Текст книги "Как быть нормальным"

Автор книги: Максим Кутис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

II

Алексей Игнатьевич стремительно покинул кабинет, от души хлопнув дверью на прощание. Из-за этого со стены упал диплом Грайворонского о высшем образовании в области психологии. Борис встал с кресла и поднял его ― от удара сломалась рамка и треснуло стекло.

«Символично», ― подумал Грайворонский. Но сразу осекся: «Что в этом символичного-то? Просто упал от удара дверью». Он уже давно старался останавливать свою мысль ровно в тот момент, когда она только-только цеплялась за какое-либо ничтожно малое наблюдение. Потому что прекрасно знал, что если не сделать этого вовремя, то мысль укоренится, начнет развиваться, и повлечет за этим долгий и изнурительный поиск всех возможных смыслов и значений для этого наблюдения.

Разумеется, данное самоограничение применялось им только в свободное от пациентов время. На сеансах все-таки эта черта является неотъемлемой частью арсенала любого уважающего себя доктора, потому что только с ее помощью можно разгадать уловки психики и увидеть причину проблемы обратившегося за помощью человека.

Это фундаментальные заветы классической школы психотерапии – наблюдать пристально и терпеливо, дожидаясь, пока легкое, ничем не примечательное на первый взгляд движение руки, нервное покашливание или неуместный словесный оборот себя проявят; зацепиться за них и, если повезет, вытянуть на поверхность куда более массивную материю забытой травмы или подавляемого чувства. Конечно, не все направления современной психотерапии используют эту технику для лечения. Но сам Грайворонский применял ее в практике, зачастую довольно успешно, поскольку именно примечание и раскрытие подобных мелких деталей становились отправной точкой в изменении самоощущения пациента.

В профессиональной практике эта техника, несомненно, приносила реальную пользу, а вот в обыденной жизни ― зачастую лишь головную боль. Все потому, что эти проявляющие себя символы требуют трактования, а это занятие в крайней степени неблагодарное, и даже вредное. Не из-за того, что Грайворонский постоянно ошибался– это можно было бы списать на теорию непостижимости хаоса и собственную самонадеянность. Тогда все было бы проще, и эти мыслительные упражнения были бы просто бессмысленной забавой, жевательной резинкой для мозга. Куда хуже получалось, когда он оказывался прав, но его правда отличалась от правды окружающих. А когда сталкиваются две правды, то никакого общего согласия найти не получится. Это касается как людского мира, так и всей Вселенной в целом. Только Вселенная ничего не станет истерически оспаривать ― она просто спокойно и без самодовольной улыбки покажет свою правду, а вот людской мир обязательно устроит скандал, да еще и сопроводит это нелицеприятными высказываниями и общим настроением испорченного вечера.

Поэтому, как только пациент выходил из двери его приемного кабинета, Грайворонский натренированным усилием воли заставлял замолкать свою детективную часть сознания, как нарекла эти мыслительные процессы его бывшая жена, и старался не придавать смысл отдельным проявлениям и всему хаосу в целом, насколько бы он ни был детерминирован по некоторым теориям. Пытаться понять каждое событие – это надо быть сродни Богу, а таковым он точно не являлся. Опять же по словам его бывшей жены.

