Текст книги "Суета. Роман в трех частях"

Автор книги: Максим Пачин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Уважении? – Чистякова скромно усмехнулась. – Да ты меня призираешь и ненавидишь всеми жабрами, о каком уважении может идти речь. Все пытаешься во мне ошибку разглядеть, да не получается, вот ты и на взводе с утра до ночи. Хочешь сказать я лгу?

– Екатерина Сергеевна, – советник уставши выдохнул, – давайте об этом после. Я прошу, нет, я умоляю вас. Мне от вас нужно-то, всего пару подписей. Понимаете, не может это ждать боле – дело очень серьезное и напрямую касается вашей дальнейшей судьбы. Я по иным темам не вздумал бы и беспокоить ваш кабинет. Я вам пытаюсь это объяснить, но мои слова – словно в пустоту. Обратите уже внимание, отвлекитесь – понимаю, заняты, но дело и вправду важное, – Артем Григорьевич от бессилия уж было подумал уходить, но Чистякова снизошла.

– Дело важное, – ее тон сменился с грубого на modesto. – Что за дело? И как, прости, оно касается моей судьбы? – в ее словах, а точнее окончаниях этих самых слов, была слышна нотка волнения. Советник почувствовал это и на секунду даже немного поднялся в настроении.

– Сейчас поясню, – он подошел к столу, взял папку синего цвета в руки и попытался передать ее Чистяковой. – Откройте шестую страницу и взгляните на нижнюю строчку, – Екатерина Сергеевна торопливо добралась до шестой страницы и замерла на несколько секунд, вглядываясь в последнюю строчку. – Теперь-то вы понимаете, насколько все серьезно?

– Честно говоря, не совсем, – Чистякова с большим трудом пыталась понять, о чем же говорит советник, вспоминая обо всем, чему учил ее Рамут. – Ей Богу, понять не могу, с чем ты пришел сюда.

– Тогда смотрите, – Артём Григорьевич взял ситуацию и папку в свои руки и стал обеспокоено демонстрировать лист под номером шесть. – Видите, на всех остальных листах, кроме шестого, графы заполнены, а тут, – он вновь указал пальцем на злосчастную страницу, – нет ни единой фамилии, – он положил папку на стол и снова взялся протирать очки. – Мне тут утром позвонили – анонимно, сказали, что мол информация ходит тут не добрая, конкретно завтра в течении дня, к нам пожалует большая проверка с центра и что если мы спустим эту ситуацию на самотек, так сказать, нашим делам – конец.

– Конец? – возмущено и испуганно переспросила Екатерина Сергеевна. – Как конец?

– А вот так, очень просто. Придут, проверят – закроют. И не думайте, что я говорю про это здание. Закроют вас, а следом и меня, еще глядите Аннушку подберут под горячую руку. Вот тогда-то у нас будет уйма времени, чтобы выяснить наши отношения с вами, уважаемая Екатерина Сергеевна.

– Ты давай не язви, советник, а лучше объясни, что нам делать в такой ситуации.

– А все очень просто, нам всего лишь нужно найти одного человека, который получит что-то по наследству. У нас графа не заполнена, понимаете? – он перешел с серьезного языка на более детский, подобно матерям в момент воспитательного процесса. – Если хотите услышать мое мнение по сложившейся ситуации – то это просто невозможно сделать за один вечер и как бы мне не хотелось произносить этого в этом кабинете, но – мы в беде.

– Ну послушай, – Чистякова включилась наконец-таки в беседу и стала мыслить, – ну а нельзя разве дать им взятку или вписать просто любую фамилию… Кто будет смотреть-то эту страницу, кому она нужна?

– Вы не понимаете всей ситуации, Екатерина Сергеевна, вы просто не знаете, что за люди будут здесь завтра. По желанию они возьмут каждую фамилию и проверят, а взятки подобного рода инспектора в жизни не берут, понимаете? Для них это вообще не важно и не является аргументом наших с вами проблем. Это фанатики, а с ними иметь дело – самое страшное, что есть на свете.

– Ладно, это я поняла, не части, – она пыталась успокоиться, но внутреннее переживание постепенно нарастало. – Я вот не пойму, что ты привязался с этой строчкой. Почему у нас в документах получилась такая оплошность, кто в этом виноват?

– Так понятное дело, вы и виноваты в этом.

– Как это я виновата, я же ничего и не делала с этими документами.

– В этом вся и проблема, что не делали, а по сути такая документация должна делаться персонально нотариусом. А вы, Екатерина Сергеевна, все ждали момента, пока ваш близкий знакомый, владелец винного магазина в центре не отправиться на тот свет, прости меня Господи, дабы успеть в этом году заполучить то, что хотели, – Артем Григорьевич отвел взгляд в сторону и на миг задержал его на сломанной помаде. – Я вот что думаю, если единственным верным выходом из этой ситуации является поиск человека с завещанием, то нам непременно нужно найти такого. Вопрос остается один – где его отыскать за столь короткое время.

– У нас же есть секретарь, мой личный секретарь, – она посмотрела на советника с надеждой, что тот одобрит ее слова. – Она же в курсе всех событий, нужно только позвать ее и спросить, – Чистякова подняла трубку телефона и вызвала Анну.

– Кто? Идиотка эта малолетняя – да она в двух соснах заблудится, с ее нравом и взглядом недалеким мы эту проблему точно не решим, поверьте, – Артем Григорьевич вспомнил про рубашку. – Вот посмотрите, – он подошел ближе к Екатерине Сергеевне и начал демонстрировать разорванный рукав. – Это она мне сегодня подстроила, ваша секретарша. Главное дело, пришел с утра пораньше искать папку, специально и что вы думаете – Анны вашей этой даже на месте не было. Ну а дальше я вообще молчу, на обычный вопрос про документацию, она насмеялась надо мною и это выглядело достаточно обидно. Говорит: «Вы вот ищите тута, а это не здеся», представляете Екатерина Сергеевна, оскорбляет старшего человека и даже не стыдится, – Артем Григорьевич завелся ни на шутку, в этот самый момент дверь кабинета приоткрылась и в центр события пожаловала секретарша Анна.

– Да что ты такое говоришь, ты посмотри на нее – воплощение всего доброго на этой земле, хоть его уже и не осталось. Не суть, – Чистякова подозвала Анну к себе. – Послушай, милая моя, может ли быть такое, – она говорила очень медленно, но при этом в ее речи все так же оставалась горсть волнения, – что у нас, в этом здании, считая твоего стола разумеется и архив…

– Не тяните, Екатерина Сергеевна, – перебил нетерпеливый советник. – Так до ночи просидим же. Послушай, Анна, твоя начальница хочет узнать у тебя, есть ли что-то из документов, чего мы до этого не видели или с дуру позабыли рассмотреть внимательней?

– Вы имеете в виду, советник, черную документацию по недвижимости? – Артем Григорьевич немного опешил. – Не волнуйтесь так, я давно в курсе этого, меня еще научил этому бывший нотариус и под вашу душу такой документ и вправду есть.

– Правда? – Чистякова подпрыгнула на месте, ее хмурое лицо моментально сменилось на праздничное. – Так неси же сюда, чего стоишь!

– Подожди, как? – советник не торопился отпускать Анну. – Ну я же ведь все проверил, такого не может просто быть. Это невозможно! Что это за документ, расписка? Если это так, то она не подходит нам.

– Нет, что вы, обычное завещание пожилой дамы, которая как раз-таки пару дней назад изволила покинуть наш мир. Так мне принести его?

– Ступай, дорогая, да поскорее, а нам нужно с советником поговорить кое о чем, – Екатерина Сергеевна подошла к большому окну, что был позади кресла и выжидала момента, когда секретарь закроет дверь с другой стороны кабинета. Когда это произошло, она моментально обернулась и поймала взгляд непонимающего Артема Григорьевича. – Так это ты все нарочно, чтобы меня подставить, да? – советник уж было решил вставить свое удивление, но Чистякова продолжила. – Ах ты поросенок невоспитанный, – с тоскую проговорила она, – а я доверяла тебе, представляешь? Думала значит о нем на постоянной основе, как он там, пади одинок без меня – скучает, а он тут козни против меня решил строить. Молодец, хвалю. Скажи вот только – почему, а? Я все никак не пойму, чего тебе не хватает-то? Молчишь, оно и правильно – лучше молчи.

На кабинет обрушилась гробовая тишина. Чистякова замерла у окна и что-то пыталась в нем разглядеть, Артем Григорьевич стоял у книжных полок рядом с дверью. Создавалось впечатление, что он готовится проговорить важную речь в своей жизни, отсюда было это волнение и полнейшая глухота. Советник все же спустя пару минут решился – он снял очки и начал их снова протирать, после взглянул на недоступный образ дамы у окна и заговорил:

– Послушай, – начал он тихо, – я не хочу говорить о нас в этом кабинете. Может я и поступаю временами неправильно, но, чтобы говорить про меня столь низкие вещи, – он помотал головою. – Ты вот говоришь: «Я не знаю», а я ведь тоже «не знаю». Не знаю почему ты такая и почему так себя ведешь. Почему так относишься ко мне, а если относишься так, то почему говоришь совершенно иные вещи обо мне. Почему твои слова никак не связаны с поступками. Почему ты такая не логичная. Неужели я дал тебе повод сомневаться во мне? Вроде и так стараешься, из кожи вон лезешь, дабы угодить, лишний раз словом не брошусь, лишь бы не волновалась, а тут на вот тебе – я, значит против нее, против этой святой женщины планы коварные затеваю… Конечно, я не думал, что ты способна сказать такие слова, причем как? С такой уверенностью, дождалась пока эта вобла уйдет, чтобы не слышали – хитрая. За себя трясет, – советник резко прервал свою эмоциональную речь из-за вновь прибывшей в кабинет секретарши, теперь в ее руках томился белый конверт, немного испачканный у левого края чем-то темным.

– Вот это завещание, – Анна протянула конверт Чистяковой, та молча взяла его и принялась открывать.

Артему Григорьевичу было тоже интересно прочесть столь важный документ, поэтому он пододвинулся от полок ближе к столу, короткими боковыми шашками. Екатерина Сергеевна развернула лист, и все принялись рассматривать его, словно под лупой.

– Что за фамилия там? Фамилию найдите, – советник давал команды.

– Госпожа Хлебникова, шестая улица – хм, странно, – удивилась Анна, – а дом не указан. Подождите-ка, шестая улица, это же через дорогу, где мясная лавка, – секретарша подошла к окну и показала пальцем на дома, что стояли напротив. – Вот же она. Правда, какой же дом?

– А никакого, – проговорил советник и тоже подошел к окну. – Госпожа Хлебникова владела всей улицей, начиная от того жилого дома и заканчивая вот тем банком, что обанкротился. Я как-то встречал ее на одном из приемов Рамута, они были в тесных отношениях, – он сделал паузу, – не подумайте – в деловых тесных отношениях, разумеется.

– Я не пойму, – к окну подошла уже Чистякова, – Фамилию нашли – дело сделано, но по тебе не скажешь, что ты рад этому. Что-то не так с этими документами?

– Да нет же, наоборот – все чисто, не придерешься. Понимаете, фамилии-то одной мало, тут человек нужен, – а она, как мне известно еще с тех времен, завещала всю недвижимость сыну своему. Как говорится, годы прошли и любовь вместе с ними. Он давно улетел с этих краев.

– Что, неужто разругались? – полюбопытствовала Анна.

– Разругались, высказали все друг другу, ну знаете, как это бывает, – советник на секунду бросил взгляд на свою начальницу, – а она была человек уже пожилой, толком-то и не ходила никуда, поэтому завещание так здесь и осталось. Конечно, грустно такое говорить, но наши усилия в этом деле напрасны, коллеги, предлагаю подумать еще…

– Анна, а принеси-ка мне выписки из налоговой, по этому вот дому, – Чистякова подошла ближе к окну и тыкнула пальцем на жилое помещение в два этажа. – Справишься? – секретарша кивнула и тут же поторопилась к выходу.

– Это возмутимо, Екатерина Сергеевна! – воскликнул советник. – Что вы задумали сделать с этими выписками? Да молчите, не отвечайте, – знаю и без вас, потому что сам таким промышлял и знаете что, после содеянного я чуть не лишился жизни, когда пожаловали истинные наследники недвижимости, – Артем Григорьевич попытался успокоиться. – Опасную игру ты затеяла, лучше себя впиши туда – проще будет объяснить, если проверят.

– Зачем же себя подставлять, дорогой, а по выпискам из налоговой определим жильца и на время, слышишь, на время, дадим владение собственности этой. Что страшного-то случится?

– Да пойми ты, человек существо не стабильное, мало ли что – посадят же нас! Пока не поздно – одумайся, Боже!

– Послушай меня, – она поднесла свою руку к его щеке, – не волнуйся так, ты чего в самом-то деле. Это всего лишь на пару дней из-за проверки, после сделаем все по-человечески, – она выждала небольшую паузу, дабы Артем Григорьевич пришел в себя. – Ведь ты мне поможешь в этом, верно? – он кивнул ей в ответ, как послушный пес, она прижала его к груди и сказала следующие слова. – Я так рада, что ты появился в моей жизни. Правда рада, – советник обнял ее и прижался чуть крепче. – А знаешь, что я подумала, давай я приеду сегодня к тебе, вечером после работы. Можем распить бутылочку шампанского или чего покрепче, ну или восполнить вечер обычной беседой, с уютом и теплом.

03.

Ипостасей со своей семьей въехал обратно в старую квартиру. На удивление, пожилая старушка, что ранее выгнала их за неуплату, завещала бывшему секретарю банка не просто квартиру, а целую улицу. «Это чудо, всевышнее», высказывался по этому поводу глава семьи и продолжал придерживаться ранее заключенного договора.

Жизнь стала налаживаться. Как обещал Ипостасей невестке, та не смела боле отказывать себе в чем-то. Андрея отдали в одну из самых престижных гимназий, где поначалу он с трудом понимал вообще что-то. Время от времени учителя боролись с его ленью и незнанием, и в конце концов одержали верх. Сам Ипостасей не то, чтобы был счастлив, скорее его состояние можно было описать, как благое спокойствие человека. Он не работал, не занимался своим делом, не выезжал за город, а просто сидел возле окна, постоянно что-то обдумывая. Порой он не замечал, как вокруг него кружится невестка или чем-то интересуется сын. Эта была не замкнутость, а именно спокойствие, спокойствие за других и за самого себя.

Эта семья привыкла изначально жить по скромным правилам и даже получив такое наследство от незнакомки, они продолжали придерживаться тех же устоев. Никаких излишеств на столе, ничего лишнего в гардеробе, бессмысленные покупки только по светлым праздникам, дабы побаловать себя. Тратить деньги они не умели, особенно в такое тяжёлое финансовое время. Поэтому очень скоро все те средства, что они получали с арендаторов, перестали покрывать даже самые минимальные потребности. Невестку очень сильно волновала данная ситуация, она постоянно пыталась разговорить Ипостасея, вывести его, так сказать, на диалог, но глава семьи оставался в молчании, продолжая наблюдать людей за окном. «Оглянись вокруг себя, дорогой» – призывала к пробуждению она. «Мы остаемся ни с чем, понимаешь? Ты должен что-то сделать!» – примерно так строился диалог этой семейной пары несколько недель, до того момента, пока в их дом не зашел мужчина в черном.

Это был обычный ленивый день. Ипостасей находился на том же месте, где и всегда, в тот момент, когда в дверь постучали. Оглянувшись, он хотел было позвать кого-то, чтобы не вставать самому, но как оказалось, на его голос никто не отозвался. Глава семьи встал с кресла, посмотрел последний раз в окно и направился к двери.

– Кто? – спросил он через дверь, – Кто? – переспросил в тишину.

– Я к Ипостасею Серебряному по очень важному и деликатному вопросу. Это касается его недвижимости.

Ипостасей приоткрыл дверь и высунулся в проем – напротив его двери стоял тощий, высокий мужчина, лет сорока, одетый в черный длинный плащ из непонятного, но очень качественного материала, черные глаженные брюки, где стрелки были идеально симметричны друг к другу и дорогие лакированные туфли. Мужчина в черном осмотрел Ипостасея с ног до головы и спросил:

– Так это вы, господин Серебряный? – хозяин осторожно кивнул в ответ. – Ой как хорошо, – протяжно отреагировал загадочный гость. – Я пришел к вам по совету одного моего близкого друга, дело в том, что ситуация немного личного характера и столь важные диалоги, на мой взгляд, не стоит выносить на общий взор, поэтому будет лучше, если вы меня пригласите к себе. Конечно, если вас это не затруднит, уважаемый, – хозяин открыл дверь и чуть отошел в сторону, дабы мужчина в черном переступил порог. – Как у вас тут уютно, – подметил он, – люблю подобного рода квартиры – ничего лишнего, хороший вкус.

– Это не мы делали, – тихо ответил Ипостасей, – это осталось от прошлой хозяйки.

– Наслышан, наслышан, – он поставил свои туфли в уголок к остальной обуви и прошел на кухню. – Вы же не являетесь ее прямым родственником, ведь так?

– Нет, не являюсь.

– Интересно, – мужчина в черном приметил кресло возле окна, где ранее сидел Ипостасей, – как же так получилось, что эта добрая старушка взяла и отдала вам всю улицу, – он протер спинку кресла от пыли и присел у края.

– Я не понимаю, вы пришли в мой дом, чтобы разузнать в каких отношениях я был с прошлой хозяйкой этой улицы? Если это так, то не думаю, что у нас с вами получится диалог.

– Нет, что вы, – гость рассмеялся, – это все мое любопытство, поймите, я же не со злым умыслом. Просто ходят слухи и как понимаете, чем страннее сама история, тем страшнее слухи, относящиеся к ней. Но не смею боле загружать вас этой пустой болтовнёй.

– Постойте, а я вас где-то уже встречал, – сказал Ипостасей, – вот только не помню в каком месте и в какое время, – он резко замолчал. – Послушайте, а вы никак не связаны с тем банком, что стоит на углу улицы. Сейчас он, конечно, больше похож на свалку, но раньше там точно стоял банк.

– В каком-то роде вы правы, господин Серебряный. В прошлом, у меня должен был быть договор с банком, но по некоторым плачевным обстоятельствам, этот договор так и не был подписан.

– Да, да, я припоминаю вас. Вы были у нас весною. Это пальто и очки с туфлями – точно, это были вы, – говорил с удивлением Ипостасей. – Помнится, вы занимались ресторанным делом, про вас ходили далеко нелицеприятные разговоры в нашем банке… Но причины, увы я не припомню.

– Господин Серебряный, у вас феноменальная память скажу вам. Я и правда занимался и к счастью занимаюсь ресторанным бизнесом. Скажу так, что это дело далеко не простое, но с годами привыкаешь. А то, что вы говорили про диалоги косые, так это связано все с тем же. Понимаете, я занимаюсь не просто ресторанами, а подпольными казино. Просто в наше время, открыть обычное казино для человека трудно, а вот если это называется «Рестораном», то дела идут куда проще. Мы же как живем с вами – в мире дураков, где правит всем маскарадом сугубо чистая формальность и возвышается над истинным человеческим тоном, пусть даже немного и горьким. Сейчас, в наше время, имея кипу бумаг и перечень нужных печатей, можно не выходя из кабинета устроить переворот, даже если ты не являешься участником политической элиты. Страшно, как никак… Вот вы говорите, господин, разговоры нелестные ходят обо мне, а все почему, потому что за счет других обогащаюсь, по крайней мере так думают. И причем все же прекрасно знают, кто я такой, где стоят мои казино и заметьте, никто никого не тянет туда… Я вот чего хочу сказать-то, словами страшными поливают, а играть все равно ходят – люди. Понимаете? Я к этому уже привык, и привык давно. Да и если налоговая и другие службы разрешают этим заниматься – грех не пользоваться ситуацией, – мужчина в черном откинулся на спинку кресла и повернул голову в сторону окна, – как же все-таки тут красиво у вас, – заметил он. – Вам не приятны мои слова господин Серебряный?

– Нет, что вы. Мне по правде все равно на вас и на ваше казино. Я другого понять не могу, от меня-то чего вы все же хотите? Деньгами большими я не владею, уж простите, под вашу душу отсчитать я не смогу.

– Деньги ваши мне не нужны, господин Серебряный, – резко ответил мужчина в черном. – Понимаете, время сейчас не простое, каждый вор, убийца и обманщик. Наверное, и кризисы такие в обществе, что люд пошел не по совести жить. Впрочем, это сейчас не важно, а важно то, сколько вы протяните на одних лишь только налогах от арендаторов. Ведь, я так понимаю, вся улица ваша и все, что на ней находится сдается только в аренду, я прав? – он посмотрел на Ипостасея, тот кивнул. – Так вот, спустя пару месяцев разорится лавка, спустя еще пару недель разорится магазин одежды, а после и других съест наша нынешняя финансовая проблема. Ведь сейчас как, товар есть, денег нет, а это самое худшее условие для рынка, в том числе и для вас. Я к чему веду, ресторан может и пропадет так же, как и остальные, но вот ресторан-казино – не в жизни. Я человек, который не говорит пустого, уж поверьте за годы моей жизни и обычно, по своим правилам, уж простите мой эгоизм, я не арендую помещения под свои нужды. Я их только покупаю.

– Вы хотите купить улицу под казино? – удивленно спросил Серебряный.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Улица слишком велика для меня одного. А вот помещение, где ранее стоял банк, что кстати обанкротился – отлично бы подошло под мое новое заведение. Я понимаю, предложение может показаться странным, но поймите и меня, мой бизнес процветает, я уже не молод, а смысла в жизни другого не вижу. Поэтому заплачу без жадности, позвольте листок бумаги, – Ипостасей оторвал клочок бумаги и положил на стол перед гостем, тот достал маленький заточенный карандаш из кармана пальто и написал сумму. Сумма была неприлично большой. – Вы подумайте над моим предложением, как видите я не намерен обидеть или обмануть вас. Если все же надумаете, отправьте письмо по этому адресу, – мужчина в черном протянул свою визитку хозяину квартиры, – а мне пора, надеюсь на скорую встречу. И да, если вдруг у нас все же получится объединить силы в нелегкой войне с финансовым кризисом, буду рад вас видеть в ресторане, не волнуйтесь, вы всегда будете для меня почетным гостем.

Мужчина в черном целенаправленно вышел из кухни, обулся и моментально исчез чрез входную дверь квартиры, оставив после себя шлейф от дорогого и тяжелого парфюма.

Ипостасей положил визитку на стол, рядом с бумажкой, где значилась цена за продажу банка и снова присел возле окна.

– Папа, кто это был? – послышалось из-за двери. – Он хотел что-то продать? – Андрей аккуратно зашел на кухню, дабы не потревожить отца.

– Этот человек, хотел купить наш банк, что в конце улицы.

– Но он же давно не работает, – Андрей подошел к окну и взобрался на подоконник. – Кому нужен нерабочий банк?

– Вот именно, никому, – Ипостасей тяжело выдохнул.

Лучи солнца в это время пробирались в окно и освещали почти всю площадь кухни, особенно ее центр, где находился стол. Солнце было настолько ярким, что вся комната окрашивалась в желто-оранжевые оттенки, создавая атмосферу уюта, не спрашивая об этом человека.

– Я кое-что нарисовал, – Андрей протянул альбомный лист. – Вдруг тебе понравится, я правда очень старался.

– А почему не закрасил до конца? Ничего же не понятно, – Андрей перевернул лист верх ногами и снова показал отцу. – Другое дело, а я уж было подумал, что твоя школа плохо на тебя влияет, – он поднес рисунок ближе к себе, – посмотрим, что тут у нас, – Ипостасей долго всматривался в нарисованное, он вглядывался буквально в каждую линию, при этом строя удивленное лицо.

– Тебе не нравится? – спросил маленький Андрей. – Порви этот рисунок, я еще сделаю, намного лучше.

– Нет, не торопись так. Во-первых, мне понравился твой рисунок, по крайней мере не вижу причин его ненавидеть. Во-вторых, если ты так будешь относиться к своим работам, то ничего хорошего из этого не выйдет, уж поверь. Я понимаю, что художник должен быть критичен к себе, но ведь не настолько. Представь, если бы великие творцы поступали так же, как ты в данной ситуации. Мы бы сейчас не лицезрели всего того, что делали они.

– Но тебе же не понравилось, я вижу.

– Мало ли что я думаю об этом рисунке. Вопрос в другом, что думаешь о рисунке именно ты, – он сделал акцент на последнем слове. – Думаешь, не в плане – собрал мнения и сделал свое, а в плане именно своих мыслей. Это важный момент для художника, сынок, уж поверь. Вот скажи, тебе нравится рисовать?

– Конечно нравится. Можно нарисовать все, что угодно, даже если этого и нет на самом деле.

– Вот видишь, а теперь представь, сидишь ты дома в своей комнате, перед тобой лист бумаги и куча разных карандашей. Только ты начал рисовать, как в комнату заходит человек, который, смею заметить, никак не относится к твоим рисункам и начинает наблюдать за тобой. Ты в это время не обращаешь на него внимания, а продолжаешь рисовать. Вот ты вывел одну линию, вторую, третью и стало что-то вырисовываться. Человек этот значит увидел все это безобразие, подходит к тебе и говорит: «Слушай, мне не нравится это. Ты должен переделать. Сделай вместо этого – слона». Ты, как порядочный ребенок, начинаешь как-то исправлять эту ситуацию и рисовать слона, причем на том же листе, поверх своего рисунка. В это время в комнату вбегает еще один человек, который так же никаким образом не связан с твоим творчеством и так же начинает наблюдать за тем, что ты делаешь. Наконец подходит время показать рисунок, напомню, что на нем «должен» быть изображен слон. Ты показываешь слона, первому это вроде как нравится и даже он не против повесить у себя это на кухне, а вот второй категорически против слонов – его в детстве он укусил за ногу. Как же быть в такой ситуации?

– Нарисовать каждому по рисунку, чтобы все остались довольными. Только вот, времени уйдет много, – сказал Андрей, – захотят ли они ждать?

– Ну это дело уже сугубо личное. Вот ты, к примеру, сначала нарисуешь рисунки для них или нарисуешь рисунок, который хочешь – свой, так сказать?

– Свой. Просто, если я начну рисовать другие рисунки, то я позабуду, что хотел нарисовать сам.

– Какой же ты все-таки у меня умный парень, – Ипостасей ласково причесал сына, тот немного рассмеялся, – поэтому, помни, никогда никого не слушай, особенно, если это касается дела, всей твоей жизни. Особенно, если это люди, которые никак не связаны с тем, что делаешь ты. Поверь мне, сейчас в этом мире очень много советчиков – учат как жить других, а сами из себя не представляют и ломанного пальца. Ты должен быть сильным и не идти на поводу у таких личностей. Просто делай то, что нравится тебе самому. Если захочешь быть художником, я сделаю все, что в моих силах. Потому что ты, Андрей, вся моя жизнь, – он посмотрел на рисунок еще раз. – Кто это?

– Это ты.

– Я? – Ипостасей положил рисунок на стол рядом с другими бумажками. – Ну а почему ты меня нарисовал именно таким?

– Просто мне показалось, что это твое любимое занятие.

– Сидеть и смотреть в окно? Какое же это занятие. Нарисовал бы, я не знаю, себя, меня, маму в конце концов. Почему здесь я один, можешь объяснить?! – Андрей ничего не ответил. – Прости я тебя напугал, дурак я, – Ипостасей приобнял сына, – прости меня. Просто я не могу понять, почему именно так, а не по-другому.

– Понимаешь, ты всегда такой, какой на этом рисунке.

– Понимаю, но это же рисунок, а не фотография. Здесь мир можно сделать другим, не обязательно же рисовать то, что видишь. Ты же сам сказал, можно придумать что-то. Разве нет?

– Я не хочу придумывать тебя и уж тем более придумывать вас с мамой. Пусть это будет рисунком из правдивого мира, – Андрей посмотрел на отца. – Я же говорил, что тебе не понравится, – он соскочил с подоконника и направился в свою комнату. – Ты только не обижайся на меня, все же хорошо.

– Да, никаких обид. Все и вправду. Хорошо.

Кухня вновь опустела. Ипостасей остался один среди бурления ярких лучей. Он положил ногу на ногу, тяжело вздохнул и как всегда направил свой взор через окно.

04.

В квартире советника, что находилась недалеко от центра по-прежнему было тихо и темно. Сам Артем Григорьевич не любил шуметь, но если попадалась хорошая компания, то он не видел ничего плохого в том, чтобы повеселиться. Вот только компании уже давно не попадались ему и в большей степени, советник вел затворнический образ жизни. В свободное время он любил ходить по магазинам и тратить деньги. Это он называл «прогулкой». Если был выходной, она могла начаться с самого утра и продлиться весь день, когда изнеможённый Артем Григорьевич ползком с сумками добирался до своей квартиры. Он любил каждую купленную вещь, и не было разницы, будь то это небольшой столик в стиле древней китайской эпохи или же шелковый костюм, сшитый на заказ с красною тесьмой. В этом и была, наверное, жизнь советника – работать, покупать, радоваться купленному, а потом опять работать. Вот только радости последнее время Артем Григорьевич не испытывал, даже от прогулок. Он постоянно чувствовал тяжесть в области своих легких. Будто время от времени на его легкие давили грузом в килограмм пять, а после это тянущее состояние перемещалось к ногам. Советник понимал с чем это было связано. Она была, по его мнению, глупой и в то же время обладала невероятной стойкостью во всем, она моментально овладевала тем, что хотела прямо здесь и сейчас, она прекрасно разбиралась в людях, она была неотразимой в любое время суток и она тихо убивала его, убивала медленно, убивала мыслями, как и подобает женщинам такого характера, в то время мужчине остается только наблюдать, как красиво он падает.

Советник уже месяц не выходил из своей квартиры. Он не спал, не ел и даже подумывал взять отпуск за свой счет, дабы не встречаться с Чистяковой. Она настолько завладела его разумом, что выглядывая иногда в окно, Артем Григорьевич видел только ее образ. Дни давно превратились в один длинный, и стали напоминать скучный, человеческий кошмар без конца. Так проходила жизнь…

В ту ночь он сидел на кухне и смотрел в пустую стену, пытаясь предать смысл всему тому, что происходит. Для него это не первая ночь раздумий, частенько он молча сидел до самого утра, а после смирившись, шел в кровать и спал до обеда. Но сегодня, именно в эту ночь, советник был уверен, что что-то изменится, что-то случится и это самое убьет терзания души бедного мужчины. Это самое «что-то» произошло.

Артем Григорьевич поначалу не расслышал стука в дверь, но после третьей громкой попытки он вскочил с кресла и подбежал к глазку – на другой стороне стояла Чистякова. Он начал неспешно открывать дверь, дабы не раскрыть себя. Тут же постучали в четвёртый раз. Советник дернул ручку от себя:

– Ну наконец-то, Боже, я уже стала паниковать, – Чистякова быстро перешла порог. – Как же там холодно, я почти не чувствую ног.

– Можешь принять ванну, если хочешь, – Артем Григорьевич закрыл входную дверь и показал на тапочки. – Одень это, быстрее согреешься, – Екатерина Сергеевна приняла предложение хозяина и торопливо сняла туфли на высоком каблуке.