прямо над третьим этажом был установлен пулемет, с бессменным расчетом во главе. Облепленный станковый пулемет, спрятавшись за противогранатной сеткой, издали напоминал здоровенного комара, высасывающего сок из гусеницы. Рядом стоящий монументальный забор, подпирающий небосвод, был обтянут колючей проволокой и его края задевали саму купеческую усадьбу. Внутри же не осталось и следа, от былого убранства музея – все экспонаты, за исключением фрески в раме на которой был изображен св. Георгий Победоносец, пронзающий змия сатану, и здоровенные зеркала, практически в один этаж ростом, которые М.Д. Бутин купил на спор во Франции и через Северный Ледовитый океан, а также по мелким речушкам приволок сюда, вглубь забайкальских степей, были убраны на хранение в Свято-Воскресенской собор. В самом здании собора, а точнее на колокольне вольготно устроилась парочка снайперов, просматривающая окрестности Города.

Освещенный лампами керосинками коридор первого этажа, утыканный улицей разно-формантных палаток, больше походил на бразильские трущобы, нежели на пункт приема беженцев со всего края. Одностороння улица, одетая словно барыня юбками, хижинами, сооруженные из разного рода хлама и листов жести, возвышалась до второго этажа. Живущие внизу полу-мрачного царства, немного завидовали тем, кто оставался на макушке этого уродливого сфинкса, так как последние хоть и были завешаны тряпьем разного фасона и разной меры стирки, все – же видели солнечный свет в завораживающих рамах, которого так не хватало людям. Разнокалиберные носки, трусы, разнообразные лифчики, порой чудных размеров, а также мокрые майки работяг, без всякого стеснения развевавшись на лесках, протянутых вдоль всего огромного зала, взирали на этот поистине храм великолепия, отражаясь в поистине масштабный размер зеркалах, любуясь своим выстиранным и заштопанным видом. Помимо стираного нижнего белья, в воздухе витал запах детских фекалий и мочи вперемешку. Весь этот бардак, наспех устроенный властями впопыхах, сливаясь с до ужаса прекрасным видом дворца, вызывал противоречивое двоякое, тошнотворное ощущение.

Не сразу найдя место ночевки своей жены Данила, кое как отыскал нужную палатку и вытерев ноги об коврик у входа всунулся в дом Дарьи.

– Ну здравствуй Даша, – шепотом, что бы не разбудить качающегося в руках матери годовалого малыша произнес Данила.

– Здравствуй Данила, – ответила девушка с прекрасным овальным личиком и огненного цвета волосами. – Тише только разувайся, только уснул только что.

– Даша я за вами приехал, – повысив громкость голоса сказал юноша. Девушка, ничего не ответив, все так же монотонно укачивая, стараясь не разбудить младенца.

– Собирайтесь.

– Я не могу так, – произнесла Дарья, высоким тембром голоска, от чего ребенок проснулся и заплакал. Спящие соседи через стенку, сквозь сонную дрему, начали бурчать что-то про ночную смену и ранний подъем. На звуки плачущего ребенка в палатку проснулся Василий, моментально сообразив в чем дело, вытащил из кармана мятую конфету, которую стащил с поминок. Засохшее лакомство моментально оказалось во рту малыша. Данила стоял, вкопавшись в пол покручивая обручальное кольцо на безымянном пальце, ошарашенный ответом девушки.

– Собирайся говорю

– Это кто вообще? – полюбопытствовала удивленная девушка, косясь на Василия.

– Это брат мой, он немой, но не дурак. А ты дура. Ну и оставайся тут в этом навозе. – отрезал Данила, оставив на столе обручальное кольцо, закуривая папиросу по пути выходя из палатки. Василий прекрасно слышал их разговор, как будто не замечал их рядом, уделив все свое внимание парнишке причмокивающего ссохшимся шоколадом. Видя, что ребенок успокоился и стал гоготать во все свои восемь зубов от замечательной клоунады и игры мимики актера Василия Шелопугина, немой посмотрел на пустые, залитые влагой зачарованные глаза девушки. Он бросил указательный жест в проход, потом показал большой палец, после чего указующим пестом ткнул в лицо Дарьи и тут же покрутил им же у веска, от чего девушка расплакалась, а ребенок довольный жизнью, был, пожалуй, самым счастливым человеком в этом забытом Богом месте, и на радостях описал штанишки, и довольный собой, а также с веселым выражением лица продолжал насасывать конфету.

Глава IV.Наследие второе.

Вернувшись из Большого Города домой, Данила начал наводить капельный парково-хозяйственный день* (*прим. Парко-хозяйственный день в Вооружённых силах. В этот день солдаты наводят чистоту и порядок на территории своей воинской части, в парке техники и в казарменных помещениях. Стандартно по распорядку ПХД проводится каждую субботу.), в здании, вымыв с хозяйственным мылом полы заблаговременно настругав от старого обмылка мыльную стружку в ведро с водой. В этот же день, его до помывки старого напольного покрытия, заботливо пропитанные морилового* (*прим. пол имел цвета морилки) цвета краски, Данила изволил перебелить старинную русскую печь, а также весь потолок, в последствии чего, он был занят покраской синькой*(*прим. синька – раствор органического красителя – метиленовой сини.), того, что только что побелил известкой. Удовлетворенный проделанной работой, Данила менял скатерть, не стиранную со времен поминок, как в окно постучали.

– Здравствуй Данила Николаевич, – проговорил вошедший, больше напоминающий пугливого кота манула по-своему телосложению глава администрации Богомягков Вадим Александрович.

– Прости меня, я на поминках не был, в Большой Город по делам катался, – пожав руку Данилу, продолжил председатель села. – Но на кладбище у деда с холма побывал. Хорошее место выбрали, и что самое главное рядом с сыном и женой положили. Хорошо сделали все, молодцы.

Данила пролежал механически тереть пол половой тряпкой и дальше наводить марафет в зале, словно, не замечая разувающего валенки у порога, одетого в изящную дубленку и не менее изящную мужскую лисью шапку гостя. Что тут сказать, прекрасным можно быть даже в валенках и лисьей шапке на макушке, тем более в деревне.

– Как охота Данила Николаевич? – поинтересовался местный кулак, которого из-за своего ума и умением обходиться с людьми поставили главой поселка. Хоть он и годился в отцы парню, все же рамки приличия и уважения глава села соблюдал, подобно посту в церкви. По своей жизни Вадим был человеком доброго, добрейшего и даже доброжелательного склада характера и темперамента. За то, что по имени отчеству он называл даже дошколят, и уважал всякого, вне зависимости на его состояние или благополучие, в народе главу села стали называть не иначе как "Добрый Боров". Однако унаследовав отцовские гены, ведущего свой род напрямую от запорожских казаков, Вадим Алексеевич не был жирным: своим сбитым телом, упругой фигурой он скорее напоминал Тараса Бульбу, по одноименному произведению Николая Васильевича Гоголя, которого в свою очередь перед самой войной любили делить два братских народа, выясняя его национальность, которая на самом деле была не важна в литературе.

Данила уже расстелил стол новой чистой и проглаженной скатертью, устелив по верх которой материну клеенку с цветами, привезенную еще с довоенного Города.

– Как охота? – кое как сняв с мозолистых ног валенки, и поставив обувь рядом с ичигами* (прим. И́чиги – вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Ичиги были широко распространены у татар и стали неизменным элементом татарского национального костюма. Были также распространены у кавказских и среднеазиатских народов, а также терских и кубанских казаков. Имеют широкую популярность в Забайкалье) спросил, пройдя по чисто вымытому полу Вадим Александрович. – Говорят гураненка*(*прим. гуран (сиб., монгольск.) – дикий козел, самец косули.) стрельнул. Молоток. Весь в деда пошел, царство ему небесное не к ночи помянутое, – перекрестившись тремя перстами на Казанскую икону Божией Матери, произнес глава.

– Да было дело, – скромно не любивший хвастаться по его версии мелочам, Данила все же от излишней похвалы залился в щеках алой зарей. – Бабы на поминках жареху*(*прим.авт. жареха – блюда, приготовленные из свежей распотрошенной, туши говядины или свиньи, а также внутренних органов убитого зверя) устроили с бухлером и бузами (прим. По́зы – название на русском языке традиционного бурятского (бур. бууза) и монгольского (монг. бууз) блюда.)

– Хорошо помянули старика, молодцы. – произнес Вадим Александрович, озираясь по сторонам на приведенные в порядок помещения. – Мужики говорят старый хозяин в тайгу вернулся, видел небось?

– Видел пару раз, – спокойно начал Данила, расстилая ковры и закончив уборку по дому, усевшись рядом за столом закурил. – Две головы, как и положено. Мяса под тонну, не меньше. Меха на загляденье. На один мех, дядя Вадим можно похожий на дедов дом участок в Большом Городе купить.

Описание двуглавого медведя со слов Данилы в точности совпадали с тем, что говорили деревенские охотники. Смотрящий во все стороны зверь, увешанный латами из толстенного меха и восьми центнеров мышц, не пропускающий не одной пули, гордо расхаживал по своим новым владеньям, осматривая и приглядывая за хозяйством. С тех самых пор, как он поселился, черные лесорубы стали бояться вообще заходить в лес, не то что в глубь непроходимой вековой тайги. Там теперь царили гармония за руки держась с порядком, под предводительством нового хозяина.

– Я что пришел то, – елозя на стуле, ворочая ворох документов в своем персональном фирменном кейсе и извлекая из него документы и иные листы с печатями и подписями одноглавого черного краевого орла, с зажатыми в когтях лук и стрелы, начал Вадим Александрович. – Дом же теперь наследие твое по всем правам, твой кров и очаг. Береги его Данила Николаевич. Да где же, ах вот. – словно запнувшись в словах произнес глава поселения выуживая нужную бумагу.

Данила, не теряя времени, к тому моменту, рылся в дедовском сундуке, словно вручную поймав окуня в таежное реке, извлекши оттуда папку с документами вернулся за стол, продолжая попыхивать сигареткой.

– Так, паспорт, военный билет, так, аттестат школьный, так, так, диплом городско техникума, поглядим. Хе-хе, агроном, как и я же. Дедовы документы пошли, – перебирая найденное Данилой сокровище в закромах старика, перечислял бывший сельский агроном, по совместительству бюрократ. – Смотри ка, твой дед наследственную оставил, оформил честь по чести со всеми печатями, еще с двуглавым орлом, так, так, так.

Данила спокойно носом выпуская сиреневый сигаретный дым, наблюдал, за делом бывшего бухгалтера, знающего свое дело, а также достаточно долго имевшего дела и толк в разного рода документах, заверенных государственными знаками.

– Так, я Семенов Егор Николаевич, по причине свой скорой кончины, в силу старых годов, завещаю дом, дальше идет ерунда про разметку участка и дома, так, – бегал глазами по документу Вадим Александрович. – А вот своему единственному внуку, Семенову Данилу Николаевичу, дальше снова пошла ерунда, про дедову любовь, заботу и прочее, так, – осекся глава администрации, – Ладно вот печати, подписи, число дата. Порядок. Все как у людей.

– Предусмотрительный был дед, – сказал Данил, а у самого глаза на мокром месте.

– Так вот домовая книга, я уже составил все чин по чину... подпиши вот тут и тут, так, – тыкая пальцем в документе в нужных местах, наблюдая как Данила ставит свои загогулины шариковой ручкой, говорил глава села. – Ну вот и все, дай руку пожму. И еще Даня, – начал Вадим Александрович, не разжимая крепкого рукопожатия с Данилиной рукой, мягким, словно мурлыканье кота на завалинке, голосом, пытающегося успокоить или даже усыпить бдительность парня. – На старого хозяина не вздумай ходить. Мужики с СВД* (*прим. 7,62-мм снайперская винтовка Драгунова) ходили, не берет его пуля. Как будто он из железа сделан. Так что ты не ходи, добро?

– Добро, дядя Вадим, – произнес Данила.

– Ну и ладно. Ты заходи в гости, моя может блинов состряпает, – кряхтя в прихожей начав обуваться произнес Вадим Александрович, и помахав в окно, быстрым шагом скрылся за воротами.

"Оставил ли мне дедуля еще, что то, окромя дома и земли?" – подумал Данила, окруженный никотиновым дымом, глядя на крышку погреба, слегка прикрытую круглым ковром, сшитым еще его бабушкой, из лоскутков на машинки с ножной тягой.

Глава V. Наследие, продолжение.

Зайдя в избу Василий обнаружил красующуюся опустошенную, стоящую посредине стола бутылку водки и до краев наполненный граненый стакан жидкостью. Данила посмотрел залитыми глазами на Ваську, но так и не увидев в его лице ничего нового, залпом опрокинул залил обжигающий яд в глотку, смачно затянувшись сигаретой. Василий, видя, что Данила не в состоянии что-либо объяснять, а в особенности свою эгоистическую одинокую гулянку, тем более причину всего происходящего, положил обручальное кольцо на стол и собирался выходить, как синеющей ни в одном глазу Данила Николаевич, едва стоя на подкашивающийся ногах задержал его за плечо.

– Один братка ты у меня остался, – выдавливая сквозь слезы, пьяным голосом произнес Данила. Василий, чутко чувствуя чужую боль тоже расплакался, обнявши друга.

– Ладно хватит реветь, ты мужик или не мужик? – тряся немого человека, утирающего влажное лицо и щеки, такой же мокрый как после росы, от слезинок, стекающих ручьем по разгоряченному лицу, оставляя не приятный солоноватый привкус на губах, допытывался Данила.

– Сейчас, погоди маленько, я тебе кое-что покажу, – отправившись к рукомойнику бросил Данила.

Умывшись талой ледяной водой, на какое-то время, или точнее на мгновенье выветрив из ватной головы хмель, Данила проводил Васю в зал, где уже был открыта крышка погреба и откинут ковер.

– Так я за Димкой поеду, ты ничего тут не трогай, уяснил? – трезво спроси Данила, уставившись на обомлевшего Васю. Тот же от разбегающихся глаз, наблюдающих на чудо инженерно-конструкторской мысли великолепное чудо дожившие до этих мутных времен, с огромным количеством кнопок, тумблеров и рычажков, с разного рода обрубленными надписями и подписями, стоял завороженный пультом запуска установки баллистической ракеты, переливающейся новогодней елью разными огоньками. Сделано для дураков, и даже сам Василий Семенович, с его гибким как пластилин умом мог, запустив ракету в небеса, проложить войну, или же начать четвертую мировую.

– Ничего не трогай, – контрольным вопросом, вывив немого из оцепенения, попросил Данила, выскакивая в подполье, запинаясь на картошке побежал насаживать на ноги охотничьи ичиги, обтянутые мехом на голенище, запрыгнул в бушлат, прежде чего затянул на бороде вязки дедовской ушанки, привезенной с войны, и бросился на улицу. Стоя закинув руки за спину, что бы даже и мысли не было о тыканье по кнопкам и самом любопытстве, Василий слышал, как во дворе загудел раритетный "Минск".

Все следующее утро Василий мастерил из разломанной каким-то деревенским пацаном ножки табурета самопал, находясь в просевшем от времени и наклоненным условий эксплуатации сарае (кто-то умудрился въехать в него по дурости на тракторе). Позади доносились звуки песен Линды, о чем-то про северный ветер и сравнение девушки себя с вороной, из древнего как мир, но всем при этом простого японского кассетного магнитофона. У Василия был семизарядный наган*(*прим. Револьвер системы Нагана, наган (7,62-мм револьвер Нагана обр. 1895 г.,) оставленный прапрадедом белогвардейцем, но по наказу отца, Васе было запрещено прикасаться к исправно сохранившемуся оружию, хранившемуся в сейфе. Отец Василия, Семен Валентинович, являясь человеком ответственным и хозяйственным, не подпускал паренька даже к казачьей шашке своего предка, весившей на стене, но разрешал щеголять по лету в кителе и брюках с желтыми лампасами, заранее сняв все знаки отличия, царские ордена и медали, в том числе и орден св. Георгия второй степени. Довольный результатами своего творения, Василий внимательно еще раз осмотрел оружие. Самопал, больше напоминающий обрез ТОЗ-63*(прим. "ТОЗ-БМ" – внешне курковое двуствольное ружье с горизонтальным расположением стволов.) из-за своего изгиба рукояти, был обмотан черной тканевой изолентой, для жесткости и удобного сцепления с рукой, поверх которой распласталась медная пятидюймовая медная трубка, калибра 5мм, набитая порошком горючего материала спичечных головок, которых ушел целый коробок, солью и, запечатывающая все это добро, легкогорючая туалетная бумага. Ствол был туго обтянут алюминиевой проволокой, а сбоку красовалось четырехглавое огниво с коричневыми головками, приклеенное скотчем. Взяв коробок, не прочириканными краями Василий вышел из ограды.

Деревня, больше походившая на раскиданные покосившиеся на бок боярские шапки, окученные снежными барханами и заносами, была по своему размеру приличным и большим поселком. Сельская церковь с наклоненным куполом башни и полуразвалившейся стены, все же имела крошечный приход, состоявший из бабы Нюры, занимающейся уборкой в храме, матушки Авдотьи, жены священнослужителя, и собственно самого батюшки, отца Кирилла, который проводил в непригодном, слабо оборудованном для этого здании литургии и разного рода молитвы и обряды по христианским православным праздникам. Василий свернул в проулок, прошел пару кварталов, огороженных покосившимся забором, усыпанным снегом, свернул на лево и вышел на проезжую часть улицы. Вдалеке виднелась Т-образная кирпичная двухэтажная школа, даже по городским меркам являющаяся гигантом, в которой он с Данилой, правда с четырьмя годами разницей, учились. Вот показался детский интернат, дэ-факто барак, взявший на себя обязанности опекунства малообеспеченных детей. Проходя через усажанный тополями школьный стадион, на зиму залитый под хоккейный каток местным физруком, пред Василием представали школьная библиотека и трудовое помещение для трудов, где ребята сегодня на уроке учились сельскому труду, а именно изготавливали оконные рамы и табуретки, а также заготовки для забора, который ставили Данила со своими одноклассниками.

Пройдя через дорогу, ведущую к школьной кочегарке, Василий свернул в сторону поселковой аптеки, расположенной в простом доме, с вывеской и красного креста, а также змея, обнявшего чашу.

– Здравствуй Вася, – поприветствовала парня полная женщина аптекарь средних лет, с насаженными на нос большими очками, больше скорее являющейся торгашом, нежели фармацевтом, которые в довоенные старые советские годы, готовили стерильные хирургические приборы и порошки для операций, – Ты за карбамазепином, а он вышел весь, кончился на складе. Извиняй. Вот есть пирацетам, он тоже по идее восстанавливает нервы, давай рецепт.

Василий вынул из кармана бушлата свернутую четверо желтоватого оттенка бумагу с иероглифами психиатра, то есть Александры Владимировны, отучившаяся на мозгоправа, но по воле судьбы работающая в селе фельдшером, мазала всех и вся зеленкой и йодом, а также изредка дергала зубы. Взяв упаковку с конвалютками*(*прим. блистер), Василий вынул одну таблетку и забросив в рот с хрустом разжевав ее и морщась от горечи лекарства, вышел, по пути закуривая папиросу.

Когда он пришел к дому Данилы, тот стоял на крыльце, свесившись руками на перилах и о чем-то беседовал с участковым.

– Даров Вася, – поприветствовал парня Дмитрий, крепко пожав, – Ничего вы сокровищницу с Данилой откопали. Кстати бушлат себе оставь, я в "парадном" похожу.

Василий кивая придерживал самопал своей левой рукой, но так и не успевшие Данила с лейтенантом договорить о чем-то важном, как за воротами послышался громкий свист.

– Хозяева́! – протянул басистым голосом стоявший на костылях человек без одной ноги, с завязанной в узел штаниной, одетый в "Горку", поверх телогрейки, и облокотившейся на деревянные костыли Афанасий Петрович, которого в деревне зовут просто "чечен"* (*прим. авт. боевые события, олицетворяющие военные конфликты в Чеченской республике, а так же этнические чистки, привели к тому, что власти были вынуждены ввести туда регулярные войска, а участников событий, за глаза называли "чеченцами", как и "афганцев", не по национальному или этническому признаку) и носимая им, либо из гордости, либо из-за обязанности с нацепленными знаками отличия на погонах, а так же петлицами инженерных войск, и еще красующимися на сердце медалями за боевые заслуги и Героя Российской Федерации, снятая с образа и подобия, но своей значимости и ценности ничем не уступающая Герою Советского Союза, старший лейтенант, успевший потерять конечность на Донбассе*.(*прим. Вооружённый конфликт на востоке Украины – боевые действия на территории Донецкой и Луганской областей Украины, начавшиеся в апреле 2014 года.)

– Здорова Данила, – поочередно здороваясь с мужиками произнес, больше являясь героем солдатом, нежели инвалидом, старлей* (прим. авт. старлей – старший лейтенант на армейском сленге), прикуривая от спички нового хозяина дома Данилы Николаевича, у которого до боли в сердце, а порой и просто горьких скупых мужских слез, виднелась вся худая жизнь Афанасия, но привыкшего скакать как сайгак по тайге на своей "Планете" *(*прим. Иж 7.107 (торговое название – "Иж Планета-5") – дорожный мотоцикл среднего класса, предназначенный для езды по дорогам с разным покрытием.), с переоборудованным рычагом переключения передач с левой стороны рычага от коробки передач ВАЗ 2110*(*прим. LADA 110 (ВАЗ-2110) ("Десятка") – российский автомобиль малого класса, четырехдверный переднеприводный седан производства Волжского автомобильного завода.), с обязательной розочкой в плексигласе*(*прим. авт. стеклопластик), по таежным сопка, умудрявшемуся подстреливать диких зайцев, соболей, лисиц, и иную мелкую живность, настенной тайги, мех которых пользовался огромной популярностью в селе, от чего большая часть деревни перешилась, во всякого рода фасонов, рыжие и серовато – белые шапки, воротники, даже женские рукавички и головные уборы разного размера.

– Данила, я тут на поминках у тебя свои очки не оставлял? – тревожно спросил Афанасий у осиротевшего парня. – Провалились, как сквозь землю, всю стройку обшарил в городе, нигде нету. Кому могли понадобиться, не известно. Посмотри Данила, может у тебя где лежат, меня дожидаются? – произнес одноногий, заискивая оправдания сваей слепоте, которую он получил, служа добровольцем на стороне ополчения, подорвавшись на артиллерийской мине на Донбасской земле, еще в начале конфликта, когда подобным урожаем, был усеян вес восток Украины, потеряв при этом потеряв конечность до колена и посадив зрение, – Я же, мужики, совсем в близи не вижу, а тут еще шпана моя заедает, почитай, говорят, батя сказки. А я же не вижу ничего, как читать то? Нацепил тещины, у нее же плюс, у меня минус. Как одел, совсем в тумане каком-то оказался и читать в них не могу. Фьють Данилка! Ты посмотри, брат, может найдешь! – свиснув попросил криком Афанасий вдогонку скрывшемуся за воротами Данила.