Держа в руках разбитую рамку, Грайворонский задумчиво огляделся по сторонам. Разъяренный пациент все-таки был в чем-то прав ― действительно не самый выдающийся у него кабинет. Достаточно маленький. У окна стоял массивный деревянный стол, за которым он практически никогда не сидел. Стол перешел ему по наследству из кабинета отца, поэтому чувство, что это место не его, и что, как только он за него сядет, его тут же выгонят, как зарвавшегося мальчишку, до конца никогда не отпускало. Но он не мог и помыслить, чтобы избавиться от стола. Во-первых, это настоящая реликвия, ставшая свидетелем множества свершений и открытий в области советской психологии. А во-вторых, он просто выглядел внушающим доверие. В те моменты, когда Борис чувствовал, что его высокого роста и очков недостаточно, чтобы убедить пациента в своей точке зрения, он вставал и как бы невзначай облокачивался на стол. У пациента сразу же складывалось впечатление, что человек, у которого есть такой внушительный предмет интерьера, точно знает, о чем говорит. По всем заветам жанра в центре помещения располагались кресло и кушетка из черной кожи, специально подобранные из одного комплекта мебели. Они были повернуты лицом друг к другу, так чтобы пациент в любой момент мог посмотреть в глаза своему доктору. Согласно учебникам, это способствует налаживанию терапевтической связи. У стены разместился книжный стеллаж, заполненный армадой медицинской литературы. Рядом висели несколько дипломов в рамке. В дальнем углу стояла пара монстер в кадках бирюзового цвета, которые в свое время принесла в кабинет его бывшая жена со словами, что эти растения должны добавлять уюта и располагать на доверительную беседу. Он никогда не понимал, почему именно монстеры являлись символом диалога, но послушно оставил их в кабинете и не трогал даже после развода.

Грайворонский положил свой диплом на стол, подошел к зеркалу, поправил очки, ладонью пригладил волосы, задумчиво вздохнул и неохотно вышел из кабинета, прекрасно понимая, какой разговор его сейчас ожидает. За дверью располагалась зона ресепшена, где обычно сидели пациенты в ожидании, когда их пригласят на прием. В этом же помещении было рабочее место Марфы Ивановны, его верного секретаря, которая еще работала при практике его родителей. Это была женщина, чей облик не менялся последние лет тридцать: она была крепкого телосложения, с твердой осанкой и всегда одинаково безукоризненно уложенными в пучок медными волосами. Марфа Ивановна была равнодушна к косметике, но для своего возраста выглядела очень достойно. В гардеробе она предпочитала деловые костюмы, впрочем, иногда могла разбавить их каким-нибудь аляповатым аксессуаром. Грайворонский знал ее, сколько себя помнил. В детстве он провел с ней чуть ли не столько же времени, сколько со своими родителями, дожидаясь, пока те закончат свои рабочие дела. На протяжении тридцати лет она наблюдала, как он превращается из непоседливого мальчишки, который с трудом мог усидеть несколько минут на одном месте, в сутулого уставшего взрослого мужчину, который был готов сидеть часами в кресле за деньги. С другой стороны, Борис также стал свидетелем превращения молодой студентки с огромным сердцем, жаждущим помогать всем несчастным, в женщину предпенсионного возраста, которая все еще была не чужда сострадания, однако круг тех, к кому оно проявлялось, сократился со всего мира до количества пальцев на одной руке.

– Это уже третья хлопающая дверь за месяц. Борис, ты хочешь, чтобы я осталась без работы? – вращаясь в кругу психотерапевтов почти всю свою сознательную жизнь, она так и не переняла их манеру уклончивой обходительности, всегда отдавая предпочтение прямым вопросам.

– Всего лишь вторая, Марфа Ивановна. И меньше всего в жизни я хочу, чтобы Вы остались без работы.

– Тогда почему после первого приема клиенты хлопают дверьми?

– Гнев – это естественный признак сильного отрицания, явления достаточно частого в психотерапии, и иногда необходимо…

– Борис, я все это прекрасно понимаю, все-таки в этом бизнесе побольше твоего. И по моему личному опыту, лишь в очень редких случаях после хлопнувшей двери случается следующий раз с кротко открываемой дверью. А если нет кротко открываемой двери – нет и денег за прием. А если нет денег за прием – нет и зарплаты для Марфы Ивановны. Понимаешь, Боря, к чему я веду?

– Кристально ясно, Марфа Ивановна.

– Я же сидела в приемной у твоих родителей, упокой Господь их душу. У них было гораздо меньше хлопающих дверей.

– Да, я помню, тоже достаточно времени там провел. Хлопающих дверей было действительно меньше.

– Вот и я об этом. И благодаря этому, я достойно жила, купила квартиру, оплатила операцию и похороны мужа, согласна нерентабельная была инвестиция, но все же, а сейчас оплачиваю обучение детей за границей. А если хлопающие двери продолжатся, то голландские университеты я точно не потяну.

– Я прекрасно Вас понял, Марфа Ивановна. Но сейчас другое время. Раньше люди не позволяли себе такого. Во времена работы моих родителей люди кротко открывали двери по умолчанию. А сейчас каждый мнит себя специалистом и приходит лишь бы убедиться в своей правоте. Вы же видели его анкету?

– Да видела, очевидно, что хочет трахнуть свою мать. Тут не надо заканчивать университеты, чтобы это понять.

– Ну да.

– Ну что «ну да»? Зачем ему это было озвучивать?

– Я ничего не озвучивал. Он начитался книг по психологии, и любое поползновение в сторону персоны его матушки сразу воспринимает в штыки. Горячится, выбегает и хлопает дверью.

– Понятно. Но может стоило растянуть на пару сеансов, прежде чем совершать поползновения? Дать ему рассказать все, предоставить свою точку зрения?

– Может быть и стоило.

– Но теперь уже поздно. Ты в курсе сколько у тебя на сегодня еще приемов назначено?

– Вроде бы два.

– Ноль, Борис, ноль. Был один, но и тот отменили. А знаешь сколько на завтра?

– Точно два.

– Нет, Борис. Ноль.

– Вроде же был кто-то… Ладно, значит, я свободен до послезавтра.

– Скоро все мы будем свободны с такими тенденциями на очень долгое время.

– Марфа Ивановна, хотя это и противоречит врачебной этике, я обещаю, что впредь буду куда более учтивым и, даже если случаи будут простецкими и пустячными, приложу все усилия, чтобы растянуть их проработку на как можно большее количество сеансов. Ровно на такое, чтобы Ваши дети успели закончить университет и найти себе высокооплачиваемую работу.

– Спасибо. Осталось найти клиентов.

– Уважаемый Алексей Игнатьевич не преминул упомянуть, что моя практика не самая популярная в городе.

– Борис, я тут подумала, с такой статистикой нам нужна дополнительная реклама.

– Какая еще реклама, Марфа Ивановна? Сайт у нас есть, телефон тоже доступен.

– Да, правда я уже забыла, когда по нему кто-то записывался. Может какие маркетинговые фишки придумать?

– Маркетинговые фишки? Серьезно?

– Да. Я же тут вообще-то, когда мне нечего делать, не кроссворды разгадываю, я изучаю рынок и тенденции.

– Я в этом совершенно ничего не понимаю.

– Да тебе и не надо. Я займусь этим. А ты помни, что ты именно психотерапевт, и перед тобой живые люди, а не ходячие головоломки. Не надо выпаливать свои догадки сразу же, какими бы блестящими они тебе не казались. Просто постарайся, чтобы клиенты со своими проблемами оставались на то время, которое потребуется, и решали их по итогу. Последнее очень полезно для отзывов и привлечения новых клиентов.

– Хорошо, Марфа Ивановна. Вы не могли бы в перерыве между изучением рынка и его тенденций найти мне рамку для диплома?

– А что случилось?

– Упала и разбилась от удара дверью.

– От, паразит! В наших текущих условиях тебе понадобится самая крепкая рамка.

– Само собой. Спасибо, тогда я пойду, надо дочь забрать.

– Конечно, иди, иди. Алисоньке привет передавай. А стой!

– Да?

– Как думаешь, трахнет ее или нет?

– Кто? Кого?

– Ну этот мать свою.

– Господи Боже, Марфа Ивановна!

– Ну что? Я за тридцать лет на своем месте столько всякого наслушалась, что такие заскоки для меня как детские шалости. Так что?

– Нет, он боготворит ее настолько, что никогда не сможет даже прикоснуться, не то, что осквернить.

– Ну и хорошо. А после того, как та отдаст Богу душу?

– Марфа Ивановна, ну честное слово!

– Что? Я знала и такие случаи. Ладно, все, молчу.

III

Вечером, наконец, настал тот момент, которого Грайворонский действительно ждал с нетерпением, в отличие от большинства остальных моментов в его жизни ― он мог провести целый вечер со своей дочерью. Перед такими встречами он всегда немного волновался, стараясь придумать развлечение для Алисы: будь то поход в кино, аттракционы или еще на какое-нибудь мероприятие, что могло бы понравиться ребенку. По этому поводу приходилось консультироваться с бывшей женой, так как он хотел, чтобы ребенку было действительно интересно, а сам он был плохо осведомлен, чем сейчас интересуются пятилетние девочки. По другим вопросам с женой он практически не контактировал, разве что стандартные текстовые поздравления на День рождения.

Но в этот раз план с развлечениями придумывать не пришлось, поскольку девочка на днях переболела простудой. В этот вечер она уже чувствовала себя хорошо, но еще не настолько, чтобы таскать ее по людным местам. Это вызвало еще больше волнения у Бориса – теперь надо будет развлекать ребенка своими собственными силами, а в этом у него не было большого опыта. С женой они развелись, когда Алисе только-только исполнилось три года. У жены довольно быстро появился новый ухажер, с которым они стали жить вместе спустя пару месяцев. Борис отнесся к этому стоически ― разумеется, ему не нравилось присутствие постороннего мужчины в доме, который он когда-то считал своим, но Кирилл, новый мужчина его жены, по рассказам дочери очень хорошо к ней относился. А чем больше окружающих людей любят ребенка, тем лучше. Бабушки и дедушки по отцовской линии у Алисы уже не было. Она даже не успела их запомнить ― они скончались с разницей в неделю, всего спустя полгода после того, как девочка появилась на свет. Старики были очень рады ребенку, строили планы, как будут брать ее на выходные на природу в загородный дом. Но у рака поджелудочной и инфаркта были свои планы. Да и загородного дома больше не было – его пришлось продать, чтобы Грайворонский смог позволить себе квартиру в далеко не таком престижном районе, где располагалась его приемная. Двушка же на Садовой, где он провел свое детство и начало настоящей взрослой жизни, отошла в полное распоряжение жене и дочери.

И вот он вновь стоял перед дверьми подъезда с витражным остеклением, который был ему бесконечно знаком, набрал по памяти код от домофона, поднялся на третий этаж и нажал на звонок. За дверью послушались приближающиеся шаги и мужской голос.

– Привет, Борис! Алиса почти готова, надевает свитер. ― дверь открыл Кирилл. Он всегда был приветлив и вежлив с Грайворонским, прекрасно осознавая, какое место занимает. У Бориса даже при всем желании не получалось ненавидеть его ― Кирилл ни разу не был замешан в чем-то отрицательном или постыдном, что жена, что дочь отзывались о нем исключительно положительно. Беглый психоаналитический анализ при периодических встречах тоже не выявил каких-либо отклонений. Так что Грайворонский воспринимал его просто как данность жизни, отдавая себе отчет, что все могло быть гораздо хуже.

– Привет, Кирилл. Как здоровье Алисы? – Борис машинально пожал протянутую ему руку. У Грайворонского никогда не получалось отвечать Кириллу на той же дружелюбной ноте, как бы он не старался. А Кирилла, казалось, это нисколько не тревожило – он всегда отвечал ослепительной улыбкой на любую колючую фразу. Он являлся ходячим воплощением физического и ментального благополучия: высокий, красивый, белокурый, подтянутый, всегда дружелюбный и открытый, с хорошей родословной и высокооплачиваемой работой. Если бы все люди были такими, то Грайворонский давно остался бы без работы.

– У нее уже практически все прошло. Температуры нет. Чувствует себя хорошо, играет. Остались немного сопельки, но так, остаточные явления.

– А где Марианна?

– Марианна сегодня отдыхает.

– В смысле «отдыхает»? От чего она успела устать?

– Она целыми днями сидела с болеющим ребенком, так сегодня она пошла немного проветриться. Ушла менее часа назад.

– То есть не могла подождать, чтобы передать мне Алису лично? Я пришел вовремя.

– У нее же тоже планы есть. Да и в чем проблема? Девочка же не осталась одна.

– Ладно.

– Как твои дела, Борис? Как практика?

– Все в порядке, Кирилл, спасибо.

– Если честно, никогда не понимал, зачем люди ходят к психотерапевту.

– Что же, тогда можно сказать, что ты счастливый человек.

– Думаю, что так оно и есть. А то, что это говорит, дипломированный психолог делает это заявление еще более правомерным.

– Человеку не нужен психолог, чтобы правомерно подтвердить, что человек счастлив.

– Папа, привет! – в дверях показалась Алиса. Девочка с двумя заплетенными косичками и рюкзачком через плечо смотрела на отца своими большущими голубыми глазами снизу вверх.

– Привет, Лисюнь! – Борис присел и поцеловал дочь. Ее носик действительно был еще немного красным, но выглядела она вполне здоровой.

– Ты завтра отвезешь ее в садик? – спросил Кирилл на прощание.

– Да, как обычно – Грайворонский взял дочь за руку, и они вместе зашагали по ступенькам вниз.

– Пока, Алисонька!

– Пока, Кирилл! – попрощалась девочка уже с пролета ниже.

Отец и дочь дошли до машины. Грайворонский усадил ребенка в детское кресло после чего протянул ей подарок – новую куклу, которую ему впервые пришлось выбирать без чьих-либо подсказок, разве что консультанта в магазине, который упомянул, что это сейчас самая популярная игрушка среди девочек дошкольного возраста. Сам Грайворонский скептически относился к куклам, поскольку предпочитал игрушки, которые развивали мышление или фантазию ребенка, но в этот раз пришлось выбрать самый простой вариант.

– Спасибо, такая у меня уже есть, Кирилл подарил, ― девочка с улыбкой приняла подарок.

– Ну отлично, будут близняшки. Сможешь выбрать какая из них будет злобной, – Борис пытался скрыть досаду за шуткой, которая вряд ли подходила для пятилетних.

– Почему какая-то из них должна быть злобной? Почему они обе не могут быть хорошими?

– Вообще, конечно, могут, Лисюнь. Пусть обе будут хорошими.

– Вот у нас в садике есть близнецы, Саша и Маша.

– Их родители явно не страдают от недостатка фантазии.

– Почему?

– Извини, просто мысли вслух. Так что там с Сашей и Машей?

– Они близняшки. Правда Маша – девочка, а Саша – мальчик. Но они все равно очень сильно похожи. Разве что у них одежда разная. Не будет же Маша ходить в мальчиковой одежде.

– Само собой.

– Так они оба добрые. Маша мне разрешает играть с ее игрушками, а Саша, мне его игрушки не интересны, он отдает мне свои конфеты иногда, так как ему запрещают много есть сладкого.

– А тебе разрешают?

– Мама мне тоже не разрешает, но, когда Саша приносит мне конфету, я всегда ее беру. Потому что он хороший, и потому что мне нравятся конфеты.

– Лисюнь, маму тоже надо слушать, она же не будет тебе рекомендовать плохое. Поэтому, когда в следующий раз Саша будет предлагать тебе конфету вежливо откажись или, чтобы он не обижался, отдай кому-нибудь еще, кому родители не запрещают есть сладкое. Умение отказывать мальчикам тебе еще пригодится в жизни.

– Почему?

– Потому что мальчики не всегда будут давать тебе конфеты просто так.

– А что им от меня будет нужно? Сейчас вот мальчишки не играют с нами.

– Потом начнут.

Грайворонский терпеть не мог выражения «Вырастешь – поймешь», и всячески старался его избегать в беседах с дочерью. Потому что истины, если их вовремя не донести отчетливо и понятно, никогда не запомнятся, и не пригодятся в последующем. В принципе, это же работает и со взрослыми.

– Что-нибудь хочешь послушать, пока едем? Что тебе сейчас нравится?

– Мне нравятся песни из сказки про мальчика-волшебника.

– Гарри Поттера?

– Кого?

– Что за мальчик-волшебник?

– Это мультик про мальчика, который попадает в волшебную страну с зачарованным лесом, и помогает другим героям с их проблемами.

– Похоже на мою жизнь, ― задумчиво произнес вслух Грайворонский, выруливая на оживленное шоссе.

– Почему? Ты тоже был мальчиком-волшебником?

– Нет, Лисюнь, волшебником я никогда не был. К сожалению. Было бы намного проще. Так, песен про зачарованный лес у меня нет. Агата Кристи вряд ли тебе понравится, хотя…

– Кто?

– А так, музыкальная группа раньше была одна. Давай посмотрим, что играет по радио.

– Давай.

Грайворонский принялся переключать радиостанции, но ничего подходящего не находил. Поп-хиты, джаз, новостные дайджесты и скучнейшие диалоги. В конце концов он наткнулся на детское радио с песенками из старых советских мультфильмов.

– Ты знаешь эти песни, Алис? Мне родители ставили их в детстве.

– Да, слышала, ― ответила девочка без особого энтузиазма.

– Оставить или поискать еще что-нибудь?

– Можно оставить.

Из динамиков заиграли Бременские музыканты, Грайворонский сосредоточился на дороге, а его дочь, вполуха слушала песню, наблюдая в окне за вереницей уличных огней.

Через полчаса они добрались до места. Квартира Грайворонского располагалась в ближайшем замкадье – маленькая двухкомнатная квартира в старом пятиэтажном доме, площадью ровно в два раза меньше, чем та, из которой пришлось уехать. Убранство было спартанским, только все необходимое, что нужно для жизни. Из излишеств можно было выделить только акустическую гитару, висевшую на стене, артефакт из творческой юности, но Грайворонский к ней практически не прикасался, разве только для того, чтобы протереть пыль раз в месяц. На фоне остальной квартиры только маленькая спальня выделялась своим уютом – именно она и предназначалась для визитов дочери. В ней были и зеркальце, и красивые занавески, покрывальца и подушки, в углу аккуратно были расставлены игрушки, которые Алиса оставляла после своих визитов. После того, как Борис отвозил дочь в садик на следующий день, то не трогал ничего в комнате, сохраняя внутри маленький беспорядок, что оставляла Алиса, просто ради того, чтобы как-нибудь вечером открыть дверь в спальню, и посмотреть на нее без какой-либо цели или смысла. Только в вечер накануне следующего приезда дочери он готовил комнату для постоялицы: прибирался, менял белье на кроватке, аккуратно собирал игрушки.

Борис с дочерью зашли в квартиру. Она сразу отправилась в свою комнату для инспекции, а Борис в это время быстро оглядел остальную квартиру в поисках того, что следовало бы спрятать от маленькой девочки. Но в этой квартире прятать было нечего, ни от кого. Алиса, удовлетворенная состоянием своего уголка, вернулась в прихожую.

– Ты голодная? – спросил Грайворонский.

– Да, немного.

– Как насчет моей фирменной картошки с курицей?

– Хорошо.

– Тогда скорее же пойдем на кухню, а то лично я умираю с голоду.

Пока Борис резал ломтиками картошку и куриное филе, Алиса за обеденным столом разыгрывала сценку знакомства своих кукол-близняшек. Словно они были разлучены в детстве и сейчас, снова встретившись, выясняли, что нравится им обеим. Удивительно, но нравилось им одно и то же: котята, конфеты, мягкие игрушки и солнце. И делать они умели они одно и то же: лазить по деревьям, считать в уме и разгадывать загадки. Грайворонский вспомнил случай из еще университетской практики, когда разбирали случай двух близнецов, только одному досталось все: талант, умения, внимание, удача, а другому оставались лишь объедки, отсюда рождалась патологическая зависть, которая сохранялась на протяжении всей жизни. Случай был исключительный, поскольку обычно этот сценарий может иметь при братских связях с некоторой разницей в появлении на свет. Но у тех близнецов разница была в полчаса. Биологически эта разница объяснялась положением плодов в утробе и неравномерностью их питания, тем самым развития. Потом в голове сразу же возникла явная библейская отсылка. Пытаясь, вспомнить, что случилось согласно преданиям с Каином после всем известных событий, Борис чуть не отрезал себе палец.

Высыпав все на сковородку и щедро справив маслом, Грайворонский снова повернулся к дочери. Та знакомила остальных своих игрушек со вновь обретенной сестрой: представила ее фиолетовому бегемоту по имени Сергей, совенку и рыжему котенку без хвоста. «Довольно необычный набор игрушек», ― отметил про себя Грайворонский. Его очень порадовало, что бегемот, которого он принес ей на четвертый День рождения, был все еще с ней, и даже был удостоен чести быть представленным первым. И имя, которое Грайворонский ляпнул, не задумываясь в момент вручения, держа в уме одного крупного и трудно раскручиваемого пациента, все еще при нем. Бегемот Сергей крайне благосклонно воспринял пополнение в своем дружеском кругу, по крайней мере, Алиса изобразила, что он встал за задние ноги и начал приплясывать. А вот настоящего Сергея в свое время вырвало на кушетку, после чего он ревел целый час, когда наконец его терапия дала реальные плоды.

Картошка с курицей на сковородке дошли до готовности. Борис достал две тарелки и положил две порции. Девочка отложила игрушки в сторону и взяла вилку. Она управилась только с половиной тарелки.

– Тебе не понравилось?

– Мне понравилось, папа, правда. Просто я не очень голодна. Кирилл покормил меня после садика.

– Ничего страшного. Мне же больше достанется. Если хочешь, в морозилке есть твое любимое ванильное мороженое.

– Мама говорит, что пока я болею, мне нельзя мороженое.

– Как по мне, ты выглядишь уже вполне себе здоровой девочкой.

– Папа, ты же доктор, неужели ты не видишь, что у меня еще есть сопли, ― Алиса достала из кармашка платья носовой платок и назидательно продемонстрировала.

– Действительно. Что же, тогда, боюсь, мороженое останется до следующего раза.

– А ты его не съешь до следующего раза?

– Обещаю, я приложу титанические усилия, но не притронусь к нему.

– Какие усилия?

– А, титанические. Это значит, что я буду стараться очень-очень сильно.

– Хорошо, я тебе верю.

– Что же, чем бы ты тогда хотела заняться? Время еще не позднее. Может быть поиграть во что-нибудь или посмотреть?

– А что у тебя есть поиграть?

– У меня остались твои игрушки. Они в комнате.

– Нет, я из них выросла.

– Как так? Ты еще недавно с ними играла.

– Но, папа, ты разве не знаешь, что дети в моем возрасте очень быстро растут?

– Это правда, Алиса Борисовна.

– У тебя есть мультик про Егора?

– Прости, кого?

– Егор – это мальчик-волшебник. Я про него тебе рассказывала в машине. Мне он очень нравится.

– Можно попробовать его найти. Ты пока отправляйся в зал и располагайся, я сейчас приберусь, и будем искать.

Грайворонский спрятал продукты в холодильник и поставил тарелки в раковину, после чего отправился за дочерью в зал. Та уже успела усесться на диване напротив телевизора и разложить свои игрушки вокруг, приготовившись к просмотру словно к шахматной партии. Одинаковые куклы были по обеим сторонам от Алисы словно офицеры ― не успели они воссоединиться друг с другом, как вновь были разлучены. В роли королевы выступала сама Алиса, в роли короля – бегемот Сергей. Остальные фигуры были расставлены достаточно хаотично, нарушая общую симметричность расклада. Борис сел аккуратно рядом, чтобы никого не потревожить.

– Как этот мультик называется?

– Невероятные приключения Егора в Зачарованном лесу.

– Достаточно исчерпывающее название, ― пробормотал Борис, набирая по букве в окне поиска на своем телевизоре с помощью пульта. Невероятных приключений у разных героев было достаточно много, поэтому поиск нужного мультика занял некоторое время. Это еще оказался и сериал, в котором успели наклепать три сезона.

– Какую серию включать, Лисюнь?

– Все равно, я уже все видела.

Борис ткнул серию наугад и откинулся на спинку дивана. Невероятные приключения Егора заключались в довольно посредственной анимации и сюжетах, содранных из всех ранее выходивших сказках для детей вместе взятых. Пяти минут хватило Грайворонскому, чтобы понять суть, намерения и мотивы героев, а также вероятный финал истории. Конечно, это всего лишь детский мультик, и не следует его начинять совсем уж толстовскими сюжетами. Но ему всегда нравились детские произведения, которые могли быть в равной степени интересны и взрослым. Этот мультик сложно было отнести к таковым. Единственным занимательным отличием Вселенной Егора был главный злодей. Выглядел-то он довольно вторично, какая-то непонятная смесь Шрама из Короля-Льва, Саурона и Кощея Бессмертного, но зато носил крутое имя – Хаос, и вот он как раз и чинил всякие козни главным героям: Егору, его верному псу и маленькой фее – проводнице мальчика в волшебном мире.

Алиса выглядела весьма заинтересованной. Цветастый зачарованный лес полностью увлек ее в свои дебри, так что она открыла рот и машинально гладила бегемота под рукой.

– Как дела в детском саду? Узнала что-нибудь новое? – решил попробовать ее отвлечь Грайворонский.

– Нет, ничего нового, – не отворачиваясь от экрана, по слогам произнесла Алиса.

– Как мама? Занимались чем-нибудь интересным, пока ты болела дома?

– Мама хорошо. Ничем интересным не занимались, ― ровно таким же тоном ответила девочка.

– А друзья-то интересовались, как ты там, пока ты отсутствовала?

– Немного. Папа, ты мешаешь мне смотреть, ― все так же не отрываясь от экрана, но уже с явственной ноткой возмущения произнесла Алиса.

– Извини, я думал, ты уже все это смотрела.

– Да, но эту серию всего один раз.

Грайворонскому ничего не оставалось, как замолчать. Чтобы как-то развлечься, он взял в руки белого совенка из бригады игрушек дочери. Игрушка отличалась от остальных своих красивых товарищей несуразностью из-за криво пришитых глаз, поэтому создавалось впечатление некоторой умственной отсталости птенца. «Хорошо, что дочь проявляет заботу и таскает с собой даже такие странные игрушки», – пронеслось в голове. Грайворонский случайно нажал игрушке на живот, и совенок издал громкое характерное уханье. Алиса повернула голову к отцу с нахмуренными бровками. Борис показательно извинился, пристроил совенка на коленке, и тоже развернул его к экрану.

Оставалась надежда поговорить с дочерью после конца серии, но сразу же началась следующая, и по счастливой улыбке дочери Борис понял, что ситуация сегодня вечером не изменится.

К середине третьей серии глаза дочери были уже в полузакрытом состоянии, поэтому она согласилась с предложением отца отправиться в кроватку. Алиса нырнула под одеяло, устроила своих игрушек рядом на стуле. Грайворонский поцеловал ее, пожелал «Спокойной ночи» и уже собрался уходить, но девочка остановила его в дверях.

– Папа, а почитаешь мне что-нибудь?

– Ты не хочешь спать?

– Хочу, но, пока я болела, мама или Кирилл читали мне сказки, и мне понравилось под них засыпать.

– Хорошо, а что они тебе читали?

– Приключения Егора…

– И команды. Ну разумеется.

– Нет, не команды, а «в зачарованным лесу».

– Я думаю, уже достаточно Егора на сегодня. Я проверю, может у меня осталось что из детских книжек.

Грайворонский отправился посмотреть, что у него хранится на книжном стеллаже, хотя особых надежд на успех не питал. Большую часть составляла научная профессиональная литература, иногда случались редкие вкрапления художественной классики. Пробегаясь по корешкам, его взгляд неожиданно зацепился на тонком корешке. «Да ладно» ― успела промелькнуть мысль. Но да, удача была на его стороне – в его руках оказалась «Алиса в стране чудес и в Зазеркалье». Он уже успел забыть, что у него вообще есть эта книга. Когда пришлось переезжать, он просто пачками клал свои книги в коробки. Когда выставлял их обратно на стеллаж в новой квартире, то для инвентаризации литературы тоже времени особенно не было. Держа книгу в руках, в его голове сразу побежали ностальгические воспоминания, как он нашел эту книжку на бесконечных книжных полках своих родителей, когда Алиса еще не появилась на свет, но уже находилась в заметно округлившемся животе мамы, и как он думал, что сможет читать ей, когда девочка подрастет, про приключения ее тезки.