Текст книги "Bagul (СИ)"

Автор книги: Максим Павлеций

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Павлеций Максим
Bagul

Часть 1. Глава I. Наследие.

Холодная зима стояла в тот год в Забайкалье, и, хотя зимы, особенно в январе, и без того не особо жаловали, в этот год мороз стоял особенно жуткий. Человек, облаченный в белые защитные цвета теплый костюм, сливавшегося с блестящим снегом, которого в этом году выпало на удивление много, жадно курил дефицитную сигарету. Сопки степей, укутанные белоснежным снегом, подобно белым кипам раскиданным по всему горизонту, закрывал обзор военному. Золотящийся блеск солнечного света на снегу заставлял глаза слезиться, от чего влага на веках и щеках мгновенно замерзали. То тут, то там на сопках просматривались опушки березняка и рощиц, словно создатель всего этого великолепия, подобно чабану, стригущему овец, ловко орудовал стригущей машинкой на макушке сопок, оставлял чуток лесного массива.

Пар шел густой. Белая маска балаклава* (прим. балаклава или лыжная маска – головной убор (вязаная шапка, шлем), закрывающий голову, лоб и лицо, оставляя небольшую прорезь для глаз, рта или для овала лица.) покрылась куржаком* (прим. куржак – иней), став и без того белее. Мужчина делал глубокие вдохи, с каждым вдохом пытаясь насытиться этим морозным воздухом. Затяжка сигареты, и вот уже никотин со всей сворой химии, напичканной в табачное изделие, добрались до мозга ударив по нему, а человек почувствовал легкое, приятное расслабление по всему телу.

Дососав окурок сигареты, настоящей, не дешевой самокрутки, которые ни шли ни в одно сравнение с настоящими довоенными папиросами, ценившимися на вес золота, капитан харкнул накопившийся во рту никотин и плевок, не долетев до снега замерз в зеленую ледышку.

– Градусов пятьдесят, – монотонно констатировал офицер, удовлетворенным голосом, резко развернулся на сто восемьдесят градусов (сказывалась отличная армейская подготовка) и распахнув вход в палатку зашел в нее.

– Чичер. (прим. чичер-холод, мороз) Градусов пятьдесят будет, – все тем же монотонным голосом произнес вошедший, стягивая с себя маску и стрясая на пол, наросший на ней иней, ставя рядом свой трофейный, еще милицейский, с деревянными цевьем и прикладам АКС74У* (прим.* 5,45-мм автомат Калашникова складной укороченный, АКС74У укороченная модификация автомата АК74)В небольшой двуместной палатке было жарко натоплено – жаром буквально пылало от самодельно печки буржуйки, сделанной из бочки и поставленной на кирпичи. Истопник сидел рядом с дверкой буржуйки на корточках, периодически подбрасывая в нее расколотые бруски от ящика из-под снаряда типа "Град" * (прим.* 9К51 "Град" советская реактивная система залпового огня (РСЗО) калибра 122 мм.)

– Устроил Ташкент Серега, как спать то будем? – спросил стоя в проходе вошедший, снимая с себя защитный костюм, обнажая загорелое скулистое, но все же усеянное мышцами тело.

– Как спать то будем? – возмущено спросил он, усевшись в одной майке и трусах на остатки ящика. Прожженное забайкальским летним солнцем сухое, скулистое лицо истопника улыбнулось, оголив первый ряд белых зубов, подперев копчиком АН-94* (прим. 5,45-мм автомат Никонова обр. 1994 г. (АН-94 "Абака́н") – автомат, разработанный Геннадием Никоновым.)

– Можешь на улице спать, – произнес сидевший у печки, обернувшись к усевшемуся на груду хлама, все так же продолжал улыбаться, но быстро убрал улыбку с лица, – Сегодня ночью снимаемся, и выступаем.

Не успело вылезли из своего укрытия наша любимая звезда по имени Солнце, как Алексей, ещё носивший усы, и целым носом, с младшими братьями вышли на сенокос, размахивая литовками. После тяжелого дня и адской работы в поте лица, заливающего глаза, от чего одежда намертво прилетает к телу, а на жаре прямо припекается; всегда охота отдохнуть по-барски, испив парного молока в бидоне, которое принесла баба Тома, вечно закатанная в шикарном платке. Молок пахнет прелой травой и луком, да и мухи, в компании паутов тут же, желая полакомиться слетелись на угощение. Как трудно поверить, что все они живы, и войны, развязанной "нашими партнерами" и всего этого ужаса, исходящего от мрачного хаоса, вовсе не было и нет, вот только рукой потяни и можно крепко обнять, не отпуская никогда больше. Идет простая сельская жизнь, уборка сена и все, довольны тем собрались за одним столом обедать. Нет, такого не может быть, скоро подъем.

Под утро следующего дня холод в степи стоял около пятидесяти пяти градусов. Группа, состоявшая из двух разведчиков, двинулась на восток, утаптывая снег лыжней. Впереди идущий, нес на своем горбу плотно упитанный рюкзак, а также спальный мешек. Как, впрочем, и шедший по его следам второй, однако он еще волок по снегу палатку, скрученную и привязанную к ремню.

Морозный воздух пронзал дыхательные каналы. Слизь в носу, в простонародье просто сопли, моментально замерзала на такой стуже. Ноги и руки, намертво вцепившиеся в рукоятки лыжных палок, сковывало от холода, и к тому же наливало свинцом от усталости. Шедший вторым остановился, выставив впереди себя руки, обвесив их на скрещение палки, опустил голову вниз и стал жадно хватать холодный воздух, обжигая льдом раскаленные легкие. Сил не оставалось что бы даже стоять и человек согнулся, оперившись на палки. Затем он бросил палки, уткнув ладони в колени пытаясь перевести дыхание, хватал воздух полной грудью.

– Говорю тебе, бросай курить, – сказал идущий первым, остановившись впереди на пару метров от человека. Тот же улыбнулся сквозь отдышку.

– Вставай на лыжи, – процитировал курильщик давно забытую всеми фразу с улыбкой, – Так-то я уже на лыжах.

– Ладно, пять минут отдыха и двинули, – сказал человек ведущий здоровый образ жизни, усевшись на корточки.

Восточная часть небосвода уже во всю заливалась алой зарей морозного солнца. Ни для кого не секрет, что на рассвете, вовремя так называемого перелома между ночью и утром, мороз достигает своего апогея. Первые лучи небесного светила прорывались сквозь утреннюю дрему заспанных степей, когда группа двинулась в путь.

– Я сегодня во сне своих видел, все живые, здоровые, – начал Алексей, закурив сигарету. – Сенокос, лето, мухи, пауты, все по фен Шую.

Майор молчал некоторое время, наблюдая за тлеющим угольком и разглядывая сигаретный дым капитана, но не смог долго удерживаться.

– С начала войны мне не снятся сны. Благо еще хоть сплю нормально. – Сергей опустил голову, но хоть маска и скрывала лицо, глаза его несли в себе печаль. – Коля как с Чечни вернулся совсем дурак был. Ночью, пацаненка, Данилку, хватает и в степь бежит. Как-то помню рамы ставили, стеклили с ним, так он говорит, это я ночью от духов убегал. Потом спился, лежит сейчас в могиле, хорошо ему на кладбище под березкой. Вот как она война нас любит.

– Контузию можно и в мирное время получить. – начал Алексей, – У меня знакомый есть, срочную службу получается он проходил, здесь у нас в Агинских степях, при разгрузке ящиков, которые ты сжигал, ему один ящик на голову прилетел. В итоге контузия, кома и шизофрения со слуховыми галлюцинациями. "Парень ведь жил на пенсию и каждый год лежал в психиатрической больнице, делал там какие-то обследования, чтобы этим бюрократам доказать, дурак он или нет", – произнес Алексей, и затянув сигарету продолжил. – Сейчас он служит связистом где-то. Он же компьютерных дел мастер был до армии, вот и служит считай по специальности практически.

– Ладно погнали, – выдавил из себя майор, видя, как его напарник затушил об снег сигарету.

Уже совсем рассветало, когда разведчики вышли на условленную позицию. Старший по званию снял офицерскую сумку, сверился с компасом и картой, расчехлил бинокль и взглядом начал искать предполагаемое место дислокации.

– Нашел, – тихо, почти шепотом произнес майор, словно боясь спугнуть найденную на горизонте точку.

Над степью расстилался, подобно ленивому жирному сибирскому коту утренний туман, закрывая обзор, все же спрятав на мгновение в свои саркома нужную точку от взора смотрящего.

– Ну добро, перекур? – в надежде спросил Алексей уже залезая за пазуху внутреннего кармана куртки за пачкой сигарет.

– Какой перекур, ты что? Тут километров пять, не больше. Погнали! – огрызнулся майор на своего подопечного.

Дед Егор плохо ночевал сегодняшней ночью, хотя, впрочем, сон был его редким гостем; встал в шесть утра и уже успев затопить печь. Кое как как позволяли силы, промыл пол в избе (здоровье у высохшего старика было уже не то, что в былые годы) он начал вязать носки внуку, единственной отраде в этом заблудшем мире. После похорон спившегося сына, а также как овдовевшая невестка тут же выскочила за другого, внук Данила стал для деда лучиком радости в этой мрачной жизни. Хорошо, что парню перевалил за четверть века, и уже позади ободранные коленки и ломанные кости на мотоциклетных заездах. Однако старик не оставляет заботу о чаде, а напротив преумножает ее. При живой Акулине Ивановне, обязанности накормить внучка до тяжелого брюха ложилась на нее. Как только ее не стало, дед Егор сам начал кормить парня тем, что Бог послал.

Утомительная и однообразная работа спицами стала усыплять старика. Он и не сразу сообразил в чем собственно дело. Стучали в окно со стороны палисадника и разглядеть в потемках худому стариковскому глазу было невозможно.

– Иду, иду, – ворчал дед, – Принес же леший в такую рань, что людям не спится, что за люди, ходят по утру спозаранку. – Бухтения могли продолжаться и дальше, пока старче не залез в валенки.

– Хотя может это Данилка вернулся? Данилка ты что ли? – крикнул дед в сторону окна и продолжил монолог сам с собой ища керосиновую лампу. – Да нет тот с солонцов только завтра заявится, и то не факт. Да иду я, иду.

Чиркнув спичкой и обведя пламенем по фитилю в керосинке, типа "летучая мышь", дед Егор словно железнодорожник, освещая себе путь вышел в ограду, сочно похрустевшая валенками по снегу. Отворив ворота перед стариком стояли две высокие, крепкие фигуры в белых камуфляжах во всеоружии на перевес, отражая переливы огня в лампе.

– Семенов Егор Николаевич здесь проживает? – поинтересовался майор. Старик отшатнулся, но поправив фуфайку кивнул.

– Отец, ты не бойся, мы свои, мы по делу, – первым вошел Алексей, волоча за собой палатку и поставив у ворот лыжи.

– Да заходите, если свои и по делу. – сказал дед Егор, запирая ворота, пропустив перед этого майора. – А по какому собственно говоря делу то, сынки? – полюбопытствовал престарелых лет человек. Офицеры, ничего не ответив сразу же вошли в избу.

Изба была большая. Хотя она и стояла особняком и посреди чистого поля, да и в округе не было не души, все же это была не мазанка, к тому же приусадебное хозяйство было мало похоже на хутор. В самой избе было всего две комнаты – кухня и зал, со всех сторон освещаемые солнечным светом, так что дед, видя, что уже на улице достаточно светло погасил электричество. Гости оглядев царские палаты старика сразу же перешли к делу.

– Дед, у тебя подпол есть? – спросил капитан.

– Так ты стоишь на нем, сынок, отодвинь ковер и там крышку найдешь, – побаиваясь гостей говорил дед Егор из кухни, – А что ищите то, сынки? – высунувши голову дверной проем полюбопытствовал дедуля.

– Да так отец, – выкрикнул Алексей, спускаясь в подполье, – Батя, а лопата у тебя найдется?

– Найдется, – буркнул старик, выйдя в сени и отправившись на поиски штыковой лопаты. Вернувшись из прихожей, дед Егор уже не могу сдерживать свое любопытство. Принеся лопату, и сунувшись с керосинкой в погреб он увидел, как два здоровенных мужика во всю орудуют саперными лопатками, засыпая тем временем картошку.

– Да что вы ироды делаете! – взбунтовался старик, – Вы же всю картошку засыплете, окаянные! Что ище то, хот скажите?!

Тут революцию старика прервал звон металла на принесенной дедом штыковой лопате.

– Нашел, – тихо произнес майор, и для верности стукнул еще раз. Отсыпав лишнюю землю уже руками, майор открыл люк в шахту пускового командного центра запуска ракет ракеты типа Р-36М* (прим.* Р-36М – советский стратегический ракетный комплекс третьего поколения, с тяжёлой двухступенчатой жидкостной ампулизированной межконтинентальной баллистической ракетой для размещения в шахтной пусковой установке повышенной защищённости типа.)

– Вот так оно и происходит, живешь, живешь и не знаешь на чем живешь, – тараторил без остановки дед, разрезая кубинскую сигару ножом. – Это, наверное, еще с тех самых времен осталось? – указав пальцем в потолок спросил дед Егор.

– Наследие от СССР, – констатировал Сергей, попивая и причмокивая настоящим, крепким чаем, закусывая при всем этом великолепии сухарем с маком.

– А ты батя, как будто ничего не знал все это время? – произнес Алексей, выпустив клубы дыма в потолок.

– Да откуда мне было знать? Как купил дом у Ваньки Шелопугина, так и живу, а он дурак видимо все знал, да молчал до смерти. А я мужики и не знал, вот вам крест, – и старик перекрестился кукишем перед Богородицей, стоявшей в красном углу избы. Майор хладнокровно положил на стол, отполированный до блеска новый "ПМ" с присоединенным к нему глушителем * (*прим. Пистолет бесшумный ПБ, – был создан для вооружения армейских разведывательных групп, а также персонала КГБ СССР, принят на вооружение в 1967 году. Существует устойчивое мнение о том, что ПБ был сделан на базе пистолета Макарова, однако это не так, хотя при его создании действительно было приказано использовать ударно-спусковой механизм как самую хрупкую часть и магазин от ПМ.). Тяжело вздохнув старик вышел из-за стола и отправился на кухню, где стоял старый как дом шифоньер, доставшийся от предыдущих хозяев. Сняв с себя пожелтевшую от времени и местами прожженный вязаный им лично свитер, а также сбросив белую майку "алкоголичку", наш старик облачился в тельняшку, по верх которой накинул афганский китель, усеянный орденами и медалями, среди которых было два героя. Вернувшись, блестя золотом на груди, старший лейтенант Семенов стал набивать трубку табаком.

– Мужики, парня только не трогайте, – произнес дед не своим, грубым голосом. Алексей, видя все великолепие на груди старца отрицательно покачал головой.

– Не могу. Делай ты.

Щелчок и хлопок выстрела из глушителя пистолета разведчика остановили сердце 65-ти летнего старика.

Глава II. Горе.

Данила вернулся с охоты, как и было оговорено с дедом на следующий день, утром. Остановив свой "Урал" * (*прим. "Ура́л" – единственный российский тяжёлый мотоцикл, выпускаемый на Ирбитском мотоциклетном заводе (Свердловская область, г. Ирбит)). с самодельной люлькой – коробом, больше напоминающий гроб, парень стал открывать ворота, чтобы загнать машину, в отцовский гараж.

– Вот же старый хрыч, уже ворота на ночь не запирает, совсем страх потерял, – удивился молодой человек не запертой на засов калитке. Вывернув из люльки укутанную тушу гурана, юноша потащил трофей в дом. Не плохо иметь хорошую физическую форму. Особенно такую какую имел Данила: при росте почти в два метра иметь чистой мышечной массы под сто кило, это мечта любого мужчины, а дед за глаза называл атлета просто лось. Да и бог красоты и любви не обошел стороной Данилу – голубые глаза на красивом лице, прекрасно гармонировали с носом горбинкой и губами "бантиком", сводив с ума в свое время всю прекрасную половину школы, включая учительниц. Девушки его так и прозвали "Мальчик губастенький". Пьяный в доску на выпускном вечере, он таки переспал с девушкой, в которую был влюблен с первого класса. Для Данилы было страшным разочарованием новость о том, что она в последствии окончания школы, вышла за муж за его лучшего друга.

– Вот же блин, даже изба открыта, – не переставал удивляться молодой охотник, волоча на себе мясо тайги. Не разворачиваясь в сторону зала, Данила сбросил с себя верхнюю дедову телогрейку.

– Мать! Мать! Ма-а-ать! – рвал глотку на себе Данила шокированный увиденным. Тело деда Егора лежало ничком в окровавленной скатерти. Данила в шоке не переставал кричать, добившись хрипоты сорвав голос.

– Так бляха муха! – хрипел Данила, разговаривая сам с собой, – Надо за Димой и Шурой ехать, это их работа пусть разбираются!

Выскочив во двор, так и не одевшись, Данила запрыгнул на дедов "Минск" 1973 года* (прим*"Минск" – марка белорусских мотоциклов, скутеров, квадроциклов и снегоходов производства Минского мотоциклетно-велосипедного завода (Беларусь, город Минск)) и вылетел за ограду.

"Нестись по морозу на такой скорости на такой скорости раздетым, не самое милое дело", – вертелось в голове обезумевшего парня, но он всячески отгонял эту мысль, окончательно забыв о себе.

"Убью суку", – новая цепочка нейтронов и нервов окончательно врезались в мозг Данилы.

Влетев в утреннюю деревню на всей скорости, подобно выпущенной из винтовки пули, Данила разбудил всех поселковых собак, а те в свою очередь стали будить соседних. Лающая перекличка и договоры, а также иные беседы братьев наших четвероногих, закончилась только спустя полчаса. Данила, ловко маневрируя на деревенской трассе, обходя колдобины и трясясь на грунте, (зима, зимой, но даже снег не мог закопать то, что должно было делать наше великое государство), несся к зданию администрации, где восседал местный участковый.

– Бляха муха, они только с 9:00 работают! – разочарованно плюнул в снег Данила. Круто дрифтанув на мокром асфальте, парень уже мчался в глубь села.

– Димка, в рот компот, открывай! – хрипел обезумевший Данила. Собака, как и вся орава, братьев наших четвероногих, коих мы приручили и несем за них ответственность, громко гавкала, но хозяева не реагировали на эту серенаду.

– Димка, мать твою! – бросив в окно мелкий камешек просипел Данила. На звук дребезжащего стекла, в окне показалась фигура. Через минуту эта фигура, в ватных штанах на босу ногу и обшарпанном, накинутом на плечи армейском бушлате, камуфляжа "флора", вышла сонная и заспанная, к вызывающему.

– Данила, ты чего, бухой снова подрался? – зевнув и поздоровавшись с Данилой вяло произнес Дмитрий.

– Деда грохнули! – прохрипел Данила. Дмитрий продолжая зевать, протерев снегом лицо и продрав глаза, посерел.

– А точно грохнули, человек то не молодой, годы то приличные, к тому же жил один, да и это брат тоже сказывается, – участковый постучал пальцем по кадыку.

– Там лужа крови Димон! – все так же твердо хрипя на своем настаивал Данила.

– Бляха у меня все документы в администрации. Ты вот что, езжай к Шурке, а я побегу в администрацию, добро?

– Добро, – бросил Данила, все так же лихо развернувши, повидавший многое и прошедший через все круги ада деревенского автобана на своем веку байк, умчался на другой конец деревни.

Александра Шишкина не общалась с Данилой уже лет 6, как окончила школу, и на днях медицинский институт. К тому же, замужество, воспитание дочери и хозяйство ложилось на ее хрупкие плечи. Муж пил, не зная ни дня, ни ночи, периодически побивая Александру. Та даже жаловалась Даниле пару раз, за что потом жалела, как это часто происходит с женщинами, ибо тот просто и без лишних разговоров избивал в кровь мужа Александры, а потом попадал на пятнадцать суток домашнего ареста, своего приятеля участкового, который отпускал его тут же за неимением места заключения хулиганов. Однако после второй драки, ночные побои Александры прекратились, и в глубоко в душе она благодарна Даниле Она фельдшером то выучилась по большему счету, чтобы прекратить пьяные гулянки мужа. Но тут скорее психологическое, нежели физиологическое. И простой деревенский доктор Александра Владимировна смирилась и свыклась со своей судьбой.

Брызнув в горло горьким спреем, Данила закинул в рот такие же мерзкие таблетки, закусив снегом, усадив очаровательного деревенского доктора на заднее сиденье и пустился на выезд из села.

– Данила, ты конечно меня извини, но ты тут точно ничего не трогал? – начав протокол задал стандартный вопрос, который обычно, в подобных ситуациях за дают районные следователи, спросил участковый лейтенант.

– Да какое тут трогал, сразу мясо бросил и за вами, – прокашливаясь сказал Данила

– Так, а подполье почему отрыто?

– Откуда мне знать Дима? Может дед картошку набирал, – прохрипел Данила.

– Пулевое отверстие мелкого калибра в области грудной клетки по-видимому целились в район сердца, попав в правое легкое, от чего он и скончался, – монотонно констатировала Александра.

– Стреляли сидя напротив и дедушка Егор знал его или по крайней мере сам впустил отсюда. – указав на стул перед трупом произнесла поселковый доктор.

– Да Вам Александра Владимировна в пору баллиститом работать, – подумал Дмитрий.

– Отвали, иначе мужу расскажу, что ты ко мне клеишься, – показав безымянный палец, обрученный кольцом, отрезала фельдшер.

– Все же не нравится мне то, что подполье открыто, – сказал участковый заглянув в погреб, – Да нынче много картошки уродилось у деда Егора, – на последней фразе Дмитрий захлопнул крышку подпола.

– Так народ, стоп. Дима – это "глухарь"? – вновь прокашлявшись спросил Данила.

– Конечно глухарь. Дед жил у черта на рогах, ни соседей, ни собаки для свидетельства не было. Так что безусловно "глухарь".

– Понятно, – просипел Данила, закурив, впервые после того, как вернулся с охоты.

– Ладно люди, я поехал, мне еще два часа спать полагается. – зевнув извлек из себя Дмитрий.

– Меня подвезешь, – настырничала Александра, залезая в дорогую куртку.

– Так не по пути же, муж не заревнует? – поинтересовался лейтенант, обволакиваясь полевую форуму с блестящими звездами на погонах.

– Убью суку, – произнес четко, без хрипоты Данила, окутанный клубами сигаретного дыма.

– Э брат, ты мне тут вендетту не устраивай, – успокаивая положил руку на плечо друга Дмитрий, – Посадят же.

– Кто меня при нынешних временах посадит? Ни свои, ни тем более чужие этим заниматься не будут. Расстреляют и ладно. А если и посадят, отсижу свое, так не за просто так, а за дело

– Ладно брат, ты сам свой путь выбираешь.

– На поминки приходите, – бросил в сени уходящим гостям Данила. Во дворе загудел ретро мотоцикл "Урал" Патруль-ДПС с коляской 1985 года.

Уже прошел месяц, с того момента как похоронили деда Егора, и по древнему христианскому поверью его душа все еще была на земле, а Данила все никак не просыхал. Особенно никого, не трогая он просто шлялся по деревне, распевая себе под нос песни своей юности и детства, которые когда-то слышал на в фильмах на кассетах. За похождениями блудного парня, зорко наблюдал глаз лейтенанта поселковой милиции Звягинцева Дмитрия Павловича, являющегося по совместительству одноклассником Данилы. Дмитрий Павлович, по своему характеру и натуре ума, был человеком справедливым, но по возможностям, а если быть точнее из-за отсудив КПЗ, снисходительным, ибо максимум что он мог сделать, так это выписать пятнадцать суток домашнего ареста хулигану, а также прочитать серьезную нотацию родным и самому нарушителю порядка.

Гроб несли полтора километра вручную, по старинке. Процессия шла по усыпанной дороге еловыми ветками. В голове колонны шел, неся на своих плечах деда сам Данила. Рядом шли, так же помогая нести труп мертвого человека, другие деревенские мужики, которых юноша даже не знал, но которые тесно общались с дедом Егором. "Хорошо, что есть такой могучий лось. Иначе бы не донесли," – подобные язвительные и прочие фразы доносились из – за спины Данилы. Но на них ему было плевать. В голове кружилась вальсом одна фраза "Убью суку". Хоронили в мерзлой земле, от чего копающее стоявшие в стороне от хоронивших бурчали.

Все похороны, как в прочем и поминки, на которой старухи добрались-таки до разделки гурана, и доведя блюда до произведения искусства, в числе которых был и бухлер *(*прим.авт. национальный суп бурятской кухни, с присутствием большого наличия мяса) на второе, Данила молчал как рыба плескавшейся на льду, изредка покашливая и извиняясь за сей казус, объяснял это тем, что поймал пневмонию.

Поминающие, как и положено все как один говорили об усопшем в основном только, только хорошее. Дед Егор действительно пользовался уважением в селе. На удивление умный и любознательный, он всегда пытался преумножить свой капитал эрудиции о познании мира сего. За это его даже называли "Старец на холме". Ну да выпивал, по празднику, так и то раз в год на свой вывод советских войск из Афганистана (15 мая) и день ВДВ (2 августа), и то второй он не считал особым достижением в своей жизни.

– Это просто День Воздушно Десантных войск, говорил он, – тараторил без устали сидящий по левое плечо престарелый дед, – Говорит, все прыгали с парашюта, и я прыгал, так почему говорит, я должен считать этот день праздником? Я-то сам в артиллерии служил тут под Читой, еще в советские годы, – но видя, что Данила его уже не слушает переключился на своего соседа, местного батюшку, уплетающего холодные закуски и салаты из квашеной капусты, свеклы и еще много чего наготовленного заботливыми деревенскими женскими руками.

– Помню на Новый Год из гаубиц стреляли...

Данила аж колбасой поперхнулся, но из-за приличия, принятого на подобных мероприятиях, замаскировал все под пневматический кашель

"Новый Год он вспомнил, – пожалуй впервые за время похорон мысль Данилы пошла в сторону от кровавой расправы. – Вам бы только лясы поточить, да нажраться на халяву. Ничего. Главное деда схоронить помогли и на том вам спасибо"

Когда гости стали расходиться, а бабы помогали прибирать посуду, Данила, пожалуй, впервые за два дня вышел покурить без нервов. Заметив стоявшего особняков местного дурачка Ваську Шипицына, Данила подошел и поздоровался. Вообще то, Васька не был дурачком, просто однажды в детстве, его мамаша по дурости уронила коляску вместе с младенцем и что-то в голове ребенка замкнуло. С тех самых пор Васька не произнес ни слова, а только невнятно мычал. В принципе особых проблем это ему как в школе, так и после нее это ему не дало, ведь он не только ни в чем не уступал своим сверстникам, но даже кое где преуспевал, в особенности по математике и алгебре в геометрии, в частности, превосходя своих одноклассников по этим предметам и даже пару раз выигрывал местные олимпиады. Данила жалел парня, который был ему как брат, потому что знал, на своем горьком опыте, подобное же слилось с его контуженым отцом. Это были просто несчастные люди, которые попросту нуждались в помощи и любви.

– Слушай Вася, я тут в Большой Город собираюсь через месяц, как пропьюсь. Поедешь со мной?

Парнишка, моложе самого Данилы на несколько лет, с детским лицом и тонкой фигурой кивнул.

– Еще вопрос. Ты тайны хранить умеешь? – снова спросил Данила. В ответ был все тот же положительный кивок. После удовлетворительного ответа, Данила что-то шепнул на ухо Василию, после чего они обменялись крепким рукопожатием.

Через три дня все село знало, что знаменитый "Старец с холма", не просто умер, а его убили. Данила только начал свою попойку.

Глава III. Большой Город.

Сиреневый дым сигарет ровно стелился в зале, подобно туману, укутывая в свои объятья комнату. Данила сидел в мрачных думах, разглядывая дедовский альбом с фотографиями. Вот дед в армии со своими сослуживцами. Вот он на взгромоздился верхом т-72 при выводе войск. Вот дедуля один, демобилизовался стоит в окружении своих друзей и родни. Фотографии были черно белые, старого образца, с сепии. А вот пошли фотокарточки, где дед качает младенца отца, и что-то ему говорит, указывая на камеру фотоаппарата. Вон он еще маленький отец уже пытается достать ногами до педалей "Минска". Пошли отцовские фото в цвете. Так стоп. А почему эти две фото обрезаны? Четко видны рука на плече отца, и он сам кого-то обнимает. Но разрезано на половине и не ровно, можно четко просмотреть даже просмотреть по самой фотографии, что она не полная, делая при всем этом вывод, что обрезавший спешил. Видимо кто-то просматривал эти фото совсем недавно и специфически отредактировал их. Дальше все шло нормально, свадьба отца, с выносом невесты на руках. Рождение Данилы и все его школьные похождения. Вот они с дедом впервые на солонцах. Но эти две фото...

Данила затянулся никотином, как в окно со стороны ограды постучали. В раме виднелась лучезарная рожица Васьки довольного, что хозяин наконец то дома.

– М-да, так себе из тебя разведчик, – любя покритиковал Данила своего гостя поздоровавшись. Василий смущенно опустил голову и пройдя в зал стал разглядывать фотографии, разбросанные по столу.

– Ы-ы, – промычал Василий, тыкая в фотографию Данилу на выпускном вечере окруженного ордой девиц.

– Да я, – ответил Данила, а у самого слезы наворачиваются. – Я сейчас чай организую, чаю попьем и в Большой Город махнем.

– Э-э, – невнятно промычал Вася, тыкая в старые обрезанные фото отца.

– Да я там везде с девками, – равнодушно ответил Данила, заваривая чай из самовара.

– Э-э, – с той же интонацией и тембром голоса произнес Вася, выйдя на кухню с черно белой фотокарточкой в руках.

– Ты знаешь кто на фото был? – искра надежды промелькнула в сознании Данилы.

– Э-э, – подойдя к окну Василий стал изображать в воздухе вставку рамы, – Э-э.

– Погоди, ты, что имеешь ввиду дядю Сережу? Они же с отцом служили верно. Точно, они же еще рамы вставляли, когда я малой совсем был. Погоди, погоди, тогда почему фотография обрезана? Ладно Бог с ней, давай чай дедовский пить с сухарями.

Выехав из деревни на дедовском "Урале" с гробоподобным коробом – люлькой, который по всем правам полностью принадлежал Даниле, двойка парней распластавшись мягкими тельцами ягодиц на сиденьях, двинулась в путь в южном направлении. Переливы золотистых зайчиков на кружевах снежной массы застилали взор пилотирующему транспортное средство Даниле. Оба ехали в старых, советских красных шлемах, затянутых ремешками на подбородках и одетых в бушлаты военного образца. Своего бушлата у Васьки не было, но так как желание покрасоваться на людях у парня переваливало гордость, он одолжил бушлат у участкового, благо они с ним были в теплых отношениях

Снежная пыль забивала лица, цепляясь за щетину Василия. На лице Данилы красовалась гладко выбритая синева. Как никак ехал к своей жене с приемным сынишкой.

Однообразная картина горизонта усыпила бедолагу пассажира, намертво вцепившегося в ручку за спиной мотоциклиста. Когда Данила начал его расталкивать локтем в грудь, Василий изволил выспаться, а уже окончательно проснувшись, пред его очами раскинулся по истине великолепное творение руки человека. Возвышаясь над холмами, Город, подобно граненому стакану представлял собой отлично защищенное и укрепленное фортификационное сооружение, усеянное по флангам и тылу, а также носовой области советского производства танками всех мастей и разных калибров, упираясь двигателями в железобетонные небосвод